"Хранители времени" - читать интересную книгу автора (Жураковская Янина Викторовна)

Глава 2. Спасать иль не спасать?

Яна:

Отряхнувшись и захватив два ржавых ножа («Почувствуете себя уверенней!» — пообещал Идио) и условно боевой арбалет, мы продолжили путь. И снова были коридоры и залы, спуски и подъемы, но в третий раз пройдя мимо гобелена с тощим облезлым единорогом, я заподозрила неладное. Призванный к ответу проводник (Давайте отрежем Сусанину ногу… Не надо, не надо, я вспомнил дорогу!) быстро согласился, что запутывать погоню больше не стоит.

…Крик был тихим, еле слышным, но Идио подскочил как подстреленный заяц.

— Нам сюда, — он почти бегом бросился в левый коридор.

— По-моему — сюда, — Саша пошел в правый.

— Нет, только не туда!! — Идио позеленел не хуже Саши и замахал руками как ветряная мельница. — То есть, там нет выхода! Нет!

— Ничего, посмотрим и вернёмся… — брат вежливо пропустил меня вперёд.

Деваться Идио было некуда, и он поплёлся следом.

Ход вывел нас прямо в замковую темницу. Скромненькую, камер на сто пятьдесят, в меру мрачную, сырую, и совершенно пустую.

— У нас узники не задерживаются, — объяснил Идио. Скелеты в оковах согласно кивнули черепами.

— А что там? — моё внимание привлекла железная дверь в конце коридора.

— Ничего. Ровным счётом ни-че-го!

Крик повторился. Такого кислого лица, как у Идио, я не видела с тех пор, как Сёмчик на спор съел три лимона с кожурой и косточками и на целую неделю избавил меня от своего общества.

— Поглядим? — предложил брат. — Может, мы ничего не найдем.

Мы пошли, поглядели и подергали дверь. Она не поддалась.

— Заперто, — с досадой сказала я.

— Заперто! — с радостью сказал Идио. — Пойдемте, а?

— Ну нет! Как говорил Юлий Цезарь, vini, vidi, vici! — блеснул эрудицией брат. — Угадайте-ка, что у меня в кармашке?

Он вытащил ключик от Сёмкиного амулета — раз, два, замок негромко щелкнул, и дверь со скрипом приоткрылась. Я растерянно потёрла лоб и решила пока отложить вопрос, как мог подойти к замочной скважине ключ вдвое её меньше.

Спустившись вниз по короткой лесенке, мы оказались перед дверью с решетчатым окошком. За ней была грязная мрачная камера, похожая на пыточный застенок. В очаге на углях лежали раскалённые щипцы, с потолка свисали цепи, пламя факелов бросало слабые отсветы на ржавые пилы, ошейники и колодки. Два мужика — толстый лысый в грязных штанах и тощий лохматый в грязном рубище — чинили дыбу, а у дальней стены сидела чумазая белобрысая девчонка в цепях толщиной с мою руку.

— Вот это да! — шепотом восхитился брат. — У вас и дыба есть! Ведьмин трон![11] Испанский сапог! Ой-ё-ёй! Железная дева!!![12] Ян, видишь? Узнала?

Меня едва не стошнило.

Как-то, находясь в особо благодушном настроении, я пошла с Сёмчиком в музей. Угадайте, куда притащил меня этот придурок? На выставку «Средневековые орудия пыток»! В коллекции присутствовали пыточные кресла, жаровни, щипцы, железная дева, дыба — ни одного подлинника, только копии, но мне и копий хватило, пару ночей потом фильмы ужасов смотрела с собой в главной роли. А Саша послушал мои отзывы, позвал друзей и тоже сходил. Ему понравилось.

— Щипцы для прижигания, пояс смирения… хмм, ручная пила… Так, а ЭТО КТО?

— Валькирия. Дед жениться хотел, она отказала, он её на цепь посадил, чтоб не убежала! — на одном дыхании выпалил Идио. — А Госпожа велела… Пойдемте, а?

— Валькирия? Эта пигалица?! Валькирии — тетки-культуристки, вот с такими… вот… — Саня изобразил формы. «Шо? Кого? — встрепенулся внутренний голос. — Хде это он видел валькирий? Да еще «с такими»?» — На конях скачут, вопят и мечами машут!

— И что она делает в камере пыток? — мягко спросила я.

— Пигалица-шмигалица! — Идио успешно проигнорировал мой вопрос. — Знаете, как она цепи рвёт? А дверей сколько сломала? Одно разоренье! И вообще… Не-не-не-не! И думать не могите!

— Почему это? Давай-давай, колись! — потребовал брат.

— Чем???

— Говори правду, — уточнила я.

— Правду? Коту клизм, вот что будет! Снесут нас боги к лешачьей бабке! Уж полтораста лет грозят: «Ежли не отпустите!..» А ежли отпустим? По камешку раскатают!

— Вот злюки! — возмутилась я. — Прямо кувалдой по пушистой мордочке! И за что? Подумаешь, девчонку украли! А цепи ей к лицу.

— Это же не я! Не я это!

— Ясно, — я посмотрела на Идио как Раскольников на старушку. Он снова скис. — Вот что, Идио, ты — хозяйский сын, иди и скажи тем… (Саша удивленно заморгал) да, им! что девушек обижать нельзя.

— А если они не п-послушаются? — застонал Идио.

— На то есть ещё два довода — левый и правый, — я продемонстрировала оные доводы. — После них уже никто не возражает. Ступай! И да пребудет с тобой Сила.

Идио, тяжело вздохнув, вручил мне свой рюкзак и поплелся наверх. Чем-то погромыхал и вернулся, сжимая в руке здоровенный прут, судя по виду, выдернутый из решетки. «Не может быть! — офонарела я. — Люди так не…». «Какой человек, парню сто два года!» — напомнил внутренний голос. Словно в подтверждение его слов Идио ногой выбил дверь, два удара — и бедные палачи, не успев ничего сообразить, улетели в астрал.

«Сейчас нас будут благодарить», — подумала я.

— Оборзели, в натуре? — визгливо осведомилась спасённая. — Чё пришкандыбали?

«…расцелуют с головы до ног», — прибавил внутренний голос.

— Лохи нагруженные! — продолжала разоряться девица. — Хелперы, блин, кто вас просил?! КТО ПРОСИЛ?!!! Ну чё шары по чайнику выкатили, крендели отмороженные?

Правду говорят: добрые дела не останутся без наказания. А ещё говорят: делай добро и бросай его в воду.

Идио с готовностью поднял прут, но я сунула ему рюкзак и ловко отобрала железку. Взвесила на руке… да, под такой прутик лучше было не подставляться.

— Ян, прикинь, эта плюшка в отказ пошла! — недобро прищурившись, Саша смерил валькирию взглядом, похожим на штангенциркуль. — Ничего не знает, ничего не помнит, ничего ей не надо, и что мы вылезли, как червяк из яблока?

— Сань, может, ей нравятся цепи, клетки и плётки-семихвостки, — добродушно заметила я, — и в подземелье гнить нравится, а кричала она не от боли, а от радости. Мы, девушки, такие загадочные…

— Так бы сразу и сказала! — проворчал Саша и развернулся на сто восемьдесят градусов. — Полёт проходит на глубине пятисот метров, экипаж прощается с вами. Веселого Рождества и счастливого Нового года, фройлен.

— Я не догоняю, чё за ботва?! — гневно взвизгнула валькирия.

— Волшебное слово?

— Живо!

— Прощай, — печально вздохнул Саня.

Зарычав, белобрысая обозвала его… (ох уж эта цензура, всё вырезает), дернула цепи (стены вздрогнули), и зарыдала холодными как вчерашний суп слезами.

— Прощай, — повторил брат. Мы вышли из камеры и уселись на лестницу. У Идио глаза только что на лоб не вылезли. — Что стоишь, как столб пожарный? Садись.

Парень проворчал что-то вроде «Ну и какого вурдалака?» и нехотя подчинился.

— Идио, а ты… кто? — не утерпев, спросила я.

— Друг! — ответил он слишком быстро и слишком честно. И притворился, что ищет что-то в рюкзаке.

Прошла минута. Две…

— Всё, харэ! Базара ноль! Я дура, идиотка кретинская! Типа, прошу этого… как там его… прощения… Ой, ну извините! Помогите! Пожалуйста!

— Ну не гений ли я? — приосанился брат.

Чёрный ключ отомкнул замки кандалов с такой лёгкостью, словно был для них создан. И пока я недоумевала, как один ключ смог открыть два совершенно разных замка, белобрысая лахудра стряхнула цепи, издала восторженный вопль, от которого с потолка посыпалась копоть, и обняла Сашу так, что у бедняги кости затрещали.

— Спасибо, зайка мой! — верещала она, тиская братца. — Чмок-чмок, чмок-чмок… ты просто лапа! Кисик! Мурзик мой! Жабик болотненький… ой, а ты чё, из Гринписа?

— Ххххррр… — прохрипел «жабик», задыхаясь в богатырских — только домкратом разжимать — объятьях. — С-с-спаси-и-ите!

— Терпи, ты же мужчина! — неискренне подбодрила я.

— Я-а-ан! Кх-хак ты мо-о-ожже-ешь! — взвыл Саша и картинно обмяк. Глаза закатились, язык вывалился изо рта… ему бы на сцене играть, а не в свои стрелялки.

