"Хранители времени" - читать интересную книгу автора (Жураковская Янина Викторовна)

Глава 5. Хроника одного спасения

Вариант 1 (краткий).

Пришли, увидели, спасли. В. Дженайна.

Вариант 2 (подробный).

Рассказывает: В. Дженайна.

Примечания: Ч. Тирон.

Отрывки из «Хроники Хранителей» И. Де Вила Дуреморского и его же «Комментариев к «Хроникам» включены в текст с согласия автора.

Все права соблюдены.

1. Ориентировка на местности.

Приключения, подвиги, героические деяния и великие свершения… Кто не мечтает о них долгими зимними вечерами, когда на дворе валит снег и крутит вихри злая вьюга? Потрескивают дрова в камине, огненные саламандры играют в салки среди багровеющих углей, а ты сидишь, забравшись с ногами в отцовское кресло и устремив застывший взор поверх раскрытой книги. Кем ты представляешь себя? Отважным рыцарем без страха и упрёка? Мудрым волшебником, познавшим все тайны земли и неба? Хитроумным шпионом, выведывающим планы врага? Сердце воробышком трепещет в груди и замирает — поймают или не поймают? Убьют — не убьют? Сможет — не сможет? А ты бы… смог?

И как умирающий о глотке воды, о куске хлеба, ты молишь Творца о милости. Скажи, Всемогущий, почти кричишь ты, разве можно жить так? Когда каждый день похож на предыдущий и ничего вокруг не меняется? Когда от слов «верность», «честь», «отвага» родные или морщатся, точно сожравши южный фрукт ситронум или взлаивают и подвывают, как стая диких собак? Помоги же мне… помоги вырваться из этого гнилого болота… и я больше никогда ни о чём тебя не попрошу, папой клянусь!.. А если ты заберёшь его в счёт исполнения просьбы, это будет просто прекрасно.

Что ж… я просил — я получил. И верных друзей, и дорогу, и северный ветер в лицо. Судьба, оскалив зубы, улыбнулась.

Ухмыльнулась злорадно.

Потому что «не фиг искать приключения на свою задницу», как сказал однажды мудрый чародей. Приключения находят тебя сами. А чаще — случаются, как и всякое dermo.

Этот подвиг известен всем. Он занимает почётное третье место в перечне «Лучших спасательных операций столетия». Его изучают в военных школах на уроках тактики и стратегии. Он стал источником вдохновения для многих бардов Морадина. Ему посвящена целая страница в Книге Героев, цикл баллад, огромное количество поэм, песен и стихов… но и сегодня, спустя десять лет после описываемых событий, я продолжаю придерживаться мнения, что лучше б его не было вовсе. Чего, спрашивается, им стоило просто пройти мимо?!

«Если верить твоим «Хроникам», все наши… хммм… деяния начинались со слов «они просто проходили мимо, — её смех колокольчиком звенит у меня в ушах. — И потом, разве не ты говорил, что Хранителям положено совершать подвиги?»

— Говорить-то говорил, — ворчу я. — Но почему вы не могли совершать другие… ну, не такие опасные подвиги? Убили бы дракона, например! Все так делают!»

«А мы, герои-Хранители, проторённых троп не ищем! — насмешливо замечает его голос. — Не ищем… не искали… разбирайся-ка ты сам с временами, а мы в сторонке постоим».

«И послушаем».

«И посмотрим».

«А если что не так…»

«…узнаешь первым!» — хором говорят они.

— Шизофрения, как и было сказано[21], - вздыхаю я. Так, на чём же мы остановились? Ах да, на том, что Хранители не смогли пройти мимо.

А если говорить честно, то мимо не смогла пройти некая дриада, которая с упорством, достойным лучшего применения, не уставала твердить, что она не дриада. Чародей её поддержал, а мне — мне оставалось только смириться…

— Это ты виноват.

— А что я сделал?!

— Что сделал? «Ай, у меня ручки болят! Ай, у меня ножки болят! Ай, я на последнем издыхании, сейчас упаду!»

— Ничего подобного я не говорил! Это Идио сказал, что пора остановиться!

— Я?! Я говорил: «Давайте пройдём ещё немного»!

— Только не надо бабушку лохматить! Говорил он!..

День обещал быть чудесным. Ни жарким, ни холодным, ни ветреным, ни дождливым — в самый раз для похода. Солнце светило вовсю, птицы весело щебетали и перекликались среди листвы, мы стояли у кромки леса и ругались, выясняя, как умудрились заночевать в десяти шагах от неё, и кто в этом виноват, а Идио старательно конспектировал наш диалог на обрывке пергамента.

Многие из вас, любезные мои читатели, полагают, что именно в тот знаменательный день были написаны первые строки «Хроник». Но на самом деле случилось это днём ранее после просмотра мной (с риском для жизни) черновиков диплома некоего бестолкового существа по прозвищу Огонёк. После первого свитка я всерьёз вознамерился взгреть п… (зачёркнуто) и заставить всё переписать. После второго решил, что у демона неплохой слог, и что о Гончих, похоже, можно забыть. А после третьего понял, что потомки не простят, если я сейчас же не найду чистый пергамент…

— Если бы не ты, квёлый изнеженный чародеишка… — мы незаметно перешли на личности.

— То что? Мы бы уже сидели дома и пили чай? Вот уж и вправду, ведьмачка — сажень в плечах, мозги и мускулы из стали…

— Что ты сказал?

— Данная семантическая конструкция слишком сложна для вашего восприятия, сударыня?

— Ещё одно слово и твой зубной состав тронется, понял?!

— Простите, «восприятие» пишется через ирс или через эльт? — встрял Идио.

— Кто сказал? — грозно вопросил Саша. — Кто сейчас тявкнул?!

Идио спрятался за пергаментом.

— Пиши через ирс, — посоветовала я. — Брат, должна заметить, что у вас налицо заворот мозговых извилин.

— Зато на вас Звезда действует отупляюще. Да и зачем ведьмакам мозги?..

— Но действует, не так ли? — я знала, что это удар ниже пояса, но была слишком зла. — В отличие от твоего Ключика, которым только двери открывать.

— Ты… ты… — Саша побурел, как мороженый картофель. — Да чтоб тебя… да чтоб на тебя вампир свалился!

Раздался тихий мелодичный звон.

— При чем тут вампир? — удивилась я.

— Не знаю. Просто к слову пришлось, — Саша пожал плечами. Звон шёл у него из-за пазухи.

Сразу за лесом начиналась обширная равнина, поросшая травой и кустарником, с окошками озёр и болот и невысокими холмами. Колдобистое направление, из тех, что на Руси называют дорогой, лениво петляло по местности, уползая на север. Над дальним горизонтом висела сизая дымка, почему-то никак не желавшая рассеиваться и если приглядеться хорошенько, можно было заметить у неё зубчатый верх.

— Один говорил, там нас Оракул какой-то ждет.

— Ничего, подождёт! Дня два-три… а, может, пять-шесть.

— Так два-три или пять-шесть?

— Откуда я знаю? Я чародей, а не прорицатель.

— Конечно, нет, вы — проклинатель. Некромант, — хладнокровно заметил Идио.

Земли меж Диким лесом и Ведьмиными горами прозываются Озерки. Озёр, речек, речушек и болотец здесь превеликое множество. Эти края я знал только по книгам, но все авторы единодушно заявляли: ничего, кроме комарья, лягушек, мавок, русалок и прочей болотной жити и нежити, в Озерках нет. Вот разве что клюква хороша. Слепцы!

Травяное море колышется, танцует на ветру, а он, бродяга, летит дальше, над болотами, где поднимается густой туман испарений и вспыхивают блудячие огоньки, над холмами, покрытыми изумрудной зеленью, над светлыми озёрами, где как в зеркале отражается небо с белоснежными сугробами облаков, туда, где устремляют ввысь свои заснеженные пики Mear'welled, Ведьмины горы… И пусть комары жгутся как звери, пусть от болот несет гнилью, рассказывать можно бесконечно!

«Идио, а в глаз?! — злится Дженайна. — Карту давай, энциклопедия ходячая[22]!»

