"Хирургическое вмешательство" - читать интересную книгу автора (Серегин Олег)

3

— Во-первых, уясни главное. Шансов у тебя нет.

Жень дёрнулся, как от удара.

— Они тебя найдут, — без жалости рубил Дед. — Раньше или п-позже. Не надейся, что скроешься. Тебя ещё не нашли потому, что всерьёз и не ищут. Ждут, когда замучишься бегать. Т-тебя гоняют неофиты и обычный угрозыск. Как только иерархи решат, что пора, тебя найдут через полчаса. У них отца т-твоего слепок т-тонкого тела остался.

— А Ксе… — едва разлепил губы Жень.

— А Ксе дурак.

— Дед… — слабо сказал Ксе.

— У тебя одна есть надежда, — продолжал Дед. — Т-только не думай, что шанс есть. Надежда твоя в том, что Матьземле не всё равно. Линии в-вашей, я думаю, лет этак тысяч пять, и если её из Матери сейчас выдернут н-некие особо умные люди, то даже ей, при всей её тупости, будет больно… Но шансов у тебя нет.

Договорив это, Арья ссутулился и вмиг постарел лет на десять. Оборотился, шагнул к массивному кожаному креслу, попытался придвинуть ближе к дивану, но недостало сил. Ксе вскочил, помог учителю. Арья сел, тяжело вздохнув, и снова глянул на Женя.

Тот, одеревеневший и точно выцветший, смотрел в пол.

Молчал.

— Д-да… — едва слышно проронил Дед, смежая веки. — Д-дела…

Ксе опустился на диван рядом с Женем. Сжал ладонью его плечо. Тот, не глядя, сбросил руку шамана; лицо Женя исказилось.

— На кой хрен я сюда припёрся, — прошипел он, подымаясь. — Чтобы меня… чтобы мне… Я уйду сейчас! Мне плевать! Я… пусть найдут! Пусть, суки, попробуют! Я их поубиваю нахрен! Имею право!

— Сядь! — пророкотал Дед, поднимая горящие страшной чернотой глаза; тяжёлые старческие веки набрякли, морщины пролегли чётче.

Божонок сел и упал лицом на колени.

— Имеешь, — негромко сказал Арья. — Ты вот К-ксе на улице давеча за жреца принял. Убил?

Плечи Женя вздрогнули.

— Я тебе объяснить пытаюсь, — пасмурно продолжал Дед, — что ты можешь сделать.

«А взгляд?» — думал Ксе. Была минута, когда он по-настоящему боялся Женя, когда глубоко внутри инстинкт кричал, что перед ним опасность, существо, от которого нужно бежать. И что?..

— Что я могу, — одновременно с его мыслями, глухо и горько сказал Жень. — Я только пугать могу. Ну и ножом… блин, если б у папки хоть пистолет был! Ему ж и не надо было пистолетов…

Арья вздохнул.

— Ты при живом отце сколько времени бы взрослел?

— Да сколько угодно, — голос Женя тоскливо дрогнул. — Хоть сто лет, хоть двести. Я что, папку бы спихивать стал? Он… такой. Суперский. Папка. Был.

— А теперь?

— Не знаю.

— Сколько времени прошло с его… — и Дед, минуту назад игравший в жестокосердие, замялся, — с тех пор как ты…

— Месяц, — хрипло сказал Жень.

— И с тех пор ты бродяжничаешь?

— Ну… почти. Они же не могут, если в кумирне вообще пусто, — божонок поднял голову. — Они сразу… припёрлись. Ну я и смылся.

— А сестра как же?

Жень сморгнул.

— У тебя должна быть сестра-близнец, — сказал Арья. — Мать Отваги.

Жень открыл рот и закрыл. Губы у него снова дрожали; участилось дыхание, вздулись неюношеские мускулы, как будто маленький бог отчаянно сражался с чем-то внутри себя.

— Где твоя сестра? — медленно спросил Арья, и Ксе увидел, что учитель бледнеет.

— Нету, — через силу ответил Жень и добавил сквозь сжатые зубы, — больше.

В окно светила луна. Только что хлестал дождь, но кончился, с ним стих и ветер, трепавший ветки; теперь было спокойно. Деревья оледенели в неподвижности, тучи разошлись, между ними проглянула синяя тьма Неботца, закутанная в призрачный лунный свет. Серые капли сгинувшего дождя едва поблёскивали на оконном стекле, и в самом низу, на раме, дрожал и всё не мог сорваться прилипший, иззелена-жёлтый берёзовый лист.

Голос Деда звучал простуженно и сипло, но, против обыкновения, Арья почти не заикался. Он припивал из блюдца чай, жевал бутерброд и говорил. История была длинная, говорить ему предстояло долго.

— Я человек старый, — предупредил он в самом начале, — бессонливый. Пару часиков завтра в самолёте п-покемарю, мне и хватит. Ты сам скажи, когда соображать перестанешь, я тебя спать пошлю…

Дед оставался до утра; утром его на машине забирал Лья, а вещи его, оставшиеся дома, в Чертанове, — Юр.

Жень спал на диване в гостиной.

В окно светила луна, как светила и лет шестьдесят назад, когда кухня была коммунальной, и за окном тоже качались деревья, хоть и не те, что сейчас. Сандов евроремонт казался чужим и ненужным: изо всех щелей ползла булгаковская нечисть, и она внушала Ксе больше симпатии, чем хорошо одетые люди, которые далеко отсюда в большом светлом здании занимались составлением бизнес-планов, почему-то называя себя при этом жрецами.

— Всё российское жречество, — говорил Арья, — впрочем, это не только к России относится… всё жречество — это одна контора. П-подчинённая, заметим, официальным властям страны. Ч-чиновники, одним словом. А что такое чиновники, объяснять не надо. Мы тоже контора, не надо благих иллюзий, Ксе. Мы п-подчинены Минтэнерго, МВД, ФСБ… но есть разница.

Дед прихлёбывал чаю, глядел, сощурившись, на Луну и продолжал:

— Разница в том, что стихийному богу нельзя приказывать. А значит, нельзя приказывать и нам. Мы как синоптики: можем совершенствовать методы, повышать точность, но только законченный идиот потребует с нас выполнения плана. Это даже в советские времена понимали, когда всюду только и речи было, что про план и пятилетку.

С возрастом он полюбил растекаться мыслию по древу. Ксе ждал информации и думал о девочке Жене, богине пятнадцати лет отроду: она, наверно, была очень красивой, как и её брат. С голубыми глазами и длинными русыми косами.

…«Нету», — выдавил Жень. «Как нету? — ляпнул Ксе. — По всей Европе кумиры стоят», — и покрылся ледяным потом, поняв, насколько чудовищную сказал бестактность. «Кто к ним ходит-то, к тем кумирам…» — пробурчал Жень, пока Арья взглядом высказывал ученику, что он о нём, Лёше ушибленном, думает.

Шаман вспоминал, и душа у него была не на месте.

— …так вот, — продолжал Дед. — Парень физически не сможет избавиться от контроля. Но если его жрецы д-дошли уже до того… до чего дошли, то его станут выжимать хуже лимона. А он сопляк ещё. Не выдержит. И если п-пантеон над Россией останется без их семьи… Мать, Мать, Мать! — лицо Арьи собралось в сплошные морщины, и послышался тихий и страшный смех, — ох, Ксе, был бы я дурак, решил бы, что это заговор. Уж очень гадостно всё выходит. Но п-под самими собой сук пилить — это так по-нашему…

Дед был в курсе происходящего, но, как понял Ксе, лишь частично. Женю всё-таки пришлось вытерпеть допрос, хотя говорил по большей части Арья: от божонка требовались только односложные ответы. Ксе мало что разбирал в их беседе и изумлялся тому, как Дед преспокойно сыплет научными терминами, а мальчишка не только понимает его, но даже не переспрашивает. Было немного обидно. Дед, сам мастодонт научной теологии, ученикам-шаманам её давал скупо, а зубрить заставлял только то, что было необходимо для профессиональной деятельности. Об антропогенном секторе пантеона Ксе знал не больше, чем какой-нибудь бухгалтер с жертвенной гвоздикой.

«Спрашивать надо было, — грыз себя Ксе. — Интересоваться. Читать…»

Тем временем Арья задал очередной вопрос.

