"Владычица Жемчужины" - читать интересную книгу автора (Ластбадер Эрик Ван)

32 Венец творения

Гуль Алуф в черной дорожной мантии стояла на чердаке полуразвалившегося кашиггена «Стрекоза». На руках она держала полуживого Кургана Стогггула. Когда он не явился на Призывание, она выследила его по сигналу окумммона.

Она нашла регента привязанным за ноги к одной из потолочных балок. На полу образовалась лужица бирюзовой крови, которая, запекаясь, становилась цвета индиго. Производительница бесстрастно оглядывала синяки, ушибы, рваные раны. Похоже, Кургану сломали по крайней мере три ребра. Гуль Алуф не интересовало, кто это сделал; главное, чтобы Курган выжил. Что же, судя по всему, его судьба в ее руках.

Производительница выбила грязное окно и вынесла Кургана на крышу, где стоял ее звездолет. Осторожно опустив правителя Кундалы на пассажирское сиденье, она взяла курс на Храм Мнемоники, а, попав на территорию Храма, понесла прямо в лабораторию, в этот настоящий венец творения.

Раздевая регента и погружая в хирургическую сеть, Гуль Алуф думала, что все сложилось очень удачно. Курган без сознания, а значит, не придется терять время на уговоры и убеждения. Тайком наблюдая за регентом, Производительница получила некоторое представление о его характере и понимала, что он будет сопротивляться до последнего. Она подвела корковые провода на водной основе к его вискам и основанию шеи. Нит Батокссс имел на Кургана колоссальное влияние, а в результате молодой регент совершенно не боится гэргонов. Опасная черта для любого в'орнна, а для правителя — особенно. Элевсин Ашера тоже по-своему нарушал законы техномагов, изучая Кундалу. Он взял в любовницы рамахану, влюбившись в нее и в эту примитивную планету. Именно поэтому Товарищество позволило Ниту Батоксссу сместить Ашеров. Что же такого в этом мире? Почему он притягивает в'орннов и даже гэргонов? Гуль Алуф подводила провода к грудине, пояснице, паху. Одной из причин, по которой ей хотелось приблизить к себе Нита Сахора, было желание разгадать эту загадку. Однако интуиция подсказывала, что бывший гэргон ничего ей не расскажет.

С огромным трудом Производительница заставила себя связаться с Нитом Имммоном по нейронной сети Товарищества и сообщить о происходящем. В целом реакция была положительной, он почти не спорил, а потом по просьбе Гуль Алуф пошел искать Нита Эйнона.

Затем она вернулась к Кургану. Убедившись, что подключение закончилось успешно, она закрыла глаза и на внутреннем мониторе увидела проекцию мозга Кургана. Гуль Алуф внимательно рассмотрела ту часть, о которой говорил Нит Сахор. Ативар, или первичный мозг в'орннов. У гэргонов он меньше, чем у представителей других каст. Естественно, не у всех гэргонов. У Нита Батокссса, у нее самой и, конечно, у Нита Сахора ативар был генетически усилен. Интереснее всего то, что у каждого усиленный ативар проявлялся по-разному.

Нита Батокссса она сама решила наградить мощным ативаром. А что касается Нита Сахора, то Гуль Алуф казалось, что одна из причин их взаимной симпатии кроется в строении этой части мозга. Откуда усиленный ативар у нее самой, она не знала, хотя и подозревала, что это просто генетическая мутация. Чем плотнее ативар, тем ты сильнее, умнее и меньше похож на остальных. Размер тут ни при чем, ведь у гэргонов, высшей касты, ативар меньше, чем у других в'орннов. Однако искусственно воздействовать на эту часть мозга опасно, и лучшее тому доказательство — провал эксперимента над Терретттом Стогггулом.

