"СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ" - читать интересную книгу автора (Азимов Айзек)

Часть IV. СОЛЯРИЯ

10. Роботы

За обедом Тревиц погрузился в свои мысли, а Блисс целиком сосредоточилась на еде.

Один Пелорат принялся рассуждать насчет того, что если планета, на которой они находятся — Аврора — первая колонизованная планета, то она должна быть недалеко от Земли.

— Может быть, — заключил он, — надо просто обыскать все звезды поблизости. И всего-то, самое большее, придется обследовать несколько сотен звезд.

Тревиц пробормотал в ответ, что метод проб и ошибок последнее средство, и что прежде, чем приблизиться к Земле, он хотел бы получить о ней побольше информации. Затем он замолчал, и сконфуженный Пелорат тоже умолк.

После обеда, увидев, что Тревиц ничего не предпринимает, Пелорат робко спросил:

— Мы еще останемся здесь, Голан?

— Во всяком случае, на ночь, — ответил Тревиц. — Мне надо еще подумать.

— Это безопасно?

— На корабле мы в полной безопасности, если не появится ничего страшнее собак.

— А сколько времени нам понадобится, чтобы взлететь, если появится что-то страшнее собак? — спросил Пелорат.

— Компьютер готов поднять корабль по тревоге, — сказал Тревиц. — Я думаю, мы уложимся в две-три минуты, и потом, если появится опасность, он нас предупредит. Я предлагаю всем лечь спать. Решение я приму завтра утром.

Легко обещать, думал Тревиц, уставясь в темноту. Полуодетый, он скрючился на полу в пилотской каюте возле компьютера. Сидеть было не очень удобно, но он знал, что не заснет, лежа в постели, а здесь, по крайней мере, он может сразу начать действовать в случае тревоги.

Потом он услышал шаги и выпрямился, стукнувшись при этом головой о край стола. Не настолько сильно, чтобы пораниться, но настолько, чтобы сморщиться и потереть голову.

— Янов? — вполголоса позвал он.

— Нет, это Блисс.

Тревиц протянул руку к контакту на столе, и в неярком свете предстала Блисс в легком розовом одеянии.

— Что такое? — спросил Тревиц.

— Я заглянула в вашу каюту, но вас там не оказалось. Однако ваша нейронная активность показывала, что вы не спите, и я пришла сюда.

— Что вам нужно?

Она села на пол у стены, подняв колени и положив на них подбородок.

— Не волнуйтесь, — сказала она, — я не собираюсь вас соблазнять.

— Я ничего такого и не думал, — язвительно ответил Тревиц. Почему вы не спите, ведь вам сон нужен больше, чем нам с Пелоратом?

— Поверьте, — сказала она проникновенным голосом,- эпизод с собаками меня здорово вымотал.

— Верю.

— Но я должна поговорить с вами, пока Пел спит.

— О чем?

— Когда он рассказал вам о роботе, вы сказали, что это все меняет. Что вы имели в виду?

— Разве непонятно? У нас есть координаты трех Запретных планет. Я собираюсь посетить все три, чтобы узнать о Земле как можно больше.

Он наклонился к Блисс, чтобы говорить тише, потом резко отстранился, сказав:

— Послушайте, я бы не хотел, чтобы сюда сейчас вошел Янов и увидел нас. Я не знаю, что он подумает.

— Он не придет. Он спит, и я слегка усилила это состояние. Если он начнет просыпаться, я узнаю… Продолжайте. Вы хотели посетить все три. Что же изменилось?

— Я не хотел без необходимости застревать на каждой планете. Если на Авроре уже двадцать тысяч лет нет людей, то сомнительно, чтобы тут сохранилась какая-нибудь информация. Я не собирался торчать здесь неделями и месяцами, отбиваясь от собак, кошек и других опасных животных в поисках какого-нибудь обрывка информации для справочника. Может быть, на остальных двух планетах, или на одной из них, сохранились нетронутые библиотеки или живут люди… Так что я собирался немедленно отсюда улететь. Если бы я это сделал, мы были бы уже в космосе и в полной безопасности.

— Но?

— Но если на этой планете есть все еще функционирующие роботы, у них может оказаться важная информация. С роботами иметь дело безопаснее, чем с людьми, поскольку, как я слышал, они не могут причинить вред человеку и должны повиноваться приказам.

— Значит, вы изменили план и собираетесь искать роботов на этой планете?

