"В полночном свете" - читать интересную книгу автора (Кеньон Шеррилин)

ГЛАВА 3

Айдан сидел на стуле, наигрывая «Strange Fire» группы «Индиго Герлз»[17] на своей электрогитаре, когда осознал, что завтра будет Сочельник, и третий год подряд он будет совершенно один в этот день. Именно поэтому он не потрудился украсить что-нибудь. Все это лишний раз напомнило бы ему о том, какой одинокой стала его жизнь.

Он устало вздохнул, подумав обо всем, через что он прошел. Как может один человек быть обожаемым миллионами и не любимым ни одним? Тем не менее — такова его судьба. Единственные люди, которые утверждают, что беспокоятся о нем, совсем его не знают, а люди, которых он когда-то любил всем сердцем, каждое мгновение своих жизней пытаются прикончить его.

— Веселого гребаного Рождества, — буркнул он.

Пытаясь забыть прошлое, он сосредоточился на песне в своей голове. Так как гитара не была включена в сеть, ноты были лишь шелестом вокруг него, но этого было достаточно, чтобы смягчить его раздраженное состояние. Музыка всегда была его убежищем. Неважно насколько тяжелой была жизнь, музыка и фильмы были тем, к чему он обращался в поисках утешения и воодушевления. Они давали ему успокоение тогда, когда ничто другое не помогало.

Он был настолько поглощен песней, что ему потребовались несколько минут, чтобы понять, что он больше не один. Открыв глаза, он поднял глаза на Лету и оборвал бренчание на середине. Свет образовал вокруг нее мягкий ореол, из-за которого ее темные волосы казались светящимися. В течение целой минуты он не мог даже дышать. Каждый гормон в его теле пылал огнем.

Прошло слишком много времени с тех пор, как он последний раз прикасался к женщине, не считая тех случаев, когда он вручал свою кредитную карту ей при расчете на кассе. И если подумать, он почти убедил себя, что не нуждается в женской мягкости.

Да…

Взгляд на него, соблазнительная полуулыбка, родившаяся на ее губах, и сияние ее ярких глаз сломили его решимость. Все, что он хотел сделать, — это отложить гитару в сторону и притянуть ее в свои объятия для продолжительного, порочного поцелуя, пока у них обоих не онемеют губы. Было так легко вообразить ее на его коленях, обнаженной. Один лишь этот образ опалил его изнутри и снаружи.

Его член отвердел до боли.

— Тебе что-то нужно? — Он презирал себя за то, что в его голосе слышались хриплые нотки, а не злость, которую он хотел излить на нее.

— Мне просто было любопытно, чем ты тут занимаешься в одиночестве. Между прочим, ты очень талантлив.

Он насмешливо улыбнулся, услышав ее похвалу.

— Не льсти мне.

— Нет, на самом деле.

— Ну да, и не льсти мне, — повторил он, обнаружив, наконец, злость, которую хотел услышать в своем тоне. — Я не люблю или не хочу комплиментов.

Ее брови нахмурились, выражая сильное недовольство.

— Ты серьезно?

— Ужасно. — Он сыграл неторопливый аккорд. — Видишь ли, я знаю эту игру. Ты льстишь мне, заставляешь меня смеяться и хорошо себя чувствовать. Затем следующей вещью, которую я осознаю, — будешь ты, идущая к двери с карманами, набитыми моими деньгами, и говорящая мне какой я засранец. Давай сразу перескочим прямо к концу, где ты уходишь из моего дома и рассказываешь всем, что я — дурак. — Покачивая гитару, он кивнул. — Да, это сработало на мне.

Лета не могла поверить тому, что услышала. Его гнев усилил ее силы, в то время как его слова ошарашили ее. Она резко вдохнула.

— Что они сделали с тобой?

Он отложил гитару в сторону прежде, чем встать.

— Не думай об этом.

Она потянулась к нему, чтобы коснуться его руки, в тот момент, когда он проходил мимо нее.

— Айдан…

— Не дотрагивайся до меня. — Его голос был диким рычанием.

Но это только заставило ее еще больше хотеть дотронуться до него, несмотря на то, что она знала, что должна как можно сильнее разозлить его, чтобы усилить себя.

— Я здесь не для того, чтобы причинить тебе боль.

Айдан хотел бы поверить этому. Но он знал лучше. Сколько раз он слышал эту ложь? И в конце они всегда причиняли ему боль и смеялись, поступая так.

