"Critical Strike" - читать интересную книгу автора (Красильников Сергей)

Период полураспада

Я практически не спал всю ночь. Ворочался в полубреду, отмахивался от призраков прошлого, звал Серафима. Серафим был рядом, он лежал под боком, но во сне находился где-то кошмарно далеко, во сне он никак не мог мне помочь. Снились мне какие-то запутанные черные руины и отцовский голос: давай, Степа. Давай же. Попробуй вызывать духов – это элементарно. Бить в бубен – это просто. Давай же, у тебя получится…

– Не получается, пап… Я не могу.

Это я сказал вслух. Поднялся, вытер холодный пот со лба. Меня знобило.

Я прошелся по квартире, выпил одиноко стоявшую в холодильнике банку керосин дринка. Дома никого не было. Ящик, очевидно, ночевал у Элли, Александр – у Даце, а заходить в темную, пустую комнату Бори мне было страшно. Почему-то казалось, что оттуда до сих пор доносится его тоскливая, тяжелая мелодия. Я позвонил Марго.

– Ммм? – промурчала она. – Скучаешь?

– Можешь честно ответить?

– Ну.

– Ты любишь меня?

Марго замешкалась.

Ты не любишь меня, верно? Ты не любишь меня?

– Я никогда никому этого не говорила. Ты хочешь вот так…

– Прости.

– Ложись спать. Завтра ритуал сложный.

Я лег в кровать, но все равно до самого утра заснуть не смог, так и отвалялся. Хотел еще позвонить отцу, но передумал: пора уже начать самому разбираться.

С восходом солнца мне полегчало. Я раздвинул шторы, и радужный даль слабо, но уверенно вошел в комнату. Все было так же, как и в тот день, когда я видел его отсюда впервые: туманная пелена, редкие машины на дорогах, высоченная труба и нежный поцелуй небес надо всем этим, и по фигу, что кризис.

Я обнял Серафима и наконец уснул, уснул так крепко, что проспал почти весь день.

На улице уже темнело: пора было готовиться к ритуалу. На всякий случай я все же позвонил отцу, спросил, как проходит ритуал, чего делать и как.

– Это слооожно, Степка, – ответил отец. – Ты такое не осилишь. Ты даже круг не соберешь.

– Круг уже есть. Так что с ритуалом?

Отец тяжело вздохнул.

– Это целая история. Такое раз в сотню лет бывает. Сначала фигуру сложную чертят, навроде круга магического, особливо по числу собравшихся шаманов. Потом все садятся в круг, начинают в бубны бить. Что-то вроде массового камлания происходит, только немного по-другому. Когда камлаешь – поешь о своем, а тут надо всем вместе, на одной ноте, в одну душу запеть, воедино слиться. Образуется такое сверхсущество, превосходящее по мощи многих духов, этакая гидра шаманов. Выгибается в тонкий мир, потом во внешний, в самый высший слой и тянет духов стихий, самых могущественных, каких можно, тянет в воронку и просит помочь. Духи, если правильно ритуал проводить, помогают. Понимаешь?

– Понимаю.

– Степка, только ты сам ведь знаешь, ты ведь…

– Знаю, пап.

Он снова вздохнул.

– Удачи, сынок, – сказал он.

Я заварил кружку кофе и сел на кухне. Серафим подкатил ко мне мячик, и я раза два бросал его, а он приносил. Я курил трубку, настраивался. Почему-то страшно не было, почему-то я был уверен, что справлюсь.

– Слушай, Степ, – тихо позвал Ящик. – Я понимаю, ты сейчас ритуалом своим занят, обдумываешь все, но тут одна проблема насущная появилась.

– Какая проблема?

Ящик вошел в кухню и сел рядом.

– Нам без Бори за квартиру платить труднее будет, понимаешь? Больше с каждого получается. И комната одна пропадает. Но я так подумал: вы же с Александром в одной вместе живете, кто-то из вас может занять Борину. Только я вождя найти не могу, трубку не снимает.

– У Даце, наверное, застрял, – кисло улыбнулся я. – Намного больше платить придется?

– Порядком.

– Давай после ритуала решим.

Ящик кивнул. Допив кофе, я засунул в карман куртки бубен, усадил за пазуху Серафима и вышел.

Ритуал проводили на Дзегужке. Дзегужкалнс в переводе на русский – Кукушкина гора, самая высокая естественная точка Риги, двадцать восемь метров над уровнем моря. Когда-то давно, в семнадцатом веке, тут сектанты собирались, в восемнадцатом кладбище было. Потом сделали парк: эстрада, детская площадка, зимой – горка для катания. Джимми сказал, что это оптимальное место для ритуала.