Жень ответил.

…В первый миг это даже показалось забавным — как вылезли на лоб дедовы глаза, а пальцы заскребли по груди почти театральным жестом. Секундой позже, когда вдох старика превратился в хрип, Ксе обалдел от страха.

У Деда сдало сердце.

Десятью минутами позже Арья уже просил прощения у насмерть перепуганного Женя — виновато и горько, всё ещё трудно дыша и мимо рук суя Ксе пустой стакан. Ученик переводил дух и искренне, горячо благодарил Матьземлю — за то, что извечная, за то, что дура, за то, что неподвластна людям. Он чуть было не метнулся вызванивать скорую, Дед казался совсем плох, но старый шаман вместо мольб о таблетке просто нырнул в стихию, впустив в себя её безмысленное равнодушие. Земля успокоила; она успокаивала всех и вся, то была часть её сути.

Жень косился на Ксе с кривой улыбкой: в голубых глазах стояла зыбкая муть.

«Мы этого не оставим», — сказал, наконец, учитель, и Ксе кивнул. Он чувствовал себя орудием справедливости: было страшно, но хорошо. Хорошо не в последнюю очередь потому, что за плечом точно во плоти стояли Неботец и Матьземля, а с ними всё казалось далеко не таким страшным, как могло бы. «Мы этого так не оставим, — повторил Арья сипло. — Не потому, что просьба богини. Хотя главным образом п-поэтому… Но ещё, — старик закрыл глаза, откинул голову на спинку кресла, — ещё… потому что… П-потому что так просто нельзя».

Кусая губы, с истовой детской верой на него смотрел бог войны.

— Значит, так, — резюмировал Дед, доев бутерброды. — Насколько я знаю, шансов уйти на в-волю с концами у Женьки д-действительно нет. Хотя… чем шут не чертит, я никогда с антропогенным сектором т-тонкого мира не работал, не моё это к-как-то было всегда. Может, жрецы знают. Но надеяться, что объяснят и научат… — Арья махнул рукой.

— А что мы можем сделать? — Ксе лёг подбородком на скрещённые ладони. — И что может сделать Жень?

Арья молча поднял указательный палец.

— Одно, — сказал он. — Убегать. А мы — п-помогать ему в этом.

— И долго?

— Пока из Женя не вырастет п-полноценный бог.

— А потом?

— А потом он п-пойдёт работать по специальности.

— Что, — не уместилось в голове у Ксе, — прямо так? После… всего?

— А как иначе? — Арья ссутулился. — У людей — карма, у богов — тоже… Матьземле, строго говоря, всё равно. Но Россия — страна б-большая и немирная, линия б-божеств войны у нас в пантеоне старая и мощная, богиня притерпелась к ней и воспринимает как свою часть. Она чувствует, что из неё могут выдрать клок. Это… п-помнишь историю с поворотом сибирских рек? Она тогда взвилась так, что описать невозможно. Сейчас п-приблизительно то же самое. Но когда Жень повзрослеет и сможет пережить то, что с ним будут делать, ей станет д-действительно всё равно. Останемся только мы, Ксе, а зачем нам это?

К трём часам ночи Арья отправил его спать: Лья приезжал в шесть. Ученик долго лежал с открытыми глазами и ловил едва слышный голос: Дед говорил по телефону. Потом Ксе опустил веки и стал ловить другие летучие сполохи, дуновения, тени — странную жизнь сознания Матьземли.

И как только шаман снова смог почувствовать богиню, сердце его заныло и замерло.

Она была далеко. Неизмеримо далеко, неслышимая, почти исчезнувшая из виду, точно как в тот единственный раз, когда он летел самолётом в Анапу и зарёкся летать впредь. Ужасающая оторванность от жизни, отсутствие воздуха, абсолютный нуль; чувства беспомощного комка плоти, погибающего под смертоносным космическим излучением… Конечно, ничего плохого с Ксе тогда не случилось, он просто по-идиотски поступил, вызвав Землю с высоты в десять тысяч километров. Дед Арья летал туда-сюда преспокойно, полагая воздушный транспорт самым удобным и вполне безопасным: ему ничего не стоило попросить Неботца оберечь в воздухе крохотную жестяную ладейку.

А сейчас ученик Деда лежал в постели на четвёртом этаже старого дома, который богиня считала своей частью; но от него, от шамана Ксе, она была так же далека, как от трансатлантического лайнера над океаном, как от спутника связи, как от — язви её — международной космической станции.

Ксе сжал кулаки. «В стихию! — приказал он себе, восстанавливая в памяти интонации Деда. — Ксе, в стихию!»

Погружение оказалось мучительным — точно в самый первый, полузабытый раз.

…Земля покоилась: дремлющая, утемнённая осенью. В ней засыпали деревья и насекомые, схватывалась льдом почва, замедлялось течение жизненных соков. Ксе долго переводил дух, успокаиваясь вместе с ней. Только окончательно отогнав панику и заполнившись равнодушием, он позволил прийти вопросам.

Всё же он был умелым шаманом.

«Что со мной?» — подумал Ксе.

И ощутил вихрь.

Довольно нелепо было называть его «остаточным»; когда-то шаман ошибся, но ошибки не повторил. Вихрь ничуть не беспокоил Матьземлю, являясь её нормальной частью, изначально чужой, а теперь столь же привычной, как мегаполисы обеих столиц или шахты угольных бассейнов. Сам вихрь тоже успокоился, уравновесился, возрос… и Ксе затягивало в него.

Не было ни угрозы, ни страха: вихрь не грозил поглотить, лишь увлекал с собой и кружил, заставляя чувствовать себя небесным телом, кометой, метеоритом, захваченным притяжением близкой звезды.

Шаман улыбнулся.

«Интересно, наверное, работать с антропогенным сектором, — подумал он, твёрдо намеренный заснуть в ближайшую минуту. — А может, это мне кажется с непривычки…» Ещё он подумал, что будет трудно устоять на месте и не поддаться обаянию вихря, но он взрослый человек и инициированный шаман, и стыдно ему не удержать ситуацию под контролем. Дел-то — время от времени нырять в стихию; заодно и тренировка неплохая.

А вихрь решительно ни в чём не виноват. Ему всего пятнадцать, и даже нож-выкидуху он толком не решается пустить в ход…

Свалиться в сон Ксе не успел. Дверь тихо хлопнула, и в сумерках замаячил Дед Арья.

— Э… — только начал ученик, лихорадочно просыпаясь: а ну как стряслась новая дрянь.

— Ксе, — сказал Арья, воздвигшись над ним в темноте. — Т-ты лежи, не вставай, я быстро. Ты меня извини, я старый совсем. Я у тебя одну вещь забыл спросить. Т-ты когда на кухне за столом сидел и меня слушал — ты тогда пожалел о чём-то. О чём ты жалел?

— Ни о чём, — удивился Ксе.

— Не ври, — сухо приказал старик, и молодой шаман поёжился по одеялом.

— Да так, ерунда всякая…

— Отвечай на вопрос.

Вздохнув, Ксе сдался:

— Я завтра на встречу выпускников идти собирался. В школу. Десять лет прошло, всё такое, классная придёт… Теперь не попадаю.

Арья потёр пальцами подбородок.

— Она тебе нужна, эта встреча?

— Нет, — снова удивился Ксе. Подумал и добавил, — совсем не нужна.

— И п-поэтому тебе было так больно и обидно оттого, что ты на неё не попадаешь?

— Уй! — сказал Ксе. — Блин! — выпростал из-под одеяла руку и хлопнул себя по лбу. Хорош контактёр, который делит необъяснимые ощущения на важные и неважные. «Это ж как дорогу переходить, — потешался над ним когда-то Дед. — От Феррари увернулся, от Бугатти увернулся, а от Запорожца не стал, потому — разве ж это машина?»

Арья засмеялся, расставив точки над «i», и отправился восвояси, тая во тьме как сон. Ворчание «что ж вы, молодёжь, такие дураки пошли… ну совсем дураки…» стихло, и Ксе, наконец, уснул.

Спал он, по всем правилам шаманов сплетясь частью тонкого тела с сознанием Матьземли. Богиня покоила его; воцарялась кругом бескрайняя осень, медленно катящая к зимнему ледяному сну, плотный мир кутался в тишь, даже ночные машины, казалось, беззвучно проходили под гирляндами фонарей. Тонкий мир тоже спал, спал за стеной Жень, и неутихающий вихрь, упрямый дух подростка-нечеловека, безмятежно кружил над домом.