— Хилый герои пошли, — с сожалением потянула валькирия, как пушинку закидывая «мёртвое тело» на дыбу. Оно громко и очень жалобно застонало. — Прижмёшь слегонца — а у них кости трещат. Сразу видать, что не Конан и не Герк… зато, верно, головастый! — Она ласково потрепала Саню по голове. Он чуть не слетел на пол. — Чё б тебе такого дать… хорошего… — белобрысая нахмурилась, но тут же просияла. — Во! Оно! Цацка шикарная, лепше не сыскать, от сердца отрываю, но для тебя, малышок, даже чести девичьей не жаль! — Тело задрожало. — Носи — не сноси!

Девчонка стащила с шеи ремешок с амулетом и надела Саше. Тот, не утерпев, приоткрыл глаз: это был каменный молоточек — фигурка-оберег, посвященная богу грома, крушителю и взрывателю… «Он и здесь живёт?!» — с изумлением подумала я.

— Тор! — побелел Идио. — Батюшки мои зверушки! ТОР!!! Идёт сюда!

— И развалит этот шалман к вурдалакам волколачьим, — радостно подтвердила белобрысина. — Хватай-ка, волчик, дружбанделей за шкирян и цигель, цигель, ай лю-лю! короткими перебежками к выходу. А я полечу свои пять медяков в драчку вставить или типа того… Короче, дело к ночи, здравбудьте, пишите письма, поливайте фикус!

Она хлопнула в ладоши, обернулась лебедем и исчезла в ослепительной вспышке.

— Элементарная телепортация, — мгновенно ожив, братик осторожно ощупал ребра. — Ох… имя-то я не спросил.

— Хельга! — выкрикнул Идио, стаскивая Сашу с дыбы и на буксире волоча его к лестнице. — Да не стойте как горные тролли на солнце! Присыпет же!

Но едва мы поднялись по лестнице, как многострадальный Дуремар в который раз за сегодня содрогнулся от крыш до подвалов. Пол под ногами заходил ходуном, мы попадали друг на друга как картофелины из мешка, и женский голос, полный неземной тоски, простонал где-то над головой:

— Хранители… опять Хранители… Пятьсот лет одно и то же!

— Госпожа! — съёжился Идио. — Отец-таки вызвал её! Вот дебил!!!

— Герои плодятся как тараканы! Года не пройдёт без того, чтобы не явилась очередная безмозглая парочка и не начала спасать мир! — ещё тоскливее произнёс голос. — Идио, ты меня разочаровал. Связаться с ними! Лет через двести мог бы стать герцогом… да, Джабос, ты надоел мне своей тупостью! а теперь придётся тебя казнить. Сделаем всё как с дедушкой Фингалом — надо же поддержать преемственность поколений… Господа Хранители, к вам это не относится. Сдавайтесь и я вас помилую. А, может, и нет! — голос противно рассмеялся.

«Так вот как ты звучишь, северный олень», — с некоторым разочарованием подумала я. Визгливый и истеричный голос никак не мог принадлежать роковой злодейке, глобальной негодяйке и во всех отношениях отвратительной дамочке, которая подвешивает врагов за все, во что можно воткнуть крюк, рубит их на куски и солит в бочках. Скорее уж — зарвавшейся террористке, маньячке с раздутым самомнением, которой Кощей Костобруевич не доверил бы даже место третьей чесальщицы пяток.

Но Кощей всего один, а таких злодеев, мелких, с кучей комплексов и жаждой признания — пруд пруди. И страшны они, как граната с выдернутой чекой.

— Пошли, нечего тут рассиживать, — решительно сказала я, рывком ставя ребят на ноги. Идио сглотнул, согнал с лица гримасу ужаса, и побежал вперед, указывая дорогу. Мы не отставали.

— Храбрые герои, славные герои… — голос феи эхом отдавался в коридорах, по-змеиному вползал в уши. — Неужели нельзя было как все — из Ведьминых гор да прямо ко мне, и вам веселей и нам легче! Что вы здесь-то забыли?.. — Она осеклась. — Джабос? Что? Ты? Их? Как?! Всё, не думай, тебе нельзя. Господа Хранители, значит, вы… вас… — Моргана снова рассмеялась. Искренне и потому злорадно. — Бедняжки… Ну, что ни делается — всё к лучшему. Умрёте быстро, я обещаю.

— Фа фто? — невнятно возмутился брат: помогая себе зубами, он развязывал узел на ремешке, чтобы надеть на него ключ. — Мы ффе нифефо не по… и не фде…

— Попросите Её подождать, пока поймете и сделаете, — проворчал Идио.

— Фот ты и пвофи, а наф Мофгана так фюбит — фотя опять ффе, фа фто… тьфу! — он наконец справился с тугим узелком, — что без разговоров в бетон закатает.

Идио позеленел и чуть не ткнулся носом в пол.

— Вы… вы чье имя произнесли?! — сдавленно выкрикнул он.

— Да феи вашей, чьё ж ещё?

— Молчите? — напомнила о себе фея. — Что, трясутся поджилки?

Честно говоря, тряслись. Побегай по коридорам и лестницам, не только поджилки затрясутся, но и мозги, и печенки с почками.

— Сдавайтесь, пока не поздно! Мне никто не может противостоять!

— Ага… нас много… наши воины самые сильные… — пробормотала я, втаскивая брата вверх по ступенькам. — У вашей Морганы… Идио, прекрати! Сашка, двигай ногами! мегаломания. С приступами шизофренического бреда.

— А ещё у неё много золота, и она обещала его за ваши головы по весу, — вздрагивая, сообщил проводник.

— Любите в прятки играть? — голос феи стал похож на змеиное шипение. — Давайте поиграем, букашшшшки-таракашшшшки… Рассс, два, три, четыре, пять — я иду исссскать! Кого найду — пеняйте на ссссебя…

Саша:

— Сделай что-нибудь! — Яна ухитрилась на бегу ткнуть меня локтем в бок.

— Я и делаю! Быстро бегу!

— Ты же владеешь каратэ!

— И что, с пяткой на меч, тьфу, на секиру? Всю жизнь мечтал! Давай бежать, пока можна-а-а-а! — Тоннель, вильнув, вывел нас в настоящую пещеру с летучими мышами, огромными каменными сосульками, свисающими с потолка, и широким рвом по центру. Я попытался затормозить, но инерция неумолимо волокла меня вперёд. Плащ громко затрещал… — АААААА!.. — и рука друга легко оттащила меня от края. — Спасибо, Идио… ого! Ничего себе «наполовину заполнен»!..

…Уже не прячась, мы на всех парах неслись к выходу. Вернее, неслись Идио и Яна, чуть ли не волоком таща меня за собой, а из скрытых динамиков голос феи грозил, насмехался, отдавал кому-то приказы по нашему розыску и вслух перебирал различные виды казни. Лично мне все эти колесования, четвертования, медные быки и кровавые орлы ни о чём не говорили. Сестрёнке, может, и говорили, но она помалкивала, а вот у белого от ужаса Идио началась логоррея. Говоря проще, словесный понос.

Чего мы только не наслушались! И какая у него семья (все придурки полные), и кто в замковых подвалах живёт (на гуле пещерном обыкновенном моя фантазия отключилась), и как не любят их боги, с тех пор как прадедушка Жопик спьяну богу Тору бутылкой по лбу врезал, и что с нами сделает фея Моргана, если поймает… А также подробно объяснил, чем отличается колесование от четвертования, почему кровавый орёл лучше медного быка.

— Но сначала нужно догнать, а нас не догонят! — пообещал Идио. — Осталось чуть-чуть совсем, сторожевой пост проскочить, да ров со змеями. Сейчас-то он всего наполовину заполнен, а вот в былые времена…

И, невзирая на мои отчаянные знаки, он поведал о чудном обычае своих предков: сбрасывать в ров захваченных врагов и пировать, слушая их стоны. У Яны задёргался глаз.

Надо сказать, сестричка у меня не из трусливых. Пауков она не боится, спокойно берет в руки жаб, обожает мышей, но при виде любого ползучего создания, будь то даже самый безобидный ужик, способна своим криком заглушить пароходный гудок. А если оно не одно, и не в террариуме за стеклом, а рядом… у-у-у…

Я вздохнул и приготовился к неизбежному. Оглохнуть не оглохну, главное, под основной удар не попасть. А Идио надо проучить, чтоб знал, когда язык за зубами держать, трепло…

Сторожевой пост был большой круглой комнатой, где сходились четыре тоннеля. С потолка её свисала тускло светящаяся желтоватая сфера, а под ней, сидя на полу, бдительно резались в карты шестеро вооруженных клыкастых парней («Вампиры», — шепнул Идио). Рядом стояла бутыль, распространявшая жуткий сивушный дух. У меня зачесалось в носу.

— На! На! Получи! И ты! Получи!

— Ложь магиню! А ну ложь!

— На-кося, выкуси!

— Тады вот те дракона!

— Чиво? Откель дракон-та? Мухлюешь, га-а-ад!

Примерив на себя роль отважных краснокожих разведчиков, мы осторожно двинулись вдоль стенки. Я, как мог, старался не шуметь, но рюкзак упрямо сползал набок и увесисто бил по почкам, ноги путались в плаще, помятые рёбра ныли, и в носу свербело просто невыносимо. Едва сдерживаясь, я чесал переносицу, корчил гримасы и зажимал нос, твердя про себя: «Давай же, Саня, разум над природой, разум над природой…»

Природа над разумом!

