"Выйти замуж за виконта" - читать интересную книгу автора (Джеффрис Сабрина)

Глава 12

Скорее всего, Эбби не должна была поощрять Спенсера целовать ее. О чем она только думала? Хитрый плут и так уже заставил ее задуматься об отъезде, и только эти поцелуи могли соблазнить ее остаться. Не было ли это причиной его поступка?

Нет, Эбби поклялась бы, что нет. Он слишком страстно целовал ее, обнимал ее излишне настойчиво для того, что бы это было просто уловкой.

Как она могла сопротивляться ему после всех его сладких речей и просьб? Особенно если вспомнить, что Спенсер показал себя настоящим джентльменом в первые дни ее приезда в качестве его жены. Эбби испытывала блаженство, что рядом с ней мужчина, который снова ее целует, с пылом, приводящим в сладостный трепет. Почему бы не получать удовольствие от этого? У нее может и не быть другого шанса.

Обвив руками его шею, она окунулась с головой в наслаждение. Приоткрыв рот, Эбби коснулась его языка своим. Он глухо застонал, прижал ее к себе еще сильнее, посылая волны приятного возбуждения по позвоночнику девушки.

Оторвавшись от ее губ, Спенсер начал покрывать ее лицо поцелуями, постепенно опускаясь к ямочке в основании шеи. – Ах, Эбби, — вздохнул он, — я мечтаю об этом каждую ночь, как и о том, что так буду держать Вас в своих объятиях.

Как сладко звучали его слова! Она пила бы их, как мед.

– Правда? — Эбби тоже предавалась фантазиям о нем. О возможности поглаживать его коротко остриженные волосы на затылке, как сейчас, прикасаться к нему так, как если бы она была его настоящей женой.

— Это то, о чем я не смел мечтать. Я чувствую Вас даже во сне. Что у Вас за духи, они пахнут цветами и розмарином?

— Это не духи, — прошептала Эбби, целуя мочку его уха и испытывая удовольствие от его резкого вздоха. – Это медовый напиток, я пользуюсь им, что бы освежить дыхание.

— И сводить меня с ума. – Спенсер наклонил голову и уткнулся носом ей в шею. Эбби пьянела от только ему присущего аромата мускуса и бергамота. – Каждый раз, когда я чувствую этот запах, я думаю о Вас. О том, чтобы целовать Вас, пробовать на вкус… О Боже, как сильно я хочу отведать Вас…

Его рука нащупала маленькие пуговки на вороте ее ночной рубашки и начала расстегивать их, пока не обнажилась ее шея. – Я хочу испробовать это, — бормотал он, покрывая цепочкой поцелуев ее ключицу. Лаская ее языком, Спенсер вновь потянулся к вороту рубашки и стал расстегивать пуговички, не пропуская ни одной. – И это, — мужчина опустил голову еще ниже, что бы усеять поцелуями ложбинку между ее грудями.

У нее замерло дыхание. Спенсер определенно не должен был позволять себе такие вольности.

Но с другой стороны, почему бы и нет? Еще немного. Это то, что она будет помнить, когда уйдет.

Прежде, чем она успела подумать об этом, не расстегнутой оказалась лишь одна пуговка выше талии. Горячее дыхание Спенсера обожгло ее кожу, когда он отвел в сторону край ее ночной рубашки, обнажив одну грудь. – А еще это, — проговорил он отрывисто. – Я хочу испробовать тебя всю.

Эбби не успела даже смутиться, как его рот накрыл ее сосок и резко втянул его, послав волны возбуждения по ее коже. Он безжалостно терзал его до тех пор, пока она не стала задыхаться и покрепче прижала его голову к своей груди. Когда его рука проскользнула под ее ночную рубашку и начала ласкать вторую грудь, Эбби застонала. Девушка покачнулась к нему, ее глаза медленно закрылись, что бы не видеть на своей груди его губы и руки.

Возможно, если она ничего не увидит, можно будет вообразить, что это только сон, которому позволительно предаваться, не испытывая вины или сожаления. Это и так похоже на сон: его язык, кружащий вокруг соска, грудь, напрягшаяся в остром возбуждении от ласок его руки.

