"Напарница" - читать интересную книгу автора (Авербух Наталья Владимировна)

Рассказ четвёртый. Бесконечная ночь

Первое, что следует сделать по прибытии в незнакомый город в чужой стране — найти жильё, сшить одежду по местной моде и начать наносить визиты соседям одного с вами круга. Если вы приезжаете в Острих из Дейстрии — а вы вполне можете совершить такое путешествие, ибо Острих славится своими приморскими курортами, — то простейшие, казалось бы, задачи вполне могут поставить вас в тупик.

Беглый взгляд дейстрийского путешественника заставит его поделить острийское общество на людей окончательно распущенных и испорченных — и людей, чья мораль, хоть и отличается от дейстрийской, но всё же имеется в наличии. Такое разделение будет вызвано ни чем иным, как одеждой местных жителей, шокирующей всякого просвещённого человека.

Распущенные женщины, в больших количествах наполняющие острийские улицы, затягивают стан в тугие корсеты, под которые, по всей видимости, ничего не надевают. Эта одежда мало того, что подчёркивает тонкость талии и пышность бюста, она ещё и с бесстыдной откровенностью открывает шеи и плечи, едва ли прикрывая грудь. От талии же отходит широкая юбка, поддерживаемая металлическими обручами — юбка, которая, к вашему ужасу, не доходит и до колен, оставляя ноги совершенно не скрытыми от посторонних взоров. В холодное время года эти бесстыдные женщины надевают тёплые чулки, плащи, закутываются в шерстяные шали, но в тёплое — без малейшего смущения щеголяют голыми ногами и плечами. Более того, если и в холодное время вам выпадет случай оказаться в одном помещении с «распущенными» представительницами прекрасного пола, вы заметите, что они, зайдя в дом, поспешат расстаться с шалями и снять чулки, словно находят удовольствие в обнажении собственного тела.

Что касается мужчин, то представители этого типа носят короткие штаны, также не доходящие до колена и причудливую рубашку, оставляющую открытой шею и ключицы. Поверх рубашки они надевают камзол, ворот которого состоит из лент, отходящих от плеч, спинки и переда и соединённых вокруг шеи. При этом в помещении они распускают ленты, вновь обнажая шею. Рукава рубашки и камзола доходят только до середины предплечья, не закрывая запястье, и на внутренней поверхности локтя зияет тщательно сделанная круглая дырка. Так же как и женщины, в тёплое время они повсюду щеголяют голыми икрами, а в холодное — снимают в помещении чулки.

Эта непристойная одежда, помимо всего прочего, производит впечатление старой, неоднократно штопанной, износившейся и нередко грязной. Однако некоторые распущенные люди носят тонкие чулки, сквозь которые просвечивает кожа, и закрывают плечи ажурными платками. Одежда таких острийцев богата и тщательно ухожена.

Если вы придёте в возмущение от подобных нарушителей общественной нравственности вы попробуете расспросить о причинах этого безобразия… ну, хотя бы представителя закона, которого в Острихе зовут не полицейским, но городским стрелком, в честь своей профессии вооружённым старомодным мушкетом. Представитель закона вежливо вам поклонится и пояснит, что вызвавшие ваше удивление люди — вполне благопристойные горожане, не принадлежащие к дворянскому сословью и слишком бедные (или упрямые), чтобы серебром оплатить покровительство дворянина.

Вы разведёте руками в изумлении, а стрелок, если у него не будет неотложных дел (а у вас в руках будет серебряная монета хотя бы в пять грошей), охотно объяснит вам, что дворяне, имея право носить шпагу, могут защитить себя и свою семью если не от вампиров, то от обвинения «кровников» — представителей канцелярии крови, во всяком человеке ищущих или жертву вампиров или их пособников.

Ещё до войны с Дейстрией канцелярия по защите крови настояла, чтобы острийцы носили открытую одежду, которая позволяла бы сразу обнаружить свежий укус вампира: дабы немедленно изолировать жертву и в случае её скорой кончины немедленно сжечь труп во избежание последующего воскрешения. Нарушивших это предписание предполагалось препровождать в канцелярию и там подвергать самому подробному осмотру. Итоги нововведённого осмотра были ужасны: мужчины предпочитали скорее застрелиться, чем жить после такого позора, а женщин убивали их мужья, отцы или братья — или бедняжки вскоре угасали сами от нервической лихорадки, вызванной столь чудовищным потрясением. Когда возмущение многочисленного острийского дворянства достигло предела, и было введено то правило, о котором за пять серебряных грошей вам расскажет доблестный страж порядка. Покровительство мужчины, имеющего право носить оружие, считалась достаточной причиной для того, чтобы женщина имела право скрывать от посторонних взглядов свои ноги, хотя, надо сказать, даже самые порядочные и знатные дамы всё-таки не стеснялись оголять плечи. Нетрудно понять, что защита, даруемая шпагой, распространялась не только на женщин, но и на самих владельцев этого грозного оружия, и на их несовершеннолетних сыновей, и на их престарелых отцов, поэтому мужская половина дворянства также могла прикрыть хотя бы часть открытой у других сословий кожи.

Однако острийские представления о приличиях не могут не шокировать дейстрийского путешественника. Дворянки, как и представительницы низших сословий, утягивают стан в корсет, который оставляет открытыми шею и плечи, хотя и не так впячивает грудь, как у «распущенных» острийских женщин. Под корсет довольно часто надевают кружевную сорочку, которая выступает приблизительно на половину хэнда.[14] Юбки у острийских дворянок выглядят неимоверно широкими и также поддерживаются вшитыми металлическими обручами. При этом, в отличие от дейстриек, даже самые богатые и знатные острийки носят всего лишь две, от силы три нижние юбки вместо пяти-шести, как в Дейстрии. В холода дворянки кутаются в шали, надевают тёплые кофты, плащи и накидки, но в помещении стараются избавиться от этого и выставить на всеобщее обозрение голые плечи. Мужчины дворянского сословия, напротив, носят закрытые рубашку, камзол и плащ, но оставляют икры прикрытыми только чулками, у богатых довольно тонкими и совершено ничего не скрывающими.

Нельзя сказать, что столь непристойная мода придётся по вкусу дейстрйскому путешественнику, особенно если он незнатного происхождения. Носить одежду, столь разительно отличающуюся от принятой на родине, да ещё и настолько вызывающую и откровенную — мало кто легко согласится на это. Однако острийские законы, а также нищета, в которую впали многие дворяне, нашла решение этой проблемы. Ещё за год до войны с Дейстрией было признанно, что дворянин может покровительствовать не только родным и близким, но и всем, кто будет нуждаться в его защите. На практике это рыцарственное утверждение означало, что незнатный человек может поселиться в доме с вывешенной вместо вывески шпагой, которая означала, что оружие её владельца служит защитой жильцам. Это возымело своё воздействие, и обнищавшие дворяне на многие поколения обрели верный кусок хлеба, а незнатные «устрицы» — возможность соблюдать хотя бы элементарные приличия.

Итак, оглядевшись по сторонам и расспросив местных жителей об их обычаях, вы, храбрый дейстрийский путешественник, направитесь со станции дилижансов к одному из домов со шпагой вместо вывески, а оттуда — как можно скорее к портному, дабы не бросаться в глаза консервативным острийцам.

Мне весьма и весьма повезло быстро обнаружить уютный домик с вывеской в виде шпаги, в котором сдавалась небольшая, но очень удобная квартирка. К основным удобствам этой квартиры относился отдельный выход на улицу — и полный пансион, за который мне предстояло выплачивать немалую сумму — целый гульден[15] в неделю. Хозяйка, милая пожилая женщина, представилась госпожой Агнессой Дентье и обещала позаботиться обо мне не хуже, чем заботилась бы о родной дочери.

Говоря откровенно, мне не так уж нужен был дом со шпагой, поскольку Мастер, мой опекун, а, точнее, человек, который выступал под его именем в обществе (ещё точнее — они оба) был дворянином, да и сама Ивона Рудшанг происходила из не самой простой семьи в Дейстрии. Но осторожность и правила хорошего тона требовали, чтобы одинокая девушка была защищена как можно лучше (слугу из-за пошлин пришлось отпустить на границе), да и как можно было бы жить в окружении полуобнажённых бедняков?!

С того момента, как я оказалась в Острихе, я то и дело краснела, отводя взгляд от голых мужских и женских ног, мучительно ощущала оголённость своих плеч и еле дышала из-за перетянутой корсетом талии. Госпожа Дентье отнеслась ко мне вполне понимающе и первое время поддерживала меня, уговаривая и объясняя, насколько прилична острийская мода и как мало непристойного в мужских ногах и женских плечах. Едва я освоилась, госпожа Дентье принялась проводить в жизнь свой план по введению меня в острийское общество, каковую обязанность она возложила на себя в связи с обещанием заменить мне родную мать. Хоть и морщась от подобной бесцеремонности, я была вынуждена принять предложение с полагающимися случаю выражениями благодарности.

Первыми нас навестили священник из ближайшей церкви и его сестра. В отличие от Дейстрии, в Острихе религия запрещает своим служителям вступать в брак, и они годами живут холостяцкой жизнью на попечении незамужний сестёр или экономок. Зато острийский обычай позволяет священникам и их ближайшим родственникам прятать тело под глухую чёрную одежду, и они носят её со всей гордостью привилегированного сословия. Впрочем, полагаю, если бы жёны священников в Дейстрии получили бы право оголять ноги и плечи как острийские простолюдинки, они бы с восторгом ухватились за эту возможность, ни на миг не вспомнив о приличиях: исключительность, принадлежность к особой группе для большинства людей важнее удобства и морали. Но я отвлеклась.

Священник, Вахин Бертен, был полным высоким мужчиной, чьё гладковыбритое румяное лицо наводило на мысли о благотворном влиянии праведного образа жизни на состояние здоровья. Его сестра, под стать ему, оказалась пухленькой хохотушкой, и её внешность резко контрастировала с мрачной одеждой родственницы священнослужителя. Вопреки моим опасениям, ни тот, ни другая не стали поднимать религиозные вопросы и требовать моего немедленного приобщения к таинствам их ереси. Священник говорил исключительно о погоде, об открытии курортного сезона и о том, сколько в настоящем году предвидится приезжающих. Говоря по совести, он отмерил эти несколько фраз в самом начале разговора, после чего полностью сосредоточился на чае и горячей булочке с маслом. Его сестра, напротив, как открыла рот, так не умолкала до самого конца визита. Её интересовало всё: мода в Дейстрии, правда ли у нас не ходят серебряные монеты, какой доход приносят церковные приходы на курортах в сравнении с другими областями страны и правда ли, что дейстрийки мечтают походить на вампиров и поэтому губят здоровье свинцовыми белилами.

Я не успевала отвечать, как в меня выстреливали следующим вопросом, и больше всего происходящее походило на самый строгий допрос — если бы, конечно, госпожа Бертен прислушалась хоть к одному ответу.

Когда визитёры ушли, я вздохнула с облегчением, а госпожа Дентье как ни в чём не бывало заметила:

— Хорошо прошёл чай, не правда ли? Вы так чудесно поладили с моими гостями!

Я не нашла, что ответить на столь неприкрытое лицемерие.

На следующий день визит наносили уже мы, «забежав на две секундочки после обеда» к главному почтальмейстеру города. Он был вдовец, худ, усат, сравнительно молод, но, видимо, рано женился, потому что, едва мы зашли, как его почти взрослая дочь предложила нам шоколада. Госпожа Дентье прошептала мне на ухо, что почтальмейстеру давно пора жениться, но это не вызвало во мне должного интереса. Хозяин дома со всем радушием предлагал мне не стесняться, если я захочу написать кому-нибудь письмо или отправить подарок. Казалось, работа на почте даёт ему возможность со всей широтой проявить своё великодушие, вовсе не являясь профессиональной обязанностей. Хозяюшка — как с полной серьёзностью обращались к незамужним женщинам, даже когда в гостях были они, а не наоборот — говорила о качестве шоколада и курортных кавалеров. Последних она оценивала весьма и весьма низко, особенно по сравнению с шоколадом, а её отец только добродушно посмеивался, выслушивая из уст дочери критику сильного пола.

Третий день мы посвятили портнихе, и к вечеру от достоинств шалей, лент, зонтиков и шляпок, а также шёлка, хлопка, льна и тонкой шерсти у меня разболелась голова.

Поэтому на четвёртый день мне милостиво было позволено остаться дома, что, однако, не уберегло меня от новых знакомств. Хотя госпожа Дентье и обещала дать мне отдых, она не подумала, что может меня утомить, приведя на обед свою лучшую подругу, с которой её связывала самая нежная дружба ещё с раннего детства — хозяйку Перте, жену синдика гильдии городских стрелков. Признаться честно, это была совсем не та встреча, которой ждёшь с нетерпением. Общение с роднёй человека, призванного охранять Острих в частности от таких, как я, вызывает дурные предчувствия. Но делать было нечего и я, вежливо поддакивая, весь вечер слушала о молодом хозяине Перте, самом умном мальчике и отзывчивом сыне на свете, который не далее как через две недели закончит учиться в столице и вернётся домой, к родителям. О муже и его работе хозяйка Перте предпочла не говорить ни слова.

Как ни странно, все эти визиты и знакомства, хотя подчас утомляли и вызывали известные опасения, приносили больше радости, чем я готова была признать вслух. Разнося когда-то шляпки, заходя в богатые дома с чёрного хода, вынужденная часами дожидаться, когда господа соизволят обратить на меня внимание — разве не мечтала я поменяться с ними местами? Размеренная жизнь, отсутствие серьёзных дел и забот, неспешные, ничего не значащие разговоры…

Идиллия закончилась, не успев толком начаться. Проводив до дверей засидевшуюся допоздна госпожу Перте и попрощавшись на ночь с хозяйкой, я поднялась к себе в комнату и, уставшая после напряжённого разговора с женой синдика, принялась раздеваться. Едва дотянувшись до шнуровок корсета, я с трудом распустила верхние петли и только после этого сообразила, что, по легенде, с детства привыкла всегда и во всём пользоваться помощью слуг. Самостоятельно затянуть шнуровку я была не в состоянии, но мужественно предприняла такую попытку.

Несколько минут я безуспешно выламывала себе руки, пока со стороны окна не донеслось деликатное покашливание. При виде напарника я испытала привычные уже чувства облегчения — с ним не случилось никакой беды! — радости — он пришёл, и не бросил меня одну — и напряжения, которое я всё ещё испытывала, оставаясь ночью наедине с мужчиной. Сегодня чувство напряжения усилилось из-за бесстыдной острийской моды: под изучающим взглядом не-мёртвого я мучительно ощущала обнажённость своих плеч и не знала, куда глаза девать при виде его выставленных на показ икр. Довольно стройных, надо признаться.

Я впустила вампира в комнату и скорее потянулась за накидкой, однако не-мёртвый удержал меня за руку и весьма бесцеремонно оглядел, уделив особенное внимание открытым плечам, шее и груди, которая из-за распущенных верхних петель корсета обнажилась почти как у простолюдинки. После этого беспардонного осмотра вампир произнёс с явным одобрением в голосе:

— Знаешь, Ивона, острийская мода не лишена приятственности.

Я выдернула руку и отвернулась, поступив, как выяснилось, опрометчиво: на плечи немедленно легли холодные пальцы мертвеца, и сидевший на подоконнике напарник медленно притянул меня к себе, вынудив прислониться к его ногам.

— Определённо эта мода мне нравится, — шепнул вампир мне на ухо и провёл рукой по шее от подбородка через горло к плечам. Меня передёрнуло от его ледяного прикосновения, но напарника это ничуть не смутило.

— Ты бы знала, как я хочу твоей крови, — продолжал шептать вампир. Я рванулась прочь из смертельных объятий, но не достигла успеха.

— Ш-ш! Не сейчас, — пообещал вампир и, к моему несказанному ужасу, прикоснулся губами к шее, туда, где под кожей напряжённо билась синеватая жилка. Я замерла в ожидании острого и болезненного укуса.

— Ты мне не веришь? — засмеялся не-мёртвый, проводя по коже языком. Я протестующе вскрикнула, но он только крепче сжал пальцы на моих плечах.

— Ш-ш, Ами, — нежно прошептал напарник. — Не мешай мне.

Я передёрнула плечами, стараясь вложить в это движение всё отношение к подобному тону: так вампир обычно разговаривал со своими жертвами.

— Ну и что? — возразил моим мыслям вампир. — Сколько раз я пил твою кровь? И разве не ты делилась ей добровольно?

Не найдя возражений, я ничего и не ответила. После того случая в К*** он ни разу не пил мою кровь, и я почти научилась его не бояться — напрасно, как теперь оказалось.

— Тебе и сейчас нечего бояться, глупенькая моя девочка. Просто расслабься и позволь мне…

— Зачем ты пришёл? — резко перебила я его.

— Ты мне не рада, моя дорогая?

— Нет, но у тебя ведь должно быть ко мне какое-то дело.

— А если я пришёл навестить тебя? — засмеялся вампир. Он, видимо, коснулся моего сознания, потому что перед глазами у меня всё поплыло, ноги ослабли и спустя несколько минут я обнаружила себя полулежащей в объятьях вампира, который как раз возился со шнуровкой.

— Не трогай! — хотела выкрикнуть я, но не смогла издать ни одного звука, так и лежала вялая, бесчувственная, покорно подставляя лицо, шею и плечи под ледяные поцелуи.

— Я доволен тобой, моя девочка, — говорил между тем напарник, не замечая, как я ёжусь от неудобства и холода. — Ты превосходно играешь свою роль, можно даже сказать, полностью в неё вжилась.

В голосе вампира звучала неприкрытая издёвка: он не мог не увидеть в моём сознании, как я когда-то мечтала о том образе жизни, который теперь вела «по легенде». Не мог не замечать неизбежных ошибок, которые я допускала, увы, слишком часто.

— Надеюсь, тебе ещё не надоело наносить визиты? — с жестокой заботливостью произнёс напарник.

