"Пьесы. 1889-1891" - читать интересную книгу автора (Чехов Антон Павлович)Действие третьеВойницкий Да… хорошая вещь… Кажется, никогда еще у нас так скучно не было… Федор Иванович. Не видал ты, ду#769;ша моя, настоящей скуки. Когда я был в Сербии добровольцем, так вот где была скука! Жарко, душно, грязно, голова трещит с похмелья… Сижу я раз, помню, в грязном сараишке… Со мною капитан Кашкинази… Всё уж переговорили, идти некуда, делать нечего, пить не хочется – тошно, понимаешь ли, просто хоть в петлю! Сидим, как аспиды, и друг на друга глядим… Он на меня глядит, а я на него… Я на него, а он на меня… Глядим и сами не знаем, чего… Проходит, понимаешь ли, час, другой, а мы всё глядим. Вдруг он ни с того ни с сего вскакивает, выхватывает шашку и на меня… Здравствуйте… Я, конечно, сейчас – ведь убьет же! – вынимаю свою шашку, и пошла писать: чик-чак, чик-чак, чик-чак… Насилу розняли. Я потом ничего, а капитан Кашкинази до сих пор с шрамом на щеке ходит. Так вот до какой степени люди балдеют иногда… Орловский. Да, бывает. Соня Орловский. Кисанька, куда ты? Посиди с нами. Соня. Федя, поди сюда… Федор Иванович. Что тебе? Отчего у тебя лицо такое лучезарное? Соня. Федя, дай слово, что исполнишь! Федор Иванович. Ну? Соня. Поезжай… к Лешему. Федор Иванович. Зачем? Соня. Да так… просто поезжай… Спроси, отчего он у нас так долго не был… Уж две недели. Федор Иванович. Покраснела! Стыдно! Господа, Соня влюблена! Все. Стыдно! Стыдно! Федор Иванович. Слоняется, как тень, из комнаты в комнату и места себе не находит. В Лешего влюблена. Орловский. Славная девочка… Люблю. Мечтал я, Федюша, что ты на ней женишься – лучшей невесты не скоро найдешь, ну, да, значит, так богу угодно… А как бы мне приятно и умилительно было! Приехал бы я к тебе, а у тебя молодая жена, семейный очаг, самоварчик кипит… Федор Иванович. Неграмотен я по этой части. Если бы когда-нибудь пришла мне в голову блажь жениться, то во всяком случае я женился бы на Юле. Эта, по крайности, маленькая, а из всех зол надо всегда выбирать меньшее. Да и хозяйка… Орловский. Что такое? Федор Иванович. Давайте, шампанского выпьем! Войницкий. Рано еще, да и жарко… Погоди… Орловский Войницкий. Полюбуйтесь: идет и от лени шатается. Очень мило! Очень! Елена Андреевна. Перестаньте, Жорж. И без вашего жужжанья скучно. Войницкий Елена Андреевна. Не глядите… Пустите меня… Войницкий. Что томитесь? Елена Андреевна. Пустите! Войницкий. Дайте себе волю хоть раз в жизни, влюбитесь поскорее по самые уши в какого-нибудь водяного… Федор Иванович. И бултых с головою в омут с ним вместе так, чтобы герр профессор и все мы только руками развели! Войницкий. Русалка, а? Люби, покуда любится![28] Елена Андреевна. И что вы меня учите? Точно я без вас не знаю, как бы я жила, если б моя воля! Я бы улетела вольной птицей подальше от всех вас, от ваших сонных физиономий, скучных, постылых разговоров, забыла бы, что все вы существуете на свете, и никто бы не посмел тогда учить меня. Но нет у меня своей воли. Я труслива, застенчива, и мне все кажется, что если бы я изменила, то все жены взяли бы с меня пример и побросали бы своих мужей, что меня накажет бог и замучит совесть, а то бы я показала вам, как живут на воле! Орловский. Ду#769;ша моя, красавица… Войницкий. Я, кажется, скоро начну презирать эту женщину! Застенчива, как девчонка, и философствует, как старый, преукрашенный добродетелями дьячок! Кислота! Простокваша! Орловский. Полно, полно… Где теперь профессор? Войницкий. У себя в кабинете. Пишет. Орловский. Он вызвал меня сюда письмом по какому-то делу. Вам не известно, какое дело? Войницкий. Никаких