Спенсер провел рукой по ее ягодицам, заставляя Эбби дрожать от возбуждения, затем остановился. – Я не должен этого делать. Я не могу обмануть Вас.

— Конечно, нет, — согласилась она, затем немедленно подтянула его голову ко второй груди так, что бы он мог теперь ласкать языком и эту. Так долго, пока он захочет этим пользоваться.

Затем Эбби поняла, что Спенсер опустил ее на постель и придавил сверху своим телом, двигаясь до тех пор, пока она очутилась прямо под ним на стеганом покрывале с разведенными бедрами. Боже милостивый, вот теперь у нее проблемы.

С лихорадочно блестящими глазами он устроился между ее бедер. – Еще немного, — хрипло пообещал Спенсер. Его губы продолжили «пользоваться» ее обнаженной грудью, щедро даря такую восхитительную нежность, что Эбби снова застонала, желая большего.

— Я скоро остановлюсь, клянусь, — сказал он, прикасаясь к другой ее груди, в то время как его рука терзала и дразнила еще влажную плоть первой.

— Не торопитесь, — пробормотала Эбби. – Я не спешу.

Кроме того, она хотела ощущать под своими руками его обнаженную кожу. Эбби пыталась стянуть со Спенсера его модный сюртук, пока он не обратил внимания на ее попытки и не сбросил его сам. Жилет и галстук полетели следом. Но только ей стоило дотронуться до пуговиц на его рубашке, как он поднял голову и ошеломленно спросил: — Что Вы делаете?

— Я хочу касаться Вас. Так будет честно.

Вожделение отразилось на его лице. – Вы правы. – Как только она закончила с пуговицами на его рубашке, он сорвал ее. Спенсер завладел рукой Эбби и положил ее на свою грудь. – Прикоснитесь ко мне, и мы будем квиты.

Едва ли, думала Эбби, пробегая рукой по его твердым мускулам и упругой коже. Вокруг его гладких мужских сосков вились волосы. Хм, а что если она сделает с ним тоже, что он проделал с ней?

Эбби приподнялась и лизнула один из его тугих сосков, Спенсер дернулся. – Господи, Вы зашли слишком далеко.

Но она заметила, что он не остановил ее, когда она лизнула второй. — Мы всего лишь немного поиграем.

— Ты называешь это игрой? – зарычал Спенсер.

— Мама это называла именно так. Она объяснила мне, что этим занимаются мужчина и женщина, когда действительно желают друг друга. До того, как заняться любовью. — Эбби всегда думала, что так звучит намного лучше, нежели если называть это актом физической близости.

Спенсер отпрянул от нее, его глаза стали серьезными. – Мы не собираемся заниматься любовью.

О нет, он начал приходить в себя. Следующей его мыслью будет вся та чепуха о том, что у него нет времени, чтобы иметь жену, и насколько Эбби не соответствует его представлениям о спутнице жизни. Она не должна позволить ему думать об этом, не сейчас.

– Тогда давай немного поиграем, — прошептала она, обвивая руками шею Спенсера.

— Ты не знаешь, о чем просишь. — Он обжег ее взглядом, наполненным такой необузданной страстью, что девушка задрожала. – Ты ведь даже как следует не знаешь правил этой игры.

Верно, но Эбби вдобавок понимала, что это не может погубить женщину, — единственное, что в настоящий момент имело для нее значение. Мама рассказывала ей, что именно такие игры, которые до женитьбы происходили между ними с отцом, и побудили того сделать ей предложение.

Запретная надежда затеплилась в сердце девушки. Если это сработало в случае с мамой…

— Так научи меня, Спенсер. — Она крепче сжала руки на его шее. – И тогда я узнаю, как надо играть в подобные игры. Мы остановимся до того, как зайдем слишком далеко.

Сомнение отразилось на его лице. – Не знаю, смогу ли я.

— Что? А я–то думала, что великий лорд Рейвенсвуд может делать все, что ему вздумается. Она попыталась наклонить его голову к своей груди, но он не поддался, хотя его тяжелое дыхание обжигало ее кожу.

— Теперь ты задумала спровоцировать меня на это, не так ли?

— Если мне придется, то я сделаю это, — напустив на себя важность, заявила Эбби.