В этой нетрепетной тишине шаману снился кошмар.

Там не было ни преследователей, ни чудовищ; Ксе снились кумиры бога войны, огромные по-советски изваяния Неизвестного Солдата, держащего на руках маленькую девочку, вторичное воплощение Матери Отваги.

Девочка была мёртвой.

Утром Ксе страдал.

Во-первых, он проспал два с половиной часа и был совершенно варёный. Во-вторых, Дед признавал кофе как вкусный напиток, но запрещал как допинг, а о более мощных энергетиках при нём нельзя было и думать. В-третьих, приехал Лья.

Шаман Лья был невыносимо компетентным человеком. В его присутствии у Ксе разыгрывался комплекс неполноценности. Даже Санд, на зависть успешный финансово, и тот скисал от льиного всеведения и всё-предвидения. Вот и теперь Лья позвонил не от подъезда, а с соседней улицы, и сообщил, что вокруг дома стоят четыре машины, в каждой по два человека, водитель и пассажир, и все они чего-то ждут. Ещё Лья подозревал, что упомянутыми дело не ограничивается, и предметно интересовался, будут ли стрелять.

Арья помянул Мать в разных видах. Потом сел на стул посреди кухни и задумался. Жень тем временем деловито перебирал свои вещи, всухомятку жуя кусок антикварной пиццы, найденной в морозилке Санда и разогретой. Невыспавшегося Ксе от запаха еды мутило.

— Одолжи, — неожиданно, даже не подняв головы, посоветовал Дед.

— Чего? — обалдел ученик.

— Нравится — бери, — продолжал Дед. — Куртку тебе всё равно надо купить, а пока одолжи у Санда… потом вернём.

Божонок в коридоре облизал замасленные пальцы, швырнул на пол свой маскировочный пуховик и с удовольствием облачился в неярко-чёрную кожу; куртка оказалась ему длинновата, но в плечах — в самую пору. Затем Жень собрал в хвост буйные кудри и сделался безукоризненно мужествен.

— Значит, т-так, — резюмировал Арья, поднявшись. Ксе ужаснулся тому, какие чёрные тени залегли под глазами наставника. — Если доберёмся до Льи, преимущество у нас будет — лучше и желать нельзя. Время п-помаленьку к часу пик движется. Нас Мать по дорогам гладенько проведёт, а этим ребятам п-поблажки никто не сделает. Жрецы-безбожники, хе-хе.

— Если доберёмся? — уточнил Ксе.

— Пока что преимущества нет. Жень!

— А! — отозвался божонок.

— Ты можешь мне сказать, сколько за дверью твоих жрецов?

— Только адептов, — ответил тот в смущении. — А их там нет. Там мусор всякий… может, даже просто менты.

— Но нам-то от этого не легче.

— Извините… — пролепетал Жень.

— Не извиняйся, — строго сказал Дед. — Если б ты был взрослый мужик, ты бы от них пятна на асфальте оставил. А т-ты пацан. Тебе помощь нужна. Мы обещали, и мы поможем.

Он опустил голову и с усилием сглотнул.

Ксе смотрел во все глаза. Он знал, что сейчас случится: сейчас Арья медленно обернётся к нему и что-то скажет — что-то жуткое и терзающее его душу.

Арья обернулся.

— Ксе, — глухо произнёс он и опустил лицо, первый не выдержав взгляда. — Ксе… Этому я не учил. Никого не учил и сам забыть хотел. Прости. Тебе придётся… прямо сейчас.

Тот только кивнул. Ученик чувствовал настроение Деда и не спрашивал, что за умение ему предстоит перенять. Вихрь вокруг него тоже чувствовал — и плясал, пел, плескался от радости, потому что юного бога войны не пугала готовность к убийству. Люди, которые сейчас дышали, думали, ждали в засаде, не подозревая о том, что уже мертвы, были жрецами, и потому мальчик готов был визжать от счастья. Он даже чуть сожалел, что имеет другую внутреннюю природу, нежели шаман Ксе. Жень не умел убивать жрецов, но очень хотел научиться.

Арья медлил.

— Ксе, — выдавил, наконец, он, и лицо старика исказилось, — понимаешь, Ксе, ведь больше ничего сделать нельзя… не убежим мы от них… вообще отсюда не выйдем…

— Дед, — тихо сказал Ксе, — ты учи давай. Не оправдывайся.

Молодой шаман поднял руки ладонями кверху, и лихорадочно горячие кисти Деда накрыли их.

Чувство, знакомое с детства и драгоценное сердцу.

Чувство, не требующее слов.

— Понимаешь, — шептал Дед, — если б можно было ей объяснить… но она не понимает. Она не понимает полутонов. Всё-таки попробуем, чтоб не насмерть…

Ксе стоял с закрытыми глазами, медленно покачиваясь по часовой стрелке. Когда Арья освободил его руки, ученик резко переменил направление движения и тут же очнулся.

— Пошли, — сказал Арья, заметив, что взгляд Ксе вновь стал осмысленным. — Я первый, Женька со мной. Из машины мы тебе просигналим. Не надейся, что пройдёшь по моему следу легко. Лья наверняка видел не всех, и я всех не увижу.

— Есть, — по-солдатски отрапортовал Ксе.

— Нету, — мрачно ответил Дед. — Как-нибудь на досуге подумаешь, почему контактёров не берут в армию. Ну, до встречи.

Он положил руку на плечо застывшему у стены Женю и легонько подтолкнул божонка вперёд.

Тяжёлая дверь, обитая пахучей кожей, закрылась за ними, и Ксе рухнул в стихию — как метеорит, с неописуемой высоты падающий в океан.

…Сознание Матьземли казалось спокойным, но напряжённым. Богиня, непредставимо огромная физически, обычно распределяла свой растительный разум по всей плоти, а сейчас её мышление сосредотачивалось на крайне малом отрезке пространства; впору подозревать, что изо всего, происходящего на Земле, по крайней мере, в Евразии, главным было именно это. Несколько шагов от подъезда к машине, которые сейчас проходили великий старый шаман и маленький беззащитный бог.

Ксе чувствовал их ясно, как самого себя.

Он чувствовал также, частью самостоятельно, частью — впитывая мысли и действия Деда, людей, которые ждали. Жрецы ни секунды не сомневались в том, кого видят; двери машин открылись, подошвы ботинок коснулись асфальта. Четыре молодых неофита. Четыре водителя с милицейскими удостоверениями.

…Точно русоволосый внук подставил локоть дряхлому деду там, на тротуаре перед подъездом. Дед грузно опёрся, виновато ворча и не подымая глаз. Вздохнул.

Ксе ощутил этот вздох как свой. На миг он стал старым, очень старым, опытным, могущественным и мудрым, но вместе с тем невероятно приблизился к смерти. Она, не первая и не последняя на пути его души, всё же размягчила шамана, отняла беспечность и лёгкость, заразила тревогами. Всё зная, всё обдумав, решившись, Арья испытывал боль и страх.

Ксе сжал зубы.

Дед, точно в детстве, позвал его к себе, и ученик почти что стал им. Нахлынули воздух, холод и звук, поблекшие, как пропущенные через какую-то плёнку.

— Мати, — величественно и строго сказал старик, крепко сжав руку потного от волнения Женя. — Возьми!

Она всколыхнулась.

Она поднялась ненамного, ровно настолько, чтобы исполнить просимое.

Потом опустилась.

Ксе видел, как тонкие тела вырвались из плотных — изодранные, ошалелые, окровавленные. Выход сопровождался вспышкой света. Потом свет померк, тонкие тела устремились своей дорогой, а плотные Земля ощутила частью себя и принялась растворять. Тел было три: остальные пережили удар богини, но более не представляли опасности.

Молодой шаман стоял, не двигаясь, пока в кармане куртки не загудел мобильник.

— Всё п-понял? — устало и обыденно осведомился Дед. — Вперёд.

Ксе окинул последним взглядом прихожую Санда. Оцепенение испуга пришло и ушло.

Он шагнул наружу и закрыл за собой дверь.