Со школы терпеть не могу географию. Скрипучий голос Анны Кузьминичны, вещающей: «Де-ети! Взяли голову в руки и читаем пара-аграф!» и её тараканьи глазки за толстыми линзами очков до сих пор являются мне в самых страшных кошмарах. А Идио, напротив, географию обожал и был из той породы неисправимых «ботанов», которым ничего не стоит процитировать наизусть любой школьный учебник. Плюс массу дополнительной литературы.

Чтобы вынести его лекцию об особенностях местного рельефа, требовалось поистине титаническое терпение. Ни я, ни Саня им не обладали, и всего-то после пары заушин (мы же не звери) Идио осознал: нас не волнует ни количество больших и малых притоков Ренны, ни высота пика Отваги, ни содержание серебра в руде, добываемой в Гримских рудниках. И перестал детально описывать то, что можно было нарисовать на карте.[23]

— Карта, так карта, — согласился проводник, бережно доставая искомую вещь из-за пазухи и разворачивая. — Вот оно, Пустоземье родное!

Северной его границей были Ведьмины горы, западной — море, на юге от него лежали степи, а на востоке находилось белое пятно с намалёванным посередине рогатым черепом.

— Троллевы земли, — меланхолично пояснил Идио. — Там, конечно, есть и горы, и реки, и поля, только ни один человек не протянул в тех краях достаточно долго, чтобы составить карту, а сами тролли землеописание за науку не считают.

— Уважаю, — одобрительно кивнула я.

— Та-ак, а вот наша дорога, — Саша зашуршал картой, — и ведёт прямо к Ведьминым горам… Холмы, реки, болото, реки, холмы… это что, деревни? Ура! Люди! Наконец-то цивилизация!

— Если под цивилизацией ты подразумеваешь клопов и крыс… — возразила я, чуть лучше брата представлявшая себе средневековую деревню.

— Никто не заставляет тебя там ночевать, — немедленно нашёлся Саня. — Идио, да оставь ты карту в покое! Как я могу хоть что-то прочитать, если ты всё время её дергаешь? Так… Г-га… х… ди, дю… о… не-на-ви-жу руны! Их специально выдумали, чтобы издеваться над бедными пришельцами!

— Но я-то научилась.

— Это не признак большого ума, — фыркнул брат, — а дурное влияние одного патлатого любителя поддельных ушей, который три месяца ездил тебе по мозгам Феанорами да Сауронами и таскал на тусовки к троллям, эльфам, хоббитам и прочим пациентам доктора Кащенко! Какое у него погоняло-то было? Доска гладильная?

— Галадиль, — поправила я, усилием воли проигнорировав «доску».

Эх, Вовчик, чудушко рыжее, Галадиль пресветлый… Неужели два года прошло?

Длинноволосый белокурый парень с легкой безуминкой в синих глазах, по которому сохли все мои подружки, неожиданно выделил меня из толпы и с упорством, достойным лучшего применения взялся приобщать к «волшебному миру сказок и легенд». Забрасывал фэнтезийной литературой, водил на встречи с братьями по разуму, дарил «амулеты» и бутыльки с «зельями»… и отодвигал подальше оружие после одного досадного инцидента с разбитой люстрой. А я читала книжечки и не понимала, зачем взрослому парню цеплять резиновые уши, мазать лицо гримом и, дико вопя, рубиться на саблях со столь же дико вопящими парнями и девушками. Саня пожимал плечами и повторял, что судьба моя такова, что клюют на меня только сильно бахнутые.

Вовчик долго не мог понять тщетности своих попыток, но наконец сдался и, с сожалением бросив: «Прости, Яна, но ты безнадёжна. Никакой фантазии!», отчалил на юга с прелестной эльфиечкой. А мне остались воспоминания, посох, переделанный из швабры, да гора книжек об эльфах.

В том числе и «Эльфийские тексты для начинающих».

— Ду… де… tarh laggen! Глаза сломать можно! — взорвался брат, в очередной раз потерпев поражение в битве с рунами. — Идио, прочитай, а?

— Гадюкино, — убитым голосом произнёс кудрявый.

— А это? — Саша указал на другую точку.

— Жабки. Ведьмин погост, — лицо Идио приобрело выражение приговорённого к повешению. Он побледнел и закусил губу, словно пытаясь не разреветься. — Только этой карте лет двести. Если где что и было, давно лопухом поросло.

— Э нет, ты плохо знаешь людей! — Саня наставительно поднял палец вверх. Неужели догадался? Непохоже. — Мы живём и выживаем даже там, где тараканы дохнут! Эй, Идио, а кто умер?

— Никто, — мрачно отвернулся тот. — Пока.

— Вот когда умрёт, тогда и будешь кукситься. Ну что, товарищи, кто-нибудь видит что-нибудь похожее на деревню? Я наблюдаю только знакомый пейзаж средней полосы России без малейших признаков народонаселения.

— А ты принюхайся, — посоветовала я. Брат послушно посопел. — Ну, чуешь?

— Да. Болото, — хмуро изрёк он.

— Дымом пахнет! А вон, видишь, у озера?.. Да нет, вряд ли. В общем, деревня там, поверь ведьмачьему глазу.

— Поверил один такой, — Саня отвернулся и заворчал себе под нос: — Где справедливость? Ей всё и сразу, а бедный чародей крутись без всякого апгрейда…

— Вам кажется. Это просто холмики, — в сторону заметил Идио.

— Как холмики, когда деревня?! — возмутилась я. — А ну за мной!

2. Марш-бросок.

Саня вылил воду из кроссовки и шлёпнул себя по шее, кровожадно расправляясь с комаром.

— И?

Русский язык богат, велик и могуч. Настолько богат, что практически к любому слову в нём можно с ходу подобрать десяток синонимов. Настолько велик, что лингвисты до сих пор не могут разобраться, какой вариант считать правильным, «творог» или «творог». Настолько могуч, что любую длинную фразу в нём можно запросто заменить одним словом.

«Как это?» — удивится наивный европеец. «Запросто», — ухмыльнётся представитель любого славянского народа и не замедлит с примерами. С какими — пусть каждый решает в меру своей испорченности. А моим любимым словом навсегда останется «и?», которым можно без потери смысла заменить не только «Что вы думаете, многоуважаемый коллега, по поводу этого редкого образца итальянской живописи эпохи раннего Возрождения?» и «Гдетышлялсявсюночьгадподонокмерзавецмамабылаправа!», но и всё то, что находится в диапазоне между ними.

В данном случае это означало «Куда ж ты, тропинка, меня завела?»

Тропинке ответить было нечего. Она уныло ковыряла землю ботинком.

— Ну-ну… — «А я отвечу — в болото! Где мокро, сыро и нету деревьев! Кое-кто поперся напрямик! Кой-кому выпендриться хотелось! Вот пусть теперь этот «кое-кто» и прыгает по кочкам!»

Я полюбовалась на ямку и принялась ковырять вторую.

— Молчишь? Вот и молчи! — многозначные слова кончились, осталось только возмущение. — Потому сейчас я прав! А раз я прав, все за мно-о-ой!.. — Я не успела его остановить. Кочка утонула, и брат по пояс провалился в болото. Выразительно помолчал, обдумывая, каким идиоматическим выражением можно выразить свои чувства, но так и не нашёл его. Полоснул меня бритвенно-острым взглядом. — Яна. Ни слова. Ни слова! Идио — веди.

Тот покорно кивнул, по-прежнему являя собой картину маслом «Вселенская скорбь» и шагнул вперед, палкой («Заметь, палкой, а не ногой, как некоторые… герои», — тут же заметил внутренний голос) прощупывая перед собой дорогу. Через каких-то десять минут мы уже стояли на краю болота. Великая вещь — чутьё…

«И здравый смысл, детка, и здравый смысл. Спросила бы Идио, зачем ему палка, и не пришлось бы изображать кролика, прыгая по кочкам. Или нашей Jae'naine обязательно нужно набить свои шишки? О командной игре мы не знаем? Ничего, я поясню, и фиг ты меня заткнёшь… Так вот, ты — ведьмачка. Учись быть ведьмачкой… как? А мне почём знать? А Идио пусть будет проводником, у него это гораздо лучше получается, парень-то ближе к дикой природе, чем вы, городские цветы. Так что прими ad notam, к сведению… Слушай, ты хоть латынь-то вообще учила? Два года в меде, год на юрфаке и по-прежнему не в зуб ногой?»

— Куда теперь? — страдальческим голосом спросил Идио, прерывая занудные нравоучения моего alter ego (утрись, я помню латынь!).