Он склонил голову к ее шее и прильнул к ней долгим поцелуем. – Ну что ж, хорошо, моя маленькая соблазнительница, мы поиграем. Но только с одним условием. — Его взгляд прожигал ее.

— Ты останешься в Лондоне и продолжишь притворяться моей женой. Кроме того, ты не вернешься обратно в Америку до тех пор, пока мы не найдем моего брата.

Она застыла на месте. – Ты снова прибегнешь к шантажу?

— Если мне придется, то я сделаю это.

Она проклинала Спенсера за то, что он использует такой интимный и прекрасный момент в своих собственных эгоистических целях. Уже из–за одного этого ей следует оттолкнуть его и уйти прочь.

Но Эбби так не поступит, потому что его просьба содержит в себе больше, чем расчет. Он хотел, чтобы она осталась не только для того, чтобы предотвратить скандал, но и чтобы она была рядом с ним. Несомненно, это уже кое–что значило.

Может быть, с ее стороны и глупо надеяться на совместное будущее, но у него нет спутницы жизни – он свободен. И он хочет ее. Неплохо для начала, не так ли?

Кроме того, Эбби не может вернуться обратно в Америку, не предприняв попытки хотя бы убедить его, что они принадлежат друг другу. В противном случае она всегда будет задаваться вопросом, не малодушие ли и страх осуждения со стороны других людей лишили ее единственного шанса на счастье с ним.

— Договорились, я остаюсь в Англии, — неохотно пробормотала она. — Но это я буду определять, когда нам следует остановиться сегодня ночью.

Дикий огонь вспыхнул на лице Спенсера, когда он навис над ней, его мощное тело четко виднелось на фоне белеющего над его головой полога кровати. — Если ты намерена пытать меня, то предупреждаю – я могу выдержать любую пытку, если это заставит тебя остаться.

Затем он обрушился на Эбби, чтобы с жадностью завладеть ее губами и разжечь в ней ответ, столь же бесстыдный, всепоглощающий и безжалостный. Его рука уверенно обхватила ее грудь, сдавливая и пощипывая сосок, пока Эбби не выгнулась под ним, настойчиво умоляя о большем.

Отдавая Спенсеру лидерство в их любовной игре, она следовала за ним, лаская пальцами его грудь, исследуя каждый сантиметр покрытой волосками кожи, под которой вырисовывались тугие скульптурные мускулы. Этой ночью он принадлежал ей, и она хотела, чтобы он запомнил это. Прервав поцелуй, она легко ударила язычком по его соску, пощипывая при этом другой.

— Так ты хочешь подразнить меня? — Спенсер приподнял ее лицо, чтобы одарить легким поцелуем. И проложил дорожку поцелуев вниз, к ее груди, чтобы зеркально повторить все те пытки, которые она только что к нему применила – он лизал ее соски, вызывая волны наслаждения, пробегавшие по ее коже.

Эбби прогнулась, чтобы еще больше открыть груди для его ласк, но он только потянул зубами сосок и вскоре отпустил его, изнывающего от жажды большего наслаждения.

— Пожалуйста… — хрипло прошептала она. Обхватив его за голову, она попыталась притянуть ее обратно, чтобы он продолжил ласкать ртом ее груди.

Спенсер тихо ликующе рассмеялся. – В этой игре ни один участник не остается в стороне, моя дорогая. — Он подул на ее влажный от его поцелуев сосок, наблюдая за реакцией. – В этом и состоит игра, как ты понимаешь.

Эбби прищурилась. Ее рука плавно скользнула между его бедрами и потерла выпуклость на его бриджах.

— Теперь я понимаю.

Когда девушка отодвинула руку, он поймал ее и прижал ко всей своей напряженной длине. – Играй по правилам, Эбби.

— Хорошо, но только вместе с тобой.

Спенсер вернулся к прерванному было занятию –продолжил ласкать ее груди, посасывая их, беря их в рот и терзая жаркими прикосновениями языка. Эбби ответила ему ласками, которые могла себе позволить при довольно ограниченном знании мужской анатомии.

Ориентируясь на стоны Спенсера и его напряженные толчки в ее руку, Эбби гладила и сжимала его возбужденный член через бриджи.

Когда ее рука случайно соскользнула в сторону, на его чресла, он судорожно вздрогнул и выдал порцию проклятий, которые больше говорили о боли, нежели о наслаждении..

