"Гвиневера. Дитя северной весны" - читать интересную книгу автора (Вулли Персия)

11 ВЕРХОВНЫЙ КОРОЛЬ

В течение месяца Бригит и Кевин настолько сжились с нашим домом, как будто родились здесь, и моя жизнь стала более наполненной, даже по сравнению с той, которую я помнила до смерти матери. Если я не была занята чем-нибудь с Бригит, мы проводили время с Кевином. Несколько раз в неделю мы разъезжали верхом по округе, в хорошую погоду прыгали через ручьи или лазили на деревья в поисках меда и придумывали бесконечные приключения.

Под внимательным наблюдением Бригит я расширяла свои познания в ведении домашних дел, хотя любовь к ним не усиливалась. Если Нонни и испытывала какую-то неприязнь к новичкам, она улетучилась сразу после того, как Бригит выбранила меня за порванные штаны.

— Если ты с такой ловкостью рвешь одежду, то можешь научиться так же ловко обращаться с иглой, — объявила моя подруга, отправляя меня к Нонни за корзинкой со швейными принадлежностями.

Старуха от удивления заморгала и, отперев шкаф ключами моей матери, стала шарить в корзинке, пока не нашла отполированный осколок кости с отверстием на конце.

— Все в порядке, Нонни, я обещаю, что игла будет положена на место, — успокоила ее Бригит и тут же усадила меня за штопку. Глаза Нонни были слишком старыми, чтобы увидеть мои неуклюжие стежки, но она очень обрадовалась, что кто-то может держать меня в руках, и не слишком придиралась.

Когда осенние ночи стали длиннее, отец решил, что зиму мы проведем на северном побережье залива Солуэй; зимы там были мягкими, и мы сможем забыть боль прошлогодних утрат. Поэтому мы направились на север, часто останавливаясь в дороге, чтобы узнать, как идет жатва. Урожай, конечно, был не самым лучшим из-за холодной и мокрой весны, но оказалось, что большинству людей будет с чем перезимовать, хотя отец допускал, что положение могло оказаться гораздо хуже.

Выехав из Карлайла, мы прокладывали наш путь через сплетение рек и ручьев, которые впадают в морской залив там, где стоят Камни Мебона. В этом месте был устроен сбор; и люди съехались со всех поселений, расположенных вдоль Стены, чтобы поделиться новостями: бароны и рыцари, местные короли и кое-кто из приехавших по личным причинам. Из Эпплби приехал Эмерис-мельник с сообщением, что Уриен совершил несколько набегов на границу Пеннин, но из его притязаний на земли Регеда ничего не вышло.

Были выслушаны и другие сообщения и пересказаны сплетни, и днем мой отец выполнил обряд благодарения под звуки музыки, а Катбад учил нас греческому танцу в честь молодого бога. Он говорил, что греки, называя Мабона Аполлоном, все же понимают важность этого танца почти так же хорошо, как и мы, кельты.

Сбор в целом прошел весело, хотя прошли слухи, что верховного короля терзает изнурительная болезнь.

Я наблюдала за длинной стаей гусей, летящих с дальнего севера с приглушенными мягкими криками, как бы выплывающими из серебристого неба, и гадала, что означают слова «изнурительная болезнь».

— Наверное, это что-то такое, чего не могут вылечить лекари, — предположил Кевин на следующий день.

Мой отец был доволен умением нового мальчика обращаться с лошадьми и подарил ему мерина, которого мы назвали Галлдансер. Когда двор переезжал на зимовку, мы ехали вместе, рядом трусил большой пес Эйлб.

— Разве это так важно? — спросила я, недоумевая, почему люди так серьезно относятся к тому, кто будет верховным королем. В конце концов, мы никогда не видели его в нашей незаметной земле, лежащей между центральной частью Британии и необжитыми землями Каледонии. Мне и в самом деле казалось, что здоровье и нрав северных королей должен волновать нас гораздо больше, чем благополучие какого-то неизвестного нам правителя в далеком Логрисе.

— До тех пор пока мы мелкое королевство, важно, — заявил Кевин. — Кроме того, не все верховные короли так бездеятельны, как Утер. Говорят, что Амброзий много путешествовал по стране; возможно, не меньше твоего отца.

