"Экспедиция инженера Ларина" - читать интересную книгу автора (Белов Михаил Прокопьевич)

ГЛАВА 4 НАЧАЛО «МОРСКОЙ КАРЬЕРЫ»

С маленьким чемоданом Вася Соболев подошёл к траулеру «Ураган».

Возле трапа, перекинутого с борта судна на берег, лежала огромная, с рыжими подпалинами на боках, овчарка. Соболев сделал шаг, чтобы подняться на судно, и тут же остановился: рыча, собака схватила его зубами за штаны.

— Пошёл вон! — прикрикнул Соболев, на всякий случай отступая назад. Собака отпустила его, но с дороги не отошла, а, наоборот, улеглась поперёк трапа, уставив на юношу жёлтые глаза. — Эй, на траулере! — крикнул Соболев.

На судне никто не отозвался, никто не вышел. Соболев поставил чемоданчик и сел. Собака не сводила с него настороженных глаз.

— Послушай, ты ведь умный пёс, — заговорил Соболев, надеясь, что скоро кто-нибудь выручит его. — Настоящий морской пёс. Мне нужно на судно попасть, к капитану… Понимаешь? Не понимаешь? А сладкое любишь? Бери, попробуй! — Вася разломил пополам конфетку, одну половинку положил себе в рот, другую бросил собаке. Она обнюхала её, но не взяла. — Вон мы какие! Не хочешь — не надо. Ну ладно, тогда я пойду погуляю, может за это время кто-нибудь подойдёт…

Соболев нагнулся за чемоданом. Собака вскочила. Она стояла пружинистая, великолепная, готовая к прыжку. Соболев выпустил ручку чемодана и медленно выпрямился.

— Слушай, пёс, это же мой чемодан. Понимаешь, мой…

Собака опять улеглась. Вася беспомощно оглянулся и увидел проходящих мимо моряков. Один из них что-то сказал, все повернули головы и засмеялись.

— Крепко пришвартовано. Молодец, Марс!

Овчарка и ухом не повела. Соболев топтался перед нею и упорно глядел на землю.

— Поди, моряком хочет стать, а с собакой не может справиться.

— Моряк из него, как из мартышки философ…

Вася Соболев был не из тех, кто терпит оскорбления. Он вскинул голову и гневно сказал:

— Эй, ты, пижон! Если возьмёшь этот чемодан из-под носа собаки, посмеёмся вместе…

Он в упор смотрел на парня с бледным лицом и едва наметившимися чёрными усиками. Тот снова отпустил по адресу Соболева какую-то остроту… Соболев не расслышал, но моряки разразились громким смехом.

— Что ты там бормочешь? Подойди!

— Я не с вами разговариваю, юноша.

— Зато я разговариваю с тобой, — зло сказал Соболев. — Возьми чемодан. Что, кишка тонка?

— Чтобы доказать, пожалуй, возьму и брошу его в бухту.

— Оставь, Юра, — сказал высокий моряк. — Всё равно не возьмёшь. Знаешь ведь…

— Не возьму?

— Нет. Это же не собака — волк.

— Пари?

— Давай! Ставлю бутылку шампанского.

Моряк с усиками двинулся вперёд. Дальнейшее произошло с молниеносной быстротой. Не успел он нагнуться к чемодану, как собака прыгнула и сбила его с ног. Моряк дико закричал. Неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы не подбежал человек могучего телосложения и не оттащил собаку.

Пострадавший поднялся и отошёл в сторону. Губы его вздрагивали. Щегольской морской костюм был измят. Он косо посмотрел на Соболева и сплюнул.

— Пошли, ребята!

— Стой, Новиков! — сказал человек, оттащивший собаку. Это был боцман с «Урагана». — Что случилось? Почему на тебя напал Марс?

— Пусть эта салака расскажет, — Новиков небрежно кивнул головой в сторону Соболева. — Пошли, товарищи!

— Подожди, не торопись. В управлении я приказ читал. Ты зачислен на «Ураган» штурвальным.

— Знаю.

— Знаешь? А почему, спрашивается, не являешься на судно?

— Я вам не обязан докладывать, — заносчиво ответил Новиков и с независимым видом зашагал по набережной.

Боцман сокрушённо покачал головой и медленно повернулся к Соболеву:

— А вы что тут делаете?