Он устал попадаться на эту удочку.

— Знаешь, если бы у меня был пятицентовик[18]… — Его взгляд остановился на ее лице.

Он тоже хотел протянуть руку и коснуться ее. Но не мог заставлять себя сделать это. Не после того, что случилось с Хизер.

«Я никогда не причиню тебе боль, малыш. Ты всегда можешь положиться на меня. Я здесь — всерьез и надолго. Ты и я — навеки. Мы против мира. Несмотря ни на что. Ты всегда можешь быть самим собой и знать, что я буду любить тебя в любом случае. Меня не интересует ни твоя карьера, ни твоя слава. Если всего этого не будет завтра, я все равно буду здесь для тебя, с тобой».

Эти слова заставили его сердце воспарить — они звучали симфонией для его ушей, которые устали от лгунов, окружающих его. Чаще всего он доверял им так же, как доверял Хизер. Будучи сиротой, все, чего он всегда хотел в своей жизни, — это иметь свою собственную семью. Кого-то, кто не причинит ему боль. Не предаст его.

Кого-то, кто принял бы его таким, какой он есть, независимо от популярности и богатства или даже бедности.

К несчастью, он ни разу не обрел этого. Как только он начал зарабатывать настоящие деньги и люди начали узнавать его, Хизер почувствовала угрозу с этой стороны и со стороны женщин, которые вешались ему на шею. Она стала язвительной и резкой. Порицающей все, что он делал, и негодующей из-за того, что он желает большего.

Даже сейчас он мог слышать ее язвительные слова. «В Голливуде есть два вида людей. Актеры, которые хотят играть, и те, кто хочет известности. Те, кто гонится за славой, заслуживают всего, что они получают, поэтому не надо плакаться мне по поводу бульварных лгунишек. Это — то, чего ты хотел, Айдан. Все знают, кто ты. Ты должен был удовлетвориться одной лишь актерской игрой. Но нет, ты захотел иметь больше. Так что теперь ты получил все, что хотел, и все, что с этим связано».

В конечном счете, из-за того что она не смогла справиться со всем этим, она вырезала его сердце и вручила ему на серебряном блюдце. Не наедине, как поступил бы приличный человек. Она сделала это публично, разыскав те же самые бульварные газетенки, которые уже выпотрошили его. Что еще хуже, она помогала его врагам преследовать его и сделала все, что было в ее силах, чтобы опозорить его перед миром.

И эта женщина, стоящая сейчас перед ним, не была исключением. Он в этом не сомневался. Если он подпустит ее, она тоже причинит ему боль. Единственный человек в этом мире, который беспокоится о нем, — это он сам.

Он указал на дверь резким движением подбородка.

— Ты не можешь просто оставаться там в течение нескольких часов и не разговаривать со мной? Неужели я так много прошу?

— Мне не нравится тишина.

— Ну, а мне нравится.

— И это — мой дом, — сказала она басом, передразнивая его голосом рассерженного родителя. — Пока вы находитесь в моем доме, юная леди, вы будете делать то, что вам говорят!

Айдан хотел бы оскорбиться от ее насмешки. Но улыбка против воли появилась в уголках его губ.

— Ты не смешная.

— Конечно да. — Она игриво ему подмигнула. — Ты бы не улыбался внутри, если бы меня не было.

Его желудок сжался, поскольку он понял, что она очаровала его своими поступками, и это всего-навсего рассердило его снова.

— Послушай, я действительно не хочу разговаривать с тобой. Я просто хочу побыть один. Уходи.

Она устало вздохнула и покачала головой.

— Когда в последний раз ты говорил с другом?

— Девятнадцать месяцев назад.

Лета почувствовала, что от его заявления у нее отпала челюсть. Она не могла в это поверить. Даже с ее приглушенными и по существу отсутствующими эмоциями, она все еще верила другим. За исключением того времени, что она провела в стазисе.

— Что?

— Ты слышала меня.

Да, но услышать и поверить — было двумя абсолютно разными вещами.

— Ты это не серьезно.