— Что надо делать? — спросила я и сама поразилась безжизненности своего голоса.

— Хороший вопрос, Ивона, замечательный просто! — неожиданно зло засмеялся вампир. — Завтра ночью ты выйдешь из дома, чтобы встретиться с моими собратьями. Не бойся! — приказал он, заметив, как я напряглась от предложенной перспективы. — Никто не тронет воспитанницу Мастера. Я провожу тебя до места встречи и обратно, но разговаривать с ними ты будешь одна. Поняла?

— Да, — уже живее ответила я. — Это всё?

— Ты с беседы с вампирами сначала вернись, — пробурчал напарник, оставив свой издевательский тон. — Будет тебе и второе задание. Кое с кем встретиться уже из людей. Один человек хочет продать нам сведения о контрабанде, а бюро очень не хочет светить серьёзных работников: он может оказаться провокатором. Так что пойдёшь ты, заодно и поучишься нашему делу. Ну, как, справишься?

Я кивнула, чувствуя, как возвращается воля и ясность сознания, но не рискуя вызывать следующее помутнение необдуманными движениями.

— Мне нравится твой настрой, — насмешливо проговорил вампир, прикасаясь губами к моим губам. Я не выдержала и оттолкнула его, не в силах терпеть душный запах застарелой крови, который всегда и везде сопутствовал вампирам. За это проявление непокорности я была снова парализована и, если бы вампир не удерживал меня, наверное, опустилась бы на пол.

— Сегодня у меня нет настроения объяснять и рассказывать, — заявил не-мёртвый. — Посмотри мне в глаза.

Я послушалась, и моё сознание затопили детали задания, которое передавал мне вампир. Голова немедленно разболелась так, словно собиралась треснуть на множество маленьких осколков.

— Ничего, — хладнокровно прокомментировал моё состояние вампир. — К завтрашнему дню поправишься.

Он поставил меня на ноги и рывком затянул шнуровку — я только пискнула от боли и неожиданности.

— Не забывай, ты теперь знатная дама, — шепнул напарник и исчез, как будто его и не было в комнате.

Правой рукой держась за разваливающуюся голову, левой я нащупала шнурок от звонка для прислуги. Да, теперь я совершенно не в состоянии сама приготовиться ко сну.

Позже я догадалась, почему вампир, против обыкновения, явился до того, как я переоделась в ночную одежду. Острийская сорочка оставляла мало простора для его шуточек: не видя причин потворствовать вампирам, портные шили высокие воротники, полностью закрывающие шеи и снабжённые таким количеством серебряных застёжек, что их нельзя было ни расстегнуть, ни сорвать, не в пример дейстрийцев, которых мораль заставляла укутываться днём, а удобство — легко одеваться ночью. На завтрашний день я не выходила на улицу, мучаясь от головной боли и оставшись по такому случаю в домашнем платье, которое отличалось от уличного отсутствием металлических обручей в юбке и косточек в корсаже. Вечером встревоженная моим состоянием хозяйка Дентье настояла на том, чтобы я пораньше легла спать и, подавая благой пример, ушла к себе. Я осталась, с трудом справляясь с болью и дрожью нервного возбуждения, дожидаться визита вампира.

Он появился неожиданно, сам распахнув тяжёлые створки окна. Тёмно-синий костюм скрывался под тяжёлым чёрным плащом, который помешал бы забраться на второй этаж всякому, кроме вампира. На поясе напарника висела длинная шпага, а в руках он держал свёрток непонятного назначения.

— Разве ты дворянин? — вместо приветствия спросила я, стараясь вложить в голос как можно больше сарказма. Пристрастие острийцев к холодному оружие, желание многочисленных представителей низших классов получить право на ношение оружия (для этого им надо было сдать сложнейший экзамен по фехтованию и внести солидный взнос — не считая платы за обучение), таким образом приблизившись к дворянскому сословью — это казалось мне смешным и нелепым, и включение моего напарника в общую игру вызвало невольное раздражение. К тому же я не могла удержаться от того, чтобы не бросить в лицо вампиру что-нибудь колкое и таким образом хоть немного сквитаться за вчерашние унижения и сегодняшние страхи.

— Я? — ничуть не обидевшись, засмеялся напарник. — Такой же, как и ты. Мой отец держал бакалейную лавку в трёх кварталах от бюро безопасности. Но Мастер посоветовал носить, вдруг пригодится. Шпага даёт удивительную возможность убивать, не приближаясь к своим жертвам.

Я нахмурилась: высказывание вампира показалось мне безнравственным.

— Иногда искусство убивать бывает полезным, — наставительно произнёс не-мёртвый.

— А ты разве умеешь? — недоверчиво спросила я, вспоминая, как вампир размахивал снятой со стены шпагой у Таспов.

— Убивать? — лукаво наклонил голову напарник. Я отвернулась. — Ах, ты про шпагу! Нет, знаешь ли. Никогда не находил времени поучиться.

Я подумала, насколько неразумно носить с собой оружие, которое не умеешь пустить в ход, но высказать свою мысль не успела.

— Снимай свою сорочку, — потребовал не-мёртвый, — и одевайся скорее. У нас мало времени!

Я покраснела и выжидательно посмотрела на напарника, ожидая, что он выйдет из комнаты, позволив мне осуществить свой туалет без посторонних глаз. Увы, острийская безнравственность, видимо, настолько понравилась вампиру, что тот даже не подумал выполнить мою безмолвную просьбу.

— Тебе всё равно понадобится помощь, чтобы одеться, — бесцеремонно заявил не-мёртвый. — Сегодня ты должна выглядеть наилучшим образом!

Я покраснела ещё гуще.

— Но ты мог бы хотя бы отвернуться!

Вампир сделал вид, что задумался.

— Я читаю твоё сознание постоянно — в том числе и в те моменты, когда ты смотришь на себя в зеркало. Тебя это не смущает?

Заметив, что я вот-вот разрыдаюсь, он кинул мне в голову свёрток.

— Одевайся! Я пока приму меры, чтобы в доме никто до утра не проснулся, а потом помогу тебе затянуть шнуровку. Не плачь только!

Он исчез — или сделал вид, — а я принялась торопливо переодеваться, стараясь принять пристойный вид как можно быстрее и не дать вампиру застать меня врасплох.

Наверное, напарник действительно читал моё сознание. По крайней мере, он вернулся в комнату, едва я взялась за шнуровку, пытаясь хотя бы немного стянуть корсет и прикрыть спину, которую сейчас от нескромных глаз защищала только тоненькая кружевная сорочка.

— Надо было сразу позвать меня, — строго заявил вампир, отстраняя мои руки и проводя указательным пальцем по практически открытой спине. Я непроизвольно прогнулась, пытаясь уйти от его прикосновения, но напарник только рассмеялся. — Потерпи немного, — попросил он, берясь за концы шнуровки. Резко, одним движением дёрнул, заставив меня болезненно охнуть, и тут же завязал узел.

В принесённом им свёртке я нашла чёрный плащ, такой же тяжёлый и плотный, как и у напарника.

— Так одеваются все, кому не спится ночью, — весело заявил вампир, накидывая плащ мне на плечи. — Считается, это спрячет шею от чьих-то голодных глаз… а на самом деле отлично скрывает фигуру и лицо. Помогает остаться неузнанным, если понадобится.

Он собственноручно накинул мне на голову капюшон, с верха которого свисала густая вуаль, в самом деле, закрывающая лицо.

— Но мне же ничего не видно! — возмутилась я.

— Врёшь. Через вуаль прекрасно видно, я проверял. Надо только привыкнуть.

Напоминать о разнице между людьми и вампирами мне показалось несколько излишним, и я покорно приняла предложенную мне руку.

Он провёл меня прямо по улице до ближайшего перекрёстка и, развернув направо, внезапно отвесил в темноту глубокий острийский поклон.

— Милостивая хозяйка, — по-острийски обратился он. — Вот девушка, о которой вы спрашивали — Ивона Рудшанг, воспитанница Мастера.

— Мастера, — отозвалась ночь. — Иди, мальчик, поиграй. Я позабочусь о твоей подруге.

Напарник отвесил ещё один поклон и исчез, оставив меня наедине с ночью — вернее, с той, что скрывалась в темноте и говорила томным певучим голосом. Смутившись — казалось, из темноты меня пристально изучают — я сделала самый лучший из своих реверансов. Ночь рассмеялась.

— Пойдём, девочка, побеседуем, — предложила вампирша, беря меня под руку и увлекая за собой. Мне ничего не оставалось, как повиноваться и пытаться скрыть невольный страх, вызванный нахождением в обществе подобного существа. Вампирша так и не появилась из темноты, укутавшись в неё, как я в свой плащ (вуаль которого, конечно, сильно влияла на мои способности что-либо разглядеть при тусклом свете фонарей). О присутствии не-мёртвой свидетельствовало прикосновение руки — менее холодной, чем у моего напарника — да ленивый музыкальный голос, раздававшийся у самого уха. — Я думаю, ты ломаешь голову, зачем тебя вызвали сюда среди ночи, не так ли, дитя моё?

— О, что вы, сударыня, вовсе нет! — из вежливости вскричала я. — Ваше приглашение было для меня источником истинной радости, и мне вовсе не трудно… — конец фразы потонул в смехе моей собеседницы — холодном и издевательском.

— Итак, ты удивлена, — уже не спрашивала, а утверждала она. — Что ж, твои чувства вполне естественны, деточка.

Я молча кивнула, не сомневаясь, что вампирша прекрасно это увидит. Деточкой меня не называли с двенадцати лет, но моя собеседница могла быть настолько же старше госпожи Кик, насколько та старше меня самой. Вампирша, видимо, удовлетворившись таким ответом, продолжала:

— Однако причина проста — любопытство!

— Любопытство, сударыня?

— Именно оно! — энергично ответила вампирша, останавливаясь, разворачивая меня к себе и берясь жёсткими пальцами за подбородок. Что она могла разглядеть сквозь густую вуаль — осталось мне неизвестным, однако вампирша довольно долго удерживала меня в таком положении, мне же не удавалось увидеть ровным счётом ничего.

— Именно любопытство, — повторила не-мёртвая, вновь беря меня под руку. — Когда с месяц назад появился Мастер, неся на руках порядком обескровленную девицу, которая, дескать, не должна сгинуть просто так, вся наша маленькая община пришла в движение. Я взяла девушку к себе, однако не поняла, почему бы Мастеру самому не заняться её воспитанием. Ведь он единственный из нас, кто может обратить и мужчину, и женщину. Ты знала об этом?

— О чём, сударыня? — переспросила я, пытаясь угадать, та ли это девица, о которой я подумала. По всему выходит, что та, но кто может знать наверняка, имея дело с вампирами?

— О том, что Мастер намерен обратить тебя, как только подрастёт тот мальчик, который нас познакомил?

— Обратить! — в испуге воскликнула я. — Но как же, сударыня, я думала…

— Ты думала, вампир способен сделать одним из нас только человека одного с собой пола. Мужчины — мужчин, женщины — женщин, — закончила вместо меня мысль не-мёртвая. — Отчасти ты права, но Мастера недаром так называют. Он действительно лучший из нас, самый умелый, сильный и старый. Мастер из мастеров — вот что такое твой опекун! Боюсь, он не сказал всего сразу: он очень скромен.

Я не отвечала, борясь с наплывом самых ужасающих чувств. Старый вампир ни словом не обмолвился, что намерен распоряжаться моей судьбой, он говорил, только в том случае, если я захочу…

— И вот теперь я гадаю, — прервал мои раздумья голос не-мёртвой. — По нашим законам за один раз можно брать лишь одного ученика одного пола — на весь срок обучения. Для меня это помеха, для Мастера — вдвое меньшая, ведь он может взять вас обоих. Он мог бы взять ту девицу сейчас, но тогда не мог бы обучать тебя, ведь ты станешь глубокой старухой прежде, чем она вырастет, и не выдержишь обращения. Значит, он ждёт тебя, раз отказался от такой перспективной ученицы как та, другая. Но почему-то не торопится с обращением, а ведь при твоей профессии ты можешь погибнуть в любой момент…

Я почувствовала, как по спине пробежался холод и поплотнее укуталась в плащ. Вампирша остановилась и, положив руки мне на плечи, наклонилась к самому моему лицу. Сквозь вуаль я увидела блестящие тёмные глаза и алые губы.

— Так почему ты, дитя? И почему не сейчас? — выдохнула она мне прямо в лицо. — Может, ты знаешь ответ на мои вопросы?

— Мне очень жаль, сударыня, но я ничего не знаю, — пролепетала я.

— Тогда, наверное, ответ прячется внутри, как драгоценный клад в простой коробке? — спросила она, наклоняясь ещё ближе. Алые губы чуть приоткрылись, обнажая белоснежные клыки, и мне понадобилось всё моё мужество, чтобы не отпрянуть от этой ожившей смерти. — Откройся мне, деточка, позволь только заглянуть в тебя.

«Нет» — прозвучал в голове решительный голос Мастера, и наваждение сейчас же пропало.

«Нет, — поддержал его мой напарник. — Скажи ей, Ивона, она не имеет права!»

— Нет, — спокойно и твёрдо повторила я ответ Мастера. — Мне кажется, мой наставник предпочёл бы сам рассказать вам обо всём — в своё время.

— Вот как! — воскликнула вампирша, резко от меня отстраняясь, и снова повлекла за собой вдоль по улице. По сторонам слышались лёгкие шаги, тихие быстрые голоса почти неслышно переговаривались между собой, мы с моей ужасной спутницей молчали.

— Итак, — наконец нарушила она тишину, — я задала свои вопросы и показала тебя всем, кто хотел посмотреть. На этом мы с тобой расстанемся.

Я присела в глубоком реверансе и произнесла подходящие случаю слова о приятной встрече и вызванном ей удовольствии.

— Маленькая лицемерка! — мелодично рассмеялась вампирша. — На тебе печати трёх вампиров: мёртвого, старого и молодого, а ты всё ещё боишься нас. Зря, голубушка, нам не нужна ссора с Мастером. Но ты, а, вернее, твой хозяин ждёшь от меня и других слов, я угадала?

— Что вы, сударыня, — запротестовала я, гадая, к чему поворачивается наш разговор.

— Ждёшь, милочка, ждёшь! Ну, так слушай: я хозяйка этого города, без моего ведома не проходит ни одно убийство (а убиваем мы тут довольно редко). Тебе не нужно ни видеть моё лицо, ни знать моё имя, но в этом городе и во всём лене ни один не-мёртвый не тронет и волоска на твоей голове — я в том ручаюсь. А если тебе потребуется помощь… пришли ко мне своего маленького друга, я подумаю, что можно для вас сделать.

Я снова присела в реверансе, невнятно бормоча слова благодарности.

— На этом мы с тобой попрощаемся, деточка. Возвращайся обратно той же дорогой и помни… — Тут она вновь положила руку мне на плечо и склонилась к самому лицу. — Держись ночью подальше от кладбищ, милочка. Не стоит тебе сталкиваться с теми, кто там вылупляется.

— Вылупляется, сударыня?! — в ужасе переспросила я.

— Именно. Не притворяйся, что не понимаешь.

— Но я…

— Молчи, дитя, не позорь своего учителя! Знай, не-мёртвые делятся на тех, кто, как я и когда-нибудь ты, обращены наставником, и они с первых дней, ещё живые, получают надлежащее воспитание. — Голос хозяйки города без явных причин звучал угрожающе, словно она гневалась на меня и собиралась позже отомстить. — А есть, кто умер естественной смертью, укушенный вампиром своего пола. И такие встают из гроба крайне злыми, голодными, и не разбирающимися ровным счётом ни в чём. Половину из них убивают кровники — нам это на руку, пусть думают, что мы глупы и неосторожны. Выжившие присоединяются к нам и быстро навёрстывают упущенное. Говорят, сам Мастер когда-то пришёл с кладбища.

Она чуть устранилась, не отпуская меня, и с удовлетворением отметила:

— Я испугала тебя, маленькая лицемерка? Хорошо испугала, ты уже не пытаешься это скрыть. Не беспокойся за свою жизнь, тебе ничего не грозит. Они не отходят далеко от кладбища: боятся увлечься охотой, заблудиться и быть настигнутыми солнцем. Первое время оно очень опасно для таких, как мы. Первый год, если тебе интересно твоё будущее.

Она легонько оттолкнула меня и сделала шаг назад. Ночь обняла её стройную фигуру и скрыла от моих глаз.

— Прощай! — послышалось из темноты. — Мы нескоро встретимся, деточка.

Я прислушалась и уловила удаляющиеся шаги — лёгкие, едва слышные, будто их обладатели ничего не весили. Перевела дух, пытаясь успокоить бешеный стук сердца. Хозяйка города действительно напугала меня — и рассказом о встающих с кладбища вампирах, и размышлениями о намерениях Мастера, и всем своим поведением. За всю свою жизнь я не встречала ни одной столь неуравновешенной особы. Однако что толку стоять и предаваться размышлениям? Напарник велел мне ждать его там же, где мы распрощались — вот туда-то и надобно вернуться. Усилием воли я отвлеклась от всех своих страхов и, повернув назад, сосредоточилась на предстоящем задании. Вуаль на капюшоне ужасно мешала, но откинуть её вовсе я не решалась, а потому шла медленно, вглядываясь в темноту и нащупывая ногами неровную брусчатку перед каждым шагом.

Я прошла, наверное, половину пути, когда на плечи мне легли чужие руки, меня потянули назад, заставив потерять равновесие, а острые белые зубы сверкнули перед самыми глазами, приближаясь к шее. От неожиданности я не нашла ничего лучше, чем пронзительно взвизгнуть. Глаза нападавшего удивлённо расширились.

— Ты испугалась? Ты не заснула? Но ведь должна была! Я ведь вампир, и я на тебя охочусь!

— Приятно познакомиться с вами, сударь, — еле выговорила я.

— Я тебя не знаю, — обиженно произнёс вампир, не отпуская меня из унизительного полусогнутого положения.

