"Дороги. Часть первая." - читать интересную книгу автора (Завацкая Яна)

Глава 12. В сторону весны.

На следующее утро Ильгет не сразу поняла, где находится. Она уже так привыкла к мерцанию аппаратуры медотсека, к жесткой функциональной кровати, но и на ее собственную кровать это никак не походило. Слишком мягко и уютно. Ах да, это же гостиная и ее диван, она лежит на диване, заботливо укрытая одеялом... И тотчас она вспомнила все, что произошло.

Больно уже не было. Пусто на душе. Яркий свет бил сквозь слегка тонированное окно, Ильгет села, утопив ноги в пушистом ковре. И увидела на низком столике знакомую черную вазу, а в ней — вчерашние розы.

Он и об этом подумал... с ума сойти можно. Ильгет потянулась к цветам, почувствовала тонкий, сладкий аромат.

Пошатываясь, Ильгет прошла в душ, сбросила платье (так и спала в нем), с наслаждением купалась в теплых сверкающих струях воды, наполненной то шампунем, то освежителем, давно уже такого кайфа не испытывала. Она вымыла и голову, потом постояла под горячими струями воздуха, растерлась бальзамом, обходя только область шрама, вышла из душа, чувствуя себя свежей и обновленной.

Потом она встала на колени и начала читать утренние молитвы. Сосредоточиться было трудно.

Что там сагон говорил?

Отчет о встрече с сагоном Ильгет сдала. Двойная нагрузка бойца ДС — сначала сагон выворачивает тебе душу наизнанку, а потом приходится еще раз наизнанку вывернуться в отчете. Но так положено. Иной раз еще и на ментоскопирование загоняют.

Отчет она сдала. А вот всерьез задуматься о том разговоре у нее еще не было времени. А может быть, зря.

Ильгет перекрестилась. Подошла к окну.

Выходит, что сагон хотя бы иногда может говорить правду... О любовнице. Да и тогда у Питы наверняка была женщина, Ильгет это ощущала. Просто заставляла себя об этом не думать. Доверяла. О том, что Пита ее бросит, уйдет к другой. Вот пожалуйста — ушел.

Что он еще говорил? Какие-то гадости о Пите. А чего он хотел от Ильгет? Она стала тщательно вспоминать.

Получается — ничего особенного не хотел. Веди себя естественно, не подстраивайся под мужа, он это все равно не оценит. Хотя если бы я начала к сагону прислушиваться, возможно, он и большего бы потребовал. Это ведь он так, для начала, для затравки. Заинтересовать меня беседой.

Ильгет покрутила головой. Ничего не понятно. Лучше оставить сагона в покое. Потом будет видно. Что теперь с жизнью делать?

И жить-то не хочется. Господи, сказала Ильгет, сколько можно? Как я мечтала умереть в свое время... и какая хорошая была бы смерть. За друзей. За истину. Почему же Ты не избавил меня тогда? А на Визаре? Вроде бы, и пустяковая рана, особенно по сравнению с тем, что было тогда на Ярне. Но какая боль... Я ведь уже думала, что все, наконец-то... И так спокойно было, так хорошо. Думала, вот сейчас боль кончится. Или в пещере с дэггером. А Ты каждый раз все вытаскиваешь меня, хотя казалось бы, так легко прикончить. Ну продвинулся бы этот болт еще на пару сантиметров — и все. Или вторым бы в шею, сонную артерию бы пробило...

Я понимаю, что сейчас просить чуда — чтобы вот прямо сейчас, стоя здесь, в своем доме, в полном здоровье и безопасности я просто упала и умерла — это было бы уже совсем невероятно.

Но как это было бы замечательно...

Пустые, идиотские мысли. Уже понятно, что терпеть придется до конца, и никакого послабления в жизни не будет. Господь не сократит срок.

Надо лететь к отцу Маркусу. Может, он посоветует что-нибудь. Ильгет повернулась к монитору и вызвала номер священника.

В это же самое время Пита сидел на подоконнике в одном из домов нижней Коринты и смотрел на улицу. Он был совершенно голый. Сайна еще нежилась в кровати.

Пита давно уже расстался с Майлик. Пожалуй, с того момента, как стал Мастером, профессионалом. Все-таки сорокалетняя женщина, семеро детей... слишком уж она зажатая. Да и наскучило просто. А вот с Сайной... как знать, может быть, с ней что-то и получится.

Он познакомился с ней в Бетрисанде. Сайна была наземницей, работала сетевым дизайнером, простая, хорошая девушка, и она была свободна, никого у нее не было... Похоже, к Пите она относилась всерьез.

Он слез с подоконника, хлебнул немного ву из горлышка, лег рядом с Сайной. Приласкался.

— Знаешь, — сказал он нежно, — а давай, я у тебя останусь?

— А твоя жена... она вернется...

— Она вчера вернулась.

— Да? — Сайна напряглась. Пита чуть отодвинулся от нее.

— А я ей сказал... что больше с ней не могу жить.

Тело Сайны снова расслабилось. Пита с наслаждением провел рукой по ее коже, атласной, чистой. Сайна закрыла глаза, тело ее само потянулось за рукой Питы, прося ласки.

— Знаешь, — заметила она, — может, все-таки не надо было вчера-то... она ведь из Космоса вернулась. Нехорошо это. Надо было подождать...

Пита не обратил на слова Сайны никакого внимания. Ее тело говорило ему куда больше.

Арнис позавтракал, пока Ильгет еще спала. Принял душ, оделся и вышел. Взяв на крыше общественный флаер, он полетел прямо в церковь.

Утренняя служба заканчивалась. Арнис постоял сзади, помолился вместе со всеми. Установленное время исповеди сегодня уже прошло. Но едва служба закончилась, Арнис подстерег выходящего из сакристии отца Маркуса.

— Здравствуй, — улыбнулся священник, — ты вернулся...

— Вернулся. Отец Маркус, можно я... мне бы исповедаться надо, нельзя ли как-нибудь уже сегодня?

— Тебе срочно?

— Да.

— Тогда прямо сейчас. Подожди здесь минут десять.

Арнис постоял на коленях перед образом Христа, помолился. Вскоре появился отец Маркус.

— Пойдем куда-нибудь, чтобы никто не мешал...

Они укрылись в небольшой комнате для исповеди. Арнис начал говорить. Он не исповедовался целый год, и... ничего не поделаешь, многое ушло, о многом он просто забыл. Он лихорадочно вспоминал самое главное.

— Я убил очень много людей.

— На войне.

— Да. Но когда я убивал их, я чувствовал радость. Я хотел этого. Я их ненавидел. Было за что, но все равно, нельзя же так.

— Нельзя.

— Еще я впадал в уныние. Только и делал, что впадал. Весь год. Мне очень не хотелось жить. Ну, там тяжело было. Поэтому. В общем, не мог я этого принять. Физически просто тяжело, — уточнил Арнис, — молитвы я пропускал, неделями иной раз не молился. Мечтал умереть.

Священник кивнул, опустил глаза.

— Тебе досталось там? — спросил он.

— Всякое было, — неохотно сказал Арнис.

— Ладно, дальше.

— Блудные мысли у меня тоже были. Два раза.

— За год? Так точно?

— Да, — сказал Арнис. Второй раз это было на корабле. И по отношению к Ильгет, что его испугало. Вообще-то раньше такого не случалось. Она была просто светлой феей, а тут... не были эти мысли грязными. Хотелось ему коснуться ее, слиться, принадлежать ей совсем, целиком. Но ведь смотреть на чужую жену...

Первый раз это было в пещерах, Арнис помнил совершенно точно. У них тогда перерыв был в работе. Вообще-то выматывались до того, что было совершенно не до блудных мыслей. Но один раз вот случилось.

И однако, это еще не худшее...

— Я поклонился идолам. Несколько раз было, — отрывисто сказал Арнис, словно сорвавшись в холодную воду с обрыва. Посмотрел на священника. После такого признания он ожидал чего угодно. Отец Маркус спросил.

— Каким образом?

— Ну, нас там заставляли. Я ведь был рабом. Приносили тамошних уродцев, и... заставляли, в общем. Можно было отказаться и умереть. Но мне надо было довести до конца акцию.

Отец Маркус кивнул.

— Это серьезно. Дальше?

— У меня были дурные мысли... ненависть... не только в отношении дэсков, ну, тех людей, которые там... которых я убивал после. Еще в отношении мужа Ильгет, — Арнис содрогнулся. Как бы все это передать? Весь этот год — кем он был? Чудовищем. Любил ли он своего ближнего? Какое там... Даже намека не было. Правда, он очень сильно любил килийцев. Особенно Антленара. Особенно, когда тот умирал. Ильгет любил. Но вот всех остальных — он просто ненавидел. Всех, кто был вокруг. Да, обстоятельства. Но почему он подчинился этим обстоятельствам, никто ведь не отнимал у него свободу воли?

Я чудовище, Господи, я знаю, что простить это, наверное, невозможно. Я еще и предатель. Пусть были какие-то извиняющие обстоятельства, но...

— Наверное, все, — выдохнул Арнис, уставившись в пол.

— Арнис, — сказал негромко отец Маркус, — за тех, кого ты там убил, ежедневно... в течение трех месяцев читай трижды полный круг.

— Да, — кивнул он.

Всего лишь час ежедневных молитв...

— И посети монастырь святого Маттиса.

— На корабле и пешком от побережья? — уточнил Арнис. Такая дорога существовала для кающихся. Но отец Маркус пожал плечами.

— Как хочешь, можно и на флаере. Арнис... я думаю, все, что можно своими руками-ногами сделать, ты уже и так сделал?

Он неловко пожал плечами. В этом был свой резон, конечно. И уж до монастыря не придется тащить на руках умирающую Иль. Это было бы приятной прогулкой.

— Твое предательство, — сказал священник, Арнис вздрогнул, оттого что поступок был назван своим именем, — не думай о нем так. Мы не можем во всем и всегда точно копировать святых, потому что мы другие люди и в других обстоятельствах. Но важно поступать в духе Господнем. Господь милосерден, будем надеяться на его милость.

— Вы думаете? — вырвалось у Арниса. Отец Маркус кивнул и положил руку на его плечо.

— Арнис, Он простит. Он очистит тебя, если хочет, а ведь Он хочет этого!

Арнис посидел, прислушиваясь к себе.

— Встанем, — сказал священник и начал читать разрешительную молитву. С каждым словом душа будто поднималась из мрака, держащего ее в плену. Из мрака отчаяния. Будто кто-то сказал невесело, но уверенно: да ничего, Арнис... пройдет оно все. Ему захотелось заплакать. А священник стоял рядом и уничтожал тьму, как солдат.

Все закончилось. Арнис еще не почувствовал облегчения — это будет потом, когда он выйдет и останется с собой наедине. Так всегда. Он повернулся к отцу Маркусу.

— Я хочу спросить... отец Маркус... У нас такое дело. Муж ушел от Ильгет.

Удивление мелькнуло в светло-карих глазах, но лишь на миг.

— Обычная квиринская история? Наземник не дождался супруга из космоса?

— Да, наверное... И у него другая женщина. Он к женщине ушел, — уточнил Арнис. Теперь он прямо смотрел в лицо священнику, — Отец Маркус, ведь Ильгет не виновата? Она теперь свободна?

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — отец Маркус задумался, — вот что, Арнис. Канонических препятствий к заключению нового брака Ильгет нет. Хотя их брак, не освященный Церковью, был признан действительным, в данном случае можно сказать, что муж обманывал Ильгет, давая ей брачное обещание, а на деле ведя блудное сожительство. В то же время на Ильгет нет греха, так как она была обманута...

— Если я сделаю ей предложение, и она согласится...

— Я могу вас обвенчать, — повторил отец Маркус, — то же самое повторит и епископ, я в этом уверен. Все будет зависеть от ее решения.

Ильгет слетала к врачу, надо было показать шрам, получить указания для дальнейшего лечения. Дэцин сказал, две недели полного отдыха. Всем неделя, а ей и Арнису две. Как бы и делать нечего...

Она прошлась по Набережной. Хорошо. Несмотря ни на что — хорошо на Квирине, вроде бы, и акция была короткой, но кажется, она годы продлилась. Вокруг все совершенно иначе. Как чудесно вернуться домой...

Вот с Питой теперь непонятно что. Ушел... почему-то Ильгет чувствовала — это не навсегда.

Как-то Иволга сказала «он просто знает, что ты от него никуда не денешься, вот и выкаблучивается». Да. Но я действительно никуда не денусь, беспомощно подумала Ильгет. Муж — это навсегда. Вот вернется он через месяц, через два... нагуляется с другими женщинами. А может, там ему понравится больше?

Ну что ж... Ильгет просто устала от всего этого. Сейчас уже кажется, самым счастливым временем было то, когда она вообще жила одна здесь на Квирине. Совсем одна. Хотя нет, тогда тосковала по Пите, так хотелось его хоть увидеть... обнять. Ночью иной раз лежишь, и так пусто рядом.

Правда, потом Пита ехидно спрашивал, почему же она в таком случае не так уж стремится к сексу с ним? Раз тосковала даже физически? Видимо, сам по себе секс — другое что-то. Вот с этим не получалось. Но ведь она искренне старалась... Пита, правда, в это не верил.

Ильгет поднялась в квартиру. Пустую. Можно теперь будет и собаку завести. Питу собаки раздражают. Он и Норку еле терпел... где теперь Норка, уже наверняка умерла. Собака ночью ходит по квартире, стучит когтями. Пита не может спать. А теперь можно завести. Вернется — пусть терпит, никуда не денется.