«Дед был прав», — подумал шаман спокойно, когда на него бросились в темноте подъезда и вполне профессионально вывернули руку за спину, заставив скрючиться в три погибели.

Дед Арья крайне редко оказывался неправ. Целых четыре машины — это слишком заметно, возможно, они должны были лишь отвлечь внимание от настоящих охотников. Но Деда непросто провести. Кроме того, Ксе точно знал: человек, держащий его в захвате — неофит или простой омоновец.

Это радовало.

С полным адептом бога войны могла бы не справиться и Матьземля.

…Матьземля. Она по-прежнему была здесь, рядом с ним, в нём, готовая откликнуться; шаман касался её сознания, причащаясь высшему равнодушию. Слегка болели суставы заломленной руки, но это не беспокоило Ксе. Он был сильным шаманом.

Он верил в себя.

— Дёрнешься — убью, — предупредили его, леденя затылок чем-то тупым и круглым.

— Понял, — ответил Ксе. Он и не собирался дёргаться.

— Ты из этой компании.

— Да, — спокойно сознался Ксе, ничего не уточняя. Он пожал бы плечами, если бы мог.

— Мы — группа захвата, — коротко сказал человек. — Нам нужен пацан. Он наш.

«Это жрец», — подумал Ксе. Рука начала затекать.

— Он опасен, — сказал жрец-боевик. — Хуже Басаева. Кто вы такие? Как вы с ним связались? Зачем он вам?

Шаман вздохнул — чужим вздохом. Дед Арья, которым его ученик по-прежнему на какую-то крохотную долю был, сожалел об этом суровом и деловитом, ещё очень молодом человеке. Тот вёл себя не как дорвавшийся до силовой работы контактёр, а как солдат. Возможно, что он служил: в «горячих точках» способность к контакту с тонким миром у многих обостряется, и те, кого не заметили в детстве, с готовностью идут в жрецы… У жрецов не бывает пути назад.

— Меня зовут Ксе…

Впрочем, с шаманами та же история.

…Кажется, будто в груди у тебя спит птица. Крылья полурасправлены позади твоих рёбер, голова находится над желудком; птица спит очень крепко, зарывшись клювом в пух на груди, и даже лапы её расслаблены.

Но она просыпается.

Когти раздирают твои кишки, распрямляются крылья, проламывая рёбра мощным ударом, клюв беспощадно бьёт по центру груди, и голова птицы оказывается на воле. Это хищная птица. Её зовут «готовность убить».

— …я шаман.

Ксе только что воспринимал эхо чувств Арьи, но самостоятельное переживание всё же показалось слишком острым. Он стоял в наклоне, пронзённый ужасной птицей; голова закружилась, шаман пошатнулся, и жрец перехватил его крепче. Он не чувствовал опасности — Ксе был как тряпка.

«Мати, — подумал он, в мысли своей подражая царственному тону Деда Арьи. — Возьми».

Ей это было легко. Она всегда наслаждалась, делая это, наслаждалась не меньше, чем даруя новую мимолётную жизнь. Ей всё равно предстояло взять эту плоть, пусть чуть позже, но так ничтожна была отсрочка пред миллионами её веков…

За спиной Ксе забулькали и захрипели.

Бывший солдат продержался долго — дольше собственной жизни; Ксе пришлось разжимать его пальцы. Прикасаться к мертвецу было тошно. Когда второй, страховавший напарника выше по лестнице, покатился вниз, шаман чуть не заорал от страха. Только очередной нырок в стихию привёл его в чувство: мёртвые люди для Матьземли были лишь крохотной частью её гигантского вечноживого тела.

Шаман вспомнил о Жене и прихватил с собой пистолет жреца.

Лья держал руль. Он просил богиню, и та расчищала путь; быстро всё равно не получалось, но шаманская машина хотя бы ехала, а не стояла. Вокруг яснел бледный рассвет. Погода в ближайшие часы не обещала дождя, и уже оттого могла считаться хорошей. Сероватая облачная поволока кое-где расступалась, но небо в прорехах было таким же бледным и сероватым.

— Ничего хорошего, — едва слышно говорил Арья, вытирая лицо платком. — К-ксе правильно сказал: с полным адептом не справилась бы даже богиня. На то он и адепт. На одного Женьку этих бы хватило, а за нас п-примутся всерьёз.

— Дед, — не отрывая глаз от дороги, скептически сказал Лья. — Я тебя очень уважаю. Я даже, наверное, ввяжусь в эту историю исключительно из чувства долга, как ученик. Но объясни мне, ради Матери, зачем нам всё это?!

— Ради Матери, — лаконично объяснил Арья.

— А договориться нельзя было? Бла-бла-бла и всё такое, но пятерых человек…

— Двух богов, Лья.

— Ч-чего?

Ксе немного позлорадствовал: самый компетентный шаман на свете выглядел выбитым из колеи.

— В конфликте две стороны, — сказал Дед. — Боги войны русского пантеона и их жрецы. И они никогда не находились в полюбовном согласии. В сорок пятом ещё не было никакого жречества, а Афган… в общем, чего тут рассказывать.

— Всё рассказывать, — хладнокровно потребовал Лья. — Я втёмную играть не стану.

«Вот поэтому он и компетентный», — подумал Ксе и позавидовал.

Дед Арья возвёл очи горе.

— Не играй, — предложил он. — Целей будешь. Довези нас только, как я и просил, а потом — свободен.

Ксе позлорадствовал вторично: Лья поперхнулся.

— Э, Дед…

— История эта нехорошая, — рассудительно проговорил Арья. — А упомянутый бог, между прочим, сидит у тебя за спиной.

Лья обернулся и пристально посмотрел на Женя. Жень вперился в него с видом снайпера, пристреливающегося по месту. Лья поёжился.

— Смотри на дорогу, — велел Арья.

«Нехорошая», — повторил про себя Ксе и с трудом удержался от косой ухмылки: попахивало чёрным юмором. Когда нынешней ночью он, наконец, набрался смелости и стал выяснять, что именно сказал Деду Жень, то долго не мог осознать услышанное. Не укладывалось в голове. Ксе, мужчина, контактёр и просто взрослый человек, отнюдь не был идеалистом, его мало что могло шокировать, а теперь и руки у него были в крови, пусть он всего лишь попросил об убийстве богиню… но до такого додуматься мог только сумасшедший.

Маньяк.

И идиот. Потому что пользы чудовищное преступление не приносило никакой.

Женю, пятнадцатилетнюю Мать Отваги, не просто убили.

Её принесли в жертву её отцу.

Он услышал это — тогда, на кухне — и подавился. Дед сосредоточенно пил чай, шевеля бровями в такт каким-то своим мыслям. В заоконной тьме, отгороженной стеклопакетом, завыла автосигнализация; звук был почти неуловим, но резанул Ксе по ушам.

«То есть как? — прокашлявшись, ошалело спросил он и невольно понизил голос. — Как? Зачем?! Дед…»

Старик пригладил седой пух, дыбом вставший вокруг лысины надо лбом. Потёр пальцами веки, болезненно наморщившись.

«Дед, я не знаю, как конкретно жрецы работают, — торопливо говорил ученик. — Но это же шут знает что. Так не может быть. Это же абсурд полный!»

«Не части, — хмуро оборвал Дед; Ксе немедля заткнулся. — Я объясню».

И объяснил.

«Бывает просто еда, — сказал Арья. — Вкусная и не очень, сытная и не особенно. Бывает кофе и прочие энергетики. А б-бывает героин. Всё это люди запихивают в себя, часто зря. Молитва и ритуал, п-просто мысль о божестве — это еда. Жертва любым п-предметом или растением — энергетик. Кровавая жертва — наркотик. Наркотики тоже бывают разной силы. Человеческие жертвы…»

«Запрещены», — машинально перебил Ксе и смутился.

«Конечно, — не обиделся Дед. — П-потому что если человека насильно колоть героином, ни к чему хорошему это не приведёт. Думаешь, если б было иначе, юристы не нашли бы лазейки? П-почти во всех странах, где есть смертная казнь, приговорённых приносят в жертву: не пропадать же добру…»

Ксе внезапно ощутил крайнюю усталость. К ней примешивалась доля удовлетворения — от мысли, что когда-то, будучи ещё младше Женя, сопляком, не знающим жизни, он сделал правильный выбор. Предпочёл стихийный сектор антропогенному.

