"Две повести. Терунешь. Аска Мариам" - читать интересную книгу автора (Краснов Петр Николаевич)

IX

Наступила холодная, дождливая, грязная петербургская осень. Какъ ни берегъ Панаевъ Аска Марiамъ отъ простуды, она стала покашливать т#1123;мъ же, груднымъ сухимъ, непрiятнымъ кашлемъ, какимъ кашляла въ свое время и Нина.

Однажды, вернувшись съ прогулки съ промоченными ногами, въ мокрой кофт#1123;, она прошла къ себ#1123;, переод#1123;лась въ б#1123;лый хитонъ и, подойдя къ нему, дов#1123;рчиво с#1123;ла къ нему на кол#1123;ни и, обвивъ шею рукой, сказала: — «брать мой, а в#1123;дь мы не выживаемъ этого климата!» Ему почему-то въ этомъ «мы» показался намекъ на Нину.

— Кто мы? — спросилъ онъ, лаская ее.

— Галлассы, — посл#1123;довалъ короткiй простой отв#1123;тъ.

Панаевъ ничего не сказалъ.

Въ этотъ вечеръ у нея сд#1123;лался жаръ и ознобъ, и она больше не вставала съ постели. Доктора опред#1123;лили у ней скоротечную чахотку. Панаевъ не отходилъ отъ своей рабыни. Она лежала кроткая и покойная, охотно всему покоряясь. Передъ самой смертью она пожелала встать и пройтись по комнатамъ. Она медленно ходила по гостиной, трогала клавиши рояля, смотр#1123;ла в#1123;нки, долго стояла у окна, глядя, какъ барабанилъ дождь по стекламъ.

— Да, я узнаю все это, — сказала она, наконецъ, Панаеву. — Все это было, только было ужасно давно. Еще до того, какъ пришелъ Маконенъ съ абиссинцами, еще даже до шейха Абдула-Аги, правителя Харара… И какъ это все перем#1123;нилось. Но я помню. Вонъ той церкви не было, этого дома тоже, и этажерка не такъ стояла, а вотъ какъ, — и она поправила этажерку такъ, какъ она стояла у Нины. — Дай мн#1123; моего зайца! — сказала она по-Русски, взяла фарфоровую игрушку и легла съ ней въ постель.

Съ необъятной тоской смотр#1123;лъ Панаевъ на угасавшую Марiамъ, и она смотр#1123;ла на него другими лучистыми глазами, — глазами Нины.

Онъ взялъ ея маленькую ручку и поц#1123;ловалъ ее; ласка ее тронула, она сжала его руку, на глазахъ проступили слезы.

— Скажи мн#1123;, Марiамъ, когда, гд#1123; видала ты это все?

— Н#1123;тъ, гета, — искренно сказала она, — я никогда этого не видала! Это мн#1123; такъ показалось. — И она прижала къ губамъ зайчика.

— Ну, а зайчикъ?

— Зайчикъ мой милый, мой родной.

— И его не видала?

— Живыхъ видала подъ Хараромъ. Панаевъ задумался. Молодая жизнь видимо

угасала. Она кр#1123;пко сжимала его руку.

— Дорогая моя, прости меня, что я увезъ тебя изъ твоего теплаго Харара, тамъ ты долго, долго еще прожила бы.

Она отрицательно покачала головой.

— Милый мой! Мн#1123; хорошо только тамъ, гд#1123; ты. Я такъ люблю тебя, что порою путаюсь и не знаю, гд#1123; моя родина — тутъ или тамъ, и р#1123;шила я, что ты моя родина, мое сердце, мой Хараръ….

Она впала въ забытье, потомъ на минуту очнулась, открыла свои глаза, обласкала Панаева теплымъ взглядомъ любви и проговорила:

— Ты еще зд#1123;сь. Я знала, что ты не покинешь меня. Ты и тогда не покинулъ… Ты все меня любишь. Вотъ и нашелъ ты меня — я вся твоя. Спасибо, мой родной.

Аска-Марiамъ хот#1123;ла еще что-то сказать, но припадокъ тяжелаго кашля снова привелъ ее въ безсознательное состоянiе, а къ вечеру она, не приходя въ себя, умерла…

gt;lt;/emphasisgt;

Ее похоронили рядомъ съ Ниной. Панаевъ былъ ув#1123;ренъ, что онъ нашелъ душу покойной нев#1123;сты, и упрекалъ себя за свою посп#1123;шность. Съ Марiамъ надо было жить въ Крыму. Но вс#1123; эти событiя нелегко дались ему. Когда ему приходится иногда играть въ салонахъ, скрипка плохо повинуется смычку, состар#1123;вшiеся въ сорокъ л#1123;тъ глаза еле видятъ, а с#1123;дая голова грустно трясется….

И только тогда, когда заведутъ съ нимъ разговоръ о безсмертiи души, онъ оживится — «н#1123;тъ, господа, я знаю, я ув#1123;ренъ, что душа безсмертна!» сильно скажетъ онъ, откроетъ ротъ, будто захочетъ еще что-нибудь сказать, и, — просятъ его, или н#1123;тъ, — непрем#1123;нно сыграетъ мазурку Венявскаго.

1900,

С-Петербургъ.