Здесь все еще пропахло Питой, и это больно. В квартире полно его вещей... Ясно, однако, что ушел он не на два дня... может, насовсем. Может, на месяцы. И все это время квартира будет дышать им, напоминать о нем. О его уходе. Нет уж.

Ильгет принялась за уборку. Все вещи Питы, одежду, технику, какие-то мелочи она аккуратно сложила в четыре больших ящика и составила эти ящики один на другой в спальне. Поменяла постельное белье. Запустила уборщиков во всех комнатах — пусть пропылесосят, вычистят все пятна, отпарят мебель, до блеска вылижут стекла. Постельное белье — туда же, в ящики, пусть забирает, а то, что похуже — выбросить. Она теперь будет жить здесь одна. Спальню она пока закрыла, пусть там ящики стоят, а в остальных комнатах надо сделать перестановку. Все по-другому, по-своему, так, как ей нравится. Она двигала мебель, не обращая внимание на тянущую боль в шраме. Заказала через Сеть новый модный светильник — а старый пусть заберут. И новый рабочий стол. Сняла все картины, повешенные Питой, и снова поместила на стену Распятие. Так гораздо лучше... И бардака больше не будет.

Но по мере того, как она перестраивала квартиру, настроение становилось все хуже.

Надо все же к отцу Маркусу. Срочно. Невозможно так. Прежде всего, из-за сагона... И вообще — как теперь жить, как вести себя? Может, и не надо прощать Питу? Может, вообще это как-то неправильно — то, что она даже и обиды никакой не испытывает? Вчера было больно, тем более, он наговорил ей таких гадостей. А сейчас... ну больной человек. Ну, наговорил. Все мы грешны, и... лучше уж не вспоминать, что делала она на Визаре. Пита по сравнению с ней просто ангел. И даже нельзя сказать, что он не был в ее обстоятельствах, поэтому — он был в обстановке войны. Правда, Пита не рассказывал, чем занимался там, да и про Арниса... мог и соврать. Но почему-то Ильгет чувствовала, что муж не врал. И в войне он не участвовал, был всего лишь программистом. И Арниса не трогал, и даже убить не смог, не решился (так ведь первый раз это всегда трудно, а тем более — убить беззащитного).

Нет, Пита — хороший человек... Закидоны просто у него с этими женщинами. Сексуальный маньяк. Он думает, что без секса вообще жить нельзя, а это просто настрой такой. Из-за этого и злость на Ильгет, и вообще все проблемы. Но может, это у него пройдет когда-нибудь...

Ильгет выпила чаю, есть по-серьезному не хотелось. И полетела в церковь святого Квиринуса.

С отцом Маркусом они сидели на высокой веранде, деревья лезли яркой листвой к столикам, сад влажно дышал и звенел птицами, а выше поднимались похожие на облака далекие вершины гор.

И было хорошо. Даже и думать не хотелось о всякой гадости... о сагонах. О выходке Питы. Но ведь сюда Ильгет прилетела, чтобы поговорить. Понять... Оторвала занятого человека от дела, и теперь вот просто сидит здесь и наслаждается тишиной.

— У тебя муж ушел, я знаю, — сказал отец Маркус. Ильгет стремительно повернулась к нему.

— Да. У него другая... любовница у него. Я сейчас уже спокойно к этому отношусь. На Ярне с ума сходила, а потом привыкла. Но он сказал, что ушел насовсем. Отец Маркус, я... все дело тут в сагоне.

Ильгет кратко передала суть беседы с сагоном.

— Понимаете, он как бы открыл для меня другую точку зрения. Я подумала, а может, я неправа на самом деле? Я поняла, что Пита стоит на той же точке зрения, что и сагон. Как это ни странно.

Ильгет, как могла, постаралась передать суть того, что думала.

— У них.. у сагона и Питы получается так, что вот мы разные люди. Ну, мы в самом деле разные. Но ведь одинаковых нет. И с моими друзьями мы тоже разные... И вроде, нам не нужно жить вместе, потому что мы друг другу мешаем. Но ведь все люди друг другу мешают всегда. Тогда лучше всего вообще каждому выделить по необитаемому острову, и пусть бы каждый жил в одиночку. Ведь современная цивилизация даже это позволяет. А сексом бы виртуально занимались. Или так... не привязываясь. То с одним, то с другим. А детей бы сдавали на воспитание, потому что дети тоже мешают очень сильно. Но ведь это неправильно, так не должно быть? Мы с Питой друг другу обещали, никто нас не заставлял пожениться. У нас была любовь. Ну, может, неправильная, не знаю. Но была любовь. Да я его и сейчас люблю. Ну, есть какие-то проблемы, конечно. Но нельзя же теперь — раз проблемы, сразу расходиться? Мы как-то с Питой говорили на эту тему, он сказал — значит, для тебя это не проблемы, раз ты можешь их терпеть, а я вот не могу. Не знаю. Сагон про него много гадостей говорил. Что он эгоист, что я гублю с ним свою жизнь. Может, и так. Может, с другим бы у меня давно дети были, и вообще... легче было бы. Но разве можно рассуждать — если бы, да кабы? Это наша жизнь, и мы должны именно ее проживать. Но... но не знаю, а если Пита прав? Вот со мной ему плохо, а с другой будет хорошо. Почему надо мучиться, из-за каких-то там... ну не знаю... ведь кроме соображений верности... Церкви... тут других и аргументов не приведешь. Никому не будет хуже, если мы разойдемся. Детей у нас нет. Мне, может, и легче будет, одной. Во всяком случае, большой разницы нет. Ему, как он говорит, будет намного легче. Получается, с человеческой точки зрения, Пита поступил правильно. Я понимаю, что для меня должна быть важнее точка зрения Церкви... да она и важнее. Но я чувствую себя глупо при этом. Особенно после того разговора с сагоном. Особенно потому, что чувствую себя беззащитной. Дэцин нам говорил, что сагон всегда неправ. Но что, если в том случае он прав?

— Ну, во-первых, стопроцентную ложь в информационной войне применяют редко, — сказал отец Маркус, — в сагонах я ничего не понимаю, а вот в информационной войне... и я тебе скажу, что ложь всегда маскируют правдой. Какой-то долей правды. В том, что говорил сагон, действительно была доля правды. Но только доля.

— В общем-то, да, — вспомнила Ильгет, — ведь Дэцин имел в виду это правило только на момент разговора с сагоном. То есть в момент разговора надо помнить, что сагон неправ. А потом уже не обязательно, потом надо разбираться. Так вот... может, я действительно на Питу смотрела через розовые очки? Мне тяжело, отец Маркус. Я считала Питу хорошим человеком. Но если хороший человек меня бросает и говорит, что я... ну, такая, сякая — значит, мне нужно изменить как-то свое поведение. А я не могу понять, в чем виновата. Ну, он в последний раз высказал претензию, что я вообще в ДС, — Ильгет настороженно замолчала.

— Это обычное дело на Квирине, — сказал отец Маркус спокойно, — случаи бывают разные, конечно. Бывает, что супруг-эстарг виноват, совершенно не беспокоясь о том, кого оставил на земле. Но у тебя все в порядке, я уверен. А совсем отказываться от ДС... это невозможно.

— Да он и все равно был бы недоволен. А я не могу изменить свое поведение! Не могу стать такой, как нужно ему. Я уже многое делала...

— Ильгет, — сказал отец Маркус, — не беспокойся. Широкие обобщения о личности мужа оставь сагону. Не наше дело судить. А то, что твой муж сейчас сделал, называется предательством. Тебя предали. А ты ищешь свою вину. Если он захочет вернуться, тогда можно будет дальше думать о том, как менять свое поведение, и так далее. Но сейчас дело за ним. Он тебя предал.

И как бы между прочим:

— Арнис с тобой не разговаривал?

— Арнис, — Ильгет ощутила теплую волну благодарности, — он хороший... Он вчера пришел ко мне... Видел Питу с той женщиной. Я даже не знаю... Ведь Арнис год не был на Квирине, он такое пережил. Такой ужас. И в первый же вечер — ко мне, решать мои проблемы. Я просто поражаюсь ему. Мне никогда не стать такой... так думать о друзьях, а не о себе. Он мне цветы подарил. Пита уже сто лет не дарил, а тут... Ну вообще, пожалел как-то. Уложил на диванчик, укрыл. И потом ушел.

— Ясно, — кивнул отец Маркус.

— Он вообще очень много для меня сделал. И на Визаре сейчас... спас. Тащил на руках несколько дней, меня ранили там. Вытащил... И это не первый раз уже.

— Да...

Ильгет вдруг вспомнила, и ее передернуло. «Ну и выходи замуж за своего Арниса».

— Но он мне не муж... Пита ревновал как-то. Но это же не так!

— Я знаю, Ильгет, — священник коснулся ее руки, — не оправдывайся.

— У меня и кроме Арниса много друзей. И что?

— Все нормально.

— Пита не хотел, чтобы я с ними общалась, и я почти не общалась, только по делу.

— Ильгет, не мучай себя. Не ищи свою вину. Тебя предали.

— Я просто еще думаю... ну а если Пите там, с той женщиной на самом деле лучше? То есть я за него даже рада, но... получается, что тогда все — неправда? Тогда нам давно надо было развестись и не мучать друг друга?

— Нет, — сказал отец Маркус, — ты знаешь, Ильгет, многие думают, что счастье — это и есть основной критерий... что этим критерием можно мерить правильность наших поступков и благо. Счастье как довольство, как удовлетворение. Если человек доволен и спокоен, значит, он прав. Но ведь и свинья в хлеве сыта и спокойна. И очень удовлетворена жизнью. Это неверный критерий. И даже если вам обоим будет в тысячу раз лучше врозь, рушить семью все равно было нельзя. Но твоей вины в этом нет, так что не напрягайся.

Арнис сидел на ступеньках, у самого лифта. Сначала Ильгет увидела цветы. На этот раз — голубовато-серебристые кайлы. Потом Арниса. Потом подумала: надо же, опять цветы.

Друг поднялся ей навстречу.

— Я тебя уже полчаса тут жду...

— Ой... позвонил бы! Я в церкви была. Ты меня совсем решил затопить? Цветами?

— Ну так, повод есть.

Они вошли в квартиру. Ильгет поставила кайлы в вазу.

— Идем, чайку попьем.

— Нет, Иль, я... Идем в гостиную.

Арнис вошел в комнату вслед за Ильгет и перекрестился, глядя на Распятие.

Ему сейчас было легко. И спокойно. Все прошло. Весь ужас, отчаяние, ненависть, ярость — все зло, казалось, затопившее душу, исчезло. Он был сейчас другим человеком. Не тем, что оскалясь, ножом убивал дэсков. Не тем, что умирал от тоски во тьме Святилища. Не было больше никакого ада.

Нормальным человеком он сейчас стал.

А Ильгет была очень красивой. Волосы ее золотились и сияли. И вся она была тонкая, в платье почти невесомая, легкая, как солнечный луч. И глаза. Если просто сидеть и всю жизнь смотреть в такие глаза, не надоест никогда.

— Иль, — выдохнул Арнис, — выходи за меня замуж.

И быстро добавил, видя, как меняется выражение ее лица.

— Отец Маркус сказал, канонических препятствий нет.

— О Господи, — выдохнула Ильгет.

Она молчала. Отошла от Арниса и села на диван.

Так ведь он, вообще-то говоря, мужчина. Ну да, конечно, друг, но... Как ни смешно, она осознала это только сейчас — Арнис ведь тоже человек из плоти и крови... Есть у него какие-то желания. Земная любовь. Да ведь понятно, что он любит ее, и давно уже.

А она — его?

Ну, конечно, он ей никто. Пока. Чужой человек. Она его очень любит, может, никого так еще в мире не любила. Но он — чужой. Но ведь и Пита когда-то был чужим... Рука Арниса лежала на подлокотнике. Ильгет смотрела на эту руку. И она может стать — своей? Родной? Может коснуться ее и приласкать, и то же (а может, гораздо большее) родное тепло может потянуться от этой руки?

Нет.

Потом Ильгет стала думать, как бы сделать так, чтобы немедленно провалиться сквозь землю... или умереть прямо на месте. Но это, как всегда, было невозможно. Но как можно обидеть такого человека? Причинить ему хоть малейшую боль? Мало ему досталось на Визаре? И какой же надо быть неблагодарной, чтобы на такую почти сказочную заботу, на такое самопожертвование... на спасение жизни, в конце концов — ответить гадостью?

А что делать?

— Арнис, — сказала она, не глядя ему в глаза, — ты очень хороший, правда... Очень...

Слезы опять покатились. Ну что за проклятие такое?

— Арнис, — снова начала она и положила руку ему на предплечье, — Я...

И не смогла продолжать. Арнис спокойно и сухо изложил точку зрения отца Маркуса. По сути, брака и не было, потому что Пита обманул Ильгет, уверив ее, что она живет в браке. А раз так, и раз теперь он решил прекратить обманывать, то она полностью свободна. Согласно представлениям Квиринской церкви в этом случае тот, кто обманывал, уверяя, что состоит в браке — экскоммуницируется, и условие его будущего покаяния — прекращение блудного сожительства и целомудрие до конца жизни. Невиновный в обмане супруг (невиновность устанавливается специальной комиссией) считается свободным и имеет право вступить в нормальный, истинный брак.

И ведь он тоже прав, в смятении подумала Ильгет. Но...

Но если бы этого не было: «Ну и выходи замуж за своего Арниса!»

Ведь это же получится — прав Пита. И прав сагон. Кстати, сагон — это мысль...

— Послушай, Арнис... — сказала она, — и реши, что мне делать. Все дело в том, что это мне говорил сагон. Про тебя, правда... не говорил, только намекал. Но вроде того, что я могла бы быть так счастлива. Без Питы.

