"Дороги. Часть первая." - читать интересную книгу автора (Завацкая Яна)

Глава 1. Осень в Лонгине.

Ильгет растерянно огляделась по сторонам.

Глупо, конечно. Никого здесь нет, кроме нее, и собаки, и мокрого стремительного листопада. И незнакомого человека, лежащего без сознания на толстом влажном слое отмерших листьев.

И что же теперь делать? Он жив вообще-то? Ильгет присела на корточки, осторожно, опасливо, как к змее, прикоснулась к лежащему. Откуда он здесь взялся, вот вопрос? И что за одежда странная... Больше всего это похоже на скафандр или высотный костюм, камуфляжного цвета, шлем с прозрачным лицевым щитком плотно охватил голову. На ощупь скафандр холодный и скользкий, в самом деле — словно змея. Пульс, вспомнила Ильгет. Она понятия не имела, как оказывать первую помощь, в школе учили что-то, но давно уже забылось. Надо, наверное, проверить сердцебиение. Ильгет неуверенно подняла расслабленную тяжелую руку пострадавшего: кисть бледная, с длинными крепкими пальцами. Нащупала на запястье тоненькую бьющуюся ниточку — жив. Жив, просто без сознания. Ильгет окинула лежащего взглядом. Правое бедро как-то неестественно выгнуто. Что это значит — перелом?

И что же теперь делать?

Вызвать «скорую» — это, конечно, неплохо, но до города не меньше километра. И вряд ли в лесу кто-то попадется, погода сегодня — не дай Бог.

У осени истерика — дожди, лучи, дожди.

Какая-то мистерия... (1)

Откуда он здесь взялся-то? Просто загадка. Детектив, можно сказать. Никаких следов вокруг. Ильгет осмотрелась. Ничего. Кусты рядом целехоньки. Посмотрела вверх зачем-то. Прямо над головой лежащего в ветвях зиял пролом, узкий колодец, уходящий в серое, снова нахмурившееся небо.

С неба свалился, значит...

Ну что ж, в эту идею и непонятный костюм вписывается. Хотя идея нелепа сама по себе. Но в последнее время военные учения вполне естественны, ведь мы же готовимся к очередной войне. Где теперь-то Лонгин будет свободу и демократию насаждать? Вроде, в Цезии... Ну вот, значит, это какой-нибудь десантник или пилот, потерпел аварию, катапультировался... момент, но тогда должен быть какой-нибудь парашют? Ничего подобного рядом не было. Может, он упал без парашюта, ветки затормозили падение... кто его знает, возможно ли такое? Вряд ли. И одежда у него очень уж странная, чего стоят эти черные отверстия в плечевых пластинах, похожие на дула, и множество непонятных штук, укрепленных на костюме. Ильгет такого никогда не видела, но ведь сейчас техника сделала рывок вперед, а уж тем более, военная техника, Ильгет в ней ничего и не понимала. Откуда бы ей, простой домохозяйке, уметь разбираться в таких вещах...

Ильгет посмотрела на Норку. Буро-серебристая пуделиха озабоченно помахивала хвостом, глядя на хозяйку с выжиданием. Умная все-таки собака. Нашла пострадавшего, залаяла, дождалась хозяйки. Давай, уважаемая, думай теперь, что делать, я свою задачу выполнила.

Положить, наверное, поудобнее надо. Он как-то развернут нехорошо, а вдруг у него сломан позвоночник?

Ильгет подхватила пострадавшего под мышки. Глянула в лицо — и остановилась на секунду. Лицо это под прозрачным щитком, очень бледное, с закрытыми глазами и струйкой засохшей крови, тянущейся от угла губ, внезапно поразило ее — необычностью. Он не лонгинец, подумала Ильгет. А кто? Может быть из этих, «космических консультантов». По типу лица скорее уж похож на цезийца, они там все такие, на Севере, очень светлые блондины, с тонкими некрупными чертами почти треугольного узкого лица. Но как здесь мог оказаться цезиец? Ерунда же. Да и что-то такое было в нем... слишком уж непривычное. Ладно, некогда разглядывать... Ильгет подтянула пострадавшего под мышки и тут же едва не выронила его от неожиданности — раненый дернулся и застонал. Открыл глаза. В ту же секунду его рука скользнула к поясу, и диковинный пистолет страшно уставился на Ильгет черным дулом. Ильгет отшатнулась. Глаза чужака оказались серыми, как и ожидалось при таких светлых волосах и коже. Серыми, внимательными, и какая-то муть в них плавала, видно, он еще не вполне пришел в себя. Или просто больно ему было.

Незнакомец вдруг шевельнул пальцами, и шлем в долю секунды раскрылся, просто убрался за голову, словно капюшон, уйдя в пазы высокого ворота.

С открытыми глазами лицо чужого казалось еще необычнее.

Надо было хоть эту пукалку у него забрать. Сейчас пальнет в меня за милую душу. Ну и дура я, надо же быть такой доверчивой.

— Лонгин? — спросил парень хрипло. Ильгет поспешно кивнула.

— Лонгин.

— Ты одна? — вроде бы, без акцента говорит... надо же.

— Одна. С собакой, — Ильгет кивнула на Норку, присевшую настороженно поблизости.

— Хорошо, — прошептал парень. Потом произнес несколько слов, которые Ильгет не разобрала. Похоже, язык чужой... даже не определить — какой.

— Как тебя зовут? — вдруг спросил он, выговаривая слова с некоторым усилием.

— Ильгет, — растерянно ответила она.

— Меня зовут Арнис. Иль-гет. Можешь мне помочь?

— Да. А как?

— Там на правом боку ниже подмышки карманчик такой. Он на... как это сказать... на липучке. Открой. Достань коробочку.

На этом «высотном костюме» вообще было множество разных карманчиков, пряжек, непонятных деталей прицепленных. Ильгет нашла нужный карман и вытащила плоскую синюю коробку с выдавленной на крышке спиралью.

Арнис... имя тоже не лонгинское, но чего-то такого Ильгет и ожидала. Красивое имя, подумала она. До неправдоподобия даже красивое.

— Открывается сдвиганием кнопки, видишь? Там в первом ряду сверху такие прозрачные капсулы. Дай мне одну, пожалуйста.

Ильгет вынула прозрачную капсулу, положила на язык раненого.

— А что это?

— Атен. Отключает болевую чувствительность. Через пять минут я буду как бревно.

Он поднял с усилием левую руку, перетянутую толстым браслетом, в браслет встроено нечто, отдаленно похожее на часы. Посмотрел на эти «часы». Ильгет закрыла коробку и засунула ее обратно в карман.

— Ты откуда? — тихонько спросила она. Арнис помолчал некоторое время, внимательно глядя на нее. Потом ответил.

— Я с Квирина.

Ильгет вздрогнула.

Что ж, это все объясняет. Только вот одно непонятно — откуда в нашем захолустье, в пригородном лесу может появиться квиринец? И что он делает здесь, на Ярне? Неужели шпион? Как-то не верится... хотя почему не верится, глупо это, понятно же, что есть шпионы, не зря в газетах об этом пишут.

— Я ско, — объяснил Арнис, — знаешь, что это такое? Нет? Космическая полиция, СКОН. К Ярне я не имею отношения. Мы с напарником преследовали бандитов... они ушли в вашу систему. Мой напарник... — тут взгляд Арниса снова помутнел, словно боль вернулась, — он погиб. Прямое попадание в Пост. Я преследовал шибагов на ландере, мы вошли в атмосферу... ну и меня сбили. Катапультировался неудачно, видишь, ногу сломал, и похоже, ребро...

Ну что ж, тоже объяснение. Во всяком случае, решила Ильгет, не мое это дело, нужно доставить его в больницу, а там пусть разбираются, кто он и что.

— Ильгет, — сказал Арнис, — мне нужно послать сигнал о помощи. Спасателям. Чтобы меня забрали отсюда. Ты поможешь?

Она подумала. А почему бы и нет? То есть, конечно, может быть, что он шпион какой-нибудь... Но почему-то хочется помочь. А, плевать на все.

— А как это сделать?

— У меня на поясе видишь — такой круглый выступ. Открой его. Это энергетическая капсула. Возьми ее осторожно, в ней энергии на весь ваш Лонгин хватит. Положи вот здесь на землю. Мы сейчас соберем подпространственный маяк и пошлем сигнал.

Оказывается, детали этого самого маяка были укреплены на бикре — а бикром назывался странный костюм, и в самом деле — скафандр, только куда более совершенный, чем ярнийские, поэтому и не такой громоздкий. Кстати, парашюта у Арниса не было, потому что прыгал он с гравипоясом, очень широким, вроде бы металлическим ремнем из вертикальных выпуклых полос, охватившим талию. Ильгет снимала с бикра по указанию Арниса проводки, шнуры, металлические треугольники, стойки, держатели, и постепенно собирала из них единое целое. Опоры маяка ушли в землю и прочно застряли там. Вскоре рядом с Арнисом появилась небольшая пирамидальная конструкция, с энергетической капсулой в центре и уходящими вверх усиками антенн.

