"История о сене и собаке" - читать интересную книгу автора (Болгова Ольга)

Глава 4

Второе, что пришло в голову, когда я проснулась — «любовью нельзя оскорбить». Первое же, традиционное, едва я открыла глаза и увидела на часах противно светящиеся цифры 6:24, было — «как неохота вставать так рано, поспать бы еще чуток».

Утро прошло под знаком размышлений над вторым. Зачем он сказал мне это? Не оттого ли, что видит во всех женщинах алчных соискательниц плотного мужского кошелька? Неужели и я дала повод так думать о себе? Это я-то, которая всего, что имею, добилась сама, тяжким упорным трудом, собственным умом и силами? Да что он знает обо мне! Ничего, кроме того, что я успешна в жизни. А он, между прочим, там, внизу, почти на дне. И какого черта меня волнует его отношение ко мне? За завтраком я пришла к неутешительному выводу, что ради собственного спокойствия и родственных отношений должна все-таки узнать хоть какие-то детали биографии Романа Лудовина, обещанные подругой, и позвонила ей, чтобы договориться о встрече. Кристина предложила пересечься на ее территории, то есть, подъехать в редакцию газеты, где она трудилась, и на месте договориться о дальнейших действиях. С тоской в голосе она объяснила, что не может пригласить меня в гости, потому что дома у нее уже два месяца царствует его мучительство ремонт, и они с мужем и сыном влачат жалкое существование у его родителей, отчего состояние нервной системы Кристины уже приближается к критическому уровню. В ответ я предложила посетить мое жилище, на территории которого могла бы предоставить их семейству комнату, не на месяц, разумеется, но на несколько дней, чтобы дать им возможность оторваться и отдохнуть от общения со старшим поколением.

Рабочий день выдался на редкость спокойным, проблемы с заказчиками, подрядчиками и прочими сопутствующими элементами были временно утрясены, проекты согласованы, а при отсутствии зама Сурикова никто не капал на мозги. Я даже негуманно подумала, что было бы неплохо, если бы нога нашего зама подольше не срасталась.

С утра главный инженер собрал планерку по текущим делам, и я забежала в его кабинет, чтобы вставить некоторым нерадивым труженикам строительной индустрии за их недочеты и провалы в работе и выдать несколько животрепещущих инструкций. После разборок я подошла к Рите.

— Как у тебя дела с этим твоим строителем? — небрежно задала я вопрос, старательно закопав его среди нескольких дежурных и родственных.

— Дарья Васильевна, — Рита заулыбалась и, оглядевшись, с заговорщическим видом полушепотом сказала:

— Вы ошибаетесь насчет него, он — классный парень, просто ему немного не повезло в жизни, а на стройке он работает временно.

— Временно… гм… Рита, знаешь, существует такой… такая закономерность, установленная опытным путем, — если женщина жалеет мужиков, то к ней всегда будут липнуть всякие неудачники, алкоголики, бездельники и прочие, — противно-поучительным тоном сказала я.

— Но, Дарья Васильевна, он же не алкоголик, да я и не жалею его совсем… — она помолчала, поправила свои с художественной небрежностью подкрученные локоны, затем добавила задумчиво: — И почему вы решили, что мне его жаль?

— Потому что невозможно не испытывать жалость к человеку, который, когда-то достигнув успеха, после неудачи удовлетворяется носилками и лопатой, — рыкнула я.

— Но это временно… — уже неуверенно повторила Рита.

— Он сам тебе это сказал?

— Да, сам…

— Возможно, для коротких отношений он и неплох, — пустилась в размышления я. — Если он интересный мужчина, то почему бы и не развлечься? Но без далеко идущих последствий…

— Дарья Васильевна, а если с последствиями? — нахально спросила осмелевшая Рита.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась я.

— Да не беспокойтесь, Дарья Васильевна, это я в общем смысле… Вы же сами говорили, что человека нужно поддержать и все такое…

— Говорила, — мне пришлось расплачиваться за свою излишнюю филантропию. — Говорила, но тоже… в общем. И почему ты выбрала из всех возможных мужчин именно его? Вон, посмотри — Вадим, — кивнула я в сторону стоящего у окна молодого красавца-инженера-строителя, — такой приятный молодой человек. Разве он тебе не нравится?

Рита откровенно поморщилась.

— Чем же он тебе не нравится? Он не пытался к тебе подъезжать? — отреагировала я на ее красноречивую мимику.

