"Тень императора" - читать интересную книгу автора (Матюхин Александр)

Часть вторая Вечный Лес

Пишу в темноте, и рука моя дрожит. Бордовая луна, похожая на яблоко с аккуратно отсеченным краешком, заглядывает в окно хижины, и только ее свет помогает мне разобраться в каракулях, что оставляет ручка. Огонь в камине давно угас. Алис спит, отвернувшись к стене. Император и Бородач ушли в другую комнату, там теплее. Я не вижу Инель. Девочка прячется в тени. Иногда мне кажется, что она гораздо старше, чем выглядит, а всему виной ее глаза…

Все спят, и только я один сижу и записываю на бумагу все, что произошло с нами с того момента, как мы покинули Шотоград.

Сколько времени прошло? Мне не узнать. Никто не ведет счета дням, мы путаемся, глядя на огрызок луны.

Дни? Недели? Месяцы?

«Пиши, писарь», — говорил молодой Император тысячу лет назад, и я продолжаю писать, чего бы мне этого не стоило.

Продолжаю…

Мы вышли из Шотограда через три дня.

Плечо Императора еще болело, но рана почти затянулась, опухоль под повязкой спала, кровь не шла почти двое суток. Да и сам Император настоял на том, чтобы немедленно отправляться в путь.

О, молодость! Сколько энергии и сил дает нам эта чудесная пора взросления! Даже лежа на диване, в бреду, потный и беспомощный, молодой Император был готов идти в Вековой Лес, в мир, о котором он читал в книгах, лишь бы приблизиться к своей цели, к своей заветной мечте…

Я пытался отговорить его, как мог, но я писатель, а не политикан. Я не умею разговаривать так, чтобы за мной пошли люди. Все свои доводы я могу изложить на бумаге, но выразить их словами — нет, не в моих это силах.

Чуть только Император почувствовал себя лучше, мы собрались и отправились в путь.

Бородач (Шиджилл, напоминаю я себе, но никак не могу отвыкнуть) посмеивался в бороду, прикладывал к ране Императора какое-то лекарство, дурно пахнущее и отвратительного цвета, но не возражал. Сказал: «В путь, так в путь».

За день до того, как мы отправились, начался сильный снегопад. Я вышел на порог, встал между домами, задрал голову и смотрел, как кружатся снежинки, падая на землю. Падение их было беспорядочным, хаотичным, но все вместе тысячи снежинок создавали удивительно красивый танец, и не нужно было музыки, чтобы насладиться этим танцем, и не нужно было каких-то слов. Я стоял и смотрел, а снежинки падали мне на глаза, на губы, таяли, оставляя после себя капельки влаги, и вселяя какое-то странное и интересное чувство.

В этот момент я перестал бояться будущего. Мне стало все равно. Словно, танцуя, снежинки загипнотизировали меня и внушили радость, счастье от прожитого дня… Я улыбался, глядел на снежинки, и впервые за долгие месяцы подумал о том, что все, возможно, окончится хорошо. Мы найдем Ловкача, Бородач поймает его, а молодой мой Император вернется в свою Империю и начнет строить новое государство. Само собой, оно будет еще лучше прежнего. По-другому и быть не может…

Снег шел всю ночь и утро, но к полудню прекратился.

Мы подошли к распахнутым воротам, мимо гигантской статуи Оборотня, И я увидел, что дорогу, протоптанную отрядом безумцев, не занесло. За воротами начиналась приграничная Степь — широкое бескрайнее поле, без единого деревца, лежащее в снегу и от этого похожее на белое море без берегов. Лишь далеко впереди виднелась черная полоса — там начинался Вековой Лес.

Трупы мертвых безумцев валялись повсюду. Тех, кого не накрыло снегом, изрядно потрепали изголодавшиеся собаки. Они и сейчас кружились вокруг, не отваживаясь подойти. То и дело за нашими спинами раздавался тихий лай или протяжный вой. Я вздрагивал, оборачивался и видел собак, по три-четыре зверя вместе. Пока они еще не решались нападать на живых. Но кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем эти собаки станут волками.

— На открытой местности, мы хорошая мишень, — сказал молодой Император, спешившийся с Франца. Конь переминал копытами, тревожился, или, может, ему не терпелось пройтись галопом по степи, ощутить свободу. Все это время Бородач держал Франца в отдельном помещении, кормил его сеном и хорошенько поил. Конь мог нам пригодиться, особенно сейчас.

Бородач шел рядом с Францем и курил сигарету:

— Никто нас ждать не будет. Ловкач и его безумцы, скорее всего, уже достигли края Степи и углубляются в Лес.

— Для чего? Вроде он впустил магию в империю. Что он теперь хочет?

— Геддон, писака, ты же своими ушами слышал, что Ловкач ищет какого-то своего друга, — отозвался Бородач.

— Их может быть двое?

— Может да. А, может, нет. Я не знаю. Но я чувствую, что поблизости Ловкача точно нет. Значит нужно идти.

И он первым зашагал к воротам. Молодой Император бросил на меня вопрошающий взгляд, я же пожал плечами, мол, решайте сами.

Через минуту мы тоже направились следом за Бородачом.

Молодой Император хоть и ехал на лошади, но нас не обгонял. Ворота мы прошли одновременно. Я сделал несколько шагов, прислушиваясь к хрусту свежего снега под сапогами, и остановился. Хруст продолжался, и не хруст даже, а легкое потрескивание, словно что-то лопалось в самом воздухе, игриво, невидимые воздушные нити…

Я испуганно посмотрел на Бородача, но тот лишь засмеялся, прикрывая рот ладонью

— Ох, люди, говорил я, что вы неопытные и пугливые. Ни разу не сталкивался с магией, да, писарь Императора? Так вот она и есть.

— Магия! — шепнул Император, как завороженный разглядывая небо.

— Именно. Здесь серебро витает в воздухе, а не сидит в головах. Поймать магию легко, но гораздо сложнее с нею управиться. За границами Империи существует магия, которую мы называем дикой, необузданной. С ней нужно быть осторожным.

— Но ты же маг, Шиджилл, — обратился Император, — покажи что-нибудь!

— Нет, — покачал головой Бородач, — я не фокусник, просто так фокусы не показываю. Гиблое это дело — раскидываться серебром. Лишнее внимание привлечем, беду накличем.

— Какую?

Бородач пожал плечами:

— Я не знаю. Здесь другой мир, другие правила, другие люди… если они есть.

— Оборотни?

— Я надеюсь, что нет, но во мне растет уверенность, что мы встретим кого-нибудь из их рода. — Бородач вытянул шею, сощурил левый глаз, словно прицеливался, — в ваших легендах, мой господин, говорится о том, что всех существ, обладающих магическими способностями, изгнали за пределы Империи. Как я понимаю, их никто не уничтожал. Значит, всевозможным оборотням ничего не мешает продолжать жить здесь. Верно?

— Верно. — Кивнул молодой Император, который тоже прищурился, вглядываясь в белоснежную степь…

— В любом случае, у нас есть серебряные пули и ружья.

Бородач раздал нам по ружью, но Император отказался брать, мотивируя тем, что считал, будто никакое ружье не сравниться по мощи с его верным мечом. Впрочем, Бородач не настаивал. Зато я взял и истратил два серебряных патрона на пробу. Ружье оказалось хоть и не новым, но стреляло неплохо. Да и я оказался метким стрелком — тренировки в Имперском дворце не прошли даром. Бородач, как мне показалось, был приятно удивлен.

День прошел без приключений. Темная полоска на горизонте немного подросла и теперь походила на неровную гребенку. При желании можно было разглядеть некоторые особенно высокие деревья. Что-то странное было в этих деревьях. Я смотрел на чернеющие макушки и никак не мог взять в толк, что меня так беспокоит…

А ближе к вечеру мы наткнулись на первые трупы. Это были безумцы, без сомнения. Два обнаженных человека лежали чуть в стороне от тропы, скрюченные до невозможности, коленями упираясь в подбородки, руки сложены на животе. Кожа их была темно-синего цвета. Еще один труп обнаружился чуть дальше — его вычислил Бородач по цепочке неровных следов, уходивших от тропы на добрый десяток метров. Третий безумец выглядел совсем здоровым, конечно, с учетом того, что он был несколько дней мертв. Кожа его оставалась желтоватого цвета, глаза, широко распахнутые, смотрели в небо. Бородач присел на корточки, провел ладонью по обнаженному животу. С кожи мертвого безумца посыпалась легкая крошка инея. Обнаженный участок кожи внезапно налился темной синевой, распух, как синяк.

— Странно, — пробормотал Бородач, дотронулся до левого глаза мертвеца.

Глаз с тихим звуком провалился в глазницу, обнажив темный провал с красными и синими прожилками по краям.

— Магия, — тихо сказал Император.

— Он пробовал магию, — согласился Бородач, — распространенное заклинание, называется Кокон. Если стряхнуть иней с тела, то мертвец превратится в один сплошной синяк. Чудовищная смерть, хотя, признаю, весьма эффективна.

— Зачем он это сделал? — спросил молодой Император.

Бородач выпрямился, стряхнул с колен налипший снег:

— Развлекался, а, может, проверял свою силу. Ему не нужны безумцы. Он надеется только на свою силу мига. Думаю, мы еще найдем не один подобный труп.

— А ты тоже можешь… так? — спросил я, кивнув в сторону мертвеца.

— Могу, — коротко ответил Бородач и почему-то улыбнулся.

Только улыбка его была совсем не жизнерадостной. От этой его улыбки у меня по коже пробежали мурашки, и я поспешил вернуться на тропу, где тоже лежали мертвецы, но умерли они от холода, а не от магии… проклятой магии… предки молодого Императора были правы, изгнав магию и магических существ за пределы Империи. Пока ничего хорошего в магии я не видел. Только смерть и разрушение. И людей, становящихся безумными… Даже Бородач и Ловкач без магии, по сути, тоже обычные люди. Но магия свела их с ума, каждого по-своему. И обоих не в лучшую сторону.

Я посмотрел на господина, молодого Императора, который забирался на Франца. А ведь его тоже коснулась магия. И он тоже обезумел, охваченный жаждой мести… и следующая мысль — а я? Я обезумел? Если нет, то почему тогда плетусь следом за Императором на край света, хоть и не верю в успешный исход путешествия? Выходит, в какой-то момент магия коснулась и меня? Забрала частичку моего разума?..

Самый момент безумно расхохотаться…

Первые снежинки упали на щеки, я посмотрел наверх, и увидел набухшее темно-синее небо, напомнившее мне о мертвеце, лежащем в стороне от дороги. Ловкач упражнялся с магией. Он пустил бежать безумца, наблюдал, как тот убегает, проваливаясь в снег, барахтается в этом снегу, оглядывается… а затем заключил его в «кокон». Смеялся ли Ловкач, глядя, как корчится от чудовищной боли безумец? Или стоял и смотрел хмуро, размышляя о чем-то своем, неведомом?..

Я вздрогнул, когда рука в перчатке легла на плечо.

— Пойдем, писарь, — сказал Бородач, — скоро стемнеет, надо бы найти подходящее место для ночлежки.

Я хотел было спросить, какая разница, где ночевать, если кругом голая степь, но промолчал и пошел следом за Бородачом. Образ Ловкача, стоящего перед воротами, в темном плаще, с развевающимися длинными волосами, все не уходил из моей головы.

Я начал подозревать, что навязчивая идея, охватившая молодого Императора, каким-то образом начала подбираться и ко мне.

Может быть, виной всему серебро?..

Ночь мы провели в стороне от дороги, проложенной безумцами. Почти час ушел на то, чтобы расчистить от снега землю. В результате, образовался широкий круг из темной замерзшей земли, в центре которого был сложен костер из благоразумно захваченных поленьев. Я налил воды в кастрюлю и приладил ее над будущим костром. Воды оставалось еще три фляги. В пустую флягу я натолкал снега, на случай, если вода закончится, прежде чем мы найдем источник.

— Сегодня будет суп, — сообщил я.

Однако со спичками не заладилось. Как я ни старался, костер загораться не хотел. В конце концов, вмешался Бородач.

— Так и быть, господа, покажу маленький фокус, — буркнул он, — а то останемся и без супа и без тепла.

Склонившись над поленицей, он выставил вперед руки. Коснулся пальцами нижних бревен… и в это мгновение какая-то едва заметная искорка переметнулась от кончиков его пальцев, и бревна внезапно вспыхнули ярким оранжевым светом.

— Эй, эй, господин Шиджилл, поменьше огонь можно? У нас не так много дров! — воскликнул молодой Император с юношеским задором и удивлением.

— Не волнуйтесь, мой господин, гореть будет до самого утра, — заверил Бородач, и, как мне показалось, ухмыльнулся в бороду.

Он провел рукой над костром, и пламя немного угасло, прибилось к земле. Странное дело — свечения от костра не было. Стоило отойти за пределы круга, и я уже не видел дрожащего пламени, словно его и нет. Умелая маскировка, ничего не скажешь. А на какие фокусы еще способен Бородач? И самое главное — на какие фокусы способен Ловкач? Теперь, когда мы практически нагнали его, в голову вдруг полезли мысли, о которых раньше я и не догадывался.

Например: если Ловкач великий маг, то что ему стоит, скажем, взлететь ночью и напасть на нас с неба?

Или: Ловкач тоже может укрыть огонь от людских глаз и затаиться, ожидая, когда мы подойдем. И тогда опять же нападет на нас.

И, наконец: как мы собираемся нападать на него или оброняться? Что мешает Ловкачу щелкнуть пальцами и превратить нас в синюшных уродов, корчащихся в снегу от невыносимой боли? Можно ли противопоставить магии силу мечей?

Я глядел на Бородача и понимал, какя это большая удача, что мы столкнулись с нам. Хвала Деве В Белом за то, что свела нас с магом…

Вокруг костра мы соорудили лежанки из вещей. Пока я готовил пресный суп, состав которого можно было пересчитать по пальцам одной руки, Бородач и Император о чем-то разговаривали в полголоса, но, увлеченный готовкой, я не прислушивался.

Люблю готовить. С тех пор, как умерла моя жена, я всегда готовлю еду сам. Конечно, в моем доме были слуги, были и повара, но готовили они очень редко, в основном тогда, когда я приглашал гостей, и готовка превращалась из наслаждения в рутинную работу. А так, потихоньку, приготовить себе суп или второе блюдо и десерт было одним удовольствием. Один огромный плюс ко всему вышеперечисленному — возможность поболтать с самим собой вслух. За готовкой это, почему-то, получается, лучше всего.

Сейчас я не болтал, но размышлял. Я вспоминал свой дом в столице, большого круглолицего повара (дам вам золотой, если найдете во всей Империи повара маленького и тощего) и, почему-то, вспоминалась просторная кухня на первом этаже. За долгие шестнадцать месяцев, что мы провели в походе от столицы до северной границы, я ни разу не вспоминал о своей кухне. Готовить приходилось и посреди поля, и в пустынных городах и деревнях, но о воспоминаниях и речи не шло. А сейчас, видимо, свое дело сыграла тишина и одиночество. Скрытый от Императора и Бородача костром, я предался воспоминаниям.

В моей кухне всегда пахло жареным мясом. Что поделать, я люблю мясо. Мясные блюда всегда входили в мой рацион. Жена, конечно, не одобряла, у нее был свой маленький садик за домом, и она предпочитала обходиться вегетарианской кухней. Но не одобрять и запрещать — разные вещи. Я, например, терпеть не мог огурцы, в то время как жена была от них без ума…

С того дня, как в мой дом провели газ, готовить стало вдвое легче и интереснее. Потушить мясо оказалось возможным за сорок минут, при этом можно было не наблюдать за огнем, а сидеть в сторонке и читать книгу или размышлять о делах насущных. Повар в такие моменты удалялся в подсобку, где занимался делами «земными» — готовил соленья на зиму, варил компоты, свежевал очередного поросенка…

— Суп убегает, — прервал меня голос Бородача.

Я выскользнул из воспоминаний, словно вынырнул из воды, и поспешил убрать котелок от огня.

Суп, хоть и без мяса, получился отменный. Благо, что мы захватили с собой моркови, картофеля и кое-что из специй. В моем рюкзаке еще находилось несколько жестяных банок с консервами, которые раздобыл Бородач, но их решено было приберечь до того момента, как мы войдем в Вековой Лес.

— Не факт, что в Лесу мы обнаружим живность, которую можно будет есть, — сказал Бородач.

— А ты бывал там?

— Нет.

— Тогда откуда?..

— Из головы, — прервал Бородач, — я тоже маг, я многое умею. Представь, что можно закрыть глаза и посмотреть на мир с высоты полета птиц. Сознание словно улетает высоко вверх, под облака, и парит там, словно невидимый призрак. И все можно разглядеть — и Лес, и Степь, и мертвые города Империи.

Бородач замолчал на мгновение, пожевал губами, словно собирался с мыслями, и продолжил:

— Правда, это не всегда получается… и сил отнимает много, поэтому приходится надеяться на интуицию. Здесь, за стенами Империи, я чувствую себя лучше, есть много серебра, которое можно использовать. А маг без серебра, что писарь без бумаги, верно, Геддон?

Подмигнув мне, Бородач улегся на своей лежанке, завернулся в полушубок из черного блестящего меха:

— Дорой ночи, господа. Спите спокойно, опасаться нечего.

— Ну, раз ты так сказал… — ответил Император, но Бородач либо не заметил сарказма, либо пропустил его мимо ушей.

Тогда молодой Император сел на своей лежанке, обхватил ноги руками и уткнулся острым подбородком в светлой щетине в коленки. Я смотрел на него, доедая суп, и видел усталость в глазах.

Страшно ли это, когда вместо отчаяния приходит усталость? Какие могут быть последствия? А ведь там, в глубине глаз господина скрывается третий фактор, о котором не стоит забывать, Геддон, не рекомендуется забывать. Месть. Блюдо, которое молодой Император спрятал глубоко в холодильник, чтобы оно успело порядком замерзнуть перед тем, как будет извлечено на свет…

— Скажи мне, Геддон, — попросил Император, — ты считаешь, что все это не зря? Я имею в виду наш поход, нашу погоню за Ловкачом…

Он говорил «наш», не задумываясь включая меня в свой круг. Возможно, Император воспринимал меня как самого близкого себе человека. Хотя, почему — возможно? Так оно и было на самом деле. Кто еще остался ближе меня? Никого.

— Наше дело правильное, — сказал я, сглатывая готовый вырваться поток совсем ненужных слов.

— Да, — сказал Император.

И хотя я думал, что сейчас он заговорит, произнесет еще что-нибудь, Император лег, накрылся шубой и повернулся к костру спиной.

— Доброй ночи, Геддон, — донеслось до меня.

— Доброй ночи, мой господин.

Через минуту тишину нарушал лишь ветер-гуляка, которому здесь настоящее раздолье, и тихий треск костра.

Огонь каким-то чудесным образом не сжирал хворост в один присест, а словно наевшийся до отвала пес, лениво и неторопливо обгладывал ветки одну за другой. Я подкинул еще несколько сухих сучьев в полной уверенности, что до утра они не перегорят, и тоже лег. Магический огонь неожиданно вызвал в памяти одно воспоминание — я нащупал руками рюкзак, подтянул его к себе и нашарил внутри прямоугольной «кирпичик».

«Теория магии» в дрожащем свете огня выглядела старой, поношенной книгой, которую зачитали до дыр и которой давно пора бы стать растопкой для камина. Обложка ее оказалась покрыта густой сеткой трещинок, титульный лист выдран с корнем, верхние уголки следующих листов погрызены, помяты, или поломаны «треугольничком», словно тот, кто читал книгу не смог найти нормальной закладки. А еще от книги пахло древностью. Только тот, кто часто общается с книгами, может понять, что значит запах древности. В этом запахе слились воедино все люди, когда-либо листающие страницы, слился их запах — табачного дыма, нечищенных зубов, мятных специй, дамских духов — сквозь который просачиваются и другие запахи, не менее значимые, это — плесень, зелеными пятнышками покрывающая твердый фарзац сзади, мышь, пытающаяся урвать кусочки страниц для того, чтобы соорудить себе гнездышко, жир от пальцев, капельки пота… и, конечно, запах времени. Запах минувших дней, недель, месяцев, лет, может быть, столетий, кто знает наверняка?..

Я пролистал книгу, улавливая запах страниц, щекочущих ноздри, и мне казалось, что сам воздух вокруг меня уплотнился, пытаясь заглянуть через плечо, всмотрется в блеклый текст выгоревших чернил…

Содержание на последней странице сохранилось, если не считать верхнего уголка, который оторвали, унеся с собой несколько первых глав. Прислонив палец к ветхой шершавой бумаге, я медленно провел им сверху вниз, читая названия.

«Первые теоретические основы магии»… «Магия порядка»… «Магия хаоса»… «Магические решения, как вид основной деятельности магов»…

Больше походило на учебник в каком-нибудь столичном учебном заведении. Словно магия — это наука, вроде математики или истории… хотя, почему бы и нет. Вон, открыли же электричество, тоже невидимое.

Совсем неожиданно мой палец замер на названии одной из глав: «Практические решение обзора местности с высоты полета птицы (голубя)».

И мне сразу вспомнился разговор с Бородачом.

Серебро. Воздух вокруг насыщен серебром.

В Империи творить магию практически невозможно, а здесь, за воротами, серебра хоть отбавляй, так кажется?.. Страница 48… Открываем.

Вверху страницы ширным шрифтом, крупными буквами выведено: «ВАЖНО: Для соблюдения норм безопасности обязательно использовать навык магии второго порядка»

Навыки магии второго порядка у меня нет и, возможно, никогда не будет… но откуда взялось это всеохватывающее желание? Черт возьми, откуда слепая уверенность, что я должен во чтобы то ни стало взлететь под небеса и посмотреть по сторонам? Цепкое желание, словно зубы бешеного волка, впились в мой мозг, заставив содрогнуться в судорогах.

Я побежал глазами по строчкам, и буквы прыгали мне на встречу, радостные, что нашелся кто-то за столько-то лет, читающий их, впитывающий их…

Я не запомнил текст. Это были не просто слова на бумаге, это было что-то большее…

Когда-то давно на центральной площади столицы выступал фокусник-иллюзионист, самый известный в Империи. Говорили, что он может заставить уснуть кого угодно, просто щелкнув пальцем, а затем расспрашивать уснувшего, и тот будет рассказывать свой сон в мельчайших подробностях. Еще до того дня, когда фокусником заинтересовалась служба охраны Императора, он давал концерты на площади, и мне довелось присутствовать на одном из них. Фокусник вызвал из толпы зевак желающего, усадил его на деревяный стул с высокой спинкой, взмахнул рукой, звонко щелкнул пальцами — и человек уснул. Дернулся — и уснул. Спинка стула не дала ему упасть, а то человек расшиб бы себе затылок о каменную мостовую. Фокусник тем временем взмахнул руками, и уснувший человек застыл в странной, на первый взгляд, позе. Спустя несколько секунд я сообразил, что человеку снится, будто он птица, и парит высоко в небе. Поза человека отражала его внутреннее состояние. Он грациозно плыл по небу, гордый и одинокий…

…и я взлетал высоко вверх. Мое тело осталось внизу, мне словно снился сон. Вот он я — дрожащий на ветру, бестелесый, прозрачный, поднимаюсь над степью, к черному небу и ярким звездам. Я вижу свое тело, оно парит вместе со мной, ноги шевелятся, руки зачерпывают воздух. Напротив лежит Император. Свернувшись калачиком. Чуть дальше — Бородач, он же Ловец, он же Шиджилл, если верить древним преданиям. Я оборачиваюсь, и вижу далеко позади стены города Шотограда. Луна освещает их, стены блестят инеем. В противоположной стороне — Лес. Я почти слышу, как ветер гуляет среди голых веток, срывает шапки снега, шумно пугает спящих птиц. Я слышу недовольное ворчание старых дубов, тихий жалобный скрип молоденьких берез, предсмертное потрескивание елей, хотя, может, это и не смерть вовсе, а начало новой жизни…

И я поднимаюсь все выше. И вижу в своих руках книгу… нет, это не книга, а всего лишь ее полупрозрачное отражение. Сгусток тумана. Черные срочки вьются по эфемерным страницам, поднимаются вверх тонкими струйками дыма, и я втягиваю их своим несуществующим носом.

И звуки возникают в моей голове. Странный, тихий голос, похожий сначала на звон колокольчиков, но затем он становится понятным. Я не вижу смысла в незнакомых словах, но от возникающих звуков мне становится спокойно и приятно.

Я поднимаюсь выше. Свет луны меркнет, я вижу горизонт, и желтый месяц солна, убегающего от меня на другой конец земли. Я вижу, что Лес бесконечен, он покрывает миллионы километров, миллионы голых деревьев тянут свои кривые руки к черному небу, словно молящиеся разговаривают со своим богом, поднявшиеся в едином экстазе…

Я поднимаюсь выше. И голоса, льющиеся от книги, становятся громче. Темный дым окутывает меня с ног до головы. Я слабею, мои руки висят, как плети хмеля, я уже не вижу землю, но я вижу небо. И звезды приближаются, становятся большими светящимися шарами. И от них исходит жар. Нестерпимый. Невыносимый. Я хочу кричать, но не получается. Слова застревают в горле, а может, это черный дым не дает им вырваться наружу. Черный дым забился в легкие, в нос, в горло, от него больше нет и не будет спасения.

Но где же серебро? Где светлая магия, о которой рассказывал Бородач?

Я пытаюсь посмотреть по сторонам, но не могу. Нет сил.

Я поднимаюсь еще выше — и в этот момент чувствую, что мне не хватает воздуха. Я больше не могу дышать, не получается.

А сила магии тянет и тянет меня все выше, за облака, сквозь пространство…

— Икхыт! Икхыт!

Словно чей-то глухой кашель. В воображениии — образ старика с клюкой, застывшего у каменной стены с протянутой рукой. Образ, подернутый дымкой.

— Икхыт!

Я бы рассмеялся, если бы смог. Мне кажется, что это смешно.

Но в это время чьи-то руки настигли меня, обхватили за пояс и резко потянули вниз. От толчка я захлебнулся воздухом, с громким хрипом выплюнул струйки дыма. В глазах потемнело, а, может, это просто ушел свет, который несла с собой темнота.

Руки сжали еще крепче и потянули с такой силой, что мои собственные руки взлетели вверх. Я почувствовал, что меня вот-вот стошнит, и закашлял, а из горла, из ноздрей, вырывался дым, вился в воздухе и растворялся. А вместо него легкие заполнял морозный чистый воздух. Он драл горло, обжигал холодом — но я снова мог вздохнуть его и, слава Деве В Белом, делать вдох за вдохом.

От огромной скорости заложило уши.

— Амед! Шаим икхыт!

«Амед» — знакомое слово. По игкийски — иди назад, возвращайся. Значит, зовут меня. Или гонят кого-то…

Я не успел додумать, потому что упал и треснулся о неожиданно твердую землю с такой силой, что мысли вылетели из головы.

— Мать твою! Писарь, слуга божий, что ты вытворяешь?

Я закашлялся, но дыма уже не было, зато перед глазами бегали яркие огоньки.

— По ушам тебе надавать! Исменн, уаехебб инь!

Поднял голову. Передо мной стоял Бородач — руки в бока, глаза страшно сверкают из-под густых бровей.

— Живой? — спросил он грозным голосом. Наклонился, протянул руку и выдернул у меня книгу. Полистал, не глядя, швырнул за спину.

— Эх ты, писарь. Предупреждения читал? А еще человек от литературы…

— Что это было? — с трудом произнес я, поднимая голову в поисках молодого моего Императора. Но тот спал, свернувшись калачиком, ничего не замечая.

— Чуть не улетел. Порога не знаешь, а сунулся.

— Куда?

— На небо, — ухмыльнулся Бородач, — чтоб я больше такого не видел. Магией должны заниматься те люди, у кого с рождения навыки имеются. А писарь должен заниматься писаниной. Если спать не хочешь, дурья башка, сядь и каракулями своими что-нибудь выводи, только чтобы потом разобрать можно было, но в магию не лезь, понял меня?

Я кивнул.

— Повезло тебе, писака, что я еще порядком не заснул. А то бы проснулись утром, а вместо Геддона нашего, прости господи, холодный труп, не лучше того безумца.

— А как?

— О призраках когда-нибудь слышал? Это существа, чей разум остался жить без тела. Что-то вроде едва заметной дымки. Вот и ты бы стал призраком. Летал бы по миру, а в каждом доме тебя бы поливали святой водой, крестом пугали или еще чем похуже. Думай в следующий раз, не ребенок. Башка для чего дана? Что бы жевать?

Я вспомнил замерзших мертвецов, и невольно содрогнулся. Нет, не хочу я такой участи.

— А теперь ложись спать. До утра чтобы головы не поднимал!

— Не государь еще, чтобы командовать, — буркнул я напоследок, но негромко и неубедительно.

Бородач ухмыльнулся снова, махнул рукой и вернулся на свою лежанку.

— Все. Спасть. — сказал он и щелкнул пальцами.

Странные чувства возникли, когда мы подошли к краю Леса.

Я вспомнил распахнутые ворота Шотограда, занесенные снегом, и холод мертвого города, проникающий повсюду. Я знал, что Шотоград мертв еще до того, как люди Императора стали расчищать дорогу.

Здесь же и сейчас все было наоборот. Вечный Лес, что поднялся к нам, растянулся по горизонту от одного края до другого, был живой.

Странные чувства, а потому необъяснимые.

