"Аленький цветочек" - читать интересную книгу автора (Разумовский Феликс, Семенова Мария...)

Ошибка-2000

Иван возвращался в город наедине с водителем «Волги»: у его ребят был собственный транспорт. Вайя, Верево, Зайцево – привычные указатели вспыхивали в косом солнечном свете. Машина подбиралась к возвышенности, расположенной посередине пути, когда Скудин заметил впереди то, что ему сейчас всего менее хотелось бы видеть. А именно, знакомую серовато-бежевую корму с жёлтым инвалидским квадратиком на стекле. Мало ли на свете сорок первых «Москвичей» цвета арахис, оснащённых ручным управлением?.. Но глаз уже различил безошибочно узнаваемые силуэты возле замершего на обочине автомобиля. Неподалёку стояли бело-синие гаишные «жигули». Молодой инспектор внимательно изучал звягинцевские права и, кажется, соображал, как же поступить с их обладателем. Трое пассажиров «москвича» размахивали руками, нервно и горячо доказывая что-то сержанту… то есть усугубляли ситуацию как только могли.

– Притормози, – велел Скудин водителю.

Сообразительный Федя уже сбросил газ, предвидя нечто подобное. «Волга» плавно ушла на обочину и замерла. Иван выбрался наружу. Солнце, досуха вылизавшее шоссе, ещё не село, но – «марток, надевай трое порток!» – северный ветер дышал арктическим льдом, особенно злым после натопленной внутренности автомобиля. Подполковник запахнул тёплую куртку и пошёл по асфальту назад, навстречу оглянувшемуся гаишнику.

Тот встретил его на полдороге, широко улыбнувшись:

– Здравствуйте, Иван Степаныч!

Местная автоинспекция знала «в лицо» не только зелёную «Волгу», но и самого подполковника.

– Добрый вечер, Серёжа, – поздоровался Скудин. Потом кивнул на инвалидный «москвич», вокруг которого по-прежнему кипели страсти. – Что натворили-то?

– Да ничего особо серьёзного. – Парень махнул рукой в форменном рукаве. – Дедуля под знак влетел. Ограничение шестьдесят, а он девяносто два чешет. Во пенсионеры-инвалиды пошли! Сам-то ладно, осознал сразу, а вот пассажиры… – Гаишник покачал головой и опять улыбнулся. Потом смекнул: – Вы, товарищ подполковник, их что, знаете?

– У меня в институте работают. Учёные. – Иван доверительно взял сержанта под локоть и отвёл его на несколько шагов прочь. – Можно тебя попросить? Если обстоятельства позволяют, как насчёт ограничиться… устным внушением?

– О чём речь, Иван Степаныч. Без вопросов, – молодой инспектор откровенно обрадовался возможности что-то сделать для подполковника. – Внушим и отпустим. Решили проблему?..

– Спасибо, Серёжа. Буду очень обязан.

Тёмно-зелёная «Волга» резво разогналась и вновь покатила в сторону города. Минут через десять в том же направлении тронулся и арахисовый «москвич». Он строго держал дозволенную скорость, и внутри царила полная тишина.

Это была суббота, надолго ставшая для питерских автомобилистов той самой. Первый густой снегопад приключается каждую осень, но не всегда его сопровождает ещё и резкое похолодание, в результате чего улицы и загородные дороги превращаются в сплошной и очень коварный каток… по которому беспомощно елозят автомобили, застигнутые врасплох на летних, гладких, а кое у кого и натурально лысых колёсах. Было самое начало ноября, народ в выходные вовсю ещё мотался на дачи, так что количество аварий принялось расти с самого утра, грозя стать рекордным.

Двое гаишников, стоявших на Киевском шоссе, издалека заприметили баклажанно-фиолетовую «четвёрку». Все знают, что «четвёрки» с их вместительными багажниками часто покупают хозяйственные огородники и садоводы. Трое молодых мужчин, сидевших внутри, и выглядели самыми что ни есть дачниками, собравшимися закрывать на зиму домик… только вот ехал «баклажан» слишком рискованно, то и дело виляя кормой, и инспекторы помахали ему полосатым жезлом, предлагая остановиться. Лучше предупредить, пока не дошло до беды!