Мы выезжали из нагромождения холмов, и я затаила дыхание, когда перед нами открылась широкая долина. Я очень любила этот вид: обработанные поля медленно опускаются к южному побережью и ограничены на западе первым из скалистых полуостровов, которые врезаются в Солуэй, как толстые короткие пальцы, отделенные друг от друга мутными водами залива.

В тот день осенние поля были окрашены в цвет начищенной бронзы, и голубой массив хребта Криффель определял границу мира перед нами. В лесах на взгорье свистел ветер, а за ожерельем болот залив Солуэй выглядел обманчиво спокойным и мирным. При отливе по серебристому илу можно уйти далеко, но прилив с грохотом сметает все на своем пути, и тогда человек может погибнуть, сделав только один шаг.

— Как говорит Эдвен, нет ответа на вопрос, кто будет королем после Утера.

Голос Кевина оборвал мои размышления, вернув меня к действительности так резко, что ревущий прибой и судьба верховного короля слились вместе в стремительном, сбивающем с толку потоке.

— После?..

— После смерти Утера, глупышка. Эдвен говорит, что мы находимся на перепутье между прошлым и будущим, а жизненная нить сотворена как из того, что было раньше, так и из того, что предопределено грядущим.

Я улыбнулась, поскольку по его голосу было ясно, что он повторяет одну из историй, которой недавно научил его наш бард. Кевин учился исполнять сказания величаво и с налетом таинственности, и мне нравилось слушать, как он упражняется.

— Когда дни империи подходили к концу, римские военачальники вывели свои войска из Британии и отплыли в Рим, надеясь защитить его от нападения варваров. Потом начались смутные времена с чумой и голодом, и из-за того, что легионы ушли, враги Британии осмелели и обнаглели. Они наступали с севера, востока и запада: пикты с раскрашенными телами и свирепыми боевыми криками, саксы в своих длинных ладьях и ирландцы из-за Малого моря. Британия была осаждена и посылала в Рим призывы о помощи, но Вечный Город сам пал под натиском варваров и не мог прислать ни войск, ни поддержки. Везде царил хаос, пока не поднялся один человек, чтобы попытаться сплотить кумбрийцев против ужасного врага. Его звали Вортигерн; он был жестоким, надменным тираном, который убивал, грабил и добился верховенства над другими, неистово борясь за власть после распада Империи. Этот человек верил в старых богов, гордился историей кельтов и старался стереть все, на чем лежал отпечаток Рима; и тот, кто противостоял ему, спасался бегством и нашел убежище в Малой Британии, которую мы сегодня зовем Бретанью. Пытаясь остановить набеги врагов, угрожавших опустошить страну, Вортигерн заключил договор с саксонскими племенами, хотя они и были его врагами. Он предложил им и землю, и деньги, если они повернут оружие против других захватчиков, и на этих условиях саксонские вожди, Хенгист и Хорса, привели на помощь Британии три боевых ладьи с воинами.

Потом новые союзники сражались на стороне бриттов, наголову разбив захватчиков с севера. Но когда пикты отступили, саксы, недовольные тем, что у них мало земли, начали требовать большего и обратили оружие против своего повелителя, смертельной волной прокатившись по богатой центральной части Британии. А потом из-за моря в Британию приплыли сыновья мужей, которых Вортигерн убил на своем пути к власти. Став взрослыми и могущественными, они привели с собой армии и снова вселили в людей мужество и надежду, и народ присоединился к ним, восстав против тирана, и изгнал его даже из его горной крепости в сердце Уэльса. — Кевин сделал паузу, чтобы передохнуть.