— Отлично, — сказал Арнис. Теперь он разговаривал бодро, весело даже, видимо, боль прошла, — теперь мы запустим маяк.

Он повернулся к пирамидке — двигаться тоже начал шустро, даже слишком. Раскрутил белое колесико, что-то там подергал. Снова откинулся на спину.

— Ильгет, — он как-то странно произносил это имя. Так, будто осторожно и ласково прикасался рукой к ее плечу, — спасатели будут здесь примерно через десять дней. Мне нужно где-то пробыть это время. В больнице — возможно?

— Да, — сказала Ильгет, — но...

Тебе там не поверят, хотела она сказать. Кто поверит, что ты — просто полицейский, просто преследовал каких-то там космических бандитов в ярнийской атмосфере? При нашей-то политической обстановке... Впрочем — а почему не поверят? Пусть свяжутся с правительством, с квиринскими наблюдателями, посольства у нас нет, но наблюдатели-то живут точно.

— Что-то не в порядке?

— У нас сейчас, понимаешь, такая политическая обстановка, — смутилась Ильгет, — все так настроены против Квирина... извини... я-то сама не знаю.

— Это неважно, — сказал ско, подумав, — в крайнем случае, меня отправят в тюрьму, это неприятно, но лучше, чем лежать в лесу. А спасатели найдут меня везде. Но если можно, я бы хотел оставить им какой-то конкретный адрес... у вас большой город, больниц несколько? Что это за город, кстати?

— Зара. Я не знаю, в какую больницу тебя увезут. Если хочешь, можно оставить мой адрес.

— Спасибо.

— Ты хорошо говоришь по-лонгински, — заметила Ильгет.

— Я был у вас. В прошлом году, примерно месяц. По делам СКОНа, задание выполнял.

— И так быстро... а, у вас же какие-то методики есть.

— Да, конечно, — подтвердил Арнис, — я выучил ваш язык заранее, это несложно с мнемоизлучателем.

Ильгет только вздохнула. Антенны на пирамидке вдруг задрожали, затряслись, как под сильным ветром, раздался мелодичный звон.

— Сигнал прошел, — обрадовался Арнис, — теперь давай расширим сообщение, чтобы они знали, где меня искать...

— Мой адрес сказать? Квартал Первостроителей, Красный корпус, А2.

— Спасибо, — Арнис протянул руку, снял с маяка устройство, похожее на микрофон и начал говорить. Надо понимать, на линкосе. Ильгет внимательно вслушивалась — тоже лингвист-недоучка. Линкос она должна была проходить только на пятом курсе и только ознакомительно. Кому на Ярне нужны галактические языки? А красиво звучит, мелодично так. Вот Арнис произнес ее адрес на лонгинском. Положил микрофон на место.

— Все в порядке, — он откинулся на землю с облегчением, — заберут дней через десять... ну, может, через две недели.

Норка подошла, робко понюхала бикр, посмотрела в лицо лежащему.

— Хорошая собачка, — сказал он ласково, — красивая.

— Теперь как бы мне до больницы добраться? Ползти тяжеловато будет... Далеко до города?

— Километр. Наверное, мне надо пойти, вызвать машину. Полежишь здесь пока?

— Полежу, конечно. Спасибо, Ильгет.

— А зеркало могла бы и вымыть.

Ильгет старательно упаковала банку с мясо-овощным рагу. Знаем мы, как кормят в этих больницах. Пирог. Чего бы еще? Пита сказал глуховато.

— Ну, может быть, ей некогда...

Пару яблок и шоколадку. До завтра наверняка хватит.

— Ну не знаю, — гремела свекровь. Она всегда так громко говорит, привычка, выработанная на Великих Стройках, — у меня трое было, да я еще работала целый день, однако такой грязи не разводила.

Да, подумала Ильгет, героическая женщина. Осколок Великой Эпохи. Куда уж нам...

Ильгет вздохнула и вышла в коридор. В глаза ей свекровь ничего не скажет, это уж как водится — боится конфликтов. Говорит всегда за стенкой, так, чтобы Ильгет слышала, но возразить не могла. И все в доме всегда идет так, как хочет свекровь. Не Ильгет, и не Пита — а его мама.

Ильгет начала одеваться.

— Ты куда? — поинтересовался Пита.

— Я? На Биржу труда, потом прошвырнусь немного, купить надо кое-что.

— Ну ладно.

— До свидания, — вежливо сказала Ильгет свекрови и вышла. На лестничной площадке она остановилась, прижалась лбом к стене. Хотелось заплакать. Ильгет сделала несколько глубоких вдохов. Не дождетесь.

А в самом деле, думала она, выходя из подъезда, почему у меня бардак? Ну не то, чтобы совсем уж бардак, но вот действительно — зеркало не вымыто, то одно валяется, то другое... Ведь время есть.

Просто настроения нет убираться. Не хочется. И Пите это безразлично. Сам он никогда не возмущается бардаком, наоборот, у него в кабинете бардак достигает своего апогея, и там он Ильгет не разрешает ничего трогать.

Ему вообще на все наплевать в последнее время. Работает много. Из-за компьютера не встает, не говоря уже о том, что дома-то бывает редко... Если раньше он постоянно ныл, что не хочет на работу, то теперь, как попал в этот Центр Биотехнологии (а биотехнология, как известно, залог нашего светлого будущего) — у него просто бзик начался. Разрабатывает вроде бы те же базы данных, но для Центра, и счастлив до безумия. И похоже, с любовницей своей завязал, не до того ему теперь. Он и к Ильгет-то пристает не чаще раза в неделю. Но и это ее не радует. Отчуждение наступило.

Действительно, так нельзя, думала Ильгет. Бардак у меня. И не надо на свекровь обижаться... она ведь права по-своему. Не надо, но трудно.

Не заладилась моя жизнь, не удалась. Мне всего 24 года, а кажется — все кончено. Навсегда. Зачем понадобилось вообще переезжать в Зару? Глупость какая. Надо было хоть доучиться, а то что это — бросила на третьем курсе. В Заре университета нет. Но Пита настаивал: а зачем тебе вообще этот университет? Вот родится ребенок — и что, как ты будешь учиться? Кто с ним сидеть-то будет — твоя мать ведь не будет. Тут он прав, матери некогда. Няньки очень дорогие, да и не найдешь. А ему нужно было в Зару, тут его мама, сестра... мама одинокая, несчастная, ей нужно общение, помощь... То кухню перестроить, то вешалку прибить, то на даче, то с машиной... Сестра старшая тоже — не замужем, но с ребенком, Пита ей фактически заменяет мужа. То, что называется, мужик в доме.

То есть все правильно. Конечно, надо было переехать.

Потом еще этот кошмар с ребенком. Мари родилась на два месяца раньше срока и три недели лежала под беспощадно ярким светом ламп, в кювезе, и страшный огромный аппарат через шланг ритмично надувал ее грудку воздухом. А потом Ильгет сказали, что скорее всего, детей у нее больше не будет... И действительно, с тех пор ни разу ничего не получилось. Пите это, похоже, совершенно безразлично.

Господи, что же мне делать-то? — спросила Ильгет. И как обычно, не получила никакого ответа.

Белый корпус больницы вырос из коричневой листопадной круговерти. Вот здесь, в этом здании умерла моя девочка... Арнис, скорее всего, в хирургии. В травматологии, это третий этаж.

Ильгет отыскала справочное окно, выяснила нужные сведения. Скинула плащ, оставшись в белом халате, припасенном заранее. Стала подниматься на третий этаж.

Интересно, почему я не рассказала мужу об Арнисе? Нехорошо получается. Но это не моя вина, я хотела рассказать, но вчера он так поздно пришел, и злой был, совсем не о том говорили. Хорошо еще, удалось избежать скандала. Не до рассказов было. Да и как он все это воспримет? Скорее всего, отрицательно.

Он ведь добрый человек, раньше Ильгет сразу рассказала бы ему. Он бы, возможно, предложил помощь. Но сейчас... Лучше не говорить. Он очень увлекается политикой в последнее время, у них в Центре об этом много говорят. Говорят, что существует какая-то Ось Зла, и против нее ведутся все эти бесчисленные войны, захваты чужих территорий. И эта Ось Зла якобы поддерживается Квирином. Неизвестно, так ли это, но о квиринцах вообще Пита говорит очень злобно. Опять наедет, конечно, на церковность Ильгет, мол, вот церковь вам приказывает помогать кому попало, а ты не думаешь, что это враг твоей страны, и мало ли, что он тебе наплел... Словом, ничего хорошего от Питы по этому поводу не услышишь. И неизвестно, сможет ли она потом посещать Арниса в больнице, а посещать все-таки надо, ведь он здесь совсем один, раненый, ему плохо... Ильгет в детстве лежала в больнице, был осложненный аппендицит, и хорошо помнила, как ждешь посетителей, когда ты беспомощен и прикован к постели. Да и какой тут уход? Нет, сходить к Арнису она должна. Но Питу это, скорее всего, будет раздражать. Не из-за ревности, он вообще не ревнив, к сожалению. Просто — лучше не говорить.

