"айный язык птиц" - читать интересную книгу автора (Голованов Василий)XФедька с Сашей на Федькиной «Ниве» подкатывают к центральному городскому рынку. Вокруг – город. Трамваи, машины, люди снуют… Густо народу. Федька паркуется, оба вылезают, Федька дергает одну дверь, другую – крепко ли закрыто. Цыгане проходят. Разный вообще ходит народ. Они двигаются в сторону рынка. То есть просто идут между товаров, которые в линию выставлены прямо с двух сторон тротуара, – какие-то вешалки с невообразимым количеством шмотья, брезентовые подстилки с сантехническими принадлежностями; здесь мужик торгует винтиками-гаечками из трех небольших чемоданов; рядом – несколько геологических разломов библиотек советской эпохи, пласты полузабытых книг и целый развал бестселлеров того времени: М. Горький – «Фома Гордеев», «Жизнь Клима Самгина». Л. Леонов – «Вор», Каверин – «Два капитана», Гайдар, Симонов, Сергеев-Ценский… И тут же – в стопках – полные собрания Толстого, Достоевского, Тургенева, Маяковского. На «парадных» местах – Дарья Донцова и Борис Акунин… А тут – уже за рыбалку разговор… Крючки, блесны, самодельные колокольчики из гильз 16-го калибра, грузила для донок, сачки и аккуратно припрятанные сети. Банки импортной краски, кисти. Бензопила. Ни логики, ни метода на первый взгляд во всем этом развале нет – но каждый точно знает свое место. Руки, лица у продавцов – загорелые, лишь возле глаз белые морщинки от постоянной зажмуренности на солнце. Два пацана клянчут деньги: «мамка выгнала», тут же совершенно копченая бабка продает копченую же, но перед этим, несомненно, протухщую рыбу. Вор-карманник прохаживается, поглядывая на женские сумки и мужские карманы. Другой вор сует всем за триста рублей пилу-«болгарку», которую он где-то подтырил, и каждому ясно, что он – вор и пила краденая, и никто, несмотря на убийственно низкую цену, товар у него не берет. Но и тот не зря ведь ходит-продает: знает, что обязательно найдется один, кто не побрезгует, которому что – что ворованная?! Зато всего за триста. И возьмет. И никогда не знаешь – какой он, этот единственный покупатель – ну, хоть с виду. Потому что все совершается мгновенно: только что был мужик, продавал «болгарку», ан делся куда-то, а в этом толстяке с дерматиновой сумкой и добропорядочным пузком и не заподозришь скупщика краденого… А еще дальше мужичок стоит, и весь его товар – колода карт. Какой-то фокусник подходит и, изумляя самого продавца, берет эту колоду правой рукой – и вдруг без малейшего усилия – она у него карточка за карточкой перелетает в левую. Делает удивленное лицо: – Э-э, неполная! Восемнадцать карт всего! – Ну и что, что неполная. Вам не нравится – не берите. Может, другой возьмет… В общем, как и всякий провинциальный базар, рынок Астрахани – это – что-то! Тут не покупать, а жить надо, за характерами, за людьми наблюдать или уж бросаться в факутуру-натуру, в кипы «Роман-газеты» или в железяки какие-нибудь и рыться в этих железяках хоть целый день. Переберешь гроздья ржавых ключей – и вдруг наткнешься на ключ старинный, немецкой работы. Там и ядро, наверно, можно найти. – Откуда ядро? – Кто ж иё знает? Должно, Стенькино… И так дальше: книги, цепи, веревки, шмотки, ширпотреб китайский. Ножи. Федька один нож смотрит: – Сделано красиво, а сталь паршивая. Твердая. Точиться не будет. Китайский, что ли? Продавец кивает. Федька мотает головой: – Куда ни глянь – «Мэйд ин Чина». Из Турции везут – то же самое, Китай. А что ж Расея? Хоть бы, блин, сапоги, что ли. Или носки. Ничего! Тока водка… Но, в общем, идет он быстро, не задерживаясь возле торгующих. Федька