— О, разумеется, я серьезен. Я позвал своего лучшего друга, чтобы довериться ему, потому что мне был нужен кто-нибудь, с кем я мог поговорить, и следующая вещь, которую я узнал, была та, что наш разговор оказался не только в дешевых скандальных газетах, но и в блогах, и в каждом журнале, который этот ублюдок смог найти. «АЙДАН О'КОННОР: ПРАВДА ОБ ОБОРОТНОЙ СТОРОНЕ ЛЕГЕНДЫ. Читайте о том, как его девушка предала его и оставила вдребезги пьяным на улице, умоляющем о переменах и нападающим на своих фанатов». Что убило меня больше всего, так это то, что в его словах было так мало правды. Вместо этого он исказил мои слова и приукрасил их так, что я даже не мог узнать то, что говорил. Давай просто скажем, что я учусь на своих ошибках. Так что нет, я не разговариваю с друзьями. Никогда.

Ну что ж, она могла это понять. В прошлом, когда у нее еще были эмоции, она как-то стукнула М’Адока за то, что он сказал их брату М'Орданту, будто иногда она считает его педантом. Она была оскорблена и обижена тем, что М’Адок повторил частную беседу и таким образом использовал это, чтобы причинить боль кому-то, кого она горячо любила. На многие недели это заставило ее быть осмотрительной в плане любых высказываний, но со временем она преодолела это и пошла дальше.

Тот опыт был, конечно, незначителен по сравнению с тем, чем через что прошел Айдан. Честно говоря, она не могла себе представить, как можно совладать с чем-то столь назойливым или человеком, настолько гнусным. М’Адок сказал лишь одному человеку, не всему миру, и он цитировал ее дословно, без приукрашивания.

C другой стороны, это не означает, что Айдан должен разочароваться в людях и совсем никому не доверять. В этом мире люди нуждаются в друзьях.

— Хорошо, но предательство одного человека не…

— Мы были лучшими друзьями со средней школы, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Мы говорим о двадцати годах дружбы, перечеркнутых в три секунды, потому что кто-то пожелал дать ему пять тысяч долларов. — Он горько скривил губы. — Пять штук. Вот сколько для него стоила моя дружба за все эти годы. Самое смешное, что я дал бы их, стоило ему только попросить.

Лета съежилась от сочувствия. Неудивительно, что он настолько озлоблен. Она знала, что такие вещи случаются, но, как правило, боги сновидений не предавали друг друга таким образом — особенно теперь, когда они были лишены эмоций. Лишь несколько богов совершили предательство в течение столетий, и они были выслежены и убиты. Но их было не так много, и все они были исключениями.

Айдан сузил глаза на нее.

— Теперь опять же скажи мне, как можно тебе доверять, когда ты только что вошла через эту дверь.

Она подняла свои руки, сдаваясь.

— Ты прав. Ты не можешь доверять мне или кому-либо еще. За всю свою жизнь я так и не поняла, почему люди предают других. И не думаю, что когда-либо пойму.

Он презрительно усмехнулся, услышав ее слова.

— Можно подумать ты никогда никого не предавала.

Лета быстро нанесла ответный удар простым вопросом.

— А ты?

— Черт, нет, — взревел он, как будто сама мысль об этом вызывала у него отвращение. — Моя мама воспитала меня лучше.

— И моя — так же. — Она помедлила прежде, чем добавить: — Вообще говоря, это не совсем верно. Мой брат воспитал меня лучше. И когда мы подвергались обстрелу, он прилагал все усилия, чтобы защитить меня, независимо от того, чего ему это стоило.

— В таком случае тебе повезло. Мой брат сидит в тюрьме за попытку меня убить.

Это неожиданное заявление действительно ее поразило.

— Что?

— Ты слышала меня. — Его голос сорвался, хотя она не видела никаких эмоций, кроме гнева, в выражении его лица. — Разве ты не читала об этом в газетах? В течение шести месяцев я не мог включить телевизор без того, чтобы не увидеть его лицо, смотрящее на меня в упор с его фотографии крупным планом.

Так как она не могла объяснить, почему она не слышала об этом, то просто покачала головой.

— Я не понимаю. Почему он пытался убить тебя?

Он мрачно рассмеялся.

— О, убийство было бы намного более милосердным чем то, что он сделал. Он хотел забрать все в этом мире, что было создано мной. Он пытался шантажировать меня.

— Из-за чего?