— Новыми вождями стали Амброзий, обладавший большим опытом в делах управления страной, и его брат Утер, военачальник. Вдвоем они восстановили порядок в королевстве и заставили саксов вернуться на восточное побережье. Амброзий был объявлен верховным королем и призвал ко двору молодого чародея Мерлина, признав его своим родным сыном, хотя и рожденным вне брака. Римлянин по воспитанию и мышлению, Амброзий принялся восстанавливать закон и порядок, разъезжая по стране и пытаясь объединить различные кельтские племена. Однако он стал жертвой отравителя при дворе, и поскольку воинам больше всего по душе пришелся его брат Утер, они избрали его верховным королем. Это случилось шестнадцать лет назад, — размышлял Кевин уже обычным голосом. — У Утера не было наследника в течение всех лет его правления, не считая, конечно, какого-то загадочного принца, которого, по слухам, создал Мерлин с помощью магии и колдовства. В течение многих лет никто не видел ни мальчика, ни колдуна; никто не знает, где находится ребенок или как его зовут… и даже неизвестно, жив ли он. У наследников всегда найдутся враги, если есть претенденты на корону.

— Но кто же на нее претендует? — спросила я, все еще не понимая, какое отношение это имеет к нашим делам в Регеде.

— Эдвен говорит, что многие недовольны такой приверженностью к Риму и хотят, чтобы верховная корона вернулась к старым кельтским семьям, которые обладали властью до начала Смутного времени. Поскольку верховный король выбирается с общего согласия, многие могут соперничать за почет и власть, которые приносит этот титул.

Его черные, пронзительные глаза пристально следили за мной.

— Скажи-ка, — сказал он, — как бы ты отнеслась к тому, чтобы верховная корона была бы отдана, например, Уриену?

— О…

Ответить было совсем не просто, поскольку Уриен являлся нашим соседом. Мне, конечно, не нравилась мысль, что он может стать верховным королем и над нами. Я молча кивнула, снова уставившись в воду и думая о том, какими обманчивыми и изменчивыми кажутся происходящие события, когда начинаешь докапываться до их сути.

Я вздрогнула и заставила себя забыть о верховном короле и его наследнике. Мы приближались к плавучим домам, расположенным на далеком озере Мильтон — даже верховный король вряд ли смог бы отыскать нас там.

Дома, возраста которых никто точно не знал, стояли на островах из грязи, хвороста и бревен, очень напоминая гнезда чомги. Летом в них чудесно, когда челноки привязаны к верандам, окружающим каждый дом, и вода, открывающаяся взгляду со всех сторон, действует умиротворяюще. И даже зимой пол из начищенных досок и уютные спальни, заливаемые теплом от очага, сложенного из камня-плитняка, так же удобны, как и любой круглый дом на холмах.

В тот год погода была мягкой, возмещая, вероятно, ужасы прошлой зимы, и много раз по утрам Кевин и я брали лошадей на рассвете и катались по тихой, затянутой туманом земле, наблюдая за восходом солнца. Зимние камыши вдоль берега озера, казавшиеся черными из-за тумана, внезапно расступались, когда с пронзительным криком взлетала цапля, и мое сердце взлетало вместе с ней. Даже голые, черные ольхи становились красивыми, когда солнце подсвечивало иней на ветках, сверкавший, как осколки драгоценных камней.

Именно в такое утро мы наткнулись на путника, спящего в шалаше из ветвей и сучьев. Любой неизвестный человек, живущий в лесу, казался непонятным и зловещим, потому что только преступники или сумасшедшие устраивали себе здесь жилище. Кроме того, драные одежды этого существа едва прикрывали татуировки, выдававшие в нем пикта — представителя странного, непокорного народа северных высокогорий, пившего вересковое пиво и обладавшего суровой решимостью. Кети говорила, что их свирепость и издевательства были так ужасны, что римляне построили Стену, чтобы отгородиться от них. Я резко сглотнула и направила Быстроногую прочь, а Кевин рассмеялся.

— Как же ты будешь кельтской королевой, если поворачиваешься и убегаешь при первой же опасности? — уколол он меня. — Давай выясним, кто он такой.

Я начала было протестовать, но Кевин схватил сосновую ветку и начал щекотать ей лысеющую голову спящего.

Остановленные на бегу лошади нетерпеливо гарцевали, а в морозный воздух поднимались облачка. Галлдансер, всегда любопытный, опустил голову и осторожно дунул на голую ногу незнакомца.