— Отпусти её, дурак! — воскликнул ещё один голос у меня за спиной. — Мастер тебя в бараний рог свернёт, ведь это его человеческая протеже.

— Его — кто?! — поразился схвативший меня вампир, разжимая руки. Я не удержала равновесия и упала, больно ударившись о камни мостовой. Оба не-мёртвых даже не подумали помочь даме подняться — появившийся вторым шумно объяснял первому его ошибку и её последствия, тот оправдывался, что предупреждать надо заранее и «на ней же не написано!»

Второй хватался за голову и призывал небеса в свидетели кое-чьей тупости, которая мешает ему отличить любимицу Мастера от обычной уличной девки. Говорили они очень быстро, я едва разбирала слова, но последнее уловить сумела, и краска гнева немедленно залила мои щёки.

«Дитя моё, — раздался словно издалека голос Мастера. — Прошу вас, вглядитесь в лица этих непочтительных юношей. Я намерен очень серьёзно поговорить с их наставниками. А теперь вставайте, вредно сидеть на земле».

Я поспешила выполнить приказ старого вампира и пошла прочь, оставив молодых переходить от устного спора к более деятельным доказательствам своей правоты.

Спокойствие, которого мне удалось достигнуть перед этим, растворилось бесследно, я откинула вуаль и пошла вперёд быстрым шагом, напряжённо при этом вслушиваясь в ночные звуки. А если это не последний молодой вампир, который ничего обо мне не слышал и был слишком глуп — или голоден? — чтобы разглядеть метки? Почему напарник не явится меня проводить? Я позвала его, но ответа не получила, и в полном одиночестве продолжала свой путь.

Улица, по которой я шла, заканчивалась тупиком почти сразу после пересечения с нужной мне улицей Свежих угрей, на которой стоял дом госпожи Дентье. Когда мы тут с напарником шли на встречу с хозяйкой города, в тупике было темно, но сейчас его ярко освещал льющийся из открытого окна свет. На подоконнике этого окна стояла девушка в светлом домашнем платье, занятая тем, что осторожно расшатывала прибитый к верхней части рамы деревянный крест. Неподалёку результатов её работы ждал юноша, одетый в зелёный костюм острийского дворянства. Он явно избегал подходить ближе и нетерпеливо поглядывал на девушку, как будто был изрядно раздосадован её медлительностью. Его ненормально бледное лицо было ясно видно и, когда он облизнулся, стала понятной причина его напряжения: приоткрывшиеся губы юноши перестали скрывать противоестественную длину клыков. Крест, видимо, должен был не пропустить кровопийцу внутрь дома, не дав не только пролезть в то окно, над которым он расположен, но и вообще прикоснуться к стене. Это позволяло острийцам не мучиться с прибиванием распятий к верхним окнам, что, заметим в скобках, позволяло вампирам без труда в них влезать, попросту подпрыгивая на нужную высоту.

Парочка была видна издалека и я, ещё не дойдя до перекрёстка, могла видеть, как крест подался усилиям девушки (видимо, ей не раз приходилось снимать его, и гвозди держались только для вида). Острийка спрыгнула внутрь комнаты и скоро вернулась уже с пустыми руками; тем временем вампир подошёл ближе и забрался на низкий подоконник. К моему безмерному удивлению, девушка двигалась без той сонной заторможенности, которая даётся наведённым вампиром трансом, напротив, она была оживлена, глаза блестели, а миловидное лицо сияло безмятежным счастьем. Господи милосердный, что же это творится в Острихе, неужели хоть одна женщина согласится встречаться с вампиром по доброй воле?! Это невозможно, немыслимо!..

И, однако, всё говорило в пользу такого предположения: легко поддавшийся крест, радость девушки, да и не-мёртвый вёл себя совсем не так, как мой напарник во время «охоты», которую я несколько раз имела несчастье наблюдать.

— Любимая, — проговорил вампир, помогая девушке усесться рядом с собой. Я замедлила шаг, понимая, насколько, говоря грубым языком простонародья, влипла. Окно, на котором сидели вампир и его девушка, было слишком близко к перекрёстку, и мне пришлось бы пройти мимо у них на глазах, давая таким образом понять, что я видела их нежное свидание. Пойти на такое неприличие мне мешало и воспитание, и боязнь рассердить влюблённого кровопийцу. Парочка, между тем, была полностью поглощена собой, так что оставалось надеяться, что вскоре мимо них можно будет осторожно прошмыгнуть.

— Любимая, — повторил вампир, привлекая к себе девушку. Та с еле слышным стоном поддалась навстречу, отчего корсет и сорочка сползли вниз, открывая грудь, очень белую по контрасту со смуглыми плечами. Вампир отстранился и провёл пальцами по обнажившейся коже. Девушка застонала громче, меня передёрнуло от омерзения. Как она может вести себя столь распущено — и с кем?! Неужели острийцы никак не воспитывают своих дочерей?! Не-мёртвый внезапно стиснул руки на плечах любовницы и рванул к себе, жадно целуя в самые губы. Когда они оторвались друг от друга, глаза девушки казались затуманенными то ли от страсти, то ли от вампирского влияния. Она уже сама привлекла к себе возлюбленного, явно подставляя ему шею.

Не-мёртвый, не торопясь, провёл языком по месту предполагаемого укуса. Девушка всхлипнула и вся как-то обмякла, а вампир поднял взгляд, затуманенный страстью не меньше, чем у острийки и посмотрел мне прямо в глаза. Губы его шевельнулись, выговаривая нечто очень похожее на «брысь!», а после не-мёртвый склонился к шее девушки и вонзил в неё свои клыки. Я, наконец, сбросила оцепенение, в которое впала под влиянием увиденного зрелища, и кинулась прочь. Вслед мне нёсся громкий смех, заставивший свернуть на первом же перекрёстке, и потом ещё несколько раз, как будто это бы помогло оторваться от погони вампира, если бы он вдруг решился броситься за мной. Я бежала и бежала, пока в груди не кончился воздух, и тогда я была вынуждена прислониться к стене ближайшего дома и перевести дух.

— Господи! — воскликнула я, совершенно забыв об осторожности. — Какая мерзость!

Мне хотелось плакать. Увиденное было гадко, и гадко, что такое встречается в наше время, и растленные вампиры имеют возможность соблюдать порядочных барышень, но самое гадкое было в том, что я наблюдала за подобным неприличием — стояла на перекрёстке, словно приросла к мостовой, и жадно ловила подробности непристойной сцены! Как прогибалась распутница под руками вампира, фальшивая нежность развратника, выражение его глаз, когда он смотрел на свою любовницу… На меня никогда никто так не смотрел, и самое отвратительное — меня это огорчало! Гадко, гадко, гадко!

Омерзение, которое меня охватило, уступило место другим мыслям, когда я, наконец, сумела полностью успокоиться — чтобы снова прийти в ужас. Я заблудилась! Переулок, в который я свернула, петлял то вправо, то влево, и теперь я не знала, как вернуться назад, если не по той же дороге, а чтобы второй раз оказаться на одном перекрёстке с распутной парочкой я не могла себе даже представить. Мне ничего не оставалось, как двинуться вперёд в надежде, что переулок рано или поздно выведет меня на знакомую или по крайней мере широкую и хорошо освещённую улицу. Петляющий переулок, по которому я шла сейчас, был настолько тёмным и неприятным, что, успокоившись, я продвигалась вперёд, придерживаясь за стены домов и высматривая, не появится ли впереди перекресток, на котором, по законам Остриха, обязательно должен висеть хоть плохонький фонарь.

Перекрёсток действительно был освещён, и не только уличным фонарём, но и лампами старой кареты, которая стояла с открытыми дверцами, перегораживая мне выход из переулка. Осторожность заставила меня замедлить шаг, а после и вовсе остановиться. И не зря: вскоре из одного из домов на той улице, которая пересекала мой переулок, выбежали двое в чёрном, вынося какой-то вытянутый свёрток. Свёрток мычал и извивался, двое тащивших его сопровождали каждое движение яростной руганью, передать которую дословно я просто не в состоянии.

— Вот стерва, больно же она кусается! — воскликнул один, и я с ужасом узнала в свёртке женское тело. — До крови цапнула!

— Охота кому-то с бешеной бабой связываться, — поддержал его второй. — Брыкалась, пока не приголубили, и, гляди, как быстро отошла!

— Если вы попортили товар, — отозвался с козел их подельник, — хозяин с нас шкуры снимет и в глотки вобьёт! Сказано было — нежно и вежливо!

— Сам бы попробовал нежно! — запротестовал первый разбойник. — Она сразу орать начала!

— Это хозяину скажете, когда девка пожалуется, — не унимался возница. — Грузите!

Свёрток безо всякой вежливости забросили в карету, и разбойники залезли следом за своей жертвой. Я стояла в темноте, совсем близко от них, и в бессильной ярости сжимала кулаки. Что я могла сделать? Как помешать злодеянию? Несчастной женщине, видимо, удалось освободить рот, потому что из кареты раздался отчаянный крик — призыв о помощи, увы, оставшийся без ответа. Возница хлестнул лошадей, и карета укатилась прочь, освободив мне дорогу.

Несколько минут я стояла без движения, переживая открывшуюся моим взглядам драму. Ничего подобного я и представить себе не могла, соглашаясь ночью выйти из дома. Чтобы на женщину могли напасть в её доме, избить, связать и увести неведомо куда! И один лишь Господь знает, какие ужасы ожидают бедняжку впереди! А я ничего, ничего не могла сделать, и вынуждена была затаиться, опасаясь для себя столь же печальной участи!

Однако увиденное было причиной не оставаться на месте, а пойти дальше, в полной мере соблюдая, разумеется, всю необходимую осторожность. Ни в коем случае не приближаться к фонарям и освещённым улицам, проходить перекрёстки по тёмной стороне и постараться ступать как можно тише — вот те решения, которые мне оставалось принять. Ни Мастер, ни напарник не отвечали на мыленный призыв, оставив мне защитой лишь ночную темноту и собственную мою осмотрительность.

И осторожность, в отличие от вампиров, не подвела, удержав меня вдалеке от тех улиц, с которых доносились пьяные крики, и от тех, где раздавался металлический звон, изредка заглушаемый проклятьями. Таким образом я отказалась свернуть, наверное, на три широких улицы, одна из которых показалась даже мне смутно знакомой, и теперь гадала, доберусь ли я когда-либо до дома. Наконец, четвёртая улица показалась мне вполне безобидной, хотя и не была так хорошо освещена, как мне хотелось, и я покинула уже осточертевший переулок. Тишина и спокойствие, царящие на выбранной дороге, заставили меня расслабиться; тем неприятнее была встреча, которую я едва сумела избежать. Трое мужчин с удобством расположились под одним из немногих фонарей: один держал нож у шеи второго, а третий стоял напротив, поигрывая тонкой верёвкой.

— Не надо! — молил несчастный. — Не убивайте, я всё скажу!

— Перед хозяином петь будешь, — процедил негодяй с верёвкой. — А перед нами помалкивай, пока не прирезали.

— Вязать его собираешься? — как-то лениво поинтересовался мерзавец с ножом.

— Да, а ты так вести собрался? — уточнил разбойник с верёвкой и хрипло захохотал. Его товарищ выразил несогласие плевком, который попал не дальше чем на пять линий[16] от сапог негодяя с верёвкой.

— Вот болван! — начал разбойник с ножом своё объяснение. — Хоть в карманах поройся, хозяин-то не поделится!

Даже зная, что обращение «хозяин» заменяет устрицам дейстрийское «господин» и «сударь», я не могла не поразиться, с каким уважением и даже опаской произносили что эти грабители, что встреченные мной ранее похитители девушки. Один и тот же главарь или в тихом курортном городке орудует несколько банд отъявленных мерзавцев?

— Велено всё его при нём оставить, — засомневался мерзавец с верёвкой.

— Дубина! Личные вещички мы оставим, бумаг не тронем, а монеты-то хозяину зачем? Неужто своих не хватает?

— Отпустите! — взмолился несчастный. — Все мои деньги, и я расскажу, где прячу ещё! Отпустите, добрые хозяева, вы не пожалеете!..

Он был прерван ударом в живот, заставившим его согнуться (разбойник еле успел отвести нож, чтобы не зарезать нечаянно свою жертву). Я охнула от жалости и неожиданности удара. Разбойник с верёвкой тут же обернулся в мою сторону и даже сделал два шага ко мне, заставив застыть на месте от ужаса.

— Эй, ты чего? — окликнул его подельник.

— Н-ничего, — как-то растерянно отозвался мерзавец, возвращаясь к подельнику и жертве. — Показалось…

— Договаривались же не пить перед делом! — возмутился грабитель с ножом, заставляя свою жертву разогнуться и снова приставляя к шее несчастного своё оружие. — Обыщи его и связывай, некогда дальше возиться!

Грабитель с верёвкой споро обыскал свою жертву, обнаружив в его карманах сразу два кошеля с серебряными монетами, которые они споро поделили с подельником, высыпав прямо на мостовую, и сколько-то медной мелочи, которую они после недолгих препирательств «благородно» оставили несчастному, после чего не мешкая связали тому руки за спиной и увели — к счастью, в ту сторону, откуда я сама недавно пришла, а не в ту, которой я собиралась последовать. Все трое прошли очень близко от меня, но никто ничего не обнаружил и, когда шаги, ругань и стоны стихли в отдалении, я едва дышала от страха.

Проклятая страна и проклятый город, проклятое Богом мест, где процветают разврат и насилие! Я могла бы долго ругаться, однако услышала позади какой-то шум и почувствовала настоятельную потребность немедля удалиться.

Начавшие чаще встречаться фонари уже меня не радовали, и благословенная тишина (подозрительный шум вскоре стих) казалась мне подозрительной, как настораживал и более яркий свет впереди. Не зная, куда бы свернуть, я дошла до его источника, и замерла на месте, горестно поражённая открывшимся зрелищем. Моя тихая светлая улица вывела меня прямиком к кладбищу, и яркие фонари, освещавшие всё вокруг, были установлены на столбах, поддерживающих ограду! Уже собравшись повернуть назад, чтобы немедля покинуть опасное место, я успела заметить светлый силуэт, взвивающийся в воздух над оградой и опускающийся на уличную мостовую. Силуэт — вернее, одетый в светлое мужчина — помедлил, оглядываясь по сторонам, а после устремился ко мне с такой скоростью, что, и найдись у меня силы бежать, это ни на ярд не отдалило меня от его смертельных объятий. Я, однако, и не могла шевельнуться, пригвождённая к месту паническим ужасом: ко мне стремительно приближалось то существо, от которого одного не защищали меня ни ночная тьма, ни статус воспитанницы Мастера: вампир, только недавно осознавший себя в этом качестве и ещё не знавший строгих законов не-мёртвых.

Смерть казалась неотвратимой, звать на помощь было некого, и мне лишь оставалось постараться принять свою судьбу с максимальным достоинством. Однако, увы, в последнее мгновение мужество покинуло меня, и я зажмурилась, вскинув руки в напрасной попытке защититься. Буквально сразу же меня смёл в сторону сильный толчок и чьи-то крепкие руки не дали мне упасть.

— Зачем вы пошли на кладбище? — укоризненно прозвучал женский голос. Я рискнула открыть глаза. Меня поддерживала незнакомая женщина в ярко-алом платье острийской дворянки и укоризненно улыбалась, качая головой, украшенной замысловатой высокой причёской. Свет фонарей мерцал на длинных белых клыках.

— Прошу прощения, — проговорила я, возвращая равновесие и отстраняясь. Женщина молча смотрела на меня и, улыбаясь, ждала объяснений. — Я не собиралась идти в эту сторону, но случайно сбилась с дороги.

Женщина медленно склонила голову, принимая объяснения.

— Ничего страшного, — проговорила она. — В нашем городе немудрено заблудиться. Мы приносим свои извинения за это недоразумение, — она кивнула на мостовую у ограды. Я, наконец, взглянула в ту сторону, от которой до того неосознанно отводила глаза. Две мужских фигуры — тёмная и светлая — боролись, катаясь по камням. Светлый издавал яростные визги, тёмный молчал, и это молчание было более зловещим, чем вопли светлого.

— Когда мы узнали, что вы идёте в эту сторону, тут же бросились сюда. Этот, — указала женщина на светлого, которого его противник как раз уложил на лопатки, — уже давно здесь промышляет. Мы, признаться, надеялись, что он попадётся кровникам… Однако, пока вы в нашем городе, он будет представлять для вас опасность…

Вампирша, казалось, задумалась, хотя логика подсказывала: решение было принято ею и вампиром в тёмной одежды заранее.

— Нам придётся взять его под своё покровительство.

— Покровительство? — растерянно переспросила я. Вампирша кивнула.

— Разумеется, я слишком молода для такой ответственности, но мой друг с удовольствием окажет вам такую любезность.

— О, хозяюшка, мне так жаль затруднять вас, — неловко пробормотала я, с трудом выговаривая обычное в Острихе, но непривычное для себя обращение к незамужней женщине.

— Хозяйка, — с улыбкой поправила вампирша. — Вот мой муж.

— Который? — невольно вырвалось у меня. Я покосилась на мужчин: тёмный держал светлого за плечи и бил лопатками о камни мостовой.

— Оба, — рассмеялась женщина. Светлый уже не сопротивлялся, безвольной тряпкой мотаясь в руках тёмного. — Я была замужем вон за тем типом, пока не встретилась с Гарелем и, поверьте, это были самые ужасные годы в моей жизни. Гарель нашёл мне наставницу, мы поженились… Но, знаете ли, хозяюшка, хоть прежняя жизнь и теряет для нас смысл, я не смогла забыть мерзавцу загубленную молодость.

Вампирша говорила спокойно; лишённый эмоций голос никак не вязался со смыслом её слов. Гарель с хладнокровной жестокостью избивал её бывшего мужа; равнодушие их обоих потрясало и приводило в ужас. Встреченные мной не-мёртвые казались лишёнными обычных человеческих эмоций, чем чудовищно отличались от моего напарника, способного и вспылить, и улыбнуться и проявить любые другие соответствующие случаю чувства.