Она рассказала о беседе с сагоном. Арнис сидел неподвижно. Ильгет лишь коротко, однажды взглянула ему в лицо, и тут же отвела взгляд.

Глаза Арниса были больными. Обметанными горем.

— Я люблю тебя, — вырвалось у нее, — знаешь, если бы это случилось раньше... где же ты был, когда я молодой была...

— С сагонами воевал, — глухо сказал Арнис. Ильгет снова заплакала. Беззвучно, стараясь скрыть слезы.

— Что же делать, Арнис?

— Не знаю, — прошептал он, — это я не могу решить... за тебя не могу.

— А что бы ты сделал... на моем месте?

— Откуда я знаю? Я на своем месте не знаю, что делать... а ты говоришь, на твоем...

Они сидели рядом в пустой гостиной, одинокие, несчастные, придавленные бедой.

Он ведь уйдет сейчас, и это будет уже навсегда...

Господи, помилуй, подумала Ильгет, прости и помилуй нас грешных. Арнис зашептал вслед за ней: «Под твою защиту прибегаем, святая Богородица...» — и тогда Ильгет поняла, что думает вслух. Потом Арнис сказал.

— Вот что... давай не будем принимать поспешных решений. Давай просто подумаем над этим. Хорошо?

— Да, — откликнулась Ильгет. Это был Арнис. Он всегда находил правильный выход, — мы подумаем.

Он сжал ее ладонь в своих руках.

— В конце концов, ничего плохого же не случилось. Мы живы, а обстоятельства... все может измениться.

Через два дня, поговорив с Дэцином — он разрешил ей отсутствовать какое-то время — Ильгет уехала в горы, в монастырь святой Дары.

Когда твое тело изранено, когда ты устал от боли, и вот оно — спасение, больничная мягкая до неощутимости кровать, атен, полностью глушащий боль, питье, заботливый уход — рана не прошла, ты все еще болен, но тебе многократно легче.

И вот так же сейчас легче стало душе Ильгет. Словно кто-то обезболил ее. Медленные, спокойно движущиеся фигуры монахинь, затянутых в черное. Сильный и сладкий запах медуницы над заросшими полудикими полянами. Тихое многоголосное пение в церкви, уже привычная статуэтка святой эдолийки Дары, старинная, из желтоватого меланита, с выпуклыми и почти живыми глазами, с завитками волос, выбившимися из-под покрова. Ильгет немного работала — монахини своими руками выращивали сад, содержали лошадей, в обслуживании обходились без механизмов. Все это были благочестивые упражнения, а настоящая работа дарит — в городе, в больнице и в детских группах, кроме того, монастырь ежегодно отправлял миссии на другие миры.

Ильгет мыла руками окна и полы в одном из зданий общины. Но работа была знакома с детства и даже приятна. И не так уж много было этой работы. Но четыре раза в день Ильгет вместе с монахинями ходила на службу, и однажды — к отшельнице, которая жила за пять километров от монастыря, отнести ей немного еды. Дорога среди мохнатых невысоких елей, среди сказочно изломанных голубых вершин, с четками в руках, была так же целительна, как служба в церкви.

Кроме того, Ильгет много молилась одна.

Она ничего не просила специально. Как будет — так и ладно. Ей уже начинало казаться, что пусть бы так и было всегда... А зачем вообще уезжать из монастыря? Ильгет никогда не представляла себе монашеского призвания. Но по сути — почему нет? Дариты — орден деятельный. Ильгет хотела работать, а может быть, ее пошлют и в дальнюю миссию (на Визар, с замиранием сердца думала она).

А главное — здесь было сказочно хорошо. Так хорошо, что просто хотелось остаться. Ильгет слышала, что у некоторых начинаются какие-то проблемы, искушения, трения с монахинями. Но у нее не было ничего. Эти женщины показались ей такими близкими и милыми, некоторые — очень добрыми, другие — очаровательно своеобразными. И так легко она даже в Коринте себя не чувствовала.

Вот только ДС...

Ильгет поговорила с сестрой Мартой, которой регулярно исповедовалась (сестры не отпускали грехи, но разговор по душам — тоже ведь своеобразная исповедь).

— Нет, — Марта покачала головой, — ты ведь к нам сбежать хочешь, Иль... От проблем. Не так?

— Пожалуй, что так.

Ильгет пошла к святой Даре, встала на колени. Хочу я бежать от проблем. Муж вот сбежал от меня, я — его проблема. Почему-то ему тяжело со мной жить, наверное, я в этом виновата, только не знаю — как и в чем. Арнис... на самом деле я люблю его так сильно, что... только позволь раскрутиться этой пружине, туго сжатой в сердце. Только разреши. Я ведь просто так долго не позволяла себе об этом думать, и не думала. И так было бы до конца жизни, если бы не... даже не уход Питы, если бы Арнис сам не заговорил об этом. А теперь эта пружина чуть-чуть показалась, самый кончик, и я испугалась этого чувства. Испугалась и бегу от него.

А еще я хочу от ДС сбежать. Это тоже правда. Никакой я не воин по натуре, и тяжело мне там. Друзей, конечно, я люблю (и это тоже рвет душу, потому что каждый раз рискуешь кого-то потерять). Но у каждого своя судьба, почему моя-то должна быть связана с этой вечной войной.

Дара, ты не поймешь меня. Ты была девой. Не было у тебя мужчин. Но правда, война зато была в твоей жизни.

Почему у меня все так запутанно, так непонятно?

Ведь у тебя все было ясно. Ты служила Богу. И не с оружием в руках — наоборот, ты спасала людей от войны, спасала раненых. Объясни мне, Дара, как жить, что делать, ведь у меня все иначе. Ведь я-то убиваю. А теперь чувствую себя просто распутной девкой — между двух мужчин. Почему все в таком тупике? В чем моя вина? Я хотела разорвать этот круг, разрубить, перестать делать то, в чем меня упрекает совесть. Вообще уйти. Но сестра Марта говорит «бегство». И ведь она права. И отец Маркус скажет то же самое. Но почему бегство, а если это призвание?

Дара, когда ты ушла из дома вопреки воле родителей, а они ведь хотели выдать тебя замуж — это разве было бегство?

Но у тебя, наверное, и сомнений не было. Услышала голос, и ушла. Ты знала, что должна так поступить.

А я вот не знаю, что мне делать.

Святая Дара, моли Бога обо мне.

— Ты знаешь, я рада за тебя, — задумчиво сказала Иволга. Они лежали в только что созданном с помощью аннигилятора окопе, ожидая появления условного противника.

— Чего уж тут радоваться? — вздохнула Ильгет.

— Да, это больно, когда тебя бросают, но... знаешь, когда дерьмо засохло и отпало, этому можно только радоваться.

— Я не думаю, что он прямо-таки... то, что ты говоришь. И я бы хотела, чтобы он вернулся...

Иволга вздохнула.

— Да... это называется — любовь-то зла, полюбишь и козла. На Терре так говорят. Иль, а ты думаешь, это у тебя любовь? А не чувство долга?

Ильгет подумала.

— А какая разница между этими понятиями? — спросила она осторожно. Иволга покачала головой.

— Вопрос века. Ну ты даешь, Иль... Ладно, не переживай. Вернется он еще. Он ведь вроде моего — то уйдет, то вернется...

— Нет, — тихо сказала Ильгет, — я уже чувствую, что нет. Я ему была нужна... а сейчас у него другая женщина, с ней, видимо, все хорошо. Я ему не нужна больше, и он... нет, не вернется. Ну может, потом, если с той поссорится.

— Иль, ну и что, ты всю жизнь будешь в такой роли? Будешь ждать, пока ему не надоест развлекаться с другими, и терпеливо предоставлять себя в его распоряжение? Тьфу, — Иволга сплюнула, — и главное, было бы из-за кого... Вот если бы на его месте был Арнис... ну тут можно понять. Даже унижение. Правда, Арнис бы тебя никогда и не унизил. Ну ладно, пусть хоть был бы нормальный мужчина. А это — ну что? Ни таланта, ни ума, никаких проявлений личности, кроме гиперсексуальности...

— Ну... я бы так не сказала... — возразила ошеломленная Ильгет. Тут «Сторож» дрогнул в ее руках. На экране появилась стайка условных целей.

— Огонь, — спокойно сказала Иволга. Они выстрелили по разу.

— Вот сейчас и посмотрим, кто окажется шустрее, мы или авиация.

Отряд был разделен на две части, четверо сейчас пытались уничтожить цели с ландеров.

— Огонь!

Ильгет подумала, что сейчас вокруг них в бою земля уже стояла бы дыбом, все бы горело.

— Скала, я Океан! Переходите на точку 213! Как поняли!

— Океан, я Скала, есть переходить на точку 213, — ответила Иволга. Подруги переглянулись, выскочили из окопа, Зевс в защитном костюме прыгнул вслед за ними. Вокруг простиралось желтоватое поле, чавкающее под ногами осенней грязью. Побежали вперед, едва отрывая ноги от хлюпающей земли. «Сторож» и «Щит» здорово оттягивали плечи, но что поделаешь. На другом краю поля начался тягун, довольно крутой подъем, Ильгет бежала, стараясь не отстать от Иволги и сохранить хоть более-менее ровное дыхание...

Через час учения были закончены. Бикры были основательно вымазаны желтоватой глиной и приобрели теперь уже совсем камуфляжный вид. Ворча вполголоса, Иволга стащила с себя грязную броню и ринулась в душ. Ильгет последовала за ней.

После анализа и обсуждения решили остаться и посидеть еще немного, выпить вместе чайку. Завтра суббота, хоть и не совсем выходной, но все же посвободнее. Быстро организовали чай, бутерброды, печенье, аппетит у всех разыгрался зверский. Снаружи молотил дождь, все мысленно благодарили Господа за то, что настоящая непогода разыгралась только к вечеру.

Пили чай, разбившись на маленькие группки. В комнате пахло мокрой псиной — промерзшие собаки грелись у стены.

— Хорошо так сидеть под шум дождя, — философствовала Лири.

— Особенно как подумаешь, что кто-нибудь там еще ползает по полигону, — подхватил Гэсс.

— Ты бы спел лучше, — попросила Мира, — допил ведь свой чай?

— А как же, — подхватил Гэсс, вытаскивая откуда-то гитару, словно фокусник — голубя из шляпы, — Щас споем!

Он ударил по струнам. Все запели хорошо знакомую песню, переведенную Иволгой.

Если вы нахмурясь,(11)

Выйдете из дому,

Если вам не в радость

Солнечный денек,

Пусть вам улыбнется,

Как своей знакомой,

С вами вовсе незнакомый

Встречный паренек...

Ильгет сидела довольно далеко от Арниса, но видела его. Все время. Затылком, вполоборота — она могла точно сказать, где Арнис сидит.

В последнее время он еще меньше разговаривал с ней. Лишь изредка она ловила взгляд, тут же ускользающий.

По-моему, эту песню уже кто-то переделал, — заметил Данг, — только я не помню слов.

— Отличная идея, между прочим. А давайте лимерики споем...

Спели очередную порцию лимериков, среди которых Ильгет особенно понравился такой:

Местный житель планеты Даная

В космос вылетел в поисках рая.

Но найдя астероид,

Загрустил гуманоид -

Лучше нету родимого края.

— А пусть Арли споет, — предложила Мира. Новенькая, по имени Аурелина (небольшая, ладненькая, волосы и глаза почти одного — светло-коричневого цвета) засмущалась. Но руку за гитарой протянула.

— Что спеть? — пальцы машинально пробежали по струнам.

— Новое что-нибудь, — предложил Иост тихо. И все с удивлением посмотрели на него — Иост редко говорил что-нибудь, и раз уж сказал, видимо, он близко знаком с новенькой? Но откуда?

— Аурелина поэт, пишет песни, — сообщила Мира.

— Ну уж... поэт.

— Так спой же что-нибудь! Ну хоть последнее...

— Только оно не под настроение... очень уж мрачное, — предупредила Аурелина.

— А это ничего, — сказал Дэцин, — а то все так развеселились, пора бы немного и сбавить обороты.

Арли заиграла. Ильгет нравились ее песни, мягкий, чуть глуховатый голос девушки очень подходил к тексту.

Задыхаясь в вонючем дыму (12) Погибаю от тяжкого смрада Ты один мне навеки отрада На пути, что уводит во тьму Без начала мой путь, без конца Семь кругов друг за другом, все ниже По колено в коричневой жиже... В темноте не увидеть лицаНа вопрос бесконечный как стон: Что я делаю здесь? ...и зачем? Тяжесть лат и разрубленный шлем И в ушах одуряющий звон Может, ложным пророкам верна Бесконечно и так одиноко Я иду по неверной дороге Опускаясь до самого дна

Только голос зовущий во тьме... Уходи, я прошу... я устала Начинать бесконечно сначала В этом странном и каторжном сне Задыхаюсь и падаю... миг В тишине и безумии смрада Ты один мне навеки отрадаТы один мой безудержный крик...

Молчали долго. Арли опустила голову, и русые волосы закрыли лицо.

— Это все — про нас, — сказала Мира наконец. И многие молча согласились с ней.

— Да, может, по неверной дороге, — пробормотала Ильгет, — и ни одного ориентира, кроме...

Аурелина подняла лицо и неуверенно улыбнулась.

— Ну совсем уже мрачно.

— Ну что ты, заинька, — ласково сказал ей Иост, — очень хорошая песня.

Он подсел ближе к Арли.

— А вы знаете, что наша Аурелина заняла двенадцатое место в рейтинге?

В начале ноября Ильгет все-таки удалось между делом сдать экзамен и стать реальным членом Милитарии.