Ильгет постучала в палату. Осторожно заглянула.

Три койки. Арнис лежал на крайней, ближней к двери. Нога на подвеске, с грузом. Лицо бледное, нездоровое, но взгляд бодрый. Он улыбнулся, увидев Ильгет.

— Привет!

— Привет! — Ильгет подошла к раненому. Поставила пакет на стол.

Койка у окна выглядела обжитой, но сейчас пустовала. Рядом же с Арнисом лежал высохший старик, без сознания, весь обклеенный датчиками, капельницами, проводками. Рядом аппарат ИВЛ наготове. Монитор над головой старика мерно попискивал.

— Как дела? — спросила Ильгет, — операцию уже сделали?

— Да, вправили. Какая гадость этот ваш наркоз. Я просил без наркоза, атена бы вполне хватило. Но не послушали.

— Неужели это ваше лекарство так надежно действует?

— Конечно, — сказал Арнис, — оно блокирует проводящие пути на уровне продолговатого мозга. Ты все чувствуешь, но боль не осознаешь. У нас люди под атеном со сломанным позвоночником бегали... правда, потом восстанавливаться долго приходилось.

— Я тут тебе принесла... поесть хочешь?

— Не, мы обедали недавно.

— Может, попить? Тут виноградный сок.

— Ну давай, — согласился Арнис. Ильгет налила сока в поильник, дала раненому.

— И может ты это... ну, в туалет хочешь?

— Нет, — сказал Арнис, — спасибо, эту процедуру я недавно осуществил.

Ильгет посмотрела на старика, лежащего совершенно неподвижно.

— Что с ним?

— Он в коме, — сказал Арнис, — машиной сбило, вроде, то ли ушиб мозга, то ли что-то подобное. Не знают еще, выживет или нет, старый

Ильгет сочувственно кивнула.

— А у окна Антолик лежит, хороший человек. Он на стройке работает, свалился там с крыши. Вон книжку мне дал, видишь?

Ильгет посмотрела — на тумбочке лежал детектив в пестрой обложке.

— Ой, я не подумала... надо было тебе принести что-нибудь почитать.

— Принеси, ладно? А то этот детектив я уже того... прикончил с утра.

— Так быстро?

— Долго ли умеючи? — спросил Арнис, Ильгет подумала, насколько все-таки хорошо он знает язык. Поправила сползшее одеяло. Теперь Арнис был раздет, и под яремной ямкой резко выделялся на бледной коже простенький серебряный крестик с Распятием, на тонкой цепочке. Ильгет замерла на миг. А ведь у них на Квирине тоже есть Церковь, она что-то слышала об этом.

— А что тебе принести почитать?

— Что ты любишь сама, хорошо?

— Я много чего люблю... ну ладно, подберу что-нибудь. И побольше, да?

— И побольше, — согласился Арнис. Они помолчали. Вдруг Арнис спросил.

— Ильгет... а ты замужем?

— Да.

Что-то неуловимо изменилось в лице Арниса. Потом он сказал.

— А я вот нет. Не женился. Не получилось. А дети есть?

— Нет. Я родила дочь... раньше срока. Она умерла, — коротко объяснила Ильгет. Арнис взглянул на нее сочувственно.

— Боже мой, это так ужасно... когда ребенок... у моей сестры дитя умерло в утробе, она так плакала. Мы все переживали. А тут, когда уже родился...

Ильгет опустила глаза.

— Нико вот... тоже... — с внезапной тоской сказал Арнис, — это мой напарник, Нико. Он погиб.

— Твои спасатели прилетят, значит...

— Дней через десять или две недели. Я передал, чтобы они не торопились. А то ведь ломанутся лабильным каналом, спасатели у нас все сплошь герои. А зачем рисковать зря? Хотя ты же не знаешь, что такое лабильный канал.

— Что-то такое слышала, вроде.

— Ну, в пространстве есть каналы постоянные, проложенные, через которые мы всегда и ходим, но они редко располагаются вблизи от планетных систем. А есть лабильные... их можно ловить, если повезет, поймаешь и пройдешь быстро. Но это опасно, там есть приличная вероятность схлопывания. А если не просчитал толком, то и не знаешь, где вынырнешь. Бывает такое.

Господи, подумала Ильгет, глядя на бледное, спокойное лицо Арниса, о чем мы? О пространстве, о смерти, о детях... Как все это важно. Как давно я не говорила с кем-нибудь о таких важных вещах.

А Пита?

А при чем здесь Пита? Он как-то говорил, что хотел бы, чтобы я ему изменила. Может, говорит, тогда ты станешь раскованнее... сам уже то ли четвертую, то ли пятую любовницу сменил. Для него все это в порядке вещей. Это я была шокирована... в первый раз, когда узнала. А теперь это уже у нас в порядке вещей. То есть сердце болит, конечно, но эта боль уже привычна. Ревность — это нехорошо, некрасиво. Чувство собственности. Правда, Бог ревнив... и в Евангелии стоит... но какое дело Пите до всего этого?

Но почему-то вот сейчас я чувствую две вещи. Первое — я никогда не изменю Пите с Арнисом. И второе — Пита не был бы доволен, если бы такое случилось. Он и так-то не будет доволен, если узнает...

Лучше бы ты стала шлюхой. Лучше бы согласилась участвовать с Питой в групповухе, как он предлагал когда-то.

Ильгет вдруг отдала себе отчет, что все это время она смотрит Арнису в лицо и держит его за руку — сильную, бледную кисть с длинными пальцами. И он смотрит ей в глаза не отрываясь. Ильгет поднялась.

— Я завтра приду к тебе опять.

— Спасибо, — сказал Арнис тихо, — спасибо большое, что ты пришла. Я, честно сказать, не ожидал.

— Глупости, — сказала Ильгет, — ты ведь здесь один, что же я тебя брошу?

Арнис прикрыл глаза. Антолик возился на своей койке с наушниками, оттуда доносилась едва слышная, но весьма бодрая музыка. И тихо попискивали и гудели мониторы у койки тяжелобольного старика. Арнис улыбался.

Так хорошо, а с чего спрашивается? Потому что она пришла. Ильгет. Ильке. Надо же, какой идиот.

Сейчас мы будем с этой мыслью целенаправленно бороться. Она замужем. Повторить 150 раз.

Да и вообще — с чего вдруг такое? Что это на меня нашло? Она похожа на золотистое осеннее солнышко. Иль.

Лицо ее — как музыка, как вечерний солнечный свет сквозь золотую листву. Тонкое лицо, чистое. Волосы — русые, с удивительно золотистым оттенком, типичным для Лонгина.И глаза (а они чем-то похожи... только светлее... не думать об этом!) — золотисто-карие.

Впервые за два дня Арнис перестал думать о Нико. Начал засыпать, но посторонний звук снова заставил открыть глаза. Рядом с койкой стоял незнакомец, белый халат небрежно наброшен поверх официального хорошего костюма.

— Здравствуйте, — вежливо произнес посетитель, — я вас разбудил, кажется.

— Нет-нет, я не спал, — ответил Арнис, — здравствуйте. Вы присаживайтесь.

Незнакомец сел, достал небольшой прибор, в котором Арнис определил примитивный диктофон.

Только теперь заметил, что Антолика в палате снова нет.

— Господин Кейнс, я должен предупредить, что наш разговор будет записан, — незнакомец демонстративно щелкнул кнопкой диктофона, — Меня зовут Утиллер, я представитель Лонгинской Службы Безопасности, — посетитель показал Арнису издали какой-то маленький документик.

— Пожалуйста, — равнодушно ответил Арнис.

— Вы хорошо владеете лонгинским... — заметил Утиллер, — давно выучили?

— Я был на Ярне год тому назад, — ответил Арнис, — по делам. Это связано с деятельностью глостийской мафии и не имеет отношения к вашему государству. Обратитесь к моему начальству...

— Тогда, год назад, сколько длилось ваше пребывание здесь?

— Чуть больше месяца, — ответил Арнис.

— И вы за месяц так замечательно изучили язык, произношение...

— Я готовился заранее. Используя квиринские методики скоростного обучения. Информация о нашей подготовке у вас должна быть.

— С какой целью вы находились в атмосфере Ярны?

— Я и мой напарник, — начал Арнис (при мысли о Нико болью кольнуло в сердце), — патрулировали обычный участок в сигма-пространстве, получили вызов в систему Ярны, вышли по лабильному каналу и вступили в космический бой, который вел слабовооруженный курьерский корабль с Артикса против корабля, предположительно приписанного к одной из планет Глостии. Курьерский корабль получил возможность уйти, мы атаковали пирата. Я перешел на малый истребитель. Мой напарник был убит... прямое попадание в пост. Наш корабль безнадежно разрушен. Двое противников преследовали меня на своих ландерах, мы вошли в атмосферу Ярны. У меня не было другого выхода. В атмосфере меня сбили.

