"Игра в голос по-курайски" - читать интересную книгу автора (Лексутов Сергей)

Глава 6

Когда Павел пришел домой, он первым делом поосновательнее наелся. Потом побродил по двору. Анна Сергеевна возилась на огороде. Павел смерил шагами расстояние от бани до окна кухни. Получалось ровно сорок шагов. Но это на крайний случай; если мочилы попытаются достать его дома, устроить засаду в бане, и когда они полезут в окно, или попытаются взломать входную дверь, подстрелить одного, или двух, как удастся. Уж попытку взлома, а тем более, взлом, милиция оставить без внимания не посмеет. Павел сходил в сарай, достал из ящика с инструментами складной метр, обмерил оконные проемы, записал размеры на бумажке. После чего подумал, что время терять не стоит и сел за стол. Опять писал весь день. Пришел Денис из школы, потом пришла Ольга, он ни на что не отвлекался. Потом Ольга позвала его ужинать. Уже смеркалось, на кухне горел свет. Павел первым делом задернул занавески. Кухонное окно выходило во двор, занавески на нем имелись, но никогда не задергивались. Ольга спросила, накладывая ему картошку:

— Паша, ты чего-то боишься?

— Почему ты решила?

— Ты раньше никогда не задергивал занавеску на окне, а последние дни первым делом занавеску задергиваешь…

Он подумал, что рано или поздно Ольге все равно придется рассказать, а потому проговорил:

— После ужина все расскажу…

Поужинали в молчании. Потом Павел ушел в свою комнату, Ольга осталась мыть посуду, вскоре и она пришла. Павел перечитывал написанное за этот день. Он отложил тетрадь, помолчал, наконец, проговорил:

— Даже не знаю, с чего начать, чтобы слишком сильно тебя не пугать…

Лицо ее сделалось испуганным, она уставилась на него широко раскрытыми глазами. Павел вздохнул, и принялся излагать все, что с ним происходило за последние недели, конечно, немножко другими словами, нежели тогда, когда рассказывал Витьке Малышеву. Когда он закончил, она первым делом выпалила:

— Паша, а если в милицию?..

— Я же тебе говорил, что был уже там… — устало проговорил он.

— Ах, да… Что же делать? Что делать?..

— Я и делаю. Пытаюсь узнать: во-первых — за что, а во-вторых — кто?..

— И ничего-ничего даже предположить не можешь?

— Ни-че-го! Никогда не было в моей жизни ничего такого, за что меня можно было бы убить… Я уже всю жизнь свою с самого детства перебрал, вспомнил даже ту проклятую банку с молоком, которую разбил в Сыпчугуре… Ну, не за что меня убивать!..

— Паша, а, может, в Урман, а?..

— Я думал, но это на крайний случай. Да и бесполезно, и там достанут. Там им даже проще будет, я ж там уже столько лет не был, по существу чужой город… Мы вот как сделаем, я завтра или после завтра на окна поставлю решетки, а потом исчезну. Если кто спросит, ты говори, что в Урман к родителям уехал. Для тебя пока опасности никакой нет. В крайнем случае, тебя попытаются похитить, или Дениса, чтобы меня выманить, но это, в крайнем случае. Они ж понимают, что я тогда милицию подключу. Видимо, уверены, что подключу, наверное, проследили меня, когда я в милицию ходил. Мне главное вычислить — кто. А за что — уже не важно. Хотя, если бы понять, за что, мог бы вычислить и — кто… — он тяжело вздохнул. — Я за вас только боюсь, меня-то они не поймают, а если и поймают, еще поглядим, кто кого…

— Ладно тебе, герой выискался… Я сама пойду в милицию.

— Сходи… — Павел горько усмехнулся. — Там тебе скажут, вот когда вашего мужа убьют, тогда и приходите… Могу поспорить, что так и скажут.

Но Ольга решительно нахмурилась, и Павел злорадно подумал, что туго придется ментам, когда она завтра явится в отдел и устроит там тарарам…

Ольга ушла готовиться к завтрашним урокам, а Павел вновь взялся за повесть. Удивительно, как опасность стимулирует талант, если он, конечно, есть в наличии. Повесть получалась яркой, динамичной. Он не заметил, как подкралась ночь. Очнулся только, когда в комнате появилась Ольга. Она медленно расстегнула халатик, о чем-то напряженно размышляя, даже не повернулась к Павлу спиной, демонстрируя ему свою великолепную грудь, долго шарила под подушкой, никак не могла нашарить свою ночную рубашку, наконец, нашарила, да так и села на край кровати, прижав рубашку к груди, проговорила медленно:

— Паша, это тебя достали те… Помнишь, ты рассказывал? Те, четверо, которых ты… — она испуганно замолчала.

— Не может быть! — отрезал он. — Четвертому вовсе не обязательно было меня из тайги выволакивать…

— Ты не понял, дружки убитых тебя вычислили…

Вот этого Павлу в голову не приходило. То, что у убитых могли быть дружки. Раздеваясь, он напряженно об этом размышлял. Что ж, надо проработать версию… Только, как? Вопрос…

Ольга так и не надела рубашку, прилегла с ним рядом, положила голову на руку, пощекотала носом щеку. Павел не шевельнулся. Если уж он даже на Люське не смог кончить, то в Ольгу даже и вставить не сможет… Ольга осторожно протянула руку, погладила его по груди, потом рука спустилась ниже, пальцы нежно прошлись по животу, спустились еще ниже, осторожно захватили за самый кончик и принялись вертеть в разные стороны. Павел ухмыльнулся про себя: есть и свои плюсы в нападении убийц. Ольга вертела все нетерпеливее, все настойчивее, и, наконец, добилась своего, под пальцами что-то зашевелилось, она сдавила, подергала, проверяя прочность, и вдруг сама впилась губами в губы Павла. Да так, что он испугался, как бы чего не вышло с его зубами. Ольга вдруг села на него верхом, закинула руки за голову, выгнулась и прошептала:

— А в этом и правда, что-то есть… Чувствуешь себя амазонкой на жеребце…

Утром Павел проснулся поздно, но чувствовал себя великолепно выспавшимся. Поскольку до четырех часов делать было решительно нечего, он сел за стол. Да и просидел, не разгибаясь до тех пор, пока не пришло время идти на дежурство. Быстро собравшись, не забыв повесить нож на пояс, он вышел из дому. Поскольку сегодня он не должен был идти на дежурство, то надо было и создать видимость, что из дому он не выходил. Он прошел к уборной. Уборная, как и помойка, была на два дома, пройдя мимо помойки, можно было выйти в соседний двор, а там, через калитку, на параллельную улицу. Павел прошел через двор, поздоровался с соседом, который таскал уголь в сарай. Тот, было, поставил ведра на землю, с намерением поболтать за жизнь, но Павел, не задерживаясь, прошел мимо и выскользнул в калитку. Сосед что-то пробурчал ему вслед обиженно.

Павлу пришлось порядочно прошагать пешком до трамвайной остановки. Он доехал до своего ложного маршрута, деревянного дома со сквозным подъездом, привычным уже маршрутом пробежал оба двора, и только после этого поехал в бассейн. В сквер он прошел совсем с другой стороны, нежели обычно, перелез через забор, укрываясь ветвями клена, и вошел через служебный вход. Механика уже не было. Ну и слава Богу. Переодевшись в рабочую одежду, Павел сразу же принялся за дело. Под ванной бассейна с незапамятных времен лежала порядочная куча арматурных прутьев разной толщины. Он остановил свой выбор на двенадцатимиллиметровых. Достаточно крепко, и не очень тяжело. Поскольку резать ножовкой арматурную сталь — себе дороже, ножовочных полотен не напасешься, он нарезал заготовки электродом. Грубо, конечно, но тут уж не до красоты. Четыре решетки он сварганил за какие-то два часа, пригодился былой опыт таких дел. Сложив их у входа, пошел в фойе. Вахтерша скучала за столом, и скучать ей еще долго придется, платные абонементы были раскуплены аж до одиннадцати часов. Павел прошелся по фойе, перекинулся несколькими, ничего не значащими, фразами с вахтершей, и, будто озабоченно ощупывая батареи отопления, принялся изучать, откуда к столу вахтера подходит телефонный провод. Настырная бабка, баба Вера, спросила с надеждой:

— Что, Паша, отопление включаете?

— Рано еще, — буркнул Павел недовольным тоном, — проверка…

Телефонный провод, вместе с пучком электрических проводов, уходил в машинное отделение. Там, под самым потолком, над дверью, ведущей в фойе, Павел разглядел забеленную на десять раз распределительную коробку. Видимо, здесь провод разделялся, один шел к столу вахтера, другой — в тренерскую.

Притащив стремянку, Павел добрался до коробки и осторожно вскрыл ее, стараясь, чтобы известь с нее не осыпалась. Потом достал из своей сумки припасенный заранее провод, подключил к линии, спустил по стене, маскируя за полудюймовой трубой, неизвестно когда и для каких целей протянутой от потолка до пола. Вполне возможно, что в ней проходил электрический провод; на потолке, рядом с бортом ванны, торчал пустой патрон. С этой стороны ванны бетонный пол был застелен линолеумом, так что задача упрощалась. Протянув провод под линолеумом, Павел вывел его под ванну. Нашлось и подходящее местечко. Между толстенной трубой слива и каким-то угловатым железным сундуком, в незапамятные времена задвинутым под ванну, да так и забытым благополучно, оказалось свободное пространство, как раз хватит, чтобы поместиться лежа одному человеку. Сюда Павел и дотянул провод, прикрутил розетку. Выбравшись из-под ванны, критически оглядел свою работу. Все же коробка на стене здорово выделялась. Он пошел на хоздвор, пошарил по бочкам. На дне одной из них нашел остатки еще не засохшей известки, нагреб в банку. За ванной бассейна в ведре с водой лежали всевозможные кисти. Выбрав одну из них, Павел потренировался на стене тамбура. Получалось неплохо. Он замазал известью распределительную коробку, замазал и трубу, за которой был проложен телефонный провод. Провод, замазанный известью, приобрел старый вид, будто проложен был тут всегда. Оглядев работу, Павел остался доволен; через часок известка высохнет и не останется вообще никакого следа его манипуляций.