Наполнив хирургическую сеть околоплодной жидкостью, Гуль Алуф стала смотреть, как тело Кургана медленно в нее погружается. Затем началась работа с черепом. Ее ногти превратились в фотонные скальпели, и она стала аккуратно, слой за слоем, срезать кожу и ткани, обнажая кость. Тем временем тело регента скрылось в околоплодной жидкости, и Производительница стала готовить нейронную сеть к имплантации. Естественно, начинать операцию следовало с ативара. Гуль Алуф работала быстро, сказывался значительный опыт. Она считалась очень одаренной, ведь имплантация — процесс творческий. Часто приходится полагаться на интуицию, именно поэтому Производительницами могли быть только Гули. Кроме Нита Сахора и, возможно, его отца, она не знала ни одного гэргона, который обладал бы интуицией.

Как жаль, что нельзя договориться с Нитом Сахором! Чего же он хочет? Гуль Алуф не понимала этого. Он думал не так, как в'орнн, и уж точно не как гэргон. Очень часто Сахор вел себя как настоящий кундалианин. Это опасно, принимая во внимание усиленный ативар. Насколько Гуль Алуф знала, его ативар — следствие мутации, так же, как и ее собственный. Вне всякого сомнения, Сахор понимал кундалиан гораздо лучше, чем в'орннов. Неужели между ними какая-то мистическая связь? Можно ли извлечь из этого пользу? Или он просто сумасшедший, как Терреттт Стогггул? Сможет ли она убедить в этом кого-нибудь еще? До встречи в музее ей казалось, будто она способна полностью контролировать Нита Сахора. А вот в тот день Гуль Алуф почувствовала, что у него достаточно сил если не одолеть ее, то по крайней мере оказать сопротивление. Это не удавалось даже Ниту Эйнону. Гуль Алуф давно хотелось подчинить его себе или превратить в союзника. В результате пришлось вернуть отцу Сахора нормальный облик.

Производительница разложила нейронную сеть и нагнулась над Курганом, чтобы подсоединить ее к нервной системе регента. Она раскрыла ему рот и заметила в самой глубине горла шрам. Вытащив один из инструментов, Гуль Алуф направила на ранение фотонный луч. На поверхности шрама тут же начала нарастать здоровая кожа. Однако, не успев нарасти, она снова превратилась в рану. Гуль Алуф изумленно уставилась на рот регента. Невероятно, но шрам был постоянным и не подлежал лечению. Интересно, от чего он образовался?

Пожав плечами, она вернулась к имплантации нейронной сети. Действовать следовало очень осторожно, с нервной системой шутки плохи. Малейшая ошибка — и получится второй Терреттт Стогггул. Раскинув крылья, Гуль Алуф положила одно из них между обнаженным черепом Кургана и нейронной сетью. Крылья Гулей не только для полетов. Мембрана позволяла сети отпечатываться на черепе, таким образом оберегая нервную систему, находящуюся непосредственно под ним.

Нит Сахор не выходил из головы Производительницы. Невозможно забыть того, кого хочешь убить. Неужели ей и правда придется это сделать? Производительница знала, что прикончить бывшего гэргона будет непросто. Она была вынуждена признать, что не только восхищалась умом и интеллектом Нита Сахора, но и боялась его. Как здорово, когда сердца замирают от сильных переживаний! В последнее время эмоции стали такой редкостью. Как же ей надоела эта Кундала! Гуль Алуф невзлюбила ее с первого взгляда, поэтому и считала влюбленного в эту планету Нита Сахора сумасшедшим. Если он сошел с ума, то его необходимо убить. Гэргон не имеет права быть сумасшедшим, что, если об этом узнают представители других каст? Даже Нит Эйнон не посмеет ее осудить.

Самое время, как говорят Гули, создать более совершенную модель. Производительница подняла крыло и удалила мембрану. Затем она медленно, с благоговейным страхом, опустила нейронную сеть на череп. Какую-то секунду сеть казалась безжизненным клубком проводов. Но стоило Производительнице направить на нее поток фотонных лучей, как в лаборатории запахло гвоздикой и жженым мускусом. Медленно, очень медленно сеть начала прорастать сквозь череп. Укрепившись на кости, гибкие провода присоединялись к аксонам и, расширяясь вместе с ними, ветвились, пробираясь к позвоночнику, а от него — к другим жизненно важным органам.

Гуль Алуф выпрямилась. Все, теперь они оба могут передохнуть. Завтра в это же время или несколькими часами позже Курган проснется Нитом. Он станет гэргоном, как и планировал Нит Батокссс.