Вася молча протянул записку Ларина. Боцман долго смотрел на неё, то ли читая, то ли обдумывая. Наконец, возвращая бумажку, кивнул:

— Добро. — Потом ласково потрепал собаку по загривку, взял чемодан и, пропуская вперёд юношу, сказал: — Марс, нельзя. Свой! Понял?

Они поднялись на борт траулера. Соболеву судно показалось великолепным. Оно сияло медными колпаками компасов, рупорами переговорных труб, иллюминаторами и бесчисленными медяшками, начищенными до ослепительного блеска. Отражённый водой солнечный свет трепетными бликами пробегал по свежевыкрашенным бортам штурвальной рубки. Боцман, показывая Соболеву траулер, объяснял, где он, как матрос, должен находиться и как действовать во время аврала.

— Ну что, нравится? — спросил боцман, когда осмотр был окончен.

— Нравится, — признался юноша. — Чистенькое судно. Красивое, как игрушка!

— То-то и оно — красивое… А красота — дело рук человеческих. Вникай!

Каюта, куда боцман привёл Соболева, была маленькая и уютная. Небольшой столик, стул, привинченный к полу, картина на стене, аккуратно заправленные койки в два этажа. «Жить можно», — удовлетворённо решил Соболев.

— Чувствуй себя как дома, — сказал боцман. — Зовут-то как?

— Василий Соболев.

— А я, значит, Веригин Кузьма Степаныч. Плавал?

— Немного. Летом… Во время каникул. После школы в мореходку хотел поступить, да не вышло — провалился…

— Ничего. Таких, как ты, тут много, после десятилетки-то…

— Деньги, что были, израсходовал, — продолжал Соболев. — Вот и надумал пловцом. Разве есть такая профессия?

Веригин, мотнув головой, сказал:

— Стало быть, есть. У нас тут такие чудеса. Рыба сама из океана в трюмы идёт.

Соболев недоверчиво взглянул на боцмана.

— Как — сама?

— А так… Василий Михайлович даст команду — и идёт. Куда ей деваться? Я же говорю — чудеса. Значит, парень, подвезло. Ларин, он хоть и молодой, а башковитый. Приглядывайся, учись, человеком станешь. — Боцман поднялся с койки. — Ладно, заболтался с тобой… Есть, наверно, хочешь? — Он достал из шкафчика узелок. — Старуха тут принесла кое-чего. Ты пока подкрепись, а я пойду…

Соболев не заставил себя упрашивать. Придвинув миску, он принялся уплетать жареную картошку с бараниной. От неё так вкусно пахло!

— Ну, как, заморил червячка? — зайдя через полчаса, спросил боцман.

— Спасибо, Кузьма Степанович. Вот как наелся!

— Тогда пошли.

На палубе боцман достал швабру и ведро.

— Вот тебе для начала морской карьеры. Подрай-ка палубу. Все начинают с этого.

Соболев разулся — не хотелось портить хромовые ботинки в морской воде, засучил штаны и принялся тереть палубу. Траулер слегка пошевеливало на прибойной волне. От этого мерного покачивания вскоре начало мутиться в глазах. «Вот он, океан, — думал юноша, глядя на тёмные волны, бесконечной чередой бегущие к берегу. — Если в бухте так укачивает, то что же делается в океане? Так скверно… Привыкну или нет?» Стараясь не поддаваться слабости, Соболев с неимоверными усилиями продолжал работу.

Но, как говорят, это были «цветочки». «Ягодки» Соболев попробовал позже, в кают-компании, когда пришлось есть жирную уху. Правда, он досидел до конца ужина, но едва встал из-за стола, как должен был тут же стремительно выскочить на палубу. Вцепившись руками в ограждение, перегнулся за борт. Казалось, не зелёная с радужными переливами вода, а сердце опускается и поднимается, замирая до боли. Юноша закрыл глаза и, уткнувшись лбом в холодное железо, постоял. Кричали чайки; прогрохотала по пирсу машина. Вроде полегчало. Отдышавшись, Соболев спустился в каюту.

Боцман, взглянув на его бледное лицо, понимающе улыбнулся:

— Вот и начал «морскую карьеру».

Начало было не блестящее, сказать было нечего. Соболев отвёл глаза и молча забрался на верхнюю койку.