"Скажи будущему - прощай" - читать интересную книгу автора (Маккой Хорас)ГЛАВА 8Клуб находился всего в нескольких кварталах от дома Добсонов. Это было громадное здание в колониальном стиле, его залитый светом прямоугольник контрастировал с темной хвоей мохнатых елей. Шуршание шин машины Джонатана сменилось легким скрипом, когда мы съехали с шоссе на обсаженную пирамидальными тополями дорогу, посыпанную гравием. Сквозь их строй в отраженном свете можно было рассмотреть поле для гольфа, окутанное туманом микроскопических брызг дождевальных установок; через опущенное стекло машины долетал запах мокрой травы. Потом послышался приглушенный смех, невнятные обрывки фраз, звуки музыки: в здании царила оживленная атмосфера веселой вечеринки… Вроде той, что бывала в нашем старом клубе осенними субботними вечерами после того, как футбольная команда выигрывала матч, а когда стали выпускниками и победы были редкими, то мы отмечали каждый тайдаун, а однажды даже тачдаун одного из игроков нашей команды за своей линией. Именно эта вечеринка оказалась самой веселой и запомнилась больше всех…Мое сердце учащенно забилось в предвкушении радостного веселья, ощущение восторга на миг коснулось моей души, как крылья зимородка с легким всплеском на мгновение погружаются в спокойную гладь уединенного озерца — и вновь полет в ослепительной синеве неба. Вот это по мне, черт возьми, действительно по мне. Я смогу это сделать, он заставил меня, но мне это по силам. Мифы и воспоминания отступят перед силой интеллекта. Эдип мертв… Мы остановились перед самым входом, белоснежный шатер которого украшала красная эмблема клуба (мне уже доводилось видеть её на многочисленных трофеях Джонатана). Служитель в белой униформе, отделанной красным кантом, и с такой же эмблемой на нагрудном кармане отогнал машину, а пожилой мужчина в такой же униформе распахнул перед нами входную дверь. — Добрый вечер, мисс Добсон, добрый вечер, мистер Добсон, — сказал он. — Мисс Уэст ожидает вас в гриль-зале ресторана. — Благодарю вас, Уильям, — ответил Джонатан. — Похоже, что веселье в самом разгаре… — Приятная компания, сэр, — заметил Уильям. — Люди веселятся от души. Рад вас снова видеть у нас, мисс Добсон… — Спасибо, Уильям, — тихо отозвалась она. Я взял её за руку, и Джонатан повел нас мимо раздевалки к лестнице, спускавшейся в ресторан. Гриль-зал был как две капли воды похож на гриль-зал любого загородного клуба, разве только намного просторнее большинства из них. Стены украшали оленьи рога, чучела рыб и другие охотничьи трофеи, повсюду были развешены карикатуры на членов клуба. Зал заполнен был веселой, хорошо одетой публикой. Когда мы достигли последних ступеней лестницы, нас заметила высокая блондинка с распущенными до плеч волосами. Она помахала нам рукой и стала пробираться сквозь толпу. В одной руке она держала старомодный бокал. — Привет, Маргарет. — Привет, Марта. — Хорошенькое дельце, — начал Джонатан, — я заезжаю за тобой, как мы условились, а тебя и след простыл. Подойди поближе… — он нежно взял её за руку. — Позвольте мне представить вам Марту Уэст… — Привет, — сказала она. — Здравствуйте, — отозвался я. Она улыбнулась Джонатану. — Я надеюсь, ты не очень на меня сердишься. Мне не удалось даже забежать домой переодеться, я засиделась за бриджем, пытаясь остаться при своих. — Тебе это удалось? — Нет. — Тогда я действительно сержусь, — он коснулся бокала в её руке. — И сколько мы проиграли? — Только две… — Что, мы так и будем стоять, или все-таки присядем? — спросил Джонатан. — У меня есть столик, — сообщила Марта. — А возможно и был… Джонатан взял её под руку и стал продираться сквозь толпу, которая хлынула из бара как пена морская со скалистого утеса. По многочисленным приветствиям, часто фамильярным, можно было понять, что он