Поутру я видел черные стволы деревьев, их корявые голые ветви, тянувшиеся к небу, видел шапки снега на макушках — и мне казалось, что каждое дерево молчаливо наблюдает за нашим небольшим отрядом, и ветви его склоняются к нам. Быть может в поклоне, а может быть чтобы схватить, попробовать на вкус человеческую плоть.

Бородач заметил мою нервозность за два дня до того, как мы, собственно, свернули с тропы, оставленной Ловкачом, и вошли в Лес.

— Не надо бояться Леса, — сказал Бородач, положив руку мне на плечо, — деревья живые, спору нет, но их корни глубоко в земле, они не смогут за тобой угнаться. даже если бы хотели. Да и вообще, у деревьев свои заботы.

Я улыбнулся в ответ, а Бородач добавил:

— Следует бояться тех, кто живет в этом Лесу, Геддон.

— Кто тут может жить?

Бородач пожал плечами:

— Спроси у своего господина Императора. Он-то должен знать, кого изгнали его предки.

— Колдунов, — отозвался Император, едущий на нашем верном Франце, — мои предки были мудрейшие люди. Они собрали ведьм, колдунов, ведунов, гадалок, всех, кого можно было уличить в колдовстве, и выставили их за ворота. Я считаю, что так им и надо. Мир должен развиваться по законам природы, а не по прихоти человека с палкой, который может обрушить небеса тебе на голову взмахом руки. С колдунами в мире царил бы хаос.

— Я бы поспорил с вами, Император, — сказал Бородач, — но, наверное, сделаю это в более подходящее время.

— Почему же?

— Я сам в некотором роде колдун, и прибыл из мира, где всем правит магия. Такого хаоса, как у вас, там не наблюдается.

— До того момента, как в моем государстве появился Ловкач, хаоса тоже не наблюдалось, — губы Императора искривились в усмешке, — это не показатель.

— Все верно, Император. Все зависит от людей. Если утрировано — есть плохие, а есть хорошие. И не важно, умеешь ты свергать небеса на головы или нет. Я знавал многих людей, в которых не было ни капли волшебства, но они умудрялись уничтожать целые миры. А есть государства, в которых за престолом сидят великие маги, и их мудрость и доброта не знает границ.

— Покажите мне хотя бы одного такого мага и я, может быть, откажусь от своего мнения, — буркнул Император.

Он все еще оставался слишком молодым и горячим, чтобы признать свою неправоту. Даже пройдя столь длинный путь, молодой Император не растерял своего упрямства. Тем интереснее мне будет писать о нем дальше.

Трупы безумцев встречались нам все чаще и чаще. Одни лежали группами по несколько человек, встречались одиночки — замерзшие, обнаженные, покрытые инеем. И все чаще мы видели ворон, сидящих на трупах. Птицы встречали нас громким карканьем, но улетать не собирались. Возможно, они ждали, когда и мы свалимся в снег, чтобы побродить по нашим головам и попробовать на вкус наши глаза и губы. Я не разглядывал трупы, хотя Бородач и Император проявляли живой интерес. Бородач вообще приседал на корточки возле каждого из мертвых безумцев и устанавливал причину смерти, словно столичный врач. Радовало то, что большинство безумцев просто замерзали, а не становились жертвами магических опытов Ловкача.

— Он торопится в Лес, — говорил Бородач, — не знаю, зачем, но торопится. Что-то ему нужно. И он не тратит попусту силы…

На следующий день, когда Лес приблизился настолько, что солнце выглянуло из-за макушек деревьев только ближе к полудню, Бородач сказал, что следует свернуть с тропы, которую оставил Ловкач и безумцы, и пойти обходным путем.

— На случай, если Ловкач здержался где-нибудь в дороге, нам лучше держаться в стороне от тропы, — объяснил Бородач, останавливаясь на широкой поляне из вытоптанного снега. Похоже, здесь недавно организовывали привал, — не хотелось бы столкнуться с ним нос к носу.

— А если столкнемся, уж я-то постараюсь уцепить его за нос как можно крепче, — ввернул Император.

— Еще не время, — отозвался Бородач, — в таких делах никто не торопиться, господин Император. Лучше подождать и подготовиться.

— Я уже столько времени ждал!

— Значит, несколько дней ничего не изменят. В конечном итоге, мы только выиграем.

Император не ответил, но я видел, как задрожали его губы и сузились глаза. О, он хотел бы ответить. Наверное, у него бы нашлись подходящие доводы, вроде шестнадцати месяцев, оставленных за спиной, утерянных в погоне за Ловкачом. Но он промолчал, а Бородач едва заметно ухмыльнулся и погладил бороду.

Кто знает, что за мысли бегают в голове у Ловца Богов?

Следующим утром мы вошли в Вечный Лес.

Словно пересекли невидимую границу между мирами. Вот мы стояли на освещенном солнцем поле, снег искрился под нашими ногами и ветер гулял вокруг — и вот мы обогнули первые черные стволы, широкие, блестящие от инея — и свет исчез, стал далеким и тяжелым. Снег под ногами перестал скрипеть, обратился твердой гладкой коркой, да и ветер превратился из беззаботного гуляки в мрачного старца, пророчески завывающего где-то наверху, среди голых веток.

Стволы деревьев скрипели в такт ветру, изгибались в разные стороны с тяжелым «У-э-хх» и разгибались с тонким «С-кв-ирр», заставляя то и дело вздрагивать и оглядываться по сторонам. Казалось, что кто-то невидимый следует за нами по пятам, прячется, не сводит маленьких злобных глазок…

Через несколько сотен метров деревья обступили со всех сторон. В такой атмосфере даже говорить хотелось тихо, быстрыми фразами, чтобы не дай бог кто-нибудь посторонний не услышал. Даже Франц поник, дергал ушами и мотал головой, шел медленно, высоко поднимая копыта, не хотел ломать снег.

А еще мне казалось, что воздух здесь искрится от серебра вдвое интенсивней, чем в Степи. И я в очередной раз пожалел, что не выбросил книгу магии сразу же после того, как очнулся возле Бородача.

Книга лежала в моем рюкзаке за плечами — она не становилась тяжелой, не стонала, не лезла в мой мозг невидимыми щупальцами, не просила, чтобы ее открыли — сейчас это была самая обыкновенная книга… но я чувствовал ее вес, мои мысли постоянно возвращались к ней, мне было страшно открывать рюкзак и смотреть на нее.

Потому что книга жила собственной жизнью. Потому что я уже испытал на себе настоящую магию. Потому что больше, честное слово, этого не хотелось.

— Мы идем параллельно тропе, приблизительно, в тридцати метрах от нее, — произнес Бородач шепотом, и звуки его голоса вязли в здешнем воздухе, как мухи в сиропе, — я буду уходить на некоторое время вперед, разведывать обстановку. Думаю, Ловкач и оставшиеся безумцы не могли уйти далеко в Лес. Ловкач, конечно, могущественный маг, но он прекрасно понимает опасность, которую скрывает Лес. Магией здесь можно захлебнуться, поверьте мне.

— Охотно верю, — буркнул Император.

— И не только магия. Есть еще магические существа. Те, которым удалось выжить, — буркнул Бородач, — против естественного отбора ничего не поделаешь. Наверняка выжили сильнейшие.

— Не по себе мне, — отозвался я, тоже шепотом, — даже не верится, что здесь может кто-то жить.

— А вот я думаю, что мы кого-нибудь да встретим, причем в самое ближайшее время, — сказал Бородач, — посмотри-ка на деревья.

Он указал пальцем куда-то вверх. Я задрал голову и увидел, что на некоторых деревьях спилены ветки. Свежие обрубки были чуть выше моей головы — любой взрослый мужчина мог подняться на такую высоту. Под некоторыми деревьями обнаружились опилки, лишь слегка занесенные снегом. Пока мы шли вперед, я разглядел еще несколько спиленных веток и опилки, а также неглубокие следы. При ближайшем рассмотрении, следы оказались вполне человеческого размера — из-под башмаков или сапог. Разглядывая следы, я почувствовал огромное облегчение, хотя не мог точно сказать, чем оно было вызвано — тем, что живущие здесь все-таки люди, или тем, что здесь вообще кто-то живет. Все-таки события последних шестнадцати месяцев напрочь выбили из меня веру в то, что где-то в мире есть еще разумные существа.

Хотя, если задуматься, совсем не факт, что именно люди могут носить башмаки или сапоги. Оборотни тоже, в некотором роде, люди.

— Ты же маг, сделай что-нибудь, — пробормотал я, поравнявшись с Бородачом.

Бородач тихо насвистывал себе под нос какую-то бодрую, совершенно неуместную здесь, мелодию. Ружье на его плече покачивалась из стороны в сторону. Лопатой Бородач раздвигал низкие ветки и оставлял черенком косые зигзаги на снегу.

— Что я, по-твоему, должен сделать? — спросил он, пробуравив меня легким ехидным прищуром. Казалось, что в этом Лесу Бородач чувствовал себя намного лучше, чем в Шотограде. — Хочешь, чтобы я взлетел под небеса и посмотрел как далеко забрел Ловкач? Или, может, понюхал воздух, хлопнул в ладоши и указал вам пальцем, куда идти?

— Хотя бы…

— Глупые наивные люди!.. А еще писарь, начитанный человек! У тебя есть ружье с серебряными пулями. Вот и смотри по сторонам.

— А что тебя держит?

— Все вот это, — Бородач развел руки в стороны, обвел острым черенком лопаты деревья, целясь в клочья облаков, цепляющихся за черные корявые макушки, — ваш мир здорово ограничивает меня в возможностях. Ловкач, кстати, тоже вынужден существовать по вашим законам. Здесь слишком много серебра, оно копилось столетиями, не имея возможности быть использованным. Понимаешь, Геддон, если бы ты сейчас находился на складе, который до самого потолка забит хорошим сухим порохом, а у тебя было бы ружье, ты бы стал стрелять?

— Нет.

— То-то же. В таких ситуациях лучше подойдет холодное оружие. Вот так. — Бородач дружески похлопал меня по плечу и ловко закрутил лопату в руке, — это мое оружие, у твоего Императора свое, а ты, писарь, если не умеешь стрелять, можешь ограничиться ручкой и бумагой. Война — это не твое. Я вообще удивляюсь, что ты все еще плетешься за Императором. Да-да, долг, конечно же, святое, но жить хочется всем. Или ты самоубийца?

— Я должник, — ответил я, после некоторых раздумий, — есть такая категория людей.

— О. И что же ты такого задолжал Императору, позволь узнать? Мне интересно.

— Жизнь.

— О. — вновь повторил Бородач, — то болтаешь без умолку, то слова из тебя не вытянешь. Ладно, писарь, служака Императорский, захочешь — расскажешь.

— А тут и рассказывать нечего, — ответил я, сам того не ожидая, — старый Император, отец Империи, когда-то давно спас меня, вытащил из такой глубокой пропасти, в которой обычно теряются даже человеческие души. И я поклялся, что буду всю оставшуюся жизнь находиться возле него и возле его сыновей, и служить Империи верой и правдой.

Бородач погладил бороду, сверкнул глазами из-под густых бровей, изо рта его вырвалось облачко пара:

— И многим сыновьям ты служил?

— Жена старого Императора подарила нам одного сына.

— Можно сказать, что тебе повезло.

— Можно и так.

Бородач улыбнулся:

— Да, писарь, клятва — это святое. В мире, откуда я родом, клятва — что печать — нерушимая и вечная. Уж если дал клятву, то до конца жизни с ней ходи. Будем считать, что я тебя теперь по-новому уважать начну. Вот прямо сейчас.

Я прищурился, разглядывая Бородача, его лицо. Шутит он или нет? Правду говорит или лжет? Не лицо было у Бородача, ловца могущественных, а форменная маска. Ничего за ней не разобрать. Снаружи — добродушное бородатое лицо, глазки хитрые, но в чем-то даже наивные, а за что там скрывается за ней? Что будет, если обрезать веревочки, маску держащие, и заглянуть еще дальше?..

— Я читал книги про Ловцов Богов. Вас не отличишь от людей, вы умело маскируетесь, хотя у вас совсем не человеческий облик.

— Да, это так, — подтвердил Бородач.

— Позволь мне задать тебе один вопрос.

— Слушаю, писарь.

И опять не понять, насмехается или нет.

— Ловцы Богов вроде бы служат силам добра. Они уничтожают злых магов и могущественных жиелов. Тогда почему все вас боятся и ненавидят?

— О, это просто. Видишь ли, Геддон, ты сейчас высказал общее заблуждение. Ты тоже думаешь, что мы служим так называемым силам добра. Вся прелесть ошибки в том, что между добром и злом нет границ. Это только в сказках добрые волшебники ходят в белом, а злые колдуны надевают черное. В жизни и добро и зло слито. Даже самый злой поступок может в будущем расцениваться как хороший. И наоборот. Никто и никогда не делает зла. Любое существо совершает тот поступок, который считает правильным. И мы, Ловцы, занимаемся тем же. Да, мы ловим паразитов и поддерживаем стабильность в Цепочке Мироздания. Возможно, таким образом мы делаем добро. Но на самом деле нам, Ловцам, глубоко наплевать на вас. Я спустился вниз по Цепочке на добрую сотню миров. Каждый из них населяют люди. Они все похожи. Их поступки одинаковы. Люди для меня однородная масса. Я не отвлекаюсь на людей, мне наплевать на них, потому что у меня есть цель. Если я начну угождать людям, я потеряю цель. Если я иду к цели, люди боятся и ненавидят меня. Это логично. Такова людская сущность. Они ненавидят того, кто не уделяет им требуемого внимания. Каждый человек, которого я встречал, думает, что я ему что-то должен. А мне наплевать на их мысли.

— То есть, тебе наплевать и на нас с Императором тоже?

— Абсолютно. Твой Император думает, что должен помочь ему найти Ловкача. И он ошибается, как и сотни людей до него. Я ищу Ловкача сам по себе. А вы удачно подвернулись.

— У нас вышло взаимное согласие, — усмехнулся я.

И в этот момент заржал Франц. Следом — громко выругался Император, и захрустел ломающийся снег.

Я обернулся, глядя на то место, где должен был находиться мой хозяин, и увидел, что конь стоит на дыбах, мотает мордой по сторонам, задрал передние копыта высоко вверх. А Император лежит в снегу, на спине, и вроде как не шевелится вовсе. А рядом с ними, аккурат перед Францем, лежит в снегу еще кто-то… маленький комочек, не разобрать — человек или животное…

— Устн, шелл, — прошипел у плеча Бородач.

И в следующую секунду я вдруг сообразил, что конь начинает опускаться, и что передние его копыта вот-вот обрушаться на странный маленький комочек… который зашевелился…

И Бородач молниеносно кинулся наперерез. Мелькнул серебристой молнией. Копыта проломили тонкий наст, взметнулись вверх кусочки голубоватого снега, острого льда — а Бородач уже катился кувырком, ломая снег, крича непонятное «Устн… шелл… икхий…», но сжимая в объятиях странный живой комочек.

Я же поспешил к Императору, но моей помощи не потребовалось. Молодой Император поднялся сам. Встал, покачиваясь, вытянул из ножен меч — но лишь наполовину — огляделся, и убрал его обратно.

— Что за зверюшка? — спросил он, — что там? Я надеюсь кролик?

— Сами вы зверюшки, — отозвался Бородач, поднимаясь и отряхивая снег с живота, с колен, с плеч, — идите сюда, глядите.

Мы подошли вместе. Я выдвинулся вперед… и ахнул.

Возле Бородача лежал совсем не комочек, не зверюшка — ребенок. Судя по длинным растрепанным волосам каштанового цвета и аккуратному женскому личику — девочка, завернутая с головы до ног в грубую шерстяную одежду. На первый взгляд ей было не больше десяти лет. Носик задран кверху, тонкие губы яркие, кричаще-красные на бледном лице… Лежала она, свернувшись калачиком, подтянув колени к подбородку, глаза закрыты… Дышит ли?

— Вроде дышит, — произнес Бородач, — интересно, что здесь творится?..

— Я не знаю, — отозвался Император, словно оправдывался, — может быть, выскочила из-за деревьев… Я по сторонам глядел…

— А может быть и не из-за деревьев… — Бородач присел перед девочкой на колени, осторожно дотронулся до больших костяных пуговиц шерстяного полушубка, расстегнул. Под полушубком оказалась розовая рубашонка и штанишки. Бородач просунул ладонь под спину и выудил девочку из одежды. Девочка легко поддалась, раскинула руки в стороны. Ее зрачки под опущенными веками молниеносно летали из стороны в сторону.

— Замерзнет же, — прошептал Император.

— Не успеет.

Двумя пальцами Бородач взял девочку за подбородок, приподнял голову, словно хотел разглядеть что-то под шеей. Удивительное дело — кожа на лице у девочки была загорелой, почти темной, а под подбородком обнаружилась светлая незагорелая полоска.

Но, видимо, для Бородача не это было главным. Продолжая внимательный осмотр, он взял левую руку девочки, осторожно разжал крепко сжатый кулачок, отодвинул рукав рубашонки до локтя. И шумно выдохнул:

— Вот оно… так и знал, шэррин удлэ…

Я наклонился ближе, чтобы лучше разглядеть, едва не столкнулся лбом с Императором.

— Что это значит? Зачем? — спросил молодой Император. Голос его дрожал от возбуждения.

— Вы чуть не затоптали Странствующего, мой Император, — усмехнулся Бородач, хотя веселости в его голосе было меньше, чем листьев на деревьях вокруг, — не знаю, к счастью это или нет, но она все еще дышит…

— Скорее всего, это не татуировка, — сказал Бородач, — Странствующие рождаются с такими рисунками. Нечто вроде родимого пятна, которое передается из поколения в поколение. У Странствующих есть подражатели, которые тоже могут перемещаться по мирам. Раса вайши, о которых я рассказывал, например. Вот они делают себе татуировки. Я встречался с вайши и видел татуировки на их запястьях. На первый взгляд не отличишь от настоящих.

Мы не стали разжигать костер, хотя с наступлением сумерек ощутимо похолодало. Бородач предупредил, что Ловкач и уцелевшие безумцы могут находиться где-нибудь неподалеку.

Мы вытоптали в снегу широкий круг. Я и Бородач наломали веток, которые воткнули по периметру и перетянули веревкой. Бородач попросил отойти и, склонившись над веревкой, начал производить какие-то непонятные пассы — в результате чего веревка слабо засветилась в темноте изумрудом. Если не приглядываться специально, то и не видишь.

— Теперь никто не подойдет незамеченным, — произнес Бородач довольно, возвращаясь к центру круга, где мы сложили все вещи.

Франц был привязан к деревцу неподалеку, но тоже входил в наш ночной круг.

Девочка все еще лежала без сознания. Дыхание ее было ровным, глаза под опущенными веками двигались. Иногда сквозь неплотно сжатые пухлые губы вырывался тихий стон — и в такие моменты Бородач склонялся ближе и клал ладонь девочке на лоб — и девочка мгновенно успокаивалась.

В Лесу темнело совсем не так, как в Степи. Солнце уходило резко. Не было плавного перехода к сумеркам, а затем к ночи. Только что было светло, и в следующую секунду накатила темнота, словно кто-то накинул черное покрывало. Ветер переменился. Он уже не походил на беспечного гуляку с веселым нравом — скорее злобный разбойник, крутящийся между деревьев, завывающий, поскрипывающий, побирающийся…

И мы сидели в самом центре вытоптанного круга, и Бородач говорил.

— Честно говоря, я не могу определить, татуировка у нее или нет, — говорил он, — но следуя логике, могу предположить, что вайши здесь делать нечего, а значит, мы наткнулись на Странствующего.

— Не ты ли рассказывал, что Странствующих почти не осталось? — спросил Император.

— Я же не утверждал, мой господин, что они перевелись поголовно. Кто-то наверняка выжил. А нам повезло встретиться с одним из них.

— Она похожа на змею, — сказал молодой Император, — эта родинка.

Бородач закутал девочку обратно в ее странный поношенный полушубок, но даже в темноте я видел руку девочки, откинутую в сторону, с задранным рукавом. То, что я сначала принял за татуировку, а Бородач инициировал как родинку, этот странный рисунок действительно походил на змею. В ладошке девочки уместилась головка змеи с едва распахнутой пастью, из которой высовывался раздвоенный кончик языка. Туловище змеи тянулось по запястью, извиваясь волнистой лентой, и хвост исчезал на внутренней стороне локтя. Когда рука девочки конвульсивно сжималась или разжималась, создавалось впечатление, что змейка двигается и кивает приплюснутой головкой. Словно зовет подойти ближе… гипнотизирует… что-то хочет…

— Я бы сказал, что это и есть змея, — отозвался Бородач, полез в мешок и выудил свою трубку, — эх, курить хочется… чтоб его… проклятый табак… Давным-давно мне довелось разговаривать с одним Странствующим. То был пожилой человек, старик, почти при смерти. Ясное дело, что я спросил его про родинку. И он сказал, что змея-родинка как-то связана с самым первым Странствующим. То ли у него была такая родинка, а затем волшебным образом она стала передаваться по наследству другим Странствующим, то ли в каком-то из миров первый Странствующий подцепил эту заразу, да так с ней и остался, заразив остальных. В общем, Странствующего всегда можно определить по такой родинке. Иногда она бывает на шее, иногда на спине, но большей частью на руках.

— Так красивее, — добавил молодой Император, и усмехнулся, — а она не слишком молода для Странствующей?

— Странствующими становятся с рождения. По мирам они начинают прыгать лет с десяти-двенадцати… возможно, это был ее первый прыжок. И прыгнула она аккурат под ваши копыта, мой государь. Хотя, иногда люди выглядят совсем не так, как кажется. Может быть, ей уже не один десяток лет. Прыжки по мирам замедляют течение времени. А она как раз прыгнула к нам.

— Из какого-то другого мира, — уточнил молодой Император.

— Точно.

— А как долго она еще будет лежать без сознания?

— Вы задаете столько вопросов, Император, что у меня сейчас взорвется мозг. Откуда мне знать про ее состояние? Может быть, она придет в себя завтра, а, может, через неделю.

— И нам придется тащить ее с собой?

— А вы предлагаете оставить десятилетнюю девочку в Лесу зимой?

— Да ты только что сказал, что она совсем не девочка! Таскать за собой старуху?

Тут я решил вмешаться.

— Мой господин, мы положим девочку на Франца, позади вас, — сказал я, — я буду приглядывать за тем, чтобы она не упала. Вам она неудобств не доставит.

Молодой Император покосился на меня, и в его взгляде читалось недовольство. Затем он посмотрел на Бородача, взгляд его переместился на девочку.

— Ладно, Геддон. Но вы оба учтите, что если она помешает мне поймать Ловкача…

— Ловкачом буду заниматься я, — оборвал Бородач, как мне показалось, чересчур резко.

Император застыл с открытым ртом, сверля глазами Ловца Могущественных, но не сказал ничего, оставив свои мысли при себе. Как мне показалось, сделал он это совершенно верно.

— И в любом случае, ваше величество, стоит подумать о том, что Странствующий может нам пригодиться. Это своеобразное чудо, что она появилась возле нас. Странствующих осталось очень мало. Возможно, эта девочка — единственная на сотню миров в Цепочке Мироздания. Стал бы ты выбрасывать жемчужину обратно в море, если бы она закатилась тебе прямо в ладонь?

— Возможно, — неопределенно буркнул Император, — предлагаю всем лечь спать. Утром как-то лучше думается.

Он отвернулся спиной, улегся на накидки и прикрылся сверху полушубком. Разговаривать дальше Император был не намерен.

— Я подежурю первым, — предложил я, — мне еще нужно многое записать.

— Как знаешь, — кивнул Бородач, — наблюдай за девочкой. Если она проснется, немедленно буди меня.

— Она может уйти в другой мир?

— Все возможно.

Бородач положил возле себя лопату, ружье, лег, накрывшись шубой, и закрыл глаза.

Я же поднялся, подошел к рюкзаку. Мне показалось, что рюкзак слабо светится изнутри, а еще я услышал тихую ненавязчивую мелодию.

Книга ждала меня. Каким-то образом магия со страниц книги пыталась пробраться в мою голову. Между нами возникла связь. Книга хотела, чтобы я вновь дотронулся до ее переплета, пробежал глазами по строчкам заклинаний, ожидающих на страницах. Магия хотела просочиться сквозь рюкзак, дотронуться до моего сознания, завладеть мною…

Я замер над рюкзаком, застыл, словно на границе сумеречного сознания. Зов книги был слаб, но навязчив. Пока еще у меня были силы сопротивляться, но я панически соображал, что уже не могу взять и выбросить книгу в снег, за пределы нашего ночного круга.

Невозможно.

Книга не позволит мне этого сделать. Я боялся дотронуться до нее, потому что понимал — стоит взять книгу в руки, и мне придется открыть ее, дотронуться до страниц, прочитать заклинание…

Я присел на корточки, развязал тесемки рюкзака, не глядя выудил из рюкзака листы бумаги и ручку и побродил по кругу, выискивая место, куда падал свет от робко выглядывающей из-за деревьев луны. Я отошел подальше от рюкзака, там, где зов книги был почти неслышим.

Постелив полушубок, я стянул перчатки и начал писать. В письме я нахожу спасение. Письмо приносит облегчение, возможность уйти от реальности. Письмо — это моя магия, которая облачает меня в тень, и я становлюсь невидим для окружающего мира.

Зов книги не может пробиться в мое сознание, пока я пишу. Лишь бы не замерзла паста…

Я подышал на ручку и начал писать.

Пальцы свело радостной судорогой, а на лице моем блуждала улыбка…

Я давно не писал тебе, родная. Извини. Мне столько всего хочется рассказать тебе, но я не знаю с чего начать. Вот так всегда — мыслей в голове полно, бегают хаотично, ударяются друг о дружку, и никакого порядка. Вроде бы и знаю, что надо писать, а вот с первыми строчками незадача — не выходят они, не складываются…

Помнишь, как я сидел по вечерам за столом, склонившись перед бумагами, и часами размышлял, с чего бы начать. Каждая глава истории Императора — словно новое начало жизни. В такие вечера ты приносила мне крепкого чаю, массировала плечи и нашептывала на ухо что-то неразборчивое, но приятное. А сейчас мне этого так не хватает.

Извини за некрасивый почерк. Света луны не хватает, чтобы видеть строчки, пишу наугад, и, думаю, скоро начнут болеть глаза. Но сейчас моя смена, я дежурю в нашем ночном кругу. И я очень хочу написать тебе письмо, поделиться с тобой своими мыслями, надеясь, что когда-нибудь ты прочтешь все мои записи. И многое поймешь.

Я хочу поделиться с тобой своими секретами, своими тайнами, теми мыслями, что гнетут меня вот уже несколько дней.

Это касается молодого Императора, Бородача, который на самом деле пришелец из другого мира и зовут его Шиджилл — Ловец Богов. А еще я хочу рассказать о книге магии.

Я боюсь за Императора. Глядя на него, я понимаю, что очень мало осталось от того юноши, который хотел построить новую Империю. С каждым днем жажда мести высушивает все больше места в мозгу молодого Императора. Возможно там, в его голове, идет ожесточенная борьба между местью и здравым смыслом. Я буквально вижу, как господин разрывается между желанием уничтожить Ловкача и желанием вернуться обратно в Шотоград и основать новое государство.

И, знаешь, пока месть берет вверх.

Это касается и девочки, которую Император не захотел взять с нами. Он посчитал, что девочка может стать обузой для него, он хотел оставить ее умирать в Лесу. Это ли не говорит о том, что месть берет вверх?

Но ты, дорогая, наверное, мало что понимаешь из моего сбивчивого повествования. Ты не можешь понять кто такая эта девочка, что за Лес? Я так давно тебе не писал, прости меня…

На какое-то время мы оставались с Императором одни. Но ненадолго. Сейчас на уже четверо, хотя не знаю, стоит ли причислять девочку к нашему отряду.

А есть еще Шиджилл, ловец богов.

А есть еще проблема, и я не знаю, как разрешить ее…

В моем рюкзаке лежит книга, в которой подробно описано, как творить заклинания. Это книга магии. В пределах нашей Империи это книга как книга, но стоило нам выйти за ворота Шотограда, и магия начала исходить со страниц, литься из каждой строчки. Я не знаю, как более точно объяснить тебе это явление. Шиджилл, которого я зову Бородачом, говорит, что магия накапливается в серебре. И я вижу струйки серебра, сочащиеся со страниц книги. Эти струйки витают в воздухе, их тонкие, почти незаметные линии, пытаются подобраться к моей голове, окутать мое сознание, проникнуть в мозг. Возможно, я начинаю сходить с ума. Возможно, все это лишь галлюцинации.

Но я летал. Заклинание со страницы книги магии действительно хотело, чтобы я его прочитал. И я его прочитал против своей воли. И едва не погиб.

Я испугался, честно слово. Я понял, что за пределами Империи возможны вещи, которые мне неподвластны… тут есть магия.

И, знаешь, мне страшно избавляться от книги. Я боюсь выкинуть ее или вообще выложить из рюкзака. Я боюсь даже дотрагиваться до ее обложки. Мне кажется, что я не могу выкинуть ее. Книга сама не даст мне этого сделать. Едва я дотронусь до нее, как со страниц хлынет серебро и утопит меня.

И я понимаю, что я летал… Вчерашней ночью книга захватила меня. Она как живое существо позвала меня, и я не смог сопротивляться. Я нашел одно из заклинаний и едва не погиб — благо, что Бородач оказался поблизости.