— Я думаю, вам пора, хозяюшка, — после паузы заговорила вампирша. — Не беспокойтесь, Гарель утихомирит этого типа, больше он вас не напугает. Прощайте.

— Но… — замялась я. — Прошу прощения, милостивая хозяйка, но я ведь не знаю дороги!

— Ах, да… Я и забыла. Что ж, идите по этой улице вдоль кладбища. Она закончится аркой, за аркой Змеиный переулок. Пройдёте по нему всё прямо и прямо до площади Трёх свечей. В неё вливаются три переулка с одной стороны (Змеиный — один из них) и три переулка с другой. Найдите тот, который проходит между домами с синим и зелёным фасадом и идите прямо по нему. Он закончится тупиком, но ближайший левый поворот от тупика выведет вас на улицу Свежих угрей. Вы меня поняли?

— Да, — растеряно согласилась я, уступая настойчивости, звучащей в голосе вампирши. — Но… Разве вы не проводите меня?

— Проводить? — поразилась моя собеседница. — Вас? Но зачем? Ведь я уже объяснила дорогу!

— Да, но на улицах неспокойно и ваше общество…

У вампирши дёрнулся уголок рта.

— Ни один не-мёртвый в городе вас не тронет! Это, — кивнула она в сторону своего бывшего мужа, избиение которого продолжалось, — досадное недоразумение, не больше!

— Что вы, хозяйка! — поспешила развеять сомнения вампирши я. — Я опасаюсь вовсе не ваших собратьев, а людей!

— Людей? — удивилась не-мёртвая. — Вы? Но почему?

Я торопливо пересказала вампирше о случайно увиденных сценах насилия, но, к сожалению, желания проводить меня у не-мёртвой не прибавилось.

— Ах, это! — успокоено произнесла она, едва я закончила свой рассказ. Не стоит так волноваться из-за пустяков. Вы, я полагаю, не были поставлены в известность, однако Мастер достаточно позаботился о вашей безопасности. Если человек не будет высматривать вас, точно зная, кого и где ищет, то ни днём в толпе, ни ночью в полумраке никто не обратит на вас внимания. Главное — не переживайте и не бросайтесь под колёса карет и копыта лошадей, могут быть неприятности.

— Но…

— Кто я такая, чтобы сомневаться в способности Мастера защитить свою воспитанницу? — риторически спросила вампирша и, отвернувшись, подошла к своему спутнику. — Прощайте, хозяюшка, и, поверьте, наше знакомство доставило мне и Гарелю истинное удовольствие.

— Прощайте, — ошеломлённо проговорила я, наблюдая, как троих вампиров окутывает густой туман. — Прощайте, приятно было познакомиться…

По улице вдоль кладбища я шагала быстро, стараясь держаться теней, но не особенно уже беспокоясь за свою безопасность: разговор с вампиршой в алом, как ни странно, меня успокоил. Широкая светлая улица уже не внушала прежнего страха, и до арки, открывающей вход в переулок, я дошла довольно быстро.

Арка была столь узкой, что её полностью могла бы перегородить нежно целующаяся парочка. Она и перегораживала: девушка стояла под правой опорой, прижатая к ней телом обнявшего её юноши, который, в свою очередь, упирался спиной в левую опору.

Сложно подобрать слова, чтобы в полной мере описать, чем они занимались; тесно обнявшись, влюблённые, казалось, пытались друг друга попросту съесть, так они прижимались широко открытыми ртами. Временами длинные клыки царапали губы и кожу вокруг рта, тогда целующиеся чуть отстранялись и принимались слизывать друг с друга кровь. Всё это мерзостное зрелище сопровождалось столь сладострастными и откровенными стонами, что они, пожалуй, могли бы шокировать даже опытную содержательницу публичного дома. При виде этой сцены я замерла на месте с чувством тоскливой покорности судьбе. Отвлекать вампиров друг от друга было бы, по меньшей мере, опрометчиво; ждать, когда они освободят проход, можно до самого утра, а искать другой путь слишком опасно: я могла снова заблудиться в этом безумном городе…

Я нерешительно кашлянула. Потом, когда они не обратили на это внимание, кашлянула громче и топнула ногой, надеясь ненавязчиво привлечь к себе внимание. Увы! Развращённые вампиры продолжали целоваться, прижиматься друг другу, совершать совершенно невообразимые телодвижения и сладострастно постанывать, нисколько не собираясь уступать мне дорогу. Ситуация становилась всё более и более неловкой, я почувствовала, как краснею, и не знала, куда девать глаза. Вампиры увлечённо целовались, полностью отдавшись своей страсти, и больше всего своей необузданностью походили на диких животных из каких-нибудь далёких южных стран. Мне казалось — до этого дня, разумеется, — что ни один человек или тот, кто когда-то был человеком попросту не способен на…на… такое. Это выглядело ещё более неприлично, чем напугавшая меня встреча вампира с девушкой, напугавшая меня, кажется, уже целую вечность назад. Я чувствовала глубочайший стыд и отвращение к происходящему и готова была провалиться сквозь землю.

Наверное, лучше попробовать обойти их стороной; надежда на прекращение разврата была, похоже, самой нелепой за всю мою жизнь. Я уже отвернулась, намериваясь уходить, как вдруг услышала:

— Куда же вы, хозяюшка? Вы ведь хотели в Змеиный переулок!

Я обернулась. Оба вампира стояли, слегка отодвинувшись друг от друга (насколько это позволяли размеры арки), и приветливо мне улыбались.

— Прошу прощения, если помешала, — проговорила я.

— Это вы нас извините, — возразил юноша. — Вам следовало окликнуть нас более решительно.

— Зачем же вы ждали? — покачала головой девушка.

Я не ответила, стесняясь смотреть в глаза этим существам, которые, казалось, вовсе не знали смущения и не испытывали неловкости от того, что их застали во время столь… личного общения.

— Проходите. — Оба вампира вышли из арки и встали так, что я с трудом могла пройти между ними. Было ясно: дальше они не разойдутся, даже если их попросить, и пришлось протискиваться. Когда я уже выходила из арки, девушка придержала меня за руку, а юноша бесцеремонно повернул в свою сторону.

— Передайте, пожалуйста, Мастеру наше искреннее уважение, — попросила девушка. — Мы воспитывались у него, и по сей день горячо ему благодарны.

— Рады познакомиться с нашей сменой, — поддержал её юноша.

Я промямлила, что непременно передам и очень благодарна, после чего не-мёртвые к моему несказанному облегчению позволили мне уйти. Змеиный переулок, открывшийся за аркой, был узок и безо всякой нужды изгибался то в одну, то в другую сторону, словно хотел оправдать название. Я не прошла и мимо трёх домов, как за спиной услышала озадаченный голос вампира, который даже не пытался скрыть от меня свой разговор:

— Мы её напугали?

— Мне кажется, шокировали, — возразила вампирша.

Видимо, её собеседник выказал своё удивление, потому что не-мёртвая пояснила:

— Она ведь из Дейстрии, там все такие, ни рыба, ни мясо. Видел, как она в плащ куталась? Не холодно ведь сейчас!

— А-а, — потянул вампир. — Ну, не страшно, у нас быстро перевоспитается!

Я резко оглянулась, глубоко возмущённая этой беседой.

Вампирша, с наглой улыбкой глядя мне в глаза, произнесла, обращаясь, однако, только к своему любовнику:

— Поговорим потом с её приятелем, а то девочка и недели на ночных улицах не выдержит… Пусть поучит малышку…

Оба мерзко рассмеялись, помахали мне руками, то ли прощаясь, то ли предлагая оставить их одних, а после вернулись к прерванным моим появлением объятиям, поцелуям и стонам.

Змеиный переулок, всё так же изгибаясь, подходил к концу. Впереди уже виднелась ярко освещённая площадь Трёх свечей, когда над моей головой распахнулось окно и меня по голове хлестнул толстый узловатый канат, едва не лишив сознания. К счастью, меня задело самым краем, поэтому я только вскрикнула и, пытаясь сохранить равновесие, ухватилась одной рукой за канат, а второй за стену дома. Сверху послышались голоса — мужской и женский — а после уже невыносимый для меня звук поцелуя. Я отбросила канат как ядовитую змею и отшатнулась в сторону, разом придя в себя после удара. Господи, ну, за что мне такое испытание?!

В окне появилась чёрная тень и, шурша, скользнула вниз по канату, оказавшись закутанным в плащ мужчиной. Он тщательно оглянулся по сторонам: то ли на всякий случай, то ли в поисках источника изданного мной крика, но, как и уверяла вампирша в алом, никого не заметил. В отличие от всех виденных мной острийцев, вместо башмаков и тонких чулок на ногах у этого были высокие сапоги на толстой подошве. Не отойди я от каната, эти сапоги проломили бы мне череп, причём их обладатель до последнего мгновения даже не подозревал бы о моём присутствии, спасибо Мастеру!

Остриец закончил оглядываться и повернулся к окну.

— Прощай, любимая! — нисколько не таясь, прокричал он, посылая невидимой мне любовнице воздушный поцелуй. Канат зашуршал, втягиваясь в окно, а после со стеклянным дребезжанием хлопнула деревянная рама. Любовник ещё раз внимательно оглядел улицу и двинулся в сторону площади Трёх свечей. Подумав, я дала ему опередить меня на полдома и пошла следом, стараясь держаться поближе, но не привлекать к себе внимания. Нелепо, но мне нужна была эта иллюзия защищённости, которую придавало присутствие вооружённого человека: когда остриец повернулся, я заметила кончик шпаги, оттопыривающий полу плаща. По здешнему кодексу чести дворянин обязан прийти на помощь всякому, кто взывает о ней и, хотя острийская честь — такая же сказка, как нравственность их дочерей, хотя защита Мастера надёжно скрывала меня от людских глаз, хотя этот дворянин был не менее распущенным, чем другие, одиночество заставляло меня искать его общества — пусть и втайне от него самого.

Дворянин шёл так быстро, что я вскоре начала отставать и, не желая потерять его из вида, была вынуждена перейти на бег. Очень скоро мы добрались до площади, и здесь мне достало ума замедлить шаг, чтобы потом без помех по краю обойти освещённое место. Притаившись у выхода из переулка, я ждала, когда дворянин перейдёт площадь, однако моему ожиданию не суждено было сбыться. Дворянин прошёл мимо ближайшего к Змеиному переулку фонаря — их форма и количество дали площади её имя — как к двум другим вышли двое мужчин, по одежде и манере двигаться казавшиеся братьями «моего» дворянина. Судя по всему, ни тот, ни другие не чаяли встретить на площади Трёх свечей кого-либо, но, если «мой» дворянин всего лишь замедлил ход, то на лицах остальных участников встречи отразилось самое настоящее недоумение. Один из них переливчато присвистнул, а после громко произнёс:

— Какая встреча, милостивый хозяин! Никогда бы не подумал, что вы помещаете подобные места!

Второй поспешно поклонился и прибавил:

— Наше почтение, хозяин, примите глубочайшие…

Он не успел закончить свою мысль. Реакция «моего» дворянина на любезное приветствие была неожиданна и смертельна. В буквальном смысле. Он скинул плащ, резко повернулся, одновременно делая широкий шаг, в этом пируэте преодолел разделяющие его и встреченных им людей ярды и безо всякого предупреждения вонзил шпагу в шею того, кто только что столь почтительно его приветствовал. Несчастный не успел даже вскрикнуть, так быстро оборвалась его жизнь; он медленно осел на брусчатку мостовой, а дворянин тем временем оборачивался к его товарищу, прокомментировавшему смерть бедолаги грубым ругательством и шелестом извлекаемой из ножен шпаги.

Я закусила руку, чтобы не закричать. Вот так, без лишних слов, угроз и оскорблений один человек забрал жизнь другого. Почему? За что? Неужели неожиданность ночной встрече уже достаточное основание для убийства?

«Ами, Ами, — сказала я себе, стараясь вернуть утраченное душевное равновесие и успокоить отчаянное сердцебиение. — Твоё ли дело, почему, кого и за что? Надо убираться отсюда, пока эти двое увлечены дракой».

Лязг сталкивающихся клинков звучал в точности так же, как напугавший меня несколько раньше металлический звон, из-за которого я не решилась свернуть на ярко освещённые улицы. Боже всемилостивейший, сколько же людей в этом городе за одну ночь умирает такой страшной смертью?!

Задаваясь этим и другими, не менее отвлечёнными вопросами, я тем временем крадучись обходила площадь по краю, стараясь ступать как можно тише. Шаг, другой, медленно и осторожно, не привлекая к себе внимания. Площадь была ярко освещена, и если бы не причудливое переплетение теней, отбрасываемых фонарями, то и помощь Мастера не скрыла бы меня от внимательных глаз. Впрочем, мои опасения были преувеличены: те двое, что скрестили клинки в центре, не заметили бы и отряд стрелков, пока те не взяли бы их на прицел своих старомодных мушкетов и объявили бы об этом по меньшей мере три раза. Однако осторожность не помешает. То поглядывая на дерущихся, то осматривая площадь в поисках других неприятностей, я заметила, как из Змеиного переулка вышел человек. Точнее будет сказать — выскользнула чёрная тень, ибо личность эта, одетая в самый популярный среди ночных прохожих Остриха (живых, разумеется, мёртвые одевались куда ярче) чёрный костюм, сторонилась света и по той ловкости, с которой это делала, едва ли могла быть признана за человека. Тень, уж простите за каламбур, держалась тени, точнее, теней и, укрытая ими не хуже не-мёртвой хозяйки города, осторожно подбиралась к тому дворянину, что чуть не размозжил мне голову сапогами, и за которым я столь опрометчиво следовала. Едва ли увлечённый дракой человек мог заметить за спиной движение, за звоном клинков услышать шаги и дыхание. Только на мгновение сноровка изменила вышедшему из переулка человеку, он вступил в световой круг, чтобы тут же его покинуть, но этого мгновения хватило. Не дворянину, к которому он подбирался — мне. Я успела увидеть, как блеснул кинжал, который негодяй держал в руке и с которым осторожно подкрадывался к увлечённому дракой дворянину.

В этот миг всё стало мне ясно. Удивление тех двоих, один из которых уже лежал мёртвый на камнях мощёной площади, а второй, сумев поначалу ранить противника, теперь сам пропустил несколько ударов и уже с трудом отбивался. Громкие их голоса и свист, которым они, должно быть, подавали своему подельнику условный знак. Та поспешность, с которой «мой» дворянин убил человека, не затрудняя себя тем, чтобы выслушать его заверения и аргументы. Мне уже приходилось слышать о странной профессии, в Дейстрии вовсе невозможной — убийц, поджидающих жертву в тёмном переулке, чтобы, выхватив шпаги, заставить принять несчастного отчаянный и безнадёжный бой, потому что единственной уступкой благородству было нежелание убивать безоружных, а вовсе не попытка уравнять силы. Эти трое, по всей видимости, намеривались сойтись в Змеином переулке, да не рассчитали со временем, вот и столкнулись с жертвой в неурочное время. Должен ли был третий по плану убивать тайком и в спину — сложно судить. Если верить тому, что рассказывала мне госпожа Дентье, убеждая не выходить на улицу не то, что ночью, а даже и ранним вечером, среди лиц такого сорта принято разыскивать и зверски приканчивать мерзавцев, опустившихся до удара в спину. Каюсь, я слушала эти истории в пол-уха, не считая их ни правдивыми, ни относящимися к своей особе. Поди ж ты — пригодились…

Распалённое воображение подсказывало всё новые и новые детали ночной трагедии, делая убийц то хранителями чести той женщины, от которой недавно вылез «мой» дворянин», то заклятыми врагами последнего, то изобретая и более невероятные причины для стычки. Меж тем негодяй со своим кинжалом, движущийся весьма осмотрительно, так, чтобы дворянин не наскочил на него ненароком, отступая назад, подобрался, видимо, на подходящее для своего подлого дела расстояние, и свет снова блеснул на коротком клинке.

Я не выдержала. Разум, осторожность и даже страх подсказывали мне единственный выход — отвернувшись, дойти до нужного переулка, ведь уже близко дома с синим и зелёным фасадом, но… Я не смогла сдержаться и закричала как могла громко, от неожиданности забыв перейти на пусть и хорошо знакомый, но всё же чужой мне острийский язык:

— Сзади! Берегитесь, сударь!

И только после этого спохватилась, что «мой» дворянин может владеть языками гораздо хуже, чем шпагой. Однако же я ещё не собралась выкрикнуть перевод, а предупреждённый таким образом мужчина уже действовал. Шагнув назад и в сторону, так, чтобы видеть и отвлекавшего его внимание негодяя со шпагой, и подкрадывающуюся сзади опасность, и, по всей видимости, неизвестного благодетеля, вмешавшегося не в своё дело, он увидел убийцу, которого уже не спасали тени, в коих он так удачно прятался до того. Росчерк шпаги — и дворянин перечеркнул судьбу несчастного, как незадолго до этого он поставил точку в жизни его товарища. Отскочив назад, чтобы мёртвое тело не стесняло свободы его передвижений, он нашёл время, чтобы отвесить изящный поклон в ту сторону, где я стояла, когда безо всякой причины решила вмешаться в дела, меня не касающееся. Поклонился — и тут же выпрямился, одновременно с этим отбивая направленную на него шпагу, а после, забыв обо мне, перешёл к нападению. Однако я успела разглядеть человека, которому по глупости спасла жизнь. Плащ он сорвал в самом начале драки и сейчас держал намотанным на левую руку, так что сейчас одет он был, по удручающе однообразной ночной моде Остриха, в чёрный камзол и такого же цвета штаны. Очень светлые волосы немного разрушали мрачное впечатление, которое он производил, но это немедленно исправлялось настороженным и внимательным взглядом, сосредоточенным выражением его довольно-таки молодого лица.