— Мне не хочется, Блисс. Я считаю, что роботы не могут просуществовать двадцать тысяч лет без ремонта… Но раз вы заметили одного с проблеском активности, ясно, что я не могу полагаться на свой здравый смысл. Может быть, роботы более долговечны, чем я предполагал. Или они могут сами себя ремонтировать.

— Выслушайте меня, Тревиц, и, пожалуйста, сохраните в тайне то, что я скажу.

— В тайне? — удивился Тревиц. — От кого?

— Ш-ш. От Пела, конечно. Вам не нужно менять планы. На этой планете нет функционирующих роботов. Я ничего не уловила.

— Но того одного достаточно, чтобы…

— У того одного я тоже не уловила активности. Он не функционировал давным-давно.

— Но вы сказали…

— Я знаю, что я сказала. Пелу показалось, что он уловил движение и услышал звук. Пел романтик. Он всю жизнь собирал материалы. Но оставить след в науке нелегко. Ему очень хочется сделать открытие. Он был счастлив, когда нашел слово "Аврора". Ему ужасно хотелось сделать еще одно открытие.

— Вы хотите сказать, что Янову так хотелось сделать открытие, что он убедил себя, будто нашел функционирующего робота, хотя на самом деле этого не было?

— Он наткнулся на кусок ржавчины, в котором было не больше сознания, чем в скале под ним.

— Но вы подтвердили рассказ Янова.

— Я не могла огорчить Пела. Он так много значит для меня.

Тревиц молча смотрел на Блисс. Потом сказал:

— Объясните мне, почему он так много значит для вас. Я хочу знать. Мне это важно. Он должен казаться вам совершенно неинтересным пожилым мужчиной. Он изолят, а вы презираете изолятов. Вы молоды и красивы. Есть множество элементов Геи с красивыми и здоровыми телами, вы могли бы любить их и достичь вершин наслаждения. Зачем же вам Янов?

— Разве вы его не любите? — спросила Блисс, серьезно глядя на Тревица.

— Мне он очень дорог, — ответил Тревиц, пожав плечами. — Я его очень люблю.

— Вы знакомы с ним недавно, Тревиц. Почему же вы его любите?

Тревиц почувствовал, что улыбается, хотя не сразу это понял.

— Он такой необычный человек. Он, по-моему, ни разу в жизни не подумал о себе. Ему приказали отправиться со мной, и он отправился. Без жалоб. Он хотел лететь на Трантор, но когда я сказал, что хочу лететь на Гею, он не стал спорить. А теперь он отправился со мной искать Землю, хотя знает, что это опасно. Я уверен, что если бы ему пришлось отдать жизнь за меня — или за кого угодно — он бы отдал ее безропотно.

— А вы, Тревиц, отдали бы за него жизнь?

— Может быть, если бы у меня не было времени подумать. Иначе я бы заколебался и, возможно, струсил. Я не такой добрый, как он. Из-за этого мне так хочется защитить его и сделать все, чтобы он остался добрым. Я не хочу, чтобы Галактика ожесточила его. Понимаете? И от вас я должен его защищать особенно. Для меня невыносима мысль, что когда-нибудь он перестанет вас забавлять, не знаю, чем именно, и вы его бросите.

— Я подозревала, что вы думаете что-то в этом роде. А вам не приходило в голову, что я вижу в Пеле то же, что видите в нем вы? И даже больше, потому что могу читать его разум. Разве я хоть раз чем-нибудь обидела Пела? Я подтвердила его фантазию насчет робота, потому что не могла его огорчить. Тревиц, я знаю, что такое доброта, так как каждая часть Геи готова пожертвовать собой ради целого. Мы не знаем другого образа действий. Но мы при этом ничего не теряем, поскольку целое сохраняется. Пел — это что-то другое. — Блисс больше не смотрела на Тревица, она как будто говорила сама с собой. — Пел — изолят. Он самоотверженный не потому, что он часть целого, а потому, что он такой. Понимаете? У него есть, что терять, и все-таки он самоотверженный. Из-за него мне стыдно, что я такова без страха потерь, а он таков, как есть, без надежды получить награду. — Она взглянула на Тревица и все так же серьезно продолжала: — Знаете, насколько лучше я понимаю его, чем вы способны понять? И неужели вы верите, что я способна его огорчить?

— Блисс, — произнес Тревиц, — вы сегодня сказали: "Давайте дружить", и я ответил: "Если хотите". Я сопротивлялся, потому что думал, что вы можете принести Янову горе. Теперь моя очередь. Давайте дружить, Блисс. Вы можете продолжать указывать преимущества Галаксии, а я могу и дальше отвергать ваши доводы, но давайте дружить, несмотря на это. — И он протянул руку.