Время было еще не позднее, и он пошел в спортзал. Выйдя не галерею, некоторое время не мог понять, что изменилось в спортзале. Он больше не блестел голым полом в свете уличных фонарей, весь сплошь был заставлен какими-то угловатыми предметами. Вглядевшись, Павел не удержался:

— Мать твою-ю-у!.. Тренажеры…

Спустившись вниз, он долго ходил от одного тренажера к другому. Чего тут только не было! К тому же, все импортное, сверкающее, удобное. Были и штанги, правда, российского производства, но отличные, удобные, нового уже поколения, не те коряги, к которым привык Павел. В его время единственная хорошая штанга имелась на вооружении спортсменов, и та шведской фирмы «Элейко». Не в каждом спортзале такая и находилась-то. А если уж тренер выпрашивал на нее деньги, то хранилась она под надежным замком в кладовке, и извлекалась на свет божий только по великим дням, когда в зале проходили какие-нибудь соревнования, по рангу не ниже первенства города.

Тренажеры были только распакованы, еще не собраны, и Павел не решился их обновить. Он только с часок поупражнялся со штангой, пока последние пловцы не покинули раздевалку. После чего, заперев за ними дверь, пошел в душ. Как следует напарившись под горячими струями, вышел из душевой и, не одеваясь, пошел в машинное отделение. По пути глянул на часы в фойе, была половина двенадцатого; до времени свершения всех злодейств, по канонам дурных, низкопробных детективов, оставалось еще много времени. Не торопясь одевшись, Павел вытащил из ножен нож, проверил лезвие: держа газету на весу провел по ней ножом. Лезвие неприятно шуршало. Павел пошарил в инструментальном шкафу, нашел кусок очень мелкой наждачки, положив ее на край стола, принялся полировать лезвие, изредка поглядывая на дверь склада. Конечно, он сегодня никого не ждал, но кто их знает? Вдруг заявятся проверить?..

Без десяти двенадцать он вложил нож в ножны и пошел наверх. Прихватив телефон из тренрской, вернулся в машинное отделение и полез под ванну. Подключил телефон, послушал гудки, после чего вылез из-под ванны, надел на плечо сумку с противогазом, выключил везде свет, не поленился сходить и в электрощитовую, вытащить предохранители. Когда вышел в фойе, замешкался посередине темного, просторного помещения, пытаясь сообразить, где во всем бассейне самое безопасное место? Получалось, что нет такого места. Если он займет наблюдательный пост на второй площадке лестницы, его запросто могут прихватить, если начнут прочесывание бассейна с машинного отделения. Наверняка обе банды теперь знают про люк. Получалось, что самое безопасное место — под ванной. Главное, не уснуть, а то не успеешь противогаз натянуть, если вдруг опять газовую шашку кинут.

Спустившись в машинное отделение, он взял старое, грязное демисезонное пальто, в котором механик ходил в хлораторную, и полез под ванну. Расстелив пальто за массивным чугунным кожухом какого-то агрегата, Павел лег на него, и принялся смотреть на дверь склада, которую хорошо было видно в промежуток между четырьмя запасными задвижками, с незапамятных времен хранившихся под ванной. В полумраке монотонно гудел насос, в трубе изредка журчала вода. Павел машинально подумал, что сливная задвижка плохо держит, к тому же в ней пробило сальник, через него видимо засасывается воздух, потому и журчит в трубе…

Они пришли. В каких-то грязных, мятых брезентовых плащах, бесшумно пролезли под ванну, окружили его, а Павел не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Один, ощерившись, поднял над лицом Павла огромный мясницкий нож с жутко иззубренным лезвием. И Павел закричал. Крик кое-как пробился через сжавшееся горло и превратился в жалобный писк… И тут он проснулся. Все так же монотонно гудел насос, дверь склада была закрыта. Он не скоро сообразил, что это был только сон. Торопливо вытерев рукавом пот со лба, выбрался из-под ванны, огляделся, прижавшись спиной к инструментальному шкафу. Проворчал:

— Так дело не пойдет… Сцапают, как котенка за шкирку…

Глянул на часы. И проспал-то всего каких-то полчаса… Но вполне возможно, что ОНИ уже в здании. Он снова вернулся под ванну, скорчился на корточках в неудобной позе за кожухом. Так просидел не меньше часа, чутко прислушиваясь и вглядываясь в доступный взгляду кусок машинного отделения. Несмотря на неудобную позу, глаза вновь начали слипаться. Он сильно потер ладонями лицо, проговорил тихонько:

— Что за черт?.. Прошлые разы и подумать о сне не мог, не то, что уснуть…То ли нервная реакция, то ли настолько привык к опасности, что организм неадекватно реагировать начал?.. — мимоходом подивившись тому, как начал заковыристо выражаться в разговорах с самим собой, медленно полез из-под ванны.

Бесшумно пройдя по проходу, влез по лестнице к люку. Медленно-медленно приподнял крышку, оглядел ванный зал. Никого не обнаружив, выкатился из-под трибуны, замер на корточках. Так, и на трибуне никого. Пробежав мимо стартовых тумбочек, подпрыгнул, ухватился за стойки галереи, быстро взобрался наверх, прошел к спортзалу, присел за ограждением. И тут просидел не менее часа. Поглядел на часы. Три часа. Господи, кончится когда-нибудь эта ночь?.. Лучше бы пришли, все веселее… И время быстрее бежит, когда в прятки играешь…

Он решил пересидеть остаток ночи здесь, на галерее. Все ж таки аж три пути отступления имеются: вниз, в спортзал, на галерею, в ванный зал, и на лестницу. Он сел на пол, прислонился спиной к холодному простенку, прислушался. Вроде машина подъехала? В наружную дверь заколотили, сильно, уверенно. Павел сбежал вниз, выглянул из-за простенка. Точно, перед крыльцом стоит белый «жигуль», рядом с ним подполковник милиции в расстегнутой куртке, на погоне поблескивают две крупные звездочки, весело беседует с длинноногой девицей. Еще одни длинные ноги, обутые в туфельки на высоких каблучках, торчат из открытой дверцы машины. На крыльце стоит мужчина в цивильном, и жизнерадостно молотит в дверь. Рядом с ним, как нетерпеливая кобылка, перебирает стройными ножками еще одна девица.

— Ч-черт… Что же делать-то?.. — пробормотал Павел растерянно.

Но тут же сообразил, что мочилы не явятся с девками, к тому же, всего лишь вдвоем. А с другой стороны, кто их знает?.. Может, тактику сменили?..

Мужчина на крыльце, не переставая стучать, заорал:

— Открывайте! Милиция!

Павел все еще не решался ни на что. Стоял, приглядываясь к ночным гостям. Подполковник что-то сказал, девицы дружно засмеялись.

Мужчина на крыльце заорал, уже явно теряя терпение:

— Витька-а! Салага хренов!.. Проснись, начальство с проверкой явилось! Пять нарядов на кухню, за сон на посту…

— Ть-фу, черти… Менты хреновы… — выругался Павел и пошел открывать.

Когда он отодвинул засов, мужчина шагнул внутрь, но тут же остановился, спросил:

— А где?.. — но не договорил, ринулся в атаку: — Только что в это здание заскочил преступник. Я майор Астахов. — Он привычным жестом выхватил из кармана удостоверение, раскрыл его, сунул Павлу под нос.

Там и верно, значился именно майор Астахов, что подтверждалось и фотографией, которую Павел неплохо разглядел в свете уличного фонаря.

Тем временем майор развивал наступление:

— Мы должны срочно осмотреть здание, ваше начальство мы уведомим завтра, в установленном порядке…

От майора вкусно пахло хорошей водкой, копченой колбасой, селедкой с луком, а в левой руке наличествовал увесистый полиэтиленовый пакет.

— Да чего там… — Павел весело ухмыльнулся. — Не надо уведомлять начальство, особенно в установленном порядке, заходите так. Вы так вовремя, и так кстати!.. — Он повысил голос, позвал: — Товарищ подполковник, задержанных преступниц можете ввести в помещение, пока товарищ майор будет осматривать здание…

Подполковник жизнерадостно рявкнул:

— Пррройдемте! Гражданки…

Майор повернулся, сказал:

— Машину хоть загони на хоздвор…

— Да ладно… Что ей будет? Тут сегодня наряд Смертина патрулирует… Все воры и бандиты по норам сидят.

Они оба чему-то засмеялись. Видимо, Смертин был местной знаменитостью.

Подполковник взбежал на крыльцо, сунул Павлу широкую жесткую ладонь, спросил:

— Имя?

— Павел…

— Фамилию не обязательно… Звание?

— Ефрейтор…

— Великолепно! — Подполковник захохотал.

— А чего вы смеетесь? — нарочито обиженно протянул Павел. — Гитлер тоже был ефрейтором, а командовал маршалами…

— Можешь звать меня Геной, и на «ты». Похоже, я маленько помладше тебя буду…

Майор тем временем по-хозяйски заложил засовом дверь. Подполковник Гена повлек девушек в сторону женской раздевалки:

— Девочки, нам туда… Вы что, тут ни разу не были?

Павел сказал:

— Ладно, отдыхайте, а я тут посижу…

— Э-э, нет… Так дело не пойдет… Куда нам третью девчонку девать? Не выгонять же среди ночи?.. А с нами она скучать будет, без пары…

— Но…

— Никаких но!.. Если не хочешь, можешь не трахать. Посидишь, выпьешь, поешь как следует. Мы сегодня гуляем. Зарплату получили, премию, ну и подкалымили маленько… Ты, поди, хорошей колбасы со времен начала перестройки не пробовал?