Эбби отдернула руку. – Я сделала тебе больно.

— Это ничего, старая рана, вот и все.

— Так близко к твоему…

— Да, — кратко ответил Спенсер. Опустив вниз руку, он трудился над пуговицами, которые удерживали его бриджи, затем наступила очередь пуговиц панталон.

— П–прости меня, я буду осторожнее.

— Вот, так будет легче, — в его глазах тлели угольки еле скрываемой страсти. Он поймал ее руку и опустил в свои панталоны, обвивая ее пальцы вокруг возбужденного доказательства его желания. – Держись за ручку и ты не заблудишься, — криво улыбнулся он. – Если берешься играть, то играй по правилам.

Девушку пронзила предательская дрожь возбуждения. Определенно, это уже выходило за рамки игры. В своей руке Эбби чувствовала его твердую плоть – огромную, источающую силу и необыкновенно мужественную; плоть, способную обратиться против нее, если она не будет осторожна.

Потом его рука стала двигаться поверх ее, показывая, как надо действовать. И когда ее первое напряженное касание заставило его прошептать:

— О, Боже, Эбби, да, …продолжай так, — она поняла, что получила свое собственное мощное оружие – Спенсер безумно ее желал.

Радость триумфа заполнила Эбби. Она тоже может подарить ему наслаждение. И он этого хочет. Ее нежные прикосновения отзывались в нем такими звуками, каких девушка никогда прежде не слышала. Это были требовательные, страстные стоны, разжигающие ее собственное желание.

Спенсер убрал свою руку из панталон, но только для того, чтобы обнажить ее ноги, подняв подол ночной рубашки. Словно пытаясь отвлечь, мужчина снова поцеловал ее, но Эбби продолжала настороженно следить за тем, как его рука поднимает рубашку все выше и выше. А когда его рука оказалась между ее ног и отыскала тайное местечко, полное влаги, Эбби увернулась от поцелуев Спенсера и прекратила свои ласки.

— Спенсер, может не стоит…

На его лице пылал яркий огонь безрассудства:

— Мы же играем, помнишь? — Его рука поглаживала ее, не покидая уютного места, и Эбби затопила теплая волна возбуждения. – Ты играешь со мной, я хочу играть с тобой. – А потом большим пальцем он надавил на бугорок, спрятавшийся в ее интимных кудряшках, и она едва не сошла с ума.

— Изумительный день…. – прошептала она, пока он искусно ласкал кусочек ее плоти, дразнил, поглаживал. Под его рукой Эбби превращалась в туго натянутую струну. – Это… ох… это слишком…ох, Спенсер, — это было слишком хорошо, чтобы быть простой игрой.

— Ты остановилась, — в голосе Спенсера послышались гортанные звуки. — Не останавливайся, давай играть вместе.

Когда до ее одурманенных наслаждением мозгов, наконец, дошли его слова, она снова начала поглаживать его огромное «нечто», ожившее в ее ладони. И Спенсер утратил всю свою сдержанность. Его рот словно оставлял свое клеймо по всему ее телу – терзал ее грудь, сосал нежную кожу ее шеи, мучил впадинку за ухом. Но все внимание Эбби было сосредоточено на жестоком пальце, снова и снова погружающемся в глубину ее тела.

Сжимая его напряженную плоть, Эбби по наитию поймала ритм его горячего ищущего пальца, и теперь они ласкали друг друга в унисон. Спенсер погрузил в нее теперь уже два пальца, а большим продолжал терзать ее пульсирующий бугорок, вызывая у нее стоны и заставляя извиваться в желании познать все глубины горящего между ног огня.

Когда он ускорил свои движения, она ответила ему тем же, пока их руки опять не стали двигаться в едином ритме. Их тела блестели от пота, дыхание стало отрывистым. В ее ушах звучал странный рык, возрастающий с каждым его прикосновением; он становился все громче и громче и..

— Да, Эбби, да, — срывающимся голосом шептал Спенсер, — вот так, о, Боже, … ты такая маленькая дикарка, моя дикая роза, моя дикая возлюбленная…

Слово «возлюбленная» словно заставило ее перешагнуть некий рубеж, после которого рычание превратилось в крик. Кричала она. Это из ее груди вырывался лишенный всякого стыда крик, перед глазами сверкали вспышки света, а тело оказалось подобно скрученной тугой пружине. Волны наслаждения, одна за другой накрывали ее, унося с собой напряжение и смягчая ее выкрики.