— Не из-за чего иного, кроме, как его собственной готовности лгать, и доверчивости людей, готовых поверить ему. Он сказал, что выдумает все что угодно, начиная с того, что я — педофил, совершающий жертвоприношения животными, и заканчивая жестокостью по отношению к женщинам и детям. Он зашел так далеко, что даже обвинил меня в высмеивании моих фанатов и нападках на репутации других актеров, продюсеров и агентов. Не было такой части моей жизни, которая не была бы затронута его ложью, и он, не колеблясь, подделывал документы или лгал в суде или полиции. Слава Богу, Маккартизм[19] мертв, иначе, я уверен, меня бы внесли в черный список и заключили в тюрьму.

Она не видела в этом смысла.

— Но это же глупо. Кто поверит такой смешной лжи?

— Все, кто когда-либо чувствовал зависть из-за того, что мое лицо появлялось в журналах, а не их. Любой человек, который не мог поверить или допустить, что кто-то может достигнуть моего уровня успеха, не будучи при этом полным придурком. Поверь мне, это не ложь причиняет людям боль. Это — готовность всех остальных верить ей. И потом всегда найдутся те, кто поддержит твоего обвинителя, потому что это дает им возможность оказаться в центре внимания в течение трех секунд. Они не в силах вынести тот факт, что ты поднялся выше своего прошлого, и что теперь они ничем не могут оправдать то, что никогда не поднимутся выше своего. По их мнению, ты должен быть глубоко унижен, а они должны быть немного вознесены за счет лжи, которую они говорят о тебе. Потому что, в конечном счете, они знали тебя, они видели тебя настоящего, и поддерживая твоих обвинителей, они заставляют других людей думать, что, возможно, они были хорошо знакомы с тобой, — по крайней мере, это — то, что они утверждают. Это — тошнотворный мир, и я чувствую к нему отвращение.

Она вздрогнула от ярости и боли, которые сочились из каждой его частицы.

Он был прав; не было никакого способа, которым бы она могла спорить с ним. Жизнь может быть жестокой, а люди даже более того. В нем было так много мучительной боли, что она должна была быть благодарна за ту силу, которую она давала ей.

Но, честно говоря, она не была. Его эмоции были настолько сильными, что подпитывали ее даже в этом мире.

И эти эмоции вызывали у нее желание заплакать от жалости к нему и его сердцу, покрытому толстым слоем льда. Никто не заслуживал такого изолирования. Никто.

Желая утешить его, она потянулась и взяла его за руку.

Айдан закрыл глаза, почувствовав мягкость ее кожи. Это ощущение опалило его жаром до самого сердца. Так много времени прошло с тех пор, как кто-нибудь обращался к нему с добротой, поэтому он хотел насладиться ощущением ее нежного прикосновения.

Но он хорошо знал.

Доброта сегодня… плевок в лицо завтра.

Никогда не забывай этого снова.

Никто не будет защищать его. Все до одного доказали это, когда вокруг него разгорелся пожар. Его оставили одного. Лишили дружбы, семьи и доброты.

Это слишком сильно ранило его, чтобы просто предать это прошлому и снова доверять. Раны были слишком глубоки и причинили чересчур много вреда.

Напоминая себе о Хизер, он отодвинулся от Леты, чтобы посмотреть в окно. Чертов снег. Он все еще падал, даже обильнее чем прежде.

— Тебе следует попробовать позвонить еще раз.

— Я только что пробовала. Сигнала все еще нет.

Когда-то он считал это неудобством. Сколько раз он хотел поговорить с братом, когда сигнал отсутствовал? Он находился так далеко ото всего, что телефонная компания отказалась проложить линию к его домику. Вот почему он зависел от своего сотового телефона, который в лучшем случае работал наобум.

Сейчас он сожалел, что не живет в центре города, тогда он мог бы выставить вон эти округлые ягодицы, которые сводили его с ума от вожделения. Боже, сколько времени прошло с тех пор, как он вдыхал аромат женщины с такого близкого расстояния? Слышал звук женского голоса в его доме, произносящий его имя?

Это был рай.

И самый низкий уровень ада.

— Послушай, я признаю, что ты похожа на порядочного человека. Насколько мне известно, ты останавливаешься и убираешь черепаху с дороги всякий раз, когда ты видишь ее, чтобы никто не мог ее переехать. Но эта черепаха устала от того, что тротуар усеян ее кишками, в то время как другие люди ездят прямо по ней. Я всего лишь хочу соскрести себя и спрятаться в лесу, о’кей?

Она кивнула.