«Но иногда, понимаешь ли, очень надо, — кривил рот Арья. — Очень хочется надеть на бога ошейник. Чтобы «апорт!» и палка в зубах. А стало быть — к-какая там у нас статистика пропавших без вести? К-кто будет искать бомжа? Гастарбайтера? Беспризорника?.. Это вещь такая… нехорошая. Т-тайна похуже, чем доходы депутатов. Депутатам, п-по крайней мере, алтарей не возводят и алкашей на них не закалывают».

Иногда на Деда нападал поистине чернобыльский юмор.

Впрочем, шутка не удалась. Ксе некстати вспомнил о боге наживы и решил, что о том, как сильные мира сего взаимодействуют с ним, ему совсем не хочется думать.

Старый шаман, очевидно, вспомнил о том же и окончательно помрачнел.

И тут до Ксе дошло.

«Передоз, — прошептал он. — Женька сказал, его отец умер от передоза…»

Арья только вздохнул.

«У народов, практиковавших массовые человеческие жертвоприношения, богов не было, — лекторским тоном сообщил он. — Вообще. П-потому что они их топили, извиняюсь, как к-котят».

Лью кто-то подрезал: шаман дёрнулся и выругался. Почти в ту же минуту он выкрутил руль, сворачивая во дворы, и бросил сквозь зубы:

— Значит так, ребята. Либо вы мне объясняете, во что я… — он издал нечленораздельный звук, пока машина, только что не извиваясь, проскальзывала между мусорными баками, — во что я влип, либо.

— Что — либо? — Арья, завесив глаза бровями, глянул исподлобья в зеркало над головой Льи. Вид у старика сделался донельзя хитрый, и Ксе понял: Дед что-то затеял.

Лья зашипел.

— Либо вы пожалеете, — уверенно сказал он, сощурившись на учителя. В зеркале видны были только стальные глаза и часть тёмного «ёжика» надо лбом, а в таком срезе Лья напоминал Агента ноль-ноль-семь.

— Это п-почему ж? — коварно осведомился Арья.

Лья притормозил у обочины, обернулся и стал напоминать Зайца из мультфильма «Ну, погоди!», возмужавшего и подавшегося в спецслужбы.

— Санд живёт в элитном доме, — сказал он и улыбнулся, показав торчащие передние зубы. — В подъезде сидит консьерж и установлены камеры. Изображение с камер идёт прямо в отделение милиции. Водилы в машинах были ментами. Тебя, Дед, опознать — как два пальца об асфальт. О том, куда ты сегодня летишь, и без того знали все, кому положено. Теперь ответь на простой вопрос: кто нас ждёт в аэропорту?

Арья, ничуть не смутившись, пожевал губами и улыбнулся, собираясь ответить, но Жень его перебил. Божонок так и подпрыгнул на сиденье, едва не стукнувшись макушкой о потолок. Ксе пришлось вцепиться ему в рукав и применить силу, потому что мальчишка готов был выскочить из машины.

— Эй! — орал он шёпотом, не решаясь поднимать шум. — Вы что… шаманы, блин… что вы сделали вообще?!

— Ти-хха! — раздельно взрыкнул Дед. — Сядь на задницу! боже мелкий…

— Они же адептов подняли! — скулил Жень.

— Ты знал, что их поднимут.

— А вы? Чего вы все?! Чего теперь будет?!

— Не паникуй, — добродушно сказал Арья; он отнюдь не выглядел встревоженным. — У меня самолёт в пять часов.

— Ну и чего?! Какая нахрен разница, когда…

После чего Жень восстановил свою репутацию в глазах шаманов: замолк, сел ровно и, отдышавшись, спокойно спросил:

— А куда мы едем?

Ксе беззвучно смеялся. Они с Льей должны были одинаково хорошо знать учителя и его манеру общаться с учениками — и Лья наверняка знал, но был слишком жаден до информации, чтобы терпеть бесконечные хождения Арьи вокруг да около. Ксе в таких случаях просто ждал: рано или поздно Деду наскучивало болтать попусту, и тайное становилось явным. Лью мучила любая неясность, а потому он каждый раз начинал кипятиться, потешая старика и провоцируя новые забавы.

Сейчас Лья обречённо вздохнул и сказал:

— Совесть поимейте, коллеги. Подняли меня ни свет ни заря, запрягли Матьземлю убивать у меня на глазах — а я, между прочим, таких гитик не умею… посадили мне в машину отвлечённое понятие и кормите теперь сказочками.

— Я те щас дам отвлечённое понятие, дядя, — обиделся бог. — Щас по понятиям будет…

— Не хами дяде Лье, — навёл строгость Дед; он смеялся. — Дядя Лья, к-куда бы ты сам сейчас поехал? А?

Лья задумался. Думал он долго и явно перебрал не один вариант.

— Не знаю, — наконец, сдался он. — За город разве что? Так там нас только повязать проще будет…

— Нет, — назидательно сообщил Арья. — Мы сейчас поедем обратно.

— Куда — обратно? — не без опаски уточнил Жень.

— В центр.

— Куда — в центр?

— В самый центр. Центрее некуда. Газуй, Лья.

— Уважаемый Лев Аронович, — желчно отозвался тот. — Разъясните мне, тупому, пожалуйста. Скока вешать в граммах. В какой центр вам надо.

— На Красную площадь, — торжественно объявил Арья.

Лья открыл рот и закрыл. Повернулся с видом смиренника и действительно тронул машину с места, медленно выводя её из проулка. Ксе по-прежнему терпеливо ждал: по его ощущениям, оставалось недолго. Арья может трепать ученикам нервы максимум ещё всю дорогу, но возле Манежа ему, так или иначе, придётся расколоться. «Ладно, — обиженно бурчал Лья себе под нос. — Ладно…»

— Дед, — настороженно втёк божонок, автоматически расстёгивая и снова застёгивая ремень на одолженной куртке. — А зачем нам площадь?

Старый шаман помолчал; прикрыл глаза, и улыбка стаяла с его лица.

— Мы поступим так же, как п-поступал ты: сделаем то, чего от нас меньше всего ожидают. Площадь нам низачем, Жень. Мы п-пойдём в Александровский сад. Смотреть на Вечный Огонь.

И Ксе встревожился — потому что божонок обмер, вжался в спинку сиденья, вцепился ногтями в обивку. Лицо Женя побелело, он закусил губу и мелко-мелко замотал головой.

— Я… дедушка, я не могу, — пролепетал он. — Я… не надо, пожалуйста. Только не туда. Я не могу.

— Это почему ж?

— Он… — Жень отчаянно зажмурился, — он — папкин…

— Ты теперь за папку, Жень, — грустно сказал Арья, глядя в окно на пролетающие машины. — Теперь — твой…

— Как ты себя чувствуешь?

— Странно, — честно ответил Жень. — Но вроде, порядок… Я раньше только через папку пробовал, впрямую никогда.

Они медленно шли по аллее сада, втроём: Дед, Ксе и божонок. Лья сидел в одном из уличных кафе и следил орлиным взором за диспозицией. Арья долго ёрничал над ним так и сяк, но вторично вывести Лью из себя ему не удалось: тот получил вожделенную информацию и стал по-обычному невозмутим.

Дед рассказал ему далеко не всё. Ксе предпочёл молчать. В голове Льи сложилась логичная картина, ему должно было хватить. Вдаваться в жуткие подробности в присутствии Женя ни один разумный человек не стал бы. Кроме того, Ксе вышел из дома Санда не тем человеком, каким вошёл, но отнюдь не хотел, чтобы кто-то разделил с ним метаморфозу. Шаман не убивал сам, успокаивал себя высшим равнодушием Матьземли, не испытывал шока, но мысли его навязчиво, снова и снова возвращались к подъезду, жрецам, холодному дулу, вздымающейся мощи богини и трупам. Деду каким-то образом удалось сократить количество жертв, просьбу же Ксе богиня исполнила просто… конечно, рядом с Арьей он салажонок, птенец, но он обязан понять, как повторить за учителем это воздействие.

Потому что повторять — придётся.

Ксе отдал божонку пистолет; Арья не возражал. По тому, как Жень взялся за оружие, даже шаман, никогда не имевший дел с оным, понял, что рук надёжней, чем руки этого подростка, непросто найти.