у него нет дел. Пишет чепуху, брюзжит и ревнует, больше ничего. Желтухин. Здравствуйте, господа. Юля. Здравствуйте, крестненький! Желтухин. Александр Владимирович дома? Орловский. Дома. В кабинете сидит. Желтухин. Надо пойти к нему. Он писал мне, что дело какое-то есть… Юля. Егор Петрович, вы вчера получили ячмень по вашей записке? Войницкий. Благодарю, получил. Сколько вам следует? Мы еще что-то брали у вас весной, не помню что… Надо нам счесться. Терпеть не могу путать и запускать счеты. Юля. Брали весной восемь четвертей ржи, Егор Петрович, двух телушек, одного бычка, и из вашего хутора присылали за маслом. Войницкий. Сколько же вам следует? Юля. Как же я могу? Я без счетов не могу, Егор Петрович. Войницкий. Счеты я вам сейчас принесу, если нужно… Орловский. Манюня, брато#769;н здоров? Юля. Слава богу. Крестненький, где это вы купили такой галстух? Орловский. В городе, у Кирпичева. Юля. Славненький. Надо будет Ленечке такой купить. Войницкий. Вот вам и счеты. Орловский. Какую Лене бог хозяйку послал! Пупсик, от земли не видно, а гляди, как работает! Ишь ты! Федор Иванович. Да, а он только ходит да за щеку держится. Свистун… Орловский. Салопница моя милая… Знаете, ведь она в салопе ходит. Еду я в пятницу по базару, а она ходит около возов в салопе… Юля. Вот вы меня и сбили. Войницкий. Пойдемте, господа, куда-нибудь в другое место. В залу, что ли. Надоело мне здесь… Орловский. В залу так в залу… Мне все равно. Юля Соня. Вы у нас, Юлечка? А я не знала… Юля Соня. Что вы тут делаете? Считаете? Какая вы хорошая хозяйка, даже смотреть завидно… Юлечка, отчего вы замуж не выходите? Юля. Так… Меня приезжали сватать, да я отказала. За меня не посватается настоящий жених! Соня. Почему же? Юля. Я необразованная девушка. Меня ведь из второго класса гимназии взяли! Соня. Зачем же вас взяли, Юлечка? Юля. За неспособности. Что вы смеетесь, Сонечка? Соня. У меня в голове как-то странно… Юлечка, я сегодня так счастлива, так счастлива, что даже скучно от счастья… Места себе не найду… Ну, давайте говорить о чем-нибудь, давайте… Вы были когда-нибудь влюблены? Да? Он интересный? В кого? В Федора Иваныча? Юля Соня. И я тоже… только я не в Федора Иваныча. Юля. Мне давно уж нужно поговорить с вами, Сонечка. Соня. Пожалуйста. Юля. Я хочу объясниться. Видите ли… Я всегда к вам душевно расположена… У меня много знакомых девушек, но вы из всех самая лучшая… Если б вы мне сказали: «Юлечка, дайте мне десять лошадей или, положим, двести овец». С удовольствием… Для вас бы ничего не пожалела… Соня. Что же вы сконфузились, Юлечка? Юля. Мне совестно… Я… я душевно к вам расположена… Из всех вы самая лучшая… не гордая… Какой у вас миленький ситчик! Соня. Про ситчик после… Говорите… Юля Соня Елена Андреевна. Положительно деваться некуда. Оба Орловские и Жорж ходят по всем комнатам, и куда ни войдешь, везде они. Просто даже тоска берет. Что им здесь надо? Ехали бы куда-нибудь. Юля Елена Андреевна. Здравствуйте, Юлечка. Простите, я не люблю часто целоваться. Соня, что отец делает? Соня, что же ты мне не отвечаешь? Я спрашиваю: что отец делает? Соня, отчего ты не отвечаешь? Соня. Вам хочется знать? Идите сюда… Елена Андреевна Федор Иванович Гм… Елена Андреевна. Это что значит? Федор Иванович. А это значит, что если я кого раз наметил, тому уж не вырваться из этих рук. Елена Андреевна. Нет, это значит, что вы глупы и наглы. Федор Иванович. Сегодня в семь с половиною часов вечера вы должны быть за садом около мостика и ждать меня… Ну-с? Больше я ничего не имею вам сказать… Итак, мой ангел, до семи с половиною часов. Сильно сказано… Елена