Экзамен этот длился трое суток и включал в себя: теоретическую подготовку (самая легкая часть), наземную боевую и тактическую подготовку, физическую, рэстан (чего Ильгет особенно боялась) и наконец — последняя часть проводилась на учебном крейсере, находящемся на орбите Бетриса — самостоятельный космический полет на ландере с облетом четвертой планеты системы Квиридана и учебным космическим боем (могли дать и воздушный по выбору комиссии).

И вот справившись со всем этим, Ильгет получила вместе с рукопожатием префекта Космического крыла простую карточку дектора — низшего офицера вооруженных сил Квирина, командира декурии или, если как в ДС, декурия была отдельной и выполняла особые задачи — отряда.

В Третьем — учебном космопорте за ксиоровой стеной Ильгет и Миру — ее как-никак наставницу — ожидал весь 505й отряд ДС в полном составе. И еще пришла Белла с букетом цветов. У Ильгет даже слезы навернулись на глаза.

Если человек заранее планирует праздник — он снимает какой-нибудь зал, заказывает дизайн и кухню. А если праздник спонтанный — можно просто пойти в «Синюю Ворону», и результат будет ничуть не хуже.

И вот весь отряд сидел в «Синей Вороне», и пили за Ильгет и за все, что положено, пели песни, разговаривали и ходили танцевать на небольшой пятачок за эстрадой. Ильгет сидела между Иволгой и Мирой, наставницей, получившей свою долю поздравлений, и медленно осознавала: теперь она такая же, как все. У нее есть профессия. Правда, вряд ли у нее найдется время, чтобы работать... хотя Мира как-то умудряется в промежутках между акциями еще летать на испытания новых боевых ландеров. Но Ильгет прошла тот же путь, что и все ее друзья, все квиринцы. Она действительно ничем не отличается от них.

— Ну все, — говорила ей Мира, — до первого звания я тебя довела, а теперь уж твоя работа дальше. Если хочешь, конечно. Хочешь — учись, зарабатывай повышение.

— Ох... до того ли нам?

— Да, может быть, и не до того, — согласилась Мира, — я вот тоже как попала в ДС, так все... так центором и останусь до конца жизни. Да это неважно, тем более, женщине. Может, у тебя еще дети будут...

Сомнительно что-то, подумала Ильгет, какие там дети... У меня и мужа-то, похоже, не предвидится больше.

Странно было видеть Эннори в обычной квиринской одежде — белой скете и брюках, совершенно нормального паренька, в привычной обстановке городской квартиры. Только улыбка, пожалуй, осталась прежняя — застенчивая, открытая. Юноша из иной эпохи, из мира арбалетов и человеческих жертвоприношений злым духам.

— А вы... ты тоже был на Визаре тогда? — обратился он к Арнису. Тот кивнул.

— Арнис работал на фабрике, где создавали уйгаран, — объяснила Ильгет.

— То есть дэггеров, — придирчиво добавил Эннори, — вы еще чаю хотите?

— Нет, Энни, спасибо. Ты хочешь?

— А вот этих вкусненьких соленых крендельков можно? — спросил Арнис, — ага.

— Арнис остался там на целый год, он был кавуром... там много кавуров пленных работало, — объяснила Иволга, — там тяжело очень. Килийцев в основном туда отправляли. А потом мы эту фабрику взорвали.

— А кавуры как же?

— Все кавуры вышли, — объяснила Иволга, — Арнис подготовил восстание. Он же не просто так работал там.

Эннори покачал головой.

— Только помощь Господа и может объяснить, как вы можете все это делать...

— Да, Энни, — мягко сказала Ильгет, — только Он и держит нас. Все в Его руке.

Она подумала — как хорошо, что именно сейчас они решили навестить Эннори. У него все было хорошо, он успешно и быстро учился и собирался вскорости принять сан.

«А тебе не хочется остаться на Квирине?»

«Наверное, да. Но когда я думаю о вас, о том, как вы живете, и на что вы идете все время — ради нас, я понимаю, что гораздо важнее делать то, к чему я предназначен. А я уже знаю, к чему именно».

Если Эннори и отличался чем-то от квиринцев, то — более чистой душой, открытой и откровенной, более глубокой и последовательной верой в Христа, которой он был теперь предан всем сердцем и всей душой... Пожалуй, он настоящий священник, думала Ильгет, и он прав — это его призвание.

— Ты знаешь, Энни, я все хотела тебя спросить... и боялась. Вот тогда, когда мы показывали чудеса, помнишь? Соревновались с тэйфином, исцеляли... Ты потом, когда все узнал здесь, на Квирине, не стал думать, что это было нечестно? Ведь тэйфин творил настоящие чудеса, а мы...

— А что же в ваших чудесах было ненастоящего? — Эннори поднял белесые мохнатые брови.

— Ну один раз, правда, это было чудо, — сказала Ильгет, — на самом деле. С исцелением мальчика. И когда Иволга отвела дэггера... можно сказать, это тоже чудо. Но все остальное — это же просто... ну ты понимаешь, мы просто, получается, всех обманули. Иволга командовала собственной собакой, а выдали мы это за умение управлять чужой волей. Гравипояс использовали для полетов. Не было у тебя такой мысли?

— Не было, — Эннори покачал головой, — какое это имеет значение, какими силами вы совершаете чудеса. Ваши лекарства, ваши гравитационные двигатели, ваши знания — вы все это сделали силой Христа и с Его помощью, разве не так?

Ильгет и Арнис переглянулись.

— Наверное, так.

— Ваша цивилизация — что лежит в самой ее глубине, в самой основе? Что дает вам силы и смелость исследовать космос, искать другие миры, бороться с сагонами? Разве это не ваша вера?

— Но ты же знаешь, что у нас живут люди разных вероисповеданий, — неуверенно сказала Ильгет. Но Арнис тут же возразил.

— Иль, он прав. Эдолийская империя, которая погибла, но дала толчок возникновению Квирина — была христианской.

Эннори с интересом посмотрел на него.

— Я изучал историю Эдоли.

— Есть разница, конечно, — признал Арнис, — на Квирине христианство не является государственной религией. Но у нас все-таки многие... ну, довольно многие принадлежат к Церкви.

— А в Дозорной службе даже очень многие, — сказала Иволга, — и я теперь понимаю, почему.... Энни, вот что я еще хотела спросить — ты с кем встречаешь Рождество?

— С друзьями, — Эннори слегка покраснел. Ильгет кивнула.

— Просто чтобы знать, что ты не один.

Ильгет встретила Рождество у Иволги, с ее семьей. Причем подруги, оставив дома Иволгиного мужа, Дрона, вместе с детьми посетили рождественскую службу. Потом — веселая раздача подарков... праздничный стол. Ильгет все смотрела на Дрона и Иволгу. Пара вполне подходящая друг другу. Дрон — высокий и молчаливый, тощий, как и сама Иволга, очень длинный, со скептическими складками в углах губ. О нем Иволга сказала что-то странное.

— Понимаешь, он не совсем терранин. То есть, он с Терры, но... не из моего мира, — и умолкла.

— В каком смысле? Из другого государства? — спросила Ильгет.

— Нет, он... из другой реальности, — Иволга осеклась, — прости, я не могу сказать тебе больше.

Снова тайны... да ладно, Бог с ними. Сейчас все было у них хорошо. Иволга с Дроном подкалывали друг друга, но скорее в шутку. Около десяти стали загонять детей в постель. Ильгет, чтобы не мешать, уселась в кабинете Иволги.

Надо еще позвонить, поздравить остальных. Они как раз собирались этим заняться. Но своих Ильгет должна поздравить сама...

Ее родственники не были христианами. Но на Квирине Рождество отмечают все, это массовый праздник. В прошлый раз, во всяком случае, Ильгет знала, что родственники собирались за праздничным столом.

Страшно, конечно... можно представить, что теперь свекровь о ней думает. Если раньше хоть что-то сдерживало — все же сын выбрал эту женщину — то теперь... Но поздравить надо. Ильгет набрала номер свекрови.

Они все сидели за столом — мама Питы, Эдика, ее сын, и еще какой-то мужчина, и пожилая женщина. Незнакомые. Неважно. Ильгет улыбнулась. Как ни странно, ей было приятно видеть родственников — такими веселыми, довольными, устроенными.

— Добрый вечер, — сказала она, — я вас поздравляю... с Рождеством Христовым.

И улыбнулась.

И мать Питы вполне искренне улыбнулась в ответ.

— И тебя, Ильгет, — сказала она, — и тебя с тем же!

Подняла рюмку, наполненную чем-то прозрачным. Мать Питы предпочитала крепкие напитки.

— Выпьем за счастливый новый год! — сказала она, — чтобы все у тебя было хорошо!

— Спасибо, — сказала Ильгет растерянно, — и у вас тоже... чтобы все было хорошо.

Посияли улыбками, Ильгет попрощалась. Посидела перед пустым монитором, прислушиваясь к себе. Внутри было тошно... Она набрала номер Питы.

— Слушаю, — изображение не включилось. Ильгет вдруг почувствовала раскаяние — зачем звонит? Мешает семейной жизни... новой семьи своего мужа. Бред какой...

— Пита, это я, — тьфу ты, у него-то изображение включено, — извини... я, наверное, помешала. Я хотела тебя поздравить с Рождеством!

Монитор вдруг вспыхнул. Пита сидел в одном халате. Помещение неразличимо. Из постели, наверное, вылез, с раскаянием подумала Ильгет.

— Спасибо, — едко сказал Пита, — тебя с тем же поздравляю. Ну что? Как твои боевые успехи?

— Нормально, — сказала Ильгет, — извини еще раз... я не подумала, что ты... занят... Я больше не буду звонить. А как твои дела?

— Да ничего. Кстати, можешь меня поздравить, Сайна ждет ребенка. Уже три месяца. Сын!

Ильгет смотрела на мужа растерянно, чуть приоткрыв рот.

— Поздравляю, — наконец произнесла она. Потом добавила.

— Вы, наверное, хотите официально зарегистрироваться?

— Ну зачем же, — сказал Пита, — я теперь буду осторожен... Не буду давать обещаний так запросто.

С Ильгет он уже развелся формально (впрочем, это произошло еще на Ярне, а на Квирине брак не был восстановлен официально).

— Но ведь у тебя будет ребенок...

— Знаешь, тебе не кажется, что это все-таки мое дело?

— Да, ты прав, конечно... конечно. Ну ладно, поздравляю... Извини еще раз.

Монитор отключился. Иволга вошла в кабинет.

— Иль, ты уже обзваниваешь народ?

— Нет, я только своих, — Ильгет скрутила возникшие внутри слезы в тугой комок, завернула его и положила на донышке души, — давай дальше...

Иволга набрала номер Арниса.

— Он, наверное, с мамой отмечает.

— А ты знаешь номер его мамы? — Ильгет уже делала вызов. В глубине монитора замерцали блестки... свечи... маленький стол. Глаза Арниса, Беллы, полузнакомой женщины — ее подруги. Арнис... Как хорошо, что можно молчать, подумала Ильгет. Иволга все скажет. Она уже говорила. Арнис тоже молчал и не сводил с Ильгет глаз. Лихорадочно горящих. Как у больного. Или это просто свечи в глазах отражаются?

Он не улыбался. Ильгет тоже. Не надо улыбаться сквозь боль. Иволга непринужденно болтала с Беллой, иногда обращалась к Арнису, тот кивал. Но смотрел только на Ильгет. Потом он поднял руку и начертил в воздухе крест. Ильгет перекрестила его в ответ.

Через три дня после Нового Года 505й отряд снова вылетел на Визар.

Дэцин всю дорогу знакомил своих бойцов с предстоящим, на Визаре сильно изменилась обстановка за это время.

После потери с таким трудом и тщанием созданных боевых мощностей сагоны перестали быть осторожными, да и с чего бы — маскироваться уже бесполезно, Дозорная Служба взялась за них всерьез. Аборигенами Визара управлять очень легко, это не грамотные ярнийцы, которых нужно в чем-то убеждать для того, чтобы заставить их служить себе. Визарийцы всегда готовы служить духам, вековые традиции человеческих жертвоприношений приучили их к тому, что духи могут потребовать чего угодно, а отказывать им нельзя.

Поэтому сагоны, под именем Нинья Теннар, уже развернули открытые фабрики и космодромы, рудники (они использовали кое-какие ископаемые), непонятные свои биотехнологические объекты. Уже сейчас были готовы новые партии дэггеров, часть местных жителей, ставших сингами (добровольными служителями сагонов) и эмменДарами, обучили обращению с оружием и сагонскими космолетами. Сагоны формировали армию для защиты своей новой планетарной базы. Фактически Визар уже полностью принадлежал им.

Поэтому ДС готовилась к открытой войне. В этой акции участвовало множество отрядов — как всегда, изолированно друг от друга, участвовала и Военная Служба, особенно Воздушно-Космическое крыло. Война будет в основном идти в воздухе и на орбите, предупреждал Дэцин. Никто не знает, как все повернется, куда направят именно наш отряд. Может быть, мы в этот раз поработаем только в воздухе. Может быть, придется и десантироваться. Узнаем все только тогда, когда прибудем на место.

Иост радостно потирал руки в предвкушении полетов. Он был пилотом по призванию, по страсти. Да и Мира с Гэссом выглядели оживленными. Только Ильгет мало радовало предстоящее, она вовсе не была уверена в себе — удастся ли ей справиться с дэггером в воздухе? У нее теперь есть класс 4в, но вот опыта — никакого.