Задолго до того, как центофеннни создали первый галактический телескоп, на Лете жили вогулы. Почему они покинули Лету, никто не знал. Вероятно, их прогнали центофеннни. Так или иначе, памятники их цивилизации сохранились на планете в большом количестве.

Мировоззрение вогулов было довольно простым — жизнь и смерть дарит одна и та же женщина. Смерть отождествлялась с фигурой матери, которая забирает их в бесконечный тоннель Преисподней. Примитивное мировоззрение, однако вогулов оно вполне устраивало.

В ту ночь Ханнн Меннус заснул в окружении шести кхагггунов, которых назначил личными телохранителями. Ему приснилось, что он снова на Лете, на неподвижной, мертвой Лете, и спускается в страшный тоннель Преисподней. За несколько секунд до этого офицер стоял на утесе, окруженный телами кхагггунов из своего отряда. Меннус не мог понять, что случилось с его отрядом и им самим. Внезапно он заметил, что у всех кхагггунов лицо Иина. Везде, куда бы Ханнн ни посмотрел, он видел мертвые глаза брата.

Затем за ним пришла Смерть — высокая женщина, лицо которой скрывала вуаль из густого тумана. Меннус почувствовал огромное облегчение, он был готов идти куда угодно, только бы скрыться от обвиняющих глаз брата. Женщина взяла его за руку и повела в Преисподнюю.

Казалось, они спускаются по огромной сточной трубе, потому что двигаться приходилось по колено в крови. Меннус поморщился. Как ни странно, никакого запаха не было. Он не верил этой женщине и все равно шел за ней. Почему? Он ведь никогда не доверял женщинам, включая собственную мать, память о которой была такой же слабой, как свет в сточной трубе. Рассказывали, что он до крови укусил сосок матери, когда та пыталась его покормить. Она едва не умерла при родах, Ханнн был очень крупным ребенком, однако вопреки всеобщим ожиданиям не превратился в высокого в'орнна. Так что он дважды пролил кровь матери, и теперь она в облике смерти ведет его в Преисподнюю.

Ханнн Меннус проснулся с неистово бьющимися сердцами. Почему-то ему очень хотелось сплюнуть. Он поднялся и подозвал шестерых телохранителей, которые, несмотря на усталость, боялись закрыть глаза и задремать. Оставив взвод-командира Твэйна за старшего, Ханнн Меннус вместе с телохранителями отбыл в Аксис Тэр. Его уже не волновало, что подумают о нем кхагггуны. От сна офицеру было не по себе.

Меннус и его телохранители бесшумно двигались по лесу, холмам, болотам. Ему так хотелось побыстрее попасть в Аксис Тэр, что он старался выбрать кратчайший путь и, не обращая внимания на трудности, несся вперед. Никто из охранников не жаловался, однако думать кхагггунам не запретишь. Они больше не понимали своего командира и сомневались, понимает ли он себя сам.

Вскоре после полуночи Ханнн Меннус объявил привал. Только тут до него дошло, что осталось не шесть телохранителей, а лишь пять. Он включил фотонный детектор на полную мощность и все же, кроме пары ночных зверьков, никого не обнаружил. Меннус отправил троих кхагггунов на поиски пропавшего товарища, но вернулись только двое. Теперь оставались четверо охранников и он сам.

Командир отряда подумывал о том, чтобы лично отыскать убийц, запалив лес и превратив его в огромный костер, в котором сгорят все. Но если честно, Ханнна уже не волновало, кто убивает кхагггунов. Тем более что, начав поиски, он потратит много времени и сил. Поэтому Ханнн Меннус просто приказал телохранителям прибавить шагу. Не терпелось оказаться в Аксис Тэре и отдать брату последний долг. Ханнн бежал по тропинке, на ходу разрубая мечом густой подлесок.