— Держи курс на холмики, — напомнила я, пытаясь очистить ботинки от болотной грязи и с сожалением убеждаясь, что она по всем свойствам идентична клею «Жидкие гвозди». — Думаю, через полчаса… — Справа что-то зашуршало. — Что такое?

— Змеи, наверное, — равнодушно обронил проводник, раздвигая палкой траву. — Не бойтесь, они вас не тронут, если их не задевать…

— Ты что несёшь, идиот? — сдавленным шепотом спросил Саня. — Прошлого раза мало?!

Я удивлённо обернулся. Отважная дри… ведьмачка стояла очень прямо, опустив руки и совершенно безумным взглядом обводя заросли высокой травы, и я с некоторым опозданием сообразил, что в тот раз, похоже, дело было вовсе не в количестве, а в самих мерзких извивающихся гадах…

Но слово не горобец, порхнёт — не словишь.

— Ну что же ты? — стараясь говорить спокойно и уверенно, позвал я. — Идём! А то до вечера никуда не доберёмся.

— Я никуда не пойду.

— Да что тут бояться-то? — удивился я. — Ты же ведьмачка, змеиные яды на тебя не действуют! Куснут разок, подумаешь…

Тирон застонал.

— Я сказала. Я. Никуда. Не пойду, — раздельно произнесла я. — Я просто не могу. Спасибо, но нет. Может, в другой раз и в другой жизни… но не сегодня.

— Хорошо, как хочешь, — поразительно легко согласился Саша. — Идио, дай мне, пожалуйста, свою палочку.

— Зачем тебе па… — Мне показалось, что в голове взорвалось солнце. Земля с небом попытались поменяться местами, и я потеряла своё бесценное, замутненное сознание.

— Вот так. И можешь не благодарить, сестрёнка, — заключил Тирон, опуская палку.

— Вы, правда, думаете, что она будет вам благодарна? — с сомнением произнес я.

— Нет. Скорее попытается прекратить мои жизненные функции путем сжатия шеи[24].

Сознание возвращалось медленно, рваными лоскутьями, и первое, что я ощутила, вынырнув из беспамятства, это мягкое покачивание, какое бывает, когда кто-то несет тебя на руках. Потом к покачиванию прибавилось ощущение жесткой подушки под левым ухом, и я поняла, что меня действительно кто-то несёт на руках, и что этот «кто-то» — Идио. У Сани для такого подвига силёнок бы не хватило.

Зато бить сестру по голове у него получалось замечательно.

«Ох, что я с тобой сделаю, брат! — мстительно подумала я. — Точнее сказать, что я с тобой не сделаю! Да чтоб тебя мантикора сожрала! Чтоб тебя дракон спалил, потоптав для начала! Чтоб тебя… Но удар был хороший. Сильный».

Голова гудела так, словно в ней с топотом носилось стадо бешеных носорогов, а на веках, кажется, лежали килограммовые гири. Я ещё раз помянула братика недобрым словом и, решив временно побыть самой тяжелобольной в мире, стала прислушиваться к своим ощущениям.

Ощущений было много. Солнечные лучи, скользящие по лицу. Шелест травы под чьими-то ногами. Жужжанье пчёл. Стрекот кузнечиков. Отдалённый плеск воды. И голоса.

— Ещё не пришла в себя? — это Саша. Голос звучит виновато. Так тебе.

Вздох.

— Нет, — это Идио. Милый мальчик. И несет меня бережно, как хрустальную вазу. — Вы слишком сильно ударили её по голове.

— Да… Ну ничего, у неё котелок крепкий, и не такое выдерживал. Тебе не тяжело?

Сань, с какой, интересно, стати ему должно быть тяжело? Он же сильный, как твой тёзка Карелин, троих таких как я поднимет и на край света отнесёт! Ты все-таки удручающе ненаблюдателен, братик.

Тяжелый вздох.

— Что вы, она легкая, как перышко. Одно слово, — очень тяжелый вздох, — дриада.

— Мой Гамлет, прочь отбрось ночную тьму и посмотри на Данию с любовью.

— Вы это о чём?

— О том же, о чём и ты.

— А я о чём?

— Вот и я об этом. Что случилось-то, а? Мы тебя обидели? Ты будто на эшафот топаешь.

— Вам кажется. Я в полном… — пауза, — порядке.

— Ну-ну… Ой. — Удивлённо. — Эй, смотри! — Восторженно. — Нет, ты смотри!

— Я и смотрю. — Уныло.

— Она была права! Там деревня!..

— Невероятно. Саша признал, что я права, — проворчала я вполголоса, титаническим усилием разлепила глаза и испытала небольшой шок при виде искренней тревоги и глубочайшего раскаяния на Сашином лице. — Спасибо, Идио, можешь отпускать.

— Уверена? — с сомнением спросил он. — А голова не болит?

— Хоть сейчас на неё встану, — заверила я. — Отпусти. Только не бросай.

Он осторожно поставил меня на ноги и я, придерживаясь за его плечо, развернулась к брату. Медленно, потому что у меня все еще было ощущение, что если двигаться резко, то голова свалится с плеч.

— Ну, Саша…

— Что? Что Саша? — вдруг взъерепенился он. — Разве это Саша заявил, что с места не сдвинется? Саша чуть не учинил постыдную истерику? Или это Саша…

— Спасибо.

— Я… э-э-э… — растерялся он.

— Но при всём моём расположении… Не смей бить меня по голове, червяк! Пальцы переломаю! И кстати, — я с усилием сфокусировала взгляд и дала ему щелбан, — ты проиграл. Деревня! — я, не глядя, ткнула пальцем.

— Не припомню, чтобы мы спорили, — проворчал он, потирая лоб. — И она в другой стороне, кстати.

— О! — я оглянулась.

Вокруг раскинулся огромный луг, поросший ромашкой, клевером и желтыми цветочками, названия которых я не знала. Кое-где из цветущего разнотравья выглядывали маленькие холмики и торчали каменные плиты, испещренные непонятными надписями, между ними вилась узенькая, но вполне различимая тропинка, а за лугом, на пригорке над озером, стояла та самая деревушка с не слишком благозвучным для моего слуха названием — Гадюкино.

— Ян, ты точно в порядке? Не тошнит? В глазах не двоится? В ушах не звенит? — с подозрением уточнил брат. Меня всё ещё пошатывало, но головная боль схлынула, и, запинав мысль о мести как недостойную, я пожала плечами. — Да? Чудно.

Он сунул мне мешок, схватил за руку и энергично потащил вперёд.

— Сашка, совсем что ли?!

— Окончательно и бесповоротно, — подтвердил он, волоча меня за собой. — Хочу к людям, хочу в баню, хочу суп, кашу, а к ним много-много хлеба. И пива.

— Да вы, гражданин, алкоголик! — возмутилась я, хотя с пунктами со второго по пятый была полностью согласна. — И к тому же забыли, что у нас ни копейки.

— У Идио есть, — отмахнулся он. — У него всё есть.

— А ты его спрашивал?

— Сейчас спрошу. Идио… — Саша повернул голову направо. — Идио? — Он повернул голову налево. — А где он?

Идио всё ещё стоял на месте и, опустив голову, рассматривал грязь на своих сапогах так, словно ничего интереснее в жизни не видел.

— Так. Приехали, — пробормотала я и потащила Сашу обратно. — Ну сейчас я ему покажу вздохи, слезы и старые карты…

А ещё судьба любит стоять за спиной, чтобы злорадно похлопать тебя по плечу в самый неподходящий момент. Я знал, что не смогу скрывать свой секрет вечно, но сам признаться не мог. Боялся. Боялся посмотреть им в глаза и увидеть там презрение и ненависть.

«Когда-нибудь я им скажу, — обещал себе я. — Когда-нибудь, но не сейчас. Хранителям нужен проводник. Болтливый и трусоватый, помешанный на книгах мальчишка, а не…»

Даже в мыслях я не мог произнести этого слова.

— …оборотень? — я присела на ближайший холмик. — Природный оборотень, ипостась — лесной волк, нецикличный, насколько я понимаю…

— И давно ты знаешь?! — Сашина челюсть неэстетично отвисла, а брови поставили рекорд по подъёму вверх.

— Со вчерашнего дня.

— Почему же мне не сказала?