— Конечно, Тревиц, — ответила Блисс, и их руки встретились в крепком пожатии.

Тревиц тихо улыбался про себя. Улыбка не отражалась на его лице, она была внутренней.

Во время поисков первой Запретной планеты Пелорат и Блисс сидели рядом, внимательно следили и задавали вопросы. Теперь они спали в своей каюте, предоставив Тревицу делать все одному.

Это было даже лестно, потому что показывало, что они верят Тревицу и знают, что он справится. Собственно, опыт по нахождению первой планеты показал, что на компьютер можно положиться.

На экране появилась еще одна яркая — не записанная в галактических картах — звезда. Она светилась ярче звезды, около которой обращалась Аврора, тем примечательнее было, что ее нет в памяти компьютера.

Тревиц подивился причудам исторической памяти. Целые эпохи выбрасывались из сознания. Целые цивилизации забыты. И все же из глубины далеких веков проскользнули неискаженными отдельные факты. Как эти координаты.

Он обсуждал это с Пелоратом и тот отметил, что именно поэтому изучение легенд так увлекательно.

— Все дело в том, — сказал Пелорат, — чтобы вычислить, какая именно часть легенды правдива. Это непросто, и разные мифологи выбирают разные части, у каждого своя трактовка.

Во всяком случае, вторая звезда была точно на том месте, куда указывали с поправкой на время координаты Дениадора. В этот момент Тревиц готов был поставить крупную сумму на то, что и третья звезда тоже окажется на месте. Он готов был предположить, что в легенде все правда, и Запретных планет было пятьдесят (хотя это подозрительно круглое число), и задумывался над тем, где бы могли находиться остальные сорок семь.

Пригодная для обитания планета, Запретная планета, нашлась на орбите около звезды, и Тревиц на этот раз ни капли не удивился. Он был уверен, что она окажется там. Он вывел "Далекую Звезду" на медленную орбиту вокруг планеты. Облачный слой был довольно рассеянным и позволял многое рассмотреть из космоса. На планете преобладала вода, как почти на всех обитаемых планетах. Был виден тропический океан и два полярных океана. В одном полушарии в средних широтах находился длинный, извилистый континент. Он охватывал планету, на обеих его сторонах имелись узкие полуострова, образовывавшие бухты. В другом полушарии в средних широтах суша состояла из трех больших материков и каждый из них был шире в направлении север-юг, чем континент-антипод.

Хотел бы Тревиц знать климатологию планеты и предсказать, какими могут оказаться температуры и времена года. Он даже подумал, не поручить ли компьютеру заняться этой проблемой. Впрочем, это было неважно.

Важнее то, что компьютер опять не обнаружил технологических излучений.

Причем телескоп показал, что проплешин и пустынь на планете нет. Проплывали ландшафты различных оттенков зеленого цвета, но городов на дневной стороне планеты и огней на ночной не оказалось.

Означало ли это, что на планете существуют все виды жизни, кроме человеческой?

Тревиц легонько постучал в дверь соседней каюты.

— Блисс! — позвал он громким шепотом и постучал снова. Послышался шорох, и голос Блисс ответил: "Да?"

— Вы не могли бы выйти сюда? Мне нужна ваша помощь.

— Сейчас, я только немного приведу себя в порядок.

Наконец она появилась, элегантная как всегда. Тревицу пришлось подавить раздражение от того, что она заставила его ждать, хотя ему было совершенно безразлично, как она выглядит.

— Чем я могу вам помочь, Тревиц? — сказала она с улыбкой и безупречно любезным тоном.

Тревиц махнул рукой в сторону обзорного экрана.

— Видите, мы проходим над поверхностью планеты. Она выглядит абсолютно здоровой, растительный покров весьма массивный. Однако на ночной стороне нет света и нет технологического излучения. Пожалуйста, послушайте, есть ли там жизнь. В одном месте мне показалось, что я вижу пасущиеся стада, но я не уверен. Может быть, мне только показалось.

Блисс "прислушалась". На ее лице отразилось сильнейшее напряжение.

— Очень богата животной жизнью, — сказала она.

— Млекопитающие?

— Должны быть.

— А люди?

Блисс сосредоточилась еще сильнее. Прошла целая минута, потом еще одна. Наконец Блисс расслабилась.

— Я не уверена. Иногда мне казалось, что я улавливаю дуновение разума, достаточно интенсивного, чтобы считать его человеческим. Но так мимолетно…

Она задумалась, и Тревиц нетерпеливо сказал: "Ну?"