Рассказав свою историю, тщательно продуманную заранее, Арнис прикрыл глаза. Кажется, свет слишком яркий. Арнис мог бы ответить на любой возникший у контрразведчика вопрос, это не проблема. Вот только Нико... Нико действительно больше нет.

— Значит, вашим противником были...

— Я не могу точно утверждать, они не вступали в переговоры. Но судя по конфигурации... я опытный полицейский, господин Утиллер, я девятый год в Пространстве. Это были глостийцы.

— Ни одного глостийского корабля в околоярнийском пространстве не зарегистрировано, — важно заметил Утиллер. Арнис слабо улыбнулся.

— У них и нет привычки регистрироваться... И вообще как-то заявлять о себе. А ваши станции слежения несовершенны. Возможно, глостийский корабль находился в вашей системе недавно, он мог только что выйти из канала...

— Да, много вариантов, — с иронией сказал Утиллер, — почему же вы получили травму?

Арнис усмехнулся.

— Вот этого я не знаю. Потерял сознание при катапультировании... Думаю, приземлился неудачно. Не знаю. Может быть, задело осколком ландера.

— Почему вы, господин Кейнс, не обратились к правительству Ярны, а вызвали спасательную службу в частном порядке?

— Это обычная практика. Лонгин и ряд других ярнийских государств подписали соглашение со спасательной службой. В таких случаях мы имеем право вызывать спасателей без согласования с местными властями... Разве вам это неизвестно, господин Утиллер?

— Но все же — почему? Мы могли бы способствовать вашему переводу... э... в более достойное помещение...

— Спасибо, меня вполне устраивает эта больница, — ответил Арнис, — а что касается «почему», мне хотелось бы как можно скорее эвакуироваться на Квирин, ведь я ранен, и заниматься бюрократией сейчас для меня не лучший вариант.

— Когда вы ожидаете появления спасателей? — поинтересовался Утиллер.

— От двух дней до двух недель, — сухо сказал Арнис.

— Господин Кейнс, — службист немного помолчал, — наша организация... и наше государство были бы вам крайне признательны, если бы вы согласились осветить некоторые известные вам аспекты... э... разумеется, только те, которые разрешены к разглашению. Но... вы не устали?

— Нет, ничего, — сказал Арнис. На самом деле он устал. Но если закончить разговор сегодня, может быть, завтра этот тип не придет...

— Что конкретно вас интересует? Наша техника, организация — все эти сведения вашему правительству предоставлены...

— Вы не могли бы перечислить направления деятельности Службы Космической Полиции — вашего СКОНа?

— Конечно, мог бы. Это известно каждому и не составляет секрета. Охрана безопасности жизни и имущества граждан Федерации на планетах, принадлежащих ей, а также и во всей обитаемой части Галактики. Контроль за соблюдением и выполнением законов и постановлений Федерации в контролируемом ею пространстве. С этой целью — регулярное патрулирование пространства. Профилактика преступлений в пространстве. Работа по вызову на планетах, не присоединившихся к Федерации, — Арнис умолк. Что-то плохо припоминается Устав...

— А борьба с сагонами, — вкрадчиво поинтересовался Утиллер, — она не входит в число задач СКОНа?

— Нет, — ответил Арнис, — этим Милитария занимается. Но я об этом ничего не знаю. Ведь войны сейчас, вроде бы, нет... и не предвидится.

— Но ведь должна быть служба, которая занимается, так сказать, разведкой, поиском сагонского влияния на неприсоединившихся планетах? Да и на планетах самой Федерации? Неужели вы не предполагаете, что сагоны засылают агентов?

Арнис неуверенно кивнул.

— Да... вы, конечно, правы. Должны быть такие агенты, и должна быть такая служба. Но в СКОНе ее нет. Наверное, среди военных... не знаю. Честно говоря, тут я не смогу вам помочь. Я ничего об этом не знаю.

— Ну хорошо, а военно-промышленный шпионаж? Я имею в виду, вы же ведете разведку на других мирах, с целью выяснить экономический и военный потенциал, степень угрозы...

— Возможно, что и ведем, — сказал Арнис. Боже, кто прислал мне такого идиота? — но я этим не занимаюсь, и ничего об этом не знаю. Я простой патрульный ско.

— Так-таки ничего об этом никогда не слышали? — улыбнулся Утиллер. Арнис почувствовал, что уже — все, через край, уже надоело.

— Да, не слышал. Но даже если бы я и знал что-то об этом, господин Утиллер, это наверняка были бы сведения, не подлежащие разглашению.

— Видите ли, господин Кейнс, — сказал службист сухо, — я обязан предупредить вас... Ваше появление в воздушном пространстве Ярны абсолютно незаконно, ваши объяснения неудовлетворительны. У меня нет никаких оснований медлить с вашим арестом.

— Ну так арестуйте меня, и покончим с этим, — сказал Арнис спокойно.

— Тем не менее, я не тороплюсь. Вы видите, я иду вам навстречу... Если бы вы были более откровенны.

Арнис закрыл глаза.

— В чем? — спросил он, — я все вам рассказал. Если вас интересуют сагоны — это не ко мне. Я предпочитаю не иметь дела с сагонами.

— Что ж, дело ваше, — подчеркнуто вздохнул Утиллер. Потом он задал еще ряд каких-то незначащих вопросов — Арнис лишь удивлялся, зачем и для чего — о структуре СКОНа, о кораблях и оружии, вся эта информация была открытой. Спросил, есть ли у Арниса семья.

— Мама, — ответил квиринец, — и сестры. Больше никого нет.

— И все они живут на Квирине?

— Да, все они живут там.

Утиллер вежливо попрощался, что-то еще бормоча под нос и вышел. Арнис закрыл глаза и попытался расслабиться. Тревога не отпускала его.

Дело не в угрозах. Даже если его и арестуют, это еще не смертельно. Конечно, спасатели не смогут его забрать, начнутся долгие и муторные переговоры, и не факт, что они закончатся в пользу Квирина, хотя безусловно, СКОН сделает все возможное, чтобы вытащить Арниса из этой дыры. Но были и печальные прецеденты, когда людей в таких случаях вытащить не удавалось. Однако об этом Арнис сейчас не думал — проблемы следует решать по мере их возникновения. Захотят расстрелять — тогда и будем об этом думать. Пока все обстоит благополучно.

Что-то другое послужило причиной его тревоги. К чему эти настойчивые упоминания именно о сагонах?

Арнис долго не мог уснуть. Воспоминания нахлынули на него. Закрыв глаза, он боролся с прошлым... Уже не первую ночь — отчего же это? Ужас, бессонница. Неужели просто от физической слабости? На Квирин... скорее бы на Квирин, и к Санте, восстанавливаться. И к отцу Маркусу...

Здесь слишком много солнца... она, кажется, умерла. Ты чувствуешь облегчение?

Господи, помилуй, начал молиться Арнис, огради меня силой Животворящего Креста твоего...

Шорох заставил его открыть глаза. Арнис вздрогнул всем телом. Прямо над ним, пошатываясь, стоял старик с широко раскрытыми слепыми глазами, в расхлюстанной больничной рубашке. Проводки и шнуры тянулись за ним от койки.

— Ложись, — прошептал Арнис, уже понимая, что случилось.

— Умирают всегда другие, не так ли? — старик говорил громким шепотом, не разжимая губ при этом. Голос шел у него изнутри.

— Ты убьешь его.

— Я убью его, — радостно согласился старик.

— Я вызову медсестру...

— Позови! — обрадованно сказал тот же голос, — позови, дверь откроется — и он упадет. Умирать должны другие, верно? Вот и Нико погиб. А ты — ты будешь жить, я тебе обещаю... ты будешь жить.

Арнис беззвучно застонал.

— Оставь меня в покое. И его. Прошу тебя. Положи его обратно. Господи... Отче наш, сущий на небесах...

Старик угрожающе качнулся.

— Молись... я не выдержу давления, и убью его. Продолжай, если хочешь.

— Что ты хочешь от меня?

— А ты, ско? Что ты хочешь от меня? — спросил старик, — зачем ты снова явился в мир, принадлежащий мне? Я не трогал тебя на Квирине.

— Это была случайность. Я скоро уйду...

— Я не контрразведчик, Арнис. Мне ты можешь не лгать. Как удобно, когда можно не лгать, верно?

Поток ассоциаций снова нахлынул на Арниса. Он стиснул зубы.

— Твоя вина... твоя вина... — шептал старик, наклоняясь над ним, — ты помнишь, как она просила тебя?

Арнис ощутил комок в горле, его начало мелко трясти.

— Ты помнишь, как она кричала? Маленькая, маленькая... твоя птичка. Твоя маленькая птичка.

— Я ненавижу тебя, — выдохнул Арнис, — ненавижу... И я убью тебя еще десять раз. Убью, как только доберусь до тебя, слышишь, отродье?