— Думала, ты уже догадался и молчишь из вредности.

— Представь себе, нет! — язвительно сообщил брат. — Да и как мне такое могло в голову прийти? Оборотень! Ликантроп, вервольф, перевёртыш… да, это все объясняет. Но если ты оборотень, почему серебро на тебя не действует, а на вурдалаков — да и даже очень? Срок жизни, понятное дело, увеличен… а какова скорость регенерации? Ты можешь восстанавливать утерянные части тела? Укус оборотня заразен? Ты сохраняешь разум человека в волчьей форме? Превращаешься в одежде или без? Можешь трансформироваться частично? Смена фаз луны как-нибудь на тебя влияет? Эй, что молчишь как пришибленный?

«…Джабос, где наш сын? Я тебя спрашиваю, ГДЕ НАШ СЫН?! Ах, ты не знаешь? Тогда я тебе скажу: он опять в зале Славы! Опять стоит и смотрит на эту проклятую картину! На твоего достославного предка, чтоб ему навозным жуком переродиться! Почему ты не сжёг её давным-давно?

Жалко? Ему, видите ли, жалко тряпку раскрашенную! А сына тебе не жалко? Отец называется! Не видишь, что с малышом творится? Ему уже пятнадцать зим, а он ни разу со стаей не бегал, паршивого человечишку задрать боится, сидит, обложившись книжками… зачем вообще было учить мальчика читать? Или ночи напролёт смотрит на эту мазню…хорошо, пусть бесценную, но всё равно мазню… кисти самого… КОГО?! Торро Хелависского? Что ж, у мальчика хотя бы есть вкус. Мэтр Торро! Десять тысяч золотых, не меньше! Ланка Озерянская от зависти удавится…

А ну назад! Назад, я кому сказала! Сейчас же пойдешь к сыну и… Почему ты? А, в самом деле, почему? Ты свою работу сделал, род славный продолжил, теперь пусть мать растит, воспитывает, заботится, чтобы малыш, не дай Тень, к людям не переметнулся, волхвом не сделался, чтоб не подцепил где-нибудь Хранителя… ну, что зубы скалишь?! Забыл, как дядюшка твой из дома сбежал, и как от подвигов его вся земля стонала? Если сейчас упустим мальчика, пойдёт он по той же дорожке, что и тот отщепенец, устои семьи поправший, гнилой сучок на нашем древе, Фингал, будьонпроклятвовекивеков!..

Нет, не «может»! Нет, не «обойдётся»! Иди, я сказала! И пока Идио не возьмётся за ум, ты — да-да, ты! — спать будешь на полу!

О Мать Тьма, я вышла замуж за дебила…»

Бедная мама. Будь ты жива, может, и сложилось бы всё по-другому. Но уже полсотни лет, как тебя не стало, и все эти полсотни лет иначе, как тварью неблагодарной, гнилым суком на фамильном древе и — не забыть бы — отщепенцем, устои семьи попирающим, меня не называли. И я постарался не разочаровывать родичей, сменив веру и отказавшись бегать со стаей и нападать на людей.

А прадедушка Фингал, чей портрет до сих пор висит в зале Славы, говорят, был похож на меня. Такой же тупой (читай «отважный»), мерзкий (добрый) и трусливый (благородный) предатель (герой). А ещё он был спутником Хранителей. В общем, таким предком мог гордиться только я.

И я гордился. А ещё мечтал когда-нибудь обрести таких же друзей, обойти с ними полмира и совершить великие подвиги. Эти мечты и дедовский дневник — единственное, что скрашивало мне безрадостные серые дни в отцовском замке и помогало сносить насмешки и упрёки родичей. К ста годам они меня уже порядком забодали, а Та-Самая, приглядевшись, стала настойчиво советовать отцу меня зомбировать. Так бы и кончилась, не начавшись, история Идио Де Вила, если бы в пустую голову папки не забрела случайно мысль заняться магией.

Что было дальше — знаете. Я встретил Хранителей и был готов в лепешку расшибиться, голову отдать, только бы пойти с ними. «Зачем нам две головы?» — удивились они и взяли меня просто так. Странные люди, эти Хранители… Одна упрямо твердит, что не дриада, но «слышит» лес, а её волосы похожи на лепестки фиалок, другой не может сложить «альт» и «даро», но творит магию высшего порядка, а его проклятья неизменно исполняются.

А ещё они спасают валькирий, дают пинка стихийным воплощениям, грубят богам, швыряют камни в их посланцев… И сидят на могильных холмиках.

— Идио! — взвизгнула я, подскочив, как вампир, ошпаренный ведром святой воды. — Предупреждать же надо!

— А что такого? — искренне удивился Саша. — Ну могильный холмик, ну и что? Удобный ведь! А мёртвым всё равно, они не будут в обиде, если мы немножко здесь посидим.

— Вы правы, — закивал Идио, переводя изумленный и немного растерянный взгляд с брата на меня и с меня на брата. — Холмик удобный, и змей здесь нет… ну, разве что…

— Если жизнь дорога, не заканчивай эту фразу, — сурово предупредила я. — Саня встань так, чтобы я тебя видела.

— А что я? Я… я ничего и вообще… самый заботливый брат в целом мире… — он спрятал палку за спину. — Кстати, мы дальше идём или прямо здесь заночуем?

— Конечно, идём, — кивнула я, поправляя вещмешок. — Меня тоже что-то в цивилизацию тянет со страшной силой, наверное, последствия удара по голове. Идио, вопрос на повестке дня прежний: у тебя есть деньги?

— Есть… — прошептал оборотень. — А… как же я?

— Ты с нами! — уверенно сказала я. — И не бойся ты собак, всё это сказки, что они все за версту оборотней чуют. Во-первых, не за версту, а за две, во-вторых, не все, а только варрканские волкодавы, а здесь нам грозят разве что двортерьеры.

— Вы не поняли! Я же вам лгал… ну, то есть недоговаривал…

— И весьма талантливо, надо признать, — добавил Саша.

— Вот! Вы мне верили, а я… — Идио поник, как надломленный нарцисс. — Говорил, что друг, а сам… Я же вас предал! Предал!!!

— Надрыва побольше, — заметила я.

— Что?

— Надрыва в голосе побольше…

— …и будет то, что надо, — ласково заметил братик. — Ты же хотел исполнить партию оборотня из оперы «Простите меня, люди», я правильно понял? Мы тебе поможем. Мы…

— …не сердимся. Это раз, — подхватила я. — И…

— …прощаем тебя. Это два. Но не думай, что это даёт тебе право и в дальнейшем лгать…

— …заливать…

— …сочинять…

— …и говорить неправду. А если всё-таки врёшь, то изволь не попадаться! В противном случае…

— Наша месть будет страшна! — хором закончили мы. — Всё ясно?

Идио пристально посмотрел на нас и встал на колени.

— С вами — до конца, — чётко произнёс он, прижимая скрещенные ладони к груди. — Ваши дороги — мои дороги. Ваши враги — мои обеды. — Он поднялся. — Значит, так: не креститься, чёрта не поминать, и вообще, побольше молчать. Дженайна, на солнце не смотри, у тебя глаза желтеют и зрачки вытягиваются. Думаю, с небольшой натяжкой нас можно принять за наёмников из южных земель… Тирон, дайте плащ.

— Не понял? — не понял братец.

— Ведьмы. Костры. Лиловые волосы. Зачем нам жареная Дженайна?

3. Рекогносцировка.

Деревня Гадюкино ничем не отличалась от великого множества деревенек, сел и посёлков, разбросанных по бескрайним просторам нашей родины. Те же немощёные улицы, после дождя превращавшиеся в непролазное болото, деревянные дома вперемешку с садами и огородами, божий храм (с кругом вместо креста на крыше), пара магазинов, именуемых лавками, базарная площадь и кафе, которое здесь называли трактиром. Только вдоль улиц не стояли столбы с обвисшими проводами, над крышами домов не торчали стояки телевизионных антенн, и транспортные средства здесь пили воду, а не бензин. Тихое захолустье, где жизнь течет медленно и размеренно, где день ото дня, год от года ничего не меняется…

Но при виде того, что творилось в этой деревушке, на ум невольно приходила фраза мучителя не одного поколения школьников, гения русской литературы Льва Николаевича Толстого: «Всё смешалось в доме Облонских».