От моего чиха вампиры подскочили, разом уронили карты и сыграли в «замри». Яна с Идио выругались каждый о своём и поволокли меня в нужный туннель. Через пять секунд позади послышался топот ног и громкие вопли. Ничего особенного, всего лишь «Ни с места! Стоять! А то хуже будет, редиски!»

И тут Яна увидела змей.

Вот это был Вопль! По силе и звучанию он больше походил на рёв авиационной сирены. Стены дали трещины, летучие мыши гроздьями попадали с потолка, Идио, вытаращив глаза, схватился за голову, из тоннеля донесся глухой звук удара — погоня не вписалась в поворот и влетела в стену. Только мне было хорошо — я очень плотно заткнул уши.

Надо рвом висел канатный мостик. Широкий, удобный, сделанный, как говорится, на века, только эти века прошли давным-давно и оставили после себя трухлявые канаты, прогнившие опоры и изъеденные червями дощечки. В другой день я бы сто раз подумал, прежде чем ступать на такой мостик, но из чёрного провала, зиявшего в дальней стене пещеры, дул теплый ветерок, неся ароматы трав и терпкие запахи цветов — до выхода было рукой подать.

— Идио, вставай! Вста-вай, вста-вай! Вынь пальцы из ушей, она давно замолчала! Вот так, молодец… Яна? Яна! ЯНА!!! Прости, Идио… Яна! Ты! Меня! Слышишь?! А? И вовсе я тебя не бью, так, встряхиваю немного… но ведь это сработало? Ты снова с нами? Нет, туда лучше не смотри. Правда.

Идио долго трясся, пытаясь прийти в себя, и болезненно морщился, прижимая ладони к ушам. Потом тряслась Яна, а мы с Идио наперебой уверяли её, что другого пути нет, мостик надежный и ей абсолютно ничего не грозит.

— А если не выдержит? — ныла сестренка.

— Как не выдержит? — возмущался Идио. — Да я за этот мост головой ручаюсь! Он крепкий, как железо!..

Канаты угрожающе трещат, мостик скрипит и раскачивается, Яна едва передвигает ноги, то и дело шумно сглатывая, а внизу сотни, тысячи пестро раскрашенных чешуйчатых тел извиваются, сплетаются в диком причудливом танце под аккомпанемент треска и шипения. Взгляд выхватывает то неподвижный желтый глаз гадюки, то ромбическую головку эфы… Ян, прости меня за все, я никогда не больше не буду над тобой смеяться… то пестрые полосы на теле аспида, то погремушку на хвосте гремучей змеи, то капюшон кобры… и в террариум тоже больше никогда не пойду. Мне кажется, или мостик слишком сильно дрожит? Шагать вперед, Идио? Не оглядываться? Всего-то пара шагов осталась? Ладно… О боги, о муки… Вот он родимый! Твёрдый камень! Да! Да! Что ты сказала, Яна? А? Вот это, последнее, повтори-ка! О. Надо будет запомнить. Обернуться? И что я должен уви… А где мостик? Съехал в ров?

Да. В террариум я больше не пойду.

Яна посмотрела вниз… на Идио…

— Всё, — тихо и грустно сказала она. Идио задрожал, но бежать было некуда. — Саша, отойди. Сейчас я буду его убивать.

— Я первый, — процедил я. — Сейчас… только колени дрожать перестанут…

— Вы-ы-ы! — дикий визг, лишь самую малость уступавший Яниному воплю, смёл с ног тех, кто на них ещё стоял. Спасение белокурой Хельги фея оценила на десять баллов из десяти и… не разозлилась, нет. Она пришла в неистовство — как дядя Жорик, когда соседский кот нагадил ему в почтовый ящик (кто намазал ящик валерьянкой и подлил коту слабительного, так и осталось тайной, покрытой мраком). — Как посмели?! А ты, псёныш… — Моргана задохнулась от бешенства. — Предатель! Ворюга!! Подлец!!! Джабос! Найди их! Что хочешь делай, но найди! Схвати, задуши, на шпикачки пусти! Сынка своего — мне! Живого! Я сама его прибью! Утоплю в выгребной яме!!!

Оглушительный удар грома был ей ответом. От грохота слегка заложило уши, стены заколебались, с потолка лавиной обрушились камни. Тысячелетний замок мелко дрожал, готовый рассыпаться, как карточный домик, задетый неосторожной рукой. Не сговариваясь, мы вскочили и в спринтерском беге с заносами на поворотах помчались к выходу.

Свет в конце тоннеля возник вдали в виде белесого пятна, затем начал приближаться, становясь всё ярче и наливаясь золотом. Но как же медленно он приближался! Сердце гулко ухало в груди, перед глазами плавали радужные круги, ноги были как свинцовые, казалось, вот сделаю ещё шаг и свалюсь. Но находились силы и на второй, и на третий, и на десятый.

— Ещё немного… только бы успеть… — стонал Идио. — А там лес и…

— Не болтай, беги-и! — тяжело дышала Яна. Я надсадно хрипел и клялся себе, что никогда больше не буду забивать на уроки физкультуры.

Мы стремглав вылетели из подземного хода, продрались сквозь колючий кустарник, оставляя на ветках клочья одежды, и рухнули в густую траву.

— Аааааааа! — мимо пронеслась дикая толпа.

— Слуги… — послышался откуда-то снизу сдавленный голос.

— Ыыыыыы! — едва не затоптала нас вторая.

— Стража…

— Уууууууу! — сквозь нас просочилась третья.

— Призраки…

— Призраков не бывает.

— Им расскажи. Сань, да слезь ты с него, наконец!

— Сначала ты убери сапог от моего уха.

— Это не мой, мой красный. Уфф, ну и жара!

— И, кажется, дождь начинается, — я задрал голову вверх.

Над лесом клубились огромные чёрно-синие тучи, готовые вот-вот разразиться проливным дождём, яркие изломанные молнии копьями пронзали неуклюжих облачных зверей. Мрачное небо нависало так низко, что невольно хотелось поднять руку и отодвинуть его подальше. Деревья поникли, молчали птицы, не жужжали пчёлы, не стрекотали в траве кузнечики. Было так тихо, что я слышал, как колотится Янино сердце.

И началось.

Гигантская ветвистая молния расколола небо пополам. Оглушительный громовой раскат шарахнул по ушам и вдавил меня в траву, казалось, не оставив в теле ни одной целой косточки. Глаза зажмурились сами. Я лежал, боясь шевельнуться, а неподалёку что-то рушилось, взрывалось и грохотало, словно само небо рушилось на землю, похожий на гром смех разносился над лесом, восторженные девичьи взвизги вторили ему, и мне мерещилось, что все молнии нацелены в меня.

Отгремела гроза, так и не пролившись дождём, затих вдалеке смех. Ветер шелестел листвой берез и ольх и качал ветви сосен, над ухом назойливо гудела пчела. Лежать мне надоело. Я открыл глаза и увидел синее-синее небо с белыми пушистыми облачками, похожими на сахарную вату. От туч не осталось и следа.

— Кажется, я жив. Слава тебе, Господи! — с чувством сказал Идио и опять принялся рисовать в воздухе двойные круги. Я удивлённо кашлянул. — Но ведь я не говорил, что не верую в Него! Есть боги, а Он… Он просто есть. Творец всемогущий, что простёр длань милосердную над чадами своими неразумными, да святится имя твоё, да придет…

— Идио, а почему так жарко? — перебил я.

— Потому что лето, — недовольно отозвался он.

— Как лето, когда весна?! — изумилась сестренка.

— У кого, может, и весна, а у нас — зней, макушка лета, — парень привстал и огляделся. — О, боги!

— О, чёрт! — присоединилась к нему Яна. — Саня, ты только глянь!!!

— T'evir nelianto un'rokkida! — выпалил я. И опять не на том языке.

Куда не кинь взгляд — всюду поваленные, вырванные с корнем вековые деревья, искореженный подлесок, словно в землю только что ударила баллистическая ракета или метеорит упал. Неподалёку, на расколотом пополам холме, какие-то древние руины, обломки стен и башен… Но где же Дуремор?

— Если меня поймают, то пустят на корм гулям, — с ужасом прошептал Идио, глядя на развалины замка. — И подземелий не пощадил!.. Мой дом… мой бедный дом…

— Нам тоже жаль, — искренне призналась Яна.

Что похоронный марш сыграть некому, про себя закончил я. И гвоздичек красных нет. Только странно это: стоял себе замок… («Три тысячи лет…» — всхлипнул Идио) ого! Целых три! И вдруг от пары молний — в щебень? Ему бы максимум башни посшибало!

Сестрёнка задумчиво потеребила сережку.

— Ну, знаешь, Сань, когда за дело берётся бог…

«Вроде же я здесь бредю», — насторожился я.

— Ага, сам Тор собственной рыжей персоной с молотом в руке и козлами в упряжке… Ян, фантастики читать меньше надо.

— Вот они! — взвизгнул кто-то. Мы оглянулись — через завалы, подпрыгивая от злости, к нам спешил герцог Дебил собственной жабьей персоной (а я, признаться, уже начал надеяться, что его завалило). По пятам за герцогом следовал десяток плечистых парней в кожаных бронях, с увесистыми дубинками в руках.