— Дело в том, что тут, по-моему, есть что-то еще. Мне это незнакомо, но единственное объяснение — это…

Она снова начала "вслушиваться", еще напряженнее.

— Ну? — снова сказал Тревиц.

— Это могут быть только роботы.

— Роботы!

— Да. И если я уловила роботов, я, конечно, должна уловить и людей, но не улавливаю.

— Роботы! — повторил Тревиц, хмурясь.

— Да! — сказала Блисс. — И, по-моему, их очень много.

Пелорат сказал: "Роботы!" — почти тем же тоном, что и Тревиц. Потом улыбнулся.

— Вы правы, Голан, — сказал он, — а я не прав, сомневаясь в вас.

— Я не помню, Янов, чтобы вы во мне сомневались.

— Да-да, старина, мне казалось, что не следовало говорить вам об этих сомнениях. Я только думал, что надо было остаться на Авроре, поскольку там оставался шанс, что мы найдем какого-нибудь уцелевшего робота и поговорим с ним. А оказалось, что здесь мы найдем еще больше роботов.

— Но я этого не знал, Янов. Я действовал наудачу. Блисс сказала, что их ментальные поля показывают, что они функционируют. Сомнительно, чтобы они могли функционировать без ремонта и без присмотра людей, но присутствия человека она пока не находит.

Пелорат задумчиво смотрел на обзорный экран.

— Как будто сплошной лес, — сказал он.

— Большей частью лес. Но есть и луга. Главное, что не видно ни городов, ни огней на ночной стороне. И излучение только тепловое.

— Значит, людей там все-таки нет?

— Не знаю. Блисс в камбузе и пытается сосредоточиться. Я провел условный нулевой меридиан и теперь в компьютере планета разделена по долготе и широте. У Блисс есть небольшой приборчик, и каждый раз, когда она сталкивается с необычным скоплением ментальной активности роботов — нельзя, наверное, говорить по отношению к роботам о "нейронной активности", — она нажимает кнопку. А также если ей встретится малейшее дуновение человеческой мысли. Приборчик работает на компьютер, компьютер фиксирует эти долготы и широты, он выберет место для посадки.

— Разумно ли предоставлять выбор компьютеру? — озабоченно спросил Пелорат.

— Почему бы нет, Янов? У нас весьма компетентный компьютер. И потом, если у нас нет основы для выбора, чем плохо хотя бы рассмотреть выбор компьютера?

— В этом что-то есть, — с просветленным видом сказал Пелорат. — В древних легендах говорится, что иногда люди, не зная, как сделать выбор, катали по полу кубик.

— Да? Зачем?

— На каждой грани кубика было записано какое-нибудь решение: "да", "нет", "возможно", "отложи" и так далее. Считалось, что нужно следовать тому, что окажется на верхней грани. Или катали шарик по диску, а на диске были ямки, возле которых написаны различные решения. И нужно было следовать решению, написанному возле ямки, в которую попал шарик. Некоторые мифологи считают, что это скорее были азартные игры, а не жребий, но по-моему, это одно и то же.

— В некотором роде, — согласился Тревиц. — Итак, выбирая место для посадки, мы играем в азартную игру.

В этот момент вошла Блисс.

— Никаких азартных игр,- сказала она. — Я несколько раз нажимала на "возможно", но теперь мне встретилось верное "да". К нему и надо лететь.

— Что за "да"? — спросил Тревиц.

— Я уловила работу человеческой мысли. Определенно. Безошибочно.

Трава оказалась влажной, видимо, только что прошел дождь. Ветер гнал в вышине разорванные облака, скоро должно было проясниться. "Далекая Звезда" плавно опустилась около небольшой группы деревьев. (На случай собак, подумал Тревиц, не совсем в шутку.) Вокруг расстилался луг, и пока они спускались с холма, можно было оглядеть окрестности. Тревиц заметил нечто похожее на сад и, на этот раз наверняка, стадо пасущихся животных. Однако построек или чего-нибудь созданного человеческими руками не было видно, если не считать регулярности расположения деревьев в саду и ровных границ между полями. Впрочем, это был такой же несомненный признак цивилизации, как, например, приемные антенны микроволновой подстанции.

Могли ли роботы создать такой уровень цивилизации без людей?

Тревиц спокойно пристегнул оружие. На этот раз он зарядил и бластер, и нейронный хлыст, и проверил их рабочее состояние. На мгновение он остановился, поймав взгляд Блисс.

— Действуйте, — сказала она, — я не думаю, что оружие вам понадобится, но ведь я так думала и в прошлый раз.