Все смешалось в деревне Гадюкино. Собаки лаяли, кошки мяукали, лошади ржали, гуси гоготали. Народонаселение с вытаращенными глазами бегало по улицам, вопило и грохотало всем, чем можно грохотать, от чайника до тачки.

— А-а-а? — Идио проводил ошалевшим взглядом растрепанного, потного мужика, с каким-то садистским удовольствием громыхавшего тачкой. — Какие вы, люди… странные.

— Мы странные, — быстро поправила я. Звезда нервно завибрировала.

— Однако, чем дальше в лес, тем толще партизаны, — озираясь, по сторонам, заметил Саша. — Что тут вообще творится? Дурдом на выезде? Вампира ловят?

— Ловят, — согласилась я. — Может статься, что и вампира. Только орут все почему-то по-разному. Кто «Жги вупыра!», кто «Колдуна хватай, колдуна!», кто «Вон он, убивец, туды побёг!»… Предлагаю добыть у местных жителей тактическую информацию. — Перехватив недоуменные взгляды, пояснила: — Спросим у бабулек, что тут творится.

Чуть дальше по улице у веселенького зеленого заборчика стояла удобная скамейка, где рядком расположились пять корреспонденток информационной службы «Одна бабка сказала». Они лузгали семечки и увлеченно перемывали кости какой-то Митрашке с Кривой улицы, с любопытством поглядывая на нас.

— Доброе утро, бабулечки! — громко сказала я, подходя ближе.

— Утро доброе, — откликнулись они, уже в открытую прожигая нас взглядами. Идио беспокойно заерзал и скрылся за моей спиной.

— Бабулечки-красотулечки! — умильно улыбаясь и наивно хлопая глазами, брат выдвинулся вперёд. — Как живёте-поживаете? Добра ли наживаете?

«Откуда, интересно, у него такое знание русского фольклора?» — подумала я.

— Игра. Не мешай, — процедил он, улыбаясь ещё шире.

— Ничего живём, хлеб-соль жуём, — ответно расплылись в улыбках бабульки.

— Желаем и далее жить-не тужить, не болеть, не чихать, — Саня поясно поклонился бабкам. У меня невольно стали возникать сомнения в его душевном здравии. — А мы вот люди нездешние, мимохожие, мимоезжие, идём, гуляем да ничего не понимаем. Что деется-то у вас, бабулечки?

— Разное, милок, разное! — наперебой заговорили бабки. — Всего-то и не упомнишь, но вот есть у нас…

И полноводная река деревенских сплетен захлестнула нас с головой. Нам с жаром поведали о тетке Рашке, что тачает сапоги из кожи змеиной, и о Кутьке Ломайке, что смастерил в сарае «корапь летучий» из бычьих пузырей и корзины, о Тырке-пьянице, который бьет свою жену, но это ему, гнилозубу, даром не прошло — давеча упал, да обе руки сломал, и о том, кого и куда водил корчмарь, покуда его благоверная у Ловки-процентщицы на посиделках была. Герка Рябой, упившись первача, шатался по деревне и орал срамные частушки, Дунька-с-Кручи после полуночи гнала самогон в своем подвале и спаивала котов валерьянкой, а Жирик Косой траву дурманную сажал на дальнем огороде, что за оврагом и речкой меж двух холмов у кривой березы.

Через пять минут Саша таращился на старушек, как хоббит на Кольценосцев, а глаза Идио напоминали тарелки. Я счастливо улыбалась бабулькам и думала о том, насколько скучнее стала бы жизнь без их всевидящих глаз, чутких ушей и болтливых языков.

— А с утречка, значицца, все вупыра лювють! — подвела итог самая бойкая бабка.

— Убивца кровопийного! — подхватила другая, вылитая нянюшка Ягг, кругленькая, с лицом, похожим на печеное яблоко и одним-единственным зубом. — Он кровю сосал, девок портил, скот морил, ужасть шо творил!

— Да к Митрашке, дочке Гарькиной шастал, — добавила третья. — Любовь у их, чуфство како-то!

— Девку в жены себе просил, ишь, что удумал, кровопивец треклятый! — взвизгнула четвёртая бабка. — Гарька и покликал Клешней блескучих… ведьмов, навроде тебя, — бабка кивнула мне, — чтоб, значицца, вупыра сыскать, изловить да прихлопнуть!

«Кого позвал? — проснулся внутренний голос. — Ведьмаков? Да ещё нескольких? Чтоб жалкого упыришку поймать? Гонят бабульки!»

— Ой, чё было-то! Они саблями вжжжжиххх, а он — гы-гы! — разошлась бабка — Быдыщщщщ! Двух…

— Трёх… — возразила «нянюшка».

— Двух!

— Трёх!

— …пятерню ведьмов пришиб и сбёг! А куды сбёг, куды драпнул, про то тёмна ночка знает, а боле нихто. Ведьмы таперча рыщут, ищут — да усё без толку…

— Дык, мы на чё? — притормозил рядом детинушка дуболомного вида с кастрюлей на голове и молотком, которым он по этой кастрюле бухал. «Эх, не оскудела богатырями земля Пустоземская!» — уважительно произнес внутренний голос. — Подмогнём, стал-быть! Хучь вупыр, хучь вомпэр, всё одно — сыщем, издырявим осинкой, да запалим! — Он оглядел нас и почесал пузо. На лице отразилась напряжённая работа мысли. — Вы сами-то хто такие? А?

— Пфол вон! — пятая, самая дряхлая бабка двинула его костылем по спине. Парень, взвыв от боли, умчался, а старуха подмигнула нам. Её бесцветные глазки были похожи на буравчики. — Да и вы, детуфки, идить-ка подаффэ, тевее будете. Огню-та беф вафнифы, он ффех фгёт, и вюдёф, и невюдёф… и тявовников тофэ…

«Ну что, замаскировались? — насмешливо поинтересовался внутренний голос. — Бабки вас секунды за три раскололи».

— А какого чёр… — возмущенно начала я, но ребята вдруг вцепились в меня в четыре руки и дружно потащили в сторону. — Вы что? Пустите!

— Ян, на два тона ниже, — сквозь зубы попросил братик.

— Что?! А ты бабулек слыхал? На бедного парня спустили всех собак, упырем обозвали и вдобавок каких-то склизких гадов натравили!

— Нет, ты слыхал, Идио? Какие-то склизкие гады присвоили себе наше имя!

— Вы слыхали? — пролепетал Идио. — Серебряная Длань! Бежать надо!!

Что бы ни говорили, и ни писали заплесневелые стариканы в академиях Морадина, мы уважали ведьмаков. Мастер своего дела всегда внушает уважение, даже если стоит на другой стороне, а они были мастерами. И когда «созданиям Хаоса», как любят именовать нас смертные, требовалась защита (гарпиям и стрыгам, знаете ли, всё равно кого жрать) звали именно их и никогда об этом не жалели. А потом…

Когда Дженайна поведала легенду о ведьмаке и Предназначении, меня чуть удар не хватил: таких совпадений не бывает! Как, откуда тот сказитель мог знать нашу историю? Ведь разные времена, разные миры…

«Миры-то разные, — помню, ответила она. — Люди везде одинаковые».

О гнусном пасквиле, именуемом «Монструм», я не слышал, но мама рассказывала о том, как почти двести лет назад волхвы вдруг ни с того ни с сего ополчились на ведьмаков и, заклеймив их «тварями премерзкими, коих истреблять надобно, где не взвидишь», призвали свою паству свершить суд праведный и избавить землю от нелюдей не-мёртвых. Злая ирония, если учесть, что почти все ведьмаки были людьми.

И пошло-поехало…

Безумие накрыло людские земли. Банды наёмников, пышно названные Святыми Орденами с благословения Высших Волхвов и под девизом «Хороший нелюдь — мёртвый нелюдь» развернули Охоту на ведьмаков. Она стала началом Войны Крови. Бойней назвали её эльфы. Люди сцепились со всем, с кем только могли сцепиться…

И проиграли, конечно.

Хотя, пожалуй, проиграли все. Ведьмаки сгинули в кровавом безумии Бойни, а твари, коих некому стало истреблять, расплодились до безобразия. Вот тогда-то остатки Святых Орденов, назвавшись ведьмаками, «во искупление» взялись за их работу… и среди «чудовищ» словно ненароком оказались вампиры и оборотни.