Рита пожала плечами.

— Пытался, но он такой… зануда и несет всякую чушь,

— В отличие от Лудовина? — ехидно спросила я.

— Небо и земля! — выдала Рита.

По правде говоря, мне и самой не нравился этот Вадим, несмотря на его вполне приятную внешность.

Подошедший с вопросом Сударев прервал нашу душещипательную девичью беседу.

Вторая девичья беседа состоялась с подругой Кристиной. Ближе к вечеру мы встретились, как и договорились, у нее на работе. Я не сразу нашла редакционный офис среди множества заведений всевозможных профилей, заполнивших огромное здание, что смотрело столь же не по-северному огромными окнами в сторону Невы. После нескольких коротких переговоров по сотовому и расспросов пары встретившихся на пути местных обитателей, я наконец добралась до нужного кабинета, где в крутящемся кресле восседала Кристина, ловко лупя по клавиатуре пальцами с гневно-красным маникюром. Она приветственно-небрежно махнула мне рукой и кивнула в сторону свободного стула. Я села, разглядывая подругу, которая почти не изменилась с тех пор, как мы виделись с нею в последний раз, разве что пополнела. Кристина никогда не отличалась хрупкостью сложения и еще в школе возглавляла на физкультуре славный строй «По порядку номеров рассчитайсь!» и носила прозвище «Крушина», в том смысле, что легко справлялась с парой мальчишек, пытавшихся посягнуть на ее шикарные тогда косы длиной до пояса.

— Счас, погодь, статейку долеплю, завтра срочно в номер, а у меня и конь не валялся, — бросила подруга. — А ты пока завари-ка кофейку, там все найдешь в шкафу, чайник на окне, а то с утра ни маковой, ни конопляной росинки во рту не было…

Кристина в своем репертуаре. Я нашла в заваленном всяким хламом шкафу банку растворимого кофе, вазочку с печеньем, пару чашек, наполнила и включила электрический чайник.

— Ты на колесах? — спросила Кристина, закончив печатать. — А то я сегодня еще и безлошадная. Свою развалюху разбила, а Васька-старший родителей повез в «Ленту» и когда вернется, неизвестно. А ты всерьез нас пустишь на несколько дней к себе? Я бы с радостью, а то боюсь, скоро драться начну со свекрухой, достала она меня, беспредел полный…

— Конечно, пущу, — ответила я, разливая кипяток по чашкам. — У меня сейчас, правда, племянница живет, но места всем хватит.

Если вначале я и предложила свою квартиру лишь из вежливости и сочувствия к мучениям подруги, то сейчас мне ужасно захотелось, чтобы она пожила у меня несколько дней. Как было бы чудно предаться детским воспоминаниям, подурачиться, почувствовать себя юными и бесшабашными, хоть на какие-то часы.

— Отлично! Скажу Ваське-старшему, он не будет возражать, ну а младшего и спрашивать не будем, — обрадовалась Кристина.

По традиции семейного дома Кристининого мужа, всех рожденных в нем мужчин именовали Василиями, в результате чего все эти мужчины носили двойные имена: Василий-старший, Василий-младший и так далее, словно были отпрысками царского рода.

Обсудив личные новости и дела не пропавших из поля зрения одноклассников, слово за слово, мы добрались до момента, ставшего поводом для нашей встречи.

— Меня любопытная жаба душит, — сказала Кристина. — С чего это ты, акула строительного бизнеса, так заинтересовалась каким-то бывшим футболистом, что даже нашла время позвонить мне, да еще и встретиться?

— Ну, во-первых, я не акула, и даже не щука, так, окунь, который с трудом держится на плаву, — ответила я, стараясь отдалить момент истины.

— Не скромничай, дорогая, ты у нас — одна из самых успешных, не считая Колокольникова и Супягина.

Колокольников и Супягин — наши одноклассники, один из которых процветал в банкирах, а второй бодро осваивал правительственные коридоры и на последней встрече выпускников пару лет назад потряс всех своим холодно-покровительственным тоном и намерениями учить всех жизненным основам, за что получил как порцию дружеских издевок, так и осторожного подхалимажа, на случай «а вдруг знакомство пригодится».

— Я не скромничаю, а реально смотрю на вещи, — ответила я и пустилась в объяснения трудностей, предшествующих и сопутствующих моменту, когда взлелеянное и вымученное сооружение из кирпича, бетона и прочих материалов становится пригодным к употреблению.