— Убей, Арнис, — согласился старик, — ненависть — чувство очень продуктивное. Только ведь твой Бог требует от тебя любви. Вот я и помогаю Ему... не люблю, но приходится помогать... приводить тебя в чувство. Ты ведь ее любил, верно? Твою маленькую птичку? Твою девочку?

И снова острая душевная боль заставила Арниса закрыть глаза... замереть... умереть бы прямо сейчас... Господи! Почему он так легко заставляет меня слушать?

— Тебе не справиться со мной, — сказал Арнис, — понимаешь, не справиться.

— Ты думаешь, что можешь не слушать меня. Конечно, не надо слушать... только это ведь не я, Арнис. Это твоя совесть. Меня ты заткнешь, а ее?

— Совесть здесь ни при чем. Уйди... уйди, ублюдок.

Арнис начал монотонно и тихо ругаться... может быть, хоть это спасет... удержит на какое-то время.

Долго ему не продержать старика.

Ильгет снова пришла к нему на следующий день.

Они просто говорили... и время пролетало так незаметно, что Ильгет сама себя заставляла поглядывать на часы — вот уже два часа прошло... уже почти три... нет, неудобно, надо все-таки домой идти.

— Так сколько же у вас в семье было детей?

— Четверо, — отвечал Арнис, — мой брат, Эльм, он погиб, когда ему двадцать пять было. И еще две сестры у меня есть, старшая и младшая. У старшей уже трое детей, и младшая скоро должна родить.

— У вас всегда так много детей в семьях? — удивлялась Ильгет.

— Ну конечно. Не очень много, четверо — это среднее число. Информационное давление на это рассчитано, потому что у нас людей, знаешь, всегда не хватает.

— Почему не хватает? Вот у нас на Ярне, говорят, перенаселение.

— Ерунда это, Иль... Мы ведь в Космосе живем, места для жизни — сколько угодно. Квирин уже четыре колонии основал, это только Квирин... Но у нас и на самой планете народу немного, ведь война была всего-то полвека назад. И потом, у нас, знаешь, не все удерживаются...

Бледное и узкое лицо, ямочка на щеке, улыбка. Ласковый взгляд. Белая наволочка и желтоватая, неровно окрашенная стена, казенный больничный запах. Вечер — и тусклый свет в палате, шуточки Антолика.

Красивые руки у него. Это очень важно — какие руки. А эти длинные, тонкие пальцы, нервные и гибкие, но кажется, очень сильные, и когда они касаются случайно руки Ильгет, хочется их задержать.

.. — Я тебе еще не надоела?

— Ну что ты! Я так рад, что ты приходишь.

— Я тебе вот еще книг принесла... ты так быстро читаешь!

— У нас этому учат... Спасибо! О, я вижу, ты опять чего-то вкусненького...

— Ну да, тебе же понравились крендельки. Я опять испекла.

— Иль, ты так замечательно готовишь... Ты чего?

Ильгет растерянно смотрела в пол и не отвечала. Потом посмотрела на Арниса.

— Ты знаешь, я первый раз в жизни слышу, что хорошо готовлю.

— На улице, вроде, уже зима наступает... холодно?

— Сегодня первые снежинки полетели.

Тусклое слепое окно. Ильгет поймала себя на том, что почти не слышит того, что говорит Арнис. Он рассказывает что-то о Квирине. Да... там очень хорошо, наверное, как в сказке. А за окном уже действительно снег.

— А кем же ты стала, Иль?

— А я никем не стала. Пошла на лингвистику, к языкам у меня способности. Но не закончила... так получилось.

— Языки — это тоже хорошо, интересно. А я вот туп... с мнемоизлучателем, и то не могу нормально выучить.

— Ну наш-то язык ты отлично знаешь.

— Я много времени на него потратил. Нет, Иль, я тупой ско, ни к чему не способный. Я и в музыке дуб, и творчеством никаким не занимаюсь особо, разве что социологией немного увлекаюсь...

— Творчеством? — тонкие, прямые брови Ильке взлетели вверх.

— Ну да... я имею в виду — там сочинять что-нибудь...

— А я сочиняю, — тихо сказала Ильке. Она смотрела в пол и говорила быстро и тихо, будто стесняясь.

— Я стихи сочиняю. И прозу тоже... иногда.

— Как здорово, — сказал Арнис, — почитай мне какие-нибудь свои стихи, а?

— Как, — Ильгет обернулась на опустевшую уже койку Антолика, — вот прямо так... почитать?

— Да, а что такого?

— Не знаю. Я как-то... никогда...

— Да ладно, не стесняйся. Ну почитай правда! — попросил Арнис.

— Я даже не знаю, что...

— Ну последнее...

— Последнее... Только оно непонятно о чем. Я сама не знаю.

— Это неважно, Иль.

Она читала сдавленным тихим голосом, интонируя по-детски, как школьница.

Звенящий лес, на всходе день,

Ложится золотой рассвет

На сосны, и опять нам лень

Включать кукушкин счетчик лет.

Кукушка! Песенка твоя

Легка, как девичья слеза.

Мы от кукушкина гнезда

Летим до близкого жилья.

И здесь — ослиный перекрик,

Там — соловьиный перепев,

Здесь — грай ворон и волчий рык,

А там — весна и шум дерев.

До чистых вод, до царских врат

Дойдем ли? Все равно, когда -

Сегодня ль, завтра помирать.

Кукушка! Не считай года!

Арнис замер и молчал. Долго. Потом сказал.

— Чудесно, Ильгет! Я даже не думал, — он снова замолчал. Потом, словно подбирая слова, сказал, — Я не понимаю, откуда ты это... Почему ты это знаешь? Мне кажется, что это обо мне. О нас... о моей жизни, словом. Откуда тебе-то знать все это?

Он помолчал, потом улыбнулся.

— Ты не удивляйся, что я молчу. Это я по привычке. Просто у нас на Квирине такой обычай, мы никогда не аплодируем, а просто молчим. Чем глубже молчание, и чем дольше оно длится, тем, значит, выше оценка. Если бы я не сообразил, что ты этого не знаешь и можешь обидеться, я бы целый час молчал и переваривал. Слушай, а в написанном виде ты мне не дашь этот стих? И заодно другие тоже?

— Конечно...

— И прозу...

— Принести?

— Да, пожалуйста! — попросил Арнис, — мне кажется, это должно быть так здорово!

Ильгет поднялась к себе в квартиру — прекрасную трехкомнатную квартиру, не слишком чистую и уютную, но обставленную дорогой мебелью. Пита много зарабатывал в последнее время. Деньги девать-то некуда. Разве что накопить на полет, посмотреть другие миры — но Пита не хочет. Да и действительно, что там делать, на этих мирах, везде одно и то же.

Пита, как обычно, сидел в кабинете, видимо, слышал, как хлопнула дверь, но к супруге не вышел. Ильгет проскользнула на кухню. Пора и ужин готовить... надо же было так засидеться. Хотела сегодня еще белье догладить. Ничего, неважно, завтра успею.

Скоро спасатели заберут Арниса. Конечно, для него это хорошо, а для меня... я больше никогда не смогу хоть чуть-чуть прикоснуться к тому дивному большому миру. И как это люди в нем живут — счастливые...

Ильгет начала чистить картошку. Надо выбросить все эти мысли из головы. О Космосе, о Квирине, о полетах...

Мне уже двадцать четыре. Не девочка. Надо думать о том, что есть здесь и сейчас. О жизни. А может, с Питой еще раз поговорить насчет усыновления? Родить Ильгет, говорят, больше не сможет. Конечно, если вернуться в Иннельс, в столицу, и там попробовать обратиться в Государственную Клинику... да это все будет очень дорого. Нет, не стоит. Раз Бог не дает, можно усыновить. В принципе, не так уж важно, свой или нет. Пита пока не очень-то насчет этого, но можно потихоньку его к этой мысли готовить...

Пита вошел в кухню. Достал кусок хлеба, колбасы, начал жевать.

— Скоро ужинать будем, — сказала Ильгет.

— Тебе жалко, что ли? — спросил Пита и положил бутерброд на полку холодильника.

— Да нет! Что ты, я этого вовсе не имела в виду. Ешь! Ну вот, что ты, прямо... — Ильгет расстроилась.

— Ладно, раз мы будем ужинать, я не буду ничего есть, — сказал Пита. Ильгет хотела ответить, но внутренне она ощущала какую-то напряженность мужа и понимала, что продолжение разговора может привести к скандалу. Лучше замять...

Повисло молчание. Ильгет очень хотелось поделиться, рассказать об Арнисе... о Квирине. О тех чудесных вещах, которые она сегодня услышала. Например, о циллосах — неужели Пите было бы не интересно, ведь он программист. Нельзя... Но так как и молчать было неудобно, она все же сказала:

— Как у тебя на работе?

Пита шумно вздохнул.

— Да как... представляешь, проект нам предлагают на две недели, а по-хорошему там месяца три надо. И шеф, похоже, берет.

— Ну ты ведь сможешь? — улыбнулась Ильгет, — у тебя всегда получалось.

Ей всегда нравилось, что Пита хороший специалист. Смешно — но действительно нравилось. Она этим гордилась даже.