Вот так. Всё хорошо, и все довольны, а чтобы зашибить деньгу не нужно больше шариться по болотам, жальникам и склепам…какой, однако у моих Хранителей, слог заразный. Ну и Творец с ним.

Так что, дорогой читатель, окажись мы у них в руках, сожгли бы всех. Меня — за то, что оборотень (о, не сомневайся, эти-то распознали бы). Тирона — за то, что колдун (нелюбовь у волхвов с магами давняя и взаимная). Дженайну — за лиловые волосы (Не такая? Значит, ведьма!). И — вдумайся в эти слова — Совершенно Бесплатно. Орден Серебряной Длани (в просторечии Клешни Блескучей) из всех Орденов был… да и остаётся, эту заразу так просто не истребишь, самым ревностным в вопросах веры и чистоты крови. Посему трудились Среброрукие не за деньги, а за (автор пускает скупую слезу) за идею.

Самым мудрым для нас было поскорее уносить ноги, пока неприятности нас не нашли…

Но Дженайна нашла их раньше.

4. Объект в поле зрения.

Бежать я отказалась сразу и наотрез.

— Да сколько можно! — возмущалась я шепотом. — Мы только и делаем, что бегаем, почему в кои то веки нельзя просто уйти? К тому же, если будем идти, то привлечем к себе меньше внимания… — я посмотрела на дрожащего Идио. — Ладно, согласна, уходить надо быстро. Еду купим и пойдем, а селяне пусть ловят, кого хотят, хоть упыря, хоть вампира. Где тут универсам?

— Лавка-то? — непонятно чему обрадовался Идио. — Не знаю, но узнаю! Сейчас же!

— Давай, — благосклонно кивнула я. Идио почти бегом кинулся обратно к бабулькам — адрес спрашивать, Саша потрусил следом, а я спокойно направилась к ближайшему переулку. — Летите, голуби, летите… а я погуляю пока… надо же посмотреть, что за ведьмаки здесь обитают?

«Плохая идея, Яна, — испуганно пробормотал внутренний голос. — Ой, плохая!»

«А, заткнись!»

Я немного побродила по деревне, глазея на пробегающих селян и про себя удивляясь их бьющей через край энергии, сорвала недозрелое яблочко в чьем-то саду, с удовольствием хрустя им, свернула в какой-то безымянный проулок… и Звезда легонько вздрогнула.

— Совсем другое дело! — оживилась я, вгрызаясь в яблоко. — Значит, эти ведьмаки по садам шастают, яблочки наливные обтрясают, пока хозяев дома нет? Ату их, ату!

По обе стороны проулка тянулись заборы. Самые разные — обветшавшие и новёхонькие, кое-как сляпанные, покосившиеся и высокие, глухие — точь-в-точь как у «новых русских», надежно прятавшие и дом, и двор. Пару раз в заборах попадались калитки, но медальон дрожал, не переставая, и я шла дальше.

— Да не бесись ты так, рубашку порвёшь, — урезонивала я беспокойный амулет. — Я понимаю, там опасно… ого, даже так? Да ладно тебе, я ни во что ввязываться не буду, только посмотрю одним глазком… ну, хорошо, двумя… а когда мы на четвёртый уровень опасности перескочили?

Звезда уже не дрожала, а безостановочно тряслась, едва не обрывая шнурок. Так она вела себя перед тем, как мы повстречали вурдалаков, и позже, когда решили поплавать в озере, кишащем тхушами. Почти на месте, заключила я, остановившись перед высоченным зеленым забором с заманчиво приоткрытой калиткой. Внимательно прислушалась и решительно толкнула дверцу, игнорируя истеричные вопли внутреннего голоса о дурной голове, которая ногам покоя не дает и о том, что в прошлой жизни меня звали Варварой.

Звезда трепыхнулась, как пойманный воробей, и затихла.

Скрипнув, отворилась калитка, и ничего не случилось. Я осторожно вошла. Чистый, ухоженный двор, цветочки цветут, куры в пыли копаются, кот спит на крыльце… Симпатичный домик, только немного глаз режет сочетание зеленых стен с желтой крышей и оранжевыми ставнями.

И ни души.

Я огляделась — немного растерянно (обломали деточку) и облегченно (ну и слава Богу), повернулась к калитке и…

Пёс вырос словно из-под земли. Лохматый, чёрный, вроде волкодав, но раза в два больше, с добрыми карими глазами. С любопытством посмотрел на меня и нарочито зевнул. Глаза его мне понравились, а зубы — не очень.

— Э-э-э… — выдавила я, понимая, что бежать некуда. Пёс понимающе ухмыльнулся. — Не подскажете, как пройти в библиотеку?

Пёс подошел, обнюхал меня (сердце ухнуло в пятки), вздохнул и вдруг потерся лохматой головой о мою ногу. Я, холодея от собственной храбрости, опустила руку (опускать почти не пришлось) и погладила его по голове. Горячий язык лизнул мою ладонь, пушистый хвост скупо качнулся туда-сюда, и сторож неторопливо направился к своей будке, которую я сперва приняла за маленький сарайчик. На полпути он оглянулся и явственно хмыкнул, давая понять, что на ведьмаков он не разменивается и как объект лая, гона и куса я интереса не представляю.

«М-да, этот пёс что-то с чем-то… — непривычно тихо проговорил внутренний голос. — Слушай, а пойдём отсюда? Тебя брат, наверное, уже ищет, волнуется, думает, где сестрёнка, что с ней… А думающий чародей — когда это хорошо кончалось?»

Я не успела ответить. Раздался стон, что-то зашуршало, заскрипело, и с крыши прямо мне под ноги рухнул человек.

Черноволосый, бледный как смерть парень в изодранной одежде, заскрёб пальцами по земле, силясь подняться, и новый стон вырвался из его груди. В нём торчало не меньше дюжины коротких арбалетных стрел, вся рубашка пропиталась кровью. Он приподнял голову, посмотрел на меня, попытался что-то сказать и снова потерял сознание.

Злость накатила душной волной. Ужас, летящий на крыльях ночи. Упырь кровожадный, здыхлик невмеручий, отродье тьмы, нежить не-мертвая… А как же следовало называть шакалов, которые напали на него скопом и травили, как дикого зверя? Стреляли, веселясь, спорили, долго ли протянет упырёк… а, упустив, злились: какая несознательная жертва попалась! Удрал, сволочь — и ни тебе калёного железа, ни костерка во славу богов…

— Гады. Гады, ГАДЫ!!! — не сдержавшись, выкрикнула я. И страх исчез, словно кто-то стёр его ластиком. Нервы — их никогда не было. Впервые в жизни я твердо знала, что делать. Помочь. Защитить наше честное имя. Решительно и бесповоротно.

«Лечиться, лечиться надо!» — горестно простонал внутренний голос.

Я решительно сбросила мешок и присела на корточки рядом с раненым. Он дышал хрипло, надсадно, похоже, было задето лёгкое, но сердце билось ровно. От стрел шёл противный запах гниющего сена и поднимался едва заметный прозрачный дымок. Меня передёрнуло, в дальнем чуланчике мозга трепыхнулась мысль о какой-то жгучей травке с непроизносимым названием, но сгинула, так и не дойдя до сознания.

— Боже, пусть мне повезет, и наконечник будет не двузубый! — выдохнула я, ухватилась за стрелу покрепче и… — У-у-у, ёж твою медь! Ббыр ёкк тхураз![25] — отчаянно затрясла рукой. На ладони мгновенно проступили волдыри как после ожогов крапивы. — Feora viedzmenaria, ведьмин цвет, блииин! Вот сволочи! Кзор тсунна жбыдыхре![26] Шбыж д'ахут!

— Здесь она! — донеслось от калитки. — Ещё и ругается!

Я обернулась. Слегка запыхавшиеся[27] Идио и Саша смотрели на меня, и их взгляды были похожи на острые осиновые колья. А вещмешки успели изрядно потяжелеть.

— Вы все так быстро купили? — слегка удивилась я.

— Мы… да, — процедил брат. — Бабульки были очень добры. Объяснили, что в лавке продуктами не торгуют, и сами всё прине… — Он наконец заметил тело и изумленно моргнул. — А что это ты здесь делаешь?