Андреевна. Ступайте прочь. Федор Иванович. Слушаю-с… Елена Андреевна. Ступайте… Федор Иванович. Сейчас уйду… Все испытал… И столько у меня от этого наглости, что просто деваться некуда. То есть все это я к тому говорю, что если вам когда-нибудь понадобится друг или верный пес, то обратитесь ко мне… Я тронут… Елена Андреевна. Никаких мне псов не надо… Ступайте. Федор Иванович. Слушаю… Елена Андреевна Юля. Как мы с тобой несчастны, Ленечка, ах, как несчастны! Желтухин. Кто же уполномочивал тебя говорить с нею? Непрошеная сваха, баба! Ты мне все дело испортила! Она подумает, что я сам не умею говорить, и… и какое мещанство! Тысячу раз говорил я, что все это надо оставить. Ничего кроме унижения и этих всяких намеков, низостей, подлостей… Старик, вероятно, догадался, что я люблю ее, и уж эксплоатирует мое чувство! Хочет, чтобы я купил у него это имение. Юля. А сколько он просит? Желтухин. Тссс!.. Идут… Орловский. Я и сам, ду#769;ша моя, что-то не совсем здоров. Вот уж два дня голова болит и все тело ломит… Серебряков. Где же остальные? Не люблю я этого дома. Какой-то лабиринт. Двадцать шесть громадных комнат, разбредутся все, и никого никогда не найдешь. Желтухин. Юля, тебе нечего делать, поди поищи Егора Петровича и Елену Андреевну. Серебряков. С нездоровьем еще можно мириться, куда ни шло, но чего я не могу переварить, так это своего теперешнего настроения. У меня такое чувство, как будто я уже умер или с земли свалился на какую-то чужую планету. Орловский. Оно с какой точки взглянуть… Марья Васильевна Орловский. Извольте, ваше превосходительство! Войницкий. Я вам нужен? Серебряков. Да, Жорж. Войницкий. Что вам от меня угодно? Серебряков. Вам… Что же ты сердишься? Если я в чем виноват перед тобой, то извини, пожалуйста… Войницкий. Оставь этот тон… Приступим к делу… Что тебе нужно? Серебряков. Вот и Леночка… Садитесь, господа. Я пригласил вас, господа,[29] чтобы объявить вам, что к нам едет ревизор. Впрочем, шутки в сторону. Дело серьезное. Я, господа, собрал вас, чтобы попросить у вас помощи и совета, и, зная всегдашнюю вашу любезность, надеюсь, что получу их. Человек я ученый, книжный и всегда был чужд практической жизни. Обойтись без указаний сведущих людей я не могу и прошу тебя, Иван Иваныч, вот вас, Леонид Степаныч, и тебя, Жорж… Дело в том, что manet omnes una nox,[30] то есть все мы под богом ходим; я стар, болен и потому нахожу своевременным регулировать свои имущественные отношения постольку, поскольку они касаются моей семьи. Жизнь моя уже кончена, о себе я не думаю, но у меня молодая жена, дочь-девушка… Продолжать жить в деревне им невозможно. Елена Андреевна. Мне все равно. Серебряков. Мы для деревни не созданы. Жить же в городе на те средства, какие мы получаем с этого именья, невозможно. Третьего дня я продал на четыре тысячи лесу, но это мера экстраординарная, которою нельзя пользоваться ежегодно. Нужно изыскать такие меры, которые гарантировали бы нам постоянную, более или менее определенную цифру дохода. Я придумал одну такую меру и имею честь предложить ее на ваше обсуждение. Минуя детали, изложу ее в общих чертах. Наше имение дает в среднем размере не более двух процентов. Я предлагаю продать его. Если вырученные деньги мы обратим в процентные бумаги, то будем получать от четырех до пяти процентов. Я думаю, что будет даже излишек в несколько тысяч, который нам позволит купить в Финляндии небольшую дачу… Войницкий. Постой, мне кажется, что мне изменяет мой слух. Повтори, что ты сказал… Серебряков. Деньги обратить в процентные бумаги и купить дачу в Финляндии… Войницкий. Не Финляндия… Ты