С таким человеком шутить не приходилось, и молодость не мешала ему быть умелым и безжалостным убийцей. Меня внезапно поразила мысль, что люди, подобные ему, вряд ли заинтересованы в свидетелях ночной резни, и он, убивший человека без предисловий и предупреждений, будет без лишней щепетильности выяснять, кто ходит за ним следом и кричит сначала в переулке, а после на площади — пусть и этот кто-то спас ему жизнь. Нелепо? Возможно. Но страх глубоко пустил корни в моей душе и, проскользнув между домами с разноцветными фасадами, я, что есть духу, припустила по переулку — прочь от площади Трёх свечей, где приняла столь странное участие в, по всей видимости, рядовой трагедии курортного городка.

От быстрого бега и тесно сжимающего грудь корсета у меня потемнело в глазах, и я начала задыхаться, но всё же страх заставлял меня преодолевать усталость и в каком-то ослеплении нестись по переулку — до тех пор, пока я с размаху не натолкнулась на идущего мне на встречу человека. Сказать, что он был поражён — значит, не сказать ничего, ведь мгновение назад он никого не видел и не слышал, я появилась будто из пустоты, из ниоткуда. Однако он не застыл на месте, и не отпрянул, напротив, он поспешно схватил меня так крепко, что я пискнула и едва не потеряла сознание — по крайней мере, коротенький кусочек жизни выпал из моей памяти. Снова начав осознавать себя, я поняла, что стою, прислонившись к дому, и незнакомец, одной рукой удерживая меня за запястье, другой шарит по карманам своего камзола, отыскивая — как оказалось мгновение спустя — спички. Чиркнув одной о стену, к которой он прислонил меня, незнакомец самым невежливым образом поднёс огонёк прямо к моему лицу так, что я ничего не могла увидеть из-за слепящего света. Какое-то время — недолго — мужчина вглядывался в меня, а после его рука дрогнула, спичка отодвинулась настолько, что, протерев глаза, я смогла и сама разглядеть этого человека.

Решительное, но, в сущности, ничем не примечательное лицо, которое, однако, показалось мне смутно знакомым. Я где-то видела его? Когда? Волевой подбородок, в очертании рта прослеживается что-то хищное, напоминающее одновременно и вампиров, с которыми я успела познакомиться этой ночью, и всех негодяев — убийц, похитителей и грабителей, виденных мной сегодня — включая и светловолосого дворянина, столь решительно вступившегося за свою жизнь. В глазах сквозила усталость — судя по всему, его постоянная спутница, а ещё — удивление, даже недоумение и… радость?

— Сударь, — начала было я, быстро поправилась, обратившись к незнакомцу на острийском, но он, казалось, не обратил на это внимания. Всё ещё крепко, даже больно удерживая меня за запястье, он держал спичку между нами, пока она не догорела, а после, не говоря ни слова, повёл меня за собой в сторону перекрёстка, который тускло освещался слабеньким фонарём. На перекрёстке остановился и — по-прежнему не отпуская моей руки, отвесил еле заметный поклон, скорее просто кивнул.

— Сударыня, — обратился он на моём родном языке, — прошу прощения за моё любопытство, но я вынужден поинтересоваться — что вы делаете в такой час совершенно одна и от чего вы спасались с такой поспешностью?

Только сейчас окончательно отдышавшись и придя в себя, я перестала плыть по течению, предоставляя незнакомцу управлять событиями, стряхнула недоумённое оцепенение и сделала попытку высвободиться — увы, бесполезную!

— Хозяин, — ответила я по-острийски. То, что этот человек знал дейстрийский и так легко на нём говорил, не внушало мне ни капли доверия, напротив, заставило сердце тревожно сжаться. — Хозяин, мои дела касаются только меня, и я буду очень благодарна вам, если мы сейчас разойдёмся каждый в свою сторону. Уверяю вас, я не совершила никакого преступления и не убегала сейчас от городских стрелков.

— Я и в мыслях подобного не держал, сударыня, — на дейстрийском ответил незнакомец, быстрым движением губ обозначив улыбку. Я прокляла свою глупость — если я всё ещё хотела притворяться местной жительницей, мне следовало переспросить, что сказал мой собеседник, а не отвечать на его вопрос. — В таком часу городские стрелки редко появляются на этих улицах. Однако вы не ответили на мой вопрос.

— Ответила, — резко сказала я. — И, прошу вас, отпустите меня! Вы делаете мне больно!

— Да? Прошу прощения, — как-то рассеянно отозвался незнакомец и слегка ослабил хватку, не разжав, однако, рук полностью. — Во всяком случае, если вы не совершили, как уверяете, никаких преступлений, то вам не стоит одной оставаться на улице.

— Уверяю вас, одиночество меня совсем не пугает, — решительно заявила я и ещё раз попыталась вырвать руку.

— Охотно верю, барышня, — отозвался незнакомец, с неприятной улыбкой удерживая моё запястье, — но я не могу позволить, чтобы такая молодая девушка в одиночку гуляла по мрачным улицам этого города.

Я невольно улыбнулась — несмотря на серьёзность ситуации, пафос незнакомца казался забавным, — а после серьёзно ответила:

— Мне очень жаль отказываться от вашего щедрого предложения, милостивый хозяин, но у меня назначена встреча, и явиться туда я должна в одиночестве.

— Мне очень жаль настаивать, сударыня, — не уступал незнакомец, — однако ночью на улице опасно, и вам лучше позволить мне проводить вас до места вашего свидания или, что было бы лучше, до вашего дома, где вы будете в безопасности.

— Благодарю вас, хозяин, однако это совершенно напрасная забота, и вы могли бы употребить своё время и силы гораздо лучше, чем потратив их на меня.

— Сударыня! — Голос незнакомца был холоден и решителен. — Вам необходимо оказаться в безопасном месте и, если вы не согласитесь принять моё общество и защиту по дороге к вашему дому, мне придётся отвести вас к себе, чтобы уберечь от ночных опасностей, которыми вы, как иностранка, преступно пренебрегаете!

— Означает ли это, что вы намерены удерживать меня силой, сударь?! — оскорбилась я.

— Вы совершенно правы, барышня, — отвесил этот негодяй мне издевательский поклон. — Но я все ещё надеюсь, что вы выберете дорогу к своему дому и позволите мне вас проводить.

— Послушайте, — заговорила я как только могла разумнее и серьёзней. — Я ценю вашу заботу, но, поверьте, у вас нет никаких причин опасаться за мою жизнь. Между тем, тот, с кем мне необходимо встретиться, очень ревнив, и мне не хотелось бы огорчать его неожиданным появлением спутника…

— Я полагаю, мы сумеем объяснить ему обстоятельства, — вернув себе учтивый тон, ответил незнакомец. Я покачала головой, и он снова довольно усмехнулся. — В таком случае, сегодня вам лучше отказаться от свидания. Ночью слишком опасно для женщины.

С этими словами он поудобнее перехватил мою руку и повернулся, явно собираясь дальше вести за собой. Если перекрёсток, на котором мы стояли, был ближе к цели моего пути, чем место нашего столкновения, то теперь незнакомец собирался отвести меня обратно, туда, откуда я прибежала — в сторону площади Трёх свечей. Боюсь, его плану не могло бы воспрепятствовать то слабое сопротивление, которое я была в состоянии ему оказать — осознание намерений незнакомца полностью лишило меня не только телесных, но и душевных сил, — и только Бог знает, где бы я встретила утро, но вот, впервые за эту ночь, напарник решил вмешаться в мою судьбу.

То, как он это сделал, было настолько похоже на его обычную манеру поведения, и настолько не соответствовало всему, пережитому мной за эту ночь, что, боюсь, вместо радости я ощутила только гнев и досаду на его фиглярство. Ещё бы! Он не попытался невидимым подкрасться к незнакомцу и усыпить его или оглушить, как это следовало сделать. Вместо этого, он, словно соткавшись из тусклого света фонаря, появился посреди перекрёстка за спиной незнакомца, подошёл к нам так, чтобы его видела не только я, и громким голосом произнёс:

— Вот ты где пропадаешь! А я уже…

Развить свою мысль вампир не успел, хотя явно собирался. Как я уже говорила, свой спор с незнакомцем мы вели на перекрёстке, но стояли не посередине скрещения двух улиц, а у стены кирпичного дома, не выходящего на улицу ни единой дверью. Как только мой напарник показался нам на глаза и заговорил, явно указывая на знакомство со мной и даже на некоторые права, как незнакомец толкнул меня в нишу, оставшуюся, по всей видимости, от заложенной кирпичами двери, и, обнажив шпагу, безо всяких предупреждений кинулся на вампира. Напарник едва успел отпрыгнуть, и тут же человек повторил свою атаку. Вампир снова отскочил, но незнакомец не отставал.

— Вызов, — проговорил вампир, увернувшись от третьего удара. — Мне говорили об этой местной традиции.

Человек, однако, не желал поддерживать беседу; он нападал со всем пылом, какой только может быть у матёрого убийцы, решившего во что бы то ни стало пролить кровь. С трудом уклоняясь от ударов шпаги, вампир, в свою очередь, извлёк свою и скинул плащ, подражая — как мне показалось — светловолосому дворянину с площади Трёх свечей. Незнакомец, который снял свой плащ ещё между первым и вторым выпадом, тут же взмахнул им, то ли пытаясь отвлечь внимание вампира, то ли сковать движения обнажённого не-мёртвым клинка. Мой напарник, в свою очередь, не переставал меня удивлять. Вместо того, чтобы, уклонившись от вражеской шпаги, воспользоваться своим несомненным преимуществом в скорости и избавиться от противника быстрым, невидимым человеческому взгляду движением, он медлил, лишь ненамного превышая положенную смертным скорость и от того явно проигрывал незнакомцу, ведь вампир не обучался искусству фехтования.

— Мда, — протянул не-мёртвый, полностью сосредоточившись на том, чтобы не дать человеку нанести ему рану и даже не пытаясь ударить саму. Возможно, подумала я, он этого просто не умеет. — Необыкновенное гостеприимство встречаю я в этом живописном городке. Неужели «устрицы» всегда встречают приезжих ударами шпаги? Какая, однако же, варварская страна!

Его противник, очевидно, не был патриотом, так как не удостаивал вампира ответом — или был слишком разумен и не желал отвлекаться на пустяки. Нисколько не разбираясь в драках, всё равно, вооружённых или нет, я, тем не менее, понимала: незнакомец не может не ждать, пока противник выдохнется, устав говорить и отбивать удары одновременно. Также я понимала, что этого человек может ждать хотя бы и до самого утра и скорее устанет сам, вампир же может прыгать тут хотя бы и неделю, если найдёт пару минут утолить голод, а сейчас он был явно сыт. Но у нас не было этого времени, и от незнакомца следовало отделаться как можно скорее: нас ждало важное дело, ради которого, собственно, мы и приехали в этот Богом проклятый городишко. Увы! Пока рассчитывать на благоприятный исход дела не приходилось, а я не обладала ни оружием, ни навыками того убитого на площади бедолаги, и никак не могла исправить досадное положение.

Выпады незнакомца были быстры, точны, и, как я уже говорила, мой напарник едва успевал отбивать сыпавшиеся на него удары. Длительное наблюдение позволило мне заметить ещё одно различие — то слишком размашистые, то слишком короткие, но равно неловкие движения вампира, которые выдавали его полное неумение в области владения холодным оружием. Если исключить нелепую мысль, что не-мёртвый решил поразвлечься, сражаясь с человеком «на равных», то, скорее всего, напарник пытался скрыть от незнакомца свою суть, не дать тому узнать в нём вампира и, отбившись, избежать убийства. Вампир, видимо, уловил мою мысль или просто решил покрасоваться передо мной, во всяком случае, он отсалютовал шпагой, пропустив, таким образом, удар нападавшего на него человека. Едва успевая отреагировать с положенной простому смертному скоростью, он выставил перед собой свободную руку, перехватив клинок, крутанул запястьем, вырывая шпагу из рук незнакомца, и отбросил её в сторону, словно ядовитую змею. Послышался чистый звон металла о камень, а после нисколько не усмирённый человек, оглядываясь на вампира, подобрал своё оружие… и замер, в ужасе уставившись на руку своего противника. Его можно было понять — глубоко порезав ладонь о клинок, вампир потерял очень немного крови, а время, за которое человек подбирал свою шпагу, потратил на то, чтобы вытереть руку и размять уже успевшую зажить руку. Ещё одна ошибка, наподобие той, которую допустила я, когда, намериваясь выдать себя за острийку, ответила на произнесённые по-дейстрийски слова. Что делать — прежде ни мне не приходилось выдавать себя за иностранку, ни моему напарнику — за живого человека. Да и раны, подобные сегодняшней, он получал нечасто, как я понимаю. Судя по лицу незнакомца, в один миг он получил разгадку замеченным им прежде несуразностям — таким, к примеру, как стойкость очевидно неумелого противника в поединке или поразительная сила, с которой шпага вылетела из столь привычных к ней рук. Разгадка, надо думать, не принесла человеку радости, и понимание, сменившее ужас, в свою очередь, уступило место отчаянию и решимости обречённого. Он сжал зубы и бросился на вампира, по всей видимости, собираясь погибнуть в драке, а, может быть — кто знает? — питая безумную надежду спастись при помощи своего смертельного искусства. Вампир легко увернулся, уже не пытаясь скрывать свою сущность. Виновато улыбнулся мне и произнёс весьма сокрушённым тоном:

— Я пытался этого избежать, но…

Окончание этой фразы не последовало, только неясная тень мелькнула при свете фонаря, яркий росчерк, едва видимый человеческому взгляду — и незнакомец мёртвый свалился на мостовую.

— Мне правда очень жаль, Ивона, — виновато проговорил не-мёртвый, вытирая свою шпагу уже испачканным платком и бросая его на труп — к моему счастью, упавшему раной вниз. — Ты же видела, я пытался…

Этой ночью, видимо, вампиру не везло с собеседниками — очередную мысль ему пришлось бросить на середине и, поспешно вернув шпагу в ножны, броситься ко мне: я теряла сознание.

Очнулась я в тёмном пыльном подвале, лёжа прямо на полу, весьма, надо сказать, жёстком и холодном. Нет, не прямо: напарник галантно расстелил сначала свой плащ, потом мой и только потом уложил меня. Сквозь двойной слой ткани явственно прощупывались кирпичи, которыми был выложен пол. Под головой не было ничего, зато ноги лежали на старой картонной коробке: таким образом, видимо, вампир желал помочь мне вернуться в сознание. Освещался подвал свечой, криво прилепленной к деревянному ящику с выбитым дном и оттого поставленному на боковую сторону. Напарник сидел рядом, на краю расстеленного плаща и молча смотрел на меня.

— Где мы? — немного картинно простонала я, приподнимаясь на локте. В чём неудобство юбки, в подол которой вшит металлический обруч, так это в том, что она не укладывается на ваши ноги, когда вы лежите, а сохраняет форму колокола. Вампир с ничего не выражающим видом сидел у того, что можно было бы назвать изголовьем импровизированного ложа, и не обращал никакого внимания на мысленные упрёки. Я сняла ноги с коробки и попыталась сесть. Это, увы, получилось не сразу, и пришлось даже поворачиваться к напарнику в ожидании помощи. Сидение на полу оказалось ещё более неудобным и неприличным, чем лежание, и я поспешила подняться на ноги. — Почему ты молчишь? Как мы здесь оказались?

— Прости, — тихо ответил напарник. — Я не хотел тебя расстраивать.

Он поднялся сам, поднял с пола мой плащ и накинул мне на плечи. Потом поднял свой, отряхнул, покачал головой при виде дыр, проделанных в чёрной ткани шпагой того странного человека, который отдал жизнь под фонарём на перекрёстке. Свернув, перекинул плащ через руку. Разумно: оставлять за собой даже ничего не значащий след глупо, носить подобные лохмотья просто невозможно. Я, откинув привычные условности, крепко ухватила напарника за руку. Боюсь, пыльный воздух подвала не слишком полезен для потерявших сознание.

— Почему тебя не было рядом? — так же тихо высказала я выстраданный этой ночью упрёк. Вампир передёрнул плечами.

— Я не привязан к тебе, моя девочка, не могу каждый час проводить только с тобой, — ответил он, но извиняющийся тон противоречил жестокому смыслу сказанных слов.

— Но сегодня… ты ведь мог бы!

— Мог бы, — неохотно признал не-мёртвый. — Но не захотел. Ивона, глупышка, я не думал, что тебя так быстро отпустят!

— Ты мог прийти на помощь сразу же, — горько напомнила я. — Как только на меня напали те вампиры или когда я испугалась или…

В смутных тенях, разбегающихся от слабого огонька свечи, плохо видно, но я уловила отрицательное выражение на лице напарника.

— Нет.

— Нет?! — зло переспросила я.

— Нет, — повторил напарник. — Ты не последний раз ночью выходишь на улицу в Острихе. Привыкай, здесь всегда так, и иногда даже страшнее. Ты должна учиться, Ивона.

Я оттолкнула вампира резким движением, но — увы! — это не причинило ему ни телесной, ни душевной боли. Я ведь никто и ничто для этого создания.

— Ты не права, — возразил напарник и обнял меня за плечи. — Я не хотел, чтобы ты видела эти смерти — и на площади, и на перекрёстке. И я — ты видела — не хотел убивать. Ради тебя.

— А не потому ли, что тело того несчастного привлечёт ненужное внимание? — сердито уточнила я, даже не пытаясь стряхнуть руки не-мёртвого. Бесполезно.

— Потому тоже, моя дорогая, — усмехнулся вампир. — Но, честное слово, я подумал и о тебе! Я бросился к тебе сразу же, как те люди на площади начали драться, но немного опоздал.

Я недоверчиво хмыкнула, не веря ни единому слову. Он просто не захотел прерывать свои дела ради меня, только и всего! Готова поспорить, безнравственная вседозволенность Остриха бросилась вампиру в голову, заставив забыть о том небольшом чувстве ответственности, которое до сих пор заставляло его поступать хотя бы внешне порядочно. Не-мёртвый расхохотался так громко, что я даже испугалась: а вдруг нас кто-нибудь услышит?