– Только почистить местность надо, – заметил он, криво глянув на трех гопников, распивавших пиво на ступеньках неподалеку от вершины. Марго достала бубен бабочки, расправила на плечах красную шаль и несколькими ударами разогнала алкашей: те напуганно поднялись и ушли. Мы остались на вершине втроем.

С высоты открывался изумительный вид. Ночная Рига разлеглась перед нами пульсирующими внутренностями, теплым сердцем огоньков, нервными сплетениями дорог и честными, живыми глазами башен. Я даже почувствовал нечто вроде радужного даля, поднимающегося с земли, но досмотреть не смог: меня одернул Джимми.

Он вообще как-то торопился с ритуалом.

– Ну начнем уже? – спросил он, поглядывая на часы.

Никакого магического знака на земле не было. Джимми просто разложил на снегу Жезл Северного Сияния, спираль белого каления была направлена в небеса – вот и все его магические приготовления. Марго задумчиво поглаживала бубен.

– Ты бей, – сказал Джимми, – зови вместе со мной. И ты, Маргарита. Я задам направление, а вы поддержите: одному мне не справиться.

Ветер трепал мои седые волосы.

– Марго, ты только осторожно… – попросил я.

Это ты себя береги, ответила она взглядом.

Джимми вытянул черный кожаный бубен и быстро, красиво застучал. Марго ответила ему на бубне бабочки, я достал бубен морского змея и присоединился. Серафим выбрался из моего кармана и залез на плечо, а потом на голову.

Поддерживать Джимми было легко и приятно: играл он профессионально, качественно, и подыгрывать было одно удовольствие. Кажется, Маргарита чувствовала то же самое – она гнала в один ритм с ним. Я пару раз пропускал удары, но в целом держался вроде бы неплохо. Серафим задвигался на голове, больно дернул за волосы и как-то сменил вдруг центр тяжести: встал на задние лапки. Вскоре ритуал принес первые плоды: хотя Жезл Северного Сияния был выключен, над ним начал появляться слабый рассеянный свет, воздух стал разреженным и чистым.

Песий Бес доживал последние минуты.

Джимми запел, и его голос разнесся со всей высоты Дзегужки, надо всей ночной Ригой, его голос расправился гигантскими крыльями, гигантским плащом над яркими огнями. Над жезлом мелькнуло несколько вспышек, однако это было не северное сияние, это были молнии. Я хотел подпеть, но у меня ничего не вышло: Джимми пел один, мы с Марго просто стучали в бубны. Марго отрицательно качнула головой – не надо, Степ. Пускай он сам. Я снова чуть не сбился, наспех вернулся в ритм, и в воздухе мелькнуло еще несколько вспышек. Голос Джимми восходил вверх, в небеса, в самое нутро неба, в его темное ночное чрево – и я вдруг сообразил: Джимми делает то, что умеет делать лучше всего.

В следующее мгновение моя догадка подтвердилась: в жезл ударила страшной силы молния.

Мощная, ослепительно белая, пульсирующая, невероятной силы молния. Это была чудовищно сильная магическая молния, молния из черного ночного безоблачного неба. Белый таракан визжал и бился, темнел на глазах. Через несколько секунд он стал черным, но не умер, а только еще больше взбесился. Молния держалась стабильно, давала боковые удары, вибрировала, менялась, однако никуда не исчезала. Джимми опустил бубен, обессилено кивнул нам: хватит.

Я рухнул на землю, лицом в холодный снег. Серафим в последний момент успел спрыгнуть.

– Степа! – крикнула Марго. – Степка!

Она подбежала ко мне, обняла.

Вставай, Степка, вставай. Поднимайся.

Я сейчас… Сейчас поднимусь.

– Не начинайте без меня, – попросил я, упираясь руками в землю. Как же, пропустить такой момент, подумалось мне. Восемьдесят процентов страны живет в долг. Восемьдесят процентов страны – ненастоящие.

Я поднял голову и увидел Джимми. Он сидел возле магической молнии, связывающей небо и землю, в руке у него был выключатель Жезла Северного Сияния, на лице – блаженная улыбка. Свет жезла должен спроецироваться через молнию надо всей Латвией.

– НЕЕЕЕЕЕТ!!!

Из последних сил я вскочил, налетел на него и отбросил в сторону.

– Джимми, ты соображаешь? Соображаешь, что сейчас будет?!

