"Избранное в двух томах. Том первый" - читать интересную книгу автора (Ахтанов Тахави)

VII

Когда ожесточенный бой затих, в окоп, где сидели Ержан и Кусков, спрыгнула Раушан с сумкой за плечом. Привалившись к стенке, она долго не могла отдышаться.

— Здравствуй, Раушан, — приветствовал ее Кусков. — Что же ты не здороваешься?

Раушан растерянно улыбнулась. Она никак не думала, что попадет к Ержану.

— Ай, извините меня! Я совсем задохнулась.

— Зачем же так спешила? — спросил Василий. — Ведь немцы больше не стреляют.

— А как же! Я видела, сколько танков прошло над вами. Много у вас раненых?

— О них командира спросите. Я пойду проведаю ребят.

Сказав это, Василий выбрался из окопа. Раушан, оставшись с Ержаном с глазу на глаз, еще больше растерялась. Ержан молчал. Совсем недавно, приближаясь к опушке леса, она видела, что на позициях его взвода кипит бой, стеною идут вражеские танки. Она не смогла их сосчитать. Танков очень много. И шли они прямо на окопы взвода Ержана. Раушан охватил ужас. Ей казалось, что эти чудовища, попирающие землю и палящие из орудий, раздавят, уничтожат все живое. Она прильнула к стволу дерева, не зная, идти ли ей вперед или вернуться. На миг у нее закружилась голова, потемнело в глазах.

Минуту спустя она увидела горящие танки. И тут сразу вспомнила о боевом задании, которое получила. Опрометью она кинулась бежать в сторону второй роты. Эта рота укрепилась у самой опушки, путь к ней был безопасен.

Не задерживаясь долго во второй роте, Раушан вернулась в санвзвод и получила приказ идти в подразделение Ержана. Делая перевязки раненым во второй роте, она ощущала безотчетную, но мучительную тревогу. Она уже не могла управлять собой. Она находилась в состоянии человека, которого послали с каким-то поручением из дома в то время, когда самый близкий из его родни лежит на смертном одре. И она не могла успокоиться до тех пор, пока не спрыгнула в окоп Ержана.

Он сказал ей;

— Раненых у нас двое, но и те сами ушли в тыл.

— Ушли? — переспросила Раушан таким упавшим голосом, словно эти раненые были ей дороже всего на свете.

Исподлобья, с восхищением смотрела она на загорелое, обветренное лицо Ержана. Больше ей нечего делать здесь, надо уходить, но она не могла заставить себя уйти. «Сейчас, сейчас пойду, только сначала обойду весь взвод», — твердила она себе.

Наконец,собравшись с силами, Раушан заговорила:

— Я видела, как вы дрались с танками. Два танка вы подожгли.

— На нас шли пять танков.

— Пять? А мне казалось, не меньше пятнадцати. Ну, и набралась я страху! А потом побежала к вам. А вы все живы, какое счастье, вы живы...

Давно Ержан не испытывал к Раушан такого теплого чувства и нежности. Ему хотелось обнять ее. Вечная мерзлота сковывала его душу, и вот она вдруг растаяла. Молчать было трудно, но говорить — еще трудней.

— Я побуду немного здесь, — почти шепотом проговорила Раушан.

Внезапно Ержан резко повернул голову. Он услышал знакомый гул. Из-за развалин дома, с пригорка, медленно сползали два танка. Потом появился еще один, еще и еще. Прижавшись к стенке окопа, Раушан смотрела на них.

— Уходи отсюда, Раушан, — настойчиво просил Ержан. — До станции беги пригнувшись. Дальше спуск, там можно бежать во весь рост. — Он говорил скороговоркой: — Поторапливайся, Раушан, до свиданья! — и вдруг, обхватив ее за плечи, крепко поцеловал в губы.

— Нет, Ержан, — пробормотала она, задохнувшись. — Я никуда не уйду от тебя. Твоя судьба — моя судьба.

— Готовьтесь к бою! — крикнул Ержан солдатам и сосчитал наступающие танки. На двадцать солдат — двадцать танков. По одному на брата.

Кусков, находившийся в это время в отделении Добрушина, знал, что немцы повторят атаку, но он не ожидал, что на такой маленький участок они бросят двадцать танков.

Четкой командой Ержана, приказавшего подпустить танки поближе, он остался доволен. Добрушин тоже держался молодцом. С некоторых пор этот человек очень переменился к лучшему.

Раушан, положив винтовку на бруствер окопа, глядела вперед. Ею овладело противоречивое чувство надежды и безысходности, отваги и скрытой боязни. Люди в траншее притихли. Установилась угрюмая тишина.

Раушан поняла: эти люди бесповоротно решили умереть, но не отступать.

Танки приближались. Шедший посредине выполз вперед и, не доходя метров пятидесяти до окопа, остановился. Приоткрылся люк, и фашист, выглянув из него, громко крикнул:

— Рус, здавайс!

В этот момент из средней части окопа кто-то, карабкаясь, вылез на четвереньках и, втянув в плечи шею, согнувшись, побежал, подняв руки с растопыренными пальцами. На бегу он раза два оглянулся назад. Раушан вздрогнула, узнав его. Это был Уали. Не успел беглец пробежать двадцати метров, раздался нестройный залп. Уали на какой-то миг выпрямился и рухнул на землю. Его тело, скрючившись в комок, судорожно трепыхалось, и он долго не мог умереть. Раушан содрогнулась. Судорожно бившееся мерзкое несчастное тело внушало ей страшную брезгливость Будто ее всю обволокло гадкой слизью. В это время из окопа ударила пулеметная очередь. Немец проворно захлопнул люк. Танк, натужно рыча, рванулся с места. Не успел Ержан опомниться, как машина оказалась над ним. За воротник посыпалась земля. Сверлящий лязг разодрал уши. На какой-то миг показалось, что вся вселенная обрушилась на него. Стало темно, а потом сразу светло. Ержан перевернулся на спину и увидел ярко-синее небо. Танк тяжело перевалил через траншею.