знаком почти со всеми. Многие из них знали и Маргарет, но здоровались с ней гораздо холоднее, как бы выполняя неприятную формальность. Я понял, что имел ввиду её брат, когда говорил, что она в клубе редкий гость. Уж очень было заметно по их поведению, что они считают её не только посторонней, но и некоей диковиной. На её лице появилась тень досады и раздражения. — Неужели все так плохо? — спросил я. — Гораздо хуже, — ответила она довольно громко. Я ободряюще улыбнулся, понимая, какая нелегкая задача выпала на мою долю. Но мне это по силам, черт тебя подери, сукин сын. Потом мне захотелось поразмышлять о своем миллионе долларов, но я не осмеливался. В конце концов пришел к мысли, что ничего страшного не случится, если немного пораскинуть мозгами на эту тему, подобная наглость была мне привлекательна. И я снова стал предвкушать свою встречу с вожделенным миллионом. Мне было страшновато рассмотреть эту проблему целиком, и я осторожно повернул её к себе одной гранью. Где-то в уголке сознания появился страх, но это был уже не панический ужас, и я сказал себе: " — Ну вот, видишь? Мифы и воспоминания пасуют перед силой интеллекта…" Марта подвела нас к крошечному круглому столику в углу зала, мы расселись и заказали коктейли, все, кроме Маргарет. Она предпочла имбирный эль. Здесь царила музыка: ведь мы сидели у дальней стены, как раз напротив прохода в танцевальный зал, где играл оркестр. Музыканты были хорошо сыграны, но музицировали скорее по обязанности: искры Божьей в их игре не чувствовалось. — Ну, Маргарет, — сказала Марта. — Очень рада снова видеть тебя здесь. По глазам Миджи можно было понять, что с её языка готово сорваться довольно едкое замечание. Я наградил её ледяной улыбкой, и она одумалась. — Должна заметить, здесь мало что изменилось… Марта и Джонатан заметили мои усилия, и он мне одобрительно кивнул. Должно быть его спутница поняла, что ей удалось избежать весьма неприятной стычки, хотя я был уверен, откровенного хамства она бы себе не позволила. В пользу этого свидетельствовал вопрос к Джонатану, прозвучавший даже несколько смущенно. — Если говорить о переменах, что за обращение к членам клуба ты затеял? — Ну, — ответил он, — это просто дела… — Неужели они плохо ведут дела клуба? — В общем неплохо, но я считаю, что этот состав Совета Директоров нашего клуба далеко не единственная команда, которая может справиться с этой задачей. Мне опротивело год за годом получать бюллетень для голосования с девяткой неизменных фамилий. Почему у нас нет выбора, ведь можно вносить в бюллетень двадцать одну фамилию или хотя бы четырнадцать, а голосовать только за девятерых. Знаешь ли ты, сколько лет эта девятка держится в неизменном составе? Десять лет, и все время эти реликтовые ископаемые брюзжат и стонут по любому поводу, но никогда нога ни одного из них не ступала на поле для гольфа. Перед смертью они могли бы подыскать для себя какое-то другое занятие. Нам нужна свежая кровь… Официант принес заказанные напитки. Я даже не взглянул на Маргарет, ведь мне и так было ясно, что за мина у неё на лице. Джонатан понимал, что стоит ему прекратить свои излияния, как Миджи может испортить все дело. — Тем не менее, я сам не стремлюсь занять кресло в правлении, рассмеялся Джонатан, поднимая бокал. — За все хорошее… — И новый состав правления, — поддержала его Марта. — И новый состав, — отозвался Джонатан. Только мы все выпили за это, как загорелый мужчина лет тридцати пяти в полотняном пиджаке и серых фланелевых брюках похлопал его по спине и радостно затараторил, протягивая руку. — Джимми! Вот в эту ладонь ты должен положить не меньше пятидесяти фишек… — Привет, Джек, — сказал Джонатан. — Ты знаешь этих людей… — Конечно. Привет. — Это Поль Мэрфи. Джек Кейси. — Привет, — откликнулся Джек, пожимая