"История о сене и собаке" - читать интересную книгу автора (Болгова Ольга)

Глава 3

Я кликнула на красный значок «отключить», компьютер напрягся, обдумывая поданный сигнал, и слопал иконки с рабочего стола, обоина-релаксатор — морской простор и волны, разбивающиеся о прибрежную скалу где-то там, в дальних далях — на секунду приобрела черно-белые оттенки и сменилась на синеву прощающейся с пользователем винды.

Договорились с Ритой встретиться сегодня после работы и поужинать вместе — ведь она все-таки моя родственница, а я совсем не общаюсь с ней вне служебного времени. Тем более, меня волновал вопрос ее отношений с рабочим со стройки, и я не могла оставаться в стороне, видя, что молодая девушка готова сделать столь неверный шаг. Я даже прикинула, с кем из известных мне молодых перспективных людей можно было бы ее познакомить, чтобы отвлечь от Лудовина и, по возможности, направить на верный путь в личной жизни.

Немного взволнованная Рита уже ждала меня в приемной, когда я вышла из кабинета.

— Рита, — вкрадчиво начала я, когда мы устроились с ней за столиком в уютном, давно взятом на примету, ресторане. — Мы с тобой так редко общаемся, только по работе. Но мы все-таки сестры, хоть и дальние…

— Согласна, Дарья Васильевна, я… я очень благодарна, что вы пригласили меня и что на работу устроили, — ответила Рита, настороженно глядя на меня.

Откуда эта напряженность, что я — зверь какой-то, что ли? Я улыбнулась, стараясь разрядить обстановку.

— Рита, и давай, вне официоза, перейдем на ты… Почему ты мне выкаешь сейчас?

— Но… Дарья Васильевна, вы такая… — Рита замолчала, явно подбирая более-менее литературное слово, характеризующее мои человеческие качества. Я напряглась и осторожно спросила:

— Какая?

— Строгая, э-э-э… требовательная, старше меня…

Последнее можно было бы и не сообщать!

— Приходится быть такой: положение обязывает, но сейчас ведь можно и расслабиться. Стать самой собой. Разве нет? И прошу тебя, обращайся ко мне на ты…

— Хорошо, Дарья Васильевна…

— Можно просто Дарья… Что ты будешь заказывать? Выбирай… здесь готовят неплохой шашлык… Хотя, наверное, лучше что-нибудь полегче. Надеюсь, ты не придерживаешься принципа не есть после шести? Может, выпьем немного вина, какого-нибудь легкого, сухого? Ты не против?

Рита согласилась на вино и доверила мне право выбора блюда, заявив, что полностью полагается на мой вкус и познания в данной области.

Разобравшись с меню и сделав заказ, я расспросила Риту о жизни ее родителей, а затем плавно перешла на жизнь личную.

— Рита, — сказала я, поднимая бокал прозрачно-золотистого вина. — Я не люблю произносить всякие там тосты, а тем более у нас с тобой дружеский ужин по-родственному, поэтому просто скажу: хочу пожелать тебе всяческих успехов, особенно в личной жизни…

— Спасибо, Дарья Вас… Дарья, — исправилась Рита, встретив мой взгляд, надеюсь, не слишком укоризненный.

— Кстати, — продолжила я, ставя бокал на красно-белую клетчатую скатерть. — Ты помнишь нашу воскресную встречу?

Я взглянула на Риту, щеки ее зарделись пунцовым, но непонятно, от моего ли вопроса или от выпитого вина.

— Да, конечно, помню…

— И ты была с этим… как его… напомни мне, пожалуйста, — я поддела на вилку корнишон и отправила его в рот.

— С Романом… — ответила Рита, отрезая кусочек от своего по-македонски фаршированного баклажана.

— Полагаю, вы случайно встретились? — спросила я, проглотив острый на вкус корнишон.

Рита поедала македонское блюдо и молчала. Я наполнила бокалы вином.

— Нет, не случайно… — наконец ответила она.

— Ты с ним встречаешься? — спросила я, протягивая ей бокал.

— Да, ну… не то, чтобы… да… — пробормотала Рита.

— Как-то ты странно реагируешь, — сказала я, глотнув чуть кисловатое, приятное на вкус вино. — Мне кажется, хотя, возможно, я и не права, что это не тот человек, не совсем подходящий человек для… отношений.