— Все понятно, что тебе нелегко, — без малейшего сочувствия в голосе отреагировала на мои стенания Кристина. — Но раз уж влезла, тяни, пока сможешь. Но, возвращаясь к футболу, кое-что я накопала, но инфа только в обмен на откровенность, хоть частичную. Ну накорми ты мое любопытство, подруга, зачем он тебе сдался, этот Лудовин?

— Это запрещенный прием, — пробурчала я.

— Ни фига не запрещенный, а самый что ни на есть легитимный и очень действенный. Здоровый обмен есть суть отношений приматов, — выдала Кристина.

— Кого ты имеешь в виду под приматами? — с подозрением спросила я, чувствуя, что подруга гнет линию в ту сторону, куда бы мне совсем не хотелось гнуться.

— Под приматами я имею в виду биологический вид, к которому мы с тобой относимся.

— Убила бы, если б могла, — проворчала я.

— И это вся твоя благодарность за мои тяжкие труды? — весело возмутилась Кристина. — Давай еще по кофейку и рассказывай! И учти, чем больше ты будешь пытаться скрыть, тем сильнее мои мысли будут сползать в интимную сторону. И не забудь, я — журналюга.

— Вот уж точно — журналюга, — проворчала я и приступила к рассказу о своем знакомстве с Лудовиным, начав с той встречи в метро.

— Значит, говоришь, он успел, воспользовавшись случаем, познакомиться с этой твоей кузиной и теперь обхаживает ее? А ты беспокоишься, что у него дурные намерения? — спросила Кристина, когда я замолчала, закончив свой обзор. Я рассказала все, упустив лишь наш с Романом Петровичем последний разговор, прошедший под знаком «любовью оскорбить нельзя».

— Вот именно, что я ничего не знаю о его намерениях! — ответила я. — А если он воспользуется Ритой? А вдруг он — тайный алкоголик? Я чувствую себя ответственной, ведь, получается, что я, хоть и косвенно, познакомила их.

— Но, извини, это полная чушь, — отрезала Кристина. — Не вали на себя то, в чем ты не виновата. А Рита твоя, она что — ребенок неразумный?

— Не ребенок, но, кажется, не на шутку увлеклась этим типом.

— Дашка, а с ним самим ты разговаривала? Ну, кроме той стычки в метро и дебатов по поводу объясниловки?

Кристина поднесла к губам чашку с горячим дымящимся кофе и взглянула на меня в упор, умная и проницательная стервоза.

— Я еще не услышала обещанных деталей биографии… — парировала я.

Наш разговор начинал напоминать беседу двух шантажисток.

— А, счас расскажу, — смилостивилась Кристина, допила кофе и, поставив чашку на стол, защелкала по клавиатуре. — Вот… Лудовин Роман Петрович, играл в команде «Такелажник», затем его пригласили в «Апогей», форвардом… хорошим был форвардом, ну, а потом гнал по трассе, выехал на встречную полосу, короче, собирали по частям. Кстати, был женат, бездетно, с женой развелся.

В этот момент на меня накатило неприятное ощущения, что я подглядываю за человеком, который этого не желает, и я совершила ошибку, сказав Кристине:

— Ладно, не надо о жене и личной жизни, да и вообще все с ним понятно…

Скрипнула дверь, и в кабинет просунулась кудрявая голова, а затем появился и обладатель кудрей — невысокий субтильный молодой человек.

— Кристин, я ухожу… здрасте вам, — кивнул он в мою сторону.

Когда, после коротких переговоров и прощания кудрявый коллега Кристины скрылся за дверью, она, проводив его взглядом, сказала:

— Вот посмотри, парень внешне вроде ничего из себя не представляет, но девки на него вешаются гроздьями… что-то же в нем находят. Вот и твоя Рита что-то в этом футболисте нашла, неважно, где он там сейчас трудится, пусть даже среди гастарбайтеров. Это мы с тобой умудренные и все такое, хотя, ты ведь, Дашка, так замуж еще и не сходила… Я тут как-то любопытную статеечку надыбала, по поводу мужчин, так там авторша такой расклад сделала: мужики они хороши своими недостатками, то есть чем хуже, тем лучше. Ну, расхожие истины, типа бьет — любит, брать не будем, хотя в этом есть своя сермяжная правда, но женщина инстинктивно старается в памяти носить и лелеять их изъяны и самые гадкие. Он пьет — значит у него страдающая душа, и женщина рвется излечить эту душу, он — чертовски некрасив, но для мужчины же это неважно, уродство и шрамы украшают его. Он — бабник и изменщик, но что хорошего в мужике, которого не интересуют и которым не интересуются бабы? Стараясь вновь и вновь припоминать их изъяны, мы растравляем свои раны и культивируем любовь.