— Конец вам, Хранители, — злорадно сообщил Дебил.

— …зя-ять их!! — долетело издали. — …би-ить!..жи-ить!..рва-а-ать!

Шкафообразные парни с неотвратимостью осадных орудий двинулись вперед, занося дубины. Идио совершенно негероически икнул.

— Бежи-и-им!!! — истошный Янин вопль ураганом сдёрнул нас с места. А ещё говорят, бабы — истерички, трусихи, только и могут, что паниковать без повода да орать… Фиг бы мы без её крика так разогнались!

Вы когда-нибудь пробовали бегать по вывалу?[13] Полжизни потеряли. Правда, на бег это мало похоже: ты прыгаешь, словно горный козёл, с одного дерева на другое, ноги скользят на мшистых стволах, а тяжеленный рюкзак оттягивает спину, продираешься сквозь паутину тонких, гибких, больно хлещущих веточек, и поневоле начинаешь задумываться, может, с головой-то как раз всё в порядке? Может, мир сошел с ума?..

Тяжело дышащие, взмыленные «загонщики» остановились, глядя на три удаляющиеся фигурки и с трудом переводя дыхание: попробуй-ка попрыгать козликом на жарком солнце в толстых кожаных куртках с железными заклёпками! Злобно сплюнули и, костеря нас на чём свет стоит, поплелись обратно, к обозлённому хозяину и кипящей от ярости фее…

Пусть земля им будет пухом.

Добравшись до края вывала, мы перевели дух и впервые задумались: а дальше-то куда? Яне было всё равно куда, лишь бы домой. Я всё ещё робко надеялся, что происходящее — плод моего больного воображения. Слово взял Идио.

— Наш путь лежит на север, в Ведьмины горы! — явно кого-то копируя, он патетическим жестом воздел руки. Я едва сдержал смешок — парень очень похоже изобразил голосующего Ленина. — Там, среди скал живёт Великий оракул, он знает все о Хранителях! Знает, откуда они приходят и куда уходят, знает, как их позвать и как отпустить, знает…

— Так чего же мы ждём?! — вскричала Яна.

И, как незабвенный шакал Табаки, мы пошли на север, в Ведьмины горы.

Через лес. Пешком.

Мама с папой ещё помнят время, когда от нашего дома можно было не запыхавшись дойти до самого настоящего леса. Но с той поры многое изменилось. Люди упрятали землю в асфальт и бетон, как грибы выросли многоэтажные дома, лес отступил за линию Кольцевой дороги, а нам остались парки и скверики с чахлыми деревцами и серой от пыли травой, Ботанический сад с его подстриженными газончиками да Лосинооостровский лес, который я видел только на карте, хотя живу неподалёку. В походы мы не ходим («Была б охота комаров кормить!..» — как однажды сказала сестрёнка), если и выезжаем из города — то к бабушке, в кубанскую станицу, где лесов кот наплакал, одни поля да сады, так что настоящий «дикий» лес всегда представлялся мне чем-то вроде того же Ботанического сада без фонарей и дорожек.

Увиденное, скажу без преувеличения, меня потрясло.

Сплошная стена деревьев тянулась в обе стороны, насколько хватало взгляда, макушки огромных вековых сосен цепляли облака. Гордыми витязями стояли стройные клёны, игриво встряхивали темно-зелёными кудряшками озорницы-рябинки, длинные растрёпанные косы плакучих ив почти касались земли, тоненькие белоствольные березки сияли среди темного подлеска, как свечки на именинном пироге. В развесистых кронах лип светились белые звездочки цветов, ветер разносил сладкий, медвяный аромат…

Близился закат. Солнце пробивалось сквозь листву, и казалось, что деревья объяты пламенем… Нет, об этом не рассказывать, рисовать надо. Вот когда начинаешь жалеть, что не художник.

— Что это за лес такой?! — верещала Яна, отбиваясь от полчища комаров. — Питомник комариный! Их же тут море!!!

Всё верно, по лесу идти — не то, что по парку гулять. Там, если не будешь смотреть под ноги, обязательно вступишь в кучку рыжего, оставленную чьим-нибудь питомцем, здесь — споткнёшься о корень или провалишься в яму. Не будешь смотреть перед собой — колючая ветка обязательно вмажет по лицу. Не будешь смотреть по сторонам — не увидишь ни птиц, ни белок, проворно скачущих по веткам, ни зайца, удирающего в кусты, ни медведя, бредущего куда-то по своим медвежьим делам.

Из-за этого медведя мы и потерялись.

Вернее, сначала потерялся я, увидев живого мишку и решив посмотреть на него поближе. Мысль, что это может быть опасно, в голову почему-то не пришла. Яна заметила мой боковой манёвр и поспешила следом. Предупредить Идио, конечно, не догадалась.

И джунгли настоящие поглотили тех, кто вырос в джунглях каменных.

Медведя мы не догнали, зато провалились в чью-то нору, едва не наелись ядовитых ягод, к счастью, вовремя заметив, что их не клюют птицы, забрели в болото, наткнулись там на змею… Яна заорала так, что распугала всё зверьё в округе, а Идио сразу нас нашёл.

Это было только начало.

Зачем Яна полезла на дерево за жестким, кислым, червивым яблоком? Мало того, что руки исцарапала, так ещё и сверзилась оттуда! Правда, после того, как сорвала вожделенное яблочко, а все остальные от тряски попадали на землю. Идио надкусил одно, поморщился и выкинул в кусты. Пока сестрёнка грызла свою кислятину, я решил покормить белочку и непременно с ладони — детство розовое вспомнил, подманил её чупа-чупсом, завалявшимся в кармане…

Белка тяпнула меня за палец и ускакала.

— С кем поведешься, от того и наберешься, — дожевывая яблоко, изрекла сестра. Идио, искавший в мешке противостолбнячную микстуру, поднял голову, окинул нас тоскливым взглядом и что-то пробормотал. Что именно — я не расслышал, но вряд ли это были стихи.

Потом мы шли целых сорок минут, и всё это время умудрённый горьким опытом Идио зорко следил за нами, пресекая любые попытки свернуть с тропинки в чащу и отнимая подозрительные цветы и ягоды. Едва солнце спустилось за деревья, и небо заполыхало всеми оттенками красного, он с видимым облегчением сбросил мешок на землю и объявил привал. Мы слегка удивились, и тогда Идио спокойно объяснил: в лесу темнеет быстро, а искать в непроглядной тьме хладные тела или, того хуже, обглоданные кости ему совсем не хочется…

Дальнейших объяснений не потребовалось.

Скоро на поляне горел маленький костерок, Яна рылась в мешках, удивленно фыркая всякий раз, как ей попадалось что-нибудь вроде фонарика, тефлоновой сковородки или банки говяжьей тушенки «Завтрак туриста», а я ползал по траве, расстилая одеяла. Идио, порыскав в кустах, приволок здоровенного зайца. Споро ободрал с него шкуру (кажется, это называется «свежевать»), выпотрошил и вручил Яне. Та оглядела тушку, обиделась и толкнула целую речь на тему «Почему я? Нечестно!», а мы, как китайские болванчики, согласно кивали головами — пусть говорит, что хочет, лишь бы готовила.

Идио кивал так усердно, что в него швырнули котелком и послали за водой. Я под предлогом «Провожу, а то заблудится», увязался следом. Яна запустила мне в спину чайником.

Скрытый травой родничок, который без труда отыскал Идио, я нашёл бы только в том случае, если бы в него вступил. Миллионы мелких пузырьков поднимались из глубины воды и с шипеньем лопались на поверхности. Природная газировка оказалась ужасно вкусной, но дико холодной, зубы от неё мигом заломило. Мы напились, наполнили котелок и чайник и неторопливо побрели назад.

По дороге Идио рассказал мне пару семейных страшилок, объяснил, как при помощи небольшого количества серы изготовить отличную бомбу-вонючку и наговорил кучу комплиментов… моей замечательной, необыкновенной сестре.

Я поделился рецептами со своей кухни и без труда убедил парня, что быть единственным ребенком в семье не так уж плохо. Примеров из жизни приводить не стал (Яна бы мне казнила), а рассказал свою любимую сказку — триллер с элементами мистики о братоубийстве, инцесте, предательстве, отравлении и государственном перевороте.

— Вы ещё долго будете кругами ходить?! — прозвенел возмущенный крик.

Вечер уступил место ночи, в лесу сгустились тени, и за каждым кустом притаилось по лохматому чудищу. Но на поляне ярко горел костёр, искры жгучими светляками кружили в воздухе, в котелке аппетитно булькало заячье рагу, и было совсем не страшно.

Страшно стало, когда я посмотрел вверх.

Мириады звёзд переливались на тёмном ночном небе, словно разноцветный бисер, рассыпанный по бархатному покрывалу. Далёкие и холодные, близкие и знакомые, они восходили над лесами и равнинами юной Земли, видели, как возводились величественные пирамиды и дворцы эпохи Возрождения. Они смотрели на костры инквизиции и Москву, сожженную Наполеоном, на утлые лодчонки каменного века и белопарусные фрегаты, бороздившие моря в веке семнадцатом, на крошечные самолетики-этажерки и на первый искусственный спутник Земли.

