"Critical Strike" - читать интересную книгу автора (Красильников Сергей)Северное СияниеТепло разлилось от пупка по всему моему телу тремя волнами, и мохнатый комок на животе исчез. Я встал на ноги. И даже не сам встал, а словно бы какой-то металлический прут разогнулся внутри моего тела, вдоль позвоночника распрямился и поднял меня. По рукам и ногам текло страшное, огненное что-то; на голове шевелились волосы. Седина исчезла, патлы до самых кончиков налились здоровым бурым цветом, каким-то звериным окрасом изошли и отросли с невероятной скоростью до самой поясницы. Зрение вернулось в многократном объеме: теперь я не просто видел без очков, теперь я видел все сразу еще и в инфракрасном диапазоне, и в ультрафиолетовом, и в каком-то психоэнергетическом, видел так отчетливо, как никогда раньше. – Джимми! – заревел я. – Революционер сраный! Джимми оторопело обернулся, пару раз ударил в бубен, но никакого эффекта это не возымело. Его заклинания размазывались по мне, как снежинки по стеклу. Я вытянул свой бубен и одним только щелчком по нему отбросил Джимми метра на два. Боковая ветка молнии на мгновение коснулась его; когда Джимми рухнул наземь, снег вокруг него задымился. Он принялся колотить в бубен быстро и ритмично, но сделать ничего не смог. Я спокойно шагнул к нему, остановился возле молнии. Она изогнулась, отодвинулась от меня, очертила контуры моей ауры. – Не делай этого! – крикнул Джимми. – Ты же все читал, все изучил, ты все понимаешь! Ты же все понимаешь, Степа! Денег, которые одолжили стране, хватит до лета, в лучшем случае – до осени, но это все! Все!! Закроются школы, полиция, больницы, откроются тюрьмы – и все! Потом будет конец света, Степа! Я ударил в бубен, и молния поблекла. После очередного удара бубен лопнул: оказалось, мои ногти превратились в когти, и я порвал кожу бубна, разорвав на два куска морского змея. – Степа, я же для страны старался! Это единственный вариант сейчас: объявить дефолт, изолироваться и начинать с нуля, с каменного века. Это единственный возможный вариант, я все просчитал! Степа, не губи… Конец света, Степа! Я его остановить хотел, а не устроить! Я хотел нанести по кризису критический удар! Я отбросил бубен и протянул руку к молнии. Она изогнулась еще дальше, но я смог ее ухватить. Ужасно жгло ладонь, однако я совладал с болью, потянул молнию на себя, сжал изо всех сил, скрутил, и в следующее мгновение стало темно: молния исчезла. – Вот тебе критический удар! – отозвался я звериным рыком. – Идиот! Идиот!! – орал Джимми. Он вскочил и залупил в бубен еще сильнее, двинулся ко мне. Я поднял с земли почерневший Жезл Северного Сияния, перекинул сумку с батареей деструкции через плечо и направил стальной нерв на Джимми. – Ты точно идиот, Степа! – кричал он. – Меня нельзя убить, мне ничего нельзя сделать! Положи жезл и отойди, дай мне закончить начатое! Одумайся, пока не поздно, Степа! – Никто тебя и не собирается убивать, – прогремел я чужим, низким голосом. – Просто ты у меня пять сантим в баре занял на пиво. Одолжил. В кредит взял. Джимми бросился в сторону, хотел нырнуть в кусты, но не успел. Я нажал на выключатель, и он загорелся разноцветными всполохами северного сияния в ярком свете жезла. Последнее, что я запомнил, – это его отчаянный, печальный взгляд, взгляд проигравшего, в красных, бордовых и пурпурных отблесках. Как только Джимми исчез, Жезл Северного Сияния с тихим щелчком потух: спираль белого каления разорвало надвое. Я бросил на землю артефакт, превратившийся в бесполезную груду металла и, опустившись на четыре лапы, рванул вниз по скользкой детской горке к раненой Марго. – Марго! Марго, это я! Она обессиленно подняла голову; я опустился на Марго, поднял за плечи своими звериными руками и поцеловал, как мог сильнее поцеловал в губы, и она