— Я ее и до перестройки не пробовал… — хмуро проворчал Павел. — А эти девки что, проститутки?..

— Да нет, продавщицы из одного частного, уж-жасно престижного магазинчика, продовольственного, между прочим… — многозначительно добавил майор. — Мы хозяина и их тоже прихватили на одном деле… Вот теперь они откупаются. Да им это не обременительно. Они трахаться, жуть как любят! К тому же мы их теперь от «братвы» охраняем. Так сказать, левый калым… — Майор хлопнул Павла по плечу: — Давай, брось сомнения, посиди с нами… А потом Оксанку трахни. Можно без презерватива, они ж каждые три месяца проверяются… Пошли…

Из раздевалки доносился жизнерадостный голос подполковника:

— Давайте, давайте, в темпе! Вы ж в бассейн пришли. Какие к черту трусики и лифчики?!.

Когда Павел вошел в раздевалку, три Венеры уже светили своими прелестными голыми титьками, но ниже талии были задрапированы в казенные вафельные полотенца, видимо подполковник по пути в бассейн завернул в подведомственный вытрезвитель. Сам подполковник, уже в плавках, рылся в пакете, увидев майора, спросил раздраженно:

— Димыч, ты опять нож позабыл?

— Это не я позабыл, а ты… Я ж не преступник, а опер, мне нож не положен по должности…

— Тьфу, ты…

— Ну, чего ты ругаешься? У Паши наверняка ножик есть. Паша, сбегай за ножиком…

— Да он у меня при себе…

Павел стянул свитер, показал ножны.

— А… Ну, тогда порядок…

Подполковник забрал оба пакета и поволок девчонок в ванный зал. Димыч тем временем споро разделся. Крепкий, тренированный мужик. Он держал в руках подмышечную кобуру, остро глянул на Павла.

— Пушку лучше с собой… — спокойно сказал Павел. — И подполковнику надо было тоже с собой взять…

— Да у него с собой, он незаметно ее в пакет переправил…

— Только патрон из ствола выщелкни и на предохранитель поставь. Если какая-нибудь девочка с двойным дном и сумеет перехватить пушку, пока досылает патрон, пока с предохранителя снимает, будет время что-нибудь предпринять…

— А ты осторожный… — с уважением протянул Димыч.

— Местные девки научили. В первое же дежурство часы сперли. А от нынешних вообще всего можно ожидать… А вы, почему не знали, что Витька уехал в деревню?

— Да мы ж не прямое его начальство… Просто, мы вместе калымим. Ну, сейчас это не запрещается, поработать на какого-нибудь крупного фирмача, лишь бы в пределах закона, и не в ущерб службе. Ладно, пошли, девчонки с Генкой заждались уже… — говоря это, он вытащил обойму, выщелкнул из казенника патрон, ловко поймал его на лету, защелкнул в обойму, щелкнул курком, вставил обойму обратно.

Все это у него получалось как-то ловко, красиво, как у опытного фокусника его трюки.

Когда они вошли в ванный зал, подполковник уже расстелил на бортике газету, и выкладывал на нее закуски. Павел непроизвольно глотнул. Чего тут только не было! И малосольная селедочка, и колбаса, и ветчина, и парочка лимонов, и зловредные бананы, и какая-то красная рыба, и икра, и черная, и красная.

Павел сказал:

— Вы что, сюда на неделю собирались?

— А ты что, нас раньше хочешь выгнать? — вопросом на вопрос ответил Гена.

— Да нет, почему же… Сегодня я за Витьку дежурю, завтра за себя… Так что, можно до послезавтра гулять…

Димыч осторожно положил на лавочку свернутое полотенце, видимо, чтобы не брякнуть завернутым в него пистолетом, сказал:

— Давай нож…

Павел протянул ему ножны с ножом. Он ловко выдернул клинок и вдруг оторопело уставился на него, потом прошептал:

— Вот это вещь… Глянь, Генка!..

Подполковник осторожно взял нож, провел лезвием по ногтю, прошептал потрясенно:

— Редчайшая вещь… Из самурайского меча… Слушай, Димыч, я вот смотрю на Пашку, и чем больше смотрю, тем больше думаю, что я его где-то видел…

— А я, как только нож увидел, сразу вспомнил. Помнишь, давно дело было?.. Дело об алмазах? Не раскрытое… Ты должен был знать, и городское, и областное управления на ушах стояли. Три трупа и шесть алмазов, при этом трупов никто не видел, а алмазы из какого-то неизвестного месторождения. Так значит, ты и есть тот самый Павел Лоскутов? Ученый-биолог, на которого напали какие-то бандиты в тайге?

— Выходит, я и есть…

— А это, тебя там так отделали? — он кивнул на изуродованный бок.

— Да нет, это меня в армии… А там меня только в трех местах продырявили… — он потыкал пальцами в шрамы от пуль.

Димыч принялся нарезать колбасу ровными ломтиками. Потом разделал селедку, очистил луковицу, порезал тоненькими ломтиками, положил рядом с селедкой, выдавил на все это половинку лимона.

— Ну, ты, Димыч, и эстет… — с уважением протянул подполковник. — Обожаю смотреть на тебя, когда ты так священнодействуешь…

— Жить надо по возможности красиво, если вдруг выпадает случай… — протянул майор.

Павел вздохнул:

— Красиво никак не получается, получается только по возможности…

— Тебя, Паша, сюда перестройка закинула? — спросил Димыч.

— Да нет, еще до перестройки… Я ж преподавать не могу. Там, в тайге, я основательно головой приложился, повторная мозговая травма, со всеми вытекающими…

Девчонки во все глаза глядели на него, а он, поглядывая на них, пытался угадать, кто из них Оксана? Подполковник трудился над бутылкой какого-то весьма приличного вина.

— Димыч, ты и штопор позабыл! Пора отвыкать от плебейских привычек. Ты что, не знаешь, что только портвейн полиэтиленовой пробкой затыкается, для хорошего вина нужен штопор…

— Портвейн тоже разный бывает… — проворчал Димыч. — Вот это как раз он и есть…

Подполковник ошеломленно поглядел на этикетку, потрясенно прошептал:

— Точно, портвейн… А стоит больше виски "Гордон"…

— Ты этого «Гордона» мне до гроба поминать будешь?

— Конечно. Мог бы и подешевле убедить меня, что наша водка лучше любой виски…

Димыч отобрал у него бутылку, легко пропихнул пробку внутрь указательным пальцем.

— Супермен, бля… — бросил саркастически подполковник.

— Не то, что некоторые… — и Димыч принялся наливать вино девушкам.

Подполковник тем временем разливал водку. Пластмассовых стаканчиков хватало на всех.

— Димыч поднял свой стаканчик, сказал:

— Ну, за знакомство. Это вот Люся, — он кивнул на полненькую блондинку, весьма похоже, что естественную, очень уж она была мягкая и нежная, — вот это Галя, — он намекающе прикоснулся своим стаканом к ее. Галей оказалась высокая, стройная шатенка, которая сразу приглянулась Павлу. Ну что ж, не судьба… — А вот это Оксана…

Оксаной оказалась та самая длинноногая брюнетка, которая трепалась с подполковником у машины, когда они только подъехали.

Павел улыбнулся ей, сказал, прикоснувшись стаканом к ее стакану:

— За знакомство… — выпив водку, он принялся закусывать.

Начал скромненько, с селедки, потом перешел на деликатесы. Под вторую, намазал икрой огромный ломоть хлеба, проговорил:

— Представляете, никогда не закусывал водку икрой…

Приготовляя себе такой же ломоть, Димыч очень серьезно проговорил:

— Представляешь, мы тоже впервые будем закусывать водку икрой…

Разлили по второй, выпили, закусили. Постепенно разогревались. Разговор поддерживали пока только подполковник с Димычем. Димыч травил анекдоты, а подполковник рассказывал истории из ментовской жизни, похожие на анекдоты. А может, и анекдоты, только действовали в них исключительно менты. Потом заплыли. Девчонки немножко пожеманились, но все же раскрутили полотенца и голенькими попрыгали в бассейн. Люся и правда, оказалась естественной блондинкой. Наплававшись, разлили еще по одной, закусили. Потом подполковник с майором утащили своих пленниц куда-то в душевые, а может, и дальше. Оксана поглядела на Павла беспросветно черными глазами, спросила:

— А ты, правда, ученый?

— Был когда-то…

— И людей убивал?

— Конечно. Они ж первыми меня хотели убить…

— Да я ничего… Просто, как себя потом чувствуешь?..

— Я, понимаешь, ничего особенного не чувствовал… Может, потому, что кровь из меня хлестала струей…

Она вдруг сказала:

— Ну, ты так и будешь сидеть? Или тебе и самый важный орган отстрелили?..

— Нет, не отстрелили… — он поднялся, подошел к ней, подхватил на руки и вдруг прыгнул в бассейн.

На мелком месте было по пояс, и он принялся вальсировать с ней на руках. Оксана прикрыла глаза, закинула ему руки за шею, он осторожно поцеловал ее. Она тихо сказал:

— Люблю нормальных мужиков, а не крутых богачей. Те трахают так, будто паровоз вагоны везет, самому бы поскорее довезти, и получить удовольствие…

Она опустила руку, зашарила внизу, попыталась стянуть с него плавки. Он помог ей. Она с готовностью опустилась вниз, обхватила его ногами, шепнула:

— Никогда не трахалась в воде, только в кино видела…

Павел пристроил Оксану к бортику и вдумчиво принялся за дело. Она несколько раз и стонала, и даже кричала, а он после всех излишеств и приключений последних дней, никак не мог кончить. Скрипнула дверь душевой, оттуда появились Димыч с Галей. Димыч было, попятился, потом махнул рукой, проговорил:

— Продолжайте, продолжайте… Мы не смотрим…

Галя тоненьким голоском спросила:

— Ксаночка, а чего вы там делаете?