— Для тех, кто в танке: выдергиваю стрелы, — хмуро произнесла я, нянча обожженную ладонь. Послышалось ворчание, и из конуры показалась сначала добродушная морда, а потом и сам громадный черный пёс. — Пёсик, место!

Волкодав приветливо, во все сорок два зуба, улыбнулся гостям. Гости его радушия не оценили. Саша с воплем: «Не ешь меня, я невкусный!» — упал на землю, прикинувшись мертвым, Идио, что-то нечленораздельно хрипя, расплющился по забору.

— Фас… то есть, фу, плохая собака, нельзя! — скомандовала я. — Иди в Альпы, лыжников спасай.

Пёс громко фыркнул, словно говоря: как знаешь, по мне — лучше съесть! — но послушно скрылся в конуре. Идио рухнул носом в хозяйские маргаритки. Я натянула рукава рубашки на ладони и взялась за стрелу. Та поддалась на удивление легко. Вторая, третья…

— В этот раз вы слишком сильно ударили её по голове, — пробормотал оборотень.

— Ви-и-ижу… — Саша встал и, мрачно глядя на меня, упер руки в боки. — Деменция прогрессирует, Ян? Или это врождённое слабоумие?

— Ты чего, Сань? — я, прикусив губу, уставилась на раны, которые уже прекратили кровоточить и закрывались буквально на глазах. Похоже, не так неправы были бабульки… но какое это имело значение? Да никакого.

— Я — чего? Я?! — брат аж задохнулся от возмущения. — «Спасём упырика», вот чего! А это не лекция и не семинар по этике! Здесь двойку не поставят, здесь убьют!!!

— Разорвут! — согласно взбеленился Идио. — Или…

5. Мозговой штурм.

— Сожгут, знаю. — Её глаза блеснули сталью.

Этого взгляда я боялся с первой нашей встречи. Она посмотрела так на папку, прежде чем ударить его ведром по голове. И на упырей… И на меня… У меня потом до вечера мурашки бегали как угорелые.

— Ян, мне кажется, мы достойны большего, чем безымянная братская могила на краю Дикого леса, — Тирон был сильнее меня. От этого взгляда он всего лишь отступил на шаг. — Пошли отсюда.

— Нет, — просто ответила ведьмачка.

— А если… — заикнулся я.

— Тогда я сначала ударю тебя, — она ткнула в меня пальцем, — а потом тебя, — она кивнула брату, — и все сделаю сама.

Она не угрожала. Она на самом деле собиралась так поступить — потому что была Воином. «А воин всегда отвечает за свои слова», — писал дедушка… Я вспомнил, как славно было проводить вечера с его книжкой у камина, и на глаза навернулись слёзы. Глупый, глупый оборотень! Ну чего тебе дома не сиделось?

— Знаешь, ты мне больше нравилась, когда была трусихой, — пробормотал Тирон.

— Прости. Так надо.

— Но ты же не умеешь драться!

— Я просто никогда не пробовала. В конце концов, кто из нас ведьмак?

— Я! — я ткнула себя в грудь. «Ты совсем спятила», — одними губами сказал Саша. — И я знаю, что делаю! Мы спасём парня.

— Мы все умрё-ё-ё-ём! — горестно взвыл Идио.

— Не паниковать! — строго приказала я. Идио хотелось паниковать ещё, но Саша быстренько зажал ему рот.

— Он всё понял и заткнулся. Но я не понял!!! — рявкнул брат. На мгновение прикрыл глаза и глубоко вздохнул. — Тихо, спокойно… Ян, остановись на минутку и подумай. Нас — мало. Их — много. Он нам — никто. Это просто глупо!.. Rhist an Dereorth, я говорю как ты, — он побледнел. — Но это же я не думаю! Я вечно во всё влипаю! Я — импульсивный, неуравновешенный паразит, а ты — будущее нашей семьи! Где твой здравый смысл?!

— Он подсказывает, что в данном конкретном случае долгие размышления будут только во вред. Меньше слов — больше дела. Саша. Братик.

— Сгинуть из-за какого-то упыря?! — вырвался Идио. Его заткнули вторично.

— Да какой из него, к вурдалакам волколачьим, упырь? — раздраженно возразил Саша. — Ежу ясно, парня просто…

— Что??? — я не поверила своим ушам.

— Ты не думай, я… э-э-э… я чисто из любви к истине… Х-холера ясная!

Вот они — Хранители во всей своей красе. Их не заставишь поверить на слово. Прежде они повертят слово так и сяк, постучат по нему, разберут, соберут, подумают и тогда только решат, но когда решат — ничто не собьет их с толку.

— Ян, чтоб тебя подняло и опрокинуло! — скрипнул зубами брат и тут же деловито поинтересовался: — Выбираться как будем? Предлагаю: на плечи парня и огородами.

— Тут-то нас и возьмут! Тёпленькими! — возмущенно не смирился Идио.

— Другие идеи есть?

— Есть, — энергично кивнул оборотень. — Вампира — людям, ноги в ру…

— Нашё-о-ол! Эй, лю-ю-юди, сюда-а-а! — радостно завопил кто-то. Мы обернулись — у калитки стоял знакомый дуболом, долбя молотком по кастрюле. Идио, найдя, наконец, на ком сорвать злость, плотоядно облизнулся.

— Вот это да, — процедил он, хищно скалясь. «А неслабые у него клыки…» — мелькнула мысль. — Жратва, да со своей кастрюлей!

— А-а-а-а! — заверещал баклан, шарахаясь прочь. — Лю-юди! Сюда-а-а! Вупы-ы-ыр!!!

— Как будто из дома не уходил! — пожаловался Идио, захлопывая калитку. — Сейчас вот дверь ломать начнут… — калитка загудела под ударами. «Оперативно», — отметила я, потирая зудящие ладошки.

Бух! Бух! Бу-бу-бух!.. Кулаки. Бууух! Буууух!.. Плечо. Бэм! Бэм!.. Нога. Сломанная. Быдыщь! Быдыщь!! БЫДЫЩЬ!!! А вот это уже бревно.

— Точно. Бревно, — подтвердил Саша. Его глаза странно серебрились. — Чего? А, это? Заклинание Ясного Взора, Огонёк научил… Ого, Ян, это у тебя стринги?

— Почему, почему Хранители постоянно сидят в осаде? — простонал оборотень.

— Работа такая, — я показала брату кулак. — Но ты не бойся! Сейчас мы…

— Не надо взрывать! — взмолился Идио. Мы переглянулись.

— Нечего…

Шум за забором усиливался — отзывчивый деревенский люд стекался к нам со всех концов села. Через пять минут переулок напоминал вагон метро в час пик. Основная масса народа стояла и лузгала семечки, держа под рукой вилы, косы и топоры, десяток голосов слаженно тянул молитву, то и дело с чувством призывая «живьем брать демонов!», кучка энтузиастов с боевыми воплями штурмовала глухой двухметровый забор с колючей (нет, правда) проволокой по верху и железной калиткой, прочностью не уступавший Великой Китайской стене. Так что время у нас пока было, но только пока. В любой толпе всегда найдётся умник, который крикнет: «А ну, православные, разом навались!», и заскучавший народ разнесет забор даже не по бревнышку — по щепочке. А потом — искаженные злобой лица, поднятые дубины и… Пусть остальное дорисует воображение.

— Выход один — он же вход, — я переключилась на дела насущные. — Чтобы выйти, нужен отвлекающий маневр. Идио, у тебя в карманах ничего не завалялось?

— Есть идея, — подумав, сообщил брат.

— А как же! — Идио порылся в шмотнике и вытащил две шашки. На одной ещё сохранилась надпись Made in USA. — Так… вот это — дым. А вот это… да, сернистый алкалоид, соединённый с химически активным веществом.

— Переведи.

— Бомба-вонючка.

— Сойдет. Саша…

— Я! — радостно воскликнул братец.

— Подожди в сторонке, пока мы с Идио…

— Откуда такое недоверие к Посвященным?! — возмутился Саша.

— Ты имел в виду себя, пироман-недоучка? А как же огненный шар в кусты? И молния в клён?

— Но на сей раз это всего-навсего…

— …телепорт, — возразил он. — Чудное заклятье, раз, два — и в дамки.