— Боже, помоги мне, — пробормотал оборванец, пытаясь укрыться от уколов сосновых иголок и подтянув ноги под накидку из шкуры волка. — Ладно, ладно, встаю, — добавил он с завидным добродушием.

Он медленно сел и потер глаза, а мы в изумлении смотрели на него. На шее у неизвестного висел деревянный крест, и он перекрестился, хотя было неясно, является ли это приветствием или самозащитой. Кевин отбросил ветку сосны в сторону.

— Куда направляешься, отец? — спросил он, учитывая временный характер убежища незнакомца и отсутствие кострища.

— В монастырь Уиторн, конечно, — последовал ответ.

— Как давно ты ел? — спросил мой спутник, и пикт печально ухмыльнулся.

— Над этим я задумываюсь не часто, — ответил он, — потому что привык довольствоваться тем, что посылает мне господь.

Итак, мы показали ему направление на озеро и быстрым галопом поскакали домой. Прибытие любого гостя — причина для волнения, а появление такого странного и необычного человека непременно обещало стать интересным событием.

Мы оставили лошадей на попечение Руфона и с криками ринулись по настилу к дому.

— Гость на подходе… гость, Гледис, гость!

Кухарка оторвалась от горшка с овсяной кашей, которую мешала, почти не выразив удивления.

— В это время года? — спросила она, и мы рассказали ей все, что знали, пока она накладывала в миски густую, горячую кашу и ставила их перед нами.

— Ну, ему придется довольствоваться тем, что у нас есть… густая овсянка и подливка из сливок. — Она пожала плечами.

— Я уверена, ему хватит, — вставила Бригит, явно взволнованная мыслью о таком госте. — Святым людям много не нужно, ты же знаешь.

И вот появился отец Брайди, рваные одежды которого и неряшливый вид никак не вязались с его глазами, излучающими веселье. Он провел с нами день, и изо всех домов выходили люди, собирались вокруг него и засыпали его вопросами. Тем вечером и мой отец присоединился к нам, чтобы у костра послушать рассказы путника о жизни на лоне природы и о монастыре в Уиторне, в котором была даже библиотека.

— Там есть свитки, дощечки с надписями и разные сочинения, некоторые с картинками и с прекрасными обложками, и другие — старые и хрупкие, но все они несут слово Божье.

Его глаза горели восторгом, и Кевин с напряжением слушал его.

— Я намерен вернуться туда, — продолжал отец Брайди, чтобы пожить с моими друзьями-монахами; на некоторое время я покончил с жизнью отшельника.

— Разве ты не боялся, — спросил Кевин, — скитаться по лесам совершенно один, без еды, огня и без спутника, который мог бы тебе помочь?

Наш гость улыбнулся, лицо его было мудрым и привлекательным.

— Любовь к богу и знание того, что он защищает меня от волка, медведя, голода и дурных людей, делает жизнь прекрасной независимо от того, где я нахожусь. Когда за мной стоит Белый Христос, мне не нужно бояться зла, копить золото, желать роскоши. И всегда, всегда я возвращаюсь в монастырь с чистой душой и восхвалениями господу.

Многие из наших людей восхищенно закивали, потрясенные верой, вселявшей в этого человека такую храбрость.

Божий человек провел с нами ночь, и на следующее утро отец разрешил ему отслужить мессу в одной из надворных построек на берегу.

Руфон бурчал по поводу подобных поступков, но Бригит и другие местные жители, также исповедовавшие христианскую веру, были очень довольны.

Позже, когда монах собрался продолжить свой путь, все столпились вокруг, чтобы пожелать ему добра. Несколько человек попросили благословения, и он перекрестил всех нас — и язычников, и христиан.

— Не забывайте, — крикнул он, сворачивая на тропу, ведущую вдоль берега озера, — монастырь принимает каждого, кто хочет найти утешение в Христе. Вам нужно только прийти туда.

Бригит, Кевин и я стояли на настиле, махая ему руками вместе с остальными домочадцами и наслаждаясь чувством общности, принесенным пиктским монахом. Я обняла своих друзей и прижала их к себе в порыве любви и признательности.

Лучшей семьи и более приятного образа жизни и быть не может, думалось мне.