Рисунок звезд меняется медленно, десяти человеческих жизней не хватит, чтобы это заметить. Их свет идёт до нас миллионы лет и видим мы то, чего давно нет… но стоит ли думать об этом? На звезды надо просто смотреть. Восхищаться. Искать знакомые и радоваться им, как старым друзьям…

Но на этом небе я не смог найти ни одного созвездия из тех, что видел дома летними ночами. Не потому что плохо искал, а потому что их просто не было. Исчезли Лира, Орёл и Лебедь, погас Летний треугольник, на месте с детства знакомого ковшика Большой Медведицы зловеще сияли пять алых звёзд. Чужим, незнакомым был узор небесных огней, и я, наконец, понял: это всё наяву. И замок, и лес, и ключ, что висит у меня на шее.

И неведомо откуда взявшийся гость.

Высокий, седобородый старик в синем плаще и надвинутой на лоб шляпе сидел напротив меня, между Яной и Идио, ворошил угли и что-то насвистывал себе под нос. На поясе у него висел меч, на плече сидел ворон, на пальце сверкало золотое кольцо.

Я обеими руками подхватил падающую челюсть. Ну знаете… ну знаете! Откуда он взялся? С неба свалился? Из-под земли вырос? Ведь только что не было его!

Идио и Яна разом сделали глаза по будильнику, открыли рты и отпрянули в разные стороны. Их дружному исполнению позавидовали бы олимпийские чемпионки по синхронному плаванию.

— Привет вам, путники, — гость поднял голову. Из-под шляпы на меня сверкнул ярко-синий глаз. — Я Один. Бог.

Я мелко-мелко заморгал.

«Не может быть!!!» — вскричал разум.

«Ты и раньше так говорил», — откликнулось подсознание.

«Просто не мог найти логического объяснения. Но телепортация — это научный факт, а богов не бывает!»

«Угу, угу… а как насчёт того, что в замке вы спасли валькирию? Рёбра у нас, между прочим, до сих пор болят».

«Мы спасли обычную девушку! Просто… очень сильную».

«Тупица…»

— Да что вы говорите… — вслух произнёс я, подмигивая сестре. Эй, Ян, а кланяться зачем? Идио? Зачем на колени падать? — Ну, ничего, ничего, у нас всё лечат, и манию величия тоже…

— Прикуси язык, балбес! — Янин локоть больно врезался мне в бок. — Ты хоть понял, кто это?! Простите его, сэр Один, — это уже старику, — слишком много компьютерных игр.

— У тебя совсем крыша обледенела? — вспыхнул я, решительно отметая испуганные вопли подсознания. Ворон возмущенно каркнул и захлопал крыльями. — Крутой чувак, главная шишка в Асгарде, и так запросто — здравствуйте, я ваша тётя?.. И если уж на то пошло, нечего ему здесь делать! Нечего! Он из другого мира! Мистер, испепелять здесь будете, или мне отой… — У старика был один глаз. Левый. И безобразная дыра вместо правого. — …ти?

— Сиди, сиди, я не промахнусь, — Один демонстративно размял пальцы. Впервые в жизни потеряв дар речи, я отчаянно закрутил головой. — Хороший мальчик. Рыженький… Люблю таких!

Только теперь я заметил то, что, наверное, сразу увидела глазастая сестрёнка: золотое кольцо старика слегка светилось в полумраке, а края потрёпанного серого плаща не кончались, а словно бы расплывались в воздухе. Что ж, человеку свойственно ошибаться, syana'dde muertari ex.

И думать на языке, которого он не знает… Что это со мной? А?

— С солью или с перцем? — не удержалась Яна.

— С грибками под пиво, — старик лукаво усмехнулся. Взгляд у него был пронзительный, в Кремлёвской стене дыру просверлить можно. — А вот одна фея, пожалуй, и без приправ обойдётся. Крепко она зла на вас за подавленную нежить, разнесенный в щебень замок и одну спасённую валькирию. Ай да герои!

Герои смущенно потупились.

— Ну-ну, нечего смущаться, коли хвалят заслуженно. А за Хельгу — низкий вам поклон. Кабы не вы, не видать нам нашей девочки…

— Так это не мы, мы рядом стояли, это всё Идио! — выпалила честная сестра.

— Но без вас мне бы даже в голову не пришло… то есть, я бы ничего не смог! — смутился тот.

Не смутился только мой желудок: выдержав паузу, он громко и пронзительно оповестил всех, что есть время для разных дел, но кушать хочется всегда.

Мы почтили память зайчика минутой жевания.

Ужин незаметно перешёл в душевную беседу. Время летело незаметно, приближалась полночь, но спать не хотелось ни капли. Мифы не лгут, Один — хороший человек! То есть, бог. Не без заморочек, как любой бессмертный, но мудрый, ехидный и веселый. Молний не мечет (по молниям у них Тор главный), карами страшными не грозит, триллион баечек знает, смешных, очень смешных и просто прикольных, а уж рассказывает как! О рыбалке Тора и сватовстве Фрейра, о том, как пошёл один великан к другому в гости, а попал в Асгард, о проделках Локи, о Фрейе, безбашенных молодых асах и ванах, волшебном сундуке с девятью отделениями и много ещё о чём…

— Значит, запихнула она и этого в сундук, и открывает, — подождав, пока утихнет хохот, невозмутимо продолжал Один, глаза его лукаво поблёскивали. — «Здравствуй, Фрейя», — говорю я. «Здравствуй, Отец Богов», — отвечает она. А парни в сундуке притихли. Ого, думают, и он сюда захаживает! А я опять к Фрейе: «Что за шум у тебя? Мне голоса чьи-то почудились… У тебя гости? Может, я НЕВОВРЕМЯ?» Бедняги в сундуке замерли: не то что чихнуть, дрогнуть боятся. «Что ты, что ты! — бормочет златокудрая, едва-едва смеху воли не дает. — Тебя только жду!» «Вижу, и стол накрыла, — киваю я. — Ну, потчуй тогда старика, дева-краса!»

Сидим мы за столом, я кушанья отведываю, не тороплюсь, Фрейя вина подливает… а тем, что в сундуке, уже давно надо туда, где вода журчит. Терпят из последних сил, кряхтят, жмутся, но организм молодой своего требует! А я и говорю…

Один вдруг умолк на полуслове, точно к чему-то прислушиваясь. Ворон подпрыгнул у него на плече и согласно каркнул.

— Бать, кончай компот по небу мазать! — неведомым образом минуя уши, звонкий девичий голос ввинтился прямо в мозг. Я поднял глаза — в полуночном небе нарезала круги знакомая лебедь… Яна рассказывала, что на меня было жалко смотреть: затрясся, вскочил, в лес кинулся, еле поймали. А что? Мне рёбра дороги как память! — Благослови ты их, наконец! И покороче! Чмок, чмок, мамуля ждет. Чао!

Один проводил мрачным взглядом улетавшую лебедь.

— Дети… — тяжело вздохнул он, подпирая ладонью щёку. Земля вздрогнула, в лесу родилось эхо. Мы сделали вид, что не заметили. — Ничего-то они не понимают! Никого не слушают! Всё торопятся куда-то, спешат. И что с ними делать?

— Усыпить, — предложил Идио. — Лет на пять тысяч. Может, исправятся.

Правильно, спихните проблемы на плечи потомков, не фиг им жить спокойно.

— Посадить под домашний арест! — уверенно сказал я, более подкованный в проблемах отцов и детей. — Без кина и телевизора!

— А кого и на что вы должны благословить? — осторожно спросила Яна.

— Вас! Кого же ещё? — удивился Идио. Небо потемнело, тучи сгустились, ярко сверкнула молния, ударил гром.

— Всё-таки права дочка, лучше сразу, чем… — ещё тяжелее вздохнул Один, разом посерьёзнев. — Скажите, Александр и Янина, знаете ли, зачем вы здесь?

— Да!

— Нет! — одновременно вырвалось у нас.

— Кое-что знаем, — уточнил я, опять получив от Яны локтем в бок. — Один деби… то есть герцог Де Вил, Пустоземный и Краинный, окрестил нас Хранителями. Что именно мы храним, не сказал, по-моему, он и сам не в курсе…

— Первый вопрос: Хранители чего? — перебила Яна.

— Времени,[14] - негромко ответил бог. — Всегда приходят они во времена тяжкие, от бед хранят сей мир, оставаясь навеки в памяти людской, в легендах и сказаниях. Но искривили волшебства злые пространство и время (Идио густо покраснел), вызвали шторм дикий, и пришли вы туда, где вас никто не ждал. Ни Оракул, ни Моргана, ни даже мы, боги.

— Так мы ж русские! А русские — народ непредсказуемый, — я ощутил гордость за свою родину. — Нам пару сот километров разменять, как два байта переслать. Про Сусанина слышали? Брутальный мужичок такой, ведущий русско-польского реалити-шоу «Последний герой». «Эгей, старичок, ты куда нас завел?» «Откуда мне знать, я здесь не был ни разу…» Что, ни сном, ни духом? Зря… А Колумба знаете? Конкретный такой перец. Тоже наш! В Индию пошёл, в Америку приплыл. Мы ж все такие загадочные, таинственные, ну прям как Лиза Давинчева, и потому русский туда идёт, куда его левая пятка зовёт, и если кого заденет, то не со зла, по доброте душевной. А Моргана ваша — да не трясись ты, Идио! — едва на порог ступила, как наехала, как наехала! Всеми четырьмя колёсами! Вы, я вас, вам, да я вами — по всем падежам бедных Хранителей! За нас, за вас и за родной спецназ…

— Вопрос второй: оставаясь в памяти? — снова перебила меня сестра.