И в самом деле, когда они прибыли, война на планете уже началась, первыми были другие отряды. Дэцин передал распоряжение командования — использовать скультер как базу (два десятка ландеров стояли на Палубе), и с орбиты вылетать на боевые задания. Едва их скультер «Кристалл» занял назначенную орбиту, Дэцин собрал всех в «штабе» — собственной каюте. В воздухе вспыхнула голографическая модель Визара. На южной оконечности Ворракса двигались мелкие черные точки, и то и дело вспыхивали взрывы. Дэцин ткнул указкой в небольшой полуостров.

— Сейчас здесь идут бои, наши взорвали фабрику и пытаются прорваться к космодрому, вы видите, вот здесь... Кстати, это все информация под блок. Дэггеров по прикидкам от двухсот пятидесяти до трехсот, считая, что часть уже истребили. Нас бросили на прорыв. Наша задача, — участок модели укрупнился, обнаружив подробную рельефную карту местности, — нанести удар ландерами по космодрому в квадрате 160. Первоочередные цели — сектора взлета и посадки, ну и ПВО. В штурмовой группе будут Иост, Мира, Гэсс и Арнис. Остальные прикрывают, левый-верхний фланг — я, Данг и Лири, правый-нижний — Ойли, Ильгет, Арли...

Дэцин дал еще несколько существенных указаний и скомандовал «по машинам».

Ильгет бежала к Палубе по пружинящему настилу, почти утыкаясь носом в спину Лири, и думала, что Лири все-таки рискнула оставить дома маленьких детей, с бабушкой, и вот теперь ведь неизвестно, чем все это кончится.

Ильгет прыгнула в свою машину, фонарь закрылся. Ничего страшного, надо будет работать, как обычно, ничего особенного... правда, дэггер куда страшнее любого вражеского истребителя. Не случайно же обычных армейцев не бросают в бой с дэггерами, даже воздушный, с этим могут справиться психологически подготовленные бойцы ДС. Если дэггер выйдет на расстояние прямой видимости, он уже вполне может воздействовать на пилота психотронными компонентами своей поражающей силы...

Но дэггеров я не боюсь, подумала Ильгет, проверяя системы, отвечая в перекличке. Я умею справляться с этим страхом.

Вслед за «шестым», Ойлангом, ландер Ильгет чуть приподнялся над настилом Палубы и скользнул в открытый проем. Строем ландеры двинулись к планете, посверкивая в солнечных лучах, как искорки, исчезли в голубоватой атмосферной дымке.

Несмотря на страх и волнение, Ильгет как всегда, замерла от ощущения сказочной красоты вокруг, как замер бы любой человек, входящий медленно, на гравитационных, в планетарную атмосферу. Бархатная чернота осталась далеко вверху, а здесь машина купалась в синеватом и золотом сиянии, в алом зареве, уже пикируя на первые высокие облака — тонкие стремительные белые перья далеко внизу. Тело привычно плыло в невесомости, ландер снижался очень круто, с максимальной скоростью, и сквозь ксиоровую кабину обзор был великолепным. Но вот машина вынырнула под слой облаков тропосферы, в синее небо Визара, и одновременно на экране возникли первые всплески, ландер отозвался на опасность тревожным звоном, Дэцин сказал — «Я цветок, внимание, эльфы, перестраиваемся, делай, как я», Ильгет повела машину вслед за «шестым», и стала выцеливать невидимых пока дэггеров, это было сложно, вообще дэггеры слабо уловимы для любого раДара, приходится выходить на дистанцию видимости, а на ней начинает действовать психоизлучение...

Панель полыхнула блинкером, Ильгет увидела летящие к ней ракеты, стала уводить машину вверх, отстрелила пару ловушек... На протяжении следующей четверти часа, показавшейся Ильгет вечностью, она только и делала, что уворачивалась, бросала машину в самые нелепые положения, умудряясь при этом не отставать от Ойланга, отстреливала ловушки и пробовала поймать в прицел дэггера (машина сама отфильтровывала изображения и показывала только противника, свои же ландеры — едва заметным синим пунктиром). Но по-настоящему ей это удалось, лишь когда высота достигла всего пяти километров, Ильгет в какой-то миг поняла, что вот сейчас дэггер в прицеле, и выпустила ракеты, сжав шарик управления.

Потом снова началась та же безумная карусель.

В какой-то миг Ильгет уловила, что штурмовая группа — эльф 3, 4, 5 и 8 — уже двинулась на прорыв. Они — и среди них Арнис — летели где-то гораздо выше, а вот группа Ойланга опустилась чуть ли не к самой земле, под самолетом плыли отроги синих Кайсальских гор, леса, ровные квадратики возделанных пашен. Высота менялась от пятисот до двух тысяч метров, выше группа не поднималась, следовала за штурмовиками, прикрывая их снизу... то есть это так называлось (и наименование предполагало спокойного внимательного пилота, вглядывающегося в пустое пространство впереди и мгновенно уничтожающего любую цель, возникающую перед ним). А на самом деле Ильгет уже ничего не соображала, кувыркаясь в этом обманчиво спокойном небе, экран раДара был наполнен стремительными тревожными траекториями ракет, всплесками, сполохами. Время от времени Ильгет удавалось выстрелить... Цель— космодром — все приближалась. Все «эльфы» молчали, лишь время от времени обмениваясь репликами, да и не до разговоров было...

Дэггеры и сами обычно стремятся выйти на дистанцию прямой видимости, только на ней они проявляются полностью как грозный противник, здесь они могут использовать свои «плевки» и психоизлучение. И наступил миг, когда Ильгет вздрогнула и сжала зубы, увидев впереди явственные черные комочки... Господи, сколько же их! Руки уже работали, запуская лазерные пушки, все четыре, и вскоре воздух вокруг начал гореть. Но странно, пылающий вокруг огонь даже как-то успокаивал, никакая плазма не страшна ландеру, способному нырнуть в фотосферу звезды, зато не видны черные точки, притягивающие взгляд, не надо бороться с жутким желанием бросить управление и заорать благим матом. Вот только плевки дэггеров — это похуже плазмы и даже любых ракет. «Прыгаю!» — диким голосом заорал Ойланг в шлемофоне. Сбили... а прыгать — прямо в огонь. Ильгет задыхалась... Теперь она старшая в группе. «Девятый, ты где? Ответь седьмому» — и слабый в шлемофоне голос Арли — «Седьмой, я девятый, следую за тобой». «Держись, Арли!» Господи, почему меня до сих пор не сбили? Господи, как это возможно? Ветер на мгновение отнес огонь, Ильгет увидела дэггеров, совсем близко, кажется, дыхание перехватило, но руки не остановились ни на миг, ей показалось, что один из дэггеров вспухает, взрывается, но тут же вновь вокруг затрещал огонь... воздух горит, сгорает атмосфера. Хороший массированный воздушный бой может содрать атмосферу с планеты, впрочем, неподалеку наготове курсируют корабли спасателей и экологов.

Цель совсем рядом. Сбили Гэсса. Дэцина сверху связали боем — на него навалилось больше десятка дэггеров, и двое из верхней группы прикрытия устремились к нему на помощь. Арнис с Иостом прорвались, Ильгет увидела только две пунктирных синих параллели на экране, ей не до того было, она занималась все той же работой, уходя от ракет и разрядов-"плевков" склизких, непрерывно молотя по дэггерам, поддерживая связь с Арли, совершенно не понимая, почему ее до сих пор не сбили, казалось просто немыслимым уцелеть в этом пылающем аду.

Тем временем Иост и Арнис вышли на позицию, они снизились до пятидесяти метров, так гораздо вернее, но впереди точно завеса возникла — по ним бешено лупили с земли, и тут уже группы прикрытия ничем не могли помочь. «Иост, за мной, выдержи паузу!» — крикнул Арнис и бросил свой ландер прямо под огонь противника. Иост прикусил губу, до крови, он понял, в чем дело, маневр известный, он ушел вверх, выполняя переворот, чтобы выдержать паузу, и когда снова вынырнул на пятидесяти метрах, весь огонь был сосредоточен на ландере Арниса, впереди, который до сих пор еще каким-то образом держался, зрелище невероятное — ландер двигался словно в центре конуса из лучей и сверкающих точек , и тянул этот конус за собой... Иост бросил машину вперед и всей мощью, всем оружием ударил по секторам взлета и посадки, по складам и ангарам, по установкам, бьющим в ландер Арниса, и выложившись, вывел машину крутой горкой высоко в небо. Несколько дэггеров устремились за ним, Иост развернулся и вступил в бой с ними, он дрался сосредоточенно, спокойно, он уничтожил чудовищ одного за другим и оказался в чистом небе, где-то на краю экрана еще мелькали всплески, товарищи еще вели бой, далеко внизу и сзади поднималось зарево — пылал зажженный Иостом космодром. «Второй», — позвал он, — «Арнис, ты слышишь? Ответь пятому!» Никто не отвечал ему. Иост стал разворачивать машину — вернуться назад...

« Эльфы, я цветок! Отходим! Задача выполнена, всем отходить! На базу!» Иост скрипнул зубами. Хоть убитого, но найти Арниса... Да нет, поисково-спасательная группа из армейцев... «Цветок, я пятый, разрешите поискать второго, он сбит!» — и глуховатый, замедленный ответ Дэцина: «Пятый, разрешаю... ищи. Остальные на базу!»

Ильгет выбралась из ландера, ноги коснулись покрытия и тотчас подкосились.

Нет, нет, она устоит на ногах. Что за глупости? Ильгет медленно пошла к выходу с палубы, вслед за остальными... пытаясь угадать, понять — кто вернулся. Она почти ничего не слышала в грохоте боя, тут за собой да Арли бы уследить. Вот Арли вернулась. Идет такой же неверной, качающейся походкой, лицо все красное и мокрое под лицевым щитком. Задвинулась шлюзовая дверь, пилоты стали стаскивать шлемы. Пять человек...

Всего пятеро из десяти. И с ужасом Ильгет поняла — Арниса нет.

Нет Ойланга, Иоста, Гэсса, Арниса, Иволги. Сбиты самые лучшие... как же это могло получиться? Ильгет очень захотелось прислониться к стене и замереть. Ничего, до каюты можно дойти. По щекам побежали слезы. Что же это значит, может быть, она не выкладывалась полностью, недостаточно рисковала...

Дэцин обернулся.

— Я думаю, они живы, — произнес он негромко, — Гэсс прыгнул, я слышал.

— Ойланг тоже, — сказала Арли.

— Иост полетел искать Арниса, его сбили над космодромом, — сказал Дэцин. Ильгет задохнулась. Значит, об Арнисе вообще ничего неизвестно... успел ли он вообще прыгнуть?

— Почему мы не можем поискать их? — спросила Арли требовательно. Дэцин покачал головой.

— Сейчас там армейцы летают, ищут. Не беспокойтесь, всех живых найдут.

«Всех живых» — резануло по сердцу. Может, там уже и подбирать нечего.

— Дэцин, — заговорила Ильгет, с трудом шевеля губами, не узнавая собственный голос, — разрешите, я... я пойду еще раз, поищу.

— Нет, Иль, — Дэцин покачал головой, — я не хочу потерять тебя. Я должен был вывести вас из боя, потому что до бесконечности держаться невозможно, мы бы не перебили всех дэггеров. А искать... там сейчас другой отряд прикрывает, армейцы ищут наших. Они сделают все, что возможно.

Ильгет лежала на койке, не двигаясь, тельник насквозь мокрый, хорошо бы поменять, принять душ... но страшно было даже подумать — встать сейчас. Казалось бы, сколько всякого уже было в жизни, а только сейчас начинаешь понимать выражение «свинцовая усталость».

Вот именно, что свинцовая. И страшно, тоскливо... Прошло три часа. Дэцин говорит, что часов восемь можно не дергаться, пока армейцы доставят найденных к себе на базу, пока перевезут, сообразят сообщить.

Какого черта, собственно, лежать просто так, мало ли, что говорит Дэцин. Командир... видите ли, ему сказали вывести отряд из боя — и он вывел. Могли бы не улетать, пока не найдутся все. Ильгет вдруг поняла, что делать.

Она встала. Арли, бледная, с измученным несчастным лицом, сидевшая на своей койке, повернулась к Ильгет.

— Ты куда, Иль?

— Я... сейчас.

Она вышла из каюты, пробежала по коридору. Ничего, плевать — пусть на Квирин отправляют, ха-ха... Сидеть здесь просто так, когда с Арнисом могло случиться все, что угодно. Ильгет набросила шлем и вышла на Палубу.

Ее намерения рассеялись мгновенно. Увы... все ландеры стояли со вскрытыми двигателями, и в корме копались многорукие роботы техобслуживания, девушка-инженер в красном бикре ходила вдоль машин, присматривая за работой своих подопечных. С удивлением посмотрела на Ильгет.

— Я просто посижу здесь, хорошо? — произнесла она. Села на уступ у стеклянной стены. Отсюда был хорошо виден Визар... проклятый, ненавистный Визар. Ильгет вдруг подумала, как все могло бы быть хорошо, если бы вернулся Арнис. То есть, конечно, из-за других она бы тоже переживала...

Голубовато-пестрый шар плыл внизу в сияющей дымке. Слезы вдруг полились по лицу Ильгет. Она сидела, сжав кулаки, плакала и проклинала этот прекрасный, слишком прекрасный Визар... Потом она начала молиться, и ей стало легче.

Потом она увидела, как издалека, посверкивая в солнечных лучах, к Палубе летит ландер.

Ильгет вскочила, опустила щиток шлема и отошла к двери. Стена Палубы медленно поднялась, и машина проскользнула внутрь, зависла на мгновение над гнездом, выбросив лапы, и опустилась. Ильгет замерла. Крышка ландера медленно открылась.

Двое пилотов выбрались наружу.