Дорогая, мне страшно подумать, что за чудовищный груз я несу на своих плечах. Я всю свою жизнь жил в мире, где нет магии. Я привык к стабильности. Я знал, что если камень подбросить вверх, то он обязательно упадет вниз. Я знал, что не услышу голосов, зовущих меня со страниц книги. Я знал, что серебряные пули, такая же бесполезная вещь, как святая вода. Да, я верил в Бога и мир после смерти. Но я не сталкивался с доказательствами. Я думал о стабильности мира и существующих физических законах. А ведь реальность оказалась намного грубее выдумки.

И сейчас все изменилось. И дело не только в серебре, которое, как говорит Бородач, витает здесь повсюду. Дело еще и в книге. Каждая строчка в этой книге рушит в моей голове представление о стабильности. Знаешь, камень может и не упасть, если вовремя прочесть нужное заклинание. Он может полететь. И от осознания этого мне страшно. Ой, как страшно.

Но вот парадокс, родная. Мне страшно и одновременно интересно. Бывает же такое? Да, страх есть, он никуда не девается, и со временем становится, наоборот, все больше. Но тут же, следом, приходит любопытство. И тысячи вопросов проникают в голову: как, зачем, что будет? Если я прочту это заклинание вслух, смогу ли я полететь? Действительно полететь, родная, как птицы, по голубому небу. Или вот, строки, в которых говорится об оживлении умерших людей. Оживлении, понимаешь? Мертвый человек возьмет и вернется к жизни. Прямо с того света!

И мне становится любопытно. Страшно любопытно, прости меня за невольную игру слов. Меня колотит от страха, но в тоже время сознание мое и руки тянутся к этой книге… и я ничего не могу с собой поделать.

Я бы хотел попросить у тебя совета, помощи, но ты слишком далеко… И, знаешь, дорогая…

Не зря, ох не зря Бородая натянул веревку и колдовал над ней, сидя на корточках.

Рука моя дрогнула, сбившись с очередной строчки письма, когда я услышал резкий пронзительный звон. В следующее мгновение наш скромный круг вытоптанного снега осветила яркая вспышка света.

И этот бледный ночной свет выхватил их темноты силуэты. Маленькие, мохнатые силуэты.

Совсем не безумцы. Кто-то другой. Местные.

Вот это самое страшное слово — местные.

А Бородач уже вскакивал со своей постели, подхватывая верную лопату. Черенок ее светился светло-голубым. Заворочался молодой Император, сел, ничего не понимая.

А небо уже озарилось еще одной вспышкой, и пронзил воздух громкий рев не человека — а животного.

— Писарь, ружье!

Может быть, животные? Дикие кабаны забрели на запах пищи? Или медведи какие-нибудь?

Я стал подниматься на ноги, сложив листы и убрав их в задний карман. И в это время из лунной темноты на меня кто-то прыгнул. Маленький, на кривых, полусогнутых ножках. В нос ударило едкое зловоние. Я увидел глубоко посаженые красные глазки, круглый нос, задранную кверху верхнюю губу, из-под которой выпирали кривые — изогнутые вперед клыки. Существо ударило меня в грудь, его лапки, оканчивающиеся пятерней кривеньких пальчиков, уцепились за мой полушубок. От неожиданности я отступил на шаг, зацепился за постеленную накидку и упал на спину.

А существо уже оседлало мою грудь и руками пыталось разорвать одежду. Воняло от него страшно.

Времени на размышления — животное это или нет — уже не было. У меня еще осталась письменная ручка, и я со всего размаха всадил ее существу в левый глаз. Глаз лопнул с отвратительный звуком, выпустив фонтанчик темной воняющей жидкости. Существо взвыло, задрав голову к небу. А я толкнул его руками в грудь, скидывая с себя. Упав в снег, существо завертелось волчком, ручка в его глазу дергалась.

Я вскочил, схватил со снега ружье и выстрелил серебряной пулей в упор. Громыхнуло так, что ногти подкосились. Поляну осветила вспышка света. Визг существа замер на пронзительно высокой ноте. Комок шерсти отшвырнуло по снегу в сторону. Я выстрелил еще раз, скорее от испуга, чем для того, чтобы добить. А слева уже бежало еще одно существо — перебирало маленькими лапками, повизгивало толи от предвкушения, то ли от возбуждения. А я уже не размышлял — не было времени — взвел курок, выстрелил, потом еще раз и еще. Пули выбивали в снегу фонтачики снега. С четвертого раза я попал. Лапы существа подкосились, нос-пятачок воткнулся в снег.

Я обернулся и увидел, что молодой Император уже на ногах, с мечом в руках. У его ног корчится существо, оставляя на снегу темные разводы крови. Бородач тоже был неподалеку. Как раз в тот момент, когда я посмотрел на него, Бородач выстрелом снес голову одному из существ. Обезглавленное тело шумно рухнуло в снег. Возле Бородача валялось уже три таких трупа.

Молодой Император подбежал ближе и взмахом меча отсек голову корчившемуся в судорогах существу за моей спиной.

Мы огляделись по сторонам и больше никого не заметили. Подошел Бородач, протирающий тряпкой лезвие лопаты.

— Пятеро, — сказал он, посматривая на труп существа около моих ног, — поживиться захотели.

— Кто это? — спросил я.

— Знать бы… — Бородач присел на корточки и, совершенно не брезгуя, перевернул обезглавленное тело, потом взял голову, валяющуюся рядом, за волосы и приложил к шее.

Молодой Император присел рядом, зажимая нос рукой.

— Похож на карлика из бродячего цирка. Только мохнатый.

— Этакий недочеловек, недоволк, — произнес Бородач, — вам не кажется, ваше величество, что он на оборотня похож?

— Есть немного, — добавил я, присаживаясь рядом, — только он, похоже, в волка превращаться не собирался. Похоже, он такой мохнатый всегда и есть.

— Ну, это мы утра дождемся, а там посмотрим, — Бородач поднялся, — чуяло мое сердце, что серебряные пули пригодятся

— Меч тоже неплохо действует, — заметил молодой Император, — вжик, и готово.

Бородач отвел затвор ружья и высыпал на ладонь две оставшиеся пули.

— Негусто. У тебя сколько?

— Одна.

— Надеюсь, до утра нас больше не потревожат. Интересно, что там с нашей странствующей?..

Бородач встал и пошел от нас к лежащей девочке, которая за все время недолгой битвы, кажется, ни разу не пошевелилась. Я же, подумав, наклонился и выдернул ручку из глаза существа. Как-никак, другой ручки у меня нет, а мне пальцем писать прикажете?

— О, гляньте-ка! — донеслось со стороны лежанки девочки.

Бородач махал нам рукой, подзывая.

Я подоспел первым, и первым же увидел, что глаза девочки открыты, и она смотрит на нас… нет, не пугливым — о страхе тут и речи быть не может — любопытным, изучающим взглядом. Глаза у нее оказались большими и темными. Такие глаза приковывают взгляд с первого взгляда. Глубокие глаза, завораживающие… совсем не детские глаза, между прочим.

Я посмотрел на Бородача и увидел, что тот улыбается. По-доброму, словно отец, заставший пробуждение любимой дочери. Рядом возник Император, вытирающий меч куском ткани. Смутился, убрал меч в ножны, заулыбался. Да и я поймал себя на мысли, что улыбаюсь, глядя на проснувшуюся девочку.

Вот так мы стоим втроем и улыбаемся. А девочка изучает нас милыми светлыми глазами.

Наконец, первым заговорил Бородач.

— Здравствуй, — произнес он тихо, — не бойся нас, мы не плохие. Мы нашли тебя в лесу и решили взять с собой, чтобы ты не замерзла, понимаешь?

Девочка перевела взгляд на Бородача, уставилась внимательно на его губы, и улыбнулась.

— Как тебя зовут? — продолжил Бородач, — имя у тебя есть?

Девочка помедлила, а потом, словно нехотя, кивнула. Зашевелилась, выуживая одну руку из-под накидки. Рука эта совершенно неожиданно потянулась к моей руке, в которой была зажата ручка.

— Написать хочешь? — сориентировался Бородач, — Геддон, дай человеку лист!

— А? — я растерялся, — а, сейчас, секунду.

Ручка перекочевала в руку к девочке. Я вытащил из кармана сложенные листы, отыскал чистый и протянул ей.

Девочка села, положила лист на колени, и что-то быстро написала. Лист протянула Бородачу.

— Мне? Ага. — Кажется, Бородач был не менее растерян, чем я. Видно, у него было недостаточно опыта общения с детьми.

Он взял лист, прищурился, читая, потом произнес:

— Все ясно. Тут написано, что она не слышит нас и не может разговаривать. Но зато она прекрасно читает по губам и может писать. Зовут ее Инель.

— Спроси, как она здесь оказалась? — сказал Император.

Глаза девочки — такие светлые даже ночью — быстро переметнулись к губам Императора. Она взяла лист из рук Бородача и принялась писать.

— Она говорит… пардон, пишет, что не помнит, как все произошло, — прочитал Бородач через некоторое время, — тут, ммм, написано, что с ней всегда такие странные вещи творятся. То она ходит по цветущему саду, то вдруг открывает глаза и уже посреди зимы в лесу. Последний раз она стояла на тротуаре прохожей улицы и просила монетку на хлеб, а потом вдруг подошел кто-то, пнул ее жестяную миску… а дальше, пишет, темнота… — Бородач присел на корточки перед Инель, — ну-ка, девочка, дай посмотреть… Все ясно, ее сильно ударили по голове.

Я приблизился и увидел на виске девочки темный синяк. Когда пальцы Бородача ощупывали его, Инель поморщилась и беззвучно вскрикнула.

— Представляю, как удивились те люди. — Бородач взял Инель за подбородок и заговорил, тщательно произнося слова губами, — запомни, Инель, теперь ты попала к хорошим людям. Мы ничего плохого не сделаем. Оставайся с нами и постарайся не терять сознания… Кушать хочешь?..

На последнем слове хмурящаяся девочка улыбнулась, изогнула густые брови и закивала головой. Я же поймал себя на мысли, что тоже улыбаюсь. Старый дурак…

Мой сын учился в западном округе столицы, в Университете Права. Большой уже был, собирался пройти военные курсы при дворе Императора. Но не успел. А я вот успел узнать, что с ним. Я видел своего сына, превратившегося в безумно улыбающегося голого урода. И хотя я убил его, в моих воспоминаниях он все еще жив. Иногда я допускаю мысль о том, что мне удастся встретиться с ним. Как и со своей женой. Я верю, что это возможно.

Почему бы и нет?

Бородач тем временем отвел девочку к своей лежанке и уже раскладывал перед ней еду.

— Эй, Геддон, дружище, стащи все тела в одну кучу, — крикнул он, помахав рукой, — и ложись спать. До утра я подежурю.

Тела я сложил за пределами нашего круга. Пока тащил их за ноги, протоптал еще одну широкую тропу. Затем брал головы за волосы, раскачивал и швырял в темноту. Впору ловить себя на мысли, что не осталось во мне ничего человеческого. Ведь нет никаких эмоций, никакой жалости, вообще ничего. Словно таскал мешки с картошкой.

Умыв руки снегом, я поглядел на Императора. Тот уже спал, или делал вид, что спит, отвернувшись спиной от центра круга.

Я последовал его примеру и еще некоторое время лежал, прислушиваясь к шепоту Бородача, но слов разобрать не смог. Я не уловил тот момент, когда погрузился в сон. Да и кто вообще может уловить подобное?..

Мне вдруг показалось, что я сплю в палатке, в лагере уцелевших после нашествия Ловкача.

То были первые дни зимы за пределами Империи. Первая дни вернувшегося средневековья. Аристократы мерзли, не имея представления, как поддерживать огонь всю ночь. Простой люд собирался в кучки вокруг костра. Крутили самокрутки из отсыревшего табака, рассказывали вполголоса истории о Ловкаче, о чуме, обрушившейся на Империю, о том, что за горами нас ждет город Полеврон, жителей которого не коснулось безумие…

А я спал в палатке, возле Императора, часто просыпаясь, глядя в серый треугольник потолка. Я слышал его дыхание. Я тоже верил, что в городе Плевроне нас ждут здоровые люди и работает газовое отопление и есть ванная, полная горячей воды (та самая ванная, которая ждет меня, мое грязное тело, которое я опущу туда, и буду откисать несколько часов, блаженно закрыв глаза и положив макушку на край)…

Тихо ржали кони, бормотали сторожа, прогуливаясь по лагерю (а было ли хоть одно нападение? Был ли хоть кто-нибудь живой за пределами лагеря, который рискнул бы напасть на нас? Безумцев мы встречали только в городах. А между городами — ни души)… Когда ни проснись — всегда можно услышать, что кто-то ходит за пределами палатки, чиркает спичками, прикуривает папироску. Я почти привык к тому, что возле меня кто-то находится. Постоянно. Все шестнадцать месяцев моей новой жизни.

Но наваждение прошло так же быстро, как накатило. Я открыл глаза и увидел над головой серое небо. Увидел ветки деревьев, сплетенных в замысловатые узоры. Увидел легкие снежинки, кружащиеся в безветренном воздухе.

Пахло сигаретным дымом — повернув голову, я обнаружил неподалеку Бородача, из густой бороды которого торчал тлеющий кончик сигареты. Девочка по имени Инель стояла возле него с кипой листов в одной руке и ручкой в другой.

— … я попробую, конечно, моя дорогая, — говорил Бородач, не видя меня, — но у тебя почти не осталось сил на следующий прыжок. Да и поранилась ты, видишь?..

Девочка кивнула и принялась что-то писать. Бородач взял лист, усмехнулся:

— Ну, если ты действительно так считаешь…

Я приподнялся на локте, посмотрел на лежанку Императора. Мой господин все еще спал.

— Знаешь что, дорогуша, пойдешь пока с нами, а как найдем какое-нибудь поселение, сама решишь оставаться тебе или нет, идет? — произнес Бородач в полголоса, — с твоими-то силами.

И я понял, откуда все эти воспоминания о лагере в моей голове.

Они болтали всю ночь. Бородач и Инель. Вернее, Бородач разговаривал, а девочка писала — именно так. И я ворочался, потому что слышал тихий голос Бородача. И мне снился лагерь в поле, первая зима мертвой Империи.

— Доброе утро, — сказал я, поднимаясь.

Инель, увидев меня, улыбнулась, кивнула головой. Бородач выудил из бороды сигарету, выпустил в воздух облако дыма:

— Доброго, писарь, доброго.

— Как дела?

— Лучше не бывает, — Бородач поднялся, взял девочку за плечи и сказал ей, — я отойду с Геддоном на пару минут. Ничего не бойся. Мы недалеко, — потом поманил меня пальцем.

Мы отошли за пределы нашего круга. Подмерзший за ночь снег ломался под ногами с громким треском. Где-то над головами застрекотала сорока, но я никого не увидел. Холодный утренний ветер привычно забрался под полушубок — я потянулся, разгоняя усталость, похрустывая косточками.

— Держи, умывайся, — Бородач отстегнул от пояса флягу с водой и протянул мне.

Пока я протирал ледяной водой глаза, он говорил.

— Нам удивительно повезло, Геддон. Знак судьбы — не меньше. Встретить Странствующего вообще большая удача, а в такой момент — двойная удача!

— А что в ней такого важного? — спросил я, — девочка написала, что не может контролировать свои прыжки. Да мы и не хотим никуда прыгать. Зачем она нам?

— Ты смотришь прямо, писарь, и не видишь поворотов. Странствующие могут перемещаться по мирам. Они могут добывать нужные вещи, нужную информацию. Перетаскивать с собой других людей! Понимаешь, какая мощь скрывается в этой девочке? Если я смогу научить ее контролировать свои способности, если только смогу направить их в нужное русло…

— Скажи об этом моему Императору. Мне-то зачем?

— И ему скажу. И твой Император тоже будет знать. Но нам нужно договориться. Я хочу, чтобы вы не лезли. Девочка должна привязаться к одному конкретному человеку. Ко мне.

— Зачем? — подушечки на кончиках пальцев сморщились от холодной воды, онемели, но я умылся еще раз, прогоняя утреннее наваждение.

Нет никакого лагеря. Не осталось надежды в городе Плевроне.

— У нее нет родителей. Мы разговаривали всю ночь. Инель не помнит, откуда она родом, кто ее отец и мать. Она помнит, что у нее был брат, с которым они вместе прыгали по мирам. Но потом он исчез. Вполне возможно, что он ушел в другой мир и не смог вернуться обратно. Последние два года Инель просто пыталась жить.

— И ты веришь ей?

— У меня нет повода не верить.

— Когда мы встретили тебя, ты тоже рассказал много чего. И про жену несуществующую, и про работу и про медаль за лучшую уборку города, не помнишь? У меня есть повод не верить словам.

— Ты считаешь, что десятилетняя девочка способна так ловко лгать?

— Она не говорила, что ей десять лет.

Бородач вздохнул и продолжил:

— Она бродила по городам, просила милостыню, иногда подрабатывала в ресторанах и гостиницах. Глухонемым в любые времена и в любых мирах тяжело, поверь мне. Девочке нужно человеческое общение. Я хочу привязать ее к себе, чтобы она почувствовала, что я ее отец…

— Привязать, значит, — сказал я, — как собаку, да? Чтобы она всегда была рядом?

— А хотя бы и так, — огрызнулся Бородач мягко, незлобно, но что-то в его голосе заставило меня поднять глаза.

Бородач подошел ближе. Теперь его лицо находилось достаточно близко от моего лица, так, что я смог разглядеть седые волоски в его бороде и усах. Много седых волосков.

— Я помогаю вам догнать Ловкача не по доброте душевной, — сказал он тихо, — так и вы будьте любезны, не мешайте мне делать то, что я считаю нужным.

— А тебе нужна девочка Странствующий, — заключил я.

— Ох уж эта сентиментальность! — всплеснул руками Бородач. Его плечи покрылись густой белой бахромой, — если хочешь знать, писарь, так, для информации, Странствующие вообще не люди. Это у них оболочка такая, человеческая. А под ней вовсе не человек. Там нет сознания, нет «я». И мне их не жалко. Но я и не испытываю злости. Мне все равно. Рассматривай девочку как стул на человеческих ногах. В любой момент на него можно сесть. Ты же не испытываешь угрызения совести, когда садишься на стул?

Я молча закрутил крышку и протянул флягу обратно. Выпрямился. За спиной Бородача стоял Император. У него были заспанные глаза и растрепанные волосы. В волосах путались снежинки.

— О чем разговор? — спросил он, подходя ближе.

Я смотрел на Императора и гадал, слышал ли он наш разговор или нет. Иногда мне кажется, что я хорошо знаю Императора, а иногда — что совершенно его не понимаю.

Император не одел полушубка, оставшись в теплой вязаной рубахе с большими пуговицами. На ремне болтался меч. В этот момент Император выглядел моложе лет на десять. Этакий юнец с легкой порослью черных волос на подбородке и под носом. Вот только глубокие морщины на лбу, шрам на левой щеке и… глаза. Глаза, наполненные жаждой мести. Возможно, для меня он навсегда останется молодым Императором, но не для других.

— Геддон, дружище, мы же уже закончили? — спросил Бородач, положив руку мне на плечо. Я невольно сбросил ее и отступил на шаг назад, ломая ботинками снег, — возвращайся к Инель. Думаю, ее не стоит оставлять одну.

— Тогда лучше вернуться тебе, — сказал я, — если следовать разговору.

— Шиджилл, Геддон, что таково между вами произошло? — Император подошел ближе, — поделитесь?

— Охотно, — кивнул Бородач, смерив меня взглядом, — с глазу на глаз, если не возражаете.

— Я не возражаю, — пожал плечами Император, — Геддон, будь добр, вернись в круг. Присмотри за Инель.

— Из уважения к вам, мой Император, — я кивнул, отвернулся и зашагал по снегу к вытоптанному и расчищенному кругу.

На самом деле обижаться на Бородача смысла не было… Тонкие ветки цепляли меня за шубу, я ломал их руками и швырял мертвые холодные сучки далеко в снег… Он делает свою работу, а мы с Императором всего лишь его случайные спутники… Так чего же берет злость? Что происходит?.. Наверное, все дело в том, что я с самого начала не доверял Бородачу. Не доверял и, что самое страшное, побаивался его. Бородач — маг, и он не из нашего мира. Он многое знает. Он наверняка может избавиться от нас в любой момент. Раз не избавляется, значит, мы ему нужны. Но это же не значит, что когда мы выполним свое предназначение не произойдет самого худшего… Да, именно этот факт лежал на поверхности моей неприязни. И рьяное желание Бородача самолично оберегать и общаться с девочкой еще больше взбесило меня. Можно назвать это ревностью, а можно и другим словом. Вполне возможно, что с появлением Инель мы с молодым Императором станем лишними. Следовательно — мы будем мешать планам Бородача, какими бы они ни были. Дальше все предельно ясно…

Остановившись возле мертвых тел, я стал задумчиво их разглядывать. С первого взгляда, нападавшие походили на животных. Тела их были покрыты густой бурой шерстью. На ногах и руках по четыре пальца, которые заканчивались длинными острыми когтями желтого цвета. А вот в лице проглядывались какие-то людские черты. Лица их оказались гладкими, без шерсти, росли густые брови, у двоих я заметил легкую щетину на подбородке и над верхней губой. Если бы не клыки, оттопыривающиеся губы, можно было бы принять существ за каких-нибудь карликов-переростков.

За ночь их тела покрылись тонкой голубоватой коркой инея. Кровь вокруг стала бурой.

Я смотрел на мертвых существ, стараясь откопать, найти в своей душе хотя бы каплю сострадания, но обнаружил, что мне совершенно все равно. Эти существа напали на нас, и мы их убили. Больше никаких мыслей. Ну, думаю, и не надо.

Отвернувшись, я вошел в наш ночной круг — снег перестал ломаться под ботинками — и сразу же возникло странное чувство. Словно здесь, рядом, находится кто-то еще. Помимо меня, Инель и стоящих позади Бородача с Императором.

Я огляделся вокруг.

Никого.

Но чей-то взгляд продолжал наблюдать. Я чувствовал его затылком. Моя кожа покрылась мурашками. Я стремительно пересек круг, подошел к тому месту, где лежали мои вещи, и надел пояс с мечом.

Инель наблюдала за мной с места Бородача. В руках ее все еще были крепко зажаты листы и ручка.

— Не бойся меня, — произнес я едва слышно, одними губами, — я не собираюсь причинять тебе вреда. Я твой друг.

Последняя фраза прозвучала довольно глупо, но лучшего я придумать не мог. Большие глаза Инель продолжали, не мигая, наблюдать за моими передвижениями. Снова мне показалось, что девочке вовсе не десять лет, а намного больше. Я заходил по кругу, оглядывая местность. Чувство, что за мной наблюдают, не проходило, а, наоборот, усиливалось.

Карлики. Мохнатые существа. Пришли следом за своими товарищами?

Черт возьми, да за столько лет они великолепно научились маскироваться!..

Первым из-за деревьев вышел Бородач. Ступил в круг и замер, оглядываясь. Император за его спиной тоже замер.

— Что-то происходит? — спросил он тихо.

— За нами наблюдают. — ответил Бородач.

— Карлики?

— Нет. Вовсе нет. Похоже, что это люди.

— Ты видишь их? — спросил я, подойдя ближе.

— Чувствую. От них пахнет молоком и кровью, — сказал Бородач, — от них пахнет потом и железом. Кажется, они вооружены… и напуганы.

— Сколько их? — спросил Император.

Бородач пожал плечами и вошел в круг:

— Не думаю, что много. Расслабьтесь, господа. Если бы они хотели, то давно напали бы на нас. Карлики, вон, захотели, и напали, а эти осторожничают и боятся.

— Но ведь это не безумцы, верно? — Император последовал за Бородачом, как верная овчарка за своим хозяином.

— Скорее всего, нет.

— Тогда кто они?

— А вот это скоро узнаем. Собирайте вещи, — распорядился Бородач, — только не торопитесь. Аккуратно и спокойно собираемся в путь… Мой Император, возможно, мне понадобится ваша помощь.

Император с готовностью закивал головой и направился к своим вещам. Я собрал свои, помог Императору упаковаться. Верный Франц стоял на краю круга, шевелил ушами и доедал оставленные ему фрукты. Похоже, ему было все равно, наблюдает ли кто за нами или нет. Я же подумал, что если через несколько дней мы не найдем место, где можно пополнить запасы еды, то содержание коня станет серьезной проблемой. Фруктов осталось совсем мало.

Собираясь, я краем глаза наблюдал за Бородачом. Тот беседовал с Инель. Девочка следила за его губами и время от времени согласно кивала. На лице ее блуждала задумчивая улыбка. Она трясла ручку, дышала на нее — размораживала застывшую пасту — и быстро писала что-то на листах. Бородач читал написанное, и в эти моменты такая же улыбка блуждала на его лице.

Мы собрались за несколько минут. Император сел на Франца, взял здоровой рукой девочку и усадил ее позади себя. Инель крепко обхватила молодого Императора за пояс, прижавшись лицом к его спине.

— Теперь слушайте меня, мой господин, — заговорил Бородач, — ночью мы подняли такую пальбу, что, наверное, перебудили половину Леса. Удивительно, что сам Ловкач не пришел поглазеть на нас. Я думаю, за нами наблюдают жители Леса. Возможно, где-то здесь неподалеку есть поселение. Эти люди напуганы, потому что впервые видят в своем Лесу гостей из Империи. У нас есть возможность напугать их еще больше, либо попытаться пойти на контакт. Вы что выбираете?

— Глупо спрашивать, Шиджилл. Конечно, нужно с ними поговорить. Они могут знать о Ловкаче и его отряде.

— Я так и подумал. — Хитро сощурился Бородач. Его руки, теперь одетые в тонкие перчатки, взметнулись к небу, — позвольте заглянуть в ваши глаза, мой Император. Мне понадобится чуток вашей магии.

Император изогнул бровь:

— Такое возможно?

— Я говорил вам, что в жилах Императоров течет особенная кровь. У вас хватило сил очистить Империю от магии. Я не знаю, сами ли вы так сделали, или кто помог, но факт остается фактом. Кровь Императоров насыщена серебром не меньше, чем у великих магов из других миров.

— Может быть, поэтому чары Ловкача не подействовали на меня?

— Может быть. Я думаю, что за семь сотен лет кровь Императоров смешалась с кровью очень многих людей, и именно они выжили после пришествия Ловкача. Кровь помогла им выжить.

Я удивленно присвистнул:

— В моей крови есть толика крови Императора?

— Все возможно, — улыбнулся сквозь бороду Бородач, — не утверждаю, конечно. Было бы большой наглостью что-либо утверждать наверняка. Но и не отрицаю. За семь сотен лет многое могло произойти, верно?

Он хитро подмигнул мне и Императору, поправил шапку четырехпалой рукой.

— То есть, ты можешь взять серебро и у Геддона? — спросил Император.

— Кровь писаря ничто по сравнению с кровью государя!

— Тогда валяй, бери. Только, чур, немного.

Император наклонился ниже. Бородач подошел, привстал на цыпочки и заглянул моему господину в глаза.

— Это совсем не больно.

И в это мгновение что-то произошло. Воздух вокруг нас вздрогнул. Снег под ногами всколыхнулся белой пеленой и медленно осел на землю, на обувь. Деревья, что находились ближе всего к кругу, стремительно изогнулись в противоположную сторону, все их ветви с треском отвернулись. Некоторые ветки отломились и попадали в снег. Всего через секунду мир вокруг нас отступил на шаг.

Бородач сделал движение, словно стряхивал с ладоней воду. Но вместо воды от пальцев его брызнули в сторону яркие искры.

— Благодарю, — кивнул он, и произнес то, что всегда произносят фокусники в дешевых цирках под открытым небом, — а теперь следите за моими рукавами!

Взмах рук — и яркие лучи света устремились в Лес. Лучей было три — они летели, не соприкасаясь, но переплетались в воздухе причудливыми косами. И деревья расступились от них в стороны. Многовековые стволы изогнулись, деревья, что помоложе, с треском ломались, обнажая сухие внутренности. Ветки разлетелись в стороны, как стая напуганных ворон.

Прошло не больше секунды, и я понял, что смотрю на широкую тропинку в Лесу. Тропинку, которая заканчивалась в десятке метров от нашего круга. В конце этой тропинки все еще кружились лучи, но они стремительно угасали, оставляя после себя тающие серебряные капли.

А прямо перед лучами, онемевшие от неожиданности и испуга, стояли люди.

Четверо человек.

Стояли и смотрели на нас. А мы, в свою очередь, на них.

За спиной Императора звонко захлопала в ладоши Инель. Она беззвучно смеялась, запрокинув голову назад. Я вздрогнул от этих резких звуков, а Бородач бежал по новой тропе к застывшим людям, махал руками и приговаривал:

— Не бойтесь, мы друзья. Мы друзья не бойтесь. Не бойтесь, говорю же вам…

Люди не побежали. Они просто стояли и ждали, пока мы подойдем. Возможно, у них не хватило сил или смелости. А, может, они услышали Бородача, и до них дошел смысл его криков.

Первым подъехал Император. Обогнав Бородача, он сделал круг вокруг людей, остановил Франца и спустился на снежный настил.

Последним подоспел я.

Первое, что бросилось в глаза — люди нас боялись. Испуг читался на их лицах так же ясно, как крупные снежинки, путающиеся в волосах. Люди жались друг к другу, сомкнувшись в тесный круг, переплелись руками, вертели головами, словно пытались поймать взглядом всех нас.