Потом его плоть стала конвульсивно сжиматься в ее руке, и у теперь Спенсера вырвался стон, хриплый и гортанный, превратившийся в ее имя, когда по его телу прошла дрожь, и его «нечто» утратило стальную твердость. Испугавшись того, что она натворила, Эбби отдернула руку, но перед этим успела почувствовать липкую влагу на его панталонах.

Он быстро откатился и лег, положив руку ей на талию:

О, Боже, женщина, — произнес он через мгновение, — ты моя смерть.

Ею постепенно овладевала приятная апатия, но Эбби сопротивлялась, беспокоясь о Спенсере:

— Я не задела твою рану? – прошептала она. – Мне, показалось, что я почувствовала кровь.

— Не кровь, — у него вырвался сдавленный смешок. – Это было мое семя. Если можешь, просто называй его — это.

Смущенная, она приподнялась на локте и взглянула на него:

— Но я думала, что мы не….

— А мы не делали того, о чем ты подумала, — его дыхание выровнялось, но в глазах все еще тлели угольки желания. – Мы просто доставили удовольствие друг другу, раздельно. И все. Твоя девственность осталась в целости и сохранности, по крайней мере, в строгом смысле этого слова.

Но она больше не чувствовала себя девственницей. А теперь, когда она узнала, что не причинила ему боли, то стала чувствовать себя просто волшебно. Как женщина, его женщина. Конечно, она не являлась ею, но то, чем они занимались, было слишком интимным для простого доставления удовольствия. И еще он назвал ее «возлюбленной». Он сам хоть осознал это?

Она опять легла на кровать, уютно устраиваясь возле него, и осторожно положила ладонь ему на грудь. Спенсер резко, с шумом, втянул воздух, словно это причинило ему боль. Но не оттолкнул ее:

— Спенсер?

— Да, Эбби.

Прохладная отчужденность, проступившая в его голосе, остановила девушку. Пожалуйста, нет, только пусть не возвращается этот высокомерный лорд. Верните ей обратно того Спенсера, который говорил ей нежности и нуждался в ней.

Но она все–таки набралась храбрости и не отступила:

— Я не думала, что наша игра зайдет так далеко. Но рада, что так получилось.

Он ничего не ответил, но Эбби почувствовала, как под ее ладонью напряглась его грудь.

Страх прогнал все удовольствие, но она не собиралась отступать и была решительно настроена выяснить, как далеко он зайдет в отрицании того, что ему тоже было приятно. Преодолев себя, с дразнящими интонациями в голосе она обратилась к Спенсеру:

— И когда же мы поиграем в следующий раз?

— Эбби, мы не можем больше играть, — сдавленно ответил он. – Это слишком… трудно.

— Трудно? В каком смысле?

— Это только все усложняет.

Ее сердце пропустило удар:

— Только не для меня. А значит, все усложняется для тебя.

— Именно так, — он поднялся с кровати, еще избегая смотреть на нее. – Потому что, если мы продолжим эти игры, то я захочу… — С проклятием он оборвал себя на полуслове. – Мы просто не можем, понятно?

Потом он поднял взгляд на Эбби, и его глаза расширились при виде девушки, раскинувшейся на белом покрывале. Взгляд упал на распахнутую ночную рубашку, все еще оставлявшую открытой левую грудь, потом опустился ниже – на задранный подол, который она не побеспокоилась опустить, оставляя ноги полностью обнаженными. И пока он жадно разглядывал ее тело, на его лице вспыхнуло желание.

В конце концов, из его груди вырвался вибрирующий вздох. Он сделал шаг в ее сторону, и в сердце Эбби затеплилась надежда, но все, что он сделал – опустил подол ночной рубашки и прикрыл ее грудь, соединив края ночного одеяния у нее на груди:

— В будущем будет лучше, если мы будем беседовать в других более подходящих, чем Ваша или моя спальня, местах.