Внезапно он услышал гул гиперактивных ионов и, обернувшись, увидел, что один из его кхагггунов заколол другого ионным мечом. Из чащи появилась тень, и Меннус похолодел от страха. Один из телохранителей тут же заслонил командира собой, однако нападающий пальнул в солдата из ионной пушки, и кхагггун, извиваясь, упал на землю. Меннус тут же бросился к сосне и, вытащив свою пушку, стал стрелять. Ионный шквал превращал сосновые стволы в опилки, но нападающий быстро растворился в чаще. Ханнн заметил еще одну тень и жестом велел кхагггунам уничтожить наглых кундалиан. Затем он, почти не целясь, прикончил бьющегося в агонии телохранителя. Перешагнув через умирающего, Меннус понял, что остался совсем один.

Очень хотелось броситься за тем, кто придумал переодеться кхагггуном. Правда, инстинкт подсказывал, что из этого ничего не выйдет. Поэтому командир отряда влез на дерево и, перелезая с ветки на ветку, стал пробираться в чащу. Можно было двигаться быстрее, но Ханнн сознательно себя останавливал. Пусть враги сами его ищут! Ждать было труднее всего. Меннусу не терпелось попасть в Аксис Тэр и узнать, кто смог перебить его телохранителей. Откуда у бойцов Сопротивления столько оружия? И еще опаснее то, что они стали использовать совершенно иную тактику. Меннус привык к бестолковым, плохо организованным атакам. Тактика у бойцов Сопротивления отсутствовала почти полностью, каждый действовал по собственному разумению, и уничтожать их было легко. Теперь все изменилось.

Внезапно Ханнн увидел внизу какую-то фигуру. Сжав ионный кинжал зубами, он приказал себе успокоиться и окончательно убедиться, что это не его кхагггун. Скользнув вниз, он бросился на притаившуюся темную фигуру.

Упав на колени, офицер сбил незнакомца с ног. Интересно, почему партизан одет во все черное? Меннус вонзил кинжал в спину кундалианина и зажал ему рот. Боец Сопротивления укусил кхаггуна за руку, но Ханнн терпел, поворачивая кинжал в ране, пока зубы партизана не разжались.

Затем Меннус бросился в темноту на поиски следующей жертвы.

Увидев Сахора у лаборатории Гуль Алуф, Нит Имммон загородил ему дорогу. Он стоял у люка, который выглядел плотно закрытым.

— Я хочу ее видеть, — без всякой преамбулы заявил Сахор.

— Нельзя, она сказала…

— С каких пор ты служишь лакеем?

— Возможно, ты не знаешь, — надменно ответил Нит Имммон, — но в Товариществе сейчас решают — считать тебя виновным в убийстве Нита Нассама или нет.

— Гуль Алуф знает, что я невиновен.

— Правда? — широко улыбнулся Нит Имммон.

— Так, — проговорил Сахор, — теперь я все понял.

Люк бесшумно раскрылся. Рядом с Нитом Имммоном теперь стоял Нит Эйнон.

— Не думаю, что ты действительно все понял, Сахор, — проговорил Эйнон. — Тебе здесь больше не место.

Сахор похолодел.

— Отец, с каких пор ты говоришь голосом Гуль Алуф?

— Я говорю голосом Товарищества.

— Товарищество уже давно перестало быть монолитом. Я тебе не верю.

— Можешь верить во что пожелаешь, Сахор. Перед лицом надвигающейся угрозы со стороны центофеннни Товарищество объединилось. Все гэргоны теперь говорят одним голосом.

Краем глаза Сахор заметил, что Нит Имммон довольно улыбнулся. Значит, они выполнили требования Нита Эйно-на. Молодое, сильное тело было только одним из них. Отец, вероятно, потребовал всей полноты власти. Теперь Товарищество говорило его голосом.

— Видишь ли, архив Нита Батокссса ты распаковал, так что в твоих услугах мы больше не нуждаемся, — заявил Нит Имммон.

— Они устали от твоей несговорчивости и бесконечных споров, — проговорил Нит Эйнон. — Честно говоря, я тоже.

— Отец, ты ошибаешься, ты не можешь так со мной поступить!

— Я уже не знаю, кем тебя считать, Сахор. Мне страшно за тебя. Знаешь, в Товариществе многие гэргоны считают, что ты сошел с ума, и требуют, чтобы тебя поместили в «Недужный дух».