Двое мужчин, две женщины. Возраст определить почти невозможно — лица людей покрывала копоть и грязь. Руки одной из женщин оказались покрыты глубокими царапинами — кровь капала на снег, и эта кровавая дорожка тянулась из глубины леса.

Мужчина с черной бородой — усеянной, словно паутиной, седыми волосками — первым вытянул вперед левую руку и ткнул пальцем в сторону спешившегося Императора.

— О, да, они пришли вновь! — голос мужчины дрожал и хрипел. Что-то у него в горле булькало.

— Я же говорила вам, говорила! — подхватила одна из женщин, и голос ее перешел в визг, — нет добра от людей, который приходят со стороны Степи! Это вам и моя бабушка говорила и мать моя и сестры! А вы чем слушали? Чем слушали, а?

— Нужно было отойти подальше, — посетовал тихо второй мужчина, правый глаз которого скрывала черная кожаная повязка, — они нас унюхали. Уж я-то знаю этих колдунов. Нюхачи, чтоб их!

Молодой Император подошел ближе, остановился и спросил, перебивая сбивчивый разговор пугливых людей:

— Вы кто такие?

Разговор мгновенно оборвался. Люди повернули головы к Императору. Три с половиной пары глаз уставились на него, изучая.

— Сомнений быть не может, — произнес тот, что с седой бородой, — Палач их породы. Он говорил про знатный род, красивые полушубки и осанку. Говорил, что не вынесет в своем государстве плебеев. От них пахнет серебром Чувствуете?

— Красивый полушубок вижу, — дрожащим голосом произнесла женщина с царапинами на руках. Возможно, когда-то у нее были длинные и красивые ногти, но сейчас остались лишь обломанные куски на кончиках пальцев, которыми женщина расцарапывала раны — причем, скорее всего, делала это неосознанно.

— Кто вы такие? — вслед за Императором спросил Бородач, — вы местные? Говорите!

Теперь головы повернулись к Бородачу.

— Нас убьют, — шепнула тихо женщина, — убьют нас. Палач перебил всех и ушел, а эти… эти пришли за нами, добить! Видите, да, видите?! У них острые мечи, у них в глазах серебро! А этот, с бородой, он же маг!

— Вижу. Маг. — Согласился седобородый.

Бородач резко вздернул рукой, указав острым пальцем на него:

— Ты у них главный?

— Четыре пальца, четыре пальца, — зашептала женщина.

— Еще два дня назад я был главой целого поселения, — кивнул седобородый.

— Он управлял поселением, да, управлял! — подхватила женщина, и голос ее снова сорвался на визг. Седобородый выдернул руку из ее руки и вышел из круга в сторону Бородача.

— Прошу вас, незнакомцы, если вы собираетесь нас убить, то сделайте это немедленно. Мы не можем больше ждать… За последние два дня и так произошло слишком много…

— Мы не собирались никого убивать, — подал голос молодой Император, — по крайней мере, никого из вас. Что за трагедия стряслась в вашем поселении?

— Пришел Палач и убил всех, — взвизгнула женщина.

Я обратил внимание на то, что у нее сломан нос — буквально свернут на бок — кожа вокруг носа разбухла и посинела. Вторая женщина продолжала расцарапывать руки, и кровь капала в снег. Под ее ногами уже образовалась целая лужа.

— Что за палач?

Седобородый устало вздохнул:

— Мало горя свалилось на наши головы… Теперь еще и вы, незнакомцы. Кто вы такие? Откуда взялись? Вас прислала та же роковая звезда, что и Палача? Девочка на лошади, она пришла с вами?

— Звезды говорили нам, говорили! — взвизгнула женщина, — но мы глупцы! Мы не слышали предсказаний! Нам казалось, что жизнь всегда будет оставаться спокойной и размеренной! О, горе нам! Смерть пришла и покарала нас!

— Геда, прекрати! — неожиданно рявкнул одноглазый.

Я вздрогнул. Женщина замолчала на полуслове и вытаращила безумные свои глаза. Казалось еще секунда — и она бросится на одноглазого. Но вместо этого женщина опустила голову, сгорбилась в неестественной позе и принялась раскачиваться из стороны в сторону, издавая странные мычащие звуки.

— Геда наша предсказательница, — буркнул одноглазый, словно оправдывался, — на нее находит… иногда.

Седобородый поднял вверх руку, обрывая второго мужчину, и повернулся к молодому Императору:

— И все же. Кто вы такие? Палач уничтожил наше поселение. Он не человек, а адское создание. Если ты пришел оттуда же, то либо убей нас немедленно, либо уходи.

— Не хочу прерывать тебя, Хараб, — шепнул одноглазый достаточно громко, чтобы слова донеслись до моих ушей, — но мы наблюдаем за ними уже несколько часов. Они похожи на людей, а не на адских созданий. Может быть, они не столь опасны? Может быть, мы паникуем?

— Мы совсем не опасны, — сказал Бородач, — позвольте представиться. Я — Шиджилл, этот человек, что подъехал на коне…

— Шиджилл? — вскинула голову женщина по имени Геда, — Ловец могущественных? Ловец богов, говоришь?

— Да, Шиджилл.

— Исчадие Ада! — женщина плюнула, не целясь, — а звезды говорили мне, говорили!

— Нет. Я ловлю, тех, кто пришел из Ада, — спокойно отозвался Бородач, — сдается мне, что ваш Палач и есть тот, за кем я охочусь.

— Икгийцы писали, что Ловцы приходят тогда, когда на землю опускается тьма! — подхватил седобородый Хараб, — покажи метку!

— Метку покажи, покажи! — взвизгнула Геда, выгнулась дугой, задрав над головой руки со скрюченными пальцами, — чтобы поверили! Ага, поверили чтоб!

— Если вы настаиваете…

Небрежным движением Бородач расстегнул верхнюю пуговицу…

А ведь я никогда не видел его без одежды…

…отогнул воротник сначала полушубка, затем серой рубашки на пуговицах. Из-под одежд брызнул яркий свет. Люди сощурились. Хараб вскрикнул, отступил на шаг. Геда проворно скользнула в сторону Бородача, изогнувшись, словно взбесившийся хорек, вытянула шею. В ее широко распахнутых глазах играли блики света.

Я сам невольно шагнул вперед, но Бородач застегнул пуговицы.

— Это он! Ловец! Я видела метку, видела! — взвизгнул Геда, и в голосе ее зародилось почтение.

— Не жди, что мы упадем перед тобой на колени, — произнесла женщина с густыми черными волосами. Пряди волос падали ей на глаза. С расцарапанных кистей капала кровь.

Бородач посмотрел на нее, но ничего не сказал. Зато заговорил молодой Император.

— У вас есть поселение? Здесь, в Лесу? — спросил он, — давно вы тут живете?

— С рождения, — отозвался одноглазый, — но теперь поселения больше нет.

Хараб перебил его:

— Мы собираемся перейти через чащу Забытых. На западной стороне Леса есть еще три поселения. В одном из них живет племянник Алис.

— Я давно его не видела, — сказала женщина с расцарапанными руками, — и никто не знает, жив он или нет. Не тешьте себя ложными надеждами. Может быть, Палач уже добрался и до тех мест.

— Она верно говорит, совершенно верно, — взвизгнула Геда, — Палач отправился дальше со своими сумасшедшими голыми солдатами. Он пойдет по всем поселениям. Он хочет уничтожить всех разумных людей, чтобы мир наводнила тьма.

— Раз вы идете за ним, значит должны знать, почему Палач уничтожает все живое? — небрежным движением Алис откинула густую прядь черных, как смола, волос на затылок, и острые, пронзительно-голубые глаза, вонзились в моего господина.

Император был еще слишком юн и неопытен в разговорах с женщинами. Он не нашелся, что ответить, смутился и промолчал.

— Что за стайка трусов сопровождает тебя, Ловец? — Алис повернулась к Бородачу, — я не права? Вы не ищете Палача, а убегаете от опасности? Или, быть может, вы надеетесь отсидеться и подождать, пока Палач навсегда уйдет из нашего мира?

— Ты не права, — произнес Бородач, — ситуация складывается так, что сейчас мы находимся в роли догоняющих. Правда, Палач, как вы его называете, об этом не догадывается… Пока не догадывается.

— Сдается мне, что ты лжешь, — ответила Алис, — я могу различить ложь в голосе.

— Она ведьма, — подтвердила Геда, кивая головой, — она умеет различать ложь.

— Даже если и так, то смею вас заверить, что в моем голосе вы не различите ничего. Потому что я пришел из высшего мира, и не в ваших силах что-либо мне противопоставить, — говорил Бородач тихо, но от его голоса по моей спине вновь пробежали мурашки.

Даже Инель, как мне показалось, поежилась, хотя не могла слышать, что говорит ее новый друг.

Несколько томительных секунд Алис и Бородач мерили друг друга взглядом.

— И все же я тебе не верю, — Алис опустила голову и провела огрызком ногтя по свежей царапине на запястье. Я содрогнулся.

Захрустел снег. Хараб подошел к Бородачу слабо, нерешительно, приобнял его за плечи и отвел в сторону. До меня донесся приглушенный шепот.

— Извини ее, Ловец. Палач перебил все поселение, нам чудом удалось спастись. В доме Алис оставила своего мертвого мужа и сына. Ребенку на днях исполнилось семь лет.

— Она действительно ведьма?

— Мы все здесь обладаем магией, — вздохнул Хараб, — наш мир окутан серебром…

— Насколько она могущественна?

— Мы четверо живы, и это ее заслуга. Когда Палач начал убивать людей и наслал своих обнаженных безумцев на дома, Алис находилась с нами, в церкви Девы В Белом на краю поселения. Она уничтожила шестерых или семерых убийц, потом пыталась прорваться к своему дому, чтобы спасти мужа и сына. Но не успела. Тогда она раскидала нападавших, создала магическое поле и улетела в гущу Леса. Мы трое оказались в зоне ее магических сил и тоже спаслись.

— Вы возвращались в поселение после этого?

— Один раз. Мы с Диплодом подобрались довольно близко, это было вчера днем. Палач и его слуги уже покинули поселение, но по улицам бродили капилунги и мы не рискнули соваться туда.

— Капилунги? — спросил Бородач, нахмурив бровь. Они уже не шептались, что позволило мне вступить в разговор.

— Наверное, это те маленькие существа, покрытые шерстью.

— Да, они и есть, — взвизгнула Геда, — капилунги боятся огня, железа и серебра. Они боялись приближаться к поселению, но сейчас, о, сейчас, они там полноправные хозяева! Они едят плоть наших умерших братьев! Они таскают их одежды! Они спят на наших кроватях! Да, я говорю — кроватях!

— Заткнись! — прикрикнула Алис, и Геда мгновенно заткнулась, почтительно поглядывая на ведьму.

— Палач прошел через ваше поселение и пошел на запад?

— Возможно, мы не видели, — ответил Хараб, — но он говорил об этом. Он собирался пройти по всем поселениям. Сказал, что вычистит Лес от людей, а затем, если понадобится, пойдет дальше.

— Говоришь, он ушел два дня назад… — произнес Бородач, — А сколько идти до западных поселений?

— Если по прямой дороге, то четверо суток. Зимой — пять. А если через чащу Забытых, но полтора дня. Но Палач не знает о чаще. Ему никто не сказал.

— Тогда зачем ты говоришь нам?

— Но ты же явился убить Палача, — сказал Хараб таким тоном, словно свято верил в это с самого рождения, а потом добавил, — ты Ловец.

— Верно, — Бородач заулыбался, — тогда, я думаю, вам следует показать нам путь к этой самой чаще, чтобы мы могли догнать Палача. Кто нас проводит?

Хараб замялся, посмотрел по сторонам, но люди из его поселения молчали. Хараб, судя по всему, был их лидером, и ему принимать решение.

— Боюсь, это невозможно, — наконец, произнес он.

— Почему?

— Я не могу оставить своих людей, а если мы отправимся вчетвером, то сильно замедлим ваше продвижение. Наше поселение захвачено капиллунгами, последние два дня мы занимались только тем, что пытались выжить в Лесу зимой, без еды и крыши над головой.

— Но вы же и сами хотели идти через эту чащу! — удивился Бородач.

— О, мы думали об этом, но, боюсь, нам не под силу.

И в это время неожиданно для всех заговорил Император.

— Я думаю, нам нужно пойти в их поселение, — сказал он.

— Не вижу логики, — нахмурился Бородач.

— Хараб сказал, что у его людей нет крыши над головой. Они замерзнут или умрут от голода. Нужно очистить их поселение от капилунгов. Люди должны жить.

— Ты смеешься, да? — казалось, Бородач не поверил тому, что только что услышал. На его губах все еще играла улыбка, готовая вот-вот поблекнуть.

И я не поверил своим ушам. День назад он готов был оставить Инель замерзать в Лесу, чтобы скорей настигнуть Ловкача, а сейчас просил задержаться, чтобы спасти четверых людей.

В очередной раз я подумал о том, что совершенно не понимаю, что происходит в душе у моего господина. Впрочем, спустя мгновение, все стало ясно.

— Я не смеюсь, Ловец. Хараб говорит правильные вещи. Сначала мы должны дать им крышу над головой, а потом они дадут нам проводника.

— Культурный обмен, чтоб вас всех… — понимающе произнес Бородач и повернулся к Харабу, — а я не понял твоих тонких намеков.

— А я и не намекал, — ответил Хараб, глядя Бородачу в глаза, — я забочусь о людях, которые доверили свою жизнь мне. Вот и все.

И в его взгляде я различил искорки большого огня. В глазах молодого Императора тоже когда-то был такой огонь. В те дни он думал о людях, которые окружали его. Но прошло много времени, огонь постепенно угас и забылся. Даже искорок, наверное, не осталось.

Я посмотрел на Императора и понял, что его жажда мести никуда не делась. Нет. Месть просто отступила, затаилась где-то в глубине. А в глазах застыла непроглядная тьма.

Где его совесть?

Где сострадание?

— Мы потеряем день или два пути, — произнес Бородач.

— У нас нет другого выхода. — ответил Император, — в любом случае, потом мы выиграем время.

— Уверен?

— Абсолютно.

Я посмотрел на девочку, которая сидела на Франце за нашими спинами.

Инель улыбалась.

— Сначала Палач пришел один, — сказал Хараб, — три дня назад это случилось. Обычно по вечерам мы выставляем сторожевых вдоль границ поселения. Шесть человек на шесть сторожевых башен. Сторожевые разжигают факелы по периметру, поднимаются в башни и ведут наблюдение. Один из сторожевых и столкнулся с Палачом. Тот вышел из Леса и попросил провести его к главе поселения. Он не был капилунгом, вы должны понимать, а в нашем Лесу уже сто лет нет войн. Люди не убивают людей. В общем, сторожевой отвел Палача ко мне. Он выглядел как обыкновенный человек, пришедший из другого поселения… поначалу…

Я шел справа от Императора. Слева от него — Хараб. Мой господин вел Франца, на спине которого с легкостью уместились Инель, Геда и Алис. Алис сначала отказывалась, но было видно, что женщине лестно внимание молодого Императора, и она, в конце концов, согласилась.

Чуть впереди шагали Бородач и Диплод. Собственно, можно было найти дорогу и самостоятельно — уж больно живописно выделялась на белом снегу ярко-алая тропинка из крови и ломаные корки снега, ставленые тяжелыми ботинками. Эти люди не были военными, они не умели маскироваться, прятаться или воевать. Смерть застала их врасплох, наложила отпечаток на лица и на душу…

— Меня удивило то, что человек был очень легко одет. На улице зима, а на нем были только легкое пальто, штаны и ботинки. На голове широкополая шляпа.

— Черная, — уточнил Император.

— Совершенно верно. И пальто черное, и штаны… Несмотря на вечер, я находился в Центральном Здании, в своем кабинете. Заканчивал, знаете ли, составлять списки нужных вещей. Зимой мы обычно занимаемся только добычей дров, но зато с наступлением весны начинается великое множество дел. Лучше подготовиться к ним заранее, нежели накапливать и разгребать в сущей спешке.

— Вы общаетесь с другими поселениями?

— Конечно. В радиусе семи дней пути находится двенадцать поселений, два из них весьма крупные. Там даже есть каменные дома и собственная переправа. Все лето между нашими поселениями ведется торговля и обмен. Осенью мы перевозим грибы и ягоды, а нам привозят овощи, ткани, материал. Здесь недалеко есть поселение Светлое. Летом они должны будут доставить нам двести топоров и пил, для работы. А мы снабжаем их деревом.

— Поселение Светлое находится за Лесом?

— Конечно, — кивнул Хараб, — Лес простирается на много километров вокруг, но он не бесконечен. Светлое находится на самом его краю, в четырех днях пути строго на север.

— А за ним что?

Хараб пожал плечами:

— Возможно, другие поселения. Я там не был и вестей оттуда не получал.

— А крупные города у вас есть?

— Если и есть, то я о них ничего не слышал. Понимаете, Император, я не путешественник и никогда не хотел им быть. У меня есть поселение, есть люди, о которых надо заботиться. Я считаю, что лучше заниматься тем делом, которое у тебя получается. Если у меня получается управлять, то я управляю. Если у кого-то получается путешествовать, пусть он путешествует. А мне дела нет до того, что находится за Лесом. Для меня выходит слишком большой мир.

Хараб помолчал, потеребил седую бороду.

— Палач отослал сторожевого, присел на стул и заговорил, — продолжил Хараб, — сначала он спросил, не приходил ли к нам в поселение кто-нибудь за последние несколько дней. Я ответил, что нет. Зимой к нам вообще никто не заглядывает, кроме капилунгов, конечно. Тогда Палач попросил хорошенько подумать, сказал, что, мол, ему известно, что здесь могли проходить люди. И он сказал, что ему нужны люди. Я спросил, в каком смысле, а он ответил — вообще. Все люди, которые могут быть поблизости. Я не понял вопроса, и в этот момент палач рассмеялся. Он начал говорить о том, что пришел из Империи, что находится за Степью, сказал, что все люди, которые жили там, уже давно сдохли и их мясо досталось бродячим псам и воронам. А ему, Ловкачу, нужны живые люди. Он сказал, что не может утолить свою жажду. Я, конечно, растерялся, я ничего не понял и сказал, что в поселение давно никто не приходил. Да и вообще весьма затруднительно к нам прийти по снегу. И капилунги, опять же, обитают только зимой, а как сходит снег и они исчезают, словно талой водой их уносит… Тогда Палач сказал, что он хорошо повеселился за последние полтора года, но его веселью приходит конец, а следом за весельем наступит ярость. Он сказал, что не хочет приходить в ярость, а хочет веселиться дальше. А еще он сказал, что есть существа, которые не дают ему веселиться. Но эти существа еще далеко, а значит время веселья в самом разгаре. Я не знал, что ответить. Мне казалось, что передо мной сидит сумасшедший. Я еще раз повторил, что никто не приходил в наше поселение уже давно. Тогда Палач спросил, много ли поселений в Лесу. Я ответил, что достаточно много. И он поднялся, дотронулся кончиками пальцев до края своей шляпы и сказал: «Веселье в самом разгаре».

— Он улыбался, — глухим голосом произнес Император.

— Да, он улыбался. Улыбка словно разрезала его лицо надвое. От улыбки его глаза превратились в узкие щелочки, а мне показалось, что между его ровных белых зубов промелькнул раздвоенный язык.

— Совершенно верно, — кивнул Император, — язык я тоже видел.

— Он ушел, а вернулся глубокой ночью. Вместе со своей армией. Толпа голых безумцев уничтожила пять сторожевых башен за считанные секунды. С шестой башни успели поднять тревогу, но слишком поздно. Безумные голые люди, похожие на восставших мертвецов, с синей кожей и белыми глазами, наводнили улицы поселения. Они убивали всех подряд. И не только убивали, а разрушали дома, ломали заборы, двери, вышибали стекла. Я выскочил из дома и побежал к Центральному Зданию, где встретил Геду и Диплода. Потом появилась Алис, которая всех нас и спасла. Но за некоторое время до того, как мы оказались в Лесу, я увидел Палача. Он шел по улице, засунув руки в карманы, выпятив грудь. Без шляпы. Его длинные волосы развевались на ветру. Он улыбался. Я увидел его улыбку даже в темноте. И кто-то закричал, что, мол, это Палач, который должен был прийти, согласно предсказаниям. За несколько дней до наступления конца света Палач снизойдет на землю и заберет души тех, кто не достоин находиться здесь. И Геда подхватила, что пришел Палач. И те, кто бежал по улице, не понимая, что происходит, видели улыбающегося Палача и падали на колени, закрыв головы руками… Нам чудом удалось спастись, а вот остальным нет…

— Вы все еще верите, что это Палач из преданий? — спросил Император.

— Я и тогда не поверил, — ответил Хараб, — Палачу незачем искать каких-то девочек…

— А есть предположения? — спросил Император.

— Мне показалось, что он просто обезумел, — прошептал Хараб после секундной заминки, — а еще мне показалось, что он… что когда он говорил, то не открывал рта. Губы его не шевелились, а слова просто проникали в мою голову…

— Интересная ситуация получается, да, Шиджилл? — Император повернулся к Бородачу, — а ведь он действительно какой-то безумный. Мало ему моей Империи, он решил уничтожить весь мир.

— Целеустремленный малый, — делано прошептал Бородач.

— И как можно разговаривать, не открывая рта? — пожал плечами молодой Император,

— Все возможно, господин. В твоей Империи не было ни единого чревовещателя?

— Именно так.

— Может быть, ты не обращал на них внимания.

Мы прошли почти час мимо одинакового, не меняющегося пейзажа. Со всех сторон обступили голые деревья, над головами проплывали рваные серые облака.

Загадок становилось все больше. Я чувствовал, как пухнет моя голова от вопросов, на которые я не знал ответов.

Мой господин тоже молчал, задумавшись. Что творилось в его голове в эти минуты? Мне было страшно подумать. И я продолжал идти, вглядываясь в лица наших новых спутников, запоминая. Вечером я снова сяду писать, и все, что произошло или произойдет сегодня, перекочует на бумагу. Я же писарь, мне следует писать…

В поселение мы вошли в полдень. Солнце стояло в зените, и его не могли скрыть даже облака. Оно безжалостно освещало все то, что не смог скрыть снег и деревья.

На короткое, почти неуловимое мгновение, мне показалось, что мы не в Лесу и перед нами совсем не поселение людей, живущих за пределами Империи. Мне показалось, что я стою на дороге в город Плеврон. Тот первый город, который встретил нас мертвым молчанием, тишиной и ветром… Кажется, это называется dеjа vu — когда думаешь, что это уже происходило, и что стоял я на этом самом месте, и точно также в нескольких метрах передо мной лежал первый труп… Но только вечность назад было самое начало сентября, лили бесконечные дожди, солнце показывалось на короткий миг перед закатом, дороги превратились в грязь, всюду проросла амброзия, почувствовала свободу. И труп лежал в грязи, лицом вниз, но даже издалека было видно, что у него вздувшаяся кожа, а голая спина покрыта синими прожилками, так густо, словно муравьи проложили свою собственную магистраль на коже несчастного…

Я споткнулся, потряс головой, отгоняя наваждение.

Труп снова лежал, но уже в снегу. В его спине торчала стрела с ярким опереньем. Одна рука застыла в воздухе, неестественно вывернутая с торчащей сквозь рваную рубаху костью. На кости сидел воробей.

Всего в нескольких метрах дальше трупа высилась деревянная башенка, метров пять высотой, заканчивающаяся широким куполом, укрытым соломой. От башенки в обе стороны тянулись столбы в человеческий рост, расставленные равномерно с расстоянием в метр-полтора. Дальше за башенкой можно было разглядеть несколько маленьких деревянных домов. Так начиналось поселение.

Мы вошли не с главных ворот, которые, как сказал Хараб, были чуть западнее. В принципе, зайти в поселение можно откуда угодно — кроме столбов с факелами никаких ограждений не наблюдалось. Сто лет без войны накладывало свой отпечаток на сознание местных жителей. Они привыкли бояться только капилунгов, а тех, в свою очередь, легко можно было отпугнуть огнем. Да и летом, если верить Харабу, странных существ как дождем смывало.

Поселение встретило нас гулким шелестом крыльев и противным карканьем. Едва мы ступили на мощеную дорогу, в небо взмыли сотни ворон. Уж они-то хорошо попировали в эти два дня.

Хараб указал на первый домик, что справа, и сказал:

— Это дом почтенного Астегама. Он входил в сторожевой отряд и дежурил каждый четверг на второй башне. Хороший был человек. А здесь, — палец уткнулся в дом слева, окна которого сверкали осколками стекла, как зубами невиданного зверя, — здесь жили Унты. Они варили лучшее пиво в Лесу. За их пивом приезжали отовсюду. Даже со стороны Степи.

— Следовало бы заглянуть, — произнес Бородач, поглаживая живот, — давненько я не пил хорошего пива.

— Заглянуть и без того стоит, — отозвался Хараб, — я думаю, в домах капилунги прячутся от дневного света. Это проще, чем уходить в Лес, чтобы потом возвращаться обратно.

— Значит, будем заглядывать во все дома отсюда и до конца селения, — твердо произнес Император, — кто-нибудь знает, сколько всего домов?

— Двести двадцать три, — отозвался Диплод и добавил, оправдываясь, — я работал столяром. Здесь все дома через меня прошли.

— Если по пять минут на каждый дом, то к завтрашнему утру управимся, — решил Император, — что ж, приступим.

В доме достопочтенного Астегама никого не оказалось. Зато в доме Унтов Императора поджидал неприятный сюрприз. Он поднялся по заледенелым ступенькам на крыльцо, толкнул ногой дверь — та отворилась легко и беззвучно, напоминая о том, что всего несколько дней назад здесь еще жили люди, которые смазывали петли, красили ее, вешали табличку с номером «9» на уровне глаз…

И из темноты дома на Императора кинулся капилунг. Кинулся с воплем, от которого все вздрогнули — так непривычно и резко он прозвучал посреди пустынной улицы. Я кинулся к Императору, вскидывая ружье с единственным патроном, но мой господин управился сам. Взмах руки (а ведь меньше недели назад эта самая рука безжизненной плетью висела вдоль спины), вопль капилунга сменился сдавленным хрипом — и существо скатилось с крыльца, уткнувшись носом в снег, оставив за собой дорожку теплой крови, растопившей лед на ступеньках.

— Один готов, — произнес Император таким тоном, словно сидел в кабинете своего отца во дворце и подписывал документы. Страшное дело — когда убийство превращается в рутинную работу…

Оставив нас разглядывать убитого капилунга, Император скрылся в доме. Появился он оттуда через две минуты, вытирая окровавленный меч тряпкой.

— Еще один прятался в кухне. — Сообщил Император.

— Раз уж я подрядился участвовать в этом абсурде, то предлагаю разделиться, — сказал Ловец, — по два человека на дом. Мы с Императором, ты, Геддон, с Харабом или Диплодом, идет?

— Я… — произнес Хараб с запинкой, — я никогда в жизни не держал в руках оружие. Думаю, от меня вам пользы не будет. Бумаги, договора — вот это по моей части, а оружие… пожалуй, нет.

— Да и я тоже, — пожал плечами Диплод, — не приходилось, знаете ли. Да и без глаза я, как видите…

— Вот они, жители Леса, — усмехнулся Бородач, — мы ваше поселение освобождаем, между прочим.

Неожиданно с лошади спрыгнула Алис, стряхнула с платья, выглядывающего из-под полушубка, снег.

— Я могу пойти, — сказала она, — ведьмы умеют убивать не хуже воинов.

— У тебя руки в крови, — произнес Император, словно только что заметил царапины на запястьях Алис.

Женщина усмехнулась, зачерпнула с земли снега и вымыла руки, после чего слепила комок — кровавого цвета — и швырнула в дверной проем за спиной Императора.

— Если по пять минут на каждый дом, то к утру управимся, верно?

— Верно, — Император улыбнулся в ответ, отшвырнул тряпку и направился к следующему дому, — наши четные, ваши, писарь, нечетные.

— Следи за женщиной, — сказал напоследок Бородач и скрылся за дверью.

От ружья с одним патроном пользы сейчас не будет. У меня в ножнах болтался меч. Я скинул рюкзак в снег, развязал тесемки Книга магии лежала на самом дне, но я все равно почувствовал, как невидимые нити серебра опутывают мои ладони. Я машинально тряхнул руками, нащупал и вынул короткий обоюдоострый меч. Давненько я им не пользовался, полгода, наверное. С тех пор, как нашел в Аламие тот, что держал сейчас. Старый меч казался слишком коротким, да и ручка у него была не совсем удобная. Впрочем, в маленькую ручку Алис меч лег, как родной. Совершив несколько несложных пассов, Алис улыбнулась и махнула рукой, пойдем, мол.

Я быстро завязал рюкзак, незаметно вытер руки о штаны:

— А ты умеешь им… пользоваться?

— Я тебе покажу, — пообещала Алис и резво побежала по ступенькам на крыльцо дома.

И куда делась ее угрюмость? Впрочем, улыбка разгладила ее морщинки, а задорные искорки в глазах сделали еще привлекательней. Черные кудри развевались на ветру.

Поднявшись следом, я обернулся и увидел, что остальные члены поселения сгрудились вокруг лошади, а Инель испуганно поглядывала на меня. Я помахал ей рукой и скрылся внутри дома. В моей душе крепла уверенность, что Ловкач ищет именно ее.