— Я оставлю тебя. — Прочистив горло, она отстранилась от него, и ему потребовалась вся его выдержка, чтобы не притянуть ее ближе.

— Просто имей в виду, подчас люди могут ценить тебя выше, чем себя. Такое случается.

Он фыркнул.

— Ага, весь мир — сплошные радуги и щенки. Бойскауты действительно помогают старым леди пересечь улицу, при этом не грабя их, и никто никогда не игнорирует крики раненых жертв.

— Айдан…

— Не нужно. Невозможно верить в мир, который ты описываешь, когда твоя собственная семья продала тебя не из-за ничего иного, кроме как жестокости и денег.

Он увидел согласие в ее взгляде прежде, чем она ушла из комнаты.

Да, он знал, что был ублюдком. Точно так же как знал, что там были приличные люди. Они просто не существовали в его мире. Когда он был беден, никто ни разу не помог ему. Люди продолжали жить своей жизнью, как будто он был невидимкой, и так и должно было быть с ним. Он не возражал против невидимости.

На самом деле, это не было правдой. За свою жизнь он неоднократно желал, на самом деле быть таким невидимым, каким его заставляли чувствовать себя другие люди.

Закрывая глаза, он мог все еще видеть красивое лицо Хизер. Слышать ее смех. Когда все это началось, он думал, что потерять ее будет невыносимо. Что это уничтожит его.

В конце он совершенно по ней не скучал. Даже немного, — и это заставило его понять, почему они смогли предать его без каких бы то ни было угрызений совести. Такой вещи, как реальная любовь не существует. Сердце всего лишь другой орган, заставляющий кровь бежать по венам. В этом не было никакого волшебства. Никакого духовного единения между друзьями и семьей.

Люди — потребители, — ясно и просто. Надежда на что-нибудь лучшее лишь приведет к горькому разочарованию.

Нет, это — его жизнь. Он будет один до конца своих дней. Но глубоко внутри него все еще жила эта глупая, скучная мечта — однажды обрести семью. С тех пор, как его родители были убиты пьяным водителем, он потерял это чувство единения. Принадлежности семье. Его родители горячо любили друг друга и испытывали взаимное уважение — по крайней мере, так казалось его семилетнему разуму.

Кто знает, как все обстояло в действительности. Возможно, они ненавидели друг друга так же, как брат ненавидел его, и так же, как Донни, они скрывали это.

Что касается Хизер, то у этой дряни, а не у него, на каминной полке должны были бы стоять «Оскары». Она исключительно блестяще играла свою роль вплоть до самого конца.

И прямо за дверью находилась первая женщина, которая ступила в его дом с тех пор, как Хизер ушла из него…

— И что теперь? — спросил он у себя, вздыхая. Эта женщина была столь же хороша, как и Хизер, и, вероятнее всего, была в два раза коварнее.

Чувствуя отвращение ко всему этому, он лег на кушетку и включил телевизор, решив отвлечься от безумия того, что он впустил в свой дом незнакомку, просмотром DVD-диска «Звездные войны».


Лета приостановилась, почувствовав легкое бессознательное покалывание в затылке. Невозможно было подобрать слова, которые описали бы это ощущение, но всякий раз, когда человеческий объект засыпал, бог Сна мог чувствовать это. Так тихо, насколько это было возможно, она прошла в комнату Айдана, где нашла его дремлющим на кушетке.

Он откинулся назад, одна нога все еще была на полу, и рука прислонена к лицу. Наклонив голову, она смотрела на то, как необычно привлекательна была его поза. Его вылинявшая футболка плотно облегала мускулистую грудь.

Щетина на щеках лишь подчеркивала суровую красоту его черт. Он выглядел уязвимым, но тем не менее она не сомневалась в том, что, достаточно малейшего шума, и он вскочит, готовый к сражению.

Как только она закрыла глаза, чтобы следить за его снами, она увидела, что снежная буря, которую она вызвала, проникла в его подсознание. Опустившись на колени на пол возле него, она позволила своим мыслям дрейфовать, пока они не соединились с его более основательно.

Здесь — в мире сновидений — она была наблюдателем, который следовал его указаниям.

Он стоял снаружи дома в стиле Кейп-Код,[20] внутри которого ярко сверкали огни в противоположность темноте снежного шторма. Она услышала звуки смеха и музыки, доносящиеся из дома.

Движимая любопытством, она встала рядом с Айданом, так как он подсматривал за участниками вечеринки через покрытое инеем окно.