— Нит Эйнон нас отговорил, — сказал Нит Имммон. — Хотя с сегодняшнего дня ты изгоняешься из Храма Мнемоники и лишаешься права общаться с другими гэргонами. Особенно с Гуль Алуф.

— А почему особенно с ней?

Оба Нита были непреклонны. Сахор не знал, что сказать. Да, он мог допустить, даже ожидал такого отношения со стороны любого гэргона. Но не от отца.

— Оказывается, мы чужие, — грустно проговорил Сахор. — Как же такое могло случиться?

— Все просто, Сахор. — Фигура Нита Эйнона внезапно стала внушительной, даже пугающей. — Ты выбрал кундалиан, а не нас. Живи их жизнью! Разве ты не об этом мечтал?

Бассе любил темноту и поэтому никогда не носил кхагггунский шлем с фотонным детектором. Ночью партизан чувствовал себя спокойнее, чем днем. Он прекрасно видел в темноте, а в ночной тиши его обоняние и осязание обострялись до предела.

Ноздри Бассе затрепетали — он почуял кхагггуна, словно хищник добычу. Судя по всему, солдат находился примерно в ста метрах к северо-востоку. Кхагггун стоял неподвижно, скорее всего, решая, куда направиться дальше.

Дождавшись, когда кхагггун решит, куда двигаться, Бассе сделал небольшой крюк, чтобы подойти к жертве под определенным углом. Если все получится, то он перережет солдату горло, прежде чем тот поймет, что случилось. Палить из ионной пушки не хотелось. Майя не смогла захватить Ханнна Меннуса врасплох, атака провалилась, но Бассе решил, что свой шанс он ни за что не упустит.

Кхагггун остановился, Бассе тоже. Они стояли неподвижно, словно зеркальные отражения. Не спуская глаз с противника, кундалианин прислушивался к лесным шорохам. Тишина казалась какой-то неестественной. Лесные жители будто почувствовали приближение смерти и поспешили затаиться, пока не минует опасность. Что-то было не так. Бассе ощущал — ему чего-то не хватает, и от этого бойцу стало страшно. Наверное, это подкрадывается его смерть. Вспомнив пепелище, партизан вытер пот с лица и сосредоточил все свое внимание на кхагггуне.

Бассе продолжал идти за солдатом, стараясь не нарушать выбранной траектории. С каждым шагом противник все ближе. Их разделяло пятнадцать метров, когда кхагггун остановился и спрятался за деревом. Лисьи уши Бассе уловили журчание. Он улыбнулся. Время пришло.

Партизан бросился бежать и в ту же секунду понял, что именно не так. Однако останавливаться было уже поздно. Держа меч в одной руке, он активизировал лезвия. И тут Бассе увидел, как к нему приближается какая-то темная фигура. Ханнн Меннус. Партизан узнал его, когда Меннус выстрелил из ионной пушки.

Кундалианин успел увернуться, заметив, что кхагггун, за которым он следил, вышел из-за дерева. Меннус бросился в атаку, а Бассе, защищаясь, нанес кинжалом удар, которым владел с шестилетнего возраста. Кинжал вошел по самую рукоять. Одним врагом меньше, но Бассе потерял драгоценное время, и ему не спастись от неотвратимо приближающегося меча Меннуса. Еще секунда, и лезвие вскроет череп кундалианина.

Вспыхнул яркий свет, и ударная волна отбросила Бассе далеко в сторону. Когда он пришел в себя, то увидел, что Ханнн Меннус стоит, неловко раскачиваясь, а в его груди — огромная рваная рана. Меннус смотрел на фигуру в кхагггунской форме.

— Кто ты, предатель? — собрав последние силы, выдавил Ханнн.

Маретэн сняла шлем. Увидев тускугггун, Меннус грязно выругался и попытался прицелиться из ионной пушки. Художница выстрелила в упор. Брызнула кровь, и кхагггун упал на землю, широко раскинув руки.

Бассе поднялся и решил подойти к девушке. Она стояла, склонившись над Меннусом. Он умирал, однако, как и все кхагггуны, отчаянно цеплялся за жизнь.