Оксана прерывающимся голосом, зло бросила:

— Не видишь, купаемся…

— А чего так близко друг к другу?

— А у нас синхронное плаванье…

Димыч решительно развернул ее спиной к бассейну, налил в стакан чего-то. Павел постарался сосредоточиться на одном, и, наконец, разрядился. Оксана протяжно застонала. Павел нашарил в полумраке свои плавки на бортике, натянул. Несмотря на выпитую водку, чувствовал жуткую неловкость. Но только подсел к импровизированному столу, Димыч налил ему водки, налил себе. Галя завистливо проговорила, при виде подходящей и на ходу обворачивающейся полотенцем, Оксаны:

— Везет же некоторым… А тут за десять минут управились…

Димыч ухмыльнулся, обронил:

— Зато два раза по десять… Главное — качество, а не продолжительность… Давай, Паша…

Когда закусывали, Димыч вдруг спросил:

— Ты кого-то боишься, Паша?

— С чего ты взял?..

— В три часа ночи, полностью одет и нож на поясе… Витька обычно безмятежно дрыхнет, конечно, когда мы ему не мешаем… И к нашему оружию ты проявил слишком уж пристальное внимание…

Павел пожал плечами:

— Вообще-то, я уже не боюсь, пообвык как-то…

Поскольку он уже все это рассказывал в милиции, ничего плохого не случится, если и новым друзьям расскажет. И он рассказал Димычу все, что с ним происходило в последнее время. Примерно на середине рассказа явился подполковник, было, заорал что-то от входа, но Димыч на него шикнул и он притих. Присел на бортик, пристроил симпатичную Люсю к себе на колени, налил ей вина, себе — водки.

Когда Павел закончил, Димыч протянул:

— Да-а… Ну и положенице…

— Самое паршивое, что я действительно нигде ничего особенного не видел, и ни в одном особенном месте не бывал…

— Ну, положим, темные дела обделываются вовсе даже в самых обычных местах… Это ты ничего не видел, а тебя кто-то очень даже хорошо видел, и думает, что ты много чего знаешь… Есть один способ вычислить… Давай попробуем методом исключения.

— Давай… Чего еще делать? Не языка же брать?..

— А что, неплохая мысль… Но это на тот случай, если метод исключения ничего не даст. Говоришь, три недели назад началось?

— Ну, может, следить начали дней на пять раньше. Я почувствовал слежку…

— Перво-наперво, что на ум приходит, это твое давнее дело, связанное с алмазами. Ты тогда ничего не натемнил с алмазами-то, все рассказал?

— Если чего и натемнил, то исключительно из-за амнезии. Я рассказал все, что помнил, да и сейчас помню только то, что рассказал.

— Вполне возможно, что где-то в тайге имеется тайный прииск, и хозяин его думает, будто ты что-то знаешь.

— Я над этим уже думал. Если бы те ребята были курьерами, они бы тащили целый мешок алмазов, а то их было всего шесть, и те в воротник бушлата зашиты.

— И то верно… А тот, четвертый, не мог передумать?..

— Не мог. Понимаешь, я его оглушил и повязал. Троих-то я сразу положил, а этого зачем-то повязал. Сижу, кровью истекаю, вот-вот сознание потеряю, умом понимаю, что кончать надо и этого, а не могу. Аж палец на курке судорогой свело. Так и оставил его связанного, поковылял прочь. Через овраг по поваленному дереву перебираться стал, оступился и вниз грохнулся, да головой о корягу приложился. Так бы там и остался, но этот мужик вслед за мной пошел. Я не думаю, что вдогонку. Просто, это была единственная тропа к жилью. Он меня полсотни километров на себе волок…

— М-да… Видать, правильный мужик нечаянно в компанию бандюг затесался… Ладно, оставим дела давно минувших дней… Начнем, пожалуй. Ограбление обменного пункта на Карла Маркса?

— И близко не был к этому ограблению, даже не слыхал.

— Убийство и ограбление бизнесмена в собственной квартире по Красному Проспекту?

— Тоже самое, даже не слыхал…

— Перестрелка на Центральном рынке?

— Только слышал краем уха, но и близко меня там не было.

Вдруг встрял подполковник:

— Труп в «жигуленке» возле военной базы? — Гена кивнул Димычу. — Ваш отдел мог и не знать, наши ребята выезжали. Военные потребовали, чтобы поменьше шуму было, их контрразведка этим делом занимается…

Павла вдруг, будто током ударило:

— Какого числа это было?

Димыч опередил подполковника:

— Как раз двадцать седьмого августа…

— А ты откуда знаешь? — изумился подполковник.

— А мне по должности положено все знать.

— Точно!.. — Павел аж подскочил. — Как раз в этот день я туда за грибами ездил! — но тут же он жалобно протянул: — Но я же ничего не видел…

Димыч покачал головой:

— Дело дохлое… Никаких следов, никаких левых отпечатков. Идеальный жмурик с ножевым ранением, и с документами на какого-то, то ли Кразмагомаева, то ли Зилмагомаева…

— Газмагомаева… — проворчал Павел.

— Чего?..

— Газмагомаев — одна из самых распространенных чеченских фамилий…

— Ну, значит, дело еще дохлее, чем я думал… Военные определенно что-то знают, но ни следов, ни улик, так что молчать будут железно, ни на чем не расколешь… Паша, ну что-нибудь ты ведь видел?

— Видел… Три машины на дороге стояло, один — военный «уазик». За стеклом одной из машин мелькнул полковничий погон.

— Номера?..

— Да какие номера?!. У меня всегда память на цифры плохой была, а тут, чего бы мне взбрело в голову номера запоминать?.. Да, еще меня «Камаз» обогнал, со здоровенной фурой. Я еще удивился, чего это он в лес свернул? Я еще внимание обратил, что дорога сухая, а у него номера грязью заляпаны…

— Ну вот, это уже кое-что… Хотя, все равно мало. Ты подойди завтра, или послезавтра в горотдел, я пока узнаю, кто этим делом занимается…

— Никто не занимается, — опять встрял подполковник. — Эта территория считается территорией военной базы, так что они нас туда даже не подпускают… Ведомства сцепились. Военная прокуратура пока дело не отдает, ну а наша не шибко требует. Кому охота заведомый висяк взваливать на хилые плечи?

Майор присвистнул:

— Ну и дела-а… Угораздило же тебя, Паша, вписаться… Какое-то темное дельце там проворачивалось, а ты засветился поблизости. Но, насколько мне известно, с базы, из складов, ничего не пропало. Нынче военные могут что угодно толкнуть по сходной цене. А полковник, начальник базы, в нашей глуши царь и бог…

Павел проговорил:

— Похоже, я все же потерся боком о роковую тайну, и сам не заметил. Но вот почему ко мне сюда приходила братва?

— Точно, братва?

— Типичные братки! Я этих морд насмотрелся…

— Тогда не знаю! Вообще, загадка… Но пока нам дело не отдадут, мы и соваться не имеем права. А ты Витьке рассказал?

— Рассказал…

— То-то, когда мы подъезжали, я в аллее ПМГ капитана Смертина засек. Смертин этот кореш Витькин, еще по школе милиции. Только, мало поможет это. Надо первому удар нанести, или выманить их на себя. Иначе, рано или поздно они тебя все равно подловят.

— Думал я над этим, но ведь сначала надо главного найти; кто заказал музыку, кто дирижирует? Что толку шестерок мочить?

— Правильно думаешь, как настоящий опер! — похвалил Димыч. — Ладно, парни и дамы, в темпе допиваем, в темпе доедаем. Сейчас спортсмены придут, не будем смущать порнографией подрастающее поколение.

В темпе допили, доели, прибрались, сполоснулись под душем. Когда шли к двери, Павла основательно покачивало, а у ментов ни в одном глазу. Подполковник спросил:

— Кто за руль сядет?

— Садись уж ты. А то я в цивильном, какой-нибудь ретивый сержант тормознет, еще оштрафует…

Оксана вдруг сунулась к Павлу, легонько поцеловала, шепнула:

— Запомни телефон… — и скороговоркой продиктовала номер. — Захочешь, позвони… — и она упорхнула вслед за компанией.

Павел усмехнулся. Чудно как-то, непривычно. С самой юности у него почему-то любовь с надрывом. Вспомнить хотя бы одноклассницу из Урмана, Нину Князеву, его первую любовь, до сих пор незаживающая рана. Не хуже Люськи его несколько раз бросала, потом возвращалась, а бросала так, что мордой об асфальт приятнее… А с Оксаной все получилось и не так, как с Ольгой, и уж тем более, не так, как с Ритой и Люськой, легко как-то… Да что тут голову ломать! Она знала, чего хотела; немножко ласки, немножко удовольствия. Наверное, про таких женщин мужики говорят с неподдельной теплотой в голосе — безотказная… А Люська удовольствие получает, лишь когда из кого-нибудь нервы мотает. Господи ты, боже мой! Как ему только раньше в голову не приходило?! Да если бы Люськин психический сдвиг, да какому-нибудь мужику — готовый Чикатило!

Когда пришли спортсмены, Павел не выдержал, пошел в спортзал, лег на кипу матов и отключился. Проснулся, уже было светло. Над ним стоял Бережков, и, видимо, собирался будить.

— А я думал, сегодня Витька дежурит… — Проговорил Бережков. — Чего дрыхнешь? Гости, что ли, всю ночь спать не давали?..

Павел ничего не сказал, поднялся и пошел в машинное отделение. Механик был уже там. Увидев Павла, спросил:

— Что, калымишь по ночам?

— Какое там… Домой сварил, жена одна ночевать боится, когда я на дежурстве…

— А, да… Времена нынче крутые… Я на втором этаже живу, и то подумываю, надо бы лоджию зарешетить…

— Давай, зарешети… Я тебе решетки сварю.