— Посмотри на них, — сказал он, без вопросов принимая ее присутствие в его сне. Его губы были презрительно изогнуты.

Лета нахмурилась, глядя на гуляк, которые пили за здоровье друг друга во время Рождественской вечеринки.

— Они кажутся очень счастливыми.

— Да, как выводок скорпионов, ждущих, чтобы напасть друг на друга. — Он указал подбородком на стройную, симпатичную женщину в дальней части группы. — Блондинка в углу — моя экс-невеста, Хизер. Лысеющий парень, на котором она повисла, — мой брат, Донни.

Эти двое ворковали друг с другом и пили из одного бокала. Уф, даже у Фрейда были бы проблемы с объяснением снов Айдана.

— Почему они вместе? — спросила она его.

— Это — интересный вопрос. После того, как я дал Донни работу, Хизер закатила истерику по этому поводу. Следующая вещь, которую я знаю, что он начал потихоньку подбираться к стерве. Самое удивительное, что она всегда говорила мне, будто абсолютно его ненавидит. Она считала его безмозглым неотесанным куском дерьма, который нуждался в помощи, чтобы зашнуровать собственные ботинки.

Он покачал головой, указывая на человека с каштановыми волосами, сидящим за столом напротив Хизер и Донни.

— Это — Брюс. Он был президентом моего фан-клуба и давнишним другом. Мой племянник Рональд подружился с ним и потом я узнал, что они оба распространили такое огромное количество лжи, что даже мой агент по рекламе не мог противодействовать. Что меня убивает, — так это то, что я точно знаю, что именно мой племянник думает о Брюсе. Если бы он только знал, что Рональд говорил о нем, когда он был вне пределов слышимости. Если уж на то пошло, обо всех них. Они никогда не стеснялись оскорблять друг друга при мне, потому что знали, что я не предам их доверие. Более вероломной группы змей никогда не существовало. И что действительно ставит меня в тупик относительно них — то, что, видя как они все предали меня ни по какой другой причине, кроме как обычная зависть, они достаточно тупы, чтобы полагать, будто те же самые люди, которые послали меня к черту, никогда не поступят так с ними. Невероятные идиоты.

Лета наклонила голову, увидев его воспоминания у себя в голове. Как он и сказал, каждый из людей, находящихся в комнате, говорил ему ужасные вещи об остальных. Они играли друг против друга и делали все возможное, чтобы погреть руки на известности Айдана, изо всех сил стараясь отвратить его от других в надежде на большую наживу. Было ужасно думать, что они способны сосуществовать друг с другом, учитывая вещи, которые они говорили Айдану за их спинами.

— Я не понимаю. Почему они сделали это?

Айдан увел ее от дома, сквозь бурю, пока они снова не оказались в его домике. Он подошел к столу, который она только что видела в его гостиной. Это был высокий, письменный стол в колониальном стиле, украшенный листьями и чиппендейловской отделкой.

Не говоря ни слова, он открыл ящик стола и вытащил свернутый листок бумаги. Его взгляд помрачнел, когда он вручил его ей.

Развернув листок, Лета увидела список имен. Некоторые были перечеркнуты, в то время как другие были помечены звездами.

— Что это?

— Список Донни. Он прошелся по всем моим знакомым и друзьям, методично пытаясь подружиться с ними. Он говорил мне, что я должен платить ему всякий раз, когда он этого захочет, потому что в противном случае, он уничтожит меня, так как теперь все мои друзья стали его. «Они в любое время поверят мне про тебя», — передразнил Айдан то, что должно было быть голосом его брата.

Лета была ошеломлена.

— Ты должно быть шутить.

— Поверь мне, я не настолько изобретателен. Все — от моего агента до моего банкира — находятся в этом списке. Перечеркнутые имена — это друзья, которых ему не удалось обработать своей ложью.

— Что с ними случилось?

— Донни и Хизер вычеркнули их из моей жизни так, что я даже не знал этого. Я был в отъезде, снимался в своем последнем фильме, когда он выгнал моего менеджера по заказам. Ричард был со мной с самого начала. Видимо что-то произошло между ними, и Донни уволил его и выкинул из моего дома и офиса. Я даже не подозревал об этом, пока не вернулся спустя недели после этого.

— Ты звонил Ричарду?