ожила, чуть оттолкнула меня даже: это еще что за приколы, Степан? Полезла куда-то в карман. – Что ты делаешь? – спросил я. – Где мой… фотоаппарат? – озадаченно пробормотала Марго, рассматривая меня. Я поцеловал ее еще раз: с тобой все порядке, милая, ты все-таки жива, и ты даже не представляешь, насколько я рад, что все закончилось. В глазах вдруг помутилось, дополнительные способы зрения померкли. – Я тоже люблю тебя, – сказал я ей на ухо. Как-то странно, привычно, до боли знакомо начал пульсировать пупок, в руках появились жуткая слабость, усталость – и я сполз на бок, опустился на землю и ослеп. Когти втягивались, стержень в спине растворялся, силы сползались обратно в живот. – Вот и все, – прошептал я. Квартиру на Дзирциема мы с Ящиком прибрали и сдали хозяевам. Он переехал жить к Элли, я – к Марго. Раз или два в неделю мы встречались в баре или у кого-нибудь из нас дома, сидели, болтали, пили пиво. Маргарита понемногу оттаивала, отходила от своей мизантропии и даже привыкла к тому, что ей надо каждый раз заново знакомиться с Ящиком и Элли. Я сделал предложение, она согласилась. Мы с ней устроили небольшую шаманскую свадьбу. Ящик вытатуировал на моем запястье бабочку, а на ее запястье – маленького напуганного хорька, поднявшегося на задние лапки. С незнакомого номера недели через две мне пришло сообщение: “Я наконец играю в оркестре”. Я хотел сохранить номер, но передумал, стер и тихо про себя улыбнулся. Думаю, он все же нашел свою дорогу. Зрение ко мне так и не вернулось до конца. Оно стало даже хуже, чем до ритуала, пришлось покупать более мощные очки. Но это было все же лучше, чем полностью ослепнуть, а я не видел абсолютно ничего первые два дня и уже начинал бояться, что это останется навсегда. Утешал себя тем, что по крайней мере ко мне вернулся цвет волос. Северного сияния над Латвией мы не допустили, но какое-то влияние наш несостоявшийся ритуал тем не менее возымел: магистр Годманис покинул пост. Я прочитал об этом в газетах. Мне было одновременно и грустно, и хорошо. – Я знаю, как остановить кризис, но мне не дали этого сделать, – сказал магистр перед уходом. И это было, конечно, печально, но я надеялся, я верил, я знал: на его место придет новый магистр, и он уж что-нибудь точно придумает, он-то уж как-нибудь разберется, а я помогу, как смогу, если смогу. И даже не я, а мы. – Мы! – говорил я. Мы собирали новый круг. – Мог бы и раньше спросить, – пожала плечами Марго. – Я же тебе говорила, я нормально только с шаманами могу общаться. Я знаю всех шаманов в радиусе пятисот километров, если не лично, то хотя бы косвенно. – А координаты? – Имеются. Мы собирали новый круг. Вначале нас было двое, потом трое, пятеро, шестеро. Многие отказывались, однако я ездил по Латвии, навещал уставших от жизни, ушедших в себя, уединившихся шаманов и рассказывал им о ритуале. Некоторые соглашались. Иногда не сразу, но соглашались. – Еще один. Теперь нас восемь, – сказала Марго, повесив трубку. – Не знаю, что ты там уж ему рассказал, но он с нами. – Говорил одну правду, – улыбнулся я. На моей ладони копошился маленький беспомощный мохнатый комочек, тыкался носом в палец и неловкими движениями слизывал с него капельку молока. Я закрыл дневник и опустил его в костер. Последняя запись была дочитана, и он мне больше был не нужен. Я сжег его там же, где исчез сумасшедший Джимми, на вершине Дзегужки. Вместе с дневником шипел, чернел и обугливался Жезл Северного Сияния, из расплавленного аккумулятора вытекала едкая жидкость. Порванный бубен морского змея сгорел почти моментально, от него осталась только зола. Я поднялся и посмотрел на Ригу. Где-то далеко восходило солнце, проезжали первые утренние машины, и что-то свежее, что-то нежное и тонкое дышало с небес. Без всяких сомнений, это был радужный даль. |
|
|