— Хотите вооружиться, Янов? — спросил Тревиц.

— Нет, благодарю. — Пелорат пожал плечами. — Между вами, с физическим оружием, и Блисс, с ментальной силой, я чувствую себя в безопасности. Мне должно быть стыдно, что я прячусь за вас, но я очень доволен, что не должен готовиться применять силу.

— Понимаю, — сказал Тревиц. — Только не ходите никуда один. Если Блисс и я разделимся, оставайтесь с одним из нас и не забредайте куда-нибудь, увидев что-то любопытное.

— Не беспокойтесь, Тревиц, — сказала Блисс. — Я за этим прослежу.

Тревиц первым вышел из корабля. Ветер после дождя приятно освежал прохладой. Возможно, перед дождем было бы душно и жарко.

Тревиц вздохнул и с удивлением ощутил, что у этой планеты восхитительный запах. Обычно запах чужой планеты кажется странным или неприятным, иногда только из-за своей непривычности. Почему бы непривычному не быть иногда приятным? Или они просто случайно застали планету в удачное время года, да еще после дождя? Как бы то ни было…

— Идите же, — позвал он, — здесь очень приятно.

— Приятно, — сказал вышедший из корабля Пелорат, — это определенно подходящее слово. Как вы думаете, здесь всегда так пахнет?

— Неизвестно. Но через час мы привыкнем и перестанем замечать запах.

— Жаль, — сказал Пелорат.

— Трава мокрая, — пожаловалась Блисс.

— На Гее тоже бывает дождь, — заметил Тревиц. И в этот момент через разрыв в облаках пробился тонкий солнечный луч. — Скоро высохнет.

— Да, — ответила Блисс, — но мы заранее знаем, когда будет дождь, и готовы к этому.

— Ужасно, — сказал Тревиц, — вы не способны восхищаться неожиданными вещами.

— Вы правы, — признала Блисс, — я постараюсь больше не проявлять свою провинциальность.

— Кажется, никого нет, — разочарованно сказал Пелорат, оглядевшись.

— Только кажется, — возразила Блисс. — Они приближаются вониз-за того холма. — Она посмотрела на Тревица. — Мы не должны пойти навстречу?

— Нет. — Тревиц покачал головой. — Мы прошли им навстречу много парсеков. Остаток пути должны пройти они. Мы подождем здесь.

Только Блисс могла почувствовать приближавшуюся группу. Вскоре там, куда указал палец Блисс, из-за края холма показалась фигура. Затем вторая и третья.

— Пока что это все, — сказала Блисс.

Тревиц смотрел с любопытством. Хотя он никогда не видел роботов, он не сомневался, что это они. Они выглядели схематично, как люди на картинах импрессионистов, но в то же время не казались металлическими. Поверхность роботов была шершаво-матовой, как будто плюшевой, их даже хотелось потрогать. Роботы приближались совершенно невозмутимо. Если это Запретная планета, чье солнце не внесено в галактические каталоги, значит, сюда не залетали космические корабли и "Далекая Звезда" с прибывшими на ней людьми несомненно должны были оказаться для роботов чем-то новым. Однако роботы держались так, как будто выполняли рутинную процедуру.

— Здесь, — сказал Тревиц, — мы найдем информацию, которой нет больше нигде в Галактике. Мы можем спросить у них о местоположении Земли по отношению к этой планете, и, если они знают, они нам скажут. Кто знает, как долго эти штуки просуществовали! Подумать только, может быть, они ответят на основе личных воспоминаний.

— С другой стороны, — возразила Блисс, — может быть, они изготовлены недавно и не знают ничего.

— Или, может быть, — добавил Пелорат, — они знают, но ничего нам не скажут.

— Я полагаю, — сказал Тревиц, — они не могут отказаться, если только кто-нибудь не приказал специально. А поскольку нас на этой планете никто не ждал, вряд ли кто-нибудь мог отдать такой приказ.

Роботы остановились на расстоянии трех метров от гостей. Они стояли молча и неподвижно.

Держа руку на бластере, Тревиц обратился к Блисс:

— Вы не можете определить, не враждебны ли они?

— Надо, конечно, учесть, что у меня нет никакого опыта в отношении их ментальной деятельности, Тревиц, но я не улавливаю ничего похожего на враждебность.

Тревиц снял правую руку с рукоятки бластера, а левую протянул ладонью вверх к роботам, надеясь, что это будет принято как жест мира, и медленно сказал:

— Я приветствую вас. Мы прибыли на вашу планету как друзья.