— Хранители призываются раз в поколение, — тщательно подбирая слова, объяснил Один. — И остаются таковыми всю свою жизнь.

— Если раньше уже были… и Моргана их знала… — сестрёнка стиснула кулаки так, что костяшки пальцев побелели, — получается, они… их всех…

— Да.

И сия пучина поглотила ея в один момент. В общем, все умерли.

— Понятно, — сказал я, обрывая неловкую паузу. — А нам что делать?

— Быть героями! — простодушно сообщил Идио, расплываясь в улыбке.

— С-спасибо, друг, — с чувством поблагодарила сестра. — И что же ты от нас ждёшь? Подвигов во имя Свободы, Равенства и Братства?

— Не-а. Вы должны находить и устранять червоточины зла.

Мы тупо уставились на парня.

— Бороться за Порядок против Хаоса? — попытался он ещё раз. Наши лица стали на порядок тупее. — Ну, знаете, защищать людей от упырей всяких, василисков, гидр, стрыг, амфисбен, драконов…

Яна закашлялась.

— Меня терзают смутные сомнения, что вы немного, вернее, очень сильно ошиблись адресом. Вам нужна армия ведьмаков. Их и ищите, а нас верните до…

— Мальчик просто немного увлекся, — мягко возразил Один. — По большому счету вам нужно лишь спасти мир и свергнуть тирана.

— Спасти мир? Свергнуть тирана? — со смешком выдавил я, хотя мне уже было совсем не весело. — И кого же? Фею Моргану?

— Да.

Зачем я спросил?

— Многие столетия это злобное коварное создание сеет смерть, разжигает войны, разрушает и оскверняет эти земли по удовольствию, по потребности своей чёрной души! У Морганы тысячи слуг и шпионов, в её руках магия крови и смерти…

— Может, договоримся? — жалобно вякнул я. — Мы не трогаем её, а она нас?

— С ней нельзя договориться, — единственный глаз Одина сверкнул. — От неё нельзя убежать. Моргану…

— Тогда Хранители должны быть полными идиотами, — бесцветно проговорила Яна.

— … можно только победить.

— Как? — тем же бесцветным голосом осведомилась сестрёнка. — Что нам делать?

Какие странные у неё глаза, вдруг заметил я. Всегда серые были, а сейчас жёлтые стали, как у кошки. И какие-то не такие. Слишком ярко отражалось в них пламя, и на миг мне показалось… Хотя что только не померещится в неверном свете костра…

— Для начала — помыть посуду, — посоветовал бог. — Ручей найдёшь, деточка, или тебя проводить?

Янины глаза вспыхнули, как у голодного тигра. Она даже не вскочила — взлетела, точно подброшенная пружиной, едва не с рукой выдернула у Идио котелок и, злобно бэмкая им обо все встречные деревья, поплелась к ручью.

— Нидхёггова работа, — тяжело вздохнул Один, провожая её взглядом. — Мудрецов бы этих сюда… придумали, а мы — отдувайся… Никаких нервов не хватит, хоть воду живую пей! — Бог достал из-за пазухи здоровенную фляжищу, открутил крышечку и сделал большой глоток. «Что-то от вашей живой воды спиртягой несёт», — насмешливо подумал я. — Уххх, хорош, Гармова отрыжка! А тебе нельзя, — категорично изрёк он, заметив мой выразительный взгляд. «Как же так? — я посмотрел ещё выразительнее. — На подвиг послали, а сто грамм для храбрости?» — Детям до шестнадцати лет спирт вреден.

— Мне уже сто два! — пискнул Идио.

— А после шестнадцати — бесполезен, — уверенно сказал старик. — Так что отвратите свои жадные взгляды от этой фляги и напрягите уши. Слушайте со вниманием и усердием, от этого, быть может, вся ваша дальнейшая судьба зависит! Символ Хранителей — медальон, Знаком именуемый. Ему дана Сила блуждать меж пространств и миров в поисках. Избрав новых своих Хранителей, он отворяет Двери Вселенной и распадается…

Яна:

Хорошо ночью в лесу. Озорной ветерок шепчется с листвой, на тёмном небе сияют крупные звёзды, они так близко, что, кажется, протяни руку — и сможешь собирать их горстями. Ярко светит желтая, похожая на надкушенный масляный блин луна, и виден каждый листик, каждая травинка, а непроглядная тьма прячется где-то в кошмарах Идио. Лес живёт своей жизнью. Весело звенит на камешках беспечный говорливый ручей, пряно пахнут ночные цветы, шуршат в воздухе крылья мотыльков, негромко, умиротворённо трещат в траве сверчки. Побежал куда-то торопливый ёжик. Беззвучно, словно призрак, пролетела между деревьями сова.

В городе всё по-другому. Там только дома, высокие и низкие, большие и маленькие, Дома и асфальт. Серые от пыли деревья, беспощадно подстриженные газоны, и пахнет там не влажной землей, а автомобильными выхлопами.

В городе никогда не бывает так тихо…

— …и одному Избранному достается звезда, а другому — ключ.

То ли в лесу такая акустика, то ли голос у бога особенный, но слышишь ты каждое слово. И всё больше злишься. На брата, на Идио, на папашу его безголового (и как при таких мозгах он умудрился нас сюда вытащить?!), на судьбу-злодейку и особенно на Сёмку — друга детства… гадина ползучая, сопля зеленая, змей подколодный, всё ведь из-за тебя!..

Дикая злоба переполняет тебя, мозги готовы закипеть. Ты всё яростней скребешь котелок, тебе хочется взять дубину, секиру, меч — всё что угодно! — и кого-нибудь шлёпнуть. Неважно кого. Только кровавое убийство с кучей мозгов, потрохов и прочего ливера успокоит твои нервы!..

И недоумённо смотришь на завязанную узлом ложку.

А потом на тебя словно выливают ушат ледяной воды. Трезвея, ты ужасаешься собственным мыслям и уже всерьёз сомневаешься в своём душевном здравии, со страхом спрашивая себя: «Да я ли это?» «Нет, японский городовой», — ехидничает внутренний голос. Кажется, они с Сашей друзья.

К горлу подкатывает ком, хочется даже не заплакать, а зареветь от осознания собственной беспомощности. До мамы как до этой луны поездом не долететь, самолётом не добежать, чужой мир, какой-то жуткий сплав средневековья и научной фантастики, цепко держит тебя и не собирается отпускать, а на горизонте маячит враг. Ни разу не виденный, но жестокий, коварный, в принципе непобедимый и очень злопамятный. Вы с братом в его чёрном списке, и Он (вернее, Она) мечтает как можно скорее вычеркнуть вас оттуда. А тебе всего двадцать, и в двадцать лет умирать ой как не хочется…

«А, может, хватит жалеть себя? — досадливо фыркает внутренний. — Или накрывайся простыней и ползи на кладбище, или возьми себя в руки и придумай что-нибудь! Никто ничего за тебя делать не будет! Qui non laborat, non manducet!»

Чё?

«И это будущий юрист… Кто не работает, тот не ест, вот «чё»! Beata stultica[15]…»

От такой наглости слёзы мигом просыхают, а в мозгу возникают невообразимо гнусные идеи, но воплотить их нет никакой возможности — ведь это твой внутренний голос. И он, кстати прав. Сейчас нужно не рыдать над своей несчастной судьбой, а думать, как откосить от армии… тьфу ты, то есть от великой чести «быть героем». Не нужны тебе подвиги, слава и смерть во имя высоких идеалов!..

«Что, есть другие дела? — притворно удивляется голосок. Да. Жить, например. — Тогда вставай и коси, surge et age! Как сказал Вергилий, audaces fortuna juvat! Для тех, кто в танке: смелым судьба помогает. Вперёд!»

— Ненавижу латынь, — мрачно бормотала я, шагая в сторону лагеря и отводя рукой ветки, норовящие хлестнуть меня по лицу. Под ногами должно было шуршать, но почему-то не шуршало. — И разные голоса. Потому что вы правы, а я… шизофреничка, кому я это говорю!.. До неба высоко, до мамы далеко, как говорила Скарлетт О'Хара, я подумаю об этом завтра. А пока — завяжу себе узелок на память. И как только выберусь, сделаю себе томограмму. Выберусь, нет, правда, выберусь… а, тролль блохастый!

«Яна, милочка, проспрягай-ка английские неправильные глаголы. По временам».

«Думаешь, поможет?»

«Уверен».

«Ну ладно… эээ… do, did, will do… is doing, was doing…»

У костра всё было по-прежнему: Один что-то вещал, Саша с Идио внимали ему, раскрыв рты. Я нарочно громко брякнула котелком, но в мою сторону не повернулась ни одна голова.

— …сей Ключ любой замок откроет, любую тайну разгадать поможет. Даётся он Мудрецу — тому, кто в знании научном силён — чародею, ведуну аль барду. Звезда о бедах и врагах предупредит, сама, коль надо, защитит. Она Воителю подмога — амазонке, охотнице и… неважно. — Идио открыл рот. Один сделал короткое резкое движение, словно сворачивая кому-то шею, и паренёк с увлечением принялся рассматривать свои ботинки. — А рисунки на Знаке указывают, какой путь Хранители выбирают.