— Вот уж тебе не следует бояться, — успокоил меня вампир. — Мастер позаботился не о тебе одной, и, знаешь… Тебе не следовало так легкомысленно обращаться с его подарком.

— О чём ты говоришь? — настороженно спросила я, чувствуя, как объятье не-мёртвого становится жёстким и едва только не причиняет боль. Напарник развернул меня лицом к себе, набросил мне на голову капюшон и расправил вуаль.

— Я ведь предупреждал тебя, дорогая, — почти нежно напомнил вампир. Именно эту фразу он произносил когда-то, когда я, по его мнению, не справлялась с уроком и должна была усваивать знания и навыки… иначе. Да, сначала ругался, негодовал, а потом очень нежно и ласково говорил: «я предупреждал»… После этого всегда следовал укус, и вот сейчас я замерла, бесполезно заслоняя шею руками. — Не бойся, глупенькая девочка, я не трону тебя, не сейчас. Мне очень этого хочется, но в Острихе нельзя поддаваться желаниям.

Я снова хмыкнула, стараясь дать понять, насколько его нравоучение далеко от истины: в Острихе, по-моему, все только и делали, что предавались своим желаниям — напоказ, разнуздано и бесстыдно.

— Это их дело, Ивона, нам с тобой — никак нельзя. Ты понимаешь меня? Почему ты сняла вуаль? Из-за неё любой случайный прохожий мог бы опознать тебя! — выпалил вампир отрывистым резким тоном. И вкрадчиво произнёс, явно намекая, что во всём случившимся была не только его вина: — Мне пришлось бы перебить уйму народа этой ночью, если бы не подарок Мастера, а о нём ты не знала. Так почему ты сняла вуаль?

— Я ничего в ней не видела! — запальчиво, почти по-детски выкрикнула я. — Совсем ничего! Как я могла…

В следующий момент я замерла на месте: напарник откуда-то извлёк блеснувший в свете свечи нож и поднёс к самым моим глазам.

— Говоришь, ничего не видно? — задумчиво спросил вампир. — Тогда отчего ты сейчас испугалась?..

Он осторожно сделал в вуали прорези, сквозь которые можно было смотреть на мир, не опасаясь быть узнанной, и неуловимым движением спрятал оружие. Я облегчённо вздохнула, чувствуя, как слабеют ноги. Напарник поднял вуаль, обнял меня и прижал к себе. Я громко, со всхлипом выдохнула и судорожно втянула воздух — затхлый душный воздух пыльного подвала. Прижалась к вампиру, привычно не слыша в нём сердцебиения, и разрыдалась.

Надо отдать должное напарнику — мои рыдания он пережил именно так, как, наверное, и нужно было это делать, я имею в виду, не пытался ни успокаивать, ни врать насчёт светлого будущего, которого у таких, как мы, быть не может в принципе, ни трясти меня за плечи с требованием сейчас же взять себя в руки. Он просто… был рядом, обнимал меня и молчал. Молчал довольно долго, пока не прекратились судорожные всхлипывания и истерические просьбы немедленно прекратить «всё это». Так же молча он отстранился, протянул мне носовой платок и молча же дождался, пока я вытру слёзы.

— Всё это очень печально, — холодно признал вампир. — Но нам надо работать. Помнишь, ты спрашивала, зачем мы здесь оказались?

Я кивнула, не понимая, к чему он клонит.

— Встряхнись, Ами! — потребовал вампир и сам встряхнул меня за плечи. — Те люди умерли, это очень печально и страшно, но ты жива и нужна мне живая! Ивона, если ты сейчас же не начнёшь работать, я приведу тебя в чувство пощёчинами или оттащу к ближайшему фонтану! Ну?

Эти угрозы заставили меня усмехнуться.

— Не надо, — отстранилась я. На сей раз вампир позволил мне это сделать.

— Так-то лучше, — проворчал он. — Итак, ты спрашиваешь, зачем мы здесь оказались.

— Спрашиваю, — энергично кивнула я.

— Замечательно, моя девочка. Так вот: мы здесь не потому, что у кого-то слишком слабые нервы, и не потому, что я не нашёл для этого кого-то лучшего места для твоего возвращения в сознание. Хочешь узнать, почему же тогда?

Я молча кивнула. Издёвка часто следовала в настроении напарника за редкими проявлениями нежности, и я уже привыкла не обращать на его тон внимания.

— Тайник! — торжественно произнёс вампир.

— Здесь?! — поразилась я. — В этом месте?

— А чем оно плохо? — вопросом ответил вампир. — Чудесное пыльное местечко, где куча крыс и ни одного человека. Сам дом заброшен… Ивона?

— Ты сказал — здесь водятся крысы?! — в ужасе уточнила я. Это не слишком разумно, но лежать в полном крыс подвале…

— Уже нет, — успокоил меня напарник. — Я распугал их перед тем, как войти. Как видишь, я обо всём подумал… Но ты меня отвлекла.

— Извини, — тихо произнесла я, думая, что, может, была несправедлива к не-мёртвому, обвиняя того в эгоизме. Нашёл же он время позаботиться обо мне?

— Ничего страшного, моя милая девочка, ничего страшного, — снисходительно произнёс вампир, сорвал с меня капюшон и растрепал волосы. — Одним словом, забирай «ключ» и мы окажемся перед одной только проблемой — куда потратить те два часа, которые останутся перед назначенной встречей.

— Два часа? — поражённо переспросила я. — Так много? Но ведь…

— Это означает, что вы разойдётесь уже перед самым рассветом. Или после него, если будешь глупышкой и позволишь тебя задержать.

— А ты? — глупо спросила я.

— А я останусь с тобой. Потом не говори, мол, тебя бросил напарник в самый тяжёлый момент твоей жизни!

Сердитый тон вампира явственно показывал, насколько задели его мои мысленные упрёки.

— Но как… но кто…

— Парочка часов мне не повредит, — поморщился вампир. — Я стал сильнее с прошлого раза; не смотри на меня так, Ами, действительно стал сильнее. А в остальном… кому-то не повезёт, только и всего. В любом случае, это будешь не ты. У тебя остались вопросы?

Я покачала головой. Перспектива встретить рассвет явно пугала напарника больше, чем он хотел показать… и сейчас его не радовала моя проницательность.

— Умница. Теперь подойди ко мне.

Я послушалась, хотя вкрадчивый голос вампира не предвещал ничего хорошего. Он резко схватил меня за плечи и заставил посмотреть в глаза. Хотела бы я иметь возможность увернуться, зажмуриться, хоть что-нибудь, только не позволить не-мёртвому говорить со мной без помощи слов! Но… в моё сознание, разрывая череп болью, хлынула картинка, а за ней мысленный приказ. Разыскать среди кирпичей, которыми выложен пол, один-единственный, скрывающий под собой тайник. Благодаря напарнику мне не пришлось простукивать кирпичи, слишком сильно он ненавидел серебро, которое скрывалось под одним из них, чтобы мне сейчас ошибиться. Я вынула маленький свёрток и вернула кирпич на место. Разогнулась, сжимая руками виски. Всё хорошо, но как же это больно, Господи!

— Молодец, — услышала я жестокий голос напарника. — А теперь надень это и держись от меня подальше!

Раздражение напарника прозвучало так привычно, что я нисколько не рассердилась и не обиделась, а понимающе улыбнулась. Ему ужасно не нравилась ситуация, в которой он не мог обойтись без посторонней помощи. Увы.

— Ещё одна такая улыбка… — пригрозил вампир, но тут же оборвал сам себя. — Идём, деточка. У нас с тобой два часа впереди, можем немного прогуляться, а потом явиться на свидание заранее и как следует подготовиться. Ты всё помнишь, что нужно делать?

С моей стороны последовал ещё один молчаливый кивок. Мне всё ещё грустно и больно от всего увиденного этой ночью. Насилие, разврат и убийство. Боже, почему ты позволяешь подобному свершаться?

Некоторое время мы «наслаждались» ночной прогулкой. Напарник вёл меня за руку так церемонно, будто рыцарь из далёкий времён сопровождал даму сердца, а на самом деле стараясь держаться настолько дальше, насколько это вообще возможно, когда всё-таки хочешь сохранить телесный контакт. Ночной воздух после подвала казался мне свежим и чистым, хотя в начале ночи мои ноздри то и дело улавливали удушающий смрад, доносящийся из очередной… ну, скажем так, свалки отходов. Шли молча, не глядя (по крайней мере, я) перед собой. Гуляли. Так, наверное, истекли бы первые полтора часа, оставшиеся до назначенной встречи, если бы дорогу нам не заступила массивная фигура в чёрном плаще. Напарник отреагировал мгновенно — толкнул меня за спину и положил руку на шпагу, но в этом не было необходимости. Фигура, сорвав с головы, широкополую шляпу, отвесила нам глубокий поклон и поспешила приветствовать воспитанников самого Мастера.

— Чему обязаны, почтеннейший хозяин? — неприязненно спросил мой напарник.

— Прошу прощения, если напугал, — произнёс незнакомый вампир, этим предположением явно усиливая возникшую неприязнь моего напарника. — Я хотел извиниться перед воспитанницей Мастера за своих учеников и заверить её, что оба понесут заслуженную кару.

— Прошу прощения, хозяин… — произнесла я, оставляя обращение поникшим в воздухе.

— Мирон, хозяюшка, — поклонился вампир. — Буду польщён, если вы будете называть меня именно так.

— А я? — холодно спросил мой напарник.

— И вы тоже, милостивый хозяин, — снова поклонился Мирон.

Я кивнула и продолжила:

— Прошу прощения, Мирон, так это были ваши ученики? Оба?..

Тот снова поклонился.

— Да, и именно поэтому я бы попросил вас не жаловаться на их непростительное поведение официально. Мне бы не хотелось расставаться с ними, а если остальные решат… — Он умолк, не договорив своей мысли. По всей видимости, вампиры могли бы отнять и передать более компетентным воспитателям учеников, чьё воспитание оставляло желать лучшего. Однако это не объясняет причин откровенности их незадачливого наставника.

— Как же вам позволили взять сразу двоих, и почему вы не следите за ними, как полагается? — гневно спросил мой напарник. — Они напугали и унизили Ивону, позволили себе оскорбительные выражения в её адрес, и даже не удосужились принести извинения!

Мирон отвесил очередной поклон.

— Они братья и так тосковали в разлуке, что через несколько лет после обращения старшего мне позволили обратить и младшего брата, и до сих пор не было никаких неприятностей, уж поверьте мне!

— Я подумаю, стоит ли принять ваши извинения, — холодно ответил мой напарник. — Однако одного только вашего слова недостаточно, я хочу посмотреть в глаза этим мальчишкам и услышать их оправдания.

Мирон, то ли не обиженный пренебрежительными речами мальчишки явно много моложе себя, то ли не желающий лишний раз ссориться с воспитанником самого — подумайте только! — Мастера, в последний раз поклонился и исчез.

— Зачем ты так? — укоризненно спросила я. — Он ведь не виноват…

— Они чуть не выпили твоей крови, — зло ответил напарник. — За одно это я бы убил обоих.

— Но ведь не оба…

— Они оскорбили тебя, — безапелляционно отрезал вампир.

Я покачала головой. Острих с его лёгкостью в пролитии крови явно плохо влияет на моего напарника.

— О чём ты думаешь? — спросил не-мёртвый несколько минут спустя. Я вздрогнула.

— Разве ты не можешь прочесть сам? Зачем спрашивать?

— Я могу, — усмехнулся напарник. — Поэтому и спрашиваю. Не о том ты думаешь, глупенькая моя девочка.

Я покраснела. Размышления обо всём увиденном этой ночью неизбежно навели меня на воспоминания о жертвах здешних диких обычаев. Спасти из лап порока целующуюся с вампиром девушку вряд ли возможно. Оживлять погибших нам не дано, да и не казались они не заслуживающими своей печальной участи. Жертва ограбления, увы, не вызывала ни малейшего сочувствия.

Напарник тяжело, напоказ вздохнул.

— А вот девушку тебе жалко. Хотя она может быть дряхлой старухой и страшной как смертный грех.

— Мне не важно, как выглядит эта несчастная, — обиделась я. — Но… подумай только, что с ней могут сделать!

— Или уже делают, — цинично дополнил вампир.

Я отвернулась.

— Молчишь?

— Я ни о чём тебя не просила, — раздражённо ответила я. — И сейчас не прошу. Я всё понимаю.

Напарник остановился. Снова вздохнул.

— Тебе так сильно её жалко?

Я не отвечала.

— И так сильно не терпится вмешаться в чужую жизнь?

— Если бы кто-то был рядом, когда меня решили похитить… — тихо ответила я.

— Мы бы с тобой не встретились, и я бы погиб в том подвале, моя дорогая, — в тон мне произнёс вампир. — Может, ты лишаешь кого-то шанса на спасение?

Я снова промолчала.

— Ну, хорошо. Где это произошло?

Я назвала место и с надеждой поглядела на напарника. Да! Глупо, нелепо, рискованно, но я действительно хотела вмешаться в чужую судьбу. Я верила: напарнику это по силам. Если бы он хотел, он мог бы сделать это для меня, но я даже не надеялась, что он захочет. А он…

— И как ты себе это представляешь? — вернул меня на грешную землю холодный голос не-мёртвого. — Я разве собака, которая возьмёт след от дома и доведёт тебя до несчастной жертвы? Или ты мне предлагаешь украсть какую-нибудь псину и пустить её по следу?

— Это не обязательно, — послышался знакомый голос за нашими спинами. Мы одновременно развернулись — и увидели Мирона, которого сопровождали двое уже известных мне вампира-подростка. — Прошу прошения за некоторую театральность нашего поведения, хозяюшка, я собирался обогнать вас и только потом окликнуть, но обсуждаемая вами тема…

— Вы можете нам помочь? — Я радостно поддалась им навстречу, и напарник раздражённо придержал меня за плечо. — Вы знаете, куда её увезли?

Мирон кивнул.

— Я отметил эту девушку и теперь могу отыскать где угодно. Если хотите, мы поможем вам разыскать её.

— Мёртвые не имеют дела с живыми, — зло произнёс напарник. — Это закон.

— Который вы собрались нарушить, милостивый хозяин, — издевательски напомнил Мирон.

— Это не важно, — отмахнулся мой напарник. — Я спрашиваю вас.

— Помочь юной девушке в столь благородном деле… — с издёвкой произнёс Мирон, а после продолжил уже серьёзно: — Я хочу быть уверен, что хозяюшка не будет жаловаться, и на этом условии предлагаю помощь.

— Вы понимаете, что вам придётся отказаться от жертвы, если мы спасём её? — уточнил мой напарник. Младший из вампиров дёрнулся, явно собираясь угрожающе шагнуть в нашу сторону, но брат удержал его, как до того напарник — меня.

— Она в любом случае была бы для меня потеряна, — ответил Мирон.

— Нам придётся убить всех свидетелей и заколдовать девушку, иначе люди узнают о вмешательстве вампиров, — напомнил напарник. Мирон молча кивнул, а я застыла в горестном изумлении. — Да, дорогая, не в первый раз, но и не в последний из-за тебя прольётся кровь.

При этих словах мальчишки жадно облизнулись, а напарник продолжал:

— Могут возникнуть трудности с её домочадцами.

— Не возникнут, — возразил Мирон. — Она живёт одна и даже служанку отпустила к родным. Люди опередили меня на каких-нибудь полчаса!

— Сочувствую, — усмехнулся напарник. — Итак, Ивона, ты принимаешь помощь?

Я кивнула. Да, и пропади всё оно пропадом! Мерзавцы, ворующие по ночам женщин из мирных домов, недостойны жизни. Они не имеют права зваться людьми, они заслужили свою смерть. Заслужили!

— Через несколько лет ты сумеешь в это поверить, — как-то очень серьёзно пообещал напарник. Ученики Мирона недоумённо переглянулись, не понимая, о чём он говорит. — И даже, может быть, начнёшь убивать сама.

— Ни за что! — пылко воскликнула я.

— Будешь, будешь. Но не стоит терять время. Все согласны на эту вылазку?

Чувствуя себя как во сне — кошмарном и завораживающем одновременно, — я ещё раз подтвердила своё согласие. Глупо, нелепо и рискованно. Но я не могла бросить несчастную, которая звала на помощь. Не могла… потому что мне никто не помог в моё время.

Глупо.

Мы остановились у дверей дома, в который была принесена жертва нападения. В этот момент я поняла, насколько неумно с моей стороны было соглашаться на подобную авантюру и даже, Господи ты боже мой, требовать её осуществления! Мирон мог попросту обмануть нас, подсунув любую другую несчастную, а то и вовсе натравив нас на людей, не имеющих никакого отношения к преступному миру.

— А ты думала, всё так просто? — засмеялся мой напарник. — Мирон, Ивона спрашивает, какие гарантии вы можете предоставить?

Подростки-вампиры, которые были слишком похожи, чтобы их было легко отличить друг от друга в темноте (кажется, младший был немного потоньше и повыше ростом), снова переглянулись. Полагаю, их ставила в тупик манера моего напарника отвечать на незаданные вслух вопросы.

— Только одну, милостивый хозяин, — в случае обмана вы сможете пожаловаться ещё и на него.

Напарник замер на мгновение, потом кивнул.

— Принимаю.

— В таком случае, позвольте вас спросить, — очень вежливо произнёс Мирон. — Как вы намерены проникнуть в дом, милостивый хозяин?

Напарник указал на меня.

— Ивона не в первый раз открывает мне дорогу.

Мирон смерил меня взглядом.

— Хозяюшка…

Я кивнула, чувствуя, как тело сотрясает мелкая дрожь. Зачем я в это ввязываюсь? Почему…

— Как войдёшь, сразу ищи лестницу и уходи на второй этаж, — инструктировал меня напарник. Там нет рябины, и тебе будет достаточно открыть окна и позвать нас. Поняла?

— Конечно.

— Умница моя. Но прежде чем ты будешь рисковать жизнью ради того, чтобы кое-кто не приносил официальных извинений, я бы хотел выслушать неофициальные. Мирон, ваши ученики ничего не хотят нам сказать?