— И ты согласна с этой дурацкой теорией? — возмутилась я.

— Ну, согласна, не согласна, но рациональное зерно в этом есть. Мотивировки женского поведения. Я ж вкратце описала. Но, в связи с этим вопрос: недостатки твоего футболиста не вызывают у тебя интереса к нему, а, Дашка?

— У меня есть замечательный жених, и я собираюсь замуж, — отрезала я.

— Правда? Вот с этого места поподробнее! — Кристина с довольным видом потерла ладони.

Разговор с подругой детства привел меня к логичному выводу: пора заканчивать глупые юношеские метания, настало время остепениться и выйти замуж — за Федора, лучшей кандидатуры мне не найти. Да и зачем искать, когда она уже есть, лучшая, и этот план я осуществила вечером того же дня, то есть дала свое согласие утомленному ожиданиями уже запланированной свадьбы жениху.

Семейство Кристины, нагруженное баулами, явилось ко мне на следующий день. Василии, чуть посмущавшись, но вскоре освоившись, отправились на кухню готовить ужин. Дора сделала попытку пристроиться к нашей с Кристиной компании и была благосклонно принята, а затем, после исполнения ритуала «дань вежливости», выпровожена в направлении кухни, в общество мужчин и кастрюль. Мы же с подругой погрузились в противоречивый, как горький шоколад, мир воспоминаний, приятно щекочущий нервы и слегка раздражающий чувства, сентиментальный и невозвратимый. Я вытащила из ящика секретера, сделанного на заказ в стиле псевдобарокко, школьный альбом, набитый любительскими и официальными, чуть выцветшими, фотографиями прошлого века, и мы от души насладились созерцанием метаморфоз наших лиц от детской припухлости до юношеской претенциозности.

От воспоминаний мы плавно перешли к делам насущным и, само собой, не могли не затронуть вечные темы: мужчины, сохранение молодости и красоты, и как со всем этим бороться.

— Ты классно выглядишь, Дашка, — заявила Кристина, — еще вчера хотела тебе об этом сказать. Только чуть усталая, да бледновата для бизнес леди… Солярий не посещаешь? А вашим, из среднего класса, вроде, положено: солярий, спа и все такое… В отпуске была хоть в этом году?

— Стервоза ты, Крушина, — ответила я, — была такой, а сейчас еще хуже стала. С какого перепугу ты решила смешать бизнес-леди с женой олигарха? Я, между прочим, тружусь, как пчела, а не обжариваюсь на пляжах Майорки или чего там еще! Кажется, мы вчера с тобой говорили на эту тему! А ты, простая журналюга из низшего класса, выглядишь очень неплохо, просто великолепно, несмотря на то, что располнела со времени нашей последней тусовки, — последнее я добавила, разумеется, ради того, чтобы бросить ответный кирпич в огород подруги

— Спасибо, дорогая, умеешь ты утешить и порадовать, — ответила та.

Но если я и съязвила, то процентов на пятьдесят, в чем тут же попыталась убедить Кристину. При всей ее грузности, она была поразительно пропорционально сложена, и я всегда завидовала изяществу ее движений, которому ее полнота не мешала, а, возможно, даже и придавала особый шарм. Если утверждать, что половине всех красот натура обязана портным, то другая половина напрямую принадлежит самой натуре, и никакие портные здесь уже не помогут. Все это так, архитектура… Кристина могла надеть любую вещь, выйти из дома, кое-как причесавшись, и ни то, ни другое не мешало ей всегда выглядеть привлекательной. Плюс легкий общительный характер — и она никогда не была обделена мужским вниманием. Общение с Кристиной всегда вызывало у меня приступы самоуничижения. Не обошлось и на этот раз. «Мне всю жизнь приходится безуспешно сражаться со своей внешностью, — горестно подумала я. — То с волосами, которые не желают держать никакую укладку, то с макияжем, который упорно отказывается попасть в золотую середину между умеренным и вызывающим. Я ношу совершенно неподходящие вещи, в силу природного неумения одеваться — здесь мне не помогли ни достигнутые материальные возможности, ни вполне приличная фигура. И я вечно конфликтую с мужской половиной населения. Кстати, чем же я не угодила невезучему Лудовину, ведь я пыталась помочь ему, совершенно, между прочим, бескорыстно, из самых лучших побуждений, да еще своими руками принесла ему на блюдечке с цветной каемочкой, пусть не родную, но сестру, посмотрев сквозь пальцы на их бесперспективные и, более того, возможно, опасные для Риты встречи».