«Четвёрка» послушно заморгала поворотником и начала было притормаживать… но гаишник ещё не успел подойти к водительской дверце, когда справа резко опустилось стекло, и молодой лейтенант увидел наставленное на него автоматное дуло. Он успел только ахнуть. В следующий миг его отшвырнуло назад и ударило спиной о борт милицейского «жигуля», тотчас окрасившийся кровью. Его напарнику повезло больше: он почуял неладное за миг до того, как началась стрельба, и ужом юркнул за машину. Фиолетовая «четвёрка» бешено взревела двигателем и рванула вперёд. Номера у неё были весьма естественно припудрены снегом…

Как позже выяснилось, двое из троих были небезызвестные в криминальном Петербурге бандиты Шампур и Казак, в миру, соответственно, Андрей Артамонов и Михаил Казаченко. И везли они с собой в машине такой арсенал, что при виде гаишников немудрено было психануть. Вот братки и психанули – по полной программе.

Однако все трое были тёртые калачи и, в упор расстреляв лейтенанта, не просто наобум святых бросились наутёк. О нет, никакой паники! Они стали уходить достаточно грамотно и, возможно, сумели бы оторваться – пока рядом с местом преступления испуганно тормозили машины, пока уцелевший гаишник кричал в рацию, вызывая подмогу…

…Если бы не случилось так, что с другой стороны ехал ничем не примечательный казённый «уазик», а в нём за рулём сидел Иван Степанович Скудин и у него работало радио, настроенное как раз на нужную волну.

Самого эпизода со стрельбой Иван не видел, но его последствия – во всех подробностях. Он вспомнил просвистевший навстречу «баклажан» и мигом развернулся в погоню.

У бандитов был классный рулевой, но Скудин взял его, как волк зайца. Километра через полтора он настиг «четвёрку», поравнялся с ней и без долгих миндальничаний ударил, выталкивая с дороги. Его манёвр ничем не напоминал подобные эпизоды в кино, где два автомобиля нескончаемо пихают друг друга бортами на радость неискушённому зрителю. Люди, прошедшие специальную подготовку, это делают совсем не зрелищно – в один заход, одним прицельным швырком. Канава вдоль шоссе была широкая и глубокая. «Четвёрка» тяжело ударилась в противоположный склон, и из радиатора взвилось шипящее облако. Водительскую дверцу заклинило, рулевой остался висеть внутри, зажатый между сиденьем и сдавившей рёбра баранкой. Шампур и Казак, слегка оглушённые, тем не менее выскочили наружу и бросились наутёк через поле. Иван покинул «Уаз» и перемахнул канаву следом за ними.

Кто сказал, что мужик в сорок лет уже не так быстр и поворотлив, как в двадцать?.. Если он всё это время валялся на диване и пил водку – тогда, наверное, оно так и есть. Сначала Иван догнал Шампура, и позже бандит рассказал: его больше всего изумило, что преследователь даже не запыхался. А в тот момент уголовник, не сдрейфив, попробовал показать какое-то карате, дополненное ножом. Скудин одолел искушение надеть сукина сына на его же свинокол и ограничился тем, что отправил братка в глубокую кому. Потом двинулся за вторым. Когда Казак понял, что не уйдёт, он начал стрелять. Он успел выстрелить дважды. Кудеяр не впервые видел направленный на себя ствол. Кротости характера это ему не прибавляло никогда. Третья пуля ушла высоко в небо, а Казак рухнул наземь, скуля, сворачиваясь в позу зародыша и прижимая к животу правую руку. Которую ему позже всерьёз чинили врачи в тюремной больнице. По дороге Иван подцепил за ворот Шампура и потащил обоих волоком по свежему снегу.

Подъехавшая милиция удостоверила скудинскую личность и рассказала, что лейтенант, когда его загружали в машину реанимационной бригады, ещё дышал…

Возвращаясь вечерами со службы, Кудеяр очень редко просил водителя остановиться, так что тот спрашивал: «Заехать куда-нибудь, Иван Степанович?» – больше для проформы. Но сегодня был во всех отношениях неправильный день. Иван принял внезапное решение ещё на шоссе, тут же квалифицировал его как дурацкое и отставил, но… «Волга» едва миновала Среднюю Рогатку и добралась до перекрёстка, где на Московский проспект выворачивает трамвай, когда он сказал водителю:

– Останови, пожалуйста. Дальше сам доберусь.

Водитель Федя изумлённо попрощался с ним и отчалил.

Кудеяр засунул руки поглубже в карманы и огляделся.