Пока она смотрела на него, ошеломленная тем, как легко он смог откинуть от себя то, что между ними произошло, Спенсер сгреб всю свою одежду и направился к двери:

— Увидимся за завтраком, – сказал он.

А потом — ушел.

Она подумала, что уже слишком много плакала сегодня, и слез больше не осталось, но Эбби ошибалась. Стоило только уткнуться в подушку, как они полились из ее глаз безудержным потоком.

Как у него это получалось – быть одним человеком, а следующую секунду становиться абсолютно другим? Он назвал ее «возлюбленная» и совершенно очевидно желал ее. Но он так же мог и оттолкнуть ее в сторону, словно она была легким неудобством.

Эбби терла кулаками мокрые глаза. Вот в чем была проблема – он воспринимал ее как помеху его грандиозным планам, связанным с карьерой. Физически он ее хотел, но не считал, что она будет той, на которой бы он женился.

Возможно, Спенсер прав. Она и сама не была уверена, что сможет быть женой властного виконта.

Но за этим фасадом находился и другой мужчина. Мужчина, который желал ее и так заботился о ней, что наплевал бы на свою гордость и извинился за свои ошибки.

Да, она могла бы стать женой этому Спенсеру. И она хотела быть его женой, хотела, чтобы он говорил с ней, как когда–то в Америке, делился с ней надеждами в отношении Англии, как делал это раньше.

Эбби лежала на спине, уставившись на балдахин, висящий над кроватью. Она хотела пробудить того, другого Спенсера, которому принесла брачные клятвы. Возродить того Спенсера, который был добрым, страстным, и …

И который мог быть рядом с ней счастливым мужем. Потому что она точно знала, что ей нужен именно этот джентльмен. Она хотела быть законной женой Спенсера, пока бы их не разлучила смерть.

Но осуществление задуманного могло наткнуться на сложности. По некоторым странным причинам, находясь в Англии, он упорно придерживался своих старых аристократических привычек. И еще эта странная идея, что женитьба может помешать его честолюбивым планам. А после сегодняшнего бала он, возможно, еще больше убедится в том, что она не станет хорошей виконтессой. Он мог терпеть ее невежество, чтобы избежать скандала, но никогда бы не потерпел ее в качестве законной жены.

Так что, если она хочет, чтобы Спенсер остался ее мужем, то должна развеять эти страхи. Она сама должна научиться быть правильной женой. Она выучит все движения вальса и все эти глупые титулы и каждое идиотское правило поведения, на самом деле, выучит, чего бы ей это не стоило, чтобы стать той элегантной виконтессой, которая, по мнению Спенсера, ему необходима. Эбби покажет ему, что жена может принести пользу его карьерному росту, не говоря уже о том, какую пользу она принесет дому.

Она приложит весь свой «наивный американский оптимизм», чтобы стать для него незаменимой, и она победит его. Потому что наивный американский оптимизм побьет английский цинизм в любое время.

Немного позже, Спенсер лежал в своей постели и громко проклинал себя. Он что, совсем потерял разум, согласившись на ее «игру». Черт возьми, если они еще хоть раз так поиграют, он не сможет остановиться, пока не окажется настолько глубоко внутри нее, что их брак перейдет в разряд настоящих. И с этим он бы уже ничего не смог поделать.

Кроме как заниматься с ней любовью каждую ночь, каждый день, прикасаться, когда он только пожелает, танцевать с ней…

И наблюдать, как ее обожание превращается в негодование, обиду, а позже – в ненависть, когда будет проходить месяц за месяцем, но не будет никаких детей. Никаких младенцев на руках, никаких без умолку болтающих мальчишек, никаких вредных девчонок. Прожить целую жизнь прикованной к нему и все время оставаться одной, без детей, пока он проводит день за днем в Парламенте или Министерстве Внутренних дел.

Потому что, благодаря железным осколкам, изрешетившим его пах, тогда, много лет назад, у него не может быть детей. Хотя большинство фрагментов удалили, а на его интимных органах остались только небольшие шрамы, каждый осматривавший его врач выносил один и тот же вердикт. Осколок срезал очень важную часть его анатомии, и, хотя, все работало замечательно, все они сомневались, что он может стать отцом.