Мысли мои опять неуклонно потекли в направлении проклятого загадочного Романа Лудовина, и, задумавшись, я пропустила очередной Кристинин кульбит остроумия, в результате чего она довольно ощутимо пихнула меня в бок кулаком и заявила, что мне давно пора хотя бы сходить замуж и посмотреть, что это такое, потому что задумчивость, рассеянность и рассуждения о псевдоженихах в моем, уже далеко не девичьем, возрасте свидетельствуют об отсутствии здорового взгляда на мужскую, пусть и далеко не лучшую, половину человечества и необходимости регулярного общения с хотя бы одним из представителей этой половины.

— Глупости говоришь, — буркнула я. — И что это значит, псевдоженихи? Я же сказала, что выхожу замуж и в ближайшее время, у нас уже все спланировано.

— Ты не замуж идешь, — ответила Кристина. — Ты брак заключаешь. Если не шутишь, конечно…

— Я не шучу… Только не понимаю, в чем разница между «идти замуж» и «заключать брак». По-моему, это — синонимы.

— Да, но каждый из них, дорогая, имеет свой неповторимый нюанс, на то они и синонимы. И ты, думаю, прекрасно эти нюансы различаешь, но кокетничаешь. Не буду оригинальной, если скажу: замуж можно идти для удовольствия, пусть часть этих удовольствий и сомнительна, но оно того стоит, а можно заключить брак, деловое соглашение, расчет и синекуру. Тоже неплохо, только тебе-то, Дашка, на фиг это сдалось? Деньги ты сама заработаешь, а мужик тебе нужен не для карьеры, для души, поверь мне, старой опытной женщине! Как учит опыт нас печальный… шествовать стезей гордыни — значит кликать на себя беду.

— Набралась же опыта…и словечек… — проворчала я. — Никогда не замечала за тобой подобного… романтизма.

— Между прочим, я грубо цитирую реплику одного широко известного персонажа американской классики. Хотя, подозреваю, что ты вовек не догадаешься кого, потому что роман этот вряд ли читала, — ехидно ответила подруга.

— Почему это не читала? — обиженно спросила я, мучительно пытаясь сообразить, о каком романе идет речь.

— Собственно, в свете феминистических настроений общества и превалирующего в женских кругах неверия в мужское начало как основообразующее, — Кристина, не обратив внимания на мой вопрос, продолжила речь, словно отстукивала на клавиатуре текст статьи, — утверждение об удовольствиях замужества звучит сомнительно, но, тем не менее, я, дожив до своих тридцати, предпочту жить с любимым недотепой, чем с нелюбимым нуворишем.

— Не понимаю, зачем ты мне все это рассказываешь? Я разве говорила, что не люблю Федора и иду замуж по расчету?

— Ты впервые со вчерашнего дня назвала его по имени, а это о многом говорит, да не просто говорит, а сигналит правительственной мигалкой.

Я хотела возразить, но не нашла подходящих слов и глупо брякнула, проиграв партию:

— Болтушка ты, Крушина… А все-таки, что за роман?

— Очень известный, советую почитать… А когда ты в последний раз читала что-нибудь, кроме договоров, пояснительных записок и пособий по экономике и строительству?

— В последний раз, кроме пояснительных записок, я прочитала много объяснительных, — вырвалось у меня совсем не к месту.

— Как все запущено… — пробурчала Кристина. — Поэтому и говорю: прочитай роман!

— А роман-то какой? — упрямо спросила я, но в этот момент створки раздвижной двери лихо расползлись, и на пороге появился Василий-старший.

— Девчонки, ужин готов! Живо моем руки и за стол!

Не удивительно, почему Кристина проповедует идею брака… то есть, замужества для удовольствия…