Пита вздохнул.

— Да уж не знаю... Понимаешь, там... — он углубился в описание технических деталей, уже через несколько секунд Ильгет перестала его понимать. Но просить объяснить было бесполезно, она лишь молча кивала. Потом она спросила.

— Но это проект, ты говоришь, для какого-то нового центра?

— Да, — сказал Пита, — собираются строить у нас. Биотехнологическое производство, какие-то роботы, что ли...

— Живые?

— Ну не знаю. Нас ведь не посвящают в детали, и вообще это проект правительственный, все в тайне. Я думаю, что-то военное... Ось Зла, ты же понимаешь.

Ильгет нахмурилась.

— Я только не понимаю, почему Ось Зла... Если так посмотреть, так это мы на всех нападаем.

— Ну, Иль... ты по-женски рассуждаешь. Смотри, — Пита стал загибать пальцы, — на планете есть целый ряд стран, где общественный строй, во-первых, приближен к диктатуре. Во-вторых, там у них нарушаются права человека. В-третьих, есть совершенно точные доказательства того, что эти страны собираются заключить союз и напасть на Лонгин. И что мы должны, сидеть сложа руки и ждать, пока они к нам придут?

— Да, в общем, все логично, — согласилась Ильгет.

— Они же нам сами скажут спасибо, — проворчал Пита.

Она вынула из духовки картошку. Стала накрывать на стол — салфетки, тарелки, вилки, ножи, вазочки... Пита стоял у окна, скрестив руки на груди, снисходительно наблюдая за ее работой.

— Давай садись ужинать.

Ильгет взглянула на мужа, заметила, что он отвернулся и незаметно перекрестилась. Молитву — про себя.

— Слушай, Пита... я вот все думаю. Ты ведь теперь хорошо зарабатываешь. Может, нам усыновить ребенка?

Пита глухо застонал.

— Не понимаю, зачем тебе это надо. Материнский инстинкт покоя не дает?

— Ну понимаешь, — сказала Ильгет, — мне просто скучно. Я целый день одна дома...

— Но у тебя собака есть.

Ильгет тихо вздохнула. Нет, не получается...

— Я пытаюсь работу найти, — сказала она, — но пока ничего...

— Я не знаю — ведь денег, вроде, хватает? Я тебе в чем-нибудь отказываю? Нет, я не тиран какой-нибудь, если хочешь — работай. Но зачем, я не понимаю?

— Ну если я буду работать, то накоплю, чтобы поступить опять в универ

— Ну а как ты уедешь в другой город, и отдельно будем жить, что ли?

— Да ладно, — сказала Ильгет, — еще и денег-то нет, а мы уже рядимся, что да как... Да нет, мне, конечно, все это необязательно, просто без ребенка как-то сидеть... ну правда, скучно.

Пита расстроенно работал вилкой и ножом. Ильгет лихорадочно искала тему для разговора... Но все упиралось опять или в ребенка, или в ее работу. Или в Арниса. О книгах — Питу это только раздражает, он ведь их не читает. Не о свекрови же говорить. Наконец она спросила без особой надежды:

— Помнишь, мы такой фильм смотрели еще в Иннельсе? «Бег по вертикали»... Еще с Маккелом в главной роли. Маккел, говорят, умер.

— Да? Не слышал... А что, если этот фильм идет еще где-то, мы бы могли и сходить, — заметил Пита. Ильгет обрадовалась. Взяла его за руку... И вдруг поразилась, насколько похожи его пальцы — и пальцы Арниса. Только у Арниса рука покрепче, но такие же длинные... А ведь мне руки Питы и понравились, подумала она. Да и вообще... Ильгет бросила быстрый взгляд на лицо мужа — чуть выступающие скулы, полноватые губы, и треугольный острый подбородок. Пита поймал ее взгляд.

— Ты чего смотришь? — спросил он добродушно. Ильгет провела пальцами по его щеке.

— Так... молодость вспоминаю.

— М-м... ты чего сегодня такая сексуальная? — поинтересовался Пита. Ильгет вообще-то вовсе не это имела в виду, но поддержала игру.

— А вот не скажу! — это у них был такой код для обозначения определенной деятельности. Пита вдруг нахмурился и поднялся.

— Ну, если ты хочешь... я хотел еще поработать вообще-то.

— Да нет, нет, что ты, — поспешно сказала Ильгет, — сиди, конечно.

Все изменилось. Ильгет мыла посуду и размышляла о том, что всего год назад муж ни за что не отказался бы от секса, а сейчас... Да нет, ей секса-то и не хотелось. Она вообще ведь холодная, сколько уж по этому поводу было копий сломано — но что она может сделать, ведь не нарочно она такой стала? Сейчас даже и лучше, но... правильно ли это? Что это значит? Почему такое чувство — отчуждения?

Плевать. Лучше не думать.

Просто вернуться в свой мир.

Ильгет села за свой собственный письменный стол, затолканный в угол большой спальни. Выгулянная и сытая Норка забилась ей под ноги. Ильгет рассеянно погладила курчавую собачью шерсть.

Ее собственный уголок. Ее мир. Мир, в котором она может устроить все так, как ей нравится.

Плоский монитор, клавиатура и карандашница на столе. Несколько полок с самыми любимыми книгами — Библия, конечно, и поэты мурской эпохи, любимый Мэйлор Сан в нескольких томах, разрозненные романы, справочник по авиации. Ильгет училась на гуманитарном отделении — лингвистики, но самолеты ей почему-то очень нравились... просто такая тайная страсть. Под стеклом на столе — фотографии Норки в щенячьем возрасте и во взрослом, на выставке, цветные фотки боевых лонгинских самолетов и даже одного ландера — красавец, мечта, серебристо-белый дельтовидный силуэт на фоне голубого неба. На стене — деревянное распятие. Ильгет перекрестилась, глядя на него. Тихо помолилась про себя. Включила монитор.

Муж никогда не интересовался тем, что она пишет. Раньше Ильгет сама пыталась навязывать — то стихотворение только что написанное прочтет вслух, то намекнет, что закончила рассказ... но интерес у Питы не появлялся. Что делать, слишком уж разные мы люди, решила Ильгет и перестала донимать его своими графоманскими опусами.

Она подолгу работала над стихами. Сейчас вот у нее шла целая поэма... Ильгет точно знала, что это никто и никогда не напечатает. Пыталась она в молодости что-то куда-то посылать, в какие-то клубы вступать. Потом это прошло. Все же тайная надежда оставалась, да и не могла Ильгет не писать, хотя бы просто для себя.

Поэма, что выходила сейчас из-под ее рук, была — о любви. Ильгет самой не довелось и уже не придется пережить такого — все это останется в мечтах...

Ты знаешь, я вдруг полюбил смотреть на море,

Что вечно беспокойно и бездонно.

Касаясь краешка земли, оно мне лижет руки

И вновь сползает в темные глубины.

Его аквамариновые платья,

Сверкающие синие наряды

Скрывают бездну тайны ледяной,

Неведомых и страшных откровений.

Ведь море так похоже на тебя!

— Ты знаешь, я вдруг полюбила небо,

Бездонное, сияющее синью.

Наполненное ветром и простором,

Венец земли хрустальный, драгоценный.

Оно всего прекраснее и выше,

Дороже всех земных богатств и власти,

Земному взгляду не проникнуть в тайну,

Но хочется взлететь и в нем растаять.

Ведь небо так похоже на тебя!

Ты знаешь, ты мне снилась этой ночью...

— А камни так угрюмы, так безмолвны.

— Ты знаешь, я хочу тебя увидеть...

— Слова бессильны, точно наши руки.

— Смотри, во тьме сплетаются дороги...

— Но сломан дом, не будет возвращенья.

— Как ненавистны мне глубины моря!

— Как ненавистно мне сиянье неба!

Арнис дочитал последнюю страницу, со вздохом отложил книгу. Нога начала постанывать — лекарства больше не было. Ничего, терпеть вполне можно. Монитор у соседней кровати тихо попискивал. Арнис покосился на старика — тот все еще не приходил в сознание...

— Ты чего, опять дочитал уже? — поразился Антолик, — ну ты читать горазд!

— А у тебя ничего другого нет? — поинтересовался Арнис.

— Откуда? Был один детектив, так ты его уже того... схарчил. Ты читаешь — что жрешь.

— Да, это точно, — согласился Арнис, — так ведь интересно же. Да и чем еще заняться.

— Да, это хорошо, я вот когда лежал, со скуки помирал. Не люблю читать, со школы еще ненавижу. Слушай, — Антолик подошел к кровати, подмигнул и заговорил тише, — у меня банка есть в заначке. Не хочешь?

— Пиво, что ли?

— Ну да, наше, Лиурка.

Арнис подумал. Вообще-то неплохо бы... Хотя в больнице это запрещено, но все же...

Дверь открылась. Антолик проворно ретировался на свою койку. Арнис сморщился — он уже ждал прихода Ильгет (почему-то очень хотелось, чтобы она пришла... ее так приятно видеть), но в палату вошел старый знакомый — господин Утиллер. Ладно еще без наручников, подумал Арнис.