еще что-то другое сказал. Серебряков. Я предлагаю продать имение. Войницкий. Вот это самое… Ты продашь имение… Превосходно, богатая идея… А куда прикажешь деваться мне со старухой матерью? Серебряков. Все это своевременно мы обсудим… Не сразу же… Войницкий. Постой… Очевидно, до сих пор у меня не было ни капли здравого смысла. До сих пор я имел глупость думать, что это имение принадлежит Соне. Мой покойный отец купил это имение в приданое для моей сестры. До сих пор я был наивен, понимал законы не по-турецки и думал, что именье от сестры перешло к Соне. Серебряков. Да, имение принадлежит Соне… Кто спорит? Без согласия Сони я не решусь продать его. К тому же это я делаю для блага Сони. Войницкий. Это непостижимо, непостижимо! Или я с ума сошел, или… или… Марья Васильевна. Жорж, не противоречь профессору! Он лучше нас знает, что хорошо и что дурно. Войницкий. Нет, дайте мне воды… Серебряков. Я не понимаю, отчего ты волнуешься, Жорж? Я не говорю, что мой проект идеален. Если все найдут его негодным, то я не буду настаивать. Дядин. Честь имею кланяться. Прошу прощения, что осмеливаюсь входить без доклада. Виновен, но заслуживаю снисхождения, так как у вас в передней нет ни одного доместика.[31] Серебряков Дядин Войницкий. Постой, Вафля, мы о деле… Погоди, после… Серебряков. Ах, да зачем мне спрашивать? К чему? Войницкий. Это именье было куплено по тогдашнему времени за девяносто пять тысяч! Отец уплатил только семьдесят, и осталось долгу двадцать пять тысяч. Теперь слушайте… Именье это не было бы куплено, если бы я не отказался от наследства в пользу сестры, которую любил. Мало того, я десять лет работал, как вол, и выплатил весь долг. Орловский. Чего же вы, ду#769;ша моя, хотите? Войницкий. Именье чисто от долгов и не расстроено только благодаря моим личным усилиям. И вот, когда я стал стар, меня хотят выгнать отсюда в шею! Серебряков. Я не понимаю, чего ты добиваешься? Войницкий. Двадцать пять лет я управлял этим именьем, работал, высылал тебе деньги, как самый добросовестный приказчик, и за все время ты ни разу не поблагодарил меня! Все время, и в молодости и теперь, я получал от тебя жалованья пятьсот рублей в год – нищенские деньги! – и ты ни разу не догадался прибавить мне хоть один рубль! Серебряков. Жорж, почем же я знал! Я человек непрактический и ничего не понимаю. Ты мог бы сам прибавить себе, сколько угодно. Войницкий. Зачем я не крал? Отчего вы все не презираете меня за то, что я не крал? Это было бы справедливо, и теперь я не был бы нищим! Марья Васильевна Дядин Войницкий. Двадцать пять лет я вот с ней, вот с этой матерью, как крот, сидел в четырех стенах… Все наши мысли и чувства принадлежали тебе одному. Днем мы говорили о тебе, о твоих работах, гордились твоей известностью, с благоговением произносили твое имя; ночи мы губили на то, что читали журналы и книги, которые я теперь глубоко презираю! Дядин. Не надо, Жорженька, не надо… Не могу… Серебряков. Я не понимаю, что тебе нужно? Войницкий. Ты для нас был существом высшего порядка, а твои статьи мы знали наизусть… Но теперь у меня открылись глаза. Я все вижу! Пишешь ты об искусстве, но ничего не понимаешь в искусстве! Все твои работы, которые я любил, не стоят гроша медного! Серебряков. Господа! Да уймите же его наконец! Я уйду! Елена Андреевна. Жорж, я требую, чтобы вы замолчали! Слышите? Войницкий. Не замолчу! Дядин. Я не могу… не могу… Я уйду в другую комнату… Серебряков. Что ты хочешь от меня? И какое ты имеешь право говорить со мной таким тоном? Ничтожество! Если именье твое, то бери его, я не нуждаюсь в нем! Желтухин Елена