«Спокойней, Яна! Drink, drank… буду пить… пью сейчас…»

— Ого! — Саша с интересом покрутил Ключ. — У меня теперь солнце на ладони! Светится! Что это значит?

— Вы — чародей! — просиял Идио. — А почему сразу не сказали?

— Так я, это… не знал…

«Детка, а тебе не интересно, какой-такой у тебя путь?» — хитренько спросил голос.

«Нет! Have been saying… has been saying…»

«Врушка, врушка, жареная плюшка! Ну давай, смотри! Мне же интересно!»

Рисунок на Звезде тоже изменился. Ладонь больше не была пуста, она сжимала рукоять меча, и тот слабо, еле заметно светился.

«Лук — охотнице, это понятно, — рассудил внутренний голос. — Копьё… наверное, амазонке. А меч кому? Неважно? Всё у тебя не как у людей».

«А в глаз?», — зло спросила я.

«Подставляй!» — хохотнул он.

— Как у вас с магией? — полюбопытствовал Идио.

— Никак… вроде, — пробубнил братец.

— Будет, — уверенно изрек Один. — Ты — чародей. А сестрёнка твоя — амазонка, должно быть…

— Я не!.. — ой, слишком высоко взяла, голос сорвался. Жалобно каркнув, ворон свалился на землю, Саша с Идио словно в эпилептическом припадке затрясли головами. В кустах что-то зашуршало. — Я! Не!! Амазонка!!!

— Возьми на полтона ниже, детка, не терзай мои барабанные перепонки, — попросил Один, возвращая птичку на плечо. — Сядь, — его взгляд буквально пригвоздил меня к месту. — И успокойся. Конечно, вы не совсем те… — ещё один взгляд; я машинально одернула свитер и попыталась пригладить волосы, но эту битву, как всегда, проиграла, — кого мы ждали, но так даже лучше.

— Лу-учше? — взвыла «амазонка», совсем потеряв голову. — Вы не тех взяли! Мы просто бедные беспомощные дети! (Саша задохнулся в приступе неудержимого кашля.) Воевать не умеем! Оружия в руках отродясь не держали! Немедленно, сию секунду верните нас домой и найдите себе Героев!

«Т-ты что несешь, дурная твоя голова?! — заорал внутренний голос. — Держи себя в руках, не то сдадут вас Моргане и в самом деле начнут всё сначала — с новыми Хранителями! К богам подлизываться надо… вот так, например: сэр Один, вы такой великий и могучий, такой мудрый и знающий, что без труда вернёте нас домой, правда?»

— Выбирает Знак, не мне решать, прав он или нет, — взгляд Одина был полон искреннего сострадания. Я засопела. Братик ободряюще похлопал меня по плечу. — А вернуть домой… — он помедлил. Но я этого не говорила! Я только подумала… А читать чужие мысли — невежливо! — Знаю, извини, деточка. Просто они у тебя такие яркие и живые, что трудно удержаться… Я могу открыть дверь в любой мир, но какой из них ваш — увы! — не знаю. Даже боги не всевидящи. И сейчас ваше место — здесь.

«Всё, хуже быть не может», — обреченно решила я.

В кустах снова что-то зашуршало, послышалось сдавленное пыхтение — похоже, какой-то незваный гость подползал всё ближе и ближе. Громко хрустнула ветка, знакомо потянуло гнилью. «Упыри? — спросила я себя и сама ответила: — Они и есть. М-ма…»

Взгляд Одина — спокойный, всезнающий — был как спасательный круг. Идио перестал беспокойно ёрзать и тихо выдохнул. Саня ни ухом, ни носом не повёл.

— Э-э-э… — замялся он, подыскивая слова, — Один Борович, вопросик можно?

— Можно, — величественно кивнул старик. — Только осторожно.

— Ну так! Кто б сомневался! Вот вы говорите: здесь. А здесь — это, простите, где будет? Шо цэ за мисто такэ в цифрах и координатах?

— Участок пространственно-временного континуума, являющийся узловым центром для системных миров класса 3-Z47-TRO, уровень пространственного смещения — две целые и одна десятая условной единицы по шкале Ллекандера, — профессорским тоном сообщил Один. Лицо у Саши вытянулось. — Согласно системе координат Мин да Рига занимает внутреннее поле седьмого квадранта, расчётный номер 7120981… а трудности с логическим мышлением — беда всех землян, — словно бы про себя заметил ас. — Попробуем по-другому. Один ваш маг сказал, что всё, созданное воображением должно существовать где-то во Вселенной. Это, — Один широко взмахнул рукой, — и есть такое место. Исток миров, где существуют магия и волшебство, где живут создания из ваших легенд и сказок…

«А попасть туда можно в лунный день 31 июня», — не замедлил с комментарием голос.

— …и который есть базис[16] для миллиарда миров. А если помните, когда рушится базис, гибнет и настройка. Уже несколько тысячелетий этот мир балансирует на грани жизни и смерти. Не станет его, прочие долго не протянут. И мой Асгард. И ваша Земля.

— А живёт он только благодаря Хранителям! — тут же добавил Идио. — Они защищают его, берегут, великая ответственность лежит на их… на ваших плечах!

— Хехх… — выдавил братик, а мне показалось, что на плечи разом навалился весь миллиард миров. В общем, велика Мория, а отступать некуда. Позади стена, блин!

Ветки затрещали громче прежнего, послышался топот ног, а Саша снова ничего не услышал. «Рассеянный — ладно, но что ещё и глухой впридачу — это новость так новость!» — ошеломлённо подумала я. В зарослях мелькнула серая морда с пятнами тления, раздался негромкий волчий рык. Сдавленный хрип и довольное урчание сообщили, что упырей в округе больше нет.

— На этом пути вас ждут только беды и лишения, и никакой благодарности, — негромко, но внушительно продолжал Один. — Но мы будем рядом и поможем, — краткая пауза, — советом, ибо…

«Боги были крайними, теперь мы за ними», — ехидно пропел голосок.

— Кхе-кхе… — закашлялся бог — стрела попала в цель, — … ибо нельзя нам напрямую в дела земные вмешиваться. Но не думайте о себе хуже, чем есть! Избрали вас, значит, вы вовсе не лохи дрему… хммм… и не так безнадё… кгм… Человеку не может выпасть ноша больше той, чем он способен нести, — уверенно заключил он.

«Ловко цитату ввернул, — одобрил внутренний голос. — И, главное, ad rem».

— Это просто совпадение, — мрачно проговорила я.

— Между совпадением и судьбой — грань тоньше волоса, — возразил Один. — Сильные судьбу изменяют, слабых она тащит. Ваша судьба — быть Хранителями. И отказаться от неё вы теперь не можете.

— А можно было отказаться?! — возопили мы с братом в один голос. «Хуже быть не может? Теперь — да!»

— Конечно, — снова встрял Идио. — Если избранники за пять часов не совершат ничего героического, Знак отошлёт их домой! Правильно вы меня слушать не стали…

— Ян, скажи в какую сторону бежать, я готов, — тоскливо шепнул Саня.

Волки (их было двое) еле слышно приблизились. Огромные хищники, облаченные в пушистые серебристо-серые шубы, каждый ростом с телёнка, острые уши стоят торчком, глаза до странности разумные, мощные челюсти способны запросто перекусить хоть вот эту толстую палку, хоть челове… то есть лошадиную ногу. Вне всякого сомнения — Гери и Фреки, звери Одина. То есть друзья. Верные, преданные, а добрые — аж жуть берет.

— Не горюйте, Избранные, — Один попытался подсластить пилюлю. — Знак — не казнь, а дар великий, и, став Хранителями, вы ничего не потеряли, а только обрели. Умение говорить на любом языке, в котором есть слова — это раз («Я же говорил!» — пискнул Идио). Мудрецу — своя сила, Воину — своя. Это два. Быстрое исцеление от ран и болезней — три. Ещё не чувствуете? Почувствуете. Ну, и бессмертие…

Эта «утка» оказалась такой дикой, что мы недоверчиво фыркнули.

— Долгая жизнь, — уточнил Один. — Теоретически Хранитель может жить вечно.

— А практически? — поинтересовалась я. Бог закашлялся, зачем-то надвинув шляпу на лоб. — Сто лет хоть кто-нибудь протянул?

— Дважды то было, — припомнил Идио, — ещё до Госпожи. А при ней — никто! Знак скрывает вас от чар её, но в Озёрном Доме — тысячи дверей, где пожелает Госпожа, там и очутится! И если найдёт…

«Нас извлекут из кучи трупов, respawn — это не для нас…» — печально изрёк голос.

— Стационарные порталы с выходами по всему континенту, — уверенно расшифровал братец. — Ян, ты только подумай, какая экономия времени!.. Ян, э? — он потряс меня за плечо. — Ты чего, повисла? Ведьмусь, reset! — У меня мелко задрожали руки, а зубы произвели ясно различимый скрип. — Тво-ою мечту… Маэстро Один, у вас валерьянка есть? Ян, спокойнее, ты только не волнуйся…

Что-о-о-о?! Я зло стряхнула Сашину руку, которая уже не трясла, а успокаивающе похлопывала меня по плечу. Нагрузили по самые помидоры — и спокойнее?! В герои определили — и не волнуйся?! Да не дергай меня за рукав! И отвали на фиг со своей валерьянкой! Этот (прилагательное вычеркнуто) мир, (вычеркнуто) Знак и (вычеркнуто) подвиги могут (глагол вычеркнут, вычеркнут) и (снова вычеркнут)! И вообще я!..