Да, на первый взгляд Тирон казался совершенно безобидным, но ведь он был родным братом Дженайны! Никто не верил, что эта тоненькая хрупкая дриада способна одолеть тролля, пока она не швырнула его через весь трактир как теннисный мячик[28]. А Тирон на моих глазах с лёгкостью разнёс лабораторию отца, накрытую тремя слоями магической защиты, и из четырёх стихий без колебаний выбрал огненную, маги которой славились умением взрывать, поджигать и крушить. Но никак не перемещаться.

В книгах по истории ведовства за словами «огнемаг», и «перемещение» обычно следовали такие фразы, как «огненный шторм затопил землю», «оставил обугленную массу костей и плоти», «облако, похожее на гриб, видели многие» и «никто не уцелел».

Именно эти фразы, дорогой читатель, я и вспомнил, услышав слово «телепорт».

— Я надеюсь, не понадобится, но если понадобится… уверен, что сможешь? — засомневалась Дженайна.

— Если не смогу — нас убьют. Но я смогу. Я же маг прирожденный! Кто хочет спорить?

Я!!!! Но меня слушать не стали, и получилось, что спорить не хочет никто.

Саша порылся в карманах и извлек на свет божий шарики, жвачку, какое-то мальчишечье барахло и исписанный, скомканный листок. «Мясо трех болотных змей разварись и разопрей…» — прочла я.

— Шекспир?!

— Ага! За вдохновением надо обращаться к классикам!

— Использовать рифмованный аарт двойной кольцевой структуры для перемещения троих… нет, четверых?! — почему-то испугался Идио. — А Силы у вас хватит?!

— Конечно, хватит! Я эти аарты как семечки! — отмахнулся брат. Знал ли он вообще, что такое аарт? Навряд ли. — И, предупреждая твой вопрос, Яна, отвечаю: был бы маг хороший, а остальное приложится. Идио! За мной!

Саня устроился в сторонке, налил в котелок воды и принялся бросать туда травки и ингредиенты, поднесенные услужливым оборотнем.

— Мясо трех болотных змей разварись и разопрей… Ветчина? Мням-ням-ням… Пясть лягушки, глаз червяги, шерсть ушана, зуб дворняги… Что ты мне кость суешь!

— Сань, давай в темпе. Вот тебе тряпка, прикрой рот и нос.

— Шерсть ушана, зуб дворняги… — брат даже головы не поднял. — Яна, если мы выживем, я прощу тебя за то, что ты нас в это втравила.

— Лю-ю-юди! А ну, навались всем миром! — донеслось с улицы.

— Ну… с Богом! — из-за платка голос звучал так, словно я дня два глушила водку.

Шашки, брошенные уверенной рукой,[29] бухнулись в самую середину толпы, и улица потонула в клубах едкого, вонючего дыма.

«Sit tibi terra levis», — отчётливо произнес внутренний голос.

5. Операция «ХВ против всех».

Люди рыдали, кашляли, ругались из-за отдавленных ног, и во всеобщем хаосе никто не заметил, как отворилась калитка, и трое неизвестных (плюс одно тело) затерялись в толпе. Навьюченный как верблюжонок Идио шёл первым, за ним Саша, бормоча в платок заклинание, следом я тащила на плечах[30] бесчувственного «упыря». Он был нетяжёлый, но неудобный какой-то, всё время сползал, и меня заносило то вправо, то влево, на чьи-то ноги и головы.

— Посторонись, сиволапые! — орал Идио, бесстрашно проталкиваясь сквозь чихающий и кашляющий люд. — Слово и дело Империи! Именем Дарта Вейдера, с дороги! Я кому сказал, тви'лекк желтомордый?! К ситховой бабушке тебя!

Рассказанная на ночь сказочка имела успех не только у Огонька.

— Я сказал, всем разойтись!!! Не то под суд пойдёте за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, неоказание помощи больному, оставление в опасности, нарушение равенства прав и свобод человека и гражданина, терроризм, организацию незаконного вооруженного формирования и массовые беспорядки! Каждому, кто не уберется с дороги, гарантирую по двести лет лишения свободы в колонии строгого режима!

Я мимоходом отметила, что Саша не врал, и я действительно цитирую во сне Уголовный кодекс, а в следующий момент как пробка из бутылки вылетела из проулка и врезалась в Сашину спину.

— Хвост и лапки ящеренка… Осторожней! — взвыл он, едва не роняя котелок.

— Прости… — я поудобнее перехватила сползающее с плеч безжизненное тело и обнаружила, что на улице чересчур многолюдно. Без удивления — глупо было надеяться, что всё местное население соберется в одном узеньком переулочке, и без страха — все страхи растворились в адреналине. Но колени вдруг противно задрожали.

Деревенские жители с недобрым интересом смотрели на нас, спасительная дымовая завеса колыхалась где-то за спиной, а Саша вдруг поднял голову от котелка и громко заявил:

— Похоже, сегодня к списку бесславно погибших кандидатов в герои добавятся ещё три имени… Зло станет правдой, правда злом. Взовьёмся в воздухе гнилом.

— Живьем брать демонов! — завопил знакомый дуболом, стоявший в первых рядах, и грозно взмахнул молотком. Односельчане поддержали его дружным рёвом и вооруженная толпа неотвратимо, как лавина, двинулась на нас.

«Так вот ты какой, пушной зверь песец[31]», — подумал я и сделал самую большую глупость в своей жизни.

Идио побледнел и как-то странно сглотнул. Лицо его исказилось, потемнело, в глазах вспыхнули красные огоньки. Нижняя челюсть резко дернулась вперед, серая шерсть покрыла голову, уши встали торчком на затылке, и волколак издал жуткий, леденящий душу вой.

На деревню упала мёртвая тишина. Было слышно только, как скрипит несмазанная калитка, да верещит где-то голодная хрюшка.

— Во-о-о-олк… — еле слышно выдохнул кто-то, кажется, я.

— Во-о-о-олк!!! — опомнившись, заголосили бабы. — Ой, волк!!!!!

Народ всё понял правильно и, мигом вспомнив, что дома полный кавардак — куры не доены, свиньи не стрижены, конопля не кошена — кинулся кто куда. «Дуболом» старался больше всех, односельчане разлетались с его пути как кегли.

Откланялись и мы.

Одну голову, дорогой читатель, превратить куда труднее, чем просто оборотиться. Всё равно, что на руках вместо ног ходить. Пока получится — семь потов сойдёт, а потом тянет на луну выть, мяса с кровью хочется, и кости так трещат, что пропадает всякая охота свой подвиг повторять.

Да и годна волчья голова только для того, чтоб людишек стращать, их почему-то жутко пугает неполное превращение… Бестолочи, волком-то рвать и кусаться удобнее! А каким надо быть дебилом, чтобы жрать сырое мясо, когда у тебя человечий желудок?

Наверное, таким как мой папулька…

Но я его сын или как?! А ну, не-ведьмак, выходи!

— Не понимаю, — бормотал Саня, принюхиваясь к содержимому котелка. — Я же всё сделал правильно. Компоненты смешал, заклинание произнёс… Чего же не хватает?

— Вперед! Вперед! Не болтай! — подгоняла я. — Нам только твоей сомнительной магии не хватало! Хорошо, что удалось без неё обойтись…

Идио, бежавший первым, остановился так резко, что Саша, не успев затормозить, врезался в него, я, в свою очередь, налетела на брата, и мы все трое были щедро обрызганы чародейским зельем.

— Да что за… — слова застряли в горле. В десяти шагах от нас, перегораживая улицу, стояли шестеро бритоголовых качков, словно клонированных с Терминатора и нагло, хамски ухмылялись. Из-под кожаных курток выглядывали кольчуги, ножи торчали за поясами и за голенищами сапог, в руках у каждого был заряженный арбалет.

— Теперь можно паниковать? — жалобно спросил Идио, меняя голову.

— Может, сварить надо было? — брат задумчиво снял с рукава пучок мокрой шерсти.

— Думаете, нас расстреляют или всё-таки сожгут? — я шагнула вперёд, загораживая Саню. Ухмыляясь, «ведьмаки» вскинули арбалеты. — Видимо, расстреляют. Саня, беги.

— Ну уж нет! Молитесь, гады! Нету вам пощады! — дрожащим голосом выкрикнул он, и тотчас пропасть, разверзшаяся под ногами, затянула нас в чёрное-чёрное никуда.

Конец формы