"Две повести. Терунешь. Аска Мариам" - читать интересную книгу автора (Краснов Петр Николаевич)

IV

Выла суббота. На аддисъ-абебскомъ базар#1123; — «габай#1123;«, собралось тысячъ до пяти народа.

На обширномъ склон#1123; холма, вершина котораго была занята магазинами негуса, окруженными частоколомъ, торговцы и торговки разложили свой товаръ. На вышк#1123; сид#1123;лъ начальникъ, «шумъ» базара, и наблюдалъ за порядкомъ. Оставивъ мула внизу у моего прiятеля Савурэ, я вдвоемъ со слугою толкался среди темной толпы, покрывавшей площадь. Торговцы разложили свой товаръ прямо на земл#1123;. Тутъ были и громадныя груды готовыхъ блиновъ инжиры, наложенныя на круглыя соломенныя корзиночки, и красный перецъ, натолченный мелкимъ порошкомъ, и зерна дурры, и мука, и куски каменной соли, обточенной брусками и употребляемой вм#1123;сто денегъ, и пузатыя гомбы съ тэчемъ и листья хмельнаго «геша», и головки чеснока и доски толщиною въ четыре дюйма, и жерди, и бамбукъ, и сахарный тростникъ, и солома, и ячмень, и даже верблюжiй пометъ, употребляемый вм#1123;сто топлива. Тутъ продавали муловъ, и покупатели катались на нихъ взадъ и впередъ, пробуя ихъ про#1123;здъ или съ криками пуская вскачь. Тамъ кавалеристы въ б#1123;лыхъ плащахъ, размахивая ногами и хлопая локтями, скакали, выхваляя силу и р#1123;звость своихъ коней. Крикъ, гомонъ, споры, абиссинская р#1123;чь, перем#1123;шанная съ гортаннымъ говоромъ галласовъ, криками сомалей-полицейскихъ, прогуливающихся среди толпы въ синихъ итальянскихъ плащахъ, и возгласами худыхъ скелетообразныхъ данакилей, разлегшихся возл#1123; каравана верблюдовъ, вытянувшихъ свои, морды наполняли площадь.

Геразмачъ, тысяченачальникъ, предшествуемый двумя слугами, изъ которыхъ одинъ несъ его двуствольное ружье, а другой — раззолоченный узорчатый, круглый щитъ, #1123;детъ на мул#1123; въ богатомъ набор#1123; и помахиваетъ надъ головами разступающейся толпы тонкой жердью. Надъ черными курчавыми волосами его поднимаются золотистыя пряди львиной гривы, огненнымъ в#1123;нцомъ окружающей лобъ и придающей ему дикiй, но красивый видъ; пестрый боевой плащъ и леопардовая шкура мотаются по плечамъ его, поверхъ б#1123;лосн#1123;жной шамы и б#1123;лой тонкой рубашки, стянутой краснымъ шагреневымъ патронташемъ. С#1123;дло накрыто богатымъ суконнымъ чепракомъ, расшитымъ разноцв#1123;тными шелками. Сзади него б#1123;житъ босоногая толпа ашкеровъ въ грязноб#1123;лыхъ рубахахъ, съ кожанными патронташами на пояс#1123; и ружьями на плечахъ. Толпа разступается передъ нимъ, иные кланяются, иные сп#1123;шатъ очистить дорогу….

Священникъ въ маленькой шапочк#1123; и съ хитрымъ, плутоватымъ лицомъ пробирается между корзинокъ съ инжирой, казакъ нашего посольства, въ громадномъ шлем#1123;, со зв#1123;здой и отличiемъ на немъ, съ малиновыми погонами на б#1123;лой рубашк#1123;, о чемъ-то споритъ съ продавцомъ гебса. Итальянскiй солдатъ въ пестрой зеленоватой чалм#1123; и синемъ суконномъ плащ#1123; съ чернымъ лицомъ, проходить, тревожно озираясь на мальчишекъ, пресл#1123;дующихъ его криками: «али», «али».[8]

Вдругъ среди этой толпы показалась женщина … Ихъ было много зд#1123;сь, молодыхъ и старыхъ, продавщицъ и покупательницъ, но эта обратила мое особенное вниманiе. Она была очень молода и красива. Темное, почти черное лицо ея, съ короткими, густыми курчавыми волосами, блистало такой молодостью, наивностью и правильностью чертъ, что невольно влекло къ себ#1123;. Большiе, карiе глаза сверкали изъ-подъ густыхъ р#1123;сницъ какою-то тревогою. Ноздри прямого и тонкаго еврейскаго носа, не слишкомъ большого и правильнаго, были раздуты, а тонкiя красиво очерченныя губы то и д#1123;ло зм#1123;ились улыбкой. Въ длинной б#1123;лой рубах#1123;, свободно падавшей многими складками къ ногамъ и перевязанной у пояса веревкой, съ босыми ногами и полными обнаженными руками, она сид#1123;ла по-мужски въ с#1123;дл#1123;, вложивъ большiе пальцы маленькихъ ногъ въ круглыя кольца стремянъ. Два ашкера, верхомъ на мулахъ, съ ружьями на правомъ плеч#1123;, провожали ее.