Средний из трех роботов наклонил голову в полупоклоне, который оптимист мог истолковать тоже как жест мира, и ответил.

От удивления у Тревица отвисла челюсть.

В мире развитых галактических коммуникаций трудно ожидать, что окажется невозможно удовлетворить столь фундаментальную потребность. Однако, робот говорил не на галактическом стандартном и ни на чем похожем. Собственно, Тревиц ни слова не понял.

Пелорат удивился не меньше, чем Тревиц, но он был отчасти обрадован.

— Странно звучит, правда? — спросил он.

Тревиц повернулся к нему и сказал возмущенно:

— Странно — не то слово. Это тарабарщина.

— Вовсе не тарабарщина, — ответил Пелорат. — Это галактический, только очень древний. Я разобрал несколько слов. Возможно, если бы это было написано, я бы лучше понял, произношение все затрудняет.

— И что же он сказал?

— По-моему, он сказал, что не понял, что вы сказали.

— Я не поняла, что он сказал, — добавила Блисс, — но чувствую, что он в замешательстве… если я могу доверять своему анализу эмоций робота… если эмоции робота вообще существуют.

С трудом подбирая слова, Пелорат сказал что-то, и все три робота кивнули.

— Что вы им сказали? — спросил Тревиц.

— Что не могу говорить хорошо, но попытаюсь. Я попросил, чтобы они не торопили меня. В самом деле, старина, это страшно интересно.

— Это страшное разочарование, — пробормотал Тревиц.

— Видите ли, — сказал Пелорат, — на каждой планете своя версия галактического стандартного, и в Галактике миллионы диалектов, которые иногда не очень взаимопонятны. Но все они развивались вместе. Если предположить, что эта планета двадцать тысяч лет находилась в изоляции, ее язык должен стать непонятным для остальной Галактики. Язык этой планеты должен был измениться, но не изменился; возможно, это связано с роботами. Их постоянно программировали, и язык остался статичным, и мы сейчас имеем дело лишь с архаичной формой галактического.

— Пример того, — сказал Тревиц, — что роботизированное общество статично и вырождается.

— Но мой дорогой друг, — запротестовал Пелорат, — сохранение языка относительно неизменным еще не означает, что общество вырождается. В этом даже есть преимущество. Документы тысячелетней давности не теряют смысла и придают большую долговечность историческим архивам. В Галактике язык имперских архивов времен Хари Селдона уже звучит старомодно.

— А этот древнегалактический вы знаете?

— Не то чтобы знаю, Голан. Просто я в нем поднаторел, изучая древние мифы и легенды. Его словарь не так уж отличается, но в нем другие склонения и есть идиоматические выражения, которыми мы уже не пользуемся. Ну и произношение совершенно изменилось. Я кое-как могу служить переводчиком.

Тревиц вздохнул.

— Лучше, чем ничего, — сказал он. — Продолжайте, Янов.

Пелорат повернулся к роботам, немного помолчал, затем повернулся снова к Тревицу.

— А что им сказать?

— Начнем с главного. Спросите их, где Земля.

Пелорат произносил слова раздельно и при этом преувеличенно жестикулировал.

Роботы переглянулись и издали несколько невнятных звуков. Затем заговорил средний. Он что-то сказал Пелорату, а тот ответил, раздвигая руки, как будто растягивал резиновую ленту. Робот стал отвечать, так же тщательно разделяя слова, как Пелорат.

— Я не уверен, — сказал Пелорат Тревицу, — что сумел объяснить им, что я подразумеваю под "Землей". Я подозреваю, что они подумали, будто я имею в виду какой-нибудь район их планеты. Они говорят, что такого района не знают.

— Они сказали, как называется эта планета, Янов?

— Самое близкое, как я могу передать это слово — "Солярия".

— В легендах оно вам когда-нибудь встречалось?

— Нет, как и Аврора.

— Спросите их, есть ли место, называемое "Землей", среди звезд. Покажите наверх.

После нового диалога Пелорат сказал:

— Единственное, чего я от них добился, Голан, это то, что на небе нет никаких мест.

— Спроси их, — сказала Блисс, — каков их возраст, вернее, сколько времени они функционируют.

— Я не знаю, как сказать "функционировать". Я, собственно, не уверен, что смогу правильно сказать "возраст". Я не слишком хороший переводчик.

— Сделай, что можешь, дорогой.

После обмена несколькими репликами, Пелорат сказал:

— Они функционируют двадцать шесть лет.

— Двадцать шесть лет, — повторил Тревиц с отвращением. Вряд ли они старше вас, Блисс.