мне руку. Затем снова повернулся к Джонатану. — Пятьдесят фишек, ведь ты сегодня даже не показался, — обернувшись к нам, он разъяснил. — Оставляю на ваш суд. Я беру его за пятьдесят фишек. Сегодня он так и не появился. Так должен он мне или нет? Джонатан снова рассмеялся. — Я был сегодня очень занят. Небольшое совещание с родителем… — Мой Бог! Только не говори мне, что ты собираешься заняться делами. — Разговор был на совсем другую тему… — Какое облегчение, — сказал Кейси. — Я рассчитываю на тебя, чтобы оплатить сиделку и садовника. И кое-что еще, просто чтобы доказать, что я люблю тебя не только из-за денег, — с этими словами он вытащил бумагу с текстом обращения. — Уже шестьдесят подписей… — Замечательно, Джек, — сказал Джонатан, рассматривая бумагу. — Я надеюсь, ты объяснил этим джентльменам, что подпись под этой бумагой автоматически ставит их вне закона. — Я и сам заметил это. С одним из этих артритиков-директоров мне сегодня посчастливилось столкнуться в раздевалке. Он предпринимал единственно доступный ему моцион от карточного стола до… ну сами понимаете куда. Так он даже не заговорил со мной. — Мы их очень расстроили… — Да, сэр. Я слышал, Равенсвуд собирается подать в отставку. — И не рассчитывай на это, — заметил Джонатан. — Когда такое ничтожество облекается властью, он никогда не откажется от нее, если только её не отобрать. Он сложил и вернул лист бумаги. — Действуй в том же духе… Кейси убрал список в карман. — Еще увидимся, — бросил он и исчез. — Я надеюсь, что не слишком скоро, — тихо сказала Марта. — Полностью с тобой согласна, — поддержала её Маргарет. — В конце концов, Джонатан, здесь не время и не место проводить совещания. — Извините, — смутился он. — Поэтому я даже не предложил ему выпить. Хотелось поскорее избавиться… — Уж ты старался из всех сил, — заметила Маргарет, в её голосе явно слышались нотки недовольства и раздражения. Джонатан внимательно посмотрел на сестру, а потом повернулся к Марте. — Почему бы вам с Полем немного не потанцевать? Марта кивнула и в свою очередь поинтересовалась у меня: — Как вы на это смотрите? — С удовольствием, — откликнулся я. Мне осталось только помочь ей встать со стула, и мы направились в соседний зал. — Вы одноклассник Джонатана? — Нет, я знакомый Маргарет. — У-у, — почти простонала она. — Я заметил, вы делали все, что могли… — Благодарю вас. Мы вошли в круг танцующих, зазвучала мелодия "Заглуши свои страдания мечтой". Тенор выводил припев, старательно подражая Мортону Дауни. Марту нельзя было назвать хорошей партнершей, как многие женщины-спортсменки она не умела расслабиться во время танца и была излишне напряженной. Но она была миловидной, приятной и со вкусом одетой. — Вы превосходно танцуете, — похвалила она. — Почти не танцевал долгое время, но когда-то я так же фанатично увлекался танцами, как Джонатан гольфом. — А вы знаете, сколько времени Джонатан проводит на поле для гольфа? — Ну, может быть и не с таким упорством, но я много работал над собой. — Заметно. Вы приняты у них в доме? — Что-то вроде того. Мой отец в молодости был другом его отца. — Здесь или в Вашингтоне? — В Вашингтоне. Пора было уже начать строить фундамент своей легенды… — Вы сюда надолго? — Думаю, навсегда… Она подняла голову и улыбнулась, от танца и коктейлей её щеки загорелись румянцем. Я заметил, что у неё очень красивая грудь. — Хорошо. Тогда это не последняя наша встреча. Вы родились в Вашингтоне? — В Мэриленде. — Я знаю, это на юге. — Проклятый акцент… — Он очень мил. — Вы и в самом деле так считаете? — Да. Сукин сын, это как раз для тебя. Веселые, приятные люди, дружески настроены и просто очаровательны, это как раз мой мир. Эдип умер. В качестве зятя Эзры Добсона я без всякой борьбы за право подняться выше уровня посредственности сразу приобрету