— Решетки-то и я смогу… Это ж не трубы под давление…

Павел вышел из бассейна, обошел здание. Дверь гаража была открыта, шофер уже пришел. Павел вошел в гараж, обошел кругом небольшой автобус, принадлежавший бассейну, но шофера не обнаружил. Тогда заглянул в автобус. Шофер лежал на переднем сиденье. Приоткрыв один глаз, он проворчал недовольно:

— Дай поспать маленько…

— Хватит спать, работать пора!

— Пашка! Ну, тебе-то какого х… от меня нужно?

— Решетки надо домой увезти, а то жена меня на дежурство не пустит.

— А рассчитываться чем будешь, натурой?

— Зарплату получу, и сразу же рассчитаемся.

Он сел на сидении, потер лицо ладонями:

— Ладно, черт с тобой… Иди пока на улицу вытаскивай.

Разгрузив решетки возле своего дома, Павел еще раз клятвенно заверил шофера, что с зарплаты непременно с ним рассчитается, и принялся таскать решетки в прихожую. Он, было, собрался тут же взяться за установку, но силы иссякли. Притащив последнюю решетку, он пошел в спальню, и растянулся на постели. Кровать под ним приятно покачивалась, и он незаметно отплыл в крепчайший сон.

Когда проснулся в четыре часа, Ольга уже была дома, возилась на кухне. Павел сумрачно поглядел на часы, проговорил:

— Я опять на дежурство иду…

Она кивнул, сказала спокойно:

— Я знаю, ты же говорил… А решетки когда устанавливать будешь?

— Завтра… Черт, с этими козлами нервное истощение недолго получить. Всю ночь не спал… Да, Оля, ты ведь заведомо интеллектуальнее меня, ты сама говорила… Погляди, что тут написано? — и он протянул ей баллончик.

Она вгляделась, пожала плечами:

— Похоже на иврит, но перевести я, естественно, не могу. Да и не знаю никого, кто ивритом владеет. Кто владел, давно уже уехали…

— Понятно. Возьми, отличная штука. Только я не знаю, можно ли в помещении без противогаза применять? С ног сшибает молниеносно.

Ольга повертела баллончик, спросила с любопытством:

— Где взял?

— Трофейный, — гордо выговорил Павел.

— Все-таки подрался… — она осуждающе покачала головой.

— А ты представь, как бы со стороны выглядело: здоровенный, пожилой дядя улепетывает от четверки хилых пацанов?

— Ах, их еще и четверо было!..

— Ну, чего ты испугалась? Не убил я никого из них, хоть и следовало…

— Паша, я была в милиции… Знаешь, и правда, сказали, что когда убьют, тогда и приходите. Пацан молодой, морда наглая… Звездочек на погонах много, маленьких…

— Сколько звездочек? — спросил Павел деловито.

— Ольга наморщила лоб, прикрыла глаза:

— Пять… Нет, четыре! Две вдоль, и две поперек…

— Капита-ан… Капитаны, они самые наглые в милиции, — проговорил Павел серьезно. — Наглее только сержанты бывают.

Чтобы сбить с толку мочил, Павел применил весь комплекс приемов матерого подпольщика: прошел оба ложных маршрута, прошел через все сквозные подъезды, какие на пути попались, три раза из автобуса в автобус пересаживался. Наконец прокрался в бассейн. Тут же запер служебный вход и пошел в спортзал. Тренажеры уже были собраны, и Павел вволю потренировался. Подумал, что неплохо все склеивается, можно будет не ходить в «качалку», коли на работе такая роскошь… Потом принял душ, а поскольку народ должен был купаться аж до одиннадцати часов, сказал вахтерше, что пошел хлорировать, и чтобы она, когда пойдет домой, спустилась в машинное отделение и постучала железякой по любой трубе, что он и железяку для нее приготовил, на парапете лежит.

Собрав все тряпье, Павел постелил его под ванной и лег, попытался уснуть, но сон не шел, видимо отлично и днем выспался. Тогда вылез из-под ванны, пошарил по машинному отделению. Вскоре нашел, что искал; жестяную детскую ванну, в которой тренеры замешивали цемент, когда делали косметический ремонт ванны бассейна. Потом Павел сходил в фойе, в углу под лестницей нашел швабру, вернулся в машинное отделение. Ванну, в весьма неустойчивом равновесии, он пристроил на парапет напротив дверей склада, швабру одним концом упер в ванну, другим — в дверь склада. Тревожная сигнализация, что надо!

До одиннадцати осталось еще прорва времени, и он поднялся в фойе.

— Прохлорировал? — спросила баба Вера.

— Прохлорировал, — безмятежно ответил Павел, сел на лавочку, прислонился спиной к теплой батарее и задумался.

Интересно, менты свяжут убийство возле базы, со всем тем непонятным, что вокруг Павла творится? Как нынче говорят: а это им надо? Единственное, чем они могут заинтересоваться, это ловлей на живца, чтобы поглядеть, кто клюнет. Но тут возникает вопрос: а мне это надо? Ведь крупная рыба частенько живца проглатывает, а сама с крючка срывается.

Павлу опять до боли захотелось в Сыпчугур. Он заметил, всегда, когда опасность приближается, ему тут же зверски хочется в Сыпчугур…

Тонкое удилище. Леска с одним крючком, без грузила и поплавка. А наживка сама вокруг летает, кругами, то и дело садится на голые плечи и бока, знай, хлопай. Убитого слепня тут же на крючок. Скачет, прыгает он на мелкой ряби прозрачной воды Сыпчугурки. И вдруг, будто взрыв! Вылетает из воды сильная, быстрая рыбина… Удилище гнется дугой, рыбина мечется от одного берега к другому… А у рыбака аж поджилки трясутся от нервной встряски. Хариус. Сибирская форель… Сколько их переловил Павел в водах Сыпчугурки! В Оленгуе они почему-то не попадались… А вот самому ему в роли мухи на крючке, ну никак не хочется побывать! Какую бы муху найти, чтобы неведомый босс братков вынырнул из омута?

Тут он подумал, что посетители могут прийти пораньше, и затаиться под ванной, пока он тут прохлаждается. Он спустился в машинное отделение, проверил свою систему сигнализации. Все в порядке. Подошел к столу, достал из сумки свою рукопись, вытащил из нее свернутый пополам листок бумаги со "схемой происшествия". Достал авторучку, задумался. Итак, военные… Какое темное дельце могут провернуть военные на базе со складами под крышу забитыми списанным оружием, да и новым тоже? Правильно, торгануть оружием. Павел написал посередине листа — «оружие». "Военных" и «оружие» соединил тонкой линией. Потом все остальные происшествия соединил с «Коляном». Снова задумался. «Военные» и «Колян» никак не соединялись. Выяснить бы, каким образом военные с базы могут торгануть оружием? Вряд ли из-за десятка старых автоматов там будет замешиваться полковник. Скорее всего, очень крупное дело. Однако ж, будь начальник этой базы хоть царь и бог, но и ему не под силу стырить достаточно большую партию стволов. Слишком много окажется замешано нижних чинов. А впрочем, нижние чины могут использоваться и в темную. Приказ — и баста! Все равно сомнительно…

Ну, хорошо, в двух эпизодах был замешан «Камаз» с фурой, и оба раза у него были заляпаны грязью номера до полного непрочтения. Интересно, сколько в «Камаз» может вместиться АК — 47? Не меньше двух — трех тысяч. Это получается… Какие там цены на черном рынке? Да черт их знает! Ну, тысяч на триста?.. За такие деньги ни один генерал даже не почешется. А полковник?.. Полковник может и подсуетиться. Особенно если он всю службу прозябал в глуши и буквально завтра ему на мизерную пенсию без всяких перспектив. А жизнь еще не кончилась, еще нет и пятидесяти, и жена еще не старая… А может, уже и молодая… Да и в такую фуру может гораздо больше пяти тысяч стволов влезть, если в ящики их набивать россыпью, навалом. Шибко уж здоровая фура…

— Ну что ж, логично… — проговорил Павел.

Теперь, кто такой «Колян»? Покупатель? Весьма сомнительно. Тот, кто связан с торговлей оружием, должен иметь команду профессионалов. Исключительно в целях соблюдения техники безопасности, чтобы остаться в живых.

Короче говоря, "схема происшествия" есть, но по-прежнему ничего не понятно. Павел сложил лист пополам, вложил его в рукопись, рукопись спрятал в сумку, поглядел на часы. Господи, как медленно время тащится… Как ни крути, а сыграть в «голос» по — курайски все же придется. Хорошо хоть, наконец, все определилось, так сказать, локализовались координаты угрозы… Но он тут же одернул себя; ничего еще не определилось, и не локализовалось! Это всего лишь одно из предположений. Вполне возможно, что военные и братки «Коляна» совершенно случайно пресеклись вблизи Павла. Может, братки как раз и ловят его за прошлый "бизнес"?

Их «фирма» могла существовать лишь тогда, когда директора книжных магазинов сидели среди пустых полок, и чего-то ждали. Но потом ждать они перестали и воспользовались своими площадями. Оптовых книготорговых фирм возникло ведь сразу очень много, книжные магазины сразу за товар не платили, вот и накрутили себе довольно быстро оборотные капиталы. К тому же, многие заключили напрямую договора с московскими оптовыми фирмами и издательствами. Так что вскоре с реализацией товара стали возникать проблемы. Реализация шла все медленнее и медленнее, а издательства уже сами не торговали, появились посредники с деньгами. Они то и брали товар в издательствах оптом, накручивали свою цену, а уж со своими должниками потом разговаривали весьма жестко. Павел, было, предложил на некоторое время отказаться от зарплаты, и поднакопить оборотные средства, но этим предложением лишь окончательно испортил отношения с "деловыми партнерами". Все страстно желали получать зарплату, да побольше, побольше! Так что, весь «навар» только на зарплату и уходил.