С неожиданной обидчивостью Блисс попыталась возразить:

— При всем при том…

— Знаю. Вы — Гея, которой от роду тысячи лет. Во всяком случае, эти роботы не могут говорить о Земле на основании своего опыта, и в их банках памяти нет ничего сверх необходимого для их функционирования. Об астрономии они, конечно, понятия не имеют.

— Где-нибудь на планете, — сказал Пелорат, — могут найтись древние роботы.

— Сомневаюсь, — сказал Тревиц, — но спросите об этом у них, если сумеете найти слова, Янов.

На этот раз состоялся продолжительный разговор, и Пелорат закончил его с выражением отчаяния на покрасневшем лице.

— Голан, — сказал он, — я не все понял, но, по-видимому, старых роботов используют как рабочих. Будь этот робот человеком, я бы сказал, что он презирает старых роботов. Эти три робота домашние и, как они говорят, им не дают состариться до замены. Таково положение, это их слова, а не мои.

— Да, не много они знают, — проворчал Тревиц, — по крайней мере, из того, что нужно нам.

— Теперь я жалею, — сказал Пелорат, — что мы так поспешно улетели с Авроры. Если б мы там нашли уцелевшего робота — а, судя по моей находке, мы бы его обязательно нашли, — он рассказал бы нам о Земле по собственным воспоминаниям.

— Если бы его память не пострадала,- сказал Тревиц. — Если понадобится, мы можем туда вернуться, Янов, несмотря на собачьи своры… Но если этим роботам лишь два десятка лет, то здесь должен быть кто-то, кто их изготовил, и можно ожидать, что это люди. — Он повернулся к Блисс. — Вы уверены, что почувствовали…

Но она остановила его, подняв руку и напряженно прислушиваясь.

— Приближается, — тихо сказала она.

Тревиц взглянул на холм. Из-за холма показалась фигура человека. Его кожа была бледной, длинные светлые волосы обрамляли серьезное и совсем молодое лицо. Обнаженные руки и ноги не казались особенно мускулистыми.

Роботы расступились, когда он подошел, и он встал посередине между ними.

Он заговорил приятным голосом, и язык, на котором он заговорил, оказался стандартным галактическим, хотя и с некоторым налетом архаичности. Он говорил вполне понятно.

— Привет вам, пришельцы из космоса, — сказал он. — Что вам угодно от наших роботов?

Тревиц не покрыл себя славой. Он тупо спросил:

— Вы говорите на галактическом?

— А почему бы нет, немотой мы не страдаем, — сказал соляриец с холодной улыбкой.

— А они? — Тревиц указал на роботов.

— Они роботы. Они говорят на местном языке. Но мы — соляриец, мы слушаем гиперпространственные передачи с далеких планет, так что мы владеем вашей речью, как и наши предшественники. Наши предшественники оставили описание языка, но мы слышим, как он меняется. Как будто вы, колонисты, можете удерживать планеты, но не можете удержать язык. Почему вас удивляет, что мы владеем вашим языком?

— Я не должен был удивляться,- сказал Тревиц. — Я приношу извинения. Просто после разговора с роботами я не ожидал услышать галактический на этой планете.

Он рассматривал солярийца. На плечи того был наброшен свободный белый халат с большими проймами для рук. Спереди халат был распахнут и открывал голую грудь и набедренную повязку. Кроме этого, на солярийце были только легкие сандалии.

Тревиц понял, что не может определить пол солярийца. Грудь была мужской, но совершенно без волос, а тонкая набедренная повязка не показывала ни малейшей выпуклости. Тревиц повернулся к Блисс и тихо сказал:

— Может быть, это тоже робот, только очень похожий на человека?

— Разум человека, а не робота, — ответила Блисс, почти не шевеля губами.

— Однако, — сказал соляриец, — вы нам не ответили. Придется извинить вас, уж очень вы удивлены. Мы повторим вопрос, и вы должны ответить: что вам угодно от наших роботов?

— Мы, — начал Тревиц, — путешествуем в поисках информации, чтобы достичь пункта нашего назначения. Мы спросили ваших роботов об интересующих нас сведениях, но таких сведений у них не оказалось.

— Какую же информацию вы ищете? Может быть, мы сможем вам помочь?

— Мы ищем Землю. Не можете ли вы нам указать ее местонахождение?

Соляриец поднял брови.