— Арнис! — прошептала она. Сделала шаг вперед. Арнис — целый и невредимый — увидел ее, подбежал, остановился в двух шагах. Они молча смотрели друг на друга сквозь ксиоровые щитки.

— Иль, ты что? Ты плакала?

— Арнис, — она всхлипнула, — я думала, что ты... что тебя...

— Нет, все хорошо, Иль, успокойся. Все хорошо. Наших всех нашли. Все живы. А Иост меня вытащил как раз вовремя.

— Ты не ранен? — спросила Ильгет. Арнис покачал головой. Сзади подошел Иост. Он слегка пошатывался от усталости, но лицо его под ксиором щитка выглядело очень довольным.

— Все хорошо, — сказал он, — все в порядке, Иль. Пошли домой!

Это было только начало. Ильгет еще не приходилось участвовать в такой войне. Боевые вылеты следовали один за другим. В основном уничтожали дэггеров, но также занимались штурмовкой разных объектов на поверхности, высотным обстрелом, и несколько раз вылетали для эвакуации раненых и доставки грузов наземным силам. Ландер может все, машина универсальная, Ильгет довелось в этом убедиться — и походить под экраном, и жечь лазером с огромной высоты наземные объекты, и двигаться в нескольких метров над землей со скоростью аганка, и зависать неподвижно в любой точке... пробираться узкими ущельями между отрогами Кайсальских гор, выходить из глубокого пике всего в пяти метрах от земли (спасибо гравикомпенсатору), приходилось вести бои и в космосе, дэггеры постоянно атаковали висящие на орбите базы... Стоило уставшим после двух-трех вылетов за день бойцам заснуть, снова раздавалась тревога — очередной налет дэггеров, скультер и сам не беззащитен, команда его отстреливалась, как могла, но каждый раз выводили в космос и ландеры.

Ильгет казалось, она никогда не занималась ничем другим. Хотя и возвращались, вроде бы, на базу из боя, ни у кого не было времени и сил на какое-либо общение, хоть на что-то отвлеченное, было только три состояния — за панелью управления в ландере, бегом по коридору и лежа бревном в постели.

И конца, казалось, дэггерам не предвидится... За эти месяцы сагоны произвели, вроде бы, и немного дэггеров, а перебить их казалось немыслимым. Сагонские космолеты — их называли «совами» за характерный внешний вид или «головастиками» — не представляли такой серьезной опасности, их вели, как правило, обученные визарийцы, и никакой конкуренции квиринским пилотам они не составляли.

Потом дэггерам удалось-таки уничтожить скультер. Из команды удалось спасти только трех человек (Ильгет часто снилась потом молоденькая девушка-инженер в красном бикре). Весь отряд находился в это время в пространстве, и никто не пострадал. Теперь пришлось базироваться на поверхности Визара. Можно было прощаться с удобствами — душем, уютными койками. Спали прямо в кабинах ландеров, откинув кресла. Случалось, вернувшись с вылета, Ильгет ела и засыпала прямо в кресле, пока робот обслуживал ландер — присутствие пилота в кабине ему не мешало. А просыпалась от нового вызова и снова поднимала машину. Время от времени, конечно, кабину приходилось покидать, хотя бы потому, что необходимо восстанавливать гравитор, а это требует, чтобы в радиусе нескольких метров вокруг ландера не было людей. Ильгет с удивлением смотрела на сосны, на туман, который поднимался от земли, медленно превращаясь в кучевые облака, вдыхала свежий холодный воздух Срединного Времени... как странно, что мир продолжает жить своей жизнью. Что камни так неподвижны, так покойны, и так беззаботно шумит листва. И что общего у этого Великого Покоя с горячечным безумием, огнем и железом, смертью и ужасом, грохочущими вокруг постоянно?

Точку базирования меняли трижды — трижды дэггеры начисто сжигали лес и землю вокруг... Чудесным образом все оставались живы, но Ойланга тяжело ранило при катапультировании, ландеров теряли несколько штук каждый раз, и «безлошадные» потом должны были ждать, пока доставят новые машины.

Наконец — по квиринскому времени это было в конце февраля — стало полегче. Квиринцы получили перевес над сагонскими силами, «сов» больше видно не было, и дэггеров стало значительно меньше. Бои теперь бывали только случайные, вылетали ежедневно на патрулирование, и по разным заказам — разведка, штурмовка, транспорт. Наконец Дэцин собрал весь отряд.

— Ну вот что, товарищи, с завтрашнего дня переходим в распоряжение наземников. Нас опять перебрасывают на Кайсальскую возвышенность, там сагоны создали целую сеть лагерей для местных жителей, с воздуха их уничтожить нельзя, много людей — будем заниматься планомерными чистками.

Ильгет даже радовало, что с полетами было покончено, хотя большинство восприняли новость без особого энтузиазма. Летать квиринцы любят. Но все равно, последние два месяца всех вымотали до предела.

Однако то, что началось потом, вряд ли было легче.

Ильгет подумала, что уже конец марта... а наступит ли когда-нибудь конец этой акции?

До сих пор кажется, что это немыслимо. Нет, большая часть планеты очищена от сагонского присутствия. Два сагона, как передают, убиты, то есть перешли в развоплощенное состояние, но Бог знает, сколько их еще здесь осталось.

И самое главное, завтра у них опять очень мало шансов на жизнь. Слишком мало...

Ильгет села, обхватив колени руками, вглядываясь в ночное небо. Арнис лежал рядом, в бикре все равно, где лежать, хоть и на голой земле. Жестко, конечно, но тут уж ничего не поделаешь. А обогрев работает.

Господи, за что все это, подумала Ильгет, почему? Кажется, ничего больше в жизни нет, кроме этой крови, и грязи, и усталости... Когда же это кончится, за что это нам, почему другие живут спокойно, занимаются наукой или еще где-то работают, почему именно нам такое...

Вспомнился вчерашний день, бой с двумя дэггерами... хоть бы собака была, связала бы одного. Но неделю назад погиб Зевс, да и саму Иволгу зацепило — не сильно, однако идти дальше она не могла, нога не действовала, пришлось отправить ее на базу. Гибель собаки — Зевсу уже двенадцать лет — на Иволгу подействовала страшно, любимый пес был.

Нет, бой был позавчера... или два дня назад? Ничего не разберешь, дни слились в дикую какую-то карусель. Спим непонятно когда, раз в два, в три дня — как получится. И сколько получится.

Все слилось позади... ночной марш-бросок до лагеря Зонкар — атака — бой до вечера — и сутки до следующего вечера какая-то жуткая мельтешня, зачистка, эвакуация раненых, пленных (отправка их в центр с целью промывки мозгов) — переброска на ландерах — приказ Дэцина — и вот теперь им придется брать целый лагерь вдвоем. Вдвоем! А там могут быть и дэггеры. Безумие. Понятно, что у Дэцина нет другого выхода. Но еще понятно, что вдвоем это сделать невозможно...

Начнем на рассвете, сказал Арнис. Надо спать. Поспать надо, потому что взять лагерь — полдела, если удастся, хорошо, а вот удержать его — куда сложнее и дольше. Но если подумать, может, эта ночь — последнее, что осталось на земле, в этом мире, может, завтра уже ничего и не будет. Помолиться еще раз... может, и заснуть удастся тогда.

— Иль, — позвал Арнис. Она обернулась.

— Я думала, ты спишь.

— Я задремал немного, — он поднялся, сел рядом с ней, — ты хорошо помнишь план?

— Да, — Ильгет кивнула. Сегодня потратили около часа на изучение плана лагеря, аэрофотосъемки, — будем входить через боковые ворота? Как договорились?

— Да, и вот что еще. Там возле управления слева здание такое, непонятного назначения... Я думаю, лучше мимо не проходить, мало ли что там. Давай ты тоже по правому краю пойдешь.

— Хорошо, — согласилась Ильгет.

— Никогда не думал, что буду такие операции проводить, — признался Арнис, — по уровню это как команда Ноль.

— Ничего себе... ну ладно, ты опытный ско, и вообще. А я-то... — вздохнула Ильгет.

— Не бойся, Иль. Ничего не бойся. Ты сможешь.

Когда небо чуть посветлело, звезды стали гаснуть одна за другой, хотя алое зарево рассвета еще не коснулось гор, бойцы стали спускаться вниз.

Важно успеть до начала работы в лагере — там строили новый объект, биофабрику, но не дэггеров, что-то другое на ней собирались производить. Работа начнется часа через три, и до этого надо начать операцию. Скарты скользили у самой земли. Ильгет даже сидеть было тяжеловато, бикр буквально увешан оружием, плечевые бластеры, «Молния-бис» за спиной (усовершенствованная модель), ручные спикулы, ракетомет «Горгона» на шлеме, лучевик, лазерный нож и особенно тяжелая штука — зеркальник, отражатель лучей... в этом лагере дэски ходят уже не с арбалетами. Из арбалета и простой бикр не пробить. У Арниса, впрочем, оружия еще больше.

Над оградой висело несколько камер слежения, но их Арнис забил постоянным сигналом еще на приличном расстоянии. Подобрались близко к боковым воротам — ворота почти не охранялись, один только дэск со скучающим видом ходил взад-вперед. Обычная домотканая небеленная одежда, черный шерстяной пояс, за него заткнут лучевик. Бойцы закинули скарты за спину и засели в кустах, выжидая. Едва охранник миновал ворота, Арнис рванулся вперед, Ильгет за ним, перемахнуть ворота было делом одной секунды, дэск уже разворачивался, но даже крикнуть не успел, Арнис обрушился на него сверху, ударив ребром ладони за ухом. Все отлично...

Помчались вдоль улицы, мимо бараков, в которых копошились только что поднятые рабы-кавуры. Временами кто-то выглядывал, кричал, даже стреляли из лучевиков, но зеркальники были активированы, бойцы практически неуязвимы...

Их всего двое, а в лагере несколько тысяч кавуров, несколько сотен охранников.

Но неумолимо и быстро Ильгет и Арнис приблизились к зданию Управы (бревенчатому, как большинство хороших домов на Визаре). Здесь началась драка. Дэски выскакивали один за другим, палили из-за углов... Ильгет стреляла, держа лучевик на правой руке, пальцами управляя плечевыми бластерами, и в левой ладони на всякий случай зажав нож. Это был неравный бой — лучи искрились на невидимой грани зеркальника, воздух то и дело вспыхивал вокруг, но Ильгет не ощущала ничего, а вот дэски падали под ее лучами, но это было уже все равно, безразлично, безумие, бешенство, ненависть, пусть все они сдохнут, сволочи, она преследовала врагов, загоняя их в угол, убивая... Она прокладывала себе путь к Управе, и взлетела по ступенькам крыльца. Арнис оказался рядом...

— Иль, прикрой! — он начал ломать дверь. Она встала рядом, охраняя Арниса, дверь подалась, они вбежали в коридор...

Внутреннего плана Управы у них не было. Ничего, не так уж сложно.

— Иль, правую сторону!

Она поняла с полуслова. С правой стороны длинного коридора — три двери. Арнис, значит, займется левыми. Ильгет встала в раскрытой двери первой комнаты, подняв лучевик.

— Оружие на пол! — крикнула она по-гэллански, — лицом к стене!

Это было что-то вроде караульной — здесь собрались дэски, около десятка. Они уже поняли, что дело нешуточное, кто-то робко поднимал руки. «Пленных не брать», вспомнила Ильгет. Мама, как же я буду их убивать-то... Но тут один из дэсков помог, начав стрельбу. Ильгет лупила из лучевика и бластеров, не целясь, не размышляя, почти не глядя... Вскоре все дэски лежали на полу. Ильгет чувствовала, что если она взглянет на них пристально — ее стошнит. Некогда...

Следующая комната была заперта, и когда Ильгет взломала дверь, там никого не оказалось. Судя по звукам, Арнис все еще боролся с кем-то. Из третьей двери по левому краю выскочил дэск, Ильгет машинально выстрелила, парень упал, выронив лучевик, который отлетел далеко по коридору. Некогда... Ильгет бросилась к последней двери, заперта, ничего, вышибла ее ногой.

Здесь дэсков не было, а на полу лежал ничком, скорчившись, какой-то человек, кавур, судя по серой куртке, наброшенной на спину. Он поднял голову, Ильгет вздрогнула, лицо — судя по чертам, гэла — было покрыто кровоподтеками, глаза заплыли. Кавур сел, в явном недоумении. Куртка сползла с его плеч, Ильгет увидела, что плечи и спина тоже здорово изуродованы. Видимо, кавур. Ильгет закрыла дверь и побежала дальше.

Арнис уже возился у входной двери, вставляя ее на место.

Держать оборону в визарском здании — одно удовольствие. Только дверь укрепить, а окна — в каждом помещении окошечко узкое, как бойница, правда, ничем не затянутое, даже без бычьего пузыря, благо, сейчас Срединное время, достаточно тепло. Арнис тщательно подпер дверь двумя железными кольями крест-накрест.

— Думаю, надежно, — сказал он, — ну все, пошли вот хоть в эту, среднюю, здесь у них, похоже, был штаб.

Ильгет старалась не смотреть на тела убитых, противно это, невозможно привыкнуть... Арнис отстегнул от бикра звукоусилитель. Выбросил провод в окно. Поднес к губам микрофон.

— Слушайте меня, кавуры!

Он говорил торжественно и несколько выспренно, но на гэллани это звучало совершенно нормально. Голос его через усилитель грохотал на весь лагерь, отражаясь от гор, возвращаясь эхом.