Получилось коряво и натянуто, хоть я и старалась, чтобы слова прозвучали естественно.

— Потому что он рабочий на стройке? — спросила Рита, ставя на стол наполовину опустошенный бокал. — А вы… ты знаешь, что он на стройке потому, что так у него сложилось…

— То есть, он рассказал тебе трогательную историю своей неудавшейся жизни? Такие истории продаются дюжинами, — заявила я, все-таки не удержавшись от сарказма.

— Нет, трогательную не рассказывал, просто ответил, когда я его спросила, что так сложилось…

— Я понимаю, что тебе не хочется откровенничать со мной, да и не надо, — я улыбнулась Рите. — В конце концов, это твое дело, а я просто спросила, потому что не хочу, чтобы ты лишний раз разочаровывалась в мужчинах.

Я произносила эти менторские слова и чувствовала себя отвратительно опытной матроной, имевшей за плечами с десяток неудачных романов, в ходе которых вскрывались различные проявления подлой мужской сущности.

— Нет, отчего же, — сказала раскрасневшаяся Рита. — Я скажу… Мы разговорились с Романом, когда я приезжала на Восточную, он мне понравился, я совсем не ожидала, что он такой. Я никогда не встречала такого разумного, интересного, чувствительного и сдержанного человека.

Вот даже как! Кажется, Рита всерьез увлечена этим Лудовиным!

— Чувствительного! Странный оборот. И что ж он говорил тебе?

— Наверно я и не вспомню.

— Постарайся, — невольно вырвалось у меня.

— Говорил, что стройка стала для него спасеньем, рассказывал, что был футболистом и играл в «Апогее», но получил травму, и ему пришлось уйти.

Вот она, душещипательная история, на которую этот наглец подцепил Риту!

— И ты поверила ему? — спросила я.

— Но почему нет? Зачем ему придумывать то, что можно легко проверить? — запальчиво воскликнула Рита.

— Возможно, ты права, — мне вдруг расхотелось продолжать этот разговор. — Впрочем, все это вздор, — сказала я. — По крайней мере, тебя он радует?

— Конечно! Он такой… необычный!

В его талантах и уменье я убеждаюсь ежедневно. Во всяком случае, за последнюю неделю слишком часто. Я решила свернуть разговор, потому что Ритин восторг по поводу травмированного футболиста-ныне-строителя начал раздражать, и мне хотелось дать выход этому раздражению, но я не могла себе этого позволить.

— Хорошо, Рита… давай закажем десерт, — сыграла я отступление.

Я подвезла Риту — она снимала квартиру в спальном районе — и отправилась домой. Поставив машину на стоянку, я шла по вечерней улице. Над миром стоял полный штиль, дым от тянущейся в небеса трубы котельной поднимался строго вверх, исчезая в темно-синей бездне, по которой в известном лишь создателю порядке рассыпались блестящие точки звезд. Я пыталась думать о красоте небес и чудесной погоде, но мысли, словно под действием неведомого магнита, возвращались к «необычному, интересному и чувствительному» человеку.

Во вторник дела вновь привели меня на Восточную: жильцы соседних домов направили в районную администрацию очередную гневную петицию по поводу шума, который производила наша техника, работающая по ночам. Отдуваться снова пришлось мне, потому что зам Суриков умудрился сломать ногу и теперь лежал загипсованный дома, а главный инженер по уши увяз в согласованиях по проекту строительства моста. Первым моим порывом было отправить туда кого-нибудь из инженеров, например, ту же Риту, но в конце концов я решила прокатиться до Восточной сама, чтобы быть в курсе событий, поскольку предыдущая петиция по поводу начала этого строительства стоила нам некоторых моральных усилий и неких материальных затрат. Этот торговый центр уже становился камнем преткновения, постоянно создающим проблемы.