Мирон подтолкнул вперёд младшего, старший шагнул к нам сам, однако они вовсе не выражали ни раскаяния, ни покорности.

— Извиняться перед человеческой девкой, которую не доели старики! — презрительно бросил младший ученик Мирона.

— Ты сам не намного взрослее нас! — поддержал его старший.

Я ещё не успела осознать его мысль и покраснеть от унижения и досады, как напарник метнулся к ним и отвесил обоим по увесистой оплеухе — это я поняла, когда вслед за смазанным движением услышала звуки ударов. В следующее мгновение напарник отступил назад и положил руку на эфес шпаги. Мальчишки, наверное, дёрнулись бы ответить на оскорбление и ввязаться в драку, но Мирон ухватил обоих за шиворот и заставил оставаться на месте.

— Я не принимаю ваших извинений, — прошипел мой напарник. — Я не принимаю вашей помощи. Я немедленно доложу обо всём Мастеру.

Младший ученик Мирона прошипел что-то насчёт того, что вампир, носящий оружие, не будет унижаться до жалоб старшим и ещё про склонность дейстрийцев к подлости и ударам в спину. Однако удар в спину мальчишка получил от острийца — Мирон толкнул и его, и его брата, заставляя упасть к ногам моего напарника.

— Я приношу свои извинения, милостивый хозяин, — произнёс Мирон срывающимся голосом. — Хозяюшка, уверяю вас…

— Не продолжайте, — попросила я, пряча в ладони пылающее от стыда лицо.

— Ваши извинения не принимаются, — подытожил мой напарник. — Убирайтесь!

— Одну минуточку! — вскочил на ноги старший подросток. — Ты сам оскорбил нас, и за это…

— Заткнись! — перебил его наставник. — Милостивый хозяин, я и мои ученики — мы просим у вас прощения.

— Их просьбы я до сих пор не услышал, — напомнил мой напарник.

— Услышите, — пообещал Мирон и, развернув к себе учеников, принялся им что-то внушать неразличимым для меня, но очень жарким шёпотом. Напарник приобнял меня за плечи и отвёл руки от лица.

— Прости, — шепнул он, — они ответят за это.

«Ты собирался драться с ними?» — мысленно спросила я, глядя вампиру прямо в глаза.

— Да, — шёпотом ответил напарник.

«Ты ведь не умеешь!»

— Они тебя оскорбили.

«Ну и что?»

— Они ответят, — холодно шепнул напарник и повернулся к закончившим совещаться вампирам.

Мальчишки снова шагнули вперёд, но на этот раз их лица выражали не упрямство, а угрюмую покорность. Переглянулись, а после одновременно отвесили самые глубокие из острийских поклонов.

— Хозяюшка, мы просим прощения за своё поведение и оскорбившие вас высказывания, — запинаясь, проговорил младший вампир. Его брат кивнул и согнулся ещё глубже. Я оглянулась на напарника.

— Ваши извинения приняты, — холодно произнёс он. — Но это в первый и в последний раз.

— Благодарю вас, — присоединился к поклонам Мирон, а после все трое — и ученики, и их наставник выпрямились, возвращая себе утраченное во время перепалки чувство собственного достоинства.

— Отлично, — скупо улыбнулся вампир. — Ивона, твой выход.

Я вздохнула и подошла к двери. Оглянулась на напарника.

— Меня никто не услышит?

— Никто, моя глупенькая девочка, не тяни время.

Но я, не обращая внимания на приказ, посмотрела теперь на Мирона.

— Это точна та дверь?

— Разумеется, хозяюшка.

Здесь стоит признаться, моё платье вовсе не было сшито в острийской мастерской, совсем напротив. Три из пяти заказанных в первый же день платьев очень точно повторяли тайком привезённые с собой, которые были подготовлены для меня работающими на Бюро швеями. К счастью, мне посчастливилось найти очень похожую ткань и даже такого же цвета ленты для украшения и, к счастью, удалось заставить весьма ворчливую портниху в точности выполнить мой заказ. После я осторожно избавилась от лишних обновок, и теперь была, по крайней мере, не абсолютно беспомощна в нелепом острийском наряде. Маленькие кармашки в юбке были замаскированы лентами и бантами, а в кармашках прятался такой необходимый в жизни работника Бюро безопасности предмет, как набор универсальных отмычек. Когда мы, избавившись от Греты, ехали с напарником в Острих, он настаивал на дамском пистолете или хотя бы ноже для самозащиты, но тогда я отказалась наотрез. Сейчас мне даже кажется — зря. Стоило всё же согласиться, хотя ума не приложу, как это некотором хватает духу так хладнокровно лишать жизни своих ближних. Или им помогает скорость, на которой они просто не успевают задуматься о своей безнравственности?

— Кто знает, — шепнул напарник. Замок поддался моим усилиям, однако оставался ещё внутренний засов, и с ним справиться было сложнее, однако отнюдь не невозможно. — Удачи, Ивона.

Дверь открылась без скрипа, пропуская меня внутрь. К моему облегчению, лестница начиналась сразу же за небольшой прихожей и — к счастью, была плохо освещена и пустынна. С первого этажа доносились раздражённые мужские голоса — слишком знакомые, чтобы по-прежнему бояться ошибки. Они говорили о заказчике, который почему-то задерживается, и к тому же так и не заплатил за эту операцию. Это одновременно и радовало, и пугало — а если заказчик ворвётся в самый неподходящий момент? А если они вдруг решат убить жертву и успеют это сделать до того, как мои спутники придёт на помощь?

Второй этаж был так же безлюден, как и лестница; такие дома обычно предназначались для разделения на несколько приносящих доход квартир, но кто-то пожелал снять этот целиком для себя — видимо, специально, чтобы было куда притаскивать похищенных пленниц. Самое смешное, улица, на которой стоял злополучный дом, вовсе не пользовалась дурной славой, в отличие от Змеиного переулка. Тем лучше, не так ли? Никто не будет искать…

Все комнаты были заперты на замки, к счастью, очень простенькие, такие, которые я могла бы открыть простой шпилькой. Так я и поступила, выбрав ту комнату, окна которой должны были выходить на улицу. Пыль, затхлость жилого помещения, ставшего нежилым, попавшаяся под ноги скамеечка, из-за которой я едва не упала. Внезапно пришла — и заставила похолодеть — мысль о возможной ловушке.

«Во-первых, никто не мог знать о твоём безумном альтруизме, Ами, — болезненно ощутился мысленный голос вампира. — Во-вторых, пока ты мешкаешь в доме, мы уже всё проверили. Поторопись».

Я послушно распахнула ближайшее к двери окно и выглянула на улицу.

— Входите, — тихо, но вполне различимо для чутких ушей не-мёртвых произнесла я. — Располагайтесь и будьте как дома.

С этими словами я истерически хихикнула, а в следующее мгновение чёрная тень, бывшая моим напарником сбила меня с ног и отшвырнула от окна. Он же подхватил меня под руки, не давая упасть. Следом в оконный проём запрыгнули Мирон со своими учениками.

— Их там трое, — произнёс старший вампир. — Думаю, милостивый хозяин, вам лучше спуститься вниз вместе с моими воспитанниками.

— Мне? — удивился напарник, который явно собирался переложить эту часть работы на недобровольных помощников.

— Нам?! — возмутился один из мальчишек.

— Вам втроём, — жёстко ответил Мирон, не собираясь ни спорить, не доказывать свою правоту. — Так получится намного быстрее и удобнее.

— Как скажете, сударь, — по-дейстрийски ответил мой напарник, коротко поклонился и направился к лестнице. — Присмотрите за ней. Ивона, жди здесь и вниз не суйся.

— Но… — заикнулась было я, однако никто не пожелал выслушать мои возражения. Мирон, впрочем, не собирался оставаться на месте и, едва напарник вместе с вампирами-подростками вышел из комнаты, их воспитатель сделал мне знак следовать за ними.

— Остановимся на нижних ступеньках лестницы, — пояснил Мирон. Я пожала плечами. По правде говоря, мне вовсе не улыбалось оставаться наедине с посторонним вампиром в тёмной и пустой комнате. Нижние ступеньки — это на целый этаж ближе к напарнику, чем верхние. Когда мы спустились — Мирон из вежливости шёл даже чуть медленнее, чем я — молодые вампиры ещё ни на кого не нападали, и мы успели услышать…

Сдавленные крики, один вопль ужаса, надрывающий душу предсмертный стон и пронзительный женский визг. Мирон скользнул мимо меня, благо, ширина лестницы оставляла пространство для такого рода манёвров, и визжащая от страха женщина врезалась в вампира, вставшего специально так, чтобы оказаться у неё на пути. Пристальный взгляд, которым удостоил её не-мёртвый, отбил всякую охоту к громким звукам и волю к сопротивлению, но не усыпил.

— Позвольте вам представить, — торжественно произнёс Мирон. Из внутренних комнат дома выходили его ученики, протиравшие какими-то тряпками кинжалы и мой напарник, успевший уже вернуть шпагу в ножны. — Беата Дилен, по праву считающаяся лучшей наёмной убийцей в нашем городе! Говорят, ни один из её любовников не переживал ночи, и мало кому удавалось получить хотя бы один поцелуй от этой красавицы.

С этими словами он развернул женщину лицом ко мне. Младший ученик присвистнул, старший подошёл поближе. Наёмная убийца выглядела… как наёмная убийца, я полагаю. Точнее — как наёмная убийца, которую среди ночи вытащили из постели, завернули в одеяло, потом вытряхнули из одеяла в чужом доме и несколько часов обсуждали, убить её прямо сейчас или дождаться всё-таки заказчика. Растрёпанная, в мятой ночной сорочке, ещё молодая женщина сейчас нисколько не казалась красивой и вовсе не оправдывала своим видом обилие желающих провести с ней ночь ценой смертельного риска. Волевое лицо, роднящее её с другими ночными обитателями городских улиц, такие же усталые, как и у убитого на перекрёстке мужчины, глаза. Грубоватые черты дышали жизненной силой, а голос, когда она заговорила, был хриплый и тоже грубый, хотя, пожалуй, не лишённый некоторого обаяния.

— Чертовски мило с вашей стороны спасти мне жизнь, милостивые хозяева вампиры, — произнесла эта особа. — Могу я узнать, чем обязана?

— Ничем, — ответила я, понимая, насколько злой насмешкой было предложение Мирона помочь нам в благородном желании спасти «невинную жертву».

«Привыкай, — посочувствовал напарник, — невинных жертв тут будет очень мало».

«Ты знал!» — возмутилась я.

«Нет. Только догадывался. Порядочные барышни не отпускают служанок и не живут в гордом одиночестве. Впредь будь внимательнее, Ами».

«Но зачем тогда…»

«Хотел преподать урок, — пожал плечами мой напарник. — К тому же у нас было слишком много лишнего времени».

У меня не нашлось слов для подходящего ответа. Такого я ожидать попросту не могла.

«Как ты мог?..» — подумала я, но напарник промолчал.

— Хозяюшка, — присела Беата в реверансе, тем более нелепым, что одета она была в одну только сорочку (это её, похоже, не смущало), — могу я вас спросить?..

Она не закончила свою мысль, шагнула ко мне. Пристально вгляделась в лицо и безо всяких церемоний отрывисто бросила:

— Ты не из них. Но с ними. Спятила?

— Слишком умная девочка, — проворчал напарник. — Убивать таких надо. Ивона, ты не против?

Наёмная убийца напряглась, но тут же усилием воли расслабилась.

— Почему вы не защищались, хозяйка Дилен? — спросила я.

— Хозяюшка, — поправила меня Беата. — Я не замужем.

— Простите, хозяюшка, — кивнула я. — Но всё же. Почему?

— Не захотела, — усмехнулась убийца.

— Вы не захотели защищаться?! — поразилась я.

— Нет, — засмеялась Беата. — Выходить замуж.

— Она издевается над тобой, Ивона, — заметил мой напарник. — Я предлагаю всё же убить её.

— Так ты тут главная, девочка? — спросила Беата.

— Нет. — Это ответил напарник. — А ты сейчас умрёшь.

— Потому что не ответила на вопросы твоей любовницы? — резко развернулась к нему убийца.

— Нет, потому что нам не нужны лишние свидетели. И ещё — за своё хамство ты умрёшь медленно.

— Прекрати! — воскликнула я. — Не смей!

Ученики Мирона расхохотались. Беата снова повернулась ко мне и сказала:

— В эту ночь я хотела отдохнуть и не ждала гостей.

— Но… вы ведь могли бы… Ведь вы же умеете, — недоумённо проговорила я, не решаясь назвать вещи своими именами. Передо мной была убийца, убивающая едва ли не каждую ночь, почему же её схватили так легко и просто?

— Подсыпать яд в бокал, деточка, — ядовито улыбнулась Беата, — или вонзить стилет в шею уснувшего любовника гораздо проще, чем сопротивляться троим вооружённым мужчинам. Когда-нибудь ты это поймёшь.

— Отдайте её нам, — вмешался в разговор старший из учеников Мирона. Младший выступил вперёд и облизнулся. Сам Мирон вопросительно посмотрел на моего напарника. Взгляд женщины метнулся по сторонам, ко мне, потом на вооружённых вампиров, которые и голыми руками могли бы свернуть ей шею одним небрежным движением, — и обратно.

— Не пытайтесь сбежать или напасть на Ивону, — посоветовал мой напарник. — Кто были эти люди, вы знаете?

— Нет, — односложно ответила Беата.

— Кем они были посланы — знаете?

— Догадываюсь, — уклончиво ответила наёмная убийца.

— А зачем вы этому человеку понадобились, можете предположить? — продолжил расспрашивать напарник.

— Если мои догадки верны — могу.

— Говорите, — приказал вампир.

— А какие гарантии, что вы не убьёте меня сразу же, как я отвечу на все вопросы?

— Никаких гарантий, — хищно улыбнулся мой напарник. — Мы не можем оставить вас в живых, хозяюшка.

Женщина снова по очереди оглядела нас всех.

— Если я пообещаю молчать?.. — она сделала паузу и посмотрела мне в глаза. — Если я окажусь полезной?

Напарник покачал головой.

— Верить вам на слово… — Он поморщился.

— Мне болтать тоже не выгодно, милостивый хозяин. Кровники не будут разбираться, один костерок на всех запалят.

— Нужны гарантии, — задумчиво проговорил мой напарник. Женщина с готовностью закатала рукав и протянула ему руку, словно предлагая впиться зубами в запястье. — Благодарю вас, хозяюшка, но я уже ужинал.

Беата повернулась к другим вампирам, Мирон вопросительно взглянул на моего напарника.

— Если вы считаете, что сможете её контролировать, — непонятно для меня ответил тот. К женщине подошёл младший ученик Мирона и взял её за руку.

— Я не донесу, — твёрдо проговорила Беата. В следующий момент молодой вампир поднёс её руку ко рту и вцепился зубами. Женщина тихо ахнула — он даже не озаботился тем, чтобы лишить её чувства боли, как это обычно делают со своими жертвами вампиры. Вампир сделал несколько глотков и отстранился, уступая место своему брату. Тот взял Беату за вторую руку, сам закатал рукав и тоже куснул.

— Что они делают?! — ахнула я, наконец обретя дар речи.

— Гарантии, — коротко ответил мой напарник. — Если она нарушит слово, раны обнажатся и будут кровоточить, выдавая её знакомство с не-мёртвыми. Две раны, да ещё на запястьях… от пятнадцати лет в карантине кровников до костра. И донос уже ничего не исправит.

— Местный обычай? — уточнила я, глядя, как отстраняется от кровавой раны второй ученик Мирона, и как женщина, морщась, просит перевязать ей руки. Странно, разве её не разоблачат уже этим утром? С такими-то ранами…

— Местный обычай. В Дейстрии в нём нет необходимости. А ранки не такие уж страшные, как тебе кажется, и к утру закроются полностью, не останется даже следа.

— Так не бывает! — запротестовала я.

— Бывает и не так, моя девочка. Ну, что же, не будем задерживать наших друзей? Мирон, мы вам очень благодарны.

Старший вампир поклонился и спросил, остались ли какие-либо претензии к нему или к его ученикам. Мой напарник ответил отрицательно, и вся троица растворилась в полумраке прихожей. Скрипнуло окно наверху, и чересчур громкий голос младшего ученика послышался с улицы. Беата задумчиво оглядела нас с напарником.

— Не советую даже пытаться, — засмеялся вампир. — Лучше рассказывай всё, что знаешь.

— Эти люди, — небрежно объясняла Беата, сидя на скамеечке для ног в комнате наверху, — обычные дуболомы для грязной работы. Когда вам надо побить простолюдина, умыкнуть не слишком охраняемую женщину или совершить другую глупость подобного рода, они тут как тут. Говорят даже, что они сами находят заказчиков, но об этом мне ничего неизвестно.

Убийца сидела в на редкость спокойной и расслабленной позе, время от времени делая маленький глоток из стакана со скверным вином, которое ей удалось разыскать на полузаброшенной кухне. Я не могла бы похвастаться такой безмятежностью и, ссутулившись настолько, насколько это позволял тесный корсет, пристроилась на подоконнике. Напарник стоял рядом, прислонившись к стене, и внимательно глядел на Беату, явно ожидая от неё какой-нибудь неожиданной выходки вроде попытки выскочить за дверь, напасть на меня или выпрыгнуть в окно.

— У них был постоянный хозяин? — уточнил вампир.

Беата сделала отрицательный жест.

— Нет. Точно я не знаю, но вряд ли. Такие пташки летают сами по себе.

— Но артелью, — дополнил не-мёртвый, и Беата отсалютовала стаканом.

— Зря ваша малышка отказалась со мной выпить, — заметила убийца. — Ей бы не мешало полечить нервы.

Вампир поморщился.

— Не твоё дело.

— Боитесь, отравлю? — подмигнула Беата. — Полно, я сегодня не в форме.

— Не остри, хозяюшка, — с притворной мягкостью попросил не-мёртвый. — Я могу и передумать оставлять тебе жизнь. Так что продолжай.