— Мы предполагали, что первым объектом вашего любопытства будем мы. Хотя вы нас и не спросили, мы сообщим вам о себе. Мы — Сартон Бандер, и вы находитесь в имении Бандера, которое простирается, насколько хватает глаз и еще дальше. Не можем сказать, что вы здесь желанные гости, вы вторглись в частное владение. Вы первые инопланетяне, чья нога коснулась Солярии за тысячи лет, и оказывается, что вы явились сюда только для того, чтобы спросить дорогу до другой планеты. В старые времена, инопланетяне, вас и ваш корабль уничтожили бы немедленно.

— Это было бы варварством по отношению к людям, не сделавшим и не замышлявшим ничего дурного, — осторожно сказал Тревиц.

— Да, но когда члены экспансивного общества высаживаются на планете неагрессивного и статичного общества, уже сам контакт представляет угрозу. Когда-то мы боялись угрозы и готовы были сразу уничтожать всех, кто придет. Поскольку причин для страха у нас теперь нет, мы можем и поговорить.

— Я ценю информацию, которую вы так любезно сообщили нам, сказал Тревиц. — Однако вы так и не ответили на мой вопрос. Я повторю его: можете ли вы сообщить нам местонахождение Земли?

— Как я понимаю, вы подразумеваете планету, на которой люди и все виды растений и животных, — он грациозно обвел рукой окружающий ландшафт, — первоначально возникли.

— Да, сэр.

На лице солярийца неожиданно возникло недовольное выражение. Он сказал:

— Если вам надо как-то обращаться к нам, называйте нас просто Бандер. Не обращайтесь к нам со словами, обозначающими мужской или женский род. Мы не относимся к одному полу. Мы целое.

Тревиц кивнул (он угадал правильно).

— Как пожелаете, Бандер. Так можете ли вы нам сказать, где находится Земля, наша общая прародина?

— Не знаем, — ответил Бандер, — и знать не хотим. А если бы мы знали или могли выяснить, это вам бы не помогло, потому что Земля как планета больше не существует. Ах, — продолжал он, подняв лицо и раскинув руки, — как хорошо на солнце! Мы редко бываем на поверхности и только когда светит солнце. Мы послали роботов приветствовать вас, когда солнце было еще за тучами. Мы вышли, лишь когда тучи рассеялись.

— Почему Земля как планета больше не существует? — спросил Тревиц. Он готовился снова услышать историю о радиоактивности.

Однако Бандер не обратил внимания на вопрос или решил отложить ответ.

— Это длинная история, — сказал он. — Вы сказали нам, что прилетели без злого умысла.

— Да, верно.

— Зачем же тогда вы вооружены?

— Это просто предосторожность. Я не знал, с чем встречусь.

— Неважно. Для нас ваше оружие не опасно. Мы много слышали о ваших вооружениях и о вашей варварской истории, которая рассказывает, в основном, о войнах. Но мы никогда не видели само оружие. Вы нам покажете ваше?

Тревиц отступил на шаг.

— Боюсь, что нет, Бандер.

Бандер как будто развеселился.

— Мы спросили только из вежливости. Мы могли и не спрашивать.

Он протянул руку, и из правой кобуры Тревица выполз бластер, а из левой нейронный хлыст. Тревиц ухватил их, но почувствовал, что его как будто держат за руки крепкие упругие жгуты. Пелорат и Блисс попытались сдвинуться с места, но их, очевидно, тоже держали.

— Сопротивление бесполезно, — сказал Бандер, — не тратьте силы зря.

Оружие приплыло по воздуху к нему в руки, и Бандер тщательно осмотрел его.

— Это, — сказал он, показывая на бластер, — похоже на микроволновой излучатель, вызывающий нагрев и этим взрывающий любое содержащее жидкость тело. Второе похитрее, и должны признать, с первого взгляда мы не можем его понять. Но поскольку вы не имели в виду ничего дурного, оружие вам не нужно. Мы можем и, — видите, мы это делаем, -разрядить батареи каждого оружия. Это сделает оружие безобидным, если только вы не захотите использовать его в качестве дубинки, но для этой цели оно уж больно неудобно.

Соляриец отпустил бластер и нейронный хлыст, они поплыли по воздуху назад к Тревицу и аккуратно устроились каждый в свою кобуру.

Тревиц почувствовал, что руки его свободны, вытащил бластер, осмотрел его и убедился, что тот полностью разряжен и бесполезен. То же самое, вероятно, произошло и с нейронным хлыстом.

Тревиц посмотрел на Бандера, и тот сказал с самодовольной улыбкой:

— Вы совершенно беспомощны, инопланетяне. Стоит нам захотеть, и мы так же легко разрушим ваш корабль или убьем вас.