…По аллее они проходили в третий раз, неспешным прогулочным шагом, который и требовался сейчас; шли от вечной толпы возле ворот Александровского до входа в метро, поворачивали обратно. Поначалу Жень нервничал и старался не смотреть в сторону кремлёвской стены, но быстро успокоился, поняв, что ничего страшного не происходит. Теперь он просто глазел по сторонам.

Дед молчал. Ему не пришлось объяснять ученикам, что такое Огонь.

Это знал всякий.

Истинные храмы, где проводятся ритуалы и стоят алтари, не предназначены для непосвящённых. В них нет пустых украшений, они не красуются архитектурой, они зачастую расположены в бетонированных подвалах, потому что взаимодействие с тонким миром влечёт за собой трансформации огромного количества энергии и чревато взрывами. Некоторые главные храмы засекречены и находятся далеко за городской чертой. Так безопаснее — и так проще прятать последствия запретных жертвований.

Но у бога войны есть алтарь, который доступен каждому. Это вышло без умысла; его возводили в ту пору, когда только начинались планомерные исследования тонкого мира, задолго до того, как появился первый профессиональный контактёр антропогенного направления… С последней Победы основной ипостасью бога войны в пантеоне России стал Неизвестный Солдат.

В кумирне собственного главного храма Жень никогда не бывал; он не получал официальных жертв, и оттого оставался свободным и неуправляемым, но беспомощным. Дед Арья намеревался накормить пацана без затей — попросту поставив его рядом с алтарём.

— Вроде, порядок, — с улыбкой повторил Жень и встряхнулся всем телом, как мокрый щенок. — Папка говорил, это классно бывает, если по-нормальному.

— Ну и как, — поинтересовался довольный Арья, — классно?

— Угум.

Лья пил пиво и помахал им рукой. Вдалеке, у ворот, мелькнули пятна яркой белизны и многоцветье воздушных шаров: в сад приехали две свадьбы. Жень засмеялся.

— Классно…

Он даже порывался подойти вплотную, но Дед не дал. Так и стояли, глядя, на дальней аллее; почти невидимый на свету язык негаснущего пламени бился над железной звездой. Проходили гуляющие, шумела листва высоких деревьев, где-то хрипло ударялся в динамиках ритм песни-однодневки. «Все они небрежны и равнодушны, — думал Ксе. — Почётный караул ждёт смену. Невесты с женихами думают о себе. Остальные просто так гуляют. Только смотрят, ничего больше…»

Это была правда.

А потом произошло чудо.

Маленькое чудо, которого вполне можно было ожидать, но настолько нужное, что по закону подлости его просто не могло случиться. Может, сама богиня удачи услышала крик Матьземли и сумела утаиться от собственных жриц, помогая маленькому сородичу — потому что шли от Исторического музея, гуськом, старомодно держась за руки по двое и стараясь не отставать, тихие немосковские дети с серьёзными лицами. Целый класс приехал на экскурсию в Кремль. Они миновали фонтаны, опасливо косясь на толпу, и остановились перед мемориалом. С аллеи не было слышно, что говорит экскурсовод, но дети слушали его, слушали и смотрели — более строгие, нежели скованные среди огромной страшной столицы — смотрели и слушали, думали и чувствовали, пытались представить, как это было и где, когда и почему, что за человек навеки лёг здесь, что он думал, решаясь на смерть… Под конец одна из девочек, должно быть, особо ответственная отличница, на подгибающихся ногах шагнула вперёд и положила на камни гвоздику.

Женя повело. Он зашатался, тихо поскуливая, и повис на руке Ксе.

Шаман подхватил божонка и прижал к себе, надеясь, что жест сойдёт за дружеское объятие; а то и за братское сойдёт — пришло в голову, что они могут показаться родичами, сущие дед и два внука…

— Ой-й… — стонал Жень, — бли-ин-н… я щас сдохну…

Арья неуклюжим движением обогнул их, загородил Женя с другой стороны, и безжалостно выкрутил богу ухо. Тот взвизгнул.

— Возьми себя в руки, — сурово велел Дед. — Тоже мне…

Жень послушно начал тереть ладонями виски, отчаянно шепча: «Щас-щас-щас… Это ничего. Это я отвык. Это я умею, это фигня…»

— Тише, не крутись… — пробормотал Арья неразборчиво, точно у него заплетался язык. — Ох ты ж сопля…

«Не в его возрасте такие кренделя выписывать, — скорбно подумал Ксе и вспомнил, что Дед ни часу не спал ночью, а с вечера был плох сердцем. — Чтоб тебя, дурака старого! Бессонливый он… Что я делать буду, если вы оба на мне повиснете? Тут не то что люди, тут толпы ходят! Лья, дери тебя!.. где ты?»

— Сопляк… — продолжал старик, болезненно поматывая головой, словно его мучила заноза внутри черепа. — От огня поплыл, от цветка поплыл… Ксе!

Тот вздрогнул.

— И вот ему! — Арья грозил скрюченным пальцем и казался пьяным, — ему бы кровавую жертву вкатили… тыц… по полной…

Ксе стиснул зубы. Что-то он когда-то читал про такое… Легче всего предположить, что Деду плохо от чуждой энергетики, от высоких концентраций антропогенных сущностей на квадратный метр тонкого пространства, от постоянного контакта с богиней, которую он на протяжении всего нескольких часов уже с полдюжины раз просил…

Но есть и другой вариант.

Дед стар и измучен.

У людей бывают инсульты.

От кафе уже торопился Лья. Ксе одарил его свирепым взглядом, пытаясь удержать учителя на ногах так, чтобы это не выглядело подозрительным; беспокоясь об Арье, он нечаянно выпустил божонка, но соображалка у Женя работала — он, пугающе завалившись вперёд, переступил, повернулся и просто плюхнулся на узкий бордюр, напоминая неформального подростка, вздумавшего посидеть на траве…

И взмыленного Лью отрезали от них ментавры.

На громадных лоснящихся лошадях ехала конная милиция Александровского; один ментавр был девушкой, второй — вовсе непонятно кем. Крупные пластмассовые амулеты болтались по бокам лошадиных морд, те же знаки белели на чёрных жилетах всадников: символы бога власти.

— С вами всё в порядке? — спросила девушка. Неопределённый спутник оглядывался.

Ксе напряжённо улыбнулся.

— Да вроде бы…

— А что? — всё ещё крутя головой, спросил второй ментавр неопределённым голосом.

— Мы, блин, по «горячей собаке» съели, — соврал с газона Жень, очень натурально держась за живот. — Дрянь какую-то в них пихают, гады… блин.

— Да уж, — вздрогнув, глухо сказал Арья над плечом Ксе. У того мурашки побежали по коже.

— А-а, — ответили ментавры. — Сортиры там.

И уехали в указанном направлении.

Дед шумно выдохнул, ткнувшись лбом в плечо ученика. Снова. В третий раз так же, выверенным, ровным, глубоким выдохом. Тем временем Лья, всё ещё серый от нервного напряжения, шагнул мимо них к Женю, поднял божонка с травы и по-хозяйски взял под руку. «Ты… блин… поаккуратнее, — донеслось до Ксе недовольное ворчание, — меня тошнит, между прочим…»

— Ох… — Арья, наконец, поднял лицо и бледно улыбнулся. — Ох, Мать… я уж д-думал, всё.

— Лья, — сухо окликнул Ксе, — Деду в больницу надо.

— Дурак, — с нежностью сказал Арья. — Я т-тоже д-дурак. Я п-поздоровее тебя буду…

— Дед!

Тот засмеялся, потрепал волосы Ксе безукоризненно твёрдой и лёгкой рукой, и сообщил на ухо:

— Девки-то — трансляторы.

— Какие девки? — не понял Ксе. — Милиционерши?

— Они, они. Пойдём-ка и вправду отсюда, Лья, Жень, д-догоняйте. Жень, т-ты там как? Ну и хорошо, и хватит т-тебе на сегодня… Девки эти — формально не жрицы, никаких п-посвящений не имеют и через стихию не читаются, но по функции они, к-когда на дежурстве — кумиры храмовые… Амулеты видел? Они, девки эти, вызывают, концентрируют и транслируют мыслежертвы богу власти… А я через стихию смотрел, да ещё не куда-нибудь, а на т-тебя, Женька, и т-тут… вдруг… шваркает мимо ещё одна ан… антропогенная сущность. Которой мы с вами сейчас встаём костью в горле. Ох…

— Пора валить, — заключил Лья.