Из кустов выглянул волк и подмигнул мне, я раскрыла рот, а Саша, воспользовавшись моментом, влил в меня лошадиную дозу валерьянки. И сразу стало хорошо и спокойно, и мысли потекли медленно и размеренно, как-то по-эстонски…

Чуужой миир? Поодуумаеешь, ии туут проожиивёём… Мооргаанаа? Даа чиихаать наа неёё… Поодвиигиии? Сеейчаас каак встаануу, даа каак соовеершууу…

«Пообеедаа иилии смеерть, teertium nоon daaatur…» — вяло откликнулся внутренний голос. И его не пощадила валериана.

— Переборщил… — пробормотал братец, глядя то на меня, то на полупустой пузырёк. Вечно у него проблемы с дозировкой, все взрывы из-за этого.

Один протянул руку, пощёлкал пальцами перед моим лицом, прищурился, словно что-то занятное увидев в остекленевших, пуговичных глазах, и вдруг расхохотался.

— Угадал сынок, угадал болтун длиннобородый! — с каким-то детским восторгом вскричал бог. Пламя ревущим огненным столбом взметнулось вверх и опало, оставив на сетчатке глаз мерцающие пурпурные пятна, а Один радостно хлопнул в ладоши. — Ох, угадал! И веснушки, и голосок, и характер… много я брани слышал, но такой — никогда! Загордится теперь Браги,[17] у отца спор выиграл… хе-хе, вот повезло тому бедняге, кто б подумал… Эх, кошечка!..

— Хозяин, молчи! — встрепенулся ворон и ущипнул Одина за ухо. После убойной дозы валерьянки меня не могла смутить такая мелочь, как говорящая птичка. Саша охнул и сдавленно прошептал что-то вроде «автор, выпей яду». Идио проявил равнодушие хорошо осведомленного человека.

— И впрямь, не моё это дело, — спохватился бог. — Пора мне. Да и ребята заждались. — Саша проследил за его взглядом и с приглушенным воплем шарахнулся назад — в освещенный пламенем круг неторопливо вступали волки. — Не бойся, чародей, это свои.

Брат недоверчиво хмыкнул и отодвинулся ещё дальше.

— Вот смотрю на вас, Избранные, и верю, — голос Одина был одновременно печален и радостен. — Верю в вас, верю, что вы можете победить. («Если только случааайно…» — чуть оклемался внутренний голос). Да, Хранителей было много, но таких, как вы — ни разу. Есть в вас, дети мои… и в тебе, малыш, — он кивнул Идио, — нечто такое, что никогда не позволит вам сдаться и опустить руки, а случай… случай даётся лишь тому, кто ищет его, кто крепко держит весла и правит навстречу буре. Плывите же, Хранители! Исполните то, ради чего пришли, и я помогу вам вернуться домой. Даю в том слово.

— Когда исполним или если? — вяло поинтересовалась я. Один почти наверняка говорил искренне, но для поколения Pepsi и телепузиков его слова звучали примерно как приглашение на шоу «Кто хочет стать камикадзе?».

— Пока что ступайте туда, куда шли, в Ведьмины горы, — дед укоризненно покачал головой, но под валерьяновой анестезией мне всё было, грубо говоря, по барабану. — Ждёт вас Оракул, не дождётся, всё по правилам рассказать да как надо. Сперва через Дикий лес пойдёте, потом Озерками по тракту Пустоземскому, он до самых Ведьминых гор идёт…

Всего на миг отвела я взгляд, но Одину хватило. Отец богов ушёл так же, как пришёл — неслышно, как ветер, и волки растворились в серых тенях. Мы, трое, хором вздохнули.

— Чуть не забыл! — знакомый голос прозвучал, как мне показалось, с ближайшего дерева. — Идио! — паренек подскочил и выпрямился. — Никогда не оставляй Хранителей, будь им верен, стой за них насмерть. Тебе, Чародей, сила слова дана, но будь с ней осторожней, клятв напрасно не давай, проклятья не разбрасывай… Подарок дочкин сохрани. Яночка, детка, пусть мудрость, сила и боевой дух не покинут тебя никогда. Судьба мира в твоих руках. Не урони ее на пол!

«А ведь кто-то хотел от чего-то там откосить, — язвительно напомнил внутренний голос. — Чудно! Этот мир мы покинем не раньше, чем кардиограмма распрямится. Чья? Ты уверена? Ну-ну. Молодец, кошечка… ох, прости, Избранная. Для полного счастья не хватает только черного плаща, тёмных очков и сотового телефона!»

Наверху кто-то неодобрительно кашлянул и хлопнул в ладоши.

Раз! Саша утонул в синей мантии размеров на десять больше, украшенной звёздами и полумесяцами. Два! Мои красные сапоги, смешно шевельнув носами, превратились в армейские «вездеступы». Три!.. «Ну, чёрные джинсы, рубашка цвета хаки — ещё куда ни шло, — ошарашено подумала я. — И за плащик спасибо, тёплый, мягкий, теперь точно не замёрзну. Но на кой мне майка с мордой Чужого? Вампиров пугать?»

Идио, как бесплатному приложению к ХВ, ничего не досталось. У него и так всё было.

— Клёвая майка, — угрюмо буркнул Саня, выпутываясь из мантии. Ещё хлопок — мантию сменил шутовской костюм. Идио уткнулся лицом в траву, вздрагивая в приступах гомерического хохота. Братец юмора не оценил и злобно швырнул на землю колпак с бубенчиками.

Хлоп! Был шут, стал древний грек. Хлоп! Волосы сменили цвет на рыжий с зелёноватым отливом. Хлоп! Ниндзя! Хлоп! Неандерталец. Хлоп! Джедай.

Но сквозь тунику просвечивала глумливая орочья морда, штаны украшал знакомый лэйбл «Раффл», а на ногах вместо сапог красовались растоптанные кроссовки. Саша оглядел себя, пощупал на предмет иллюзии и расплылся в счастливой улыбке фэна.

— До встречи, Хранители! Удачи! — пожелал Один.

— Спасибо, — нестройным хором поблагодарили мы.

— Она вам понадобится… — пробормотал он и ушёл окончательно. А комары, до сей поры почему-то не донимавшие, накинулись на нас как дикие звери.

— Господи! Спасибо! — Идио прихлопнул разом десяток кровососущих агрессоров и вскочил на ноги. Он сиял, как солнце над Сахарой, и был счастлив так, что на него больно было смотреть. — Сам Один! Сидел… вот… прямо здесь! Благословил нас… вас на подвиг!

(Размышления автора здесь опускаются как некорректные).

— В первый же день! А представьте, что будет дальше! — от избытка чувств парень едва мог дышать. — Вы будете ежечасно биться со злом, защищать невинных, совершать подвиги! Барды воспоют вас в песнях! Вы навсегда останетесь в людской памяти…

«Да не хочу я оставаться в памяти! — заверещал внутренний голос. — Я жить хочу! Домой хочу! И вообще!..»

Идио глянул на меня и, горестно возопив, упал на колени.

— Ой, не нада, не нада-а-а! — заверещал он на ультразвуке (быстро учится негодяй), шустро подползая ко мне. — Нам в Ведьмины горы нада-а-а! Один сказал! Вы — наша последняя надежда-а-а!!! — И убедившись, что бунт на корабле подавлен, встал, отряхнул колени и продолжил уже нормальным голосом: — Давайте лучше спать, время позднее, а завтра тяжёлый переход. Я подежурю, только установите, пожалуйста, охранную сферу, — он покосился на Сашу.

— Чего? — оторопел братец.

— Ну, это такая… такое… маги делают… вот такое! — Идио изобразил что-то шарообразное. Задумчиво почесал голову. Просиял. — А! Чтоб, значит, никто не сунулся!

— Ты про барьер, что ли? Сферу защиты? — сообразил Саша и вдруг обиженно выпятил губу. — Эй! А почему я?! Самый рыжий, что ли? — Но прежде чем я успела найти ответ на этот вопрос, он почесал макушку и засучил рукава. — Так. Прежде всего, нам нужен… ага! — он ловко вытащил из костра головёшку. — Инструмент! — Поплевал на ладони и, сосредоточенно сопя, поволок её по земле, очерчивая вокруг лагеря непонятную фигуру. — Значит, так… защитный контур, он же купол силы, он же круг мага, создаётся выстраиванием определенной фигуры… круг, треугольник, пентаграмма… и вложением в неё магической энергии… хе-хе, где ж её взять-то… Ну вот. Как-то так. — Он выпрямился, посмотрел на дело своих рук и снова почесал макушку. Круг в его исполнении больше напоминал раздавленную жабу, если приглядеться, даже лапки имелись. — Ладно, и так сойдёт.

— А-а-а?! — раскрыл клювик Идио

— Я чародей, мне виднее, — отрезал Саня. — Всё. Дело сделано, я — спать, меня не складировать и не кантовать. Ещё волки придут — будите, пойду досыпать на дерево, я уже и ветку присмотрел… Добрых снов!

Он с головой завернулся в выданное Идио одеяло и мгновенно уснул. А я ещё долго ворочалась — больно мрачным рисовалось «геройское будущее», и корень в бок давил, зараза.