Однако, идея, что-нибудь издать, все же завладела умами. Как-то сидели в «офисе» и Григорий первым завел разговор:

— А что, господа, может, и правда, что-нибудь издадим? Если даже оптом скинем тираж, и то навар будет больше ста процентов. Я в типографии интересовался.

Сашка, по своему обыкновению, мотаясь по комнате и нервно затягиваясь сигаретой, воскликнул:

— Кого? Кого издать?!

— А хотя бы детектив. Кого-нибудь из известных авторов. Чейза или Гарднера… Да мало ли кого?!

Алексей по своему обыкновению молчал, и что-то черкал на бумаге.

Павел проговорил:

— Ребята, ну зачем издавать какого-нибудь известного? Если московские и питерские издательства гонят их сюда вагонами… По Сибири полно живет хороших писателей. И фантасты есть, и детективщики… Я могу хоть завтра написать им письма… Издавать не стотысячными тиражами, а максимум — десяти. Те же сто процентов прибыли, зато быстрее можно распродать.

Григорий спросил с подначкой:

— Может, ты еще предложишь и свое что-нибудь издать?..

— А почему бы и нет?! — с вызовом спросил Павел. — Вы же читали мои рукописи…

Слава примирительно заговорил:

— Паша, ну, понятное дело; лично я считаю, что фантастику и авнтюрно-приключенческие вещи ты пишешь на вполне среднемировом уровне. Но ты сам посуди, тебя же раскручивать надо, рекламировать. Кто купит какого-то Лоскутова, если рядом будет лежать Пратер?

— Слава, — терпеливо заговорил Павел, — ты же книгами торгуешь, сам видишь, что постоянно появляются новые имена, и нигде, никакой рекламы на них. Ни по телевизору, ни в газетах, нигде! Я уверен, и моя книга прекрасно разойдется и принесет прибыль…

— Да почему ты так уверен?! — Вскричал Сашка. — Кому интересен провинциальный литератор?.. Нет, риск большой. Я не хочу рисковать своими деньгами. Ты своими рискуй сколько хочешь…

Павел поглядел по сторонам, все смотрели на него с нескрываемой враждебностью. Даже те работники «фирмы», которые к литературе не имели ни малейшего отношения. Всем хотелось получать зарплату, и никто не верил, что книгу Павла народ будет покупать с удовольствием. Поистине, нет пророка в своем отечестве.

Павел повернулся к Алексею:

— Алексей, да точно говорю, надо сибирских писателей издавать… Западные скоро кончатся, да и народ ими наестся, своих захочется…

Тот резко махнул рукой, проговорил:

— Я тоже считаю, что ни ты, ни твои друзья сибирские никому не интересны. А западные писатели никогда не кончатся…

Павел замер с открытым ртом. Вот это старый друг называется…

После этого разговора на Павла начал косо поглядывать даже добряк Слава, а издавать решили романы Пратера, как наиболее крутые. Для начала стотысячным тиражом. Гафт согласился выступить гарантом на получение кредита. Алексей с Сашкой пошли в банк. И самое удивительное, кредит банк выдал, но только на три месяца. В тот же день все кредитные деньги были вложены в покупку вагона бумаги — пятьдесят тонн. Именно столько ее требовалось на стотысячный тираж.

Павел никак не мог прийти в себя от изумления: издать его книгу десятитысячным тиражом — гигантский риск, а брать кредит на три месяца и издавать книгу стотысячным тиражом — дело надежное? Подобной беспросветной глупости Павел просто не мог ожидать от своих бывших друзей, а ныне деловых партнеров.

Алексей с Сашкой пошли в типографию, насчет печатания тиража. Павел бы на их месте сначала с типографией договорился, а потом брал кредит. Но его никто не слушал. Потом Алексей образно рассказал, что происходило в типографии. Иногда, особенно в экстремальных ситуациях, у него проявлялись недюжинные способности к художественному слову. Как и следовало ожидать, директор типографии пришел в восторг от такого заказа. И пригласив своего юриста для составления договора, весело воскликнул:

— Всего за два года мы отпечатаем вам тираж!..

Сашака вытаращил глаза и изумленно спросил:

— Как, за два года?! У нас кредит всего на три месяца…

Директор равнодушно пожал плечами:

— Ничем не могу помочь… У меня заказы расписаны на два года.

Когда Павел пришел в «офис», там уже густой пеленой висело уныние. Он сел в продавленное кресло, обвел взглядом компанию, и ни о чем не стал спрашивать, все и так было ясно.

Алексей вдруг сказал:

— И как же нам сразу в голову не пришло?! Он же намекал, что хочет получить на лапу!

— А ты хоть раз давал таким большим начальникам на лапу? — ядовито осведомился Сашка.

— Нет, не давал, но все бывает в первый раз.

— А где деньги взять? Мы же все в бумагу вбухали…

Павел подпустил шпильку:

— Скинуться…

На него все поглядели, как на досадную помеху, один Григорий проворчал:

— Это не серьезно…

По лицу Алексея было не понять, серьезно он отнесся к предложению Павла, или нет.

Сашка вдруг подскочил, забегал по комнате, бормоча:

— Надо срочно продавать бумагу… Срочно… Быстро закупить книг, может, удастся обернуть кредит… И навар получим, и с банком рассчитаемся… Все равно мы не успеем продать стотысячный тираж за три месяца…

Последующие недели превратились в сущий кошмар. Во-первых, в городе никому не нужно было столько бумаги, а во-вторых, появление на городском рынке такой большой партии и неприкрытое желание продавцов поскорее скинуть товар, резко понизили розничную цену. К тому же, сами продавцы создали стойкое ощущение у потенциальных покупателей, что появившаяся в городе партия бумаги, раз в десять больше. А что прикажете думать умному бизнесмену, если тебе раз пять на дню либо позвонят, либо придут с предложением купить тонн десять-двадцать бумаги? Так что, если удавалось накинуть пять процентов, это считалось большой удачей.

Со склада бумагу развозили покупателям на «Газике» Николая. Грузить приходилось в основном Павлу. Опять он работал задаром. Тем, кто находил покупателя, причиталось пять процентов, а Павлу не причиталось ничего. Потому как, наломавшись на погрузке, он уже не мог бегать по городу в поисках покупателей, а до ближайшего телефона-автомата от его дома было не ближе, чем до «офиса». На его здоровье все сильнее и сильнее сказывались постоянный стресс и тяжелая работа без выходных.

Как-то он обратился к Алексею:

— Послушайте, оставьте мне хотя бы три тонны бумаги. Я издам свою книгу, а потом со всеми расплачусь. В типографии мне сказали, что напечатают без предоплаты, подождут, пока я не реализую часть тиража. Мы же вполне укладываемся в сроки погашения кредита. Последние несколько тонн бумаги были уже проданы с двадцатипроцентной наценкой… Видишь, и цены на бумагу немножко поднялись.

Алексей жестко выговорил:

— Если твою книгу не будут покупать, ты сам заплатишь типографии за тираж, и за бумагу тоже заплатишь «фирме», а с тиражом можешь делать все, что тебе заблагорассудится, хоть вместо туалетной бумаги использовать…

— Ладно, будь по-твоему… — Павел внимательно поглядел на Алексея, ему показалось, что сентенция насчет сортира выскочила у него непроизвольно, будто разрядилось давно копившееся.

За последнее время Алексей стал другим человеком, и напрочь исчезли всякие проявления дружеских чувств к Павлу. Отношение его к Павлу так похолодало, что уже исчезли куда-то десятилетия дружбы.

— Ты вот что, — продолжал Алексей, — ты когда-то предлагал взять кредит… Вот и возьми. Вложишь в закупку книг, возьмешь книгами, накрутишь сто процентов, а потом деньги вложишь в железные двери. А это десятикратный навар. Вот и будешь свои книги потом издавать за свой счет, хоть каждый месяц по две…

Павел в тот же день зашел в сбербанк. Оказалось, можно без проблем взять ссуду на неотложные нужды сроком аж на три года. За два дня он подготовил нужные документы, нашел двух поручителей: Ольгу и племянника. Получив деньги, Павел в тот же день вручил их Витьке Рыбкину, отъезжавшему в Москву за очередной партией книг. Когда книги были привезены, Павел забрал со склада их ровно на вложенную сумму по оптовой цене. Сашку это почему-то страшно возмутило, он потребовал, чтобы Павел заплатил за книги наценку, с которой их сдавали в магазины. Короче говоря, на свой кредит Павел почти ничего не зарабатывал. Неожиданно за него вступился Алексей. Очень спокойно растолковал Сашке, что это известная практика бизнеса: на вложенные личные средства любой работник фирмы вправе получить товар по себестоимости, или по оптовым ценам. Остальные промолчали, но видно было, что они очень недовольны.

Алексей пожал плечами:

— В чем дело, ребята? Возьмите ссуды, и тоже прокручивайте их…

Только черт поймет души новоявленных доморощенных бизнесменов!

Через две недели Павел получил свои деньги с реализации, но теперь их стало в два раза больше. Вот тут его и достал предпринимательский азарт. Еще и Алексей незамедлительно подкатился:

— Паша, а не пора ли и тебе что-нибудь вложить в нашу фирму?

Павел пожал плечами:

— Вы же с Николаем ничего не вкладываете, и даже кредит не желаете брать…

— А грузовик? — быстро спросил Алексей. — Это разве не вклад?

— Но он же так и остался личной собственностью Николая?..

— Ну и то железо, которое ты закупишь, тоже останется твоей личной собственностью. Просто, твой капитал возрастет в десять раз, а с учетом инфляции, вообще раз в пятьдесят…

— Ну, и что ты предлагаешь?..

— Надо закупить листовую сталь для дверей. Гляди… — и он в два счета объяснил Павлу с помощь листа бумаги и авторучки, что прибыль будет и правда, десятикратной.

На следующий день поехали за металлом. Денег Павла как раз хватило на три с половиной тонны листовой стали. Он прикинул, сколько получится дверей, сколько стоит одна дверь, и у него дух захватило от перспектив.

