"Избранное в двух томах. Том первый" - читать интересную книгу автора (Ахтанов Тахави)

V

Поле устало от боя. Лежало в изнеможенье после грохота и оглушающего рева орудий. Санитарный взвод, укрытый от огня неподалеку от штаба батальона, уже успел отправить всех раненых в тыл. На мозолистых, почерневших от пыли руках санитаров запеклась кровь. Они, отдыхая, лежали на повозках или прямо на земле.

Тянулся ленивый, вялый разговор.

— Теперь до вечера, пожалуй, не будет атаки.

— Не будет. Ночью немцев и на аркане не вытащишь.

— Ну, это как сказать! Вполне возможно — попрут и ночью.

— Попрут, черта с два!

— Голову прозакладываю: они до самого утра, выпучив глаза со страху, будут ракеты жечь. Жечь да поглядывать, с какой стороны мы ударим.

Раушан, сидя поодаль, прислушивалась к разговору. Неподалеку от нее Коростылев с завидным аппетитом закусывал, утоляя голод. Он отрезал кусок черного хлеба и на самый длинный его конец прилаживал кусок сала с большой палец толщиной.

Приподняв лицо с коротким приплюснутым носом, он начинал с хлеба, постепенно подбираясь к салу. Аппетит у Коростылева был волчий. Раушан не удержалась от смеха. Коростылев быстро оглянулся и тоже засмеялся, обнажив ряд белых зубов.

— Вот и перебили мне аппетит, — вымолвил он.

— Ну, это не просто сделать: очень он у вас большой.

— Слава богу, на это не жалуюсь.

Утолив голод, он поднялся, стряхнул с себя крошки и пошел к повозке, говоря на ходу:

— Спокойной минутой нужно пользоваться. Вздремну. Каюсь: люблю поесть и поспать. И тебе, Раушан, от души советую.

Он вскочил на повозку, потеснил там лежащего паренька, опрокинулся на спину и вытянул ноги.

Раушан некоторое время смотрела на него. Позавидуешь Коростылеву! Никогда не спешит, не суетится.

«Почему я не такая?» Раушан перевела взгляд на двух задремавших санитаров. Они тоже с наслаждением вытянули натруженные ноги.

Мужчинам на войне легче. Девушкам куда труднее. В фильмах, которыми Раушан увлекалась, санитарки ловко и красиво ползли в дыму, перевязывали раненых бойцов и самоотверженно выносили их из огня. Неизвестно почему, но в тех картинах люди на войне не погибали. Если, как исключение, и умирал кто-нибудь, то такой красивой смертью, что и тебе хотелось погибнуть так же. Война на деле оказалась совсем иной. В первый же день боев при виде крови, бившей из раны, при виде предсмертных мучений солдата иллюзии красивой войны развеялись.

Тот романтический порыв, который бросил Раушан на фронт, выветрился, а спокойное мужество еще не пришло. Выдержит ли она? Не сломается ли? И сердце неспокойно. Встретился юноша с черными бровями, с глазами, которые тревожат. Но какой-то он непонятный. То жизнерадостный, оживленный, порывистый, глаза светятся. А то хмурится, мнется, молчит. И такой у него вид, будто в глубине души бурлит и клокочет что-то большое, а что — он выразить не умеет.

В такие минуты Раушан поглядывала на Ержана с боязливым любопытством. Тяготясь молчанием, они расходились. Он улыбался на прощанье — слабо и виновато. Ей уже казалось, что он отдаляется от нее, и вдруг в перерыве между боями — как гром среди ясного неба: «Люблю».

Разведчик Дулат приходил чаще, но, как только начались бои, они встречались урывками, случайно. Раушан чувствовала себя с ним проще. Он всегда смешил ее. Лихой разведчик, забубенная голова, говорун — с ним было весело, и только Уали Молдабаев совсем другой. Он тоже не упускал возможности встретиться с ней. Вначале ей не понравился этот масляно улыбающийся немолодой уже человек с серо-пепельным, рябоватым лицом. Когда его оценивающий взгляд пробежал по ее фигуре, все в ней взбунтовалось. Гнев бросился ей в голову. Но такт, привитый с детства, не оставил ее. Раушан сдержалась перед человеком, чье звание и возраст требовали уважения.