— Здравствуйте, господин Утиллер.

— Здравствуйте, — службист присел на стул рядом с койкой Арниса, — ну что, господин Кейнс, как вы себя чувствуете?

— Удовлетворительно, — проговорил Арнис, — а как ваши дела?

Утиллер улыбнулся почему-то одной стороной рта.

— Наши дела превосходно, господин Кейнс. Да... в управлении проанализировали вашу ситуацию, и решили пока не давать делу хода... Поздравляю вас. Можете лечиться спокойно.

— Какому делу? — удивился Арнис, — вы о чем?

Утиллер вздохнул так, будто из него выпустили воздух через некий клапан.

— Господин Кейнс... ведь вы же знаете, что находились в пространстве Ярны совсем с другой целью. Хорошо, мы закрыли на это глаза. Но я прошу вас... просто по-человечески... Вы знаете, возможно, что наша страна накануне войны. Я понимаю, что вас это не волнует, вы не ярниец, но...

— Что вам нужно? — прервал его Арнис.

— Меня интересует ваша связь с сагонами...

— Вы с ума сошли, господин Утиллер, — холодно сказал Арнис, — Квирин — основной противник сагонской империи, вы это знаете.

— Разумеется... я не так выразился... видите ли, нам необходим обмен опытом. Именно противосагонская оборона...

— Обратитесь в официальные органы, — посоветовал Арнис, — я уверен, что вам не откажут.

— Если бы мы могли обратиться, — мягко сказал Утиллер, — мы сделали бы это уже давно. Поверьте мне. Все, что мне нужно — это знать, кто на Квирине занимается противосагонской обороной.

— Но я ничего об этом не знаю, — возразил Арнис, — я первый раз слышу о таком. Никогда не сталкивался.

Утиллер смотрел куда-то в сторону. Арнис насторожился. Странно господин себя ведет. Очень странно...

Как будто у него аутизм.

И вопросы задает дурацкие.

Утиллер повернулся к квиринцу. Глаза — нормальные. Водянистые светло-карие, вполне обычные глаза.

— Вас посещала здесь в больнице гражданка Лонгина Ильгет Эйтлин.

Арнис напрягся.

— Вы с ней были знакомы раньше?

— Нет, — сказал Арнис, — мы и сейчас почти незнакомы. Просто она нашла меня в лесу... ну, когда я сломал ногу. Помогла добраться до больницы.

Утиллер досадливо крякнул.

— Ну посмотрите, господин Кейнс, у вас ведь концы с концами не сходятся. Почти незнакомы... Почему же гражданка Эйтлин посещает вас ежедневно? Разве такое возможно?

— Для вас, наверное, нет, — сказал Арнис терпеливо.

— А вас не беспокоит будущее Эйтлин? Вы-то улетите, а она останется, не так ли?

Арнис замер.

— В чем дело? — спросил он резко, — что вы хотите этим сказать? Эйтлин грозят неприятности со стороны ваших органов, за то, что она помогла мне?

— А вы не нервничайте, — посоветовал Утиллер, — берегите нервные клетки, они не восстанавливаются. А что касается Эйтлин, все будет зависеть от того, в каком качестве мы будем рассматривать вас.

Арнис тяжело вздохнул.

— Мне больше нечего вам сообщить, — сказал он, — я искренне хотел бы вам помочь, но... сагоны, противосагонская оборона — все это мне совершенно чуждо. Или вас что-то другое интересует?

— Может быть, и другое... ну, к примеру... Сагоны владеют телепатией. Но на Квирине существует методика, которая позволяет все же скрывать свои мысли.

— Да, конечно, слышал, — кивнул Арнис, — но это же всем известно. Этой методике более тысячи лет. Активное забывание или психоблокировка... При определенной тренировке мы приучаем себя, произнеся фразу-пароль, забывать какие-то сведения. Именно то, что нужно скрыть. Это ни для кого из людей — он подчеркнул слово «людей», — секретом не является. Могу и вас научить...

— Значит, вы владеете этой методикой?

— Да, как... многие эстарги.

— Но зачем, если вы не сталкиваетесь с сагонами? — поинтересовался Утиллер.

— Видите ли, я ско, то есть полицейский. Наше оружие, состав баз, расположение — все это тоже секретная информация. Методика забывания была разработана не в связи с сагонской агрессией, а гораздо раньше, и рассчитана она на применение при обычном интенсивном допросе. Конечно, маловероятно, что я попаду в такую ситуацию, но мы стараемся все учитывать.

— Значит, вы можете защитить информацию в своем мозгу...

— Это не так уж надежно, — сказал Арнис, — зависит от человека. Многие не выдерживают ментального давления... или, допустим, боли. Барьер сам собой вскрывается. Но это практически не зависит от сознания, то есть это нельзя сознательно контролировать.

— А ваша борьба с дэггерами...

— Мне известны некоторые приемы, — сказал Арнис, — их у нас дают всем.

— Например?

— Ну, например, уязвимые точки — глаза и несколько точек на днище. Дальше, есть проникающие спикулы, но в СКОНе нам их не выдают. Ну и, конечно, собаки. Дэггеры испытывают панический страх перед собаками. Больше я, собственно, ничего не знаю.

— Значит, это все... — как-то зловеще сказал Утиллер.

— Совершенно верно, это — все, — подчеркнул Арнис. Он заметил за стеклянной дверью палаты какое-то шевеление и подумал с тоской — хоть бы это Ильгет пришла.

— Ну что ж, — с выражением некоторой угрозы продолжил Утиллер, — я думаю, мы закончим этот разговор. Но возможно, нам придется его продолжить.

— Всегда к вашим услугам, — устало сказал Арнис.

Службист распрощался и вышел. Арнис закрыл глаза. Ильгет что-то долго не входила. Значит, он ошибся... А может, Утиллер до нее докопался. Господи, да что же это... неужели ей из-за меня неприятности грозят? Но что же делать... Ведь я не виноват!

Ночью он снова не мог уснуть. Теперь уже не только бессонница мучила, медленно, изводяще ныла бедренная кость. Весь оставшийся атен он отдал для мальчика из соседней палаты. Не то, чтобы сильная боль, так, ноет все время... неприятно.

И жутко как-то на душе, нехорошо. Ильке сегодня была грустная. Арнис закрыл глаза и восстановил в памяти ее прикосновения... какие нежные, легкие пальцы. Господи, прости, ведь это ужасно, думать так, Ильгет замужем, и... Почему только у нее такие глаза печальные? Неужели из-за меня неприятности?

Знакомый шорох вырвал Арниса из полусонной грезы. Он повернул голову. Сердце тоскливо заныло — опять.

Старик с полузакрытыми глазами, покачиваясь, но вполне твердо стоял над ним.

А ведь сегодня врачи уже говорили — вышел из комы. Он уже разговаривал...

— Иди ложись, — сказал Арнис с тоской.

— Ну что ты... раз уж ты явился ко мне, я не оставлю тебя, — не разжимая губ свистящим шепотом ответил больной.

— Зачем тебе сдался этот старик? Ты не можешь без него?

— Всему свое время, ско. Ты все узнаешь. Так на чем мы остановились в последний раз? Да, Арнис, попробуй помолиться... старик все равно долго не проживет.

— Ублюдок, — прошептал Арнис с ненавистью, — козел, сволочь.

— Мы остановились на Нико, не так ли? Я же говорил, ты уцелеешь, а погибнут все, кто будет рядом с тобой. Вот посмотри... не он ли хотел пересесть в ландер — пересел, однако, ты. А Нико погиб. Ты знаешь, где он теперь?

— Он в Царствии Небесном, ублюдок, а вот ты в аду.

— Правильно. И ты будешь вместе со мной. Кого ты убьешь следующим? — вдруг больной мелко и противно захихикал, — впрочем, я догадываюсь.

Арнис закрыл глаза. Собрал мысли воедино. Произнес негромко, но четко.

— Уйди от меня, дьявол. Уйди. Мне плевать на все, что ты скажешь. Ты виноват во всех этих смертях — не я. Я не виноват. Бог простил меня. Уйди и не трогай меня. И оставь старика.

— Хорошо, мы попробуем кое-что другое, — тон речи старика вдруг сменился. И тотчас он согнул сухонькие руки в локтях и навалился на Арниса...

Как раз в том самом месте, где гипс расходился над переломанной грудной клеткой.

За долю секунды Арнис понял, что произойдет сейчас, и приготовился — и только поэтому сразу же смог удержать крик. Господи, какая боль! Перед глазами поплыли круги...

— Давай, давай, кричи! — поощрительно зашептал старик, — это же невозможно терпеть. Крикни, ты давно хотел... придет медсестра...

И он умрет. Он рванется, упадет — и умрет. И оттолкнуть — это тоже разбудит старика, и убьет его. Да и руки не поднимаются... Не поднимаются. Как будто силовым полем прикованы, а это и есть поле, только другое. Арнис шипел сквозь стиснутые зубы, впиваясь пальцами в железные края койки. Это нельзя терпеть.... это невозможно, немыслимо.