Она казалась мн#1123; бронзовой альмеей, соскочившей съ витрины изящнаго парижскаго магазина. Все въ ней было такъ красиво, такъ изящно, такъ полно воинственнаго, абиссинскаго благородства, что не загляд#1123;ться на нее нельзя было. И я пошелъ за ней, любуясь ея свободной посадкой, гибкимъ станомъ и красивымъ изгибомъ темной, изящной шеи. Она обернулась и посмотр#1123;ла на меня, Сердце мое забилось. Что думаетъ она обо мн#1123;? Но темные глаза съ коричневатыми б#1123;лками св#1123;тились лаской и прив#1123;томъ, и, казалось, манили меня за собою. Я былъ русскiй разночинецъ, а она, повидимому, дочь знатнаго абиссинца, но, что изъ этого — въ эту минуту я зналъ и помнилъ лишь одно, что я б#1123;лый, а она черная, а потому сословныхъ перегородокъ между нами не существовало! И я пошелъ за нею. Но ударъ по плечу остановилъ меня. Я не такъ испугался, какъ разсердился. Передо мною стоялъ Ато-Абарра. Почтенный Абарра выпилъ много тэча, а потому отяжел#1123;лъ и его тонкiя, стройныя, военныя ноги плохо ему повиновались.

— Самой гета, куда ты?[9]

— Куда?! Кто эта д#1123;вушка?

— Д#1123;вушка? — Абарра прищурился, приложилъ ладонь къ глазамъ козырькомъ, и всмотр#1123;лся въ про#1123;зжавшую. — А хороша?.

— Ты ее знаешь?

— Еще бы! — онъ подмигнулъ мн#1123;, и все его хитрое и пьяное лицо расплылось въ слащавую улыбку. — Вотъ теб#1123; и жена!

— Жена. Возможно ли? — воскликнулъ я. — Жена! Да ты знаешь ее, что ли?

— Мынну! Что за вопросы?! Конечно, знаю. Дочь баламбараса Машиша — Терунешь.[10]

И онъ, припрыгивая, поб#1123;жалъ такъ легко, какъ только ум#1123;ютъ б#1123;гать абиссинцы, остановилъ д#1123;вушку и, прикладывая руки къ груди и закрывая ротъ шамою, заговорилъ съ ней, д#1123;лая мн#1123; знаки подойти. Я подошелъ и сконфузился. Я, большой б#1123;лый московъ, сконфузился передъ маленькой абиссинской д#1123;вушкой. Теперь, разгляд#1123;въ ее ближе, я увид#1123;лъ, что ей было не больше четырнадцати л#1123;тъ.

— Дэхна-ну, — сказалъ я, кланяясь и протягивая руку.

— Дэхна-ну, — отв#1123;тила она на прив#1123;тствiе и протянула мн#1123; свою маленькую ручку.

О, милое созданiе! Ея пожатiе, слабое д#1123;тское, ея вдругъ потемн#1123;вшее отъ смятенiя лицо, были такъ милы, что мн#1123; безумно захот#1123;лось взять къ себ#1123; въ домъ эту малютку, разложить передъ нею свои шелки и бархаты, одарить, какъ царицу, и въ царской роскоши холить и беречь ее многiе годы.

— Терунешь, — говорилъ пьяный Абарра: — гета[11] московъ на теб#1123; жениться хочетъ.

— Ойя гутъ, — воскликнула д#1123;вушка, и лицо ея стало совс#1123;мъ чернымъ отъ краски, залившей щеки: — старый Абарра все говоритъ глупости.

И она пустила круглый плетеный поводъ своего мула. Онъ затопоталъ тонкими ножками по красной пыльной тропинк#1123;, и коричневая красавица исчезла въ пурпур#1123; пыли, озаренной яркимъ солнцемъ, на золотистомъ фон#1123; соломы полей и яркихъ лучей, а я остался рядомъ съ Абаррой, вдали отъ шумнаго Габайи и своего мула.

— Сосватаю. Клянусь святымъ Георгисомъ сосватою Iоханнеса-москова съ Терунешь. Что дашь за свадьбу? Хочешь — пятьдесятъ талеровъ баламбарасу Машиш#1123; и сабельный клинокъ ему же, а мн#1123; десять талеровъ и маленькiй ножикъ съ двумя лезвiями. Идетъ, что ли? Ой, недорого. Потому недорого, что московъ- христiанинъ и другъ Габеша… А Терунешь славная д#1123;вушка. Я ее давно знаю. Она ум#1123;етъ готовить тэчь, хорошо шьетъ. Она еще не была замужемъ. Ой, московъ, не прогадаешь!..

Я не отв#1123;чалъ словоохотливому Ато, расточавшему похвалы моей нареченной: мн#1123; было не до того.

Смуглое личико Терунешь, съ миндалевидными глазами и темными р#1123;сницами, заслонило бл#1123;дный образъ Ани, съ ея простенькими глазками, и я забылъ ея с#1123;верную, холодную улыбку подъ жгучимъ небомъ Африки.