Впрочем, потом она не замечала такого взгляда у него — Уали всегда был вежлив и корректен. Может быть, Раушан тогда показалось? По всему видно, Уали — человек большого жизненного опыта, культурный, образованный.

— Добрый день, сестричка!

Любезно склонив голову, перед нею стоял Уали и протягивал руку. Появился именно в ту минуту, когда Раушан раздумывала о нем. Раушан испугалась, что по выражению лица он догадался о ее мыслях. Он с улыбкой смотрел своими маленькими сверлящими глазами, которым, казалось, открыт каждый уголок ее души. Девушка боязливо подала ему руку. Ее щеки разгорелись. Разбуженный голосом Уали, Коростылев поднял голову, недружелюбно глянул на него и снова захрапел.

— Почему вы так смутились, сестричка?

«Да, да... он все видит».

Раушан встала.

— Что за формальности, сестричка? Сколько раз я просил не вытягиваться передо мной!

Легким, осторожным движением коснувшись плеч Раушан, он заставил ее снова сесть. Она ответила с неловкостью:

— Вы же старший лейтенант.

— Ну при чем здесь мое звание? Я был бы счастлив, если бы вы видели во мне старшего брата.

Раушан молча опустила голову. Уали считал себя сердцеведом, смущение девушки он истолковал как хорошее для себя предзнаменование.

Он тут же заговорил — жарко, возбужденно:

— Война многим перевернула жизнь и спутала все карты. Не будь войны, вы уже учились бы в Алма-Атинской консерватории. Не об этом ли вы грустили сейчас в одиночестве?

Он не спускал с лица Раушан улыбчивых глаз. Раушан действительно мечтала поступить в консерваторию, но сейчас ей не хотелось вспоминать об этом, и она ответила:

— Нет, я не думала поступать в консерваторию.

— Большая ошибка! — сказал Уали, и Раушан рассмеялась в душе, веря, что ей удалось обмануть этого многоопытного человека с маленькими пытливыми глазками. Он продолжал, воодушевляясь:

— Я так живо представлял себе вас на эстраде. Вы поете, и вам не дыша внемлет зачарованная толпа. Говоря откровенно, я без ума от искусства. Я люблю его почти смертельно. Кто же не любит искусства? А вместе с тем я человек науки. Но все интересы ученого, все ученые степени я променял бы на торжество артиста, которому рукоплещут тысячи поклонников. Что делать! Все это одни мечты. Я не рожден артистом.

— Как легко вы бросаетесь наукой! — засмеялась Раушан.

— Есть вещи, ради которых можно пожертвовать всем. — Уали помедлил, словно боясь своей искренности... — Да... Искусство, любовь. У меня нет таланта, но я не грущу. Я тешу себя мыслью, что увижу в сиянии искусства самого близкого мне человека.

— Вам нужно жениться на знаменитой актрисе, — шутливо сказала Раушан, не сознавая, что сама помогает Уали пробираться к намеченной цели.

— Это несбыточно. Впрочем, это и не привлекает меня. Гораздо ценнее своими руками отгранить еще не окрепший талант, вырастить, выпестовать его. У меня есть к тому все возможности: мой авторитет, связи в столице.

— Вот вы и попробуйте.

Уали проговорил как бы вскользь:

— На передовой тихо. Прогуляемся немного?

— Хорошо.

По неглубокой ложбине они медленно пошли к лесу. Проснувшийся Коростылев крикнул:

— Раушан, не уходи далеко! — и повернулся на другой бок.

Раушан не испытывала тревоги, шагая с Уали. Она словно стряхнула с себя все тяжелое, в чем пыталась разобраться. Только что она была похожа на испуганного, взъерошенного птенца, выпавшего из гнезда на холодную, неприютную землю, но вот благожелательный человек разбудил в ней воспоминания об интересной и ласковой жизни, которую она оставила далеко-далеко и которая сулила ей столько радостей. Слова Уали кружили ей голову, как вино. Да, театр, зал, публика, люстры, сверкающие, как солнце. По рядам перекатываются нетерпеливые аплодисменты — люди ждут начала концерта. Свет гаснет, тяжело и величественно раздвигается занавес. Раушан стоит в двух лучах прожекторов, и глаза сотен людей устремлены на нее. На ней белоснежное, словно пух лебедя, платье из газа. Или нет: длинное голубое шелковое...