Мгновенно накрыла тишина. В ярком свете, пробивающимся сквозь окна, струилась пыль. Стоило сделать шаг, как под ногой тихо скрипнула половица.

Перед нами был коридор, заканчивающийся развилкой, по обе стороны — двери. В центре коридора на полу валялась разбитая лампа, осколки сверкали повсюду.

— Дом господина Твисла, — шепнула Алис, — поговаривали, у него в любовницах ходила сама госпожа Ангелина Певс. Еще бы, за такие богатства…

Она прошла несколько метров, дотронулась до ручки двери справа. Я последовал за ней. Из-за спины, с улицы, донеслись громкие голоса. Кажется, что-то говорил Бородач.

— Слушай, давай я пойду первым, — шепнул я, подходя к Алис ближе.

— Почему это? — она изогнула бровь и улыбнулась. Кажется, ей доставляло большое удовольствие держать в руках меч и бродить по мертвым домам в поисках капилунгов.

— Ну… я мужчина, ты женщина…

— Полная чушь, — шепнула Алис, — говорят, в мире, что раскинулся за пределами Степи, есть государство, где мужчины управляют государством, а женщины являются слабым полом. Но это же фантазия, сказка. Нет такого. У нас здесь равноправие. Если женщина умеет убивать, пусть убивает. А если умеет готовить, то пусть готовит. То же касается и мужчин.

— Но ведь женщины рожают детей.

— Ну и что? — Алис хитро подмигнула и распахнула дверь.

В это же мгновение раздался рык, и из комнаты выпрыгнул капилунг. Пространства для маневра в коридоре не было. Да Алис и не собиралась маневрировать. Резко упав на колени, она выставила меч на головой, и капилунг насел на него, как поросенок на вертел. Выдернув меч, Алис откатилась в сторону, позволив раненому существу упасть на пол, вскочила на ноги и быстрым коротким движением отсекла капилунгу голову. Мохнатая тварь упала к моим ногам, залив ботинки кровью. Действо не заняло и минуты.

Алис подмигнула снова и распахнула дверь напротив, а я остался в коридоре, моргая от удивления…

За пару минут мы осмотрели дом и вышли на улицу через черный вход на заднем дворе.

— Не отставай, — задорно крикнула Алис и побежала к следующему дому. Из ее рта вырывалось облачко пара, по щеке стекала капелька пота, — кто последний, тот проиграл.

— Но ведь это не игрушки! — крикнул я вдогонку.

— А я и не играю, — ответила Алис, — я наслаждаюсь.

— Чем?

— Смертью, — Алис толкнула ногой дверь и зашла в следующий дом.

…В этот дом Алис вошла молча и тихо. Отворила дверь рукой, а не толчком ноги, как делала это прежде. Заглянула внутрь, и только после этого сделала шаг в коридор.

Я вошел следом и закрыл дверь.

Странно было видеть Алис притихшей. За несколько часов нашего продвижения Алис, казалось, все больше набиралась энергией. В каждый новый дом она забегала с новой силой, беспрерывно шутила, громко звала капилунгов (выходите, твари, я жду вас, ну же, ну!), громила мебель, обсуждала живущих в этом доме людей.

Вот здесь жила семья дровосека Поэлье. У них была маленькая дочка, видишь, кроватка перевернутая в углу?

Вот здесь жила госпожа Юли, хотя, какая она госпожа? Каждое лето убегала в Лес и бродила по поселеньям, выманивая встречных мужиков. Меняла свое тело на всевозможные вещи. Дрянное тело, надо сказать. Да и вещи попадались дрянные.

Здесь у нас чета Уньянов. Старики совсем, хорошие люди. Госпоже Уньян все казалось, что в их доме завелся домовой. Я приходила несколько раз, изгоняла. Конечно, ни одного домового не обнаружила, но негативной магии было много.

Ага. Это у нас дом Ливана и его сестры Баррель. Уж не представляю, как можно жить с собственной сестрой, но жены у Ливана не было и нет…

Я наблюдал за Алис, и мне все больше казалось, что своей злобой, своими насмешками она пытается скрыть собственную горечь. Капля злобы из ее уст падала на дно бокала, укрывая горе, которое обрушилось на ее голову…

Когда мы вошли в дом, и Алис молча остановилась в прихожей, я понял, куда мы попали…

Мы убили двадцать три капилунга. Во многих домах никого не было, но Алис все равно распахивала дверцы шкафов, заглядывала под кровати, вытаскивала старые сундуки, ворошила угли в каминах. И говорила, говорила, говорила.

Здесь, видишь, жили Окрупны. Шесть человек. Муж, жена, мать мужа и три дочери. Когда в семье много женщин, мужчину как-то не замечаешь. Всюду платья, платья, женские туфельки… Бедняга, как он мучился, наверное.

В этом доме у нас жила Биллета. Молоденькая совсем девушка. Мать у нее умерла год назад, а отец и того раньше. Сколько она отбивалась от мужиков, представить страшно.

О, это дом господина Дина. Видишь, Дева В Белом под потолком? Господин Дин поклонялся женщине, которая всегда носила белое. Надеюсь, я не оскорбляю твою веру, Геддон?..

Кровь на ее руках свернулась. Несколько раз Алис умывалась снегом. Снег под разгоряченным лицом таял, струйки воды стекали по рукам и шее. Глаза горели азартным огнем. Забавно, Алис наслаждалась смертью так, как игрок наслаждается процессом любимой игры.

Иногда в домах мы находили трупы людей и безумцев. Некоторые лежали в кроватях — Ловкач и остатки его армии напали ночью — другие лежали в коридорах, в комнатах, в огородах. В одном из домов Алис обнаружила ребенка, прятавшегося в шкафу. Мертвого. Кто-то открыл дверь шкафа, проткнул ребенка мечом и аккуратно закрыл дверь обратно. Безумцы убивали не жестоко, у них не хватило бы ума издеваться над беднягами, но наверняка. Четыре выживших человека, да и то благодаря ведьме — это хороший результат, если ставишь своей задачей истребить население…

Обнаружим ли мы ребенка Алис? Успел ли он убежать или тоже лежит в шкафу или под кроватью?

— Алис, — сказал я, — Алис, давай я сам осмотрю этот дом.

— Не стоит, — буркнула Алис, делая шаги по прихожей к двери, — может быть, здесь никого нет.

Улыбка исчезла с ее лица, лоб вновь покрылся морщинами. Прядь волос упала на глаза.

Мы вышли из прихожей в коридор, затем — в комнату. В центре комнаты валялся шкаф, пол был усеян осколками стекла, рваной одеждой. Одна дверца шкафа стояла прислоненная к стене. На дверце кто-то написал густой красной краской: «Ведьме на заметку. Не стоит играть со мной в прятки». А под дверцей лежали две головы.

Я вскинул руки, но они схватили воздух. Алис стремительно подбежала к дверце, упала на колени и подхватила одну из голов. Меч со звоном упал на пол.

— Алис, не стоит…

Алис повернулась ко мне. Я отпрянул от этих полных злобы глаз. На мгновение мне показалось, что изо рта Алис вместе со словами льется серебряная пыль.

— Откуда тебе знать, Геддон, что стоит, а что не стоит? Ты чужеземец, ты пришел со стороны Степи, оттуда же, откуда и Палач. Может быть, ты такой же, как и он! И ты, и твои друзья. Все вы — убийцы!

— Мы не такие. Мы хотим поймать Палача…

— Все вы одинаковые. От людей, приходящих со стороны Степи, добра не жди! Это еще моя бабка говорила! — Алис подняла руки, показывая мне голову ребенка, — да, я ведьма. Но я никому не причинила зла. У меня была семья, я жила обычной жизнью. А вы отобрали у меня и жизнь и семью. Что я должна тебе сказать? Спасибо?!

— Я понимаю тебя, — прошептал я.

— Что ты можешь понимать?

— Моя жена тоже умерла, а моего сына убил Палач. Вернее… я сам убил своего сына. То, что сделал с ним Палач гораздо хуже.

— Что может быть хуже этого? — Алис положила голову ребенка на колени и аккуратно пригладила топорщащиеся волосы. Такие же черные, как у матери, — что может быть хуже, когда сын умирает раньше матери?

— Ты видела безумцев. Голых, с кожей, посиневшей от холода, покрытых язвами и болячками. Мой сын стал одним из них, — слова с трудом выходили из моего горла, словно горячие угли, обжигающие язык. Но я продолжал говорить, — мой сын учился в Омнине, в месяце пути от столицы. Он хотел стать дипломатом. Я нашел его… или он нашел меня, не знаю. И мне пришлось его убить. Собственными руками.

— И ты проклял Палача? — спросила Алис, — ты поклялся, что найдешь его и убьешь?

— Как видишь, я здесь. На моей душе две клятвы. Одна — Императору. Я поклялся, что буду с ним до смерти. Вторая — моему сыну. Я должен отомстить за него.

Алис подняла с пола тряпичный мешок и положила голову сына в него. Туда же положила и голову мужа.

— Мы их закопаем на заднем дворе, — сказала она.

Подчиняясь какому-то внутреннему порыву, я подошел, сел перед ней на колени и обнял. Алис прильнула ко мне, обвила руками мою спину и расплакалась. Слезы текли по моей груди, Алис содрогалась от рыданий и не стеснялась плакать. Это правильно. Со слезами выходит горе, выходят дурные мысли и дурные воспоминания.

Алис плакала, а я смотрел в потолок и вспоминал своего сына.

Сколько времени мне потребовалось, чтобы заставить себя забыть о его смерти? Сколько слез я пролил, чтобы выдавить из себя образ обнаженного посиневшего человека с вздувшимся лицом и поломанным носом? Под шелушащейся кожей, под синими венами, под выпученными глазами и разорванными ноздрями — там, под маской безумия ведь был мой сын!

А я вспоминал сына таким, каким провожал его в университет — за год до прихода Ловкача. Но сейчас воспоминания вернулись. И вернулась злость. И ненависть. И желание найти Ловкача, не только во имя Императора, но и во имя моего сына.

Погруженный в свои мысли я не заметил, как Алис успокоилась. Оно осторожно отодвинулась от меня, словно стеснялась своего внезапного порыва. Вытерла слезы тыльной стороной ладони.

— Глупо-то как, — прошептала она срывающимся от слез голосом, — обнимаюсь с первым встречным…

А я не нашелся, что ответить.

— А твоя жена… ее тоже убил Палач?

— Нет. Она умерла задолго до его появления. Наверное, ей повезло.

Алис кивнула, будто такой ответ и ожидала услышать. Поднялась. Взяла мешок.

— Пойдем, закопаем их… а потом продолжим осмотр. Нужно до наступления темноты осмотреть хотя бы половину домов.

— Можно остановиться и продолжить завтра, — предложил я.

— Нет. — снова откинув упрямую прядь волос назад, Алис выдавила из себя улыбку, — чем дольше мы тут возимся, тем дальше уходит Палач.

С этими словами Алис направилась к дверям.

Нагнал я ее уже на заднем дворе…

Царапины на руках пощипывало от лосьона, который обнаружился в одном из домов — лосьон приятно пах еловыми шишками, был темно-зеленым на цвет и густым, словно желе. Однако дезинфицировал, по словам Хараба, великолепно.

Я смотрел на пламя огня в камине.

Стемнело час назад, а еще за полчаса до этого мы зачистили последний дом, натаскали веток и устроились в одной из комнат на ночлежку. В общей сложности за прошедший день было убито почти сто капилунгов. Еще с десяток спаслись бегством — у них хватило мозгов не нападать, а тихо смыться через окна или задний ход.

А еще мы нашли останки сотни безумцев. Именно останки — капилунги основательно потрудились над трупами. Бородач велел стащить их в центр дороги — между двумя кирпичными домиками, похожими, как две капли воды, с одинаковыми черепичными крышами, аккуратными крылечками, скамейками возле ворот. Потом он их сжег. Одним лишь движением руки. Огонь вспыхнул так внезапно, что Геда вскрикнула и упала на колени. В наступающих сумерках яркие блики огня играли на ее лице, и казалось, что она не менее безумна, чем те, кого коснулся Ловкач…

— Это я виновата, прости.

Я вздрогнул. Алис подошла незаметно, присела тихо позади. Она сидела напротив света, и я не видел ее лица — только темные кляксы на месте глаз.

— Виновата? В чем?

— Ты вспомнил о своей семье. Сейчас у тебя такой вид, словно ты заново переживаешь смерть жены и сына. Это все из-за меня.

Я покачал головой. Не совсем права была Алис. Вернее, совсем не права.

— За Степью есть великая Империя, из которой вы пришли. — это был не вопрос, а утверждение. Алис смахнула прядь волос с глаз и добавила, — когда я была маленькой, мой дедушка рассказывал, что многие люди пытались пересечь Степь. Тяга к неизвестному, знаешь ли, заложена в человеке с рождения. Так и хочется сунуть свой нос туда, где он еще не побывал. Так вот, дедушка говорил, что два или три человека вернулись обратно, хотя остальных постигла более скверная участь. И эти двое или трое рассказывали об огромной каменной стене, абсолютно гладкой и непроницаемой. Перелезть через эту стену невозможно, а ворота — единственные ворота — хорошо охраняются людьми-лучниками. Кто-то из этих двоих-троих добыл книгу, и все поселение читало ее, разглядывало картинки. Дедушка рассказывал, что книга не сохранилась, потому что слишком много желающих было ее полистать и вовремя не нашлось человека, который смог бы взять ее себе и сохранить. Книга разошлась по листикам, а затем и листики эти потерялись. Но дедушка ее тоже читал. В книге рассказывалось об огромной Империи, которая занимает половину мира. В этой Империи правит мудрый Император, там уже несколько столетий нет войн. Люди не ведают горя. Бедность исчезла…

Она подалась вперед, и ее глаза сверкнули огнем.

— Вы пришли оттуда, верно? Из Империи. Ты говорил о своем господине, он Император. И Бородач упоминал. Я права, да?

Я помедлил с ответом, огляделся по сторонам. Хараб, Геда и Диплод, похоже, спали. Бородач и Инель сидели за столом, и Бородач что-то писал на листе бумаги. Мой господин, Император, сидел в большом кресле-качалке у дверей и качался, прикрыв глаза. Наверное, тоже спал.

— А ты самая настоящая ведьма? — спросил я, — в смысле, умеешь летать на метле, лягушек ешь…

— Детские сказки, — выдохнула Алис.

— Вот и на счет того что в Империи не было бедности, никто не знал горя, никто никого не убивал — тоже сказки. Знаешь поговорку — хорошо там, где нас нет? Хорошая поговорка, верная.

Алис кивнула в знак согласия, снова коснулась рукой непослушной черной челки.

— Я вроде пришла извиниться, Геддон. Любопытство, сам понимаешь.

Я долго смотрел на нее, потом вдруг понял, что хочу сделать. Потянулся к рюкзаку, расстегнул тесемки и вынул книгу магии. Мне показалось, что ее обложка нагрелась — возможно, так оно и было, поскольку рюкзак лежал близко к огню. А возможно, что и нет. С обложки медленно поползли серебристые линии, коснулись моих пальцев. Мне стоило больших усилий, чтобы не швырнуть книгу в огонь. Но что-то подсказывало мне, что не стоит этого делать.

На лице Алис отразилось любопытство.

— Ты же настоящая ведьма? — произнес я, чувствуя, что слова даются мне с превеликим трудом. Книга словно потяжелела в разы серебро хотело вырваться наружу, под обложкой трепетала и набухала скопившаяся энергия, — а у ведьм обязательно должны быть магические книги. Я хочу… дать ее тебе…

Я запнулся. Словно что-то натолкало мне в рот горячего воздуха. Казалось, это не мои руки держат книгу, а сама обложка вцепилась в кончики моих пальцев.

— Это книга заклинаний? О, Дева, откуда она у тебя?

— Нашел, — коротко бросил я, — хочу… дать ее тебе… Бородач… Ловец говорил, что книга магии должна храниться только у тех, кто этой самой магией владеет. А я нет. Я не подхожу. Я попытался прочесть одно заклинание и чуть не улетел в небо. А теперь мне все время кажется, что эта книга хочет… действительно хочет… чтобы я ее открыл вновь и что-нибудь прочел. Она так истосковалась по человеческому взгляду, по человеческим рукам…

Я запнулся снова, понимая, что начинаю нести чушь. Наверное, без книги не обошлось. Мои руки дрожали. Пальцы сжимали переплет с такой силой, что побелели костяшки.

Алис подалась вперед, нежно положила свои руки на мои.

И напряжение пропало. Сквозь мое тело промелькнула молния. Книга перестала сопротивляться. Серебряные струйки растворились. Она снова стала легкой. И без труда перекочевала к Алис.

Алис пролистала ее, небрежно, покусывая губы. Захлопнула.

— Почитаю, как будет время. Занятно. Я думала, таких книг давно нет.

— Старинная?

— Такие уже не пишут. Видишь ли, в поселениях уже лет триста как запретили писать книги человеческой кровью.

— Шутишь?

— Вовсе нет. Раньше ты не сталкивался с магией?

Я покачал головой.

— Тогда тебе повезло. Извини еще раз… и ложись спать. Завтра я подниму тебя очень рано.

Она поднялась, взяв книгу в обе руки, и направилась к свободной койке. Я прошел к своей. Недостатков в матрацах, подушках и постельном белье мы не испытывали. Пружины жалобно заскрипели под моим телом.

Действительно, словно тяжесть с плеч упала. Книга воздействовала на меня. Она хотела, чтобы я ее прочел…

Перед тем, как заснуть, я почувствовал легкий укол совести. По сути, я только что перекинул проблему со своей спины на чужую, женскую… Но она ведь ведьма. Она привыкла общаться с магией. А что взять с обычного императорского писаря?

Бородач и Инель все еще сидели за столом. Они общались. Бородач, как и хотел, привязывал девочку к себе.

Вот только мне показалось, что все происходит наоборот.

Совсем наоборот…

Первая половина следующего дня сплелась для меня в одну сплошную белую нить. Говорят, монотонная работа превращает человека в животное. Кажется, мне пришлось испытать это на собственной шкуре.

Мы заходили в дом, бродили по пустынным комнатам, убирали мебель, вытаскивали трупы людей и складывали их на дороге. Затем шли в следующий дом.

Капилунгов как не бывало.

Хараб верил, что капилунги не разумные существа, они почти что звери, но, кажется, общаться между собой они умели и реально понимали, что за опасность может исходить от четверых вооруженных людей.

Капилунги капитулировали. Это существенно облегчало продвижение.

Мы с Алис выходили из одного дома, и я краем глаза видел своего господина с Бородачом, выходящих их другого дома. Молодой Император держался молодцом, глаза его сверкали, лицо было напряженным и, кажется, задумчивым. Превращаясь в машину для убийств, нет времени следить за выражением своего лица. На нем можно прочитать все, что угодно. Император, без сомнения, думал о Ловкаче.

Бородач, наоборот, казался веселым и жизнерадостным. После каждого дома он подбегал к Инель, сидящей на коне, и что-то говорил ей, улыбаясь сквозь бороду, легонько щипал ее за маленький носик, брал ее руку. Они крепко привязался к девочке, да Инель и не была против…

Затем дома внезапно кончились. Мы подошли к краю поселения. Я спустился с заледеневшего крыльца, опуская меч в ножны, и обнаружил, что совсем недалеко начинается изгородь из факелов, которые не горели уже несколько ночей. За изгородью продолжался лес, зима накидала сугробы выше головы, завывал ветер. Деревья обступали со всех сторон, их кривые ветки переплетались между собой, стволы изогнулись, словно деревья вели многовековую войну друг с другом за место под солнцем. Снег вокруг деревьев был бурым и рыхлым.

— У вас когда-нибудь бывает лето? — спросил я Алис и показал на деревья, — они цветут? Или все время остаются черными и безжизненными?

— Летом у нас красиво, все цветет. Листья — зеленые-зеленые, лучи солнца сквозь них становятся изумрудными, — отозвалась Алис, — вы пришли в очень странное время. Раньше и зимы не были такими холодными. По-крайней мере, я не помню ничего подобного.

Из дома напротив вышли Император и Бородач. Последний тянул за ноги труп пожилого мужчины. Голова мужчины звонко билась о ступеньки, хотя ему, думаю, было все равно.

— Господин Бертиан Туй, — по привычке сказала Алис, — всего полтора месяца назад я лечила его больные ноги. У него была какая-то редкая болезнь. Жидкость, которая накапливается в местах соединения костей, высыхала, и при ходьбе ноги Бертиана производили пронзительный скрип. Его терзали чудовищные боли. А люди шутили, что Бертиану можно ходить в лес без оружия. От его скрипа хищники сами разбегутся кто куда.

Бородач протащил тело Бертиана Туя до середины дороги и положил, устало отдуваясь.

— С нашей стороны все чисто, — крикнула Алис.

— С нашей стороны тоже, — ответил Бородач и картинно прислонил ладонь к виску, — разрешите отдохнуть уважаемые?

Я же посмотрел на кучку уцелевших людей. Хараб, Геда и Диплод. Интересно, смогут ли они выжить здесь? Хотя бы продержаться до весны? Мне кажется, не в силах троим людям держать под контролем поселение, которое сразу после нашего ухода наводнят капилунги. А в том, что они вернутся, сомнений нет.

Перед глазами встала яркая картина — по пустынным улицам поселения бегают мохнатые существа, прыгают с крыши на крышу, сдирают черепицу, ломают заборы и крылечки. А люди сидят в одном из домов и жгут в камине огонь, чтобы отпугнуть тварей. И кто-то из этих людей каждое утро двигается перебежками от дома к дому, чтобы взять еды, одеял, быть может, зеркальце или новый котелок для еды. И так день за днем — не жизнь, а выживание…

Но самое странное, что я ничего не почувствовал. Не было ни жалости к этим людям, ни скорби, ни печали. Где-то в голове, словно ветер, промелькнула мысль: «Такие времена наступили, ничего не поделаешь». И ведь совершенно правильная мысль. На войне не жалуются. Война — та же жизнь, только в другом ракурсе. Как ни погляди. Ловкач наслаждается такой жизнью, мы переживаем, жители поселения — страшатся. Другие бы вообще не вынесли. Есть и такие люди.

— Отдохнем немного, и в путь, — сказал мой господин, подходя к Францу. Конь шевелил ушами, а Инель весело расчесывала ему шею ногтями. Взгляд Императора задержался на девочке Странствующем. Всего на секунду.

— Уже сегодня? — удивился Хараб.

— Мы и так потеряли два дня, — проворчал Бородач негромко.

— До Светлого четыре дня пути, — произнес молодой Император с нажимом, — целых четыре дня. А если нас поведут через чащу, то мы выиграем почти сутки. Мы можем остаться здесь на ночь, хорошенько выспаться и поесть, а потом отправиться в путь.

— Геда умеет хорошо готовить, — заметил Хараб, — давайте считать, что я пригласил путников в гости. Наше поселение крайне гостеприимно.

— Чащу Забытых, небось, всю снегом завалило. Завалило по самые уши, — пробормотала Геда, нервно шевеля пальцами.

— Нет, не завалило, — ответила Алис, — я была там недавно, хорошая тропа. Даже если бы шел густой снег, ты же знаешь, там очень много деревьев. Тропу не заваливает никогда.

— А почему она называется чащей Забытых? — поинтересовался Бородач.

— Там забывают, забывают всех. Ой, как забывают! — взвизгнула Геда, — как зайдешь в чащу, так и забудешь про друзей и врагов, про людей близких и далеких. Все забудешь!

Хараб смущенно прокашлялся, положил руку на плечо Геды, заставив ее замолчать. Геда еще некоторое время дергалась, шевелила пальцами и часто-часто моргала, но постепенно успокоилась.

— Ничего страшного в чаще нет, — заверил Хараб, — если вы не будете сдирать и есть кору с деревьев, конечно.

— А что такого в коре? — спросил Император. Он присел на корточки, зачерпнул горсть хрустящего снега и принялся очищать лезвие меча от крови.

Хараб пожал плечами:

— Какие-то вещества. Если вы сдерете кору, вещества будут в воздухе, но они не столь опасны. Главное — не вздумайте кору жевать. Тогда забудете всех и вся. В любом поселении находились подростки, которые жевали кору ради забавы. Что с ними потом происходило даже рассказывать страшно. Многих приходилось лечить по нескольку лет. Но мало кто вылечился окончательно.

— Страшные сказки, — пробормотал Бородач, — отсталый мир и слабое развитие порождает чудовищное количество мифов и сказок. Обычные нитраты в коре. Защитный механизм против, скажем, кроликов. Чтоб кору не жрали зимой.

— Может против кроликов, но мое дело предупредить, — сказал Хараб.

Во время разговора я подошел ближе к Алис и взял ее за локоть. Алис обернулась. Черная прядь волос упала на ее правый глаз. Левый же задорно блестел.

— Ты сказала — мы дойдем, — шепнул я, — что это значит?

— Значит, что дальше я пойду с вами, — шепнула в ответ Алис.

— Ты хочешь сама найти Ловкача?

— Хочешь! — фыркнула Алис, словно маленькая девочка, неумело обманывающая родителей. Освободив локоть, она передала мне меч, — кажется, это твой.

— Можешь забрать его себе, — ответил я.

Все вместе мы прошли в последний дом, в котором проживал господин Бертиан Туй, страдающий редкой болезнью ног. Сразу было видно, что Бертиан жил один, и что передвигаться по дому ему было чрезвычайно трудно. Дом состоял из трех комнат, большого зала и кухни. Жилыми выглядели только зал и кухня. Двери в комнаты до недавнего времени были закрыты, внутри все покрылось пылью, на которой остались следы сапог Императора и Бородача. В камине в зале сохранились обгорелые головешки, еще куча палений обнаружилась на заднем дворе. В воздухе все еще витал слабый запах дыма — такой запах преследовал нас в каждом доме, и я к нему уже почти привык.

Хараб и Диплод вытащили в центр зала широкий дубовый стол, покрытый пылью. Геда принесла из кухни мокрые тряпки и принялась искусно наводить порядок.

— Кто-нибудь поможет мне растопить печь в кухне? — поинтересовалась Алис.

Вызвался Бородач. За ними в кухню убежала и Инель.

Спустя совсем немного времени, был накрыт стол, расставлены стулья, приготовлена еда. Хараб с Диплодом ушли на улицу, и вскоре вернулись с большими бутылками из темного стекла с запечатанными пробками. Стоило распечатать одну из них, как воздух задрожал от сладкого аромата отличнейшего вина. Стоит ли вспоминать, сколько времени назад я пил вино? На вкус оно оказалось более чем достойным.

Алис и Геда порадовали отменными блюдами. На первое подали похлебку из мяса, на второе — вареный картофель с зеленью. Некоторое время было не до разговоров — каждый набивал желудок до предела.

И уже когда еда была съедена, а вино выпито, Бородач откинулся на стуле, засунул мизинец в рот, ковыряясь в зубах, и заговорил:

— Я пришел в этот мир только с одной целью, — сказал он, — чтобы поймать Ловкача. Честно сказать, мне наплевать на то, сколько жизней он погубил и сколько городов разрушил. Я действую по закону своего мира. Может быть, мои законы жестоки и в чем-то вам покажутся несправедливыми. Может быть, вы даже скажете, что я сам слишком жесток и несправедлив. На самом деле это не так. Я справедлив. Но моя мораль стоит выше частных проблем. Я смотрю на общие проблемы. Вчера я думал о том, что незачем тратить время на спасение четверых человек, когда можно за этот же срок приблизиться к существу, убив которое мы спасем тысячи жизней. Я продолжаю так думать и сейчас, но вынужден признать, что мы спасли ваши жизни не зря. Освободив ваше поселение, мы закинули первые крупицы нового мира. А вы прекрасно знаете, что без зерен дерева не вырастишь. Император молодец, он принял такое решение, хотя мог бы и отказаться. Давайте поднимем этот бокал за него.

Вверх поднялись бокалы. Мы выпили. Делая последние глотки чудеснейшего вина, я чувствовал прилив гордости за своего господина. Ведь часть комплиментов от Бородача можно было адресовать и мне.

Следующим взял слово Хараб.

— В моем бокале еще плескается вино. Его немного, но вполне достаточно, чтобы сделать несколько глотков в честь людей, пришедших со стороны Степи, чтобы спасти нас. Я прожил долгую жизнь, но я даже не подозревал, что когда-нибудь увижу людей из-за Степи. Но вот они сидят передо мной, и я обязан им многим. И я хочу задать вопрос — чем мы сможем помочь вам? Просите все, что хотите. А мы, в свою очередь, сделаем все, что в наших силах…

Хараб поднял бокал над головой и осмотрел нас выжидающим взглядом.

Бородач с Императором молчали. Мне тем более было нечего сказать. Выпитое вино тянуло ко сну.

И тогда поднялась Алис.

— Я знаю, чем можно помочь, — произнесла она, и в голосе ее скользила усмешка, — я проведу вас мимо чащи Забытых к Вековому Человеку и попрошу, чтобы он поговорил с вами.

— Алис, ты в своем уме? — воскликнул Хараб, и я заметил, как он стремительно побледнел.

— Кто такой Вековой Человек? — заломил бровь Бородач, — какой-нибудь старичок-лесовичок из леса?

— Нет, нет! Ничего не получится! — Хараб замахал руками, не замечая, что пролил несколько капель вина на скатерть, — я сказал, что мы сделаем все, что в наших силах!

— А это в моих силах, — спокойно парировала Алис, — я достаточно сильная ведьма. Я ходила к Вековому Человеку несколько раз и, как видите, в здравом уме.