Ослабевший Ержан рванулся вслед за танком, держа на весу гранату.

— Постой! — Кусков схватил его за шиворот шинели. — Далеко не уйдет, там ведь минное поле.

Танк прошел метров шестьдесят и подорвался В эту минуту все танки, как по команде, открыли огонь. Один из них, с распоротым железным брюхом закружился на месте и, дернувшись в последний раз, застыл. Второй бросился наутек, неся на себе снопы пламени. Но остальные, словно разъяренные быки, взрывали гусеницами землю и кромсали окопы. Многие гранаты и бутылки, не достигая танков, падали на землю. Земля горела. Ручные гранаты, ударяясь о железо, разбивались, как яйца.

Один из танков надвигался на Кожека. Его привалило землей. Высвободив голову, он поднялся, и пока искал в выемке бутылку с горючей смесью, танк перевалил траншею. Кожек, не выпуская из рук бутылку, стал дожидаться его возвращения.

В сегодняшнем бою Кожек вел себя хладнокровно. Былой страх, смущавший его душу, исчез. Раньше сражение казалось ему преисподней. Он не мог прямо смотреть в лицо наступающему противнику, стрелял наугад и содрогался в урагане огня. Теперь он убедился, что может сопротивляться. К нему пришла уверенность. Хладнокровно он рассчитывал, по какому месту ударить танк бутылкой. Когда танк оказался над ним, Кожек уже не распластался на дне траншеи, а встал на четвереньки. Как только танк перешел окоп, Кожек быстро выпрямился и одну за другой кинул две бутылки. Над черной броней взметнулось багрово-желтое пламя.

Бондаренко — едва танки приблизились — открыл огонь. Но толстую лобовую броню пули ПТР не пробивали. Хладнокровный украинец надеялся, что, возвращаясь, танк подставит бок, и быстро перезарядил ружье.

И вот танк снова оказался над ним. Он еле успел нагнуться, ружье раздавила гусеница. Бондаренко поднял голову и увидел Зеленина, по грудь высунувшегося из окопа и метнувшего гранату. В тот же миг Зеленин, обливаясь кровью, свалился в окоп. Не успел Бондаренко подбежать к нему, как над ним, закрыв небо, появился новый танк. Обнимая ноги Зеленина, Бондаренко упал ничком. Когда прошел танк, он приподнял голову Зеленина. В глазах раненого сержанта угасал свет жизни. Сержант прошептал:

— Уничтожь гада.

В это время Даурен и Добрушин увидели, что танк, только что прошедший над ними, остался невредим и поблескивал зловещей свастикой.

— Ушел, дьявол! — осатанело закричал Даурен, вскочил, но, споткнувшись, упал.

— Черт неуклюжий! — выругался Добрушин.

Разгоряченный боем, Даурен поднялся на ноги и бросился за танком.

— Ложись! — закричал Добрушин.

Даурен подоспел к танку в то время, когда он стал поворачивать. Выпрямившись, Даурен с размаху бросил под гусеницу тяжелую связку гранат.

Добрушин крикнул что было сил:

— Ложись!

Даурен упал. Танк с распоротой гусеницей, закружившись на одном месте, остановился.

Добрушин выпрыгнул из окопа, подбежал к раненому товарищу и, взвалив его на спину, держа в руке противотанковую гранату, пополз к окопу. До траншеи оставалось каких-нибудь десять шагов, когда над ними навис, будто вставший на дыбы, танк. Добрушин опустил Даурена в помятый снег и, лежа, швырнул гранату. Осколок ударил его, и он замертво рухнул на тело товарища. Два мертвых бойца, казах и русский, остались лежать в обнимку между двумя танками, подбитыми ими.

Бой кипел не утихая.

Кусков слышал: чем чаще разрывались противотанковые гранаты, тем меньше рокотало моторов; он видел клубы черно-бурого дыма над горящими машинами. Но политрук понимал, что бой еще в разгаре. «Если фашисты в том же темпе будут продолжать атаку, неизвестно, на чьей стороне окажется победа», — с тревогой думал политрук. На какой-то миг ему показалось, что сражение проиграно. Когда два танка утюжили окоп на левом фланге, там не разорвалась ни одна граната, не раздалось ни одного выстрела. Один танк перемахнул через траншею. Кусков знал, что за первым последуют остальные.

Битва вступала в решающую фазу. Кусков упруго выпрыгнул из окопа, догнал танк, устремившийся в наш тыл, с разгона швырнул в него бутылкой и упал, сраженный огнем второго танка.

Танк горел перед ним... Недавно всесильный, он уже не мог перебраться через мертвое тело Кускова — самое неодолимое препятствие, какое встретилось на его пути.

Во взводе остались считанные бойцы. Никто, кроме Ержана, не видел, как погиб их политрук, как он ценою своей жизни преградил путь танку. Ержан лишился самой надежной опоры. Он остался один со своим малочисленным, истекавшим кровью взводом среди вихря огня и смерти.