Раушан вдруг расхохоталась, поглядев на свою шинель.

— Чему это вы, сестричка?

— Так. Вспомнилась одна смешная история.

В глазах Раушан вспыхнули огоньки, на щеках появились ямочки. Уали исподлобья смотрел на нее, на ее нежные губы, дрожащие от смеха, и в гортани его сделалось сухо. Он вдруг потерял всякую уверенность в себе, и это было в высшей степени неприятно. Они словно бы поменялись ролями: Раушан оживилась, а Уали погрустнел, и слова уже с трудом шли ему на язык.

Раушан рассказывала:

— Наши ребята, десятиклассники, после экзаменов устроили пикник. Вот было славно! Но в этот день началась война.

— Печальное совпадение.

— Собирали по пятнадцати рублей с каждого. Когда мы собрали деньги, то начали спорить — кому делать покупки. Девушки уверяли, что ребята ничего не смыслят в закусках и это дело нужно поручить им. А ребята протестовали. Говорили, что девушки накупят конфет и мороженого, а дельного ничего не принесут. В конце концов послали и мальчиков и девочек.

— Ну и что же дальше? — сказал Уали, чтобы поддержать разговор. Эта девушка, в сущности, так и осталась десятиклассницей, хотя ей за восемнадцать. В Казахстане девушку в четырнадцать лет уже считают взрослой.

— А мы на автобусе поехали в горы. На траве расстелили скатерть и уселись вокруг. И тут встал один наш мальчик, Кайсар, и сказал: «Товарищи, мы теперь взрослые люди. О ребячестве нужно позабыть. Поэтому мы этот сбор должны провести, как полагается благородным людям». Он повернулся к Жагалу (тоже наш мальчик, рыжий такой, мы его прозвали Саржал). «Эй, Саржал, — говорит Кайсар, — ты коротышка, поэтому все время будешь подручным мальчиком. Ну-ка блесни своим искусством!» А Жагал хитрый. Он говорит: «Есть, носатый господин». Тут он приложил руку к сердцу, сделал поклон и, открыв чемодан, расставил на скатерти стаканы. Потом посмотрел в сторону, что-то пошептал, дунул и молниеносно вытащил две бутылки вина. И все девочки с визгом бросились врассыпную.

— Так испугались вина? — с усмешкой спросил Уали.

— Раньше мы никогда не пили. Честное слово, испугались. А Кайсар, чтобы сагитировать нас, храбро выпил целый стакан. Потом у него закружилась голова, ему стало плохо. Саржал насилу привел его в чувство. Он окунул его головой в ручей.

— Эх, безмятежная пора юности!

— Такой веселый был этот день! — увлеченно продолжала Раушан. — В тысячный раз решали, кто в какой институт пойдет. Все ребята советовали мне идти в консерваторию, учиться петь. Вот сейчас вы напомнили мне об этом. А к экзаменам мы решили готовиться вместе, помогать друг другу. А когда вернулись домой, началась война.

Раушан опустила голову.

— Да, воина разрушила многие судьбы, — вздохнув, произнес Уали. — Вы не смогли поступить в консерваторию. Я не успел дописать диссертацию. А у меня собран богатый материал по истории и быту казахских ханов. В общем, моя жизнь сложилась неудачно.

— Почему? — Раушан удивленно посмотрела на Уали.

— Не буду скрывать от вас: у меня есть жена.

— Почему вы должны это скрывать?

— Вы разве знали?

— Не знала. — Раушан и в голову не приходило, женат Уали или не женат.

— Раушан, вы еще молоды. Вам этого не понять. Но в нашей жизни еще существуют сложнейшие и запутанные вопросы. Я человек, который сильно споткнулся в жизни. И я ранен ею. Блуждаю, как слепой.

— Почему блуждаете?

Все это было непонятно. Никогда бы она не подумала, что Уали переживает драму.

— Разве человек не способен ошибаться? Вы очень юны и тоже можете ошибаться. Жена — это самый близкий человек в жизни. Не так ли? И бывает безысходно тяжело, когда жена оказывается человеком не равным тебе, не способным тебя понять. Я горько сожалею о своем прошлом. Оно — мое несчастье.