и престиж и положение в обществе. Ну и подумаешь, на Маргарет бросают любопытные взгляды. С этим можно справиться. Где же ещё мое слабое место? В качестве её мужа и зятя Эзры Добсона мои фото будут появляться в газетах, но отпущенные усы и железный тыл послужат надежным прикрытием. Вот это карьера! Еще никто в истории человечества не брал такую вершину одним скачком… — Кажется, вы отвлеклись, — послышался голос Марты. — Извините, эта мелодия напомнила мне… — Она разбила ваше сердце? — Никакой романтики. Просто она напомнила мне о Миссисипи. — Миссисипи? Где это? — Я знаю где и могу найти с завязанными глазами. Однажды провел там целое лето на строительстве… Кто-то тронул меня за плечо. Джонатан. Мы с Мартой остановились. — Мне казалось, я смогу удержать её, — сказал он, — но лучше все-таки тебе поговорить с ней. — Что-нибудь серьезное? — Ей просто надоело, вот и все. Хочет уйти. — Но мне казалось, она сама предложила пойти сюда. — Да, это так, но теперь она изменила свое решение. Поговори с ней. — Может быть, лучше сделать это мне самой? — предложила Марта. — Нет, — возразил он, — пусть лучше Поль. — Конечно… Я вернулся к нашему столику. Маргарет даже не взглянула в мою сторону. — Может выпьем чего-нибудь? Она повернулась ко мне. — Не стоит обращаться со мной как с ребенком. — У меня и в мыслях не было. Просто хочу предложить лекарство от скуки. Почему бы тебе не выпить? — Нет желания. — Тогда предлагаю немного потанцевать. Если ты расслабишься, все может показаться не таким уж унылым. Послушай… Оркестр заиграл "Я сдаюсь, дорогая". — Хорошая мелодия. Пойдем… — я слегка тронул спинку её стула, как бы предлагая присоединиться ко мне. Наконец она встала, я взял её за руку, и мы направились в соседний зал. — Неужели ты не понимаешь, что мы и минуты не оставались наедине с тех пор, как уехали из дома? — Ты не права, но к чему такая спешка? У нас ещё будет впереди множество таких минут… Она выжидающе посмотрела на меня. — Именно об этом я и хотела поговорить. О чем вы беседовали с отцом? — Не надо сейчас об этом. У нас ещё хватит времени… Я увлек её за собой, и мы присоединились к танцующим парам. Тут меня ожидал сюрприз, который сразу же занял одно из первых мест в длинном списке приятных происшествий, случавшихся в моей жизни. Она оказалась великолепной партнершей, пожалуй самой лучшей из всех, что у меня были. Маргарет двигалась в такт музыке, как бы пропуская её сквозь себя и наполняя новым содержанием. Ее грациозность просто восхищала. Странно, она никогда не ассоциировалась у меня с танцами… — Ты увлекалась хореографией? — Немного… — Заметно. Продолжаешь? — Нет. — Считай, что мы уже возобновили занятия. Тут я замолчал, не желая говорить ей, как она великолепно танцует. Сейчас Маргарет могла и не поверить в мою искренность. — Так что сказал тебе отец? — Не здесь… Она остановилась у открытой стеклянной двери. — Ну, давай же потанцуем. Это было так прекрасно… — Я хочу поговорить с тобой, — настаивала она. — Ты прекрасно танцуешь. Без шуток, у тебя просто талант. — Оркестр будет играть до утра, — не уступала Маргарет. Я толкнул дверь, и мы оказались на открытой веранде. Вдали мерцали городские огоньки, и у меня промелькнула мысль о Холидей и тех других, которые ждали… Да, это дело мне по силам. Холидей и Джинкса придется убрать, а возможно и Мейсона с его братцем тоже. Надо будет обезопасить себя от малейшей угрозы шантажа. С Мэндоном я управлюсь, а Вебера и Риса прижму так, что и пикнуть не посмеют. Ну, а если они начнут упорствовать в своих заблуждениях, у меня всегда под руками будет ацетиленовая горелка, которая оставит от них только жалкую кучку шлака. В моем новом доме места для них хватит… Мы спустились по каменным ступеням и вышли на усыпанную гравием дорожку, обсаженную