— Это нельзя терпеть, это не в человеческих силах, — уговаривал старик, все сильнее надавливая на ребра, — есть вещи, которых человеку не выдержать. Давай, Арнис... Ты все равно не сможешь. Давай, ты же раб Божий, ты за себя не отвечаешь, а Бог тебе все простит, ты сам сказал.

Господи, помилуй... это невозможно, немыслимо... Арнис не видел почти ничего, зрение отказало... терпи, ско, ты же знал, на что шел.

— Ну давай, ско, — ласково шептал старик, все сильнее нажимая на ребра, — давай, ты же не можешь терпеть, у тебя же сил нет, ну крикни, хоть раз...

И убей его криком.

Не могу больше... не могу. Хоть бы сознание потерять... Не выдержать больше!

— Давай, Арнис, просто не молчи, ну, я же знаю, что тебе больно... Ты же раб, а раб не отвечает ни за что...

Господи! Хоть бы пришел кто-нибудь! Нет, это нельзя терпеть... Слезы катятся градом. Пошел бы ты в задницу, сволочь... все, не могу больше... что же делать... что делать...

Мир медленно погружается в темноту.

Ильгет вернулась из больницы. Свекровь была дома. Ильгет сказала «здрасте» и проскользнула в спальню — не очень-то хотелось общаться.

С Арнисом что-то произошло в последние два дня. Он выглядит очень уставшим, и кажется, все время хочет спать. Вокруг глаз — темные круги, явственные, как очки, глаза запали, лицо бледное, и кожа — сухая, как пергамент. Губы почему-то искусаны, распухли, даже кровь сегодня Ильгет заметила.

Вроде бы Арнис оживился, когда она пришла, обрадовался, они начали разговаривать, но уже через четверть часа Ильгет заметила, что ему тяжело... глаза то и дело закрываются. Он ничего не говорил, не объяснял, отшучивался — но ведь что-то с ним происходило... Ильгет даже подошла к дежурной медсестре, но та сказала, что ничего особенного, температура нормальная, короче говоря, никаких оснований для беспокойства. Боль? У Арниса больше нет чудесных таблеток, но ведь боль не может быть такой сильной сейчас. Словом, Ильгет ничего не понимала, все это ее очень расстроило. И почему-то, когда она уходила и прощалась с Арнисом, в глазах его промелькнул страх. Ужас даже... Как будто он боялся один остаться.

Ильгет была настолько погружена в мысли об Арнисе, что даже присутствие свекрови ее не особенно расстроило. Сквозь тонкую дверь все было слышно — как обычно. Норка не пошла за Ильгет, осталась в зале. Раздавалась воркотня свекрови.

— Сколько от этой собаки грязи, ужас... И это же надо — собаку в ванне мыть. Как свиньи, и сами там моются, и собаку купают.

Пита ничего не отвечал. Ильгет села за стол, положила подбородок на скрещенные руки. Скорее бы уж прилетали эти спасатели... Конечно, тогда уже не с кем будет поговорить. И некому будет показать свои творения — Арнис их все-таки прочел и сегодня только и говорил о них. Ему очень, очень понравилось. Вообще, если он улетит, кончится все. Но здесь он может просто умереть, с ним происходит что-то ужасное, непонятно что. А там, на Квирине, все-таки медицина надежная.

Свекровь за стеной рассказывала в тысячу пятисотый раз, как она в молодости училась в университете и работала на стройке, и при этом растила ребенка — героическая женщина.

Ильгет посмотрела на изображение ландера — «Мирла», чуть горбатого, с острым носом. Погладила его пальцами. Интересно, какой у Арниса был ландер... надо будет спросить.

Звонок в дверь... странно, кто это может прийти. У нас ведь никогда не бывает гостей. Практически никогда. У нас и друзей нет. Тоже странно — раньше, до замужества у меня были очень хорошие подруги. А сейчас... Только с Нелой иногда еще перезваниваемся. Нела живет на севере, в Томе, журналисткой работает, у нее двое детей. А про остальных я даже и не знаю ничего. Почему так получилось?

А у Питы и вовсе никогда друзей не было. Были приятели, которым что-то от него нужно... и сейчас такие есть. Но они просто так прийти не могут. Они заранее позвонят, назначат время. Какие-то голоса в коридоре.

— Ильге-ет!

Очень странное выражение на лице свекрови. Ильгет вышла в коридор. Застыла.

Первое, что бросилось в глаза — яркое, белое и голубое, даже как будто глянцевое. Как леденец. Это же бикры... такие же, как у Арниса был, только другого цвета. Потом Ильгет увидела собаку — пуделя, похожего на Норку, только белоснежного и, пожалуй, более крепкой конституции, коротко стриженного и одетого в сложную шлейку. Пудель настороженно обнюхивался с подскочившей Норкой.

Только после этого Ильгет разглядела самих спасателей — это, безусловно, были спасатели с Квирина. Женщины. Одна на вид помоложе Ильгет, совсем девчонка, другая, напротив, в возрасте. Обе очень красивые, темноволосые. С плеча старшей свисал прибор, похожий на металлический колокольчик с проводом, и когда женщина заговорила, голос — ее же низкий грудной голос — одновременно раздался из колокольчика-динамика... (транслятор, поняла Ильгет — та штука, которая все мое образование все равно сделала бы бесполезным. Правда, на Ярне пока нет трансляторов... или очень мало).

— Мы ищем человека с Квирина по имени Арнис Кейнс, — сказала женщина. Ильгет торопливо кивнула.

— Я знаю... он в больнице.

Она уже накидывала куртку.

— Идемте, я вас провожу.

Вместе со спасательницами Ильгет спустилась во двор. Там стояли скарты — плоские летательные машины на гравиподошве, больше всего такая машина напоминала летающее помело, только с удобным седлом и утолщением под ним. Собака запрыгнула в корзину за седлом одной из спасательниц. Ильгет села за молоденькой, держась за нее руками. Машины чуть приподнялись над землей и рванули вперед.

Ильгет едва успевала давать указания насчет дороги. Минут через десять спасатели оставили свои скарты в больничном дворе и вместе с Ильгет стали подниматься по лестнице.

— Я поговорю с персоналом, — сказала старшая, — а вы идите в палату.

Молоденькая спасательница улыбнулась Ильгет, и они направились к палате Арниса. Коридор уже был тускло освещен вечерними лампами. На улице стремительно темнело.

Ильгет толкнула дверь. В палате изменилось кое-что — старика куда-то увезли. Теперь между койками Арниса и Антолика зияло пустое пространство.

Серые глаза Арниса словно заискрились, он улыбнулся, увидев Ильгет. Потом только за ее спиной разглядел спасательницу. Та подошла к кровати ближе и сказала.

— Айре, — и после этого заговорила совершенно непонятно для Ильгет, на мелодичном, красивом линкосе. Арнис что-то отвечал ей. Ильгет пристально смотрела на его лицо, почерневшее, бледное, со страшно ввалившимися глазами.

Стремительно она присела рядом с ним. Арнис повернул к ней лицо. Ильгет опустила глаза.

— А где старик? — она неловко кивнула в сторону, — умер?

— Нет, — почему-то радостно ответил Арнис, — перевели в другую палату. Вроде в себя пришел.

Ильгет кивнула. Как-то очень быстро приходило понимание — Арниса она больше не увидит.

Скорее всего — никогда.

Арнис вдруг выпростал руку из-под одеяла, нашел ладонь Ильгет и сжал ее.

— Я тебя найду, — сказал он вдруг, — обязательно, ты слышишь? Мы увидимся.

Ильгет подняла ресницы, в глазах ее заплясали золотистые искры.

— Помолись за меня, — добавил Арнис.

— И ты за меня... тоже, — тихо сказала Ильгет.

Спасательницы неслышно подошли к Арнису. О чем-то разговаривая между собой, непонятно для Ильгет, погрузили раненого на гравитационные мягкие носилки. Завернули сверху странной толстой материей. Надели на руку мягкое прозрачное кольцо с какой-то жидкостью — инъекционное приспособление (зена-тор, вспомнила Ильгет).

— Все, — сказал Арнис, жадно глядя Ильгет в лицо. Она коснулась его руки.

— Ильке, я... мы увидимся, — повторил он. Она кивнула. Почему-то в это верилось. Исчезла душевная боль. Все будет хорошо, подумала Ильке. Все обязательно будет хорошо. Старшая спасательница коснулась ее плеча.

— Большое вам спасибо. Вы очень помогли нам. И ему тоже.

Ильгет смутилась, не зная, что ответить. Спасатели двинулись к двери, слегка подталкивая самоходные носилки.

Голова Арниса со светлыми спутанными волосами, прижатая к плоскоя подушке, уплыла за дверь, прочь по коридору, на Квирин, в невообразимую даль. Ильгет посмотрела вслед спасателям и пошла домой.