— Слушайте меня все! Мы пришли из другого мира, чтобы освободить вас! Дэски в наших руках, управа в наших руках, все, кто хочет выйти на свободу и вернуться домой — выходите! Убивайте дэсков и выходите! Все дэски, кто хочет сдаться, бросайте оружие и выходите на площадь перед управой. Мы не убьем тех, кто захочет сдаться... Я повторяю...

На какое-то время Ильгет показалось — может быть, все и кончится на этом. Кавуры сразу же перебьют охрану, дэски сдадутся, останется только вызвать ландеры... Сзади возникло какое-то движение, Арнис молниеносно обернулся, вскинул лучевик, Ильгет вскрикнула:

— Не стреляй!

Найденный ею кавур с обезображенным лицом, покачиваясь, стоял на пороге.

— Я не сказала тебе, — торопливо произнесла Ильгет на линкосе, — ты видишь, его били... я не тронула его.

Арнис кивнул и стал снова повторять сообщение. Ильгет подошла к кавуру.

— Что ты?

— Досточтимая, я хотел бы вам помочь, если получится.

— У тебя нет оружия, нет брони. Впрочем, садись вон туда, в угол... в лагере есть уйгаран?

— Один есть, и может быть, еще один.

Ильгет кивнула. Два дэггера... ну что ж, могло быть и хуже.

— Как тебя зовут?

— Данри.

— Хорошо, Данри, сядь туда в угол, сейчас начнется стрельба.

— Досточтимая, я мог бы взять оружие у одного из дэсков. Если бы ты показала мне, как им пользоваться...

— Данри, сядь, — настойчиво повторила Ильгет, — тебя сразу же убьют. Ты видишь, мы в доспехах, а у тебя ничего нет.

В этот момент послышался характерный мягкий треск — здание Управы обстреливали. Арнис коротко высунулся в окно. Пальнул из лучевика.

— Обложили, — сообщил он, — стреляют... много их тут. Вот что, Иль, я подожгу это здание, которое слева... А ты поставь защиту, не дай Бог, у них ракеты есть...

Ильгет быстро настроила «Щит». Неизвестно, что есть у дэсков... у них все, что угодно, может быть. Да «Щит» и против дэггеров пригодится.

Арнис выпустил ракету, прицелившись взглядом. Деревянный дом вздрогнул на мгновение, а потом медленно поднялся в воздух, крошась, закрывая небо обломками, вспыхнул огонь. Ветер относил пламя к баракам...

В этот миг появился дэггер.

— Досточтимая, разреши мне, — Данри снова подошел к Ильгет. Она посмотрела на гэла и спокойно сказала:

— Там уйгаран.

Данри заметно побледнел и молча отошел в угол.

Дэски попрятались мгновенно. Ильгет подошла к окну и встала рядом с Арнисом, стала прилаживать «Молнию».

— Огонь, — сказал он негромко, чуть дрогнувшим голосом. Ильгет посмотрела на дэггера и челюстью нажала на спуск. Ракета сорвалась со шлема и почти мгновенно шлепнулась в шкуру биоробота, не причинив ему вреда. Арнис начал стрелять из «Молнии», спикулы летели потоком, и кажется, дэггер был поврежден, но он уже успел поджечь управу. Наступила тьма, и в этой тьме затрещал огонь... бревенчатый дом горел, словно хижина из спичек. Ильгет не видела уже ничего, горит ли внутренность дома, что вообще горит — черный дым заволакивал глаза. «Иль, — произнес в шлемофоне Арнис, — он поджег дом, выходим». Но она вспомнила о Данри — у него не было возможности дышать — бросилась искать и вскоре нашла его, потерявшего сознание, и потащила за собой, это было глупо, верх идиотизма, сейчас совершенно не до того, но Ильгет уже не могла поступить иначе. Она с размаху ткнулась головой в стену, ничего же не видно, все на ощупь, Господи, помоги. Мгновенный ужас — вдруг шлем или щиток поврежден... нет, ничего... Только теперь Ильгет сообразила переключиться на туманный экран, и стала что-то различать в дыму. В коридоре горело все. Ильгет шагнула в стену пламени, ничего, бикр выдержит, скорее к выходу... Только вырвавшись на свет, она бросила свою ношу — Данри, весь черный от копоти, или просто сгоревший, лежал неподвижно. Ладно, не до него...

Ильгет огляделась и увидела в дыму фигуру Арниса — согнувшись, он палил из «Молнии» по дэггеру, вокруг него горели плазменные «плевки», зеркальник пока еще отражал, но это не простые лучи, долго он не выдержит. Ильгет подняла свою «Молнию» и стала посылать спикулы одну за другой. Дэггер приблизился. Ильгет замерла на мгновение — дыхание перехватило, она ничего уже не видела, ни дыма, ни огня, только Лик, жуткий, непереносимый Лик этого исчадия ада, закрывший все небо. Через мгновение она поняла, что лежит на спине, и что дэггер повис прямо над ней... какого черта! Ильгет с усилием встала на колени, подняла оружие... земля вокруг нее вдруг стала подниматься, запылала, Ильгет не успела выстрелить — совсем рядом она увидела отвратительную, мерзкую пористую черно-коричневую кожу дэггера, ложноножка казалась гигантской, и вот уже она охватила грудь и сдавила, земля ушла из-под ног, Ильгет закричала... Еще мгновение — она висела в воздухе, не в силах пошевелиться, кости затрещали, ей не хватало воздуха, вдохнуть было невозможно. Но вдруг черная кожа перед ней вспухла и прорвалась фонтаном, и отвратительная жидкость выплеснулась прямо в лицо, залив щиток, и в ту же секунду Ильгет ощутила облегчение — и полетела вниз. Она еще как-то умудрилась извернуться и встать на ноги. Черный дождь хлестал сверху. Ильгет жадно хватала ртом воздух.

— Иль, ты жива? — раздалось в шлемофоне.

— Да, — ответила она. Как вовремя Арнис успел подбить дэггера...

Справились. Если Данри прав, и здесь больше нет «уйгаран».

Площадь была вся залита вязкой черной массой. Два дэггера... Наверное, дышать здесь без скафандра было нечем, гигантскими кострами пылали все здания вокруг, и дым уходил высоко в небо.

Арнис снова вытащил звукоусилитель из держателя на плече, заговорил.

— Слушайте меня, кавуры! Уйгаран уничтожены, весь лагерь горит. Немедленно бросайте все и уходите в горы, возвращайтесь к своим домам. Вы свободны!

Повернулся к Ильгет... бикр и даже щиток шлема весь заляпан слизью дэггера, черный, жуткий. Наверное, и я так же выгляжу, вяло подумала она.

— Иль, я начну зачистку, ты иди на объект и поставь маяк, потом начинай от объекта на восток...

— Есть, — ответила она. Скарта уже не было. Едва передвигая ногами, Ильгет побрела к «объекту» — почти достроенному сагонскому заводу. Память услужливо подсовывала элементы схемы, жилой квартал (из одинаковых длинных дощатых бараков), потом банальная водокачка (опять причудливое смешение местных реалий с сагонскими), еще один квартал (Ильгет обстреляли из-за угла, она пробежала несколько шагов и уложила лучом двух удирающих дэсков), и вот он, объект, растущие из котлована серые стены, материал, условно названный «блэдом», Ильгет, наверное, могла бы с большим трудом расколотить его спикулами, но это признано нецелесообразным, надо дать наводку... Из-за стены вдруг безмолвно вылетели лучи, воздух вокруг Ильгет заискрился. Она машинально отпрыгнула за огромный блок из «блэдома», озабоченно взглянула на показатель энергии зеркальника, не так уж много осталось, а ведь день только начинается... Послышалось характерное жужжание металлических пуль, сагоны все-таки сообразили дать сингам и более примитивное огнестрельное оружие, против которого бессилен зеркальник. Очередь вонзилась в глыбу «блэдома», пули отскакивали от материала, даже не оставив царапины.

Ильгет прижалась к спасительной глыбе, тяжело дыша... Господи, что же делать? Решение уже вырисовывалось, но было оно таким безжалостным, что Ильгет не могла себе в нем признаться. Дать кругаля — что толку, все равно придется перебить всех дэсков, иначе они сорвут маяк, проще уж так...

Господи, помилуй, прошептала Ильгет. Она молча, легко скользнула на открытое пространство между блоком и стеной, прямо под пули, ничего, бикр тоже удержит их какое-то время, подпрыгнула, уцепилась за край и подтянулась раньше, чем кто-либо успел приблизиться к ней...

Их было больше десятка. В левой руке Ильгет держала лучевик и стреляла почти беспрерывно, а правой сжимала длинный тонкий лазерный нож, которым время от времени действовала...

Когда она опомнилась, дэски лежали вокруг, вповалку, и на тела лучше было не смотреть. Ильгет огляделась, увидела что-то вроде трубы, выступающей из крыши объекта, побежала к ней. На ходу она поняла, что правый рукав поврежден, разорван, и треснул лицевой щиток. Обычные пули рано или поздно пробивают искажающее поле и ксиор, если стрелять достаточно кучно. Теперь шлем не герметичен. Ильгет подняла щиток — трещина мешала зрению. Ничего, хотя воздух воняет дымом и свежей кровью, дышать можно. Она вскарабкалась на трубу, сняла маячок с бикра... левой рукой направив лучевик в сторону, в готовности выстрелить в любую секунду, правой установила прибор и запустила его. Соскользнула вниз... Надо бы пока осмотреть всю площадь, здесь могут оказаться и другие дэски. Ильгет медленно пошла по периметру завода. Вскоре ее спайс принял сигнал заработавшего маяка. Отлично... теперь ждать ландеров. И сматываться отсюда, пока они не прилетели. Ильгет позвала.

— Арнис!

— Иль, я слышу... что у тебя? — откликнулся знакомый голос в шлемофоне.

— Маяк установлен, сигнал идет.

Некоторое молчание, потом Арнис сказал.

— Отлично, Иль, начинай работать.

Через несколько часов большинство дэсков, оставшихся в лагере, было перебито, часть из них сбежала в горы, сдалось в плен около тридцати человек, их разоружили, загнали в один из уцелевших бараков и заперли там.

Большая часть кавуров вняла приказу Арниса и разбежалась. Это был, пожалуй, лучший исход — в горах куда безопаснее, чем на этом горящем пятачке, и они смогут вернуться по домам. Но осталось довольно много раненых и обожженных, кое-где кавуры вступали в схватку с дэсками. И остался небольшой отряд тех, кто готов был помочь освободителям. Часть из них забрала Ильгет — позаботиться о раненых, охранять пленных, другой части Арнис наскоро объяснил, как пользоваться лучевиком и погнал всех на новую зачистку, более тщательную.

Ильгет чувствовала неимоверную, сбивающую с ног усталость. И виталин нельзя принять — уже два раза на этой неделе принимала... просто не подействует. Она украдкой сжевала две дольки ревира, но насколько это помогло, вопрос.

Щиток шлема разбит окончательно, правый рукав разорван, ресурс зеркальника выработан, поврежден сзади воротник, кажется, даже шея обнажена, броня пробита во многих местах. Это все мелочи, конечно, но...

Арнис сказал, что ландеры для эвакуации обещали прислать часа через четыре. К полуночи. Ну что ж, война на всей планете... Ладно, некогда размышлять. Ильгет вошла в барак, где собрали всех раненых.

Замерла на секунду, пошатнувшись — общий стон потряс ее. Здесь ведь нет никакого атена... измученные болью люди корчились, стонали, кричали. Две женщины, которым Ильгет поручила уход за ранеными, метались от одного к другому, подавали питье, перевязывали, пытались как-то успокоить...

— Дасси, — с трудом вспомнила она имя одной из женщин, — как дела, что у вас тут?

— Ты видишь, досточтимая, — ответила женщина, останавливаясь перед ней. Ильгет кивнула.

— Потерпите. Скоро вас заберут отсюда. Вот что, Дасси, — она вынула свою аптечку и вытряхнула оттуда капсулы атена, десять штук. Одну оставила себе, а остальные протянула женщине.

— Одна такая таблетка снимает боль. Выбери десять человек, которым хуже всего, и дай каждому по одной.

— Благодарю тебя, досточтимая, — радостно ответила Дасси и побежала распределять таблетки. Лежащий рядом раненый жалобно и хрипло застонал. Ильгет склонилась над ним.

Данри. Его можно было узнать по изуродованному лицу. Значит, выжил все-таки.

— Данри, — позвала Ильгет. Гэла открыл заплывшие глаза.

— А, это... ты...

Только вот проживет ли он до прихода ландеров? Площадь ожогов уж очень большая. Ильгет огляделась, увидела глиняную кружку с водой, поднесла к губам гэла. Тот жадно напился. Ильгет достала из аптечки свой единственный зена-тор с противошоковой жидкостью, включающей и атен. Может быть, это уменьшит явления шока... да если и умрет, пусть хоть без боли, это он заслужил.

Ильгет приложила нашлепку к руке раненого, и зена-тор сам сомкнулся в кольцо. Вдруг пискнул шлемофон. Ильгет ответила.

— Арнис, что?

— Иль, — голос был отрывистым, задыхающимся, — дэггеры идут... четыре штуки. Беги к котловану.

Они лежали рядом, укрытые глыбами блэдома, неуязвимого сагонского материала. Двух дэггеров удалось убить на подлете спикулами из «Молний». Но даже один в состоянии превратить весь лагерь в море огня.

Злая, чужая сверхчеловеческая воля наводит эти живые машины.

Сагон знает, что все верные его слуги уже уничтожены. Ему нет резона беречь лагерь.

Ильгет знала, что поврежденный бикр не удержит огня, а бикр Арниса был разорван еще больше, чем ее собственный, правда, у него целый щиток, Ильгет просто сразу же задохнется, и все дела.