Но изготовить и установить Павлу удалось лишь три двери. Он почувствовал неладное, когда они с Николаем тащили тяжеленную, килограммов сто весом, дверь на пятый этаж. Да, видимо, наконец, сказались и тяжелая работа, и стрессы последних лет.

Последующие три месяца Павел работать не мог. Еле-еле добирался только до бассейна. Отдежурив, потом два дня приходил в себя, готовясь к очередному походу на дежурство. Придя в бассейн, он тут же укладывался на лежанку, устроенную за ванной, подальше от шума насоса. Между дежурствами отлеживался дома. Ольга ходила на цыпочках, вздыхала и каждый день просила, чтобы он, наконец, пошел в больницу. Павел отмалчивался. Да и что было делать? Если бы его положили в больницу, зарплата по больничному листу тут же уменьшилась бы вдвое. Тем более что ложиться в больницу не имело смысла, у него просто не было денег на лекарства. В больницах уже давно не лечили бесплатно. Вся зарплата у него уходила на погашение ссуды. Ольгиной зарплаты едва хватало на пропитание, и то лишь на самое необходимое: хлеб, сахар, постное масло.

Когда, наконец, он смог более менее твердо держаться на ногах, и преодолевать один лестничный пролет всего лишь с двумя передышками, то сразу пошел в подвал. И Николай, и Алексей были там. Стопа стальных листов сильно уменьшилась.

— И куда это ты запропал? — спросил недовольным тоном Николай вместо приветствия.

— Болею я… — обронил Павел.

— И в чем выражается твоя болезнь? — ядовитым тоном осведомился Алексей.

— Ходить не могу… Слабость…

— У тебя какие-то мистические болезни… — еще более ядовитым тоном продолжал Алексей. — Вот Колька, когда пытался выиграть первенство города по культуризму, из-за своей всегдашней безалаберности пошел в приседаниях на предельный вес, плохо разогревшись, и вывихнул бедро. Потом ходить не мог… Это понятно. А у тебя вечно какие-то мифические болезни…

Павел решил, что не стоит объяснять подробности насчет своих травм, слишком уж долго пришлось бы разъяснять.

Он сказал:

— Мне деньги нужны. Кредит гасить, да и на лекарства не мешало бы…

— Всем нужны деньги… — ухмыльнулся Николай.

Алексей по своему обыкновению подумал минуту, наконец, сказал:

— У тебя корешок кассового ордера с собой? Ну, когда ты за металл платил, тебе должны были выписать в бухгалтерии…

— Ну да, с собой… — сказал Павел, доставая портмоне из кармана.

— Давай сюда. Оприходуем металл, и ты получишь за него деньги.

Павел отдал бумажку, Алексей добавил:

— Завтра зайди…

Потом Павел отправился в «офис» "книжно-журнального издательского предприятия". Как обычно бывало в конце дня, там собралось большинство работников "фирмы".

Сашка задал сакраментальный вопрос:

— Где пропадал?

— Болею я… — обронил Павел, усаживаясь в скрипучее кресло.

Появление Павла лишь на минуту прервало разговор.

Сашка, по своему обыкновению мотаясь по комнате, заговорил:

— Не дадут больше книг на реализацию. Не дадут… Надо попробовать снова кредит взять и быстро с ним обернуться.

Вовка Макаров, появившийся в «фирме» сразу же, как только Сашка стал директором, сказал:

— Надо лотерейные билеты продавать…

— Каким образом?.. — Сашка остановился.

— Ну, разыгрывать, допустим, квартиру…

Сашка бросил:

Для этого ее надо сначала купить… — и снова заходил по комнате.

Витька Рыбкин, тоже Сашкин приятель, проговорил:

— А почему Алексей стал редко бывать на фирме? Он же, вроде как, директор…

В комнате повисло молчание.

После долгой паузы заговорил Слава:

— А вы разве не знаете?

— Что мы должны знать? — недоуменно осведомился Сашка, останавливаясь посреди комнаты.

— Алексей с Сережей Ворониным и Степой Куликовым учредили собственную фирму. У Степы есть прекрасная идея, но он не хочет, чтобы в деле участвовало много людей.

— Ну и ну-у… — протянул Сашка. — Сепаратисты…

Витька сказал:

— Крысы бегут с корабля… Вы поняли, господа? Как только у нас возникли финансовые проблемы, как тут же сбежал сам директор с одним из лучших работников фирмы.

Степан Куликов редко появлялся в литобъединении, и, тем более, никогда, ничего из своих творений никому не показывал. Но почему-то за ним утвердилась слава весьма талантливого и неординарного человека. Впрочем, Илья Дергачев однажды очень серьезно сказал, что он обыкновенный сексот КГБ. Потому как, только провокатор мог в такие времена, которые настали с приходом к власти Андропова, а потом Черненко, при большом собрании народу в литобъединении, встать и во всю глотку читать Бродского. Будто Бродского никто из литобъединенцев не знал, а вот он, такой эрудированный, блеснул… Степан первым из окололитературного бомонда ударился в религию, да уверовал так истово, что ни о чем больше не мог говорить, кроме как о Боге, душе, спасении, покаянии, и так далее. И Павел просто представить себе не мог, какая такая идея его осенила, что за нее тут же ухватился Алексей. Неужто и правда, такая гениальная идея, что экономический эффект потрясет их много повидавший город?

Слава продолжал:

— Они хотят издать какую-то вещь, которая им даст тройной навар. Они уже и насчет кредита договорились… Правда, тоже на три месяца, но Алексей считает, что успеют. Потому как он уже выяснил, сколько надо дать на лапу директору типографии.

Павел проворчал:

— В областной типографии готовы печатать вообще без предоплаты…

— Там оборудование не то, и мощности не те, и качество не то…

Макаров пожал плечами и философски изрек:

— В конце концов, это их личное дело. Если не удается заработать здесь, организовать собственное дело. А у меня тоже возникла идея: надо бланки печатать. Вы же видите, все больше и больше нужно бланков…

— Поздно спохватился. Всю бумагу уже продали… — проворчал Сашка.

У Павла все внутри похолодело, он медленно, еще не веря, спросил:

— А те три тонны, что для моей книги оставляли?..

Сашка резко остановился посреди комнаты, лицо его перекосилось, и он зло выговорил:

— А почему это я из своего кармана должен твою книгу оплачивать?!

Видимо для наглядности, он запустил руку глубоко в карман, выдернул ее оттуда и сунул Павлу под нос раскрытую ладонь.

— Но я же обещал, что верну все деньги! Если уж на то пошло, я мог бы вернуть их с процентами, с учетом инфляции… Кто продал?!

— Ну, я продал!.. — злорадно ухмыльнулся Витька Рыбкин.

Он почему-то с самого начала невзлюбил Павла, о чем тот долгое время не подозревал. Витька удивительно точно соответствовал своей фамилии: физиономия его была похожа на мордочку пескаря. Но того, которого описал Салтыков-Щедрин — премудрого пескаря. Правда, Павел того пескаря представлял не премудрым, а хитро мудрым. И именно на него был похож Витька. Как ему хотелось смазать по этой физиономии, ухмыляющейся с наглым превосходством. Однако этим уже ничего невозможно было исправить, отношения с бывшими друзьями окончательно испортились. Павел тяжело поднялся и вышел вон.

Интересно, почему-то у кого-то полно друзей, а у кого-то — раз, два, и обчелся. Например, у Сашки друзей — полгорода. Может быть, Павел слишком много требует от своих друзей, не отдавая ничего взамен? Хотя, это разве много? Взять взаймы у родной «фирмы» три тонны бумаги с гарантией оплаты…

Ну что ж, значит, так тому и быть; снова возвращаемся в машинное отделение плавательного бассейна, приработок кончился, ваять стальные двери и ворота здоровье не позволяет. Сиди и не рыпайся, делай то, что мало-мальски научился делать — писать занимательные повести. Возьми себе примером для подражания Мартина Идена, и копай, копай, копай… Он ведь тоже написал кучу романов, а когда уже и писать бросил, вдруг все его романы разом издали… Вот только Мартин Иден был силен и могуч, только стервозная бабенка его укатала, а Павлу еще месяца три четыре придется очень осторожно с помощью атлетической гимнастики восстанавливать подкосившееся здоровье. Впрочем, он не успел слишком сильно загнать себя, так что, обойдется без больницы, и самое большее, через пять месяцев все станет нормально; и сон наладится, и земля перестанет ускользать из-под ног, и кончатся эти жуткие приступы головной боли. Вообще-то, у него слишком много сходства с Мартином Иденом, и даже стервозная бабенка есть, которая запросто может укатать до смерти.

На следующий день он пришел в свой подвал за деньгами. Он еще не знал, что это уже не его подвал. И Алексей, и Николай были на месте. Кроме них появились и новые лица. Павел несколько раз мельком видел их — товарищи Николая по институту физической культуры. Двое — боксеры, один, кажется, борец. Какого стиля, Павел не знал. Возможно, и сумо, уж очень был толст. Хотя, сумо в российском институте физкультуры преподаваться не может, так что, классический стиль, однозначно.

Поздоровавшись, Павел выжидательно поглядел на Алексея:

— Ну, как там мои деньги?..

Неожиданно вмешался Николай:

— Про какие это деньги ты все толкуешь? Мы тут корячились, а ты лежал в полнейшей расслабухе с какой-то мистической болезнью, а теперь приходишь, и какие-то деньги требуешь?!

— Я ведь прошу только свои деньги за металл, — рассудительно проговорил Павел. — Даже без процентов. Только те деньги, которые я заплатил за три с половиной тонны листового металла…

Николай на полтона ниже проговорил:

— Мы купили старую кочегарку, теперь к ней нужно ангар пристроить. Так что деньги тебе мы отдать не можем.