правит в крытый павильон, на рыбный рынок. Там на столах разложено то, что продавцы так любят расхваливать покупателям: балык, осетрина горячего и холодного копчения, свежая… – Пажал-ста! Осетринка любая свежайшая! – заметив самоуверенно поглядывающего в разные стороны Федьку, рассыпаются два-три продавца. – Икорка есть, икорка, – скороговоркой-полушепотом сообщает один, опустив очи долу. Но Федька на рыбу не смотрит. На лица смотрит. Ага, узнал. Подмигнул. Тот ответил. Подходит к продавцу: – Здорово, Юр. – Здорово, какими судьбами? – Да по жизни, по жизни сносит. – Опять, что ли, к нам? – Я Гурьяна ищу, Гурьяна не видал? – Да здесь он где-то был… Пройди вон во двор. Федька с Сашей проходят во двор рынка. Во дворе стоит красный «Жигуль» с открытым багажником, полным вяленой чехони. На заднем сидении сидит цыганка в цветастом платке, считает толстенную пачку денег, у машины стоят два мужика, тоже цыгане, в шляпах, пьют пиво, шелушат чехонь. И третий – толстый мужик, здоровый, пьет пиво, наливая в кружку. Степенно. Стараясь не нарушить расстановки и не воткнуться в чужой разговор, Федька подходит. Разговора, вроде, нет. Степенный мужик поднимает глаза. – А-а, Федя? – Мое почтение, Гурий Аверьяныч… – Подходи, не смущайся. Пивком, мож, угостишься? – Да если за компанию… – Какие проблемы? Рыбку бери, пива, рассказывай… Ящик пива стоит прямо в багажнике, среди чехони. Федька берет бутылку, поддевает крышку ключом, берет чехонь, отламывает ей голову, начинает чистить… – Свежая… – А друг твой чего робеет? Подходи! Как звать? – Саша. – Вот, Сашкбу тоже дайте. – Не пьет он, – досадливо говорит Федька. – Совсем не пьет? – ровно удивляется Гурий. – Это как понять: по здоровью или из принципа? Саша смотрит на Гурия, не знает, что отвечать, в то же время чувствует, из-за него Федька в дурацкое положение попал. – Я, дядя, птицей могу крикнуть. Любой, какой хочешь, – говорит Гурию Саша. Тот усмехается. Цыгане тоже смеются. – Ну, индюка покажь. Сашка надувает грудь и вдруг натурально начинает клекотать индюком. Один цыган не выдерживает, ржет, пиво у него изо рта проливается пеной. Видны золотые зубы, дырка меж зубов. – Ладно, ладно, – говорит Гурий. – А соловьем можешь? Люблю соловья. Сашка отходит чуть в сторону от пьющих. Останавливается в тени. И вдруг начинает отщелкивать: щёк! щёк! щёк! фиуи-иуть! иу-ррр-тт-ц! (Не отличишь от птицы.) Гурий смотрит на него серьезно. – Ладно, бог с тобой, парень, ты, значит, на птичий лад живешь… – Смотрит на Федьку: – Ну а ты? Ты с чем пожаловал? – Да вот подзаработать хочу. – Много щас у нас не заработаешь… Икру-то похерили, знаешь? Не идет икра, запрет повсеместно. Ну а рыба – сам знаешь – тут тонны надо. – Ну что значит – тонны? – спав с лица, говорит Федька. – Штук десять – это сколько потянет? – Долларов триста. – Да-а… – Ты пей… Может, не стоит тебе ввязываться? – Да уж все, решено. Куда привозить рыбу-то? – В Марьевку. Егора спросишь, он примет, расчет даст. Когда идти собираешься? – Лодку надо глянуть, – Федька говорит. – Где она у тебя? – В Самосделке стоит, на Старой Волге. – А-аа, – говорит Гурий Аверьяныч. – Бывал… Там же места были рыбные – ох и места! Сейчас обловили все, даже не суйся. За раскаты уходи, в море. Только учти: сейчас на погранцов нарвешься – добра не жди. Эти хуже рыбнадзора, хуже милиции… – Ладно, ученые. – Мое дело – предупредить. – По рукам, значит? – Ты меня не подводил – я тебя не подведу. Федька допивает пиво. Ставит пустую бутылку в ящик. – Ну, тогда бывай, Гурий Аверьяныч. – Удачи, Федя, с этим твоим соловьем. Цыгане смеются. |
|
|