Едва выбравшись из машины, я вновь попала под объектив телекамеры. Еще немного, стану телезвездой и смогу претендовать на приз «Не фиг» являться не вовремя и не туда, куда нужно. Я кивнула репортерше, как старой знакомой, и вступила в переговоры. Седовласый представитель общественности для начала окинул меня неодобрительным взглядом с ног до головы. Объясняться пришлось долго. Я выслушала возмущенные сентенции о неуважении к покою мирных граждан, о прекрасном прошлом и невыносимом настоящем и о том, что мир чистогана на корню уничтожает все доброе и светлое. Значительно поистратив запас своей дипломатичности, я все-таки протолкнула предложение пойти на компромисс: жильцы терпят нашу какофонию, а мы, насколько возможно, постараемся перенести особо шумные работы на дневное время, в скобках: «Хотя бы на несколько дней, а там видно будет». Переговоры удалось закончить мирно и без кровопролития. Я сказала несколько слов в уродливо-огромный микрофон, обсудила с прорабом насущные вопросы и отправилась обозревать строительную площадку, на которой виновница противостояния — сваезабивочная установка — оглашала окрестности гулкими звуками ритмичных ударов. Спорить с тем, что деятельность этого агрегата способна лишить сна, было действительно трудно. Но обеспокоило меня другое — через минуту другую пришлось признаться самой себе, что пытаюсь среди фигур двигающихся по стройплощадке рабочих разглядеть одну — лудовинскую.

Этот неудавшийся футболист не давал мне покоя. После разговора с Ритой я решила, что следует выяснить, правду ли сказал ее наглый воздыхатель, и начала наводить справки. Знакомых в футбольном мире у меня не было, зато имелась подруга и одноклассница Кристина, которая долгие годы трудилась на журналистском поприще. При желании она могла добыть нужную и не очень информацию. Я уже целую вечность не виделась с подругой и была рада, что появился повод, чтобы позвонить ей и пообщаться. Но прежде чем набрать номер, я предприняла попытку придумать нейтральную версию причины, по которой мне понадобился этот футболист. Моей жалкой фантазии хватило на два глупейших варианта: попросил некто знакомый, и хочу найти бывшего футболиста для рекламной акции компании. Первый я отбросила по причине его явной нелепости, а второй, потому что ничего нелепее придумать было уже невозможно. Я позвонила безоружная, и когда, после четверти часа радостного трепа, состоящего из смеси взаимных упреков и восторгов, Кристина вкрадчиво-язвительно спросила, что же мне все-таки от нее нужно, я прямо и честно брякнула, что интересуюсь неким бывшим футболистом и прочая.

Вездесущая подруга позвонила через пару дней и сообщила, что накопала требующуюся инфу: в «Апогее» действительно играл форвардом Роман Лудовин, считался весьма перспективным игроком, но попал в аварию и был серьезно травмирован, настолько, что из спорта ему пришлось уйти. «Если хочешь узнать подробности и сообщить, за каким чертом тебе понадобился этот футболист, предлагаю встретиться в ближайшие семь дней», — закончила свою речь Кристина. Я с энтузиазмом согласилась на встречу, поблагодарила подругу за добытые сведения и сообщила Рите, что новоявленный приятель не обманул ее. «Возможно, ему требуется помощь, и он еще сможет добиться чего-то в жизни», — бодро сказала я ей, видимо, под влиянием каких-то альтруистических брожений в атмосфере, сама себе не веря, но мне вдруг захотелось поддержать сестру. На всякий случай я разбавила гуманистическую направленность своих слов расхожей истиной о том, что мужчина должен быть сильным и уметь преодолевать жизненные препятствия, опять же слабо веря в сказанное.

В очередной раз вспомнив все эти хлопоты, я прошлась вдоль котлована и повернула к машине, вдруг разозлившись на себя. Что за ребячество высматривать мужика, который наделал каких-то несуразных глупостей и увлек неразумную девчонку? Какое мне дело до них?

Распрощавшись с прорабом, я устроилась на сиденье своей малютки, завела мотор и начала разворачиваться в сторону выезда со стройплощадки. Едва я подъехала к поднятому на выезде шлагбауму, как заметила среди идущих к выходу рабочих высокую фигуру. Я притормозила, чтобы удостовериться в том, что боковое зрение не обмануло меня. Лудовин остановился на мгновение, взглянул в мою сторону, ответил кивком на мое приветствие и двинулся дальше. Глупое положение. И зачем я только тормозила? Нет, нужно воспользоваться встречей, вполне случайной, чтобы получше узнать его, мало ли чем обернется вся эта история с Ритой. Поколебавшись, я просигналила. Лудовин шагал, как ни в чем не бывало. Я проехала вперед, остановила машину и, спустив стекло, негромко позвала его:

— Роман Петрович!