Молния изгибается белой змеей за моей спиной. Джимми на снегу передо мной.

– Мы же сейчас не Песьего Беса, мы всю Латвию сейчас с лица земли сотрем! Тут все в кредитах! Тут все, все в кредитах! Тут все ненастоящее!

– Именно.

– Нет! Одумайся! Мы никого не вылечим, Джимми.

– Хирург спит, опухоль растет, – ответил он хриплым голосом. – Надо рубить сплеча.

– Нет!

– Нет так нет. В любом случае спасибо за помощь.

Он медленно поднялся, подошел ко мне вплотную.

– Джимми, она же и на людей, возможно…

– Действует, – спокойно согласился он. – Я проверял. У Александра машина была в кредит, помнишь?

– Сука!

Я размахнулся для удара, но у меня ничего не вышло. Руку неведомой силой заломило за спину, и я упал, ударился лицом о какой-то пень или корягу. Попробовал встать и снова упал – Джимми отбрасывал меня, не двигая даже и пальцем, а я ничего не мог сделать, я был истощен вызовом молнии.

– Ублюдок! Как ты мог? Он же хороший был человек, он мой друг был и твой друг!

– Не было у меня никогда друзей, – пожал плечами Джимми и перешагнул через меня.

– Марго, останови его! – Я сплюнул кровь и снова попробовал подняться. Под одеждой скользнула линия тепла: Серафим забрался под футболку.

Марго не останавливала его.

Я люблю тебя, говорил я взглядом. Я люблю тебя больше всего на свете. Я люблю отца, Нину, друзей своих, всех людей люблю, люблю эту страну, но больше всего люблю тебя.

Марго холодно посмотрела на меня: я ненавижу людей.

Вот оно что. Я тут был ни при чем – Джимми уговорил ее участвовать в ритуале по другой причине. Он сыграл на ее мизантропии. Маргарите было по фигу государство и кредитный пузырь, но избавить мир от восьмидесяти процентов населения небольшой страны для нее было вполне приемлемым и даже приятным занятием.

Марго, прошу тебя. Люди ведь тебе ничего не сделали. Они просто так устроены, они чувствуют, переживают, они думают и действуют. Да, иногда допускают ошибки, и все же в целом они хорошие, они стоят того, чтобы с ними жить, и пускай Нина говорит, что это обыкновенный стадный инстинкт, но они хорошие, честное слово, хорошие. Прости их.

Извини, Степа. Я люблю тебя чуть больше месяца, а людей ненавижу почти всю свою сознательную жизнь. Они же не умрут, они просто исчезнут.

– Нет! – снова закричал я, и снова поднялся, и снова бросился на Джимми. Отец как-то пытался научить меня приемам психоэнергетической борьбы, но я мало чего освоил, да и гнев, застилавший мой разум, напрочь стер все эти хитроумные способы ведения поединков, и осталось только что-то звериное и примитивное. Я схватил ногу Джимми и потянул на себя, а потом вцепился в нее зубами.

– Степа, ты меня достал.

Он чуть шевельнул ногой, ударил в свой черный бубен, и я лег на землю окончательно. В груди что-то лопнуло, разорвалось, растрескалось, разошлось по швам и развалилось. Боли не было, но было понимание того, что это конец, то ли мне конец, то ли стране, но в любом случае конец.

Критический удар.

– Степка! – отчаянный крик Марго. – Я люблю, люблю тебя!

Туман перед глазами: очки остались в снегу. Красное пятно Марго летит ко мне; еще один такой же удар в бубен – и черная тень Джимми закрывает ее от меня. Марго падает на землю, соскальзывает по льду и пропадает. Кажется, там была детская горка. Тело Марго укатилось вниз по горке: я слышу шуршание. В воздухе – ветер и электрические разряды.

– Жалко, что так кончилось, – говорит Джимми. – Ты мне очень помог. Слабый, жалкий, бесхарактерный. Прямо как пластилин. Я вылепил именно то, что мне надо было. Всю осень за тобой следовал, всю осень… Александр, я поеду на море. Поеду, помучаю Степашку… И собрал же ведь ты как-то жезл, за что тебе большое, конечно, спасибо.

– Сс… сука, – еле выговорил я.

– Слабак, – презрительно хмыкнул Джимми и плюнул на меня. Темное пятно двинулось к белой пульсирующей полосе молнии, и я закрыл глаза.

– Я сс-самый сильный шаман во… во всем мире, – пробормотал я из последних сил.

Теплая когтистая лапка Серафима вдавливается в мой пупок.