циниями. Несколько рабочих приводили в порядок тренировочное поле для гольфа, подстригали траву. Неподалеку, на самом краю поля стояла скамья. — Можем поговорить здесь, — предложил я. — Мне знакомо местечко получше, — настояла она. — Мы успеем до ужина? — Это же ресторан. Еду здесь можно заказать в любой момент. Дорожка спускалась по склону, позади осталось поле для гольфа, обсаженное по краю циниями, и теперь мы шли вдоль невысокого бетонного бортика, требовавшего капитального ремонта. Но местный распорядитель работ мало отличался от своих коллег и предпочитал торговать цементом, вместо того, чтобы пустить его в дело. — И где же это место? — Там внизу. У нас ещё много времени… — Я подумал… Она обняла меня за талию и мы пошли, все удаляясь в темноту от освещенного здания клуба. Потом через мостик высотой не больше фута перешли на другую дорожку, отделенную от первой мелкой, поросшей травой канавкой. Темнота все плотнее обступала нас и звуки музыки стали едва различимы в наступающей тишине. А мы все шли… Где-то вдалеке слышалось мерное жужжание дождевальной установки, но в глубине сознания я почувствовал что-то неладное. Еще несколько шагов и я понял в чем дело. Воздух вокруг должен быть наполнен влагой, а этого не было. Мне оставалось только убедить себя, что ничего подобного быть просто не может, а я нарочно нагнетаю страх, чтобы заставить себя вернуться назад. Но зачем? Какой же я после этого мужчина? И все-таки воздух был сухой, без единого намека на водяную пыль. Я вовсе не старался напугать себя, черт побери, все именно так и было. Мы остановились. — Давай вернемся, — попросил я. — Немного впереди есть озеро и раскидистый дуб на берегу. — Давай не будем сегодня впадать в меланхолию, — предложил я. — Ты чем-то напуган? — Напуган? Нет, я ничего не боюсь. — Тогда зачем ты носишь с собой оружие? Ее рука оказалась в моем кармане. — Это же мой пистолет. — Зачем он тебе? — Все вполне законно. У меня есть разрешение на ношение оружия. — Так зачем? — Самозащита. — От кого? — От угрозы ограбления, мне часто приходится носить с собой крупные суммы денег. — Это не единственная причина, не так ли? — Ты ошибаешься. — Давно он у тебя? — Дня два, не больше… Это было ложью. Я таскал с собой оружие ещё со школьной скамьи. И только теперь понял, зачем мне это было нужно. Это была частица моего прошлого и с этим надо было кончать. Она посмотрела на меня, и я увидел её глаза, её губы, белизну её лица, подчеркнутую чернотой волос, которую не замечал при ярком свете, но здесь, в темноте, не разглядеть этого было невозможно. Я снова почувствовал запах Huele de Noche и понял, что именно потому не чувствовал влажности воздуха. Дом готов был для новых посетителей… До чего дойдет это бесконечное самокопание; и как глубоко ты раскопаешь, прежде чем сможешь остановиться? Что ещё скрывается в глубине твоего подсознания? Она взяла мою руку и увела меня в темноту, сомнабулическую черноту молодых посадок бука. Моя рука дрожала, с каждым шагом во мне просыпались детские страхи, вот я миновал яблоню, коптильню, с крыши которой случайно упал и разбился насмерть мой младший брат (даже в том, что это была случайность я не был уверен, мы играли на её покатой крыше, играли…), покосившийся курятник и, наконец, оказался у сарая с распахнутыми воротами, мое сердце дрогнуло, как парус под порывом сильного ветра, и холодный воздух наполнил мои легкие, и все мое существо подсказывало, что этого не может быть в действительности. Это была галлюцинация, эмбриональный фрагмент моей памяти, сознание и подсознание шли параллельно, как дорожки, по которым мы пришли сюда, они не пересекались, но были нераздельно связаны друг с другом. Это был символ, полет фантазии, а я вытянул руку и потрогал его. Оказалось — дерево. Именно там все