Павел медленно покачал головой, и все еще не осознавая, что происходит, попытался объяснить:

— Я действительно серьезно болен. Мне нужны деньги на лечение, да и кредит необходимо погашать. Работать я больше не могу, по крайней мере, в ближайшие полгода. Так что, отдайте мне хотя бы половину, я хоть кредит погашу, а остальное потом…

Вдруг вмешался Алексей:

— А кто видел, что ты своими деньгами расплачивался за металл? Чем ты докажешь, что ты вообще за что-то платил?

И тут до Павла дошло: его нагло, цинично и пошло обобрали собственные друзья! Для того чтобы оприходовать металл, тем более в частной фирме, совсем не нужен корешок кассового ордера, да и приходовать металл не обязательно, а даже лучше вообще не приходовать, деньги-то за двери предполагалось получать наличными.

Павел тихо выговорил:

— К чему такие шутки, Алексей?

— А это не шутки…

— Алексей, но я же больше года работал задаром! Я хоть что-то заработал, как ты полагаешь?

— Деньги вложены в дело! — жестко выговорил Николай.

И тут Павел вспомнил ту, давнюю историю с пацанами, которых набрал Николай для оборудования спортзала, а когда они выполнили самую грязную работу, он их тут же выгнал. Почему же он, Павел, столько лет считал, что у него особый статус? Вот и пришло время, с него взяли все, что можно было взять, а теперь вышибают пинками…

Отстранив Николая, вперед вышел один из боксеров, сказал:

— Чего вы с ним разговоры разговариваете? Давайте я ему разок по еблу врежу и вынесу отсюда на пинках, — и он тут же ринулся на Павла мимо Николая.

Тот даже не попытался его остановить. Будь Павел в силе, он бы не отказался хотя бы душу отвести, эти подлые морды побить. Тем более что с боксером-средневесом он бы справился, просто, силой бы поломал. И увольней-культуристов положил бы запросто, несмотря на их мышцы. Но предательская слабость ни за что не позволит справиться с пятью тренированными спортсменами, они просто массой задавят в этом тесном помещении, где нет простора для маневра. В какой-то момент Павла окатила жутью мысль, что из этого подвала живым ему уже не выбраться. Уж он-то хорошо знал, как быстро входят в раж подобные твари, как быстро чумеют от сопротивления и вида крови…

Боксер, видимо, был уверен, что имеет дело с простым культуристом, куском мяса. А потому не придумал ничего затейливее, как только достать Павла примитивным левым прямым в челюсть. Павел слегка отклонился в сторону с линии атаки, поймал руку в захват, продернул его мимо себя и чуть развернувшись, дал ему переднюю подножку. Бедолага впоролся мордой прямо в кучу каких-то металлических обрезков. А Павел решил не испытывать больше судьбу, не пытаться достучаться до совести этих своих бывших друзей, и бросился к двери. На его пути оказался лишь Алексей. Он расставил руки, намереваясь схватить Павла, но тот ловко поднырнул под его руку и оказался в дверях. Позади слышался яростный мат и шаркающий топот ног, вся честная компания ринулась в погоню.

Лестница качалась, сердце заходилось, захлебывалось кровью, свет мерк, в висках больно стучало, а шарканье ног настигало. Надо было как-то задержать погоню. Павел сделал вид, будто споткнулся, оперся руками о ступеньку, свернулся, как пружина, бросил взгляд назад из подмышки: за ним с перекошенной харей, иначе и не назовешь, пер милый друг Леша, вытянув перед собой мощные лапы, чтобы схватить и изломать. Торжество и злорадство с хари будто стряхнул каблук ботинка, пришедшийся Алексею точнехонько в подбородок. Не знал, не знал он энкаведистских штучек, когда жертва может мгновенно обернуться хищником. Он не получил нокаута, для этого Павел был слишком слаб, но в легком нокдауне отшатнулся назад, оступился на ступеньке и рухнул вниз, по пути собрав всех остальных. Клубок тел, прокатившись вниз по крутой лестнице, разбился о могучего борца, как девятый вал об утес, который, естественно из-за своей комплекции, слегка приотстал от авангарда.

Павел, собрав остатки сил, и уже неизвестно каким волевым усилием удерживая ускользающее сознание, вывалился из наружной двери подъезда. Чуть не упал, потому что земля ушла из-под ног. Ему удалось сделать лишь два неверных шага от подъезда, держась за стену, когда оттуда повалила разъяренная компания.

Павел пятился вдоль стены, слегка придерживаясь за нее рукой. Побитый боксер яростно матерился, отирая лицо рукой и стряхивая крупные капли крови с пальцев. Николай, как ни странно, сдерживал его, говоря в полголоса:

— Ну, хорошь… Хорошь… Жильцы же видят… Еще в милицию настучат… А нам же нельзя светиться…

Алексей сдерживал остальных. Впрочем, те не шибко рьяно рвались атаковать Павла. Опытные бойцы, видимо почувствовали опасность в его поведении. Наверное, весь вид его говорил, что он отступал не трусливо, а как раненый волк, готовый в последнем усилии перегрызть глотку врагу и сдохнуть на его трупе. Боксер, наконец, унялся. Павел нащупал рукой угол дома, приостановился, сказал:

— Подавитесь моими деньгами. Ворованное еще никому не приносило счастья. А я то, идиот, полжизни вас друзьями считал.

Он шагнул за угол и быстро пошел прочь, пошатываясь, изо всех сил стараясь удержать ускользающее сознание. Он еле-еле сумел добраться до скверика, и буквально рухнул на скамейку. Перед глазами колебалась серебристая пелена. Он закрыл глаза и принялся медленно, сосредоточенно дышать через нос. Минут через пятнадцать ему полегчало, но слабость была такая, что встать он не мог. Вся одежда была мокрой от холодного пота. Труднее всего было сжиться с мыслью, что он прожил полжизни, и у него нет, и никогда не было, друзей. Господи! Нет предела подлости советской интеллигенции, да и российской тоже. Как ни крути, но и Алексей, и Николай принадлежали к интеллигенции. У них обоих было высшее образование, по их рассказам у их отца тоже было высшее образование. Кто ж они, как не интеллигенция?

Наверное, все же, это особая черта русской и советской интеллигенции, так сказать, сопутствующее необходимое условие ее вселенской скорби о маленьком, оскорбленном и униженном человечке. Лить слезы и распускать слюни над маленьким человечком, и над слезинкой ребенка, и в то же время быть невероятно подлым и жестоким по отношению к сильным и друг к другу. Как это в духе русской интеллигенции, хрястнуть старушку топором по черепу, а потом встать в гордую позу и причитать: — "Ах, как дурно я поступил. Ах, как нехорошо… Но если я считаю свой поступок дурным, если я раскаиваюсь, значит, я хороший, нравственный и благородный?.." Как это ни прискорбно, но почти все люди, когда-либо входившие, или входящие сейчас в число друзей и приятелей Павла, были интеллигентами, по крайней мере, имели высшее образование. Почти все его нынешнее окружение, так или иначе, совершило неблаговидные поступки, а кое-кто и сподличал, но даже не осознал этого. Многие, ощутив запах шальных денег, прямо потеряли человеческое лицо. Да, давно уже для русской интеллигенции пустыми звуками являются: честь, гордость, благородство. Да и была ли когда-нибудь, эта самая русская интеллигенция? Даже одно то, что великими писателями в России считаются Достоевский и Чехов, говорит о многом. Уже традиционно считается, если главный герой с надломом, вообще законченный псих, или малахольный чеховский интеллигентик, тогда литература считается великой и гениальной. Да только представить американца, читающего Достоевского и Чехова! Как он размышляет над тем, до чего же русские ненормальные и никчемные людишки, а он, американец, независимый, сильный, ему и море по колена…

Гоголь наверняка написал второй том "Мертвых душ", но перечитал его и понял, что эту его книгу признают полнейшей неудачей. Потому как она должна была быть о хороших людях, положительных. А кому ж в России хочется читать о хороших людях? А главное, кто роман о хороших людях причислит к великим произведениям? Вот это преклонение перед "маленьким человечком", прямо-таки культ "маленького человечка", и привели к тому, что вся русская интеллигенция возжелала его облаготельствовать. Сначала принялась в царей бомбы швырять, губернаторов стрелять, а потом, когда пришли к власти большевики, вся дружно промолчала. Даже сто тысяч русских офицеров промолчали! Как же, большевики пришли облагодетельствовать "маленького человечка"! В белом движении участвовало от силы десятая часть русских офицеров. Остальные подались в Красную армию, или, самые честные из подлых, дернули за рубеж.

Вот так, облагодетельствовали… Семьдесят лет жили, как обезьяны в клетке, а теперь живем, как пауки в банке… Только, в этой банке много-много маленьких паучков, и их хрумкают несколько больших-больших… Изредка большие друг на друга натыкаются, тогда побеждает сильнейший, но в драке они задавят сотни маленьких… Вот и Павел, случайно оказался под лапами двух пауков… Вот только бы знать, какой они величины? А то, смастерить лук, и… До сих пор, слегка потренировавшись, он мог бы вогнать стрелу в цель метров с трехсот. А потом лук в костер, и — ловите мух, орлы…

Поглядев на часы, он выбрался из машинного отделения. Последние купальщики одевались в раздевалке. Он быстро сбегал наверх, погасил свет в душевых, в раздевалках, вернулся в фойе, погасил свет и тут. В машинном отделении оставил одно дежурное освещение, лампочку над столом, и затаился под ванной. На сей раз, посетители пришли пораньше.

— Учатся, графоманы, писать детективы… — проворчал Павел.

Ему понравилась сентенция, и он даже подумал, где бы в его детективном романе она смотрелась лучше всего.

Дверь склада медленно приоткрывалась. Медленно-медленно… И тут загремело. Дверь на мгновение замерла, но тут же распахнулась и из нее, как черти из шкатулки с секретом, выскочили три человека.