— Кто-нибудь пояснит? — повторил Бородач, — что за тип этот ваш Вековой Человек?

— Он может предсказывать будущее. Он расскажет нам, где мы окажемся в ближайшее время, — сказала Алис.

— Неужели? — делано удивился Бородач, — я таким людям, как правило, не доверяю.

— Вековой Человек, как говорят, самый могущественный маг в нашем мире. Говорят, он пришел из другого мира, и это случилось почти триста лет назад. С тех пор Вековой Человек живет в глубокой чаще. Прийти к нему могут только достойнейшие из магов и ведьм. Вековой Человек знает все. Он видит будущее. Он способен призывать демонов. Он воскрешает мертвых.

— Тогда, быть может, ты пригласишь его сюда, чтобы он воскресил всех тех несчастных, которых пожрали капилунги и безумцы Ловкача? — усмехнулся Бородач.

И в этот момент молодой Император, мой господин, взял Бородача за плечо. Бородач вздрогнул.

— Эта твоя самоуверенность до добра не доведет, — произнес Император, — Алис дело говорит. Если Вековой Человек действительно сможет чем-то помочь, к чему отказываться?

Бородач повернулся к Императору, легко стряхнул руку со своего плеча. Но Император не отвел взгляда и, в конце концов, Бородач был вынужден отступить.

— Дева с вами, — буркнул он, — делайте, что хотите. Я уже склоняюсь к мысли, что пора бы покинуть вашу милую компанию и отправиться в погоню самому. Уж больно много времени мы теряем.

— Вековой Человек даст вам времени столько, сколько захотите, — сказала Алис, — в его владениях даже время течет по-другому.

— Если он не убьет вас! — взвизгнула Геда, да так, что я едва не подпрыгнул, — у него такое случается, да, случается иногда. Убьет кого-нибудь и говорит, что за дело, за дело, да.

— Я поговорю с ним, — отозвалась Алис, — и, может быть, замолвлю словечко за поселение.

— Надеешься? — спросил Хараб.

— Надеюсь, — кивнула Алис.

На этом разговор и окончился. Мы допили вино, доели картошку, и я перебрался на диван и долго сидел на нем, предаваясь размышлению.

Вскоре затопили камин, стало тепло, и приятная теплота разлилась по всему телу, лаская больные кости и измученный разум.

Я думал о чудесах, что творятся вокруг.

О Вековом Человеке, об Алис, о капилунгах.

О том, чего был лишен с рождения — о магии.

Здравствуй, любимая. Каждое письмо я вынужден начинать с извинений. Много времени прошло с тех пор, как я писал тебе в последний раз. Слишком много, чтобы просить прощения и надеяться, что ты меня простишь. Хотя, ты знаешь, у тебя замечательный характер. Ты всегда умела трезво мыслить… и прощать. Простишь ли меня на этот раз? Тем более что уважительных причин накопилось достаточно много. И об одной из них я хочу поведать тебе на страницах этого письма.

Много ли ты знала о магии? Мы жили в мире, где магии не существовало. Люди не разжигали огонь при помощи заклинаний, а включали газ и подносили спичку. Мы знали, что никто и никогда не пролетит над нашими головами на ковре-самолете, а на улицу не выйдут чугунные люди, которых в сказках именовали големами. Мы с тобой жили в мире, который принято называть рациональным.

Тебе повезло, ты ушла из этого мира в счастливом неведении о том, насколько страшной может оказаться реальность. Мне довелось это увидеть. И многим виной — магия.

Я писал тебе о Ловкаче и о безумцах, о Степи, что открывается за границами Империи. На клочках бумаги я описал свое путешествие через Лес, и о том, как мы наткнулись на последних выживших из поселения, как освободили их деревню от капилунгов — странных существ, похожих на собак, медведей и людей одновременно. Эти клочки бумаги я прикреплю с обратной стороны письма, прочти их перед тем, как будешь читать дальше, чтобы я не объяснял тебе, кто такие Алис и Инель, и откуда мы узнали о Вековом Человеке…

Вот ведь еще одна особенность мира, где балом правит магия. Иерархия здесь основывается не на стиле правления, а на том, кто более могуществен в магических знаниях. Если я, к примеру, изучил книгу заклинаний и научился летать, то это совсем не значит, что меня будут слушать маги более высокого порядка. Но зато если я научусь видеть будущее, испепелять армии врагов одним только взглядом (а еще жить в лесу и питаться лягушками), то меня начнут уважать. Даже бояться. И не важно, что раньше я был писарем или, скажем, кузнецом. Магия здесь важнее. Таков мир за границей Империи.

Знаешь, любимая, последнее мое письмо к тебе было чересчур мрачным. Книга магии, найденная в одном из домов Шотограда, пленила меня и сковала мой разум невидимыми путами. Я боролся с ней, как мог, и в конце-концов, нашел в себе силы отдать книгу Алис — женщине-ведьме, у которой хватило сил подчинить книгу себе.

Книга написана человеческой кровью. Такие книги имеют большую власть над своими хозяевами.

Но теперь я освободился, и счастлив. С плеч упал тяжкий груз. Несмотря на то, что поведал нам Вековой Человек, я смотрю в будущее с оптимизмом…

Кстати, о Вековом Человеке, родная. Именно о встрече с ним я и хотел тебе поведать. Вековой Человек… даже сейчас, спустя два дня после встречи с ним я ощущаю дрожь во всем теле, а волосы на моей голове шевелятся от страха. Было чего бояться, поверь мне.

Но постараюсь обо всем по порядку. Надеюсь, ты привыкла к моему сбивчивому повествованию, и закрываешь глаза на неровный стиль…

Из поселения мы вышли на рассвете, когда солнце едва поднялось на горизонте, но из-за деревьев к нам пробивались лишь редкие лучики. Той ночью шел снег, поэтому с утра казалось, что все вокруг устлано свежим белым одеялом. Там, где еще вчера все было усыпано нашими следами, теперь блестел и похрустывал снег. Голубоватый туман разлился по ногам, клубился вокруг деревьев и цеплялся за ветки.

Волшебное утро навевало мысли о сказках, которые мне читали в детстве.

Алис вела нас по тайным тропам, известным ей одной. Я же видел вокруг одни только голые деревья, снежные холмы, торчащие из-под снега верхушки засохших кустарников. Без Алис мы бы наверняка заблудились — следы Ловкача и безумцев занесло снегом, никто понятия не имел, куда они пошли.

Я шел рядом с Алис. Я чувствовал, что мы оказались связаны с этой странной женщиной. Связаны многими обстоятельствами. Она взяла у меня книгу магии, следовательно, избавила меня от тяжелой ноши. Я, в свою очередь, видел ее страдания. Алис обнажила передо мной душу, открыла себя. Мы шли и молчали. Мне нечего было сказать, хотя я старательно искал слова. Знаешь, как это всегда бывает. Когда хочешь что-нибудь сказать, чувствуешь важность каждой фразы — слова куда-то теряются, и их очень сложно отыскать.

За нами следом ехал Император и Инель на верном Франце, которого на момент поездки накормили и напоили. Коня вел под узды Бородач, он же Ловкач. Такая вот интересная компания. Если бы несколько лет назад кто-нибудь сказал мне, что я окажусь за пределами Империи, в странном Лесу, а моего господина будет везти на коне могущественный маг, я бы не поверил. Может быть, не рассмеялся бы, но не поверил.

И первой, как всегда случается, заговорила Алис.

«Я почти прочитала книгу, — говорила она. — Очень интересная. Многие заклинания я вижу в первый раз».

«Рад, что помог», — говорил я.

«Есть очень сильные заклинания. Их можно использовать только при большом скоплении серебра, — продолжила Алис, вышагивая между деревьев и разглядывая снег под ногами (будто там действительно можно было что-нибудь выглядеть), — книгу писал сильный маг. Странно, что она оказалась за пределами Леса, в вашей Империи».

Тут я сказал, что мне только что пришла в голову мысль: возможно, таких книг в Империи очень много. Семьсот лет назад Империя объявила войну магии, но как всегда бывает во время войны, находятся и партизаны. Наверняка некоторые люди не пожелали расставаться с реликвиями, попрятали подобные книги, или какие-нибудь магические безделушки, оставшиеся от магов-отцов. А затем долгое время хранили их. Некоторые реликты добрались и до наших дней.

«Возможно, — говорила Алис, — но тогда странно, что в вашем мире вообще ничего не знали о магии»

«Еще как знали, — возражал я, — многие в нее даже верили. Но, как говорил Шиджилл, в Империи совсем не было серебра, а без него заниматься магией так же бесполезно, как разжигать огонь дубиной. Какой толк от этой книги, если ни одно заклинание не подействует?»

«Реликвия», — говорила Алис, усмехнувшись.

На этом наш разговор и закончился. Мы все дальше углублялись в Лес. За нашими спинами разговаривали Император и Бородач. Тихо, вполголоса, но я и не прислушивался. Хотя, ты же знаешь, у любого писаря с годами вырабатывается подлая привычка подслушивать. Ведь каждое слово Императора необходимо заносить в летопись. Слава богу, я, насколько мог, избавился от этой привычки, но обрывки фраз все же до меня долетали. Император и Бородач разговаривали о Ловкаче. Кто что будет делать, когда настигнет безумного мага. Молодой Император наслаждался мыслью о будущей мести. Бородач профессионально рассуждал о том, что будет делать, когда покончит с Ловкачом и уйдет в следующий мир.

Ловец могущественных… Сколько их уже приходило к нам? Скольких безумцев они уже отловили, чтобы в Империи (да и за ее пределами тоже) царил мир? Я представить себе не мог, да и, честно говоря, не собирался. Стоит копнуть чуть глубже и открывается такая бездна вопросов, что страшно становится.

Мы шли почти целый день. Вышли на рассвете — а пришли, когда солнце исчезло за деревьями, и редкие лучи солнца уже не в силах были проникать сквозь голые ветки.

Алис остановилась внезапно, я едва не налетел на нее, а вот в меня сзади уперся теплой мордой Франц. Фыркнул недовольно (как сейчас помню) и ударил копытом о снег.

«Пришли» — выдохнула Алис, указала пальцем куда-то в сторону.

Сначала я ничего не увидел, но потом — ты не поверишь, это походило на чудо — словно из-под снега показался темный провал. И ведь он был там, просто словно какое-то волшебство отводило от него глаза. И пока Алис не указала рукой, никто бы не увидел входа в пещеру.

Правда, пещера — не совсем правильное определение. Чтобы пролезть, нам пришлось встать на колени, да и в этом случае моя голова терлась о каменный потолок.

Первой полезла Алис, следом за ней — Бородач и Инель (теперь она неотступно следовала за Бородачом и стоило им разминуться на несколько шагов, в глазах ее возникал панический страх). Потом Император, и уже в хвосте я. Я же привязал Франца к дереву, надеясь, что когда мы вернемся, он будет нас ждать, но подозревая, что с наступлением ночи ему будет грозить реальная опасность. Все-таки, где-то вокруг бродят капилунги, да и волков никто из Леса не прогонял.

Ты помнишь дорогая, как сильно я боялся темноты и замкнутых пространств? Помнишь, как ходил на лечение к доктору, имени которого теперь уже не вспомнить? Так вот, поздравь меня — я излечился. Никакой боязни не стало. Я полз на четвереньках, под моими руками хрустел сначала снег, потом песок и, наконец, пошла сухая почва, усеянная мелкими камешками. Я слышал пыхтение впереди, ощущал запах Императора. Несколько раз я ощупывал стены вокруг — проход был узким, едва ли полтора метра в диаметре. Ползли мы не меньше часа. К концу мои колени ныли, а руки покрыли ссадины.

А потом я понял вдруг, что могу различить силуэт молодого Императора, где-то впереди задребезжал слабый свет. И еще через несколько секунд я смог выпрямиться и оглядеться.

Мы оказались в широком круглом помещении, потолок которого имел конусообразную форму. Стены выложены из камней, которые, как мне показалось, имели одинаковую круглую форму. Свет исходил от факелов, вставленных в стену на уровне моих глаз по всему периметру помещения. Судя по всему, других выходов из комнаты не существовало.

Я не сразу заметил человека, сидящего в дальнем конце комнаты, потому что отвлекся на разглядывание интерьера. А разглядывать было что, поверь мне. Перво-наперво, я увидел чучело капилунга. Мохнатый карлик висел, казалось, в воздухе, но на самом деле был подвешен на нескольких тонких веревках. Вместо глаз у него были пуговицы, а рот зашит черными нитками. Чуть поодаль стояли шкафы с широкими деревянными полками. Полки были уставлены до отказа. Чего там только не было — стеклянные колбочки и сосудики всевозможных размеров, какие-то тарелки и блюдца, подносы, глубокая посуда. Некоторые сосуды были наполнены темными жидкостями, от которых исходил дымок. Пахло в помещении, надо сказать, прескверно. Примерно так пахло в больницах столицы, где-нибудь в палатах тяжело больных.

На человека я обратил внимание только тогда, когда услышал, как вскрикнул Император. Это был крик удивления, а не страха. Я тотчас повернул голову… и понял, что вижу перед собой совсем не человека.

С противоположной стороны помещения, из-за широкого стола на нас смотрело странное человекоподобное существо. Голова его походила на голову какого-то животного с носом льва (помнишь, на картинках), широкой пастью и большими голубыми глазами. Лицо было покрыто густой рыжей шерстью.

Краем глаза я заметил сразу две вещи: Инель, смотрящую на существо без страха, а даже с некоторым любопытством, и Алис, которая пошла в сторону Векового Человека.

Впрочем, Вековой Человек не оставил нам времени на раздумья. Он заговорил. С Алис.

«Кто эти люди?» — произнес он, поднимаясь из-за стола. Тело Векового Человека казалось вполне человеческим. На нем был темно-синий плащ, а руки скрывали черные перчатки, — я говорил, что приводить сюда посторонних запрещено!»

«Ситуация изменилась, — ответила Алис, — вы же знаете, что произошло на поверхности».

Она подошла к Вековому Человеку на расстояние вытянутой руки, сняла с плеча рюкзак и положила его на стол.

«Я требую объяснений, Алис», — сказал Вековой Человек, не отрывая взгляда от Бородача.

«Я принесла тебе новых свечей, растений и трав, которые ты просил, — ответила она будничным голосом, — и я хочу, чтобы ты выслушал этих людей»

«С чего бы это? — фыркнул он, но одной рукой оттянул краешек рюкзака и заглянул внутрь, — ты же знаешь, что я не привык слушать. Я ушел из мира, чтобы никого не слушать. А ты хочешь вернуть меня обратно, так что ли?»

«Мой сын и муж погибли. Их убили» — ответила Алис.

«Сожалею, — сказал Вековой Человек, и в голосе его послышались нотки обычного сварливого старика, которого побеспокоили понапрасну в момент, когда он сладко спал после сытного обеда, — я ничего не мог поделать. Я не вмешиваюсь в дела поселения. Ты это знаешь»

«Я уже несколько лет помогаю тебе, — сказала Алис, — не заставляй меня говорить это…»

«Шантаж? — усмехнулся Вековой Человек — попробуй, моя дорогая, попробуй…»

«Нет, не шантаж. Я прошу всего лишь выслушать этих людей и помочь им»

«Зачем?»

«Они хотят найти того человека, который убил моего ребенка и мужа»

«Похвальное желание, — одной рукой Вековой Человек забрался в рюкзак, а вторую вдруг поднял над головой, растопырив пальцы, — но я вижу, что ты тоже хочешь найти этого человека, не так ли?»

«Возможно» — ответила Алис.

«Но ведь это означает, что ты больше не будешь приносить мне травы и свечи. Так?»

«Если я отправлюсь с ними, то да»

Я увидел, как удивился молодой Император. Но у него хватило ума не вмешиваться в диалог.

«Но если ты подскажешь им путь, то я останусь. Они смогут справиться и без моей помощи»

Вековой Человек поднял голову и впервые посмотрел на нас ярко-голубыми глазами. Это были не человеческие глаза, от взгляда у меня по спине пробежали мурашки.

И Вековой Человек сказал:

«Попробовать можно. Проходите ближе, располагайтесь»

Первой пошла Инель, села прямо на полу, скрестив ноги. Рядом с ней уселся Бородач, затем Император и я. Пол оказался совсем не холодным, даже упругим, словно там были не круглые камни, а набитые подушки.

Вековой Человек молча осмотрел нас, и мне показалось, что он усмехается. Едва-едва, почти незаметно.

«Страшная сила скрыта в вас, — сказал он вдруг, — каждый из вас силен по-своему, а вместе вы обладаете чудовищной по своей силе аурой. Ты — не человек. Верно?»

Вековой Человек ткнул пальцем в сторону Бородача. Тот кивнул, поглаживая бороду. Казалось, Бородач скучал.

«Давно я не встречал Ловцов в нашем мире, — продолжил Вековой Человек, — видно, смутные времена наступают»

«Они уже наступили, — отозвался Бородач, — ты не вылезаешь из своей пещеры, но видишь далеко. Должен знать, что половина мира погребена в руинах. Сидишь тут, как в бомбоубежище. Хорошо устроился»

Я вздрогнул. Подумать страшно, как отреагирует Вековой Человек на дерзкие слова. И что такое — бомбоубежище?

Но Вековой Человек или пропустил их мимо ушей, или решил не задерживать внимания. Он посмотрел на молодого Императора.

«Ты полон серебра, как кувшин — свежей водой, — сказал он, — еще мгновение и это серебро начнет перетекать через край. В тебе я вижу черты древних правителей. Ты из рода Императоров? Не так ли?»

«Совершенно верно. Я… последний Император… пока»

«Много лет назад я бывал за пределами лесных поселений и бродил по улицам Имперских городов, — задумчиво кивнул Вековой Человек, — жизнь без магии, виданное ли дело? Но вы, кажется, неплохо справлялись… Теперь ты.»

Он посмотрел на Инель. Долго смотрел, задумчиво. Пожевал губами, словно хотел что-то сказать, но передумал. Что-то увидел он в девочке. А, может, не увидел ничего.

Мимолетный взгляд в мою сторону. Наверное, я испытал облегчение, когда Вековой Человек, ничего не сказав, повернулся к деревянным полкам за своей спиной. Я не хочу быть особенным, как любой из нашего маленького отряда. Мне достаточно оставаться человеком…

А затем Вековой Человек повернулся, и в руках его оказалось всего лишь полотенце. Махровое и невероятно белое — казалось даже, что оно светится, но это не больше, чем обман зрения.

«Алис, будь так добра, принеси вон тот кувшин. Только с крышкой аккуратнее» — попросил Вековой Человек, и Алис послушно выполнила указание.

Кувшин был небольшой, с широким горлышком, которое закрывала крышка. Алис поставила его на стол, перед Вековым Человеком, и существо с мордой тигра и звериным оскалом вновь посмотрело на нас.

«Я не берусь предсказывать ваш путь, — сказал он, — Я не в силах указать вам дорогу к существу, которое вы ищете. Но я надеюсь, что вы увидите все сами. Подойдите сюда по одному»

Никто не двинулся с места. Я видел молодого Императора, он смотрел на Бородача, а Бородач, в свою очередь, смотрел на Векового Человека и улыбался.

«Ну же, — произнес Вековой Человек, — вы пришли ко мне за тем, чтобы молча сидеть?»

«Я знаю, что у тебя в кувшине» — произнес Бородач.

«Раз знаешь, отчего не подходишь?»

«Со мной такие штуки не проходят, — продолжал улыбаться Бородач, — я не хотел идти к тебе. Магия не сработает»

«Так подойди» — жестом руки с длинными когтями Вековой Человек подозвал Бородача ближе. И улыбнулся. Такими зубами, скажу я тебе, можно с легкостью перекусить мою руку. И не подавиться.

Бородач уперся руками в колени и встал. Неторопливо, словно был на прогулке, подошел к столу, протянул руки.

«Позволь самому»

Вековой Человек кивнул и протянул полотенце. Тогда Бородач накинул его на голову и склонился над кувшином, так, что полотенце скрыло его голову и горлышко. В тот же момент Вековой Человек снял с кувшина крышку.

Не знаю, чего я ожидал, но ничего такого сверхъестественного не произошло. Поза Бородача оставалась расслабленной, над полотенцем заструились редкие полоски белого дыма — те, которые не удержались под полотенцем.

Мы все ждали несколько минут, потом Бородач выпрямился, снял полотенце с головы и протянул Вековому Человеку. Лицо Бородача раскраснелось, черные волосы прилипли ко лбу, мокрая борода взъерошилась.

«Не ожидал» — буркнул он, и, казалось, не очень ловко пошел к своему месту. Позже я понял, что его сильно качало. Там, где он побывал первым из нас, штормило.

Не успел Бородач подойти, а молодой Император встал и решительно направился к кувшину.

«Показывай, — потребовал он, — что нужно делать?»

«Склонитесь над кувшином, а я прикрою вам голову полотенцем, — ответил Вековой Человек, — вдыхайте пар из кувшина и постарайтесь не упасть»

Затем еще несколько минут я наблюдал тоже, что произошло с Бородачом. Только молодой Император зашатался до того, как скинул полотенце. Ему стало плохо, и он едва не упал. Я вскочил, намереваясь помочь господину, но Вековой Человек мягким жестом остановил этот мой порыв и придержал Императора сам. Когда Император выпрямился и скинул полотенце, лицо его было бледным, а губы дрожали. Его тоже шатало.

«Теперь твоя очередь», — сказал Вековой Человек, и в этот момент я понял, что он указывает на меня.

«А это действительно нужно?» — спросил я, и в тот же миг пожалел о сказанном. Уж больно трусливо прозвучала фраза.

«У каждого из вас свой путь, — сказал Вековой Человек, — каждый из вас хранит свои секреты, которые могут помочь в поисках Ловкача. Подойди, не бойся»

И, знаешь, я подошел. С трудом, но подошел.

Руки мои предательски затряслись, когда я брал полотенце и накидывал его себе на голову. И ведь было действительно страшно!..

Затем я пригнулся и посмотрел на кувшин. Рука с длинными когтями взялась за крышку и убрала ее. В лицо мне ударил белый пар и свежий запах кипяченной воды…

А потом… знаешь, я плохо помню, что случилось потом. Стоило мне вздохнуть в первый раз и словно не стало вокруг комнаты-пещеры, не стало полотенца на голове, и пол ушел из-под ног. Не исчез — зашатался. Словно в одно мгновение я перенесся с земли на палубу корабля и оказался в самом центре ужасного шторма.

Мне стоило сильных усилий не упасть. Я ухватился руками за воздух — и воздух вокруг оказался твердым на ощупь. Я хотел поднять голову, но что-то держало меня, не давая выпрямиться.

И тогда я увидел внизу — далеко-далеко внизу — землю. Оказалось, что я завис в воздухе, а мимо пролетают облака. И там внизу я увидел Лес. Именно Лес — с большой буквы. Примерно такой же, каким я видел его, когда едва не улетел при помощи заклинания левитации. Но тогда Лес простирался повсюду, и ему не было ни конца, ни края. И тот Лес, который увидел я, был не безжизненно-черным, он цвел. Изумрудные шапки деревьев походили на пену, яркие брызги цветов слепили глаза. Мир здесь оказался живым. И сейчас прямо подо мной Лес расступился, и я увидел, что там стоит огромный город. Он сверкает миллионами огней, над ним проплывают большие корабли, а в воздухе взрываются разноцветные фейерверки. Я готов был поклясться, что слышал слабую музыку, доносящуюся снизу… и в тот момент что-то отвлекло мое внимание от города. Я смог повернуть голову в сторону, и, знаешь, что я там увидел? Широкую дорогу, по которой шли три фигуры. Я понимаю, что висел слишком высокого в воздухе, и Лес сливался для меня в большую зеленую шевелящуюся массу. Но каким-то образом я смог разглядеть, что дорога выложена не из камня, она покрыта каким-то серым веществом, и от этого кажется, что дорога, словно ручей, течет куда-то вдаль. А три фигуры — маленькие черные фигуры — идут по ней пешим ходом. И нет коня. И нет кого-то из нас…

И в этот момент я почувствовал, что меня куда-то резко тащат. Ветер засвистел в ушах, волосы упали на глаза… я вывалился из странного видения, и понял, что падаю на пол, лицом вперед. И последним, что я услышал в тот миг было:

«Я так и знал. Он простой человек, не выдержит…»

Это был голос Бородача, но я могу и путать, потому что в следующий миг я потерял сознание…

Очнулся я уже в Лесу, на свежем воздухе, под огромным стволом векового дерева. С неба на мое лицо падали снежинки, а чуть в стороне горел костер. Ночь и следующий день мы шли молча. Куда шли — никто не знает.

Поверь мне, милая, я никогда не испытывал столько волнения. После того, как я увидел живой лес и цветущий город, я понял, что конец нашего путешествия уже близко. Нервы мои натянуты до предела. Молодой Император становится похож на живого мертвеца — месть точит его, не переставая. Конец близок. Либо Ловкач уничтожит нас, либо мы его. Есть еще вариант с безумием, но, знаешь, я не верю, что стану безумцем.

Наверное, я слишком огорчаю тебя в последнее время. Извини, что не могу порадовать тебя какой-нибудь приятной новостью. Мне жаль, что таких новостей нет. Когда-нибудь судьба повернется ко мне лицом, и тогда я смогу написать тебе письмо, полное светлых надежд и ожиданий. Но пока — нет. Я надеюсь, что ты веришь в меня, и надежда эта прибавляет мне сил.

Алис вела нас по своим тайным тропам и не произносила ни слова. А этим днем мы начали разговаривать…

Когда легкий рассвет коснулся моего лица — робкие лучики солнца проникли сквозь деревья, я открыл глаза. Привычка, которая зародилась много месяцев назад, сейчас воспринимается уже как нечто обыденное. Я почти всегда просыпаюсь с рассветом. Так легче. Так быстрее. Молодой Император гнался за Сумеречным Ловкачом, поэтому терять лишние минуты никто не собирался.

Сейчас мы уже ни за кем не гнались, потому что смутно представляли себе, куда нужно идти, чтобы гнаться. Мы просто шли вперед, преодолевали километры по заснеженному Лесу.

Но я проснулся все равно, и продолжал лежать под сохранившим мое тепло меховым покрывалом, глядя в рваные клочки неба и облака, выныривающие сквозь ветки.

Вокруг пока еще было тихо. Повернув голову, я увидел Бородача, сидящего под деревом и курящего трубку. В легком предрассветном сумраке его трубка светилась красным огоньком, освещая большой нос и совсем невеселые глаза.

Все мы молчали уже второй день. С момента выхода из пещеры Векового Человека наши разговоры умещались в односложные фразы вроде просьбы передать поесть или предложения передохнуть. Поэтому я сильно удивился, когда Бородач встал, подошел ближе и присел возле меня.

— Признаюсь, я выглядел идиотом, — сказал он, пыхтя трубкой.

— Ты о чем?

— Я делал вид, что магия Векового Человека ничего не значит, позволил себе нахамить… а ведь на самом деле этот гад очень силен. Очень. Возможно, намного сильнее опытных Ловцов.

— И так бывает? Вот уж не поверил бы.

— Многое бывает. Миров бесконечное множество, и чем они ниже в Цепочке Мироздания, тем менее изведаны. И магия там… другая. Что ты видел?

Ему не надо было уточнять — где.

— Облака. Лес. Но не этот Лес, а другой. Он цвел и был живым. А в Лесу — большой город. Огромный и красивый. Он весь светился, там играла музыка, по небу плавали летательные корабли. Император планировал построить один такой в столице, но не успел.

— И это все?

— Еще я видел четверых людей. Они шли по дороге в сторону города.

— А лошадь… — Бородач затянулся трубкой, — лошадь кто-нибудь вел или она ехала сама?

— Лошади не было.

— Я так и думал, — буркнул Бородач.

Несколько секунд мы молчали. Чуть левее от меня заворочалась Инель, молча перевернулась на спину и продолжила спать. Я смотрел на темнеющие угли костра, который сейчас никто не поддерживал. Надо бы подкинуть несколько полений, чтобы приготовить завтрак.

— А что видел ты?

На мой вопрос Бородач не ответил. Попыхтел трубкой, пуская кольца дыма, потом поднялся и направился к костру, словно прочел мои мысли.

— Ты не видел города? — спросил я громче, — верно?

Теперь неподалеку завозился мой господин. Все мы привыкли вставать рано. Да и спокойного сна не было очень давно.

— Город был, — отозвался Бородач, кидая на угли сначала хворост, а когда тот разгорелся, дрова потолще. — но он не был большой и веселый. Там были одни развалины. Серый город мрака. Город смерти. От него веяло смертью, понимаешь? И я видел мертвых людей, шагающих по его улицам.

— Безумцев?

— Мертвецов. — сказал Бородач.

Костер вспыхнул, освещая Бородача, его лицо, темные глаза. В тот же миг в самодельной постели напротив села Алис. Вскрикнула, коротко, едва слышно, и подавила, видимо, крик еще более сильный. Ее широко открытые глаза уставились на Бородача.

— Доброе утро, — поприветствовал Бородач вполголоса, — кошмары?

Алис сглотнула, неуловимым движением поправила волосы, убрала темную прядь со лба.

— Кошмары.

— Город мертвых?

Непонимающий взгляд Алис дал ответ на вопрос.

— А что тебе снилось? — поинтересовался Бородач, вороша угли веткой, — если не секрет.