Андреевна. Если не замолчите, то я сию минуту уеду из этого ада! Войницкий. Пропала жизнь! Я талантлив, умен, смел… Если б я жил нормально, то из меня мог бы выйти Шопенгауэр, Достоевский… Я зарапортовался! Я с ума схожу… Матушка, я в отчаянии! Матушка! Марья Васильевна. Слушайся профессора! Войницкий. Матушка! Что мне делать? Не нужно, не говорите! Я сам знаю, что мне делать! Серебряков. Господа, что же это наконец такое? Уберите от меня этого сумасшедшего! Орловский. Ничего, ничего, Саша, пусть у него душа уляжется. Ты не волнуйся так. Серебряков. Не могу я жить с ним под одной крышей! Живет тут Елена Андреевна Серебряков. Ах, не пугай, пожалуйста! Елена Андреевна. Я не пугаю, но все вы точно условились сделать из моей жизни ад… Я уеду… Серебряков. Все отлично знают, что ты молода, я стар, и что ты делаешь большое одолжение, что живешь здесь… Елена Андреевна. Продолжай, продолжай… Орловский. Ну, ну, ну… Друзья мои… Хрущов Серебряков. Что вам угодно? Хрущов. Извините, я взволнован – это оттого, что сейчас я быстро ехал верхом… Александр Владимирович, я слышал, что третьего дня вы продали Кузнецову свой лес на сруб. Если это правда, а не простая сплетня, то, прошу вас, не делайте этого. Елена Андреевна. Михаил Львович, муж сейчас не расположен говорить о делах. Пойдемте в сад. Хрущов. Но мне сейчас нужно говорить! Елена Андреевна. Как знаете… Я не могу… Хрущов. Позвольте мне съездить к Кузнецову и сказать ему, что вы раздумали… Да? Позволяете? Повалить тысячу деревьев, уничтожить их ради каких-нибудь двух-трех тысяч, ради женских тряпок, прихоти, роскоши… Уничтожить, чтобы в будущем потомство проклинало наше варварство! Если вы, ученый, знаменитый человек, решаетесь на такую жестокость, то что же должны делать люди, стоящие много ниже вас? Как это ужасно! Орловский. Миша, после об этом! Серебряков. Пойдем, Иван Иванович, это никогда не кончится. Хрущов Орловский. Извини, Миша, но это даже странно… Ну, ты, положим, идейный человек… покорнейше тебя благодарим за это, кланяемся тебе низко Хрущов Орловский. Вот ты ссориться сюда приехал, ду#769;ша моя… Нехорошо! Идея-то идеей, но надо, брат, иметь еще и эту штуку… Серебряков Орловский Хрущов Соня Хрущов. Софья Александровна, я сказал уже все, что мне нужно. Я умолял вашего отца пощадить лес, я был прав, а он оскорбил меня, назвал сумасшедшим… Я сумасшедший! Соня. Довольно, довольно… Хрущов. Да, не сумасшедшие те, которые под ученостью прячут свое жестокое, каменное сердце и свое бездушие выдают за глубокую мудрость! Не сумасшедшие те, которые выходят за стариков замуж только для того, чтобы у всех на глазах обманывать их, чтобы покупать себе модные, щегольские платья на деньги, вырученные от порубки лесов! Соня. Слушайте меня, слушайте… Хрущов. Перестанем. Кончим. Я для вас чужой, ваше мнение о себе я уже знаю и делать мне тут больше нечего. Прощайте. Жалею, что после нашего короткого знакомства, которым я так дорожил, у меня останутся в памяти только подагра вашего отца и ваши рассуждения о моем демократизме… Но не я в этом виноват… Не я… Я имел неосторожность полюбить здесь, это послужит для меня уроком! Вон из этого погреба! Елена Андреевна. Вы еще здесь? Постойте… Сейчас Иван Иванович сказал мне, что муж был резок с вами… Простите, он сегодня сердит и не понял вас… Что же касается меня, то моя душа принадлежит вам, Михаил Львович! Верьте в искренность моего уважения, я сочувствую, тронута, и позвольте мне от чистого сердца предложить вам мою дружбу! Хрущов Елена Андреевна Серебряков, Орловский, Желтухин Что такое? Елена Андреевна Дядин Елена Андреевна |
||
|