Он соизволил оглянуться, остановился, повернулся и шагнул в нашу с «Пежо» сторону.

— Здравствуйте. Что изволите, Дарья Васильевна?

Ну и к чему эта издевка? Разве я заслужила ее? Стараюсь для него же, между прочим, трачу свое отнюдь не резиновое время, а он позволяет себе разговаривать со мной в таком недопустимом тоне. Именно эту мысль я и высказала, но коротко:

— Ничего, Роман Петрович…

— Значит, я могу идти? — спросил он, наклонившись ко мне, и я обнаружила, что у этого хама серые глаза.

— Можете, Роман Петрович… вы, наверное, спешите?

— Спешу, Дарья Васильевна…

— Вас ждет Рита? — совсем неуместно ляпнула я и прикусила язык.

— Рита? — переспросил он и нацепил на лицо удивленную мину.

— Да, Рита, а чему вы удивляетесь, Роман Петрович? Она моя родственница, и я, боясь, что она не справится сама, решила помочь ей, но плоха услуга, когда я ровно ничего не понимаю в ваших делах. В ваших делах, Роман Петрович… — подчеркнула я, уже открытым текстом, напрямую, без обиняков и двусмысленностей.

Кажется, он удивился еще сильнее… и разозлился?

— Что вы хотите от меня, Дарья Васильевна? Я не собираюсь обижать вашу сестру, не беспокойтесь…

— Садитесь в машину, Роман Петрович, — отрезала я. — Я вас подвезу, и по пути мы обсудим дела и обиды.

Он пожал плечами, зыркнул на меня своими серыми глазами, обошел капот, я открыла дверцу. Через несколько минут я вывела машину на проспект.

— Вы уверенно водите, — сказал Лудовин.

— Спасибо, — ответила я, отметив про себя, что его реплика прозвучала очень по-мужски: под якобы комплиментом скрывалось снисходительно-недоговоренное «хотя, как женщина, конечно».

— Закурю, — сказала я, чтобы заполнить паузу и успокоиться, привычно нащупала в сумке пачку, вытянула сигарету и занялась поисками зажигалки.

— Уверенно ведете, — повторил он. — Но лучше не отвлекайтесь.

Ах, да, он же попадал аварию и волнуется — психологические последствия пережитого стресса. Я чуть было не высказала свою догадку вслух, но вовремя спохватилась. Как же мне начать разговор? Издалека, но из какого далека? Решимость, которая наполняла меня несколько минут назад, куда-то бесследно улетучилась, осталось состояние неуместного смущения. Не следует ни одним словом показать ему, что я что-то знаю о его прошлом, иначе можно попасть в двусмысленную ситуацию.

Какое-то время мы молчали, затем пошел дождь, и я нашла оригинальную тему для начала разговора.

— Дождь надоел, — глубокомысленно изрекла я. — Очень мокрая осень.

— Для нашего города это и не удивительно, — молвил Лудовин.

— Да, верно, — ответила я.

Я осторожно взглянула на него. Он смотрел вперед, прядка темных волос на лбу, вполне приличный профиль — немного неправильный нос, тонкие губы, подбородок… гм-м-м… можно было бы посчитать волевым, если бы он был чуть резче очерчен. Я оценивала черты его лица, словно собиралась делать карандашный набросок, невольно прикидывая — вот здесь нужно обвести контур, там наложить тон посветлее, а сюда — густую тень. Впереди светофор мигнул красным, я остановила машину и сказала, словно нырнула в холодную воду:

— Роман Петрович, мы как-то странно познакомились с вами, вы меня действительно удивили…

— Чем же? — спросил он, повернувшись ко мне.

— Как будто вы не знаете? Зачем вы написали такую объяснительную?

— Но я, вроде бы, объяснил…

Светофор засигналил зеленым, и я рванула вперед, но через некоторое время пришлось притормозить, движение застопорилось, кажется, мы попали в пробку.