— О чём продолжать-то, милостивый хозяин? — немедленно откликнулась убийца. — Я не приучена исповедоваться, да и вы не священник. Спрашивайте — отвечу.

— Хорошо, — процедил мой напарник. — Почему тебя похитили, ты знаешь?

— Понятия не имею, — покачала головой убийца и допила всё, что оставалось на тот момент в стакане. Подняла с пола пузатую бутылку и щедрой рукой налила себе ещё.

— Тогда ты умрёшь, — равнодушно пообещал вампир. — Ивона, закрой глаза.

— Эй! — возмутилась Беата. — Я сказала, не знаю, но у меня есть догадки!

— Говори, — приказал не-мёртвый. — Ещё одно «не знаю» — и я высосу тебя досуха, вместе с кровью забрав твою память. Мне надоело с тобой возиться.

— Ладно-ладно, — пьяно засмеялась подвыпившая убийца. — О чём бишь я?.. Эти люди не назвали заказчика, но я знаю человека, который хотел бы меня нанять, да не сошлись в цене и в задании.

— Задании? — переспросил вампир. — Ты же убийца, что тебе можно приказать?

— И-мен-но, — подтвердила Беата и приветственно подняла стакан. — Я убиваю дураков, которые не прочь поразвлечься с доступной женщиной. Убиваю шлюшек, которые вином глушат остатки стыда. Убиваю в толпе на праздниках. Но никто ещё не нанимал меня, чтобы я работала служанкой!

— Служанкой? — вырвалось у меня удивлённое восклицание.

— Именно, хозяюшка, — сделала ещё один глоток Беата. — Бломель сошёл с ума, когда предлагал мне это.

— Бломель? — быстро переспросил напарник. — Заказчик?

— Неудавшийся, — подтвердила убийца. — Вы его не знали?

— Не тебе задавать вопросы, — напомнил не-мёртвый. — Итак?

— Бломель, — мрачно проговорила Беата. — Его надо знать, по слухам вы ничего не разберёте.

— Мы попытаемся, — заверил напарник. — Ну?..

— А что «ну»? — неохотно спросила убийца, допивая второй бокал. — Я и не знала про него ничего. Говорили, он лучший фехтовальщик Остриха, но это уж про всех говорят. Говорили, он на кого-то работает, на кого ещё много кто из тёмных людишек пашет. Ещё говорили, он может и за частный заказ взяться, если неплохо заплатят. Куда не поедет — везде только и разговоров про Бломеля. Не так давно вообще в Дейстрию мотался, причём, заметьте, прошёл таможню и оставил там шпагу. Об этом пол-Остриха судачило — с чего бы вдруг.

— В Дейстрию, говоришь? — нахмурился не-мёртвый.

— Это слухи, хозяин, — пояснила Беата. — Меня там не было.

«Зато мы были…» — прошелестел голос вампира у меня в голове.

— Продолжай. Говори всё, что знаешь. Слухи, байки, что сама заметила или знаешь — всё.

— Да нечего там рассказывать. Ещё одна дамочка была, её все звали сестрица Грета.

— Как?! — чуть не свалилась я с подоконника. Напарник бросил на меня предупреждающий взгляд, но Беата и бровью не повела.

— Грета. Тоже на кого-то там в столице работала, и тоже могла и на себя одну играть. За ней ещё человек пятнадцать ходили, все как на подбор, убийцы. Стрелки и фехтовальщики, а могли и ножом пощупать. Так вместе и сгинули.

— Сгинули? — эхом откликнулся вампир.

— Угу. Как есть сгинули, милостивый хозяин. Уж давно о них ни слуху, ни духу, и Бломель их старых клиентов к рукам прибирает.

— Ужасно печальная история, — саркастически отметил не-мёртвый. — Но это не моё дело, если ты не замечаешь сама.

— Вы про Бломеля хотели узнать, — как-то даже обижено возразила Беата. — А он с этой Гретой на ножах был. Говорили, кто-то в столице мешает им перегрызться, да и боялась его Грета, чтобы из-за угла нападать. А лицом к лицу — ну, куда девке против такого мужика?

Грета… Грета, которая где-то пропала вместе со своими людьми. Грета, которая кого-то ненавидела и боялась. Грета, которая на кого-то работала… Так просто?

«Возможно, — мысленно ответил напарник. — Ты спрашивала, где ты видела того типа, которого я зарезал. Так вот — в омнибусе в Л***. Это тот самый «господин с империала». Я вспомнил».

«Не может быть! — ахнула я. — Это было бы слишком!»

«Не уверен, но такое совпадение возможно. Вспомни, те головорезы жаловались, что их заказчик запаздывает. Не потому ли, что лежит мёртвый на перекрёстке?»

— Эй! — окликнула нас Беата. — Всякое я видала, но чтобы люди вот так вот уставлялись друг на друга — это и в страшном сне не приснится! Вы в уме ли, оба?

— А я и не человек, — холодно отозвался не-мёртвый. — И нечего на нас отвлекаться.

— Вы бы себя видели, — проворчала Беата, допивая, кажется, уже третий стакан скверного вина. Ей плохо не станет?

«Это будет уже не наше дело, Ами, глупенькая».

— Видели, и не раз, — отрезал вампир. — Итак?

— Ну, и поговаривали, что это Бломель их убрал, с него станется. То ли спустили с поводка, то ли нашёл-таки в чём обвинить перед общим хозяином. Очень уж «сестрица» любила сама на себя играть. А как убрал, так и задумался, без Греты-то сложно некоторые дела проворачивать.

— Она и на него работала? — уточнила я. — Вы же говорили, они не ладили.

Напарник бросил на меня неодобрительный взгляд, но промолчал.

— Талеры[17] есть талеры, — философски произнесла Беата.

— Но ты же отказалась от них, — напомнил напарник.

— Не мой профиль, — пояснила Беата, слегка дрожащими руками наливая себе четвёртый стакан. — Я говорила — убить — не проблема. А Бломель хотел, чтобы я нанялась к какой-то девчонке или к хозяйке квартиры, где она поселилась или в соседний дом. Главное — была поблизости. И следила за ней каждую ночь. Глаз не спускала.

— Тебе это сложно? — уточнил не-мёртвый. — При твоих-то способностях…

— Долго, — пояснила Беата. — Долго и муторно. Да и не умею я кланяться, как от служанки требуется. Я ему это и сказала, а он серебра насыпал — ух, я и не видела столько! — и сказал, что это задаток.

— И ты отказалась, — подытожил вампир.

— Я ж не дура, — кивнула Беата, делая большой глоток. — Сразу поняла, если за девчонку такие деньги дают, дело нечисто. Небось, Бломель сто раз пожалел, что Грету пришиб, да поздно плакать.

— Ты уверена, что это сделал именно он? — уточнил вампир.

— Да тут и думать нечего. Кому, кроме него, такое под силу? Грета хитрая была — ух! Только Бломель ещё хитрее, а ещё злой, как собака, которую три дня не кормили.

— Он описывал тебе девчонку? Называл её адрес?

— Не-а, — покачала головой убийца. — Не дурак, всё-таки. Но в нашем городе, это точно.

— А почему именно ты, он говорил?

Беата развела руками.

— Сказал, больше некому. Сказал, я умею притворяться. Да я и не спрашивала особо, сразу отказалась.

— Понятно… — потянул не-мёртвый. — И что же дальше?

— Да ничего дальше. Я отказалась, он стал грозить, мол, пожалею. Ну, я врезала ему хорошенько и скрылась. Только, дура, нору не сменила, думала, Бломель не знает, где живу.

— А зачем ты сегодня отпустила служанку? — спросила я.

Беата развела руками.

— Как сглазили сегодня. Девчонка сказала, мол, маманька болеет, ну, я и размякла. Моя-то давно уже… — Убийца замолчала, разглядывая остатки вина в своём стакане, а я неожиданно прониклась к ней чем-то вроде симпатии.

«Она нарочно притворяется, Ами. Надеется, что мы её пощадим после того, как пожалеем».

«А… разве ты хочешь убить её?» — осторожно уточнила я.

«Не знаю пока, но возможно. Зачем она тебе? Это убийца».

— Сейчас думаю, подкупили девку, — отвлёк нас от мысленного разговора голос Беаты. — То-то у ней глаза так бегали. Я уж и тогда поняла, врёт, но зачем она мне? Дура была. Двери заперла, спать легла, а эта паршивка, небось, ещё и снотворного мне подсыпала. Не рассчитала, конечно, я сразу проснулась, да только не как вошли, а как меня схватили. Сейчас, наверное, лежит где-нибудь в канаве с перерезанным горлом.

Я невольно содрогнулась. И она так спокойно об этом говорит?!

«Ами, это её профессия».

— Зачем Бломелю тебя похищать после твоего отказа? — вслух спросил не-мёртвый. — Он ведь не мог быть уверен, что ты пойдёшь выполнять приказ, а не сбежишь с его деньгами.

— По морде хотел надавать, — меланхолично предположила Беата, залпом допивая остатки вина в стакане. — Надавал бы по морде, настращал бы, да и заставил. А там… сумел одну нору отыскать, любую бы нашёл, куда мне с ним тягаться.

— Ты можешь его описать? — спросила я.

— Могу, да только чем вам это поможет, хозяюшка? Высокий он, да не слишком, чуток повыше вашего товарища. Крепкий. Не старый, но и не молоденький. Волосы тёмные, подбородок квадратный, на роже шрамов я не заметила. Удачливый, значит, был в драках. Нос как нос, рот как рот, глаза тоже обычные, да и не гляделась я в них, хозяюшка. Одевается в тёмное, так это при работе его полагается. Со шпагой, опять же, всюду расхаживает, да с кинжалом за поясом. Пистолетов не любит, но может и стрельнуть, если понадобится. А зачем вам? Хотите у него заказ перебить?

— В другой раз как-нибудь, — рассеянно пообещал вампир. Я понимала, о чём он думает. Убитый нами — Господи, какое там «нами»! вампиром! — человек вполне подходил под это описание, но и только. Беата не назвала никакой особой приметы…

— Ещё очень любит в людей шпагой тыкать, — дополнила своё описание убийца. — Ему плевать, ребёнок, женщина, вооружённый, безоружный… Как заволнуется, сразу за шпагу хватается. Так что, будете переговоры вести, потребуйте, пусть без оружия явится. Обманет, конечно, но с одним кинжалом он спокойнее.

«Похоже на того несчастного» — подумала я.

Напарник фыркнул.

— Ты всё рассказала?

— Хотите меня убить, хозяин? — уточнила Беата.

— А ты думаешь защищаться? — предположил не-мёртвый. — Тогда умрёшь медленнее и больнее, вот и всё.

Я вскочила на ноги.

— Нет! Не смей! Ты обещал мне!

— Неправда, — отмёл все возражения напарник, силой заставляя меня сесть. — Я ничего тебе не обещал. Ты говорила, что похитители женщин недостойны жизни — пусть так, но зачем щадить убийцу?

— А ты сам?! — почти закричала я. — Кто ты такой, чтобы судить других людей? Ты убивал ведь, и не только ради меня!

— Я очень редко убивал ради тебя, — холодно подтвердил не-мёртвый. — И я не человек. И никого не сужу. Эта женщина нам мешает, и я убью её, вот и всё. Отвернись, пока я тебя не заставил.

Беата тем временем с каким-то тупым изумлением разглядывала бутылку, из которой ей не удавалось вылить ни капельки вина, всё уже было выпито. Грохнув бутылку об пол, она подняла руку с зажатым в ней горлышком и устало посмотрела на вампира.

— Не веришь мне, кровосос?

— Ни единому слову. Но ты заработала право умереть быстро и безболезненно. Подойди ко мне… И не делай глупостей! — прикрикнул вампир, заметив неожиданно трезвый оценивающий взгляд, которым Беата смерила меня.

— Твоя девочка слишком добрая, — задумчиво произнесла убийца. — И слишком наивная. Такая недолго проживёт в нашем мире, если ты не будешь присматривать за каждым её шагом, кровопийца. А ты не станешь. — Она откинула голову назад и хрипло засмеялась. — Уж я-то мужчин знаю. Дайте им то, что они хотят, и они забудут обо всём на свете. А потом выбросят, как надоевшую игрушку.

— Ты поэтому убиваешь их прежде, чем они успеют тобой пресытиться? — шёпотом произнёс мой напарник. Очень… вкрадчивым шёпотом. Нежным, ласковым… так он никогда не говорил со мной, так он разговаривал только со своими жертвами. С теми из них, кто ему особенно не нравился.

— Поэтому тоже, — как-то заторможено отозвалась убийца. — Но чаще за них просто хорошо заплачено.

— Чего ты хочешь? — всё так же шёпотом спросил не-мёртвый.

— Оставь мне жизнь, и я помогу защищать твою хозяюшку, вампир. Я не убегу и не забуду о ней, как забываешь ты.

Я вздрогнула, и Беата хрипло расхохоталась.

— Я угадала, не так ли, кровосос? Тебе скучно с этим ребёнком, тебя тянет на поиски развлечений…

— Ты убьёшь её как только я отвернусь, — возразил не-мёртвый, обнимая меня за плечи и прижимая к себе. Объятие было скорее болезненное, чем нежное, но вампир не обращал на это внимания.

— Ты всегда сможешь найти меня, — прошептала Беата в тон не-мёртвому.

Я встряхнулась. Это уже чересчур!

— Нет! Ни за что! Мне не нужна такая защита!

— Вот видишь, Беата, Ивона не хочет твоей помощи. Ты умрёшь.

— У меня есть предложение получше, — не отступила убийца.

Вампир поморщился. Удушливая атмосфера жажды и крови, созданная им, постепенно уступала привычным запахам нежилой комнаты, и чары, наведённые им на Беату, так же постепенно рассеивались.

— Говори, — коротко приказал он.

— Если твоя хозяюшка не хочет моей защиты, может, тебе стоит научить её защищаться самостоятельно? — деловым тоном произнесла убийца. — Или, может, мне стоит научить её…

— Я не могу тебе доверять, — возразил вампир.

— Научить — чему? — одновременно с этим ужаснулась я. — Убивать людей?!

Напарник внимательно посмотрел на меня, а потом на Беату.

— Знаешь, а я передумал. Живи. Но помни, если попытаешься сбежать, тебе не скрыться даже на дне моря. Позже я найду тебя и приведу твою новую ученицу.

— Но… — попыталась была возразить я, но вампир воспользовался своей властью надо мной и не дал издать ни одного звука.

— И ещё. Мои и её задания должны быть для тебя самыми важными в этой жизни. Если я или Ивона позовём тебя и скажем — «убей» — брось все дела и убей того, на кого мы укажем. Иначе умрёшь сама.

— А платить вы за это будете? — хмуро уточнила Беата.

— Да, — усмехнулся мой напарник. — Самой крупной монетой.

Он оглядел замершую в алчном ожидании убийцу и пояснил:

— Жизнью. Иди к себе, и не пытайся нас разыскивать. Мы найдём тебя сами.

— Как скажете, хозяин, — кивнула Беата и поднялась на ноги. — Жизнь — такая штука, которая всякому по душе.

Она пьяно икнула, сделала шаг, пошатнулась и посмотрела на меня.

— Вы убили Бломеля, — проговорила она. — Я поняла по вопросам. Если б вы не заглянули за мной сейчас, эти твари перерезали бы мне глотку.

— Не стоит благодарности, — усмехнулся мой напарник, но Беата неожиданно серьёзно посмотрела на меня и медленно, осторожно, боясь потерять равновесие, опустилась на одно колено.

— Я обязана тебе жизнью, девочка, — хрипло проговорила убийца. — Этого я не забуду.

Нелепая театральность сцены закончилась настоящим фарсом, когда Беата неожиданно закрыла глаза и упала там же, где стояла на коленях.

— Знаешь… — заметил вампир, наклоняясь над убийцей, — при таком опьянении она удивительно трезво держалась. Умеют в Острихе подать себя, ничего не скажешь.

— Она… спит? — уточнила я.

— Вот именно. Ума не приложу, что с ней делать. Не оставлять же здесь валяться до самого утра. Сколько я помню, с едой на кухне плоховато, а всё вино выпила та тёплая компания, от которой мы избавили твою новую учительницу.

— Послушай, — нерешительно начала я. — Ты ведь всё это несерьёзно…

— Ещё как серьёзно, — отрезал вампир. Он вынул из внутреннего кармана часы и посмотрел на них. — Ну… что же… На встречу ты уже опоздала. Я знаю способ доставить тебя туда в тот же час, но тогда придётся снять серебро, а без него встреча не состоятся… дилемма…

— Тогда… — нерешительно произнесла я и осеклась. Не могла же я предложить вовсе не ходить на эту встречу?

— Тогда предлагаю воспользоваться запасным вариантом, на который мы пойдём прямо из дома. А сейчас отнесём эту красавицу домой и спать.

— Отнесём? — недоумевающе переспросила я.

— А ты как думала? У тебя есть другие предложения по заметанию следов? Нет? Вот и ладненько.

Он поднял Беату на руки, выпрыгнул из окна и велел мне спуститься к нему по лестнице. Я послушалась. На улице царил предрассветный сумрак, на небе тускнели звёзды. Напарник картинно вздохнул, словно ему нужен был свежий воздух не меньше, чем мне.

— Во всяком случае, эта ночь прошла познавательно, — отметил не-мёртвый. — И, если нет никакой путаницы, мы избавились от врага, который давно нас преследовал. Чем не повод веселиться?

— Да, но… — Я замолчала, так и не произнеся свою мысль.

— Да, в Острихе страшно, — подтвердил напарник. — Но, вспомни-ка, лично тебя похитили в Дейстрии.

Я кивнула, так и не сумев понять, какая мысль не даёт мне покоя.

— Потом разберёмся, — легкомысленно отмахнулся вампир. — Главное — мы оба живы и вместе.

— Главное, — согласилась я. Интересно, как я утром объясню госпоже Дентье, почему у меня такой невыспавшийся вид?