Поначалу это его не беспокоило. Разве могло не понравиться беспутному молодому солдату, что можно удовлетворять свою похоть по первому желанию без страха за последствия. И потом, после войны — когда карьера, отнимающая все его время, позволяла иметь только случайных любовниц — он получал удовольствие без малейшего беспокойства.

Но когда за все годы у него не появилось ни одного внебрачного ребенка, до него дошел весь ужас его положения. Его семя все равно, что вода, от него не было никакого прока. И если он не мог иметь детей – он не мог иметь наследника.

Или дать своей жене то, о чем мечтают все женщины, — их собственных маленьких детей. И он поклялся оставаться холостяком. Пока Нэт не сфабриковал этот безумный брак с Эбби.

Если только… Нет, даже не обсуждается. Уж кто–кто, а Эбби захочет детей, и она заслуживает того, чтобы они у нее были. И он отказывался лишать ее этого. С полученным обратно приданым она сможет по–настоящему выйти замуж, особенно если поедет в какой–нибудь город с большим количеством жителей – Нью–Йорк, например, — где ее кровь индейцев племени Сенека не имеет большого значения. Она сможет найти какого–нибудь славного парня и родить столько детей, сколько пожелает.

Мысль об Эбби, которую ласкают другие мужские руки, резкой болью отозвалась в его груди, и он выместил весь свой бессильный гнев на кровати, с размаху ударив по ней кулаками.

Боже, это нечестно. Он должен был быть тем единственным, кто женится на ней, будет заботиться о ней, будет предметом ее насмешек и шалостей.

Он хватался за соломинки, неистово изыскивая способы удержать ее. Возможно, ей будет плевать на его бесплодность. Возможно, она даже не будет против, чтобы усыновить ребенка. Это ведь почти то же самое, что иметь своего, убеждал он себя.

К черту, то же самое. Спенсер застонал — в его голове всплыл образ мачехи. Чужой ребенок никогда не будет своим, кому это не знать лучше всех, как не ему? Женщины всегда хотят только своих детей. И Эбби, наверняка, не исключение. А он просто не сможет ей их дать.

Лучше бы эти железные осколки не промахнулись мимо этого жизненно необходимого органа. Быть способным уложить в постель любую женщину, но не наградить ее ребенком казалось насмешкой над его мужественностью, словно разрушало ее.

Но тогда бы не было сегодняшнего вечера с Эбби.

Мгновение он смаковал горько–сладкие воспоминания о ее руке, выжавшей его досуха. Горячая, дикая Эбби, …. становящаяся влажной от его ласк, сжимающаяся вокруг его пальцев, кричащая от удовольствия и бесхитростно доводящая до экстаза его.

И вопрошающая, почему он отказывается повторить это.

Адское пламя, что за дела! Теперь, когда она знает, как сильно он желает ее, она будет ждать большего. Он убедил ее остаться, но какой ценой? Лучше бы он отпустил ее обратно в Америку — и плевать на скандал.

Но он не смог бы выкрутиться из этого один. Эвелина и ее мать обязательно пострадают, особенно когда в обществе пойдут слухи об отъезде Эбби. Кто–нибудь обязательно придет к выводу, что исчезновение Нэта и Эбби что–то значат, и прежде, чем он об этом узнает, его брата и его «жену» снова свяжут вместе.

Так что ей придется остаться до возвращения Нэта. А это говорит о том, что ему необходимо что–то делать со своим безумным физическим влечением к ней.

И был только один способ – загрузить себя работой, сопровождая Эбби только на самые важные мероприятия. У нее теперь есть друзья – Клара и Эвелина, пусть они развлекают ее. Потому что, если этим займется он, то очень скоро снова обнаружит себя «играющим», а этого не должно случиться.

Он должен следовать тем, веками проверенными, правилам, которые использовали родители, чтобы оградить своих дочерей от похотливых поклонников. Но так как Эбби, совершенно очевидно, никакой силой не заставить выполнять эти правила, их должен держаться он.

Замечательно. Больше никаких случайных встреч наедине. Больше никакого общения один на один в ее комнате или карете, или в другом уединенном месте, где он сможет соблазнить ее. Больше никаких прикосновений, только если по необходимости, или на людях.

А самое главное – никаких поцелуев. Ни в каком виде, если он хочет, чтобы этот брак оставался мистификацией.