— Город, — отозвалась Алис шепотом. Взгляд ее устремился куда-то вдаль, она смотрела на макушки деревьев, словно хотела разглядеть что-то сквозь серый рассветный полумрак, — но не мертвый город, живой. Город в моем сне был… — она запнулась, подбирая слова, — он был… как во сне. Мне казалось, что он такой город существует, но одновременно с этим я прекрасно понимала, что его существовать не может…. Не может быть такой красоты на свете…

На своей лежанке сел мой Император, закутался в плащ, обвел нас хмурым взглядом.

— Это настоящий город, — произнес он, — я думаю, что он существует в каком-нибудь другом мире. Ловкач уничтожил наш мир, теперь ему нечего здесь делать, и он ушел. Дальше.

— Почему же ты вскрикнула? — поинтересовался Бородач.

— Мне показалось, что этот город… над ним нависла беда. Только что он весь светился, был такой белый и прекрасный, а затем вдруг кто-то накинул на него черное покрывало. И запахло дымом. И я услышала крики…

Бородач ухмыльнулся, но не сказал ни слова.

— Ловкач отправился дальше, — повторил Император, — я хочу его найти. Побыстрее.

— Выходит, идти к Светлому бесполезно? — спросила Алис, — Палача там не будет?

— Скорее всего, его уже нет в этом мире. Сдается мне, он ушел, — сказал Император.

— Не думаю.

Три головы повернулись в мою сторону. Бородач продолжал ухмыляться.

— Ты что-то знаешь? — спросил Император, — скажи нам.

— Я знаю не больше, чем ты, — отозвался Бородач, — но мне очень интересно наблюдать за вашими разговорами. Одно я могу сказать точно — Ловкач все еще здесь, в этом мире. Я чувствую его. Мне даже кажется, что он где-то неподалеку. Возможно, он без своей безумной армии, если позволите поиронизировать таким вот образом. Возможно, люди ему нужны были только для того, чтобы разжигать костер и добывать еду, а совсем не для того, чтобы завоевывать земли Вечного Леса. В поселении мы обнаружили достаточно тел безумцев, чтобы можно было утверждать, что их осталось очень мало. Но это всего лишь мое предположение. Если у кого-то есть еще мнения, прошу, высказывайте.

— Вековой Человек показал нам всем город, которого в этом мире нет, — сказал Император, — значит, нам нужно искать способ попасть в этот город. Это мое мнение.

— Мое мнение таково, — подала голос Алис, — нужно идти в Светлое поселение и расспросить местных жителей. Никто не продвигался дальше Вечного Леса. Кто знает, что откроется за его пределами? Может быть, до города идти всего неделю или две.

— Ага, и будем шляться по миру до скончания века, — усмехнулся Бородач, — нетушки, господа. Не выйдет. Мне нужен Ловкач как можно скорее. Я не намерен гоняться за ним до старости, хотя и состарюсь в то время, когда вас уже давно не будет в живых.

— Но это здравая мысль. Нужно дойти до поселения. Нам нужно пополнить запасы еды и немного отдохнуть. Даже если мы не найдем там Ловкача, мы сможем набраться сил и двинуться дальше.

Бородач вздохнул, провел веткой над костром, и кончик ветки вспыхнул ярким желтым пламенем.

— Видно, не зря я видел мертвый город. Наши пути должны вот-вот разойтись.

Резко наклонившись, Бородач воткнул ветку в снег, и в небо устремился тоненький серый дымок.

— Кого же он ищет? Что он забыл в этом мире?

— Я считаю, нужно идти дальше, — подала голос Алис, — мы все узнаем, когда найдем Ловкача, ни раньше, ни позже. А пока вы все тут сидите и болтаете, он уже, может быть, ушел еще дальше.

— Мы еще не позавтракали, уважаемая, — проворчал Бородач, — идти на пустой желудок, знаете ли…

— Ставь воду, — распорядилась Алис, поднимаясь со своего места. Снег захрустел под ее ногами.

Я тоже стал подниматься и в этот момент заметил, что еще один человек из нашей компании проснулся. Инель лежала, укрытая до подбородка черным меховым полушубком. Выглядывало лишь детское личико и кончики пальцев с короткими белыми ногтями. Ее светлые голубые глаза, не отрываясь, следили за Бородачом.

И снова я не смог удержать мысль о том, что девочка, возможно, выглядит намного моложе своих лет…

Все-таки мы двинулись к поселению.

Бородач был против, но ворчал тихо, почти неслышно, и шел сзади всех, ведя под узды Франца, на котором сидела Инель. Кажется, последние несколько часов он разговаривал только с девочкой, а она что-то писала ему на листах бумаги в ответ.

Мы шли по зимнему Лесу, по снегу, по оставленным кем-то тропкам. А Лес все тянулся и тянулся, и, казалось мне, что он не кончится никогда. Я поднимал голову и смотрел на небо. Небо было серым, облака были серыми, и солнце тоже было серым. Одна радость — как ни злился ветер, как не выл за спиной, а добраться до нас не мог. В полную свою силу он порезвился в Степи, а здесь до нас долетали лишь легкие порывы, обессилевшие от борьбы с деревьями.

Алис шла впереди и указывала путь. С ее слов, летом здесь располагался торговый путь, по которому жители поселений перевозили продукты и товары, а также просто гуляли и путешествовали.

— Здесь оживленные дороги, — говорила она, — летом и ранней осенью можно встретить за день человек двести. И это еще не предел. Вот только времени очень мало. Месяц-полтора, и дороги сначала заливает дождем, потом грязь по колено, а затем зима наступает. В такое время, конечно, тоже ходят, но очень редко. Есть любители, из охотников, которые настреляют лисиц и белок, а потом носят по поселениям и продают. Мы их всех в лицо знаем. А так зимой каждый в своем поселении сидит. В поселении и без торговли дел много. К утру доберемся до чащи Забытых, а там еще половину дня, и будем на месте…

Император шел возле меня, молчал, хмурился. Невеселые мысли одолевали его, но делиться он ими не хотел, несмотря на мои просьбы. Молчал, молчал.

Таким образом, день прошел незаметно. Лес вокруг меня слился в сплошную серую массу из голых стволов, сухих веток и серого тумана. Мне казалось, что за много часов ходьбы мы не сдвинулись ни на шаг. Так всегда бывает, когда местность вокруг к вечеру остается такой же, как и утром.

К тому моменту, как начало смеркаться, мы решили остановиться. Я и Алис отправились за хворостом и дровами, а Бородач стал организовывать лагерь на ночлег и выкладывать костер.

Когда мы начали собирать хворост, я задал Алис вопрос, который интересовал меня больше всего:

— Когда мы придем?

— К завтрашнему обеду, если не будем останавливаться надолго, — ответила Алис, складывая упавшие сухие ветки в кучу.

Я потянулся, отломил от дерева кривой сук.

— Устал? — в свою очередь поинтересовался Алис.

Я не отрицал.

— Все устали, — продолжила Алис, — но подумай о том, что Ловкач в это же время уходит все дальше и дальше. Эта мысль меня подстегивает больше всего.

— Мы так долго гонимся за ним, что я уже перестал верить, будто мы его когда-нибудь настигнем.

Алис усмехнулась, протянула мне охапку хвороста:

— Держи, писарь. Если твое стремление иссякло, я могу поделиться.

— Я знаю. У тебя есть повод.

— У тебя он тоже есть.

— У меня не повод, у меня долг. Я поклялся служить своему Императору. И поэтому я здесь.

— А как же сын? Или он не в счет? — Алис подошла ближе и вдруг неуловимым, незаметным движением провела рукой по моей щеке. Пальцы ее были едва теплыми, но я вздрогнул, как он ожога. И отпрянул в сторону, роняя хворост.

Тогда Алис засмеялась — тихо, зажав рот рукой:

— Будто мальчик на первом свидании…

— Зачем ты это сделала?

— Ты отвык от нормального человеческого общения, Геддон, — продолжала улыбаться Алис, — я наблюдаю за тобой и все больше убеждаюсь, что ты похож на маленького неприметного зверька. Знаешь, что ты хочешь больше всего?

— Кушать, — буркнул я.

— Нет. Ты хочешь, чтобы тебя никто не трогал. Ты как тень. Самая настоящая тень своего Императора. Твой господин где-то впереди, а ты плетешься за ним темный, невидимый и неслышный. У тебя одно желание — остаться в стороне.

— Все мы здесь облаченные в тени.

Я дотронулся пальцами до щеки. Мне казалось, что прикосновение Алис оставило на щеке обжигающе-горячий шрам, и под моими пальцами должна быть красная шелушащаяся кожа… но нет. Ничего подобного. Всего лишь прикосновение.

— Видно не зря тебя называли ведьмой… — буркнул я.

Улыбка сошла с лица Алис, но не полностью, оставив грустную ухмылку, собрав морщинки в уголках губ.

— Дурак ты, Геддон, — сказала она, — открой глаза и оглядись. Мир не умер. Все вокруг живет. Ты видел много смертей, ты слишком долго жил в мертвом мире. Но ты уже за пределами своей Империи, и здесь все по-другому. В ином случае ты очень плохо кончишь. А я не хочу, чтобы такой хороший человек, как ты, умирал.

— Я же тень. Зачем обо мне беспокоиться?

— Может быть, у меня натура такая, ведьмовская, жалеть всех, кто мне нравится?

— Подумай о муже и сыне, а потом уже думай обо мне, — слова сорвались с губ прежде, чем я успел закрыть рот. Сказал — и пожалел. Но было уже поздно.

Ее лицо потемнело, посуровело, и словно сама Смерть накинула ей на лицо вуаль из тонких морщинок. Я видел ее седые локоны, вплетенные невидимой рукой в угольно-черные волосы, и свет слепил меня от стыда.

— Дурак ты… — ответила Алис и отвернулась.

А я остался стоять с хворостинами в руке, и смотрел, как она удаляется в сторону лагеря. Затем нагнулся, собрал хворост и поспешил за ней.

Что-то кололо в груди, больно, безжалостно, но я терпел. Так мне и надо. Я действительно чувствовал себя тенью.

Спустя совсем немного времени, мы сидели вокруг костра, в то время как ночь опускалась за нашими спинами, бережно укрывая Лес темнотой. Алис уже спала, или делала вид, что спит, отвернувшись к сидящим спиной, свернувшись в клубок, закрывшись шубой и покрывалом с головой.

— Вы с Инель много болтаете, — сказал мой господин, — Шиджилл, Инель, конечно, немая, но исписала много листов. Не хочешь рассказать нам что-нибудь?

Бородач пожал плечами. В дрожащем свете костра Бородач казался старым и очень сильно уставшим. Я не видел его глаз, но видел руки, которые тот держал над костром. Девять пальцев Бородача дрожали.

— Нечего рассказывать, — сказал Бородач, повернул руки ладонями вверх, довольно крякнул, поежился, — девочка помнит совсем немного, а то, что помнит, похоже на разобранную мозаику.

— И чего же она к тебе так привязалась?

— Я похож на ее отца, — хмыкнул Бородач.

Инель сидела по правую сторону от него, закутавшись в шубку, из которой торчала лишь голова на тонкой худой шее. Большие светлые глаза бегали по сторонам. Пыталась успеть прочитать все по губам.

— Отца она помнит… а еще кого-нибудь?

— Это допрос? — добродушно отозвался Бородач, — тогда отвечу, мой господин. Инель пишет, что у нее есть родители, только в другом мире, она не помнит в каком. Еще она помнит о брате, но ничего о нем не рассказывает. Кажется, брат ее тоже Странствующий. Я так думаю, он затащил ее в другие миры, да там и оставил.

— Хороший брат. Врагу не пожелаешь.

— Я тоже так думаю. Оставил либо нечаянно, либо нарочно, я не понял. Инель надеется, что он ищет ее, чтобы вернуть домой, но надежды у нее совсем не осталось.

— Что она думает о нас?

Бородач почесал бороду, подкинул в костер хвороста и ответил:

— Ты забываешься, Император. Твоей Империи уже нет, а я не твой подчиненный. Не стоит устраивать допрос, на ночь глядя. Все, что я хочу сказать — будет сказано, а чего не хочу, о том буду молчать. Понятно?

— Если ты не заметил, Ловец, сейчас мы перешли на новый уровень отношений, — произнес Император холодно, — несмотря на свои силы, ты имеешь столько же шансов настигнуть Ловкача, как и мы. И я считаю нужным уточнить, что и ты и девочка-странствующая входят в отряд, который возглавляю я, как император. А я не желаю, чтобы в моем отряде был хоть кто-то, кто не разделяет моих мыслей.

— Она же еще девчонка, — произнесла Алис глухо, не поворачиваясь, — какие у нее могут быть мысли? Давайте спать, у нас целый день впереди.

Император бросил взгляд на Алис, затем повернулся обратно к Бородачу:

— Девочка хочет идти с нами дальше?

— Она хочет идти со мной. Куда пойду я, туда и она, — сказал Бородач и, помолчав, добавил, — она очень сильно привязалась ко мне. Я сам ее привязал, потому что думаю, что она поможет мне в поимке Ловкача. Вот только не могу представить, что я буду с ней делать после всего этого.

— Она пойдет с тобой. Она же умеет прыгать по мирам.

— Я думаю, она не может контролировать свои прыжки… Да я и бы не хотел таскать за собой маленькую девочку. Не на прогулке же.

— Куда ее тогда?

— Нужно сначала поймать Ловкача, а там видно будет, — уклончиво ответил Бородач, — возможно, мы будем искать его еще несколько лет. А я ведь тоже не могу просто так… я тоже, в некотором роде, привязался.

Бородач замолчал, и я понял, что он сам не верит в собственные слова. В смысле, про поиски Ловкача. Не будет никаких «нескольких» лет. Все мы чувствовали, что развязка близко. Быть может, тому поспособствовал Вековой Человек, отдавший нам крупицу своего дара? Я не знал, откуда такая уверенность, но она нарастала, становилась больше и больше, и у меня не было причин не соглашаться с нею.

— Вот так мы привязываемся к людям, привязываемся, а потом ой как сложно отвязаться.

Глаза Императора закрылись. Он прилег сначала на один бок, потом, для удобства, на спину, убрав руки под полушубок. Подушкой ему служил рюкзак, прикрытый, для мягкости, еще одним полушубком. Вытянув ноги в сторону огня, Император сказал:

— Лично я уже отвязался от всех. Нет у меня никого, кого было бы жалко или за кого я бы действительно переживал. Люди — это лист в книге. Прочитал до конца, перевернул страницу, а там новый текст, другой человек.

— А как же твой писарь? Геддон не считается? — заулыбался Бородач, видимо шутка показалась ему весьма забавной.

— Геддон мой верный и любимый помощник. Я не стану переживать, если с ним что-нибудь случится. Но если он останется со мной до конца моей жизни, то я буду и дальше любить его, как самого дорогого мне человека.

— Интересная логика получается, — Бородач попытался развить тему. Не хотелось ему, видимо, спать, — ты его любишь, но о смерти его жалеть не будешь. По твоей логике, он, стало быть, книжный корешок. Или нет, я другое сравнение подыскал — книжный червь.

— Не надо упоминать обо мне в третьем лице, — а так и подмывало сказать — сам ты червь — но я удержался. И не из-за трусости, а потому что, наверное, прав был Бородач.

Кто я, если не книжный червь? Ползаю между страниц-людей, которые перелистывает Император. Ползаю себе, и нет у меня больше забот, нежели ползти из одной точки в другую, да переживать за того, кто слюнявит палец и листает. За хозяина… Бородач, молодец, точно попал, прямо промеж глаз.

— Любовь разная бывает, — сказал Император, — можно любить, но не жалеть. Можно не любить, но жалеть. А во мне что-то зачерствело, погибло. Мыслями я точно знаю, что остались люди, которые мне очень дороги. Но душой… душой я не уверен, что дорожу ими. Да и осталась ли у меня душа? Может, и нет ее уже, потерял, или продал… В конце-концов, осталась лишь одна цель — Ловкач.

— А не боишься, что ошибаешься?

— Если из-за своих ошибок я скорее настигну Ловкача, я согласен их совершить, — ответил Император.

На это Бородачу возразить было нечего. Да и нечем. Либо он понял, что спорить с моим господином бессмысленно, либо надоело ему болтать на ночь. Бородач поерзал. Зажегся в темноте бордовый дрожащий свет спички, потянуло табачным дымом…

Много месяцев назад я тоже предпринимал попытки поговорить с молодым Императором и если не направить его мысли в другое русло, так хоть узнать, что скрывается в глубинах его сознания. Но потом я понял, сколь тщетны эти попытки. Слишком глубоко впилась жажда мести в мозг Императора. Слишком прочно сидит там мысль о Ловкаче. Можете назвать это сумасшествием, и я с вами соглашусь отчасти. Можете назвать это одержимостью, и тоже будете правы. А разве имеет смысл спорить с одержимым сумасшедшим?

Быть может, душа моего хозяина осталась еще там, в столице? Он продал ее одной девушке по имени Месть. Продал, в сущности, за копейки, но не сожалеет об этом, не оглядывается назад. А девушка-месть, прибрав к рукам самое ценное, что было у Императора, идет за ним по пятам, прячется в темноте, выжидает удачного часа, чтобы выкупить все остальное. Все-таки остались еще и разум, и сила воли, и совесть… Страшно подумать, что случится с молодым Императором, если он решится на такой торг. Во что превратится мой господин? И я не думал. Вымел дурные мысли из головы и смотрел на костер, который очищает, на который, как говорят, можно смотреть вечность…

И в этот момент Бородач обратился ко мне.

— Слышал, писака Императора? — спросил он, — и после этого ты еще сидишь перед костром и подкидываешь веточки? Твой господин не будет тревожиться из-за твоей смерти. Он останется равнодушен, когда ты умрешь. Стал бы я сидеть тут на твоем месте? Нет.

Я не ответил. Не хотелось мне полемики, а хотелось спать. И вместо ответа я лег на лежанку из полушубка, под которым все еще слабо похрустывал притоптанный снег, отвернулся на бок и закрыл глаза.

— Ты уже не служака. Ты — раб, — произнес Бородач, и это были последние его слова в этом мире…

…Когда я открыл глаза, стояла уже глубокая ночь. Высоко с неба смотрела на меня большая полная желтая луна. Ее не могли загородить ни ветки деревьев, ни облака, неспешно плывущие по черному небу. А еще я увидел звезды. Миллионы звезд над головой. И, кажется, смог различить несколько знакомых созвездий, хотя очень давно не смотрел на небо ночью, и все забылось, ушло в темноту беспамятства. За долгий-то поход пришлось привыкнуть, что ночь — для сна. Здесь нет времени любоваться ночным небом, вести долгие разговоры с кем-нибудь, просто валяться и смотреть на костер. Нужно восстанавливать силы после утреннего похода (да и перед следующим утренним походом тоже).

И захотелось немного лирики. Захотелось полежать вот так: заложив руки за голову, разглядывать звезды, находить знакомые созвездия. И я позволил себе, совсем немного, насладиться возникшим моментом. Тихо было вокруг, тихо до наслаждения.

А затем чья-то рука подкинула в костер дров, и задрожал слабый огонек, захрустел новой пищей, осветил спящий лагерь. Яркий желтый свет выхватил из темноты фигуру, стоящую неподалеку.

— По нужде или так просто?

Алис подошла ближе. Черные волосы ее были аккуратно собраны в косичку. В руке Алис держала книгу с заклинаниями, используя один палец как закладку. Судя по всему, дочитала она почти до конца. Я всматривался в ее лицо, чувствуя себя виноватым, но не смог заметить, чтобы Алис сердилась. От обиды не осталось и следа. Она умела прощать.

— По нужде, — отозвался я, — кто следующий дежурит?

— Я заступила час назад. До меня был Ловец. Следующий, наверное, ты.

— Если хочешь, я заступлю сейчас…

— Брось. Не надо.

— Почему же?

— Потому что если ты считаешь себя виноватым, за то, что наболтал вечером, считай, что ничего не было. Надо же как-то снимать стресс, — Алис нагнулась, подняла со снега еловую ветку и кинула ее в костер, — да и вообще, если ты заступишь сейчас, то до утра сменять тебя будет некому, а еще почти четыре часа. Уснешь.

— Не усну.

Алис тихо рассмеялась:

— Иногда ты сильно напоминаешь мне моего мужа, Нольда. Только он был младше тебя лет на десять… может быть, через десять лет он стал бы таким же, как ты. Упрямым и прямолинейным до безобразия.

Я не нашелся, что ответить, поднялся с лежанки и подошел к костру — погреться. Больше всего мерзли ноги. Не было спасения от холода ногам. Ботинки и покрывала не помогали, оставалось только ложиться ногами к костру, да не забывать всю ночь, не повернуться в другую сторону.

— Как книга?

— Читается, — ответила Алис коротко.

— Хорошо. — не зная, как бы продолжить разговор, я направился от костра к краю лагеря. Обернулся. Алис смотрела в мою сторону.

— Я на минутку, — сказал я, понимая, как глупо звучат сейчас мои слова.

Алис улыбнулась:

— А я тебя не держу.

И почему-то мне вдруг стало совсем стыдно. Казалось бы — почему? Проснулся ночью человек, хочет справить естественные нужды… а тут сталкивается с женщиной и стыдится… Но ведь это естественно. А что естественно, то, как говориться, не безобразно…

Но почему-то захотелось отойти так далеко, чтобы не видеть даже бликов костра. Спрятаться в лесной чаще, подальше от лагеря и от Алис. Чтоб точно никто не увидел.

И я переступил через круг утоптанного снега, определяющий край лагеря, и ступил на тонкую, хрустящую корку льда. Лед тотчас провалился, мои сапоги ушли в снег. Я побрел в Лес, уже больше не оглядываясь. Лишь тогда, когда моя тень слилась с темнотой вокруг, я посмотрел назад и обнаружил вдалеке крохотное пятнышко света.

Хорошо. Отлично. Стала ли причиной моего почти бегства Алис? Возможно. Давно, ох, давно, женщины так не будоражили мое сердце…

Я присмотрел большое, широкое дерево и направился к нему. Холодный ветер начал забираться под полушубок, колоть щеки и зажимать ледяной хваткой нос.

И в этот момент чьи-то пальцы коснулись моей шеи. Моей ГОЛОЙ шеи! Пройдя сквозь ворот полушубка, сквозь шарф, сквозь свитер и воротник рубашки… И это было обжигающе холодное прикосновение. Словно кто-то проткнул меня ледяной сосулькой.

Я резко обернулся. Темнота впереди совершенно неожиданно зашевелилась, загораживая и без того далекий свет костра. Из темноты показались руки, лица, раздалось тихое шипение, все вокруг пришло в движение. И вот уже чья-то холодная ладонь зажала мне рот, кто-то обхватил мои руки и ноги. Сильный удар под колено опрокинул меня в снег. Я упал, придавленный чьим-то весом. Колючий снег набился мне в ноздри, обжег щеки. Кто-то схватил меня за волосы и резко дернул голову вверх. Я застонал, а рука, зажимающая рот, сдавила еще сильнее, так, что едва не затрещали зубы.

И я увидел лицо. Ухмылка на этом лице расползалась от уха до уха. Глаза светились серебром.

Затем я разглядел и все остальное. Темнота как бы расступилась, давая возможность увидеть троих безумцев, вышедших из-за деревьев. Вид их вызывал ужас. Безумцы были абсолютно обнаженными, даже в темноте их кожа казалась неправдоподобно черной. Они стояли в скрюченных позах. Один почесывал локоть правой руки. Руки другого болтались, как плети. Третий смотрел не на меня, а в небо, задрав голову вверх и вбок, словно и не смотрел даже, а прислушивался.

А перед этими тремя стоял Ловкач. И ухмылялся.

Холодное дыхание еще одного безумца обжигало мое левое ухо. Держали меня крепко, профессионально. Ни шелохнуться, ни позвать на помощь. К тому же, забившийся в ноздри снег существенно затруднял дыхание.

Ловкач был одет в длинный черный плащ, закрывающий даже сапоги. На голове все та же широкополая шляпа. Казалось, он один не чувствовал холода. Казалось, что все, происходящее вокруг, было ему в удовольствие. Но стоило Ловкачу подойти ближе и присесть передо мной, как я понял, что ухмылка его была не радостной, совсем не радостной. Ухмылка, растянувшая лицо Ловкача в стороны, больше походила на гримасу боли. И свет в его глазах тоже пульсировал болью.

— Доброй ночи, — сказал Ловкач тихо, и прижал указательный палец к губам, словно хотел подчеркнуть, подтвердить собственную мысль о том, что нужно вести себя осторожно, — а мы как раз хотели подойти сами. Удача, сыграла со мной в хорошую игру. Повернулась ко мне лицом. Да. Удача — хорошая штука. Теперь не надо вылавливать одного из вас, выпрашивать, беспокоиться, чтобы не умер…

Ловкач протянул руку, и тонкие его пальцы коснулись моей щеки. Словно холодными иголками обожгло кожу. Я непроизвольно дернулся, и Ловкач засмеялся — тихо, беззлобно — так смеется, видимо, хищник, зажавший между лап беспомощную и уже переставшую сопротивляться жертву.

— Что же тебя принесло? А? Никто не знает? Кто-нибудь может вынести предположение?

Ловкач повертел головой, воздел руки к небу, словно призывал безумцев ответить ему. Но безумцы не отвечали. Двое из троих, стоящих в стороне, начали равномерно раскачиваться из стороны в сторону.

— Они все почти замерзли, — вздохнул Ловкач, — эти-то трое точно. Вот такая свита, понимаешь? Как я ни пыжился, ни пытался преобразовать, ничего не получилось. Не зря меня предупреждали. Не зря мне говорили, что толку не будет. А я не послушался. И что в итоге?

Выпрямившись, он посмотрел в сторону нашего лагеря, несколько минут назад казавшегося мне таким далеким, а сейчас наоборот, очень уж близким. Когда Ловкач обернулся, ухмылки на его лице уже не было. Тонкие губы Ловкач прикрывал рукой в перчатке.

— Будешь кричать — убью прямо на месте, — предупредил он, и губы его почти не шевелились, — моему человеку ничего не стоит свернуть тебе шею. Я даже не буду тратиться на магию. Понимаешь?

Я медленно и осторожно кивнул. Мне вспомнился рассказ Хараба. Голос Ловкача пробирался в мозг, цеплял за тонкие струны сознания. А губы его при этом оставались неподвижными.

Ладонь разжалась, давление ослабло. Я смог пошевелить челюстью, и сразу же заныли нижние зубы. Ловкач снова сел на корточки, очень близко ко мне.

— Я не буду тебя уговаривать или что-то объяснять, — сказал он, — не в моих интересах. Твоя жизнь мне не нужна. Мне, на самом деле, ни одна ваша жизнь совсем не нужна была. Так сложились обстоятельства. Но эти же обстоятельства требуют от меня жертв. Понимаешь? Я хочу тебя расспросить.

— О чем? — лежа на снегу, мне приходилось задирать голову, чтобы видеть Ловкача. Я так долго шел по его следу, что сейчас жадно впивался взглядом в каждую черточку на его лице, стараясь запомнить, разглядеть… В тот момент меня, наверное, охватило тоже чувство, что и моего господина. Чувство мести. Да, заразная штука.

И впервые я осознал, что Ловкач мне кого-то напоминает. Едва уловимое сходство, которое я заметил еще миллион лет назад, в подвалах императорской тюрьмы для политических заключенных…

— Первый вопрос. Сколько вас? Реальных воинов. Готовых дать отпор.

— Сто.

Короткий удар по лицу вышиб из моих глаз яркие брызги. Зубы уже не ныли — ревели болью с чудовищной силой. Ловкач поправил перчатку, ухмыльнулся — но ухмылка проскользнула столь стремительно, что я засомневался.

— Хорошо. Давай подробнее. Я наблюдаю за вашими передвижениями второй день. Еще три ночи назад я услышал выстрелы в лесу и заинтересовался. Подойти слишком близко я не мог, но даже издалека разглядел много интересного. С вами идет Император, верно? Правитель моей Империи, которую я прикрыл полтора года назад.

— Почем мне знать?

— Потому что тебя я тоже помню. — тонким пальцем Ловкач провел по моей щеке. И снова обожгло холодом, кольнул по нервам, да так, что я вздрогнул, — ты писарь. Стоял в темнице близ Императора и запоминал, чтобы потом записать. Как твое имя?

— Геддон.

— Точно. Теперь я совершенно отчетливо вспомнил тебя, — Ловкач ухмыльнулся, и я увидел белоснежные ровные зубы, совсем не похожие на настоящие, — я помню многих сынов своей Империи. Я лично наблюдал за многими из вас. О, как я любил своей творение…

Кем он себя возомнил? Господом Богом? Впрочем, искорки сумасшествия сверкали в глазах Ловкача не переставая. И эта безумная ухмылка…

Он хотел построить свой мир? Мир на руинах Империи?

— Мне думалось, что я похоронил всех вас в столице, — продолжил Ловкач, — мало кому удалось выжить в Империи. Последних я уничтожил в Шотограде… Вы были там?

Я кивнул.

— Мы идем за тобой от столицы. Семнадцатый месяц.

— Так долго? — бровь Ловкача изогнулась, — не думал, не гадал… Видно, мысли о новом мире вовсе затуманили мой разум и притупили чувства, иначе я бы давно почуял погоню. Хотя, дело, наверное, не в этом. Я разрывался, вот в чем проблема. Мне нужно думать о двух вещах одновременно, а это ой как сложно, поверь мне. Искать вайши и строить новый мир не так-то просто. Я давно не спал. Я безумно устал.