Ксе разглядывал безупречно ровный асфальт, думая, что бог власти должен находиться в том же положении, что и бог наживы. Хотя вполне вероятно, что жрецы тут ни при чём. Жречество — это часть власти, а они идут против жречества, и значит, гнев бога на них. «Вот не было печали», — уныло подумал шаман. Остаётся только уповать на Матьземлю, надеясь, что стихия сумеет отстоять собственные желания. Её воля старше и всяко могущественней, но ситуация определённо малоприятная…

— Лья, — сказал Дед Арья, — куда им теперь? Долго п-прятаться не надо будет. Ночь, две, максимум т-три.

Ксе внутренне улыбнулся. Дед всегда знал, кого на какой участок лучше ставить. Теперь ясно, что он замышлял, подзуживая Лью и затаскивая его в эту историю. Ксе подозревал, что ещё не раз и не два Лье будут задавать этот вопрос — куда ехать и где прятаться.

Не найти человека компетентней шамана Льи.

«Так ему и надо», — подытожил Ксе и впустил улыбку в глаза. На него настороженно и с надеждой смотрел Жень — на него, а не на мудрого Деда или изощрённо-умного Лью — и потому Ксе чувствовал ответственность за божонка. Ответственность лежала на всех, принявших просьбу великой стихийной богини, но Арья и Лья только рассчитывали и планировали, а Ксе должен был ещё успокаивать. Ободрять.

Почему-то он был рад этому.

Жень улыбнулся ему — в ответ.

Лья думал.

— Если дня на два, то можно на мою старую площадку, — сказал он. — Там ремонт будет, а пока она пустая стоит. Ночевать, в принципе, можно.

— Ладно, — удовлетворённо ответил Дед.

И Ксе вздрогнул, потому что закончил Арья словами:

— А вам в метро.

— Ч-чего?

— Улетаете, да, дедушка? — посопев, спросил Жень.

— Ага. — Арья обернулся и потрепал бога по макушке. — Ты не волнуйся. С тобой Ксе останется, и Лья поможет. Так, Лья?

Тот пробурчал что-то неразборчивое, но интонации учителя не позволили отступить.

— Сволочи вы, — сдался Лья. — Ну, только попробуйте влипнуть… свалю и глазом не моргну. Совести у вас нет? так у меня тоже нет… учтите…

Жень подмигнул Ксе и солнечно улыбнулся.

Лья работал по той же специальности, что и Ксе, только в другой фирме. Занимались они поддержкой старых объектов — зданий, строившихся до второй половины шестидесятых, без всякого представления об энергетических контурах, крохотных капиллярах огромного тела Матьземли. Ксе перенастраивал жилые дома: те, в которых людям по необъяснимой причине делалось муторно и тоскливо, где у здоровых родителей рождались больные дети, где слишком многие спивались или садились на иглу. Дело это было несложное и позитивное, Ксе оно нравилось. Лья работал по большей части с памятниками архитектуры и, будучи в подпитии, матерно клял комиссию по их охране. По его словам, из того, что строилось полтора века назад вкривь и вкось на собачьих костях, большую часть можно было только снести, но каждый приказ о сносе приходилось выбивать с кровью. Остальное, хочешь — не хочешь, а выправляй и отлаживай. Впрочем, Ксе подозревал, что за рекомендацию снести памятник и построить на его месте современный, тщательно настроенный торговый центр сотоварищу просто больше платили.

Отчего, вероятно, у него и имелось две собственных площадки. У Ксе, к примеру, не было ни одной; для того, чтобы в спокойной обстановке погулять по тонкому миру и после работы привести себя в резонанс со стихией, приходилось выкручиваться по-всякому.

Старая и подлежащая ремонту площадка Льи располагалась в квартире на первом этаже кирпичного дома. От метро до неё было минут пять ходьбы. Поездка в метро обошлась без приключений; иного Ксе и не ждал — Матьземля могла по-разному относиться к происходящему на её поверхности, но у себя внутри ничего противного своей воле не допускала. Шамана всегда изумляло, как метростроевцы тридцатых ухитрились не допустить ни одной серьёзной ошибки в согласованиях. Иначе как чудом назвать это было нельзя.

Опамятовавшийся и повеселевший Жень радостно ухмылялся. Зубы у него были сверхъестественно белые и ровные — тоже, наверное, от божественности. Сначала Ксе рассказывал ему про Деда и своё обучение, потом Жень пустился вспоминать, как папка возил их с сестрой в танковый музей в Кубинке. Вылилось это в упоённый монолог бога войны о танках, БэТээР, БээМПэ и их ТэТэХа, который безнадёжно штатским шаманом слушался вполуха с лёгким страхом.

На выходе из станции Жень замер возле киоска с газетами. Ксе не стал торопить его, в очередной раз повинуясь интуитивному чувству правильного.

— Ксе.

— А?

Божонок помялся, хмурясь.

— Ксе, у тебя деньги есть?

— Есть чуток. А что?

— Дай, а? Пожалуйста.

Шаман пожал плечами и только спросил:

— Сколько?

Жень бросил стремительный взгляд на витрину киоска, посчитал в уме и ответил.

— Сто сорок рублей.

Ксе без лишних слов достал бумажник.

Интересовала Женя, как оказалось, отнюдь не печатная продукция. Над прилавком с нею располагались полки разной дешёвой мелочи: ручки, карандаши, нитки и наушники, женские заколки и детские игрушки. Женю понадобились зачем-то два игрушечных меча из пластмассы, настолько некачественной, что с новых, нераспакованных вещиц уже облезала краска. Божонок разорвал хрусткие пакеты и с довольным видом зажал игрушки локтём.

Ксе ничего не сказал. Невооружённому глазу было видно: Жень знает, что делает.

Надо — значит надо.

Из припаркованной на углу иномарки смотрела на прохожих белокурая, похожая на эльфийскую королеву женщина с холодным высокомерным лицом. Смотрела долго, и сосед её начал уже проявлять нетерпение, когда жёсткий рот королевы разомкнулся:

— Рискнёте?

Голос у неё был такой же холодный и немного металлический, как взгляд.

— Разве есть риск? — опечаленно спросил мужчина.

— Этим утром, — размеренно проговорила женщина, — при невыясненных обстоятельствах погибли пять неофитов.

— Поэтому здесь я.

Льдистые глаза королевы обратились к говорящему. Полный адепт бога войны был высоким, плечистым и совершенно бесцветным, точно с его лица потусторонним ластиком стёрли все запоминающиеся черты.

— А мне, напротив, делать здесь больше нечего, — всё так же медленно сообщила женщина. — Я закончила свою работу. Так?

— Так.

Адепт, не сказав больше ни слова, вышел и захлопнул дверцу автомобиля. Снежно-синий эльфийский взор снова застыл, на этот раз упёршись ему в спину: жрец уходил по прямой.

— Варвара Эдуардовна? — тихонько окликнул шофёр спустя пару минут. Он не оборачивался, в голосе его не слышалось удивления: он давно знал, и с кем имеет дело, и как именно следует вести такие дела.

— Всё в порядке, — после недолгого размышления отозвалась женщина. — Едемте. Мне пора.

Машина мягко тронулась с места.

Район был старый, уютный: приглушённые тона кирпичных стен, деревья, поднимающиеся над двускатными крышами, детские площадки, деревянные скамьи со столами — из грубо выпиленных досок, как не делают больше… Даже человек, напрочь лишённый способностей к контакту, почувствовал бы, что здесь хорошо. Шаман вдобавок понимал, как именно хорошо, почему, и какая от этого польза. «Лья, собака такая, неплохо устроился», — с улыбкой подумал Ксе. Необычайно компетентный шаман Лья мог многое себе позволить даже в плане жилья в Москве, но место для площадки выбрал в ветхой «хрущобе».

…потому что район был чудом. Ещё одним невероятнейшим озарением, вроде раннего метро. Небогатые типовые домишки встали здесь «песней жизни», идеальным согласованием, какого редко добиваются даже высокооплачиваемые профессионалы.