— Я хотел, но тут до меня дошли слухи о лжи, которую он тогда изливал моим так называемым друзьям. Только позже я понял, что это была подружка Рональда, которая, по его приказу, разыгрывала из себя всеобщего друга, и она вовлекла Ричарда во все это. Она лавировала между нами, распространяя чертово фуфло, только, чтобы понаблюдать, как все мы боремся.

— Почему она делала это?

Он устало вздохнул.

— Я задавал себе этот вопрос тысячи раз, и сейчас я так же близок к ответу, как и тогда, когда все это началось. Я думаю именно поэтому, мне всегда так нравились фильмы. В кино все должно иметь смысл. Герои всегда должны иметь мотивацию. Хорошую, вескую мотивацию для всего, что они делают. Они не могут быть кретинами без причины. Если кто-то отворачивается от героя, у них должна быть основательная, правдоподобная причина для этого. К несчастью, в реальной жизни все не так. Люди отворачиваются друг от друга из-за чего угодно: от вызывающего запор взгляда, обращенного на твое лицо, когда ты испортил воздух, и предположения, что это было направлено на них, до того, что им не нравится производитель ботинок, которые на тебе надеты. Люди — больные придурки.

Лета посмотрела на список имен в своей руке. Она не могла поверить, что кто-то мог быть настолько равнодушным. Настолько коварным. Наверняка, тут было гораздо больше того, чем Айдан рассказал ей.

Или не было?

Конечно, он сделал что-то, чтобы заслужить это. Однако когда она использовала свои силы, чтобы полностью увидеть положение дел, то поняла, что он ничего не сделал. В отличие от его брата и племянника, он совершил промах. Совершил ошибку. К несчастью, он подарил свою любовь и доверие не тем людям.

— Самая простая причина, — продолжил Айдан, — мой брат завистлив. Он хотел иметь мою жизнь, и сделал все, что мог, чтобы забрать ее. Он переманил Хизер на свою сторону и в свою кровать. Потом в течение некоторого времени он охмурил моих фанатов, даже при том, что продолжал растравлять и заставлял их отворачиваться друг от друга. По какой-то причине он думал, что может использовать их, чтобы шантажировать или украсть у меня мои деньги. Он забыл, что я не бываю в тех местах, где есть вероятность того, что меня не поддержат. Более того, он не был первым человеком, который пытался уничтожить меня, и я сомневаюсь, что он будет последним. Но я все еще стою, и потребуется гораздо больше, чем его срано-дерьмовая ложь, чтобы сразить меня.

Лете хотелось плакать, чувствуя внутри него осуждение. Неоправданную боль. Она не знала, откуда появилось это чувство, но восхищение им глубоко ее окутало. Он был олицетворением силы.

Все в нем было надежным и честным, даже перед лицом такой жестокой ненависти и враждебности.

Обжигая взглядом, он коснулся ее щеки теплой рукой.

— Почему ты здесь со мной?

На ум сразу же пришли несколько лживых ответов, но она не хотела обманывать человека, которому лгали больше, чем достаточно. И так как они находились в стране сновидений, то не было никакой реальной причины для этого.

— Твой брат вызвал демона, чтобы убить тебя.

Он рассмеялся.

— Я серьезно, Айдан. Как бы безумно это ни звучало, твой брат нашел способ вызвать бога Боли из забытья и приказал ему подвергнуть тебя пыткам и убить.

— И ты собираешься спасти меня. — Он снова рассмеялся, затем посерьезнел. — Почему ты делаешь это?

— Это — моя работа.

Выражение его прекрасного лица было менее чем удовлетворенным.

— Значит, ты просто наугад следуешь за богом Боли и по ходу пытаешься защитить его жертвы. Кто ты? Фея антиболи?

— Что-то типа этого.

Он фыркнул.

— Надо будет запомнить, когда проснусь. Не пить пиво на пустой желудок. Этот сон еще более завернут чем тот, в котором у меня были осел и штопор.

Лета нахмурилась.

— Осел и штопор?

— Я недостаточно хорошо тебя знаю, чтобы посвятить в детали.

Прежде чем Лета могла спросить больше, она почувствовала, как живот сжался от очень дурного предчувствия. Она оглянулась по сторонам, но домик здесь был таким же, каким он был в царстве смертных.

— Айдан…

Прежде чем она могла сказать что-нибудь еще, Долор схватил его сзади и сбил ударом на землю.