Впервые слышала Раушан такую исповедь взрослого человека. Она никогда бы не подумала, что между супругами может существовать несогласие. Ее родители жили очень дружно и оба без памяти любили Раушан. Для нее они были как один человек. И в семьях соседей она не замечала ничего похожего на несчастье. У них есть дальний родственник — домбрист, каждый день у него с женой перепалка. Но сами они не считали это несчастьем, это было что-то привычное, неизменное и даже необходимое, как утренний чай.

Уали продолжал скорбно:

— Хотя я глубоко несчастен, я радуюсь счастью других. Вы, Раушан, созданы для счастья, как птица для полета. Но молодости свойственно заблуждаться. Поверьте, у меня нет другого желания, как только помочь вам, быть вам полезным, устроить вашу судьбу. Примите это как братское участие. Только поймите верно чистоту моих побуждений, не отталкивайте моей помощи.

Уали почти с мольбой искал взгляда Раушан. Она не совсем понимала его, но ей не хотелось его обижать.

— Разве человек должен отказываться от помощи, которую предлагают бескорыстно? Не сомневайтесь во мне. — Уали глубоко вздохнул. — Я не имею права рассчитывать на большее. Но помогите мне выполнить братский долг.

Они вернулись назад, в санитарный взвод.

Коростылев проснулся, поднял голову, протер глаза и спрыгнул с повозки.

— Ложись на мое место, Раушан, — предложил он, позевывая и потягиваясь.

— Что-то не хочется спать, — ответила Раушан.

— Что это значит «не хочется»? Я пойду в штаб, разузнаю обстановку, — пробурчал Коростылев и повернулся к Уали, которому не хотелось расставаться с Раушан.

— Вам в ту сторону, лейтенант? Идемте.

А сон так и не приходил.

Осень. Синева неба выгорела. В высоте скользят темные облака с беловатыми каемками. Вот бы лечь на такое мягкое, как пушок, облачко, освещенное солнцем, и тихо плыть в бесконечность. «Что за мечтательность! — укоряет себя Раушан. — Молдабаев... Уали... все-таки интересный человек. Очень интересный. Очень, очень интересный». Если долго смотреть на эти далекие облака, то начинаешь им завидовать: они красивы, беспечальны и безмятежны. В самом деле, почему бы и Раушан не плыть вместе с ними над этой трудной жизнью людей? Уали смотрел бы на нее с земли своим умоляющим и тревожным взглядом. А почему ей не думать об Уали? Детство осталось далеко позади, она уже взрослая, а к ней еще никто не относился так серьезно и уважительно. Взрослые поглаживают ее по головке, словно кошку, и разговаривают с ней со снисходительной улыбкой.

А этот человек держится с ней, как с ровней, не важничает, не хвастает своим житейским опытом. И мужественно носит в себе свое несчастье. До чего бы интересно забраться в его душу, понять, что его мучит, и почему так случилось, и что сделать, чтобы он не мучился? И как помочь такому большому и мужественному человеку? Он предложил ей чистую, возвышенную дружбу. Ведь так?

А может быть, не так? Раушан встревожилась. Почему он часто вздыхает, глядя на нее? «Отгранить еще неокрепший талант, вырастить его...» За этим что-то кроется. «Искусство... Любовь...» Такие слова мимоходом не произносят. Ержан, например, не говорит так...

Жалко, нет Кулянды. Кулянда быстро разберется, что к чему, она очень решительная. На нее всегда можно положиться. Но в последнее время она что-то не слишком весела. Признаться, Раушан догадывается... Кулянде нравится Ержан, но она чувствует, что тот к ней равнодушен. И очень нехорошо, что Раушан, зная все это, не поддержала подругу, даже не попыталась развлечь ее, поднять настроение. «Будь на моем месте Кулянда, она никогда не поступила бы так», — подумала Раушан. Но и ребята глупые. Почему они равнодушны к Кулянде? А ведь она во сто раз лучше Раушан. Некрасива? Но это неправда, она совсем не дурнушка. Некрасива! Раушан тоже не красавица.

Послышался гудящий звук. Он приближался. Перелетев через передовую, разорвался снаряд. Затем грохнули еще два взрыва, Раушан спрыгнула с повозки. От штаба торопливо бежал Коростылев.