Но дэггеры не двигались — они висели прямо перед бойцами, в нескольких метрах над ними, в котловане, оставшемся от фабрики, после того, как ландеры с большой высоты раскатали объект бомбами по пеленгу.

Ильгет и Арнис не знали, что в этот самый момент в сотнях километров от них сагон вперил свой невидящий взгляд в человека, совершенно беспомощного, привязанного к болеизлучателю, истыканного иглами. Человек этот был квиринцем, бойцом ДС, ни Ильгет, ни Арнис так никогда и не узнали его имени, и сейчас он умирал... Он умирал свободным, и сагон не хотел отпустить его так, но сила, с которой квиринец, совершенно раздавленный болью и ужасом, сопротивлялся сагону, была слишком велика. Внимание сверхчеловека было полностью поглощено этой ментальной невидимой схваткой, и он на мгновение просто забыл о дэггерах. Собственный же разум биороботов слишком примитивен, чтобы принять правильное тактическое решение.

— Огонь, — прошептал Арнис, Ильгет в очередной раз сжала пульт «Молнии». Боезапас на исходе... Господи, что же делать-то... Иволга смогла управлять дэггером, но лишь потому, что им не управлял в тот момент никто — а ведь этих ведет сагон. Спикулы взорвались у шкуры чудовищ, явно не причинив им особого вреда. Дэггеры вытягивали ложноножки. Лавина огня обрушилась на укрытие, но сагонские технологии сыграли шутку со своими хозяевами — даже огонь дэггеров не смог поджечь блэдом. Ильгет задержала дыхание — земля вокруг горела, смешавшись с пылающим воздухом. Она захватила зубами кислородный шланг, вытянув его из ворота. Так еще можно дышать...

Сагон все глубже погружал свою жертву в незримый ад. Он просто забыл о том, что творится вокруг. Не было ничего важнее сейчас, чем сломить упрямого врага. Из таких врагов получаются самые перспективные друзья...

— Иль, оставайся здесь, — прошептал Арнис, — я попробую что-нибудь сделать.

И прежде чем она успела ответить, Арнис вскочил на уцелевший скарт и бросился вперед.

Сейчас дэггеров не вел никто, ничто не диктовало им, кроме собственного инстинкта самосохранения. И один из дэггеров выхлестнул ложноножку и подхватил летящее снизу крошечное создание.

Арнис был готов к этому и заранее набрал полную грудь воздуха. Щупальце сдавило грудь, в глазах потемнело, но Арнис успел — он всадил раструб аннигилятора в кожу чудовища и активировал прибор... после этого он потерял сознание.

Дэггер далеко отшвырнул Арниса... тело... Нет. Ильгет сжимала пульт «Молнии», поливая дэггеров потоками спикул. Чудовища будто подались назад, словно гибель одного, убитого Арнисом, подействовала на них. Но спикулы не причиняли им вреда. Как в страшном сне. Все бессмысленно.

Один из дэггеров вяло поднял ложноножку и плюнул огнем. Ильгет успела отскочить. Это уже все? Но дэггеры больше не шевелятся. Расстрелять бы их сейчас... «Молния» дернулась в руках, всхлипнула... запас спикул кончился. Ильгет отбросила бесполезное оружие. Взяла лучевик. Еще более бесмысленно... но не умирать же с пустыми руками.

Вот это уже и все, вдруг поняла Ильгет. Хотелось встать во весь рост. Но просто не было сил подняться. Сейчас меня убьют. Следующий плевок, и... Она пустила тонкий жалящий луч в днище дэггера. Бесполезно. Господи, помилуй! Святая Дара, вдруг вспомнила Ильгет, моли Бога обо мне...

В этот миг Мира склонилась к панели управления — показалось, что она видит... Переключить экран на инфракрасное, отлично.

Высоковато, все-таки два километра, но дэггер — как на ладони. Ракету нельзя, убьет и своих. Только лазер, высокоточный прицел. Мира замерла, струйки холодного пота побежали по спине. Смогу ли... Господи, смогу ли?

Должна.

... Измученный квиринец вздрогнул всем телом, и в следующий миг в искаженном лице произошла потрясающая перемена, тело покидал дух... внезапно лицо стало совершенно безжизненным, расслабленным, неживым. Сагон в ярости вцепился ногтями в лицо трупа, затряс мертвой головой, наотмашь бил ее по щекам...

Поздно.

Он проиграл.

Ничего не поделаешь, он снова проиграл. Отчаяние охватило сагона, если сверхлюдей вообще когда-нибудь охватывает отчаяние, если к ним применимо это слово.

Сагон разорвал силой взгляда ремни, стягивающие тело убитого, и сбросил окровавленный труп на пол.

Все, теперь к делу — что там у нас? Сагон увидел последнего выжившего дэггера и безумца... женщину в пробитой броне, без всякой защиты, с одним лучевиком против двух его непобедимых солдат. И второго безумца, который зашевелился за глыбой блэдома, приходя в сознание.

Ну нет... Сагон почувствовал мимолетное желание встретиться с каждым из этих квиринцев один на один — оба они заслуживали такого разговора. Но пожалуй, не стоит. Пусть дэггеры уничтожат их сразу, так будет проще.

Сагон отдал мысленный приказ.

Господи, помилуй!

Из глубин воззвал я к тебе.

Из глубины отчаяния и безнадежности. Нет у меня больше никого, кроме Тебя. Смерть моя рядом. Прими меня, Господи!

Что это за свет?

Ильгет больше не ощущала усталости. Ей было очень хорошо. Легко. Это не свет, только ощущается так. Святая Дара подошла к ней. Ильгет стояла на коленях.

Невесомая рука легла на ее голову.

— Ильгет...

— Моли Бога обо мне, — только и шевельнулись губы.

А где дэггеры? — мелькнула мысль. Но тут же и погасла. Неважно.

Святая Дара смотрела не с радостью. Горестным был ее взгляд. Горестным, но не осуждающим. Почему?

— Ильгет, ты все понимаешь теперь?

— Да... я все понимаю.

— Ты вернешься еще, — сказала святая Дара.

— Как будет воля Его... Как Он решит, — ответила Ильгет. Не голосом. Но святая Дара поняла ее.

— Терпи, девочка, — сказала она. И все, ничего больше. Огонь вокруг. Вверху дэггеры, только теперь уже совсем не страшно. И откуда-то снизу — огромная темная фигура, рывком... Арнис! Живой. Впрочем, Ильгет знала, что он жив. Рывком поднялся, заслонил Ильгет собой, и начал палить из своей «Молнии»...

А Ильгет все так же стояла, и ей не было страшно. И ничто уже не важно, не существенно. Все будет так, как захочет Он... Стрелять вот только, жаль, не из чего.

Но Арнис смог — один из дэггеров разлетелся на клочья, черная слизь теперь заливала их.

...Мира сжала виртуальный шарик, активировала лазер и точным, ювелирным движением заставила луч скользнуть по дэггеру. Все, ландер ушел вверх и дальше, оставив далеко внизу поле боя.

... На котором двое в разорванных, залитых грязью бикрах, тяжело дыша, еще не веря в спасение, замерли под падающим на них дождем из разорванных останков последнего дэггера.

По колено в коричневой жиже.

«Облако, — услышал Арнис свой позывной, вздрогнул, — Облако! — кричал веселый голос, — я Роща, я иду! Через пять минут буду у тебя. Дай пеленг на посадку!»

— Ландеры идут, — тихо сказал Арнис, — кажется, Иль, все хорошо.

— Арнис, — сказала она. Удивительно четко.

Она теперь все понимала. Хотелось лишь одного — чтобы это состояние, когда понимаешь ВСЕ, продлилось как можно дольше. Ильгет знала, что так не будет.

Знала, что важно сделать самое главное, пока это состояние длится.

Ильгет положила руку на плечо Арниса. Поверх пятнистой, залитой грязью брони.

У него тоже нет лицевого щитка. Хоть и ксиор, но самое уязвимое место бикра. К сожалению. Левая щека обожжена, но пока Арнис этого не чувствует. Слегка задело пламенем. Пока еще боль не ощущается, из-за шока.

Губы шевельнулись. «Иль».

Да все нормально, Арнис, как ты не понимаешь? Я почему-то не могу говорить. Но ты пойми, просто пойми, что я была дурой. Идиоткой. Что я ничего не понимала. Теперь я знаю все.

Глаза. Темно-серые. Ошеломленные. Ильгет сбросила шлем. Какая теперь разница. Дышать тяжело, но это все равно.

Последняя мысль — «Святая Дара!» — и благодарность.

Губы сомкнулись. Земля вздрогнула под ногами.

Я люблю тебя, Арнис.

В бою против двух десятков дэггеров была убита Лири.

Шансов выжить у нее — одной в том бою — почти не было. Катапультировавшись из сбитого ландера, Лири была сожжена в воздухе.

Акция была закончена весной, и корабль стартовал к Квирину. Но даже Пасху не праздновали. Почти. Данг лежал в своей каюте, где пустовала койка Лири, почти не выходя оттуда. Рядом с ним сидели по очереди, как с раненым. На всякий случай.

Арнис с Ильгет сидели вместе, сцепив руки.

Ильгет смотрела на Данга, его глаза — черные островки боли. Хотелось дать ему атена. Хотелось сделать хоть что-нибудь! Он двигался, говорил что-то, делал — а глаза оставались застывшими, замершими, будто вовнутрь глядели.

Она просто смотрела в лицо Данга, старательно выжимая из сознания всякую мысль о Лири, которую ведь она тоже любила... но об этом потом, потом, позже. Глаза в глаза. Давай поговорим о детях. У бабушки... жаль, что моих родителей нет, они давно эмигрировали на Капеллу... у ЕЕ мамы — у нее кроме наших, еще восемь внуков.

Конечно, я тебе помогу, Данг, я же люблю твоих ребятишек, они мне как свои... своих-то у меня нет. Будешь приводить их, я их буду брать на выходные. С удовольствием. Они у тебя такие замечательные.

(Как ты думаешь, гореть заживо — это больно? Наверное, это было недолго, хотя... Прекратить. Немедленно прекратить).

Глаза в глаза. Боль. Сострадание.

Анри очень серьезный парень. Очень любит порассуждать. Одно время его очень беспокоил вопрос, куда он попадет после смерти. Ему очень трудно было объяснить, что Бог милосерден, что Он прощает всех...

Взгляд Данга снова поплыл. После смерти. Но это хорошо, как раз хорошо, пусть думает о том, что Лири жива, ведь это правда...

Ах, какая там правда, истина в том, что нет для меня больше жизни без нее. Но я молчу об этом.

Ну вот, Данг, а еще мне нравится, как Лайна танцует. У нее удивительное чувство ритма, пластика хорошая. Может быть, это талант.

Данг смотрел в глаза Ильгет. Арниса. Это сочувствие было — как атен. Оно позволяло забыть на какое-то время. Он молился вместе с ними. Он соглашался, что да, что Лири, конечно же, лучше там, где она сейчас, что смерти нет... Он держался за руку Ильгет, вцепившись, словно тонул, и она вытягивала из воды. Из этой тягучей, слишком тяжелой воды, не дающей плыть. Тянущей на дно. И как хорошо было бы — утонуть... только так, чтобы потерять сознание.

Он знал, что если они уйдут — он пойдет на дно. И ему там будет нечем дышать. Но и умереть он не сможет. Сознание не уйдет.

Ты поесть не хочешь, Данг? Уже обедать пора.

Может, попозже немного?

Есть совершенно не хочется. Это действительно нужно?

Может, пойдем, прогуляемся немного, сходим на Палубу?

Нет! Я не хочу никуда выходить отсюда. Короткий взгляд, как крик о помощи — на стену, где портрет ее... Ее еще с длинными волосами, светлыми, еще на Квирине, когда она кормила Лайну. От нее страшно отойти — вдруг вот выйдешь, и этот портрет исчезнет тоже... глупость. Просто не хочется выходить никуда.

— Ну ладно, ладно, посиди здесь. Ничего страшного, — Ильгет гладит его по руке.

Дверь отползла в сторону. Кто это? — а... Мира. Садится рядом. Арнис с Ильгет прощаются, выходят.

Глаза Миры не похожи — они другие совсем. Черные и чуть продолговатые, с короткими ресницами. Но она смотрит точно так же, как смотрела Ильгет. Как Арнис.

Она тоже мне родная. Родная. Я не один. Одиночества нет...

— Данг, ты прогуляться не хочешь? А ты ведь на Артиксе был? А я вот ни разу... Слушай, давай с нами на Маттис, у нас там живет мама мужа, мы часто летаем. Возьмешь детей, и все вместе...

В коридоре Ильгет уткнулась в плечо Арнису и заплакала.

Она знала, что плачет только потому, что Арнис рядом. Раньше она бы не сделала этого. А теперь вот есть кому уткнуться в плечо. Кто прижмет и погладит по волосам. Поплакать навзрыд, потому что Лири... Светлая, красивая Лири. Королева. Как ей, наверное, было страшно и больно умирать.

— Пойдем, Иль. Пойдем на Палубу.

Они не набрасывали шлемов, хоть это и против правил. Сели у ксиоровой стены, под пронизывающим светом миллиардов звезд.

— Иль, я забыл совсем с утра.

На ладони Арниса лежат два колечка. Из ретанового провода — из катушки в сплетении. Отмотал немного от запаски.

— Дай мне руку.

Вот тоненькая кисть Ильгет — в его руке. Колечко скользнуло на средний палец. Арнис поцеловал руку.

— Давай и я тебе надену. Радость моя, — шепчет она, и второе колечко, побольше, охватывает его палец. Арнис замирает от прикосновений, и в этот момент кажется, что жизнь не кончится никогда.