Одно дело – проноситься мимо на автомобиле, совсем другое – топать пешком. С позапрошлого года, когда они здесь гуляли с Марьяной, на Московском мало что изменилось. Прибавилось-убавилось несколько вывесок, а так всё было по-прежнему. Иван пересёк тротуар и потянул стеклянную дверь. Магазин «Хлебный дом» никуда не делся со своего места, а он помнил, какие здесь раньше были торты…

Торты – что даже несколько странно по нынешним временам – тоже оказались на месте. Целый длинный прилавок. Времена, когда напуганный дороговизной покупатель дружно дезертировал из магазинов, успели миновать (возможно, до следующего долларового обвала), и народу у прилавка было хоть отбавляй. Женщина, отчего-то сердитая на весь белый свет, катила сквозь толпу складную коляску. Перемазанный кремом отпрыск истошно орал и брыкал ногами. Секундой раньше он капризно зафитилил купленное ему пирожное прочь, на грязный пол, и теперь гневался, отчего это мама не бежит подбирать и не уговаривает доесть.

– Мужчина, дайте пройти!.. – обратилась (если это можно назвать «обратилась») женщина к Скудину. На самом деле он совершенно ей не мешал, но раздражение требовалось сорвать. Иван поспешно отступил прочь и подумал о своём сыне или дочери, так и не родившемся. Почему он был настолько уверен, что их с Машей ребёнок нипочём не стал бы швыряться пирожными и вопить как резаный, заставляя взрослых краснеть?.. Это был бы хулиганистый, благо есть в кого, но добрый и разумный малыш…

– Выбрали что-нибудь? – улыбнулась Ивану юная продавщица. Он собрался ответить, но в это время из резко распахнувшейся двери снова дохнуло Арктикой, и к прилавку, слегка задев Скудина рукавом, проследовал рослый, полноватый молодой человек. По стеклу этак хозяйски брякнули автомобильные ключи на брелоке, украшенном трёхлучевой мерседесовской звёздочкой:

– Девушка, мне «Ночную розу»! И пирожных разных коробочку…

Очередь за тортами была длиной ровно в три человека. Парень и в мыслях не держал кого-то обидеть. Он просто не заметил стоявших. Продавщица замешкалась, соображая, кого обслуживать первым. Резвый малый не снизошёл даже до ссылки на нетерпеливую подругу, ждущую в «мерседесе»: пропустите, мол, товарищи-господа, не то прямо тут помру от любви!.. Даже и того не сказал, а таких, страдающих полным отсутствием воображения, Кудеяр, ох не любил.

– Слышь, друг, – сказал он негромко, – очередь тут.

Парень едва покосился:

– А я спешу, дядя.

Кудеяр взял его руку с ключами и без усилия снял её со стекла, улыбнувшись в ответ:

– А я тоже, племянничек.

Хотя в действительности не спешил никуда.

Улыбка, если вдуматься, – это оружие. Как и все прочие человеческие проявления, умей только использовать. Улыбкой можно обаять человека, привязав его к себе на всю жизнь. А можно перепугать до смерти. В такие убийственные крайности Иван вдаваться не стал, но парень что-то понял (не разумом, конечно, – инстинктом) и посторонился:

– Да ладно тебе, дядя… покупай.

– Мне вот этот, пожалуйста. – Иван ткнул пальцем в бело-взбито-сливочный куб. Тот был почти лишён каких-либо архитектурных излишеств, но почему-то стоил как несколько богато разукрашенных кремовых башен, выставленных по соседству. Верхняя грань куба была залита абрикосового цвета глазурью, на ней красовалась надпись: «2000». Оставалось надеяться, что торт не валялся здесь со времён встречи юбилейного года. А может, это проявилась на кондитерской фабрике пресловутая «ошибка-2000»?.. Не возымев грозных последствий, которых от неё ждал весь мир, она, насколько было известно Ивану, до сих пор «вылезала» разными мелкими пакостями…

Он расплатился, взял торт и вышел наружу. Тут оказалось, что Арктикой в воздухе веяло не случайно. Как раз с той стороны, куда направлялся Иван, наползала низкая тёмно-серая туча; вероятно, следовало ждать снегового заряда. Солнце уже скрылось, вот-вот ударит ветер и полетят в лицо липкие, с пятирублёвую монету, снежные хлопья… Скудин машинально глянул на номер стоявшего у поребрика «мерседеса» (в котором, кстати сказать, никакой подруги не наблюдалось) и двинулся вперёд по проспекту. Может, ещё в какую лавочку завернуть, кагора купить?..