Ксе как раз думал, что где-где, а здесь «хрущобы» не снесут ещё очень долго, когда опередивший его божонок повернул за угол.

И метнулся назад.

Ксе резко вдохнул: по спине точно ссыпалось ведро мурашек. «Началось», — скользнуло по краю сознания, и хотя шаман ещё не видел, что именно началось, догадаться было несложно.

Их ждали.

Как, кто подслушал совет Льи? За ними следили в подземке? Жрецы нашли Женя по следу ауры? Ксе не знал. Пальцы его сами собой нырнули в карман и до боли стиснули выданные Льёй ключи. Что за дрянь сегодняшний день, не задался с самой ночи… Шаман зажмурился. Неужели снова придётся взывать к Матьземле? Он сегодня уже взывал, ему уже хватило, на всю жизнь хватило! На мгновение Ксе задумался о том, как станут развиваться события, если уже сейчас обстановочка дрянней некуда — и усилием воли отогнал эту мысль.

Он был шаманом.

Он умел действовать быстро.

Когда Ксе открыл глаза, Жень смотрел на него и улыбался. На лице бога шаман успеть повидать разные улыбки — робкую, задиристую, беспечную… но этой он прежде не видел. Жень просто-таки сиял, и от недоброго его веселья страх, который Ксе успел преодолеть в себе, вернулся и окреп, сделавшись предчувствием неизбежной беды.

Ксе не стал задавать вопросов. Он сосредоточился и обратился мыслями к Матьземле. Позвал её.

И не услышал.

…он был заперт. Заключён в непроницаемый кокон, стенки которого в бешеном темпе вращались, бледно искрясь от напитывавшей их энергии; они были полупрозрачны, и Ксе видел жуткие протуберанцы, которые стремительно выбрасывал и вновь втягивал в себя вихрь. Кокон, внутри которого находился шаман, был не центром смерча, а лакуной, крохотным островком покоя, сотворённым для Ксе вблизи истинного центра, но чем дальше, тем хуже становилась видимость, и настоящих размеров вихря шаман оценить не мог, тем более, что не мог, как обычно, сравнить его с беспредельным телом стихийной богини. Он понимал только, что вихрь огромен, по-настоящему огромен и полон дикой грозовой мощи, готовой вырваться и сокрушить…

Шаман вынырнул из стихии, как из бассейна — насквозь мокрым от пота. Божонок по-прежнему смотрел на него и улыбался, теперь уже с долей гордости.

— Жень, — хрипло проговорил Ксе, заставляя себя стоять прямо. — Жень, пошли отсюда.

— Куда? — Шаман сам изумился, когда божонок действительно подошёл к нему.

— Обратно. В метро.

— Зачем? — Жень лукаво прищурился.

— Ты же видел.

— Что?

— Кто… — Ксе проглотил вязкий комок слюны. — Кто — там? Кого ты там за углом увидел?

— Жрецов, — с готовностью ответил Жень и солнечно заулыбался.

— Адептов?

— Угу.

Ксе без лишних слов сграбастал его за рукав и потащил за собой. Он имел сказать богу нечто по поводу его несмешных шуток: Ксе не сомневался, что силу, которую он увидел, Жень отлично контролирует и не даёт шаману ощутить родную стихию нарочно, из каких-то своих соображений. Ксе не представлял, какие соображения могут иметься у неуравновешенного подростка, но всё яснее понимал, в насколько опасном положении оказался, и оттого внутри нарастала злость. Богиня просила позаботиться о пацанёнке — хорошо, это долг шаманов, и Ксе согласился, и Дед Арья принял на себя часть груза, и Лья обещал помочь. Но если этот пацанёнок будет вот так выступать…

Впрочем, проводить разъяснительные беседы следовало где-нибудь в спокойном месте.

— Ксе, — слегка задыхаясь, окликнул Жень.

— Помолчи.

— Ксе!

Шаман только резко выдохнул, почти зарычав.

Бог рассмеялся и стал на месте.

Ксе в ярости на него воззрился. Сдвинуть упёршегося Женя силой было не проще, чем фонарный столб, потому он и не пытался, но…

— Ксе, пусти меня.

— Придурок мелкий, ты ведь…

— Да пусти же, — буднично попросил Жень. — Я их убью.

И наклонился подтянуть шнурки на кроссовках.

…Ксе стоял как пыльным мешком ударенный. Ему отчаянно хотелось, чтобы здесь сейчас каким-нибудь чудом появился Дед. Иные ценные идеи осенять не желали. Божонок определённо нуждался в очередном сеансе выкручивания ушей. Ксе не умел обращаться с детьми, тем паче подростками, а перед капризами пубертатного бога был совершенно беспомощен.

— Смотри! — горделиво велел мальчишка.

Шаман пошёл за ним как баран на верёвочке; он думал что-то сердитое, но толком даже выругаться не мог.

…вот — жрецы. Не какая-нибудь мелкота — адепты. Двух дней не прошло с тех пор, как божонка судорога свела от ужаса, стоило ему заподозрить жреца в Ксе. Только этим утром Дед Арья ради просьбы Матьземли и жизни Женя пожертвовал своей совестью. А нынче время послеобеденное, и Жень требует, чтобы Ксе смотрел; ни дать ни взять стишок собирается читать с табуретки…

Шаман нервно хихикнул.

Жень отпустил его руку.

— Ты боишься, что ли? Не бойся.

— Стрелять будешь? — не в силах согнать с лица косую ухмылку, предположил Ксе. Ему происходящее казалось каким-то ирреальным: «Этого на самом деле нет, потому что так не бывает…»

— Нет, — задумчиво сказал Жень, щупая пистолет под курткой. — Патронов мало. Беречь надо.

— А… чтоб тебя, — выдохнул Ксе. — И что ты собираешься делать?

Бог улыбнулся.

— Я же сказал — смотри.

Кажется, будто медленно, без сомнения и боязни, погружаешься в тёплую воду; она смыкается над твоей макушкой, лаская кожу течением и переплеском, и ты, человек, вдруг научаешься дышать как рыба, забывая о последней преграде между тобой и водой…

Дед Арья настоятельно рекомендовал родителям шаманят хотя бы раз свозить детей на море. Ксе бывал там и до первого погружения в тонкий мир; ощущения действительно оказались похожими, и он радовался тому, как легко и приятно учиться… С тех пор Ксе делал это тысячи раз.

Сейчас он этого не сделал.

Ксе, шаман, не погружался в стихию.

Но очертания предметов стали расплывчатыми, словно взгляд затуманивала могучая аура Матьземли. Но вокруг человеческих фигур забрезжили синие контуры. Но потеряло прозрачность небо, став великим стихийным богом, и неторопливые молнии потекли от него к Земле, как струи дождя. Но вихрь, яростный и стремительный, поднялся, достигнув самого небосвода, и загорелся тяжёлым светом.

И Ксе увидел центр вихря.

Жень стоял, разведя в стороны руки с пластмассовыми мечами, на губах играла мечтательная улыбка. Ксе не мог объяснить, что божонок проделывал с собой, он просто не знал, на что Жень способен. Страшноватый приступ ясновидения проходил, мир вокруг шамана вновь становился нормальным, плотным, и Ксе только помнил, что тонкое тело бога формировало какую-то другую фигуру, отличную от собственной жениной.

Подросток рассмеялся и пошёл вперёд.

Ксе разрывался между нежеланием, назло гадёнышу, смотреть и чувством за него же, гадёныша, ответственности. Последнее пересилило, и шаман заторопился за Женем, проклиная всё на свете и пытаясь сосредоточиться для нового обращения к Матьземле. Если случится что-то нерадостное, воззвать к ней придётся, хочет этого божонок или нет… впрочем, если что-то действительно случится, возражать он уже не сможет. Шаману стало тошно от этой мысли.

…Качели, песочница, нестройно стоящие гаражи-«ракушки», деревья, асфальт, подъезд — Ксе не знал, тот ли, к которому они шли, но те, кто встречал их, точно знали — тот. Их было всего трое, или Ксе заметил троих… потом ещё троих, чуть дальше, но среди тех не было адепта. Ксе сам удивился, как сумел его распознать.

Вполоборота, засунув руки в карманы, стоял у подъезда бесцветный мужчина в чёрном пальто.

В десяти шагах от него замер Жень.