— Проклинаю тебя, проклинаю, — прошептал Ханнн Меннус сквозь окровавленные зубы и чуть не захлебнулся собственной кровью.

— Подожди, я еще не закончила, — попросила Маретэн. Вытащив кинжал, она сильным мужским движением отрезала ему голову. Обезглавленное тело забилось в конвульсиях, сфинктер резко расслабился, испортив воздух.

Художница подняла голову Меннуса и небрежно сунула под мышку.

— Нужно найти Майю и поскорее убраться из этой дыры, — проговорил Бассе.

Они направились к тому месту, откуда начали атаку. Бассе то и дело оглядывался по сторонам. Поднимаясь на пригорок, Маретэн споткнулась о большой корень. Молодая женщина посмотрела под ноги. Нет, это не корень, а что-то другое. Она схватила Бассе за руку и сразу поняла, что перед ней. Тонкие руки, девушка будто присела, чтобы выпить дождевой воды, накопившейся на листьях.

«Это не она, — повторяла по себя Маретэн. — Это не она!»

Бассе перевернул тело и опустил голову.

Маретэн вытерла кровь с лица Майи и приникла ухом к ее груди. Ударов сердца она не услышала. Здесь какая-то ошибка! Майя сильно ранена, а она сама перепугалась и не слышит сердцебиения. Разорвав тунику на груди подруги, Маретэн начала делать искусственное дыхание.

— Ну давай же, давай, — монотонно повторяла художница.

— Что ты делаешь? — изумился Бассе.

Неужели он не видит, что она делает? Если есть хоть какой-то шанс спасти подругу, то она…

— Она умерла. — Бассе поднял вялую ладонь Майи. — Вот потрогай, рука ледяная.

Маретэн не слушала, отчаянно продолжая сжимать грудину девушки.

— Она просто потеряла слишком много крови.

— Прекрати!

Маретэн начала колотить дрожь. Присев на корточки, она закрыла глаза. Майя не могла умереть, просто не могла! Маретэн выросла с сестрой, которая ее презирала. Только сейчас художница поняла, что полностью доверяла Майе, которая помогла найти общий язык с Бассе и другими бойцами Сопротивления. Словно старшая сестра, она заботилась о Маретэн, принимала ее и любила такой, как есть. Как же жить без нее?

Полил дождь. По листьям и хвое катились крупные капли. Запахло грибами.

Бассе бесстрастно наблюдал, как рыдает Маретэн.

Сахор ушел, и, убедившись, что он покинул территорию Храма, оба гэргона направились в лабораторию Нита Батокссса. Нит Эйнон открыл люк с кодовым замком, и они переступили порог.

Отец Сахора нашел искусственный цветок апельсиновой сладости и сорвал его. Оба техномага трепетали, понимая, что находятся на пороге великого открытия. То же самое ощущал Нит Глоус, когда открыл многослойность вселенной, и Нит Ханнн, когда изобрел гравитационный двигатель, с помощью которого в'орнновские корабли смогли путешествовать между слоями вселенной, покрывая тысячи световых лет за считанные доли секунды. Сейчас гэргонам предстояло найти способ защитить в'орннов от центофеннни, и они ощущали тот же холодок открытия, что и великие Ниты из Галереи Славы. Наверное, впоследствии они оба займут достойное место в Галерее.

Техномаги обменялись многозначительными взглядами, и Нит Эйнон торжественно поднес бутон к прорези в приборной панели.

— Как жаль, что Нит Сахор не унаследовал вашей преданности делу спасения в'орннов.

— Мой сын не в себе. Как и Элевсин Ашера, он позволил Кундале поработить себя.

— Выходит, он все же сумасшедший, — беспокойно заерзал Нит Имммон. — Значит, правы те, кто предлагал запереть его в «Недужном духе»…

— Мне кажется, ситуация не столь страшна. Мой сын находится в глубочайшем заблуждении. Кажется, он считает себя мистиком. Я думаю, не стоит объяснять, что мистике не место в нашей жизни. Уравнение за уравнением мы доказали ее несостоятельность.

— Да, я понял. Мистика — краеугольный камень кундалианского мировоззрения.