— А, может быть, вами двигало желание обратить на себя внимание? — медленно проговорила я.

— Круто вы берете! Зачем мне это? Да нет, это было ребячество, просто глупая шутка…

— Зачем? Но вы же не всегда были… землекопом? И вряд ли в детстве мечтали об этой интереснейшей профессии.

— Отчего же? Кому-то ведь надо и землю копать… — отрезал он.

— Роман Петрович, мне кажется, вы… кокетничаете…

— Кокетство — это ваше, баб… женского пола, Дарья Васильевна.

— Не скажите… Рита рассказала мне, что вы раньше играли в футбол, в престижной команде…

— А, черт, — коротко бросил он.

— Почему черт? — спросила я. — Что-то криминальное?

— Это не слишком интересно, — отрезал он.

— Было бы не слишком, если бы вы не начали встречаться с моей сестрой.

— Думаю, вы зря беспокоитесь… Я Риту не принуждал, силой не тащил…

— Но зачем вам это?

— Что? Встречаться с девушкой? Странный вопрос.

Я начала злиться. Зачем он разыгрывает этакого наивного простачка? Взглянула на него, но он, отвернувшись, смотрел в окно, и мне пришлось удовольствоваться лишь созерцанием его темных, явно требующих вмешательства парикмахера, волос. Впрочем, я сама так и не добралась до салона.

— Роман Петрович, но вы же понимаете, что девушке все-таки стоит встречаться с молодыми людьми, которые… — я не договорила, замолчала, подбирая подходящее слово.

— Которые могут ее упаковать с ног до головы? — зло закончил он мою мысль. — Вы принимаете всерьез только такие отношения? Само собой, кто бы сомневался!

О! Он недоволен женской меркантильностью? Ушиблен этим? Нарвался?

— Откуда вы знаете, что я принимаю всерьез, а что нет! Отчего вы так отзываетесь о женщинах? — я сразу нашла слова, которые лучше бы и не находила: — А разве мужчины не оскорбляют нас своей беспомощностью и неспособностью к поступкам? Прикрываетесь пустыми словами, якобы любовью, а сами пользуетесь женскими слабостями?

— Любовью нельзя оскорбить, — сказал он вдруг. — Только вы ни черта не понимаете…

— Конечно, несовершенный женский ум судить не может… — начала я в запале и замолчала, переваривая его слова. Кажется, в жизни ничего подобного не слышала от мужчины, ощущение было, словно меня ошпарили ведром кипятка. Я уставилась на Лудовина, потом пробормотала что-то бессвязное о том, что он не прав, что, видимо, обижен и прочая. Расспрашивать дальше о его прошлом было неуместно, да и не имело смысла. «Все, больше не вмешиваюсь, пусть Рита решает сама. А вдруг, у них что-то получится, и он бросит эту черную работу и найдет что-то иное. В конце концов, я бы могла помочь, если вся эта история не сойдет на нет сама по себе, а в таком случае и беспокоиться будет не о чем».

Пробка зашевелилась, пришла в движение.

— Куда вас подвезти? — спросила я.

— Тормозните у метро, — ответил он.

— Но я могу подбросить вас до дома. Где вы живете?

— Спасибо, не стоит. Вы и так потратили на меня свое время. Тормозните вон там, Дарья Васильевна. Благодарю.

Я остановила машину, Лудовин вышел, махнул мне рукой и, прихрамывая, направился в сторону входа в метро. Я смотрела ему вслед, пока его высокая фигура не смешалась с толпой.

А дома меня ждали поедающая пирожные Дора и довольный жизнью Федор, который объявил, что его влекут ко мне любовь и тревога, как бывает с теми, кто к цели близится заветной, хотя выразил он эту мысль короче и деловитее:

— Дарья, давай решать наши дела! Ну скажи, что тебя не устраивает в том плане, который я предложил?

«Все не устраивает», — хотелось сказать мне, но я опять занялась дипломатией и демагогией.

«Как он сказал? Любовью нельзя оскорбить?» — вертелось у меня в голове, когда я, с трудом спровадив Федора и сделав Доре внушение за неумеренное потребление кондитерских изделий, погрузилась в благословенное одиночество в стенах своей спальни, центром которой была огромная кровать с коваными витыми спинками.