Казалось, Ловкач начал говорить сам с собой. По-крайней мере, он не смотрел на меня, взгляд его переместился за мою спину. Сцепив пальцы «замком», Ловкач поднялся и стал ходить передо мной взад и вперед. Снег похрустывал под его ботинками.

— Наверное, я такой же дурак, как и эти пустоголовые. Я выветрил их мозги, а за своими не посмотрел, вот незадача. Я шел только вперед, хотя мог, да, мог, допустить, что вайши объявится и позади меня. Могла же объявиться? Да и объявилась. Вон она. Там…

Я подумал об Алис, которая несла дежурство. Подумает ли она о том, что я слишком долго справляю нужду?

— Как долго с вами эта девочка?

Я не сразу сообразил, что вопрос адресован мне. Крепкие руки надавили мне на позвоночник.

— Что?

— Когда она к вам пришла? — Ловкач склонился надо мной, взялся за мой подбородок холодными пальцами и резко дернул, так, что в шее что-то болезненно хрустнуло.

— Давно. Достаточно давно. Мы нашли ее в лесу… она лежала в снегу, без сознания… она Странствующая.

— Ха, Странствующая! — Ловкач убрал руку, оттянул рукав плаща назад и подставил мне под нос запястье, — ты это видел? У нее такое же?

На бледном запястье Ловкача я увидел татуировку — извивающуюся темную змейку, головка которой исчезала в ладони. Татуировка или родинка? Что там говорил Ловкач? Как определить наверняка?

— Да.

— О, девочка моя, Инель. Ты все-таки отправилась за мной! Последняя из выживших… А я-то думал, что погоня уже завершилась, — Ловкач схватился за голову. Казалось, он готов разрыдаться. Жуткая гримаса исказила его лицо. Глаза яростно блеснули серебром. Из горла Ловкача вырвался звериный рык, гулким эхом пронесшийся по замершему в ожидании Лесу.

— Сколько еще зла вы принесете мне? — прошипел Ловкач, — сколько можно? Проклятые вайши!

— О чем речь, уважаемый?

Голос раздался за моей спиной, но я узнал его.

Бородач.

Значит, Алис задумалась.

Ловкач вздрогнул. Медленным движением убрал руки с головы и выпрямился. От мимолетного бешенства не осталось и следа. На губах вновь играла надменная улыбка.

— Ага. Решили явиться сами.

Неожиданно крепкие руки подхватили меня поперек туловища, подняли, развернули лицом к говорившим. Стоящий за моей спиной безумец прикрывал себя моим телом. Да и не только себя. Голос Ловкача раздался из-за моей спины:

— Собственно, я и рассчитывал пойти к вашему лагерю и познакомиться. Но раз вы пришли сами, что ж, тем лучше. Я не люблю огонь. Темнота — вот мой друг.

Первым стоял Император с обнаженным мечом. Он дрожал от возбуждения, и я мог его понять. Столько месяцев гнаться за ненавистным врагом и столкнуться с ним лицом к лицу — что бывает более волнительно? Казалось, еще секунда, и мой господин бросится на Ловкача, но что-то его удерживало. Впрочем, я догадался что.

Из-за спины Императора вышел Бородач. Совершенно спокойный, как всегда рассудительный. И словно стараясь облачить происходящее в этакие смешные формы, Бородач держал в одной руке свою маленькую лопату с остро отточенным лезвием. В другой руке было ружье.

Рядом с Императором стояла Алис. Не мигая, она смотрела на Ловкача. Пожалуй, долг ее был ничуть не меньше, чем долг моего господина. Да, нажил Ловкач себе врагов в этом мире.

На несколько секунд в воздухе зависла тишина. Даже снег не скрипел — Лес замер в ожидании, ветер умчался подальше, лишь черная пелена ночи не торопилась раствориться.

Какой неосторожный звук сомнет преграды, удерживающие Императора, Бородача, Алис и Ловкача с его безумцами?

Я почувствовал, что в горле моем пересохло. Руки безумца сжали мои руки еще сильнее, прижимая меня к своему телу. Я ощущал холодное дыхание за спиной, но не мог ощутить биение сердца.

И вот — первый шаг моего господина.

Император бросился вперед молча, решительно, выставив меч перед собой, надеясь одним точным ударом насадить Ловкача на клинок. Он успел сделать всего два шага — а Ловкач из-за моей спины вдруг выстрелил желтым огнем. Меня обожгло жаром. Огненная струя ударилась в Императора, и мой господин вспыхнул, как сухой куст. Ударом его подняло в воздух, закружило и уронило в снег за спинами своих товарищей.

В этот же момент Бородач прыгнул вперед, вскинул ружье и выстрелил. Пуля просвистела над головой, раздался изумленный вскрик. А Бородач выстрелил еще раз, отшвырнул ружье, выставил руки, и другое пламя — холодного синего цвета, устремилось в мою сторону. Что-то ударило меня в грудь, перед глазами вспыхнули огоньки, я почувствовал, что земля уходит из-под ног. Руки безумца словно сорвало с моего тела. Я упал, какими-то лихорадочными мыслями понимая, что таким образом освобождаю путь к Ловкачу, не даю ему укрыться за своей спиной…

И я увидел Бородача, бегущего вперед, а затем — Ловкач, выскочивший из-за моей спины, вскинул руки и между ладоней его образовался яркий огненный шар… И ударило так, что заложило уши, потемнело в глазах. Деревья вокруг нас заскрипели, словно хотели убраться подальше от этого злого места. Впору пожалеть, что врос корнями в землю…

Я покатился по снегу от резкого порыва ветра, хватаясь руками за торчащие голые кустики. Громыхнуло еще раз, горячий ветер растрепал волосы. Я обернулся, чтобы успеть заметить, как Ловкач и Бородач сошлись в новой схватке.

И я увидел, что лопата Бородача светится по заостренным краям. От нее во все стороны брызжут синие лепестки пламени. А руки Ловкача горят огненно-рыжим огнем.

Я попытался хотя бы сесть. В голове гудело, затылок пекло.

Ловкач и Бородач обменялись ударами и стали ходить по кругу, не отрывая взгляда друг от друга. Ловкач рычал, и этот утробный глухой рык слышали все.

— Кто ты?

— Я Шиджилл. Ловец могущественных. Я пришел за тобой.

— О, ты не успел, мой друг, — улыбнулся Ловкач, — от этого человека не осталось ничего.

И мне показалось, всего лишь на мгновение, что последние слова вылетали изо рта Ловкача против его воли. Ловкач снова не двигал губами. Кажется, он старался убрать с лица растянувшую губы улыбку.

Или я просто сильно ударился головой?

И они столкнулись снова. Синее пламя и огненный шар. Воздух вокруг них вспыхнул. Меня обожгло горячим ветром… И в эту же секунду из темноты выскочил один из безумцев. Он бежал к Бородачу сбоку, из Леса. И почти добежал, но путь ему преградил Император.

Мой господин! Я увидел лохмотья обгорелой одежды, развевающиеся на ветру. Император встретил безумца решительно и стойко — воткнул меч так, как, наверное, хотел воткнуть его в Ловкача. Безумец задергался всем телом и медленно осел на снег. Следом за ним бежал второй безумец. Увидев Императора, он затормозил, завизжал, размахивая руками. Мой господин всадил меч ему в грудь и ударил ногой по коленке, опрокидывая визжащее тело в снег. Визг захлебнулся, перешел в хрип.

И тут снова сотряслась земля, застонали деревья. Не успевая охватить всю сцену боя, я повернул голову и успел увидеть, как Бородач падает на колени перед Ловкачом. Синие языки пламени с его лопаты рассекли воздух всего в нескольких сантиметрах от ног Ловкача. А Ловкач уже поднял руки с огненным шаром и резко опустил их на голову Ловца Богов. Бородач дернулся. Во внезапно наступившей тишине я с особенной ясностью услышал хруст его черепа. Лопата выскользнула из его рук, языки голубого пламени соскользнули в снег, да там и погасли. Бородач упал на бок, поджав дергающиеся в конвульсиях ноги.

— Да! Я и есть хозяин этого тела! — закричал Ловкач, озаряя себя ярким светом — и тут сомнений быть не могло — его губы не двигались. Голос исходил откуда-то изнутри его тела.

Господи, что здесь происходит?

Снова взгляд на Императора. Три безумца корчились у его ног. Император смотрел на Ловкача, видимо размышляя, стоит ли снова опрометчиво бросаться на него.

Вдруг снова голубоватый свет разрезал темноту вокруг, слился с ярким светом Ловкача.

Алис. Там же стояла Алис!

Я попытался вскочить на ноги, но не преуспел. Мое тело, словно налитое свинцом, упорно тянуло меня к земле. Но я разглядел женщину, в руках которой билось голубое пламя.

Ловкач этого не ожидал. Ой, как он удивился. Только что стоял победителем над Ловцом Богов, а тут голубое пламя ударило ему прямо в грудь и отбросило назад, заставив сжаться в комок и заорать от боли. Крик этот оглушил еще больше. Сверху посыпались сухие ветки.

Алис уже бежала через вытоптанный круг к Ловкачу. Еще один удар голубого огня — Ловкач, не успевший даже подняться, закрутился по земле, визжа от боли. Алис приближалась. И Ловкач выставил вперед руки, но пламя уже не било из этих рук.

— Ан акрраб! Ин ашлх! — слова эти раскаленной иглой пронзили мой мозг.

Я схватился за голову, развернулся и побежал. Но не успел я сделать и двух шагов, как споткнулся обо что-то и упал. Поднялся, посмотрел под ноги. В снегу лежал тот самый безумец, который совсем недавно едва не выломал мне все зубы. Кровь залила его лицо и густую бороду. Он был без рук — те валялись рядом, обратив снег в кровавое болото. Но я узнал безумца сразу. Шмат. Тот самый верный телохранитель Императора. Он был уже мертв.

Всего на несколько секунд я задержал взгляд на Шмате, потом обернулся и увидел, что Ловкач пропал. На том месте, где он лежал, теперь зияла черная воронка. К этой самой воронке бежал Император, а с другой стороны — Алис. Поспешил туда и я.

Подойдя ближе, я увидел, что взрыв раскидал снег и землю. Вокруг валялись куски травы, свисали корни. Помимо снега вокруг было много крови. Очень много крови.

— Ушел! — крик Алис был криком отчаяния.

Император быстро и отрывисто дышал. Тут я смог разглядеть его поближе — и ужаснулся. От прекрасных длинных волос моего господина не осталось и следа, остатки волос еще дымились. Широкая рана разрезала его лоб вертикально от виска до виска. Из носа вились две кровавые дорожки, расплывающиеся на губах. Да и губы были покрыты водянистыми волдырями.

— Он прыгнул в другой мир, — прошептал Император, — он успел…

Развернувшись, Император побежал к Бородачу. Мы побежали следом — побежали, потому что не могли просто идти, кровь бурлила в наших венах.

Бородач был еще жив. Он дышал — хрипло, тихо, но дышал же! Из уголка его губ текла кровь. Левая щека оказалась порвана насквозь, кусок кожи свисал, похожий на тряпку. Можно было различить желтые зубы.

Алис склонилась над Бородачом, прощупала пальцами его живот, спину и вздохнула:

— Едва ли он доживет до утра.

Слова врезались в мой мозг острыми иглами.

— Надо отнести его в лагерь, — Император взял Бородача за руку. Два пальца из четырех были сломаны и болтались.

Тут пришел и мой черед сказать:

— В лагере Инель. Ловкач говорил что-то про девочку.

Император изумленно посмотрел на меня.

— Нужно с ней поговорить, — продолжил я, не углубляясь в подробности, — и я думаю, это надо сделать немедленно.

Инель бежала нам навстречу. Тихо, открывая и закрывая рот, из которого вряд ли когда-нибудь вырвутся звуки. Но я увидел ее лицо, и мне стало не по себе.

Мы успели пронести Бородача несколько метров, когда из-за деревьев вынырнула Инель. До лагеря оставалось всего ничего, но мы положили Бородача и отступили на шаг.

Подбежав, Инель упала на колени, в снег, и обхватила голову Ловца Богов маленькими ручками. По щекам ее потекли слезы.

Мы же стояли вокруг и не знали, что сказать. Слов не было, одни только эмоции. Только сейчас я вдруг с особенной ясностью осознал, как сильно привязалась немая девочка к Ловцу Богов. Худые ее плечи сотрясались от беззвучных рыданий. Она прятала от нас лицо, прижимаясь к груди Бородача, гладила его лицо, щеки, бороду, проводила тонкими пальчиками по закрытым векам.

— Он может умереть в любую минуту, — сказала Алис, — нужно успеть расспросить его про Инель.

— Ты думаешь?..

Алис кивнула:

— Я уверена, что Инель наверняка многое рассказала Ловцу. Стоит попробовать привести его в чувство. Думаю, если он велит ей рассказать все нам, Инель согласится. А без него шансы невелики.

Алис подошла, присела перед Ловцом на одно колено, нежно дотронулась до плеча Инель. Девочка вздрогнула, повернулась — я увидел ее черные бездонные глаза, плотно сжатые тонкие губы.

— Он скоро умрет, Инель, — произнесла Алис медленно и четко, — дай мне привести его в чувство.

Инель замерла, размышляя. А я подумал — что мы будем делать, если она откажется отойти от Ловца? Потащим ее насильно?

Но девочка согласно кивнула и отползла в сторону, оставшись, правда, на расстоянии вытянутой руки.

Алис присела поближе и положила руки на грудь Ловца. Тут я вдруг вспомнил, как миллион лет назад вот так же и сам Ловец встал над раненым Императором и положил ему руки на грудь и привел его в чувство. Давно это было, еще в Шотограде, в совершенно другом мире…

Свет заструился от ладоней Алис — заструился, и проник под одежды. По телу Ловца пробежала дрожь. Инель, дернувшись вперед, схватилась за левую руку Ловца и крепко сжала ее своей маленькой ладошкой.

И Ловец вдруг открыл глаза и закашлял. Из горла его, вместе с кашлем, брызнула кровь.

— Дева В Белом, больно-то как! — прохрипел он. Затем свободной рукой дотронулся до щеки, нащупал дырку и поморщился, — сдается мне, скоро откину копытца, верно?

— Угадал, — кивнула Алис, — Ловкач здорово тебя потрепал.

— Нет, не Ловкач. Тот, кто сидел внутри него. Паразит. — сказал Ловец и закашлял кровью.

Мы переглянулись.

— Расскажи нам, — попросил Император, — пожалуйста, расскажи все. Ты же многое скрывал от меня, верно?

— Куда делся Паразит? — Ловец попытался повернуть голову вбок, но застонал от боли.

Алис провела ладонями над его грудью, и свет, исходящий от ее рук, проник под одежды.

— Он ушел в другой мир. Мы хотим отправиться за ним.

— Я не собираюсь отказываться от погони, — добавил Император, — Ловкач уязвим, я видел это сегодня. А еще он ранен. Если мы настигнем его в самое ближайшее время, то у нас есть превосходный шанс. Понимаешь? Нам нужно торопиться, нам нужно, чтобы ты помог.

— Не называйте его Ловкачом. Никакой он не ловкий. Всего лишь Паразит, сидящий в голове несчастного человека, — Бородач закашлял снова, — я так думаю, мне уже не настичь его. Придется вам.

— Об этом я и говорю, — Император склонился ближе, — рассказывай, что знаешь.

— Много ли я знаю? Немного больше, чем рассказал вам в Шотограде. Ловкач — сумасшедший маг, это верно. Но он сошел с ума не просто так и уж тем более не по своей воле. Я — Шиджилл, а это означает не только «ловец могущественных», но и «ловец богов». Я ловлю ненастоящих богов.

Алис непонимающе наморщила лоб:

— То есть?

— Бог, он един. Тот самый, который создал Цепь Мироздания и нанизал на нее миры, словно бусины. Бог обитает выше всех нас, выше всех развитых миров. Он наблюдает за нами, Он берет цепь в руки и перебирает миры, задумчиво поглядывая то на один, то на другой. Единый Бог сотворил все живое, что нас окружает. Нет больше Богов, равных ему. Но есть еще и существа, низшие по своему происхождению, и наделенные магией. Они бесплотны, существуют в реальности, которую обычный человек не сможет ни увидеть, ни осязать. Многие из них тоже хотят управлять мирами, тысячи из них, словно сосуды, наполнены жаждой власти, их ослепляют мечты о безраздельном правлении. Такие существа зовутся Паразитами, или псевдобогами. Чтобы добиться своей цели, они выбирают какой-нибудь мир и объявляют себя богами этого мира. Люди верят им, подчиняются, создают новые религии — а псевдобоги пользуются этим и изменяют мир под себя. Наша задача, задача Шиджиллов, искать и уничтожать таких Паразитов, до того, как они преобразуют мир, ибо есть правило — никто не может изменить творение Единого Бога.

— Ловкач — один из таких… паразитов?

— Нет, как человек, он скорее жертва. Паразиты, как я говорил, не имеют телесной оболочки, они аморфны. В этом их слабость, но и преимущество тоже. Паразит может вселиться в разум человека и полностью уничтожить его, став властелином тела. Тогда паразит начинает управлять телом и использовать свои способности, чтобы убеждать других. Некоторые паразиты бывают весьма сильны. Случалось, один такой паразит уничтожал целый мир в Цепи Мироздания…

— Как этот… — прошептал Император.

— С вашим Ловкачом особый случай, — ответил Ловец, — тут что-то совсем другое… интересное… дело в том, что Ловкач жил в другом мире. Он был магом, когда Паразит вторгся в его мозг и завладел телом. Потом псевдобог попытался изменить мир — в тот момент мы и заметили его. Но затем он неожиданно перебрался сюда и уничтожил Империю. Я потратил почти год, чтобы добраться сюда. Я не мог понять, что происходит. Паразиты не оставляют своего мира, ради другого. Почему?

— Почему? — эхом отозвался Император, — почему мой мир?..

— Дело в девочке. Инель, — сказал Бородач, и наши головы разом повернулись к ней.

Инель, заметив, что все на нее смотрят, смутилась, вытерла рукой слезы.

— Что-то их связывает. — продолжил Ловец, — она знает ответы на многие вопросы, но я не успел толком расспросить ее. Теперь, думается мне, и не успею.

— Она знает о Ловкаче? — удивилась Алис.

— Не о паразите, а о человеке, в разум которого забрался паразит, — Ловец Богов закашлял вновь.

Кровь закапала с его губ, из раны в щеке. Веки Ловца задрожали.

— Наверное, настал мой срок умереть, — прохрипел он, — не думал, не гадал, что так произойдет. Но, видно, таков мой удел. Так что Вековой Человек оказался прав. Он показал мне мертвый город… тот город, в который я отправляюсь.

Инель, весь разговор не сводившая глаз с Ловца, затрепетала, прижала его руку к груди, подняла заплаканные глаза на Алис. Но женщина лишь пожала плечами:

— Ему не помочь. Поверьте мне, у меня муж был врачом…

— Скажи ей, — Император подался вперед, — умоляю тебя, скажи Инель, чтобы она рассказала все нам. Она привязалась к тебе, как и ты хотел. Она переживает! Так пусть она расскажет нам все, что знает!

Ловец повернулся к девочке. Рукой нащупал ее руку и крепко сжал. Он улыбнулся, но улыбка вышла страшной предсмертной гримасой:

— Ты же расскажешь им? Ты поможешь своим друзьям найти паразита?

Инель кивнула, посмотрела на Императора. Взгляд ее испугал меня — то был взгляд не девочки, а взрослой женщины.

— Вы же его найдете, да, я в вас верю, — прохрипел Ловец, поворачиваясь в сторону моего господина, — а если следом за мной объявится еще один шиджилл, передайте ему привет от меня. Скажите, был, мол, тут один, который неплохо справлялся, Императора охранял, да сил не рассчитал немного… Я бы с вами еще остался, да, видите, все кости переломаны, ног не чувствую. Да и интересно мне, что же это за город такой, мертвый. Может быть, там, после смерти, своя Цепь Мироздания есть, и буду я по ней спускаться дальше, смотреть новые миры, с людьми знакомиться, давно умершими, разговаривать…

Речь его оборвалась. Тело напряглось и расслабилось. Инель ухватилась за руку, словно крепкой хваткой могла оживить Ловца. Голова Ловца откинулась набок, из уголка рта потекла по щеке и закапала в снег кровь.

— Умер, — прошептала Алис.

У меня в горле замер комок. И хотя казалось мне, что уже миллион лет назад пропало во мне сочувствие к умершим, я почувствовал, что на глазах наворачиваются слезы.

Император поднялся с колен, вытянулся — руки по швам — и посмотрел в ночное небо. Догорающий костер бросал на его обгорелое лицо слабые багровые блики.

— Мой отец говорил, что души умерших поднимаются над нашими головами и превращаются в пар. — сказал он, — если только человек умер, можно вдохнуть этого пара и обрести частичку умершей души. А ведь если хороший был человек, то такая частичка, порой, на вес золота.

Он замолчал и шумно втянул носом воздух, прикрыл глаза. Я тоже вздохнул, и Алис, а следом и Инель.

Потом девочка заплакала. Горько, беззвучно. Теребила обмякшую кисть в своих маленьких ручонках, трясла головой, словно думала, что наваждение развеется, что она вот-вот проснется и увидит Ловца возле себя — живого и невредимого.

— Надо его похоронить, — сказал я, вытирая слезы кулаком.

— Не выйдет, — покачал головой Император, — до земли два метра снега. Да и земля промерзла еще на столько же.

— Хоть снегом закидаем…

— Смотрите! Смотрите! — Алис вскочила и отпрыгнула от Ловца, словно ужаленная.

Инель, хоть и осталась сидеть, но отпрянула в сторону, глаза ее округлились. И было от чего — тело Ловца Богов вдруг начало светиться! Изнутри! Под кожей возникло то самое голубоватое сияние, какое исходило от его рук в момент сражения с Ловкачом-Паразитом. Светилось лицо, светились кисти рук, свет пробивался из распахнутого ворота и из рукавов. Постепенно становясь ярче и ослепительней, свет заполнил все вокруг, осветил лица Императора, Алис и Инель (да и мое, наверное, тоже), а затем вдруг вспыхнул короткой ослепительной вспышкой.

Я невольно вздернул руки к лицу и зажмурился.

Вспыхнул свет — и погас.

И стоило мне опустить руки, как я понял, что произошло. Ловец отправился в свой путь к мертвому городу. Высшие существа и умирают по-другому, не так, как мы.

— Доброго пути, — шепнула Алис, а я добавил:

— Вопрос о захоронении закрыт, — хоть и прозвучало это глупо и нелепо в нынешней ситуации.

Захрустел снег. Я увидел Императора, который шел к Инель. Девочка сидела на снегу, все еще не придя в себя от вспышки света. Глаза ее не мигали, рот приоткрыт — то ли от удивления, то ли от испуга. Больше всего она походила на людей, которые впервые стреляли из пороховых ружей — видел я таких, и не раз, на стрельбище, когда старый Император начал лично проводить модернизацию армии. От первого выстрела неопытный солдат глох так, что дня два ничего не слышал и глупо улыбался.

Император же присел перед Инель на корточки и осторожно взял ее за плечи. Девочка не отреагировала на появление Императора никак. Тогда он легонько встряхнул ее — и Инель заморгала, взгляд ее стал более осознанным. Она завертела головой, выискивая тело Ловца.

— Не надо искать! — произнес Император, стараясь, чтобы его губы поймали взгляд Инель, — Ловец ушел от нас в мир мертвых. В мертвый город. Ему там, наверное, будет лучше. А ты, девочка, осталась в мире живых. Ты с нами. Понимаешь?

Она слабо кивнула и сделала руками жест, словно что-то писала. Я понял намек быстро, вскочил и побежал к Францу. Конь не спал, нервничал, шевелил ушами и фыркал. Но стоило мне приблизиться, как он успокоился, дал погладить себя по жесткой гриве. Я порылся в сумках, взял несколько листов и карандаш, оказавшийся остро заточенным. Видимо, Ловец заботился об этом ничуть не меньше, чем о поисках Ловкача.

Инель взяла листы и карандаш и сразу же начала писать. Я не отошел, присел рядом на корточки, хоть и начал немного замерзать. Алис же поступила умнее — взяла хворосту и накидала в костер. Огонь занялся тотчас и весело захрустел дровами, раздавая тепло.

— У Паразита были такие же татуировки змей, как у Инель, — сказал я, поймав себя на мысли, что называю Ловкача так, как назвал его Ловец Богов, — он знал, как ее зовут. И он искал именно ее.

Девочка отвлеклась, посмотрела на меня, на мои губы. Взяв еще один лист, она вновь склонилась над ним. Написала быстро — протянула написанное Императору. Мой господин прочел и нахмурился:

— Она спрашивает, был ли человек, который убил Шиджилла длинноволосым и с ухмылкой на лице, а еще спрашивает действительно ли у человека были татуировки змей?

— Я не умею различать, татуировки или родинки, — кивнул я, — это был высокий и худой человек. У него длинные волосы черного цвета, которые почти закрывают глаза, но большую их часть скрывает широкополая шляпа. Глаза Паразита наполнены серебром, а его рот… его улыбка… похоже, что его рот вечно растянут в злобной ухмылке…

Инель написала что-то на листе.

— Похоже, она знает, кто это был. — сказал Император, прочтя записку.

— И кто же? — на этот раз спросила Алис.

Инель написала. Император прочел:

— Она говорит, что скажет нам, потому что так хотел Шиджилл, а еще потому, что она хочет уничтожить паразита, — а затем сам же господин и ответил, — мы этим и занимаемся, девочка. Мы ищем этого… это существо, чтобы отомстить. Ты вспомнила, кто он?

Инель нахмурилась и кивнула. Показала на свои глаза и жестами изобразила вспышки из этих глаз. Получилось очень правдоподобно. Мне живо вспомнились полыхнувшие серебром глаза Паразита, которые хоть и не обожгли, но при желании вполне могли.

— Да, наверное, мы говорим об одном и том же человеке, — кивнул Император.

Тогда Инель вновь взяла лист и писала долго. Не уместив на доном листе, она взяла следующий. Мы терпеливо ждали. На другой стороне поляны также нетерпеливо фыркал Франц.

Потом, наконец, Инель закончила и протянула листы Императору. Император зачитал сразу, и пока он читал, я чувствовал, как нарастает мое внутреннее напряжение, как вытягиваются в струнку нервы, как стараюсь я запомнить каждую строчку, уловить ухом каждую буковку…

Он читал:

— Человека, которого вы ищите, зовут Хиус. Он жил в мире, которые икгийцы называют Вайши, что на их языке означает «строители мироздания». Это второй мир, после мира шиджиллов и первый в Цепи Мироздания. Жители вайши — очень могущественные маги. Они занимаются строительством миров в Цепь. Они — те самые существа, которые нанизывают на Цепь новые миры. Многие называют их правой рукой Единого Бога. Очень трудна и кропотлива их работа. Многие столетия вайши конструируют мир, населяют его жизнью, спускаются со своим миром по Цепи Мироздания и нанизывают его, заставляют Вливаться. Каждый вайши за свою жизнь может создать всего один мир. Затем он умирает, потому что творение его забирает все жизненные силы. Хиус был одним из перспективных строителей. Он обладал нестандартным мышлением и выдвигал блестящие идеи. Многие из его заготовок обрели жизнь в мирах других вайши.

Сам же Хиус горел идеей создать особый мир. Мир, в котором не будет магии… («Мой мир — прошептал Император, — Ловкач создал мой мир»). Но Верховные вайши не разрешили ставить эксперименты в целом мире и разрешили построить не мир, но отдельное государство в мире, в котором не было бы магии. Хиус с радостью согласился, и тотчас занялся строительством. В молодом мире он поставил Империю, из которой убрал всю магию и наделил Императоров силой, способной бороться с любыми проявлениями магии. Таким образом, много столетий Хиус оберегал свое детище, следил за ним, писал научные работы на основании наблюдений… Но затем он заболел. Паразит проник в его мозг и подчинил его сознание. Вайши из окружения Хиуса сразу поняли, что случилось — в него вселился тот, кого называют псевдобогом. Паразит подавил волю Хиуса и завладел его телом. Обретя могущество Хиуса, Паразит решил рассеять свою религию по всему миру, но сильнейшие вайши собрались вместе и дали отпор Паразиту. То была чудовищная битва. Половина мира вайши пала в борь6е за выживание. И в конце концов, случилось вот что. Из сильнейших вайши выжила всего одна — та, что числилась деканом при Университете Магии. В финале схватки она схватила Хиуса и силой перетащила его в другой мир — в мир, который создал он сам. Силы покинули обоих. Молодую вайши швырнуло еще ниже по Цепи, в другой мир. Там ее подобрали другие люди, помогли прийти в себя, чтобы продолжить погоню. А Хиус оказался в пределах своей собственной Империи. Только это был уже не Хиус, а другое существо, Паразит, целью которого было уничтожение всего живого. Уничтожение через ложную веру. Каким образом Паразит выжил в Империи и набрался сил, мне неизвестно. Но в одно утро он решил, что пора действовать. Любой Паразит ставит своей целью полную власть над миром, в который он попал. И Паразит начал уничтожение Империи…

Император замолчал. Глаза его светились удивлением и неверием.

— Это все правда? — спросил он.

Инель кивнула. Алис убрала черную прядь волос с глаз:

— Я подозреваю, что ты и есть та юная вайши, которая осталась цела и набралась сил, верно?

Инель кивнула снова, написала что-то на листе и протянула Императору.

— Мне очень жаль, что я рассказываю все это слишком поздно. Я мало что помнила