и началось, у сарая. Мне было года полтора, а может быть два. Я шел с бабушкой, но тогда я считал её своей матерью. Мне осталось неизвестным, что случилось с моими родителями. Бабушка всегда носила широкую черную юбку, волочившуюся по земле. Край её всегда был испачкан грязью (эта юбка — одно из моих самых ранних воспоминаний). В тот вечер, пока я ждал её у сарая, мне послышалась громкая возня в конюшне поблизости, мычание и рев, потом деревянные жерди загона рухнули, я упал и закричал от ужаса. В следующую минуту меня накрыли складки её широкой юбки, которой она попыталась защитить меня…все это было довольно невинно, но потом превратилось в некое подобие игры. Когда дедушка хотел меня наказать за очередную шалость, я находил убежище в этих складках. Он никогда не догадывался, где я прячусь и даже не пытался искать меня там… Я рос и становился старше, меня стали занимать некоторые вещи, но мне удалось узнать об этом, только когда мне исполнилось шесть или семь лет. Я понял причину беспокойства животных. Тогда мне довелось увидеть, как моя бабушка с ветеринаром кастрировали барана… И теперь передо мной предстали события того страшного дня, когда бабушка взяла меня с собой на пикник, посадив к себе на седло. Мы отдохнули на траве, а когда она встала и пошла к роднику, я закричал и, притворяясь страшно напуганным, побежал к ней на четвереньках и все время кричал, потом спрятался в складках её юбки и стал щупать её ноги. Тогда она отпрянула назад и сердито прокричала, что дедушка накажет меня за это, он побьет меня, он сделает со мной то же самое, что сделали с бараном. Я был смертельно напуган, а она продолжала выкрикивать свои угрозы. Тогда я оттолкнул ее, и она упала и продолжала угрожать. Мне на глаза попался большой камень, я поднял его и ударил её по голове, просто чтобы она перестала кричать на меня, я не хотел убивать ее…Всю дорогу домой я бежал без оглядки. Она умерла, сказал я, умерла. Упала с лошади, когда та понесла, и умерла. Никто, кроме меня, так и не узнал правды. Кругом стоял лес и это было там. Это было там, у сарая, и он продолжал стоять как сама неизбежность. Вот что скрывалось в темных закоулках моей памяти; эта девушка, это привидение, Алекто — неутомимая преследовательница, рожденная из капли крови Урана, упавшей на землю. Она снимала слой за слоем, скрывавшие мои воспоминания, пока они не стали явью, и не было преграды между моим взглядом и бездной ужаса, переполнявшей меня; я громко закричал от страха, все вокруг почернело, я упал и пополз к ней, стараясь укрыться под её широким платьем… — Не бойся, — услышал я её голос. Это было возле конюшни. Эти лошади, они ещё дикие и сломали загон. Мне показалось, что они скачут на меня. — Конюшня? Лошади? — послышался её удивленный голос. Тогда я увидел склонившуюся надо мной Маргарет. Я оглянулся в поисках сарая и увидел старую будку. — Ты просто потерял сознание. Что-то напугало тебя. — Да, — согласился я. Она помогла мне подняться. — Мне уже лучше, — сказал я. — Извини за всю эту суматоху. — Суматоху? — Ну, я же кричал. Прошу, извини. — Ты не кричал. Ты просто подошел к будке и упал… Она крепко держала меня за руку. — Скамейка здесь рядом. Вон там, у озера, видишь? — Да, — отозвался я. — Вижу. — Ты можешь идти? С тобой все в порядке? — Могу. Все нормально. — Ты уверен? — Как никогда. — Тогда тебе это больше не понадобится… Она размахнулась, и через секунду я услышал всплеск. Это был мой пистолет. Нет, он мне больше не понадобится… Я взглянул на нее. — Я ухожу, — сказал я. — Я ухожу. — Я иду с тобой. — Нет… — Да. — Отпусти мою руку. Она крепко сжала мои пальцы. — Пожалуйста, дай мне попытаться помочь тебе. — Я уже убил тебя однажды. Не заставляй меня убивать тебя снова… Она выпустила мою руку и я шагнул в темноту… |
||
|