— Очень может быть, только в отличие от кундалиан и Сахора я не нахожу в ней ничего привлекательного.

Нит Эйнон вставил искусственный бутон в прорезь. Глаза обоих техномагов обратились к экрану, на котором вот-вот должна была появиться драгоценная информация. Они только начали читать, когда все символы вдруг исчезли, оставив на экране зияющую черноту беззвездного ночного неба.

Нит Имммон повернулся к Ниту Эйнону.

— Что случилось? Что вы сделали?

— Ничего, — пальцы Нита Эйнона застучали по клавишам, — секунду назад данные были здесь, а теперь исчезли.

— Куда же они делись?

— В базе данных их нет.

— Ну, тогда снова скачайте их с бутона.

— Уже пытался, — раздраженно отозвался Нит Эйнон. — Бутон завял.

— Что значит завял?

— Он совершенно бесполезен. Информация исчезла.

Нит Имммон сорвал еще один бутон.

— Вот попробуйте этот.

Они попробовали три разных бутона, включая тот, который нашел Нит Сахор, но безрезультатно.

— Это вирус, — наконец заявил Нит Эйнон.

— Что?

Эйнон скрипел зубами от ярости.

— Мой сын внедрил вирус в эту систему.

— Скорее вытаскивайте бутон!

— Поздно! — Нит Эйнон ударил кулаком по приборной панели. — Бутоны заражены, вирус уничтожил всю информацию, которая в них содержалась.

Нит Имммон разглядывал побеги апельсиновой сладости, обвивавшие стены.

— А как насчет других бугонов? Должно же остаться хоть что-то?

Найти удалось только один бугон, и Нит Имммон торжествующе протянул его Ниту Эйнону.

— Что мне с ним делать? — иронически спросил Нит Эйнон. — Бутоны созданы специально для этой системы и в любой другой окажутся бесполезными. Я слишком хорошо знаю сына, — сказал техномаг, взяв бутон у Нита Имммона и тщательно осмотрев каждый лепесток. — Видишь? Лепестки заражены. Даже если бы нам удалось разгадать тайну этой системы и создать новую, бутон бы моментально самоуничтожился.

— В Н'Луууру Нита Сахора!

Эйнон вернул Ниту Имммону бутон.

— Можешь носить его вместо значка, больше он ни на что не годен.

Маретэн и Бассе пробирались по лесу и почти за шесть часов не проронили ни единого слова. О чем думал ее товарищ, художница не знала, а сама она вспоминала Майю.

Похороны стали для них настоящим испытанием. Ни Бассе, ни Маретэн не хотелось расставаться с подругой. Сестра Кургана не знала, как ее спутник относился к Майе. Одно время ей казалось, что они родные брат и сестра, но потом Маретэн стала сомневаться — ведь родственников не брали в один отряд. По поведению парня трудно было сделать какие-то выводы. Если он и переживал, то очень глубоко прятал эмоции.

На душе у Маретэн было неспокойно. Возможно, именно этого и добивался Бассе. Он и не думал скрывать свои предрассудки. Для него Маретэн была и оставалась в'орнновской тускугггун, которой нельзя доверять. Однако после похорон Бассе не предпринял ни малейшей попытки расстаться с ней и пойти своей дорогой. По молчаливому соглашению они направились к месту дислокации кхагггунов из отряда Ханнна Меннуса. Зачем они туда шли? Оба истощены и физически, и морально. Им бы как следует выспаться и поесть. И все же об этом они даже не мечтали. Об отдыхе можно подумать, когда закончится война.

По небу неслись длинные, похожие на когти клайвена облака. Голова Ханнна Меннуса темнела, из бронзовой кожа превращалась в темно-серую. Она начала пахнуть, и Бассе набил основание шеи сухими сосновыми иголками. Как ни странно, партизаны берегли жуткий трофей. Им казалось, что в нем живет дух Майи и, сохраняя голову, они хранят память о ней.

Наступила ночь, и оба поняли, что смертельно проголодались и устали. Пришлось разбить лагерь и поджарить квода. Досыта наевшись, Бассе и Маретэн молча сидели у костра. Они так и не проронили ни слова. Бассе старался не смотреть на свою спутницу. Вместо этого он глядел в мертвые глаза Ханнна Меннуса. О чем он думал, Маретэн не знала.

На рассвете, когда на часах стояла художница, она заметила какое-то движение. Схватив ионную пушку, молодая женщина негромко окликнула Бассе. Проснувшись моментально, он поднялся и понял, что в лесу они не одни.

Одна за другой из утренней дымки появлялись фигуры партизан. Вскоре они стояли вокруг Бассе и Маретэн неровным полукругом — почти целый отряд Сопротивления.

Вперед выступил высокий кундалианин. Его лицо напоминало побитую ветром и непогодой, заросшую мхом скалу. Под бронзовой кожей бугрились мускулы.

— Я Дьюнна, — обратился он к Бассе глубоким звучным голосом.

— Я Бассе, а это — Маретэн. Ты командир отряда?

— Мы не отряд, Бассе. Скорее то, что осталось от нескольких отрядов после рейдов Ханнна Меннуса и его кхагггунов. — Дьюнна облизал пересохшие губы. — Мы много слышали про вашу группу и хотим к вам присоединиться.

Маретэн молчала. Она видела, что некоторые бойцы тайком ее оглядывают, но для Дьюнны художница просто не существовала. Если бы только Майя была жива! Увы, рядом с ней только Бассе. Злой, непонятный Бассе. Молодая женщина испугалась, понимая, что ее жизнь в его руках. Если Бассе обвинит ее хоть в чем-нибудь, кундалиане разорвут Маретэн на части, каким бы абсурдным ни было обвинение. В их глазах горела горечь бесчисленных поражений. Маретэн видела, что им нужен сильный лидер, новые победы и новые надежды.

Дьюнна нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

— Ну, что скажешь?

— А что я могу сказать? Все решения принимает мой командир. — Бассе показал на Маретэн.

— Твой командир? — вытаращил глаза Дьюнна. — Эта тускугггун — твой командир?

— Эта тускугггун создала Черную Гвардию и разработала нашу тактику. Результат вы видели собственными глазами. Отряд Ханнна Меннуса полностью деморализован, — объявил Бассе и поднял голову Меннуса для всеобщего обозрения. — А вот и ужасный Ханнн Меннус собственной персоной. Его убила Маретэн, — сказал партизан и потряс отрезанной головой. На землю посыпались окровавленные сосновые иголки. — Я пойду за ней хоть на край света. Если хотите присоединиться к Черной Гвардии, придется поклясться Маретэн в верности. Меньшее нас не устроит. Черная Гвардия принимает только лучших из лучших. Вам придется доказать, что вы достойны такого командира, как Маретэн.

Наконец Дьюнна обратил на нее внимание.

— Это правда, командир? Это ты убила Ханнна Меннуса?

Маретэн была в шоке. Очень хотелось посмотреть в глаза Бассе, чтобы убедиться, что он не шутит. Однако Бассе вообще никогда не шутил, и, решив ему подыграть, женщина повернулась к Дьюнне.

— Боец Черной Гвардии уже все рассказал. Если тебе нужно подтверждение, если ты сомневаешься в его словах, то тебе не место в Черной Гвардии.

— Я не хотел никого обидеть, командир. Просто я…

— Что? — Маретэн подалась вперед так резко, что черная туника едва не треснула.

— Ничего. — К чести Дьюнны, он отважился посмотреть в глаза тускугггун. — Я имел в виду всех нас, когда говорил о желании к вам присоединиться.

— Вы можете пойти с нами, Дьюнна, и участвовать в следующей битве. Если вы станете выполнять приказы и мы с Бассе сочтем вас достойными, то выкрасим вашу одежду в черный цвет.

— Это справедливо, командир. Спасибо за доброту и понимание.

Дьюнна повернулся к своим кундалианам, а Маретэн украдкой взглянула на Бассе. Их глаза встретились, и он улыбнулся. Улыбка была мимолетной, и все же большего Маретэн и не требовалось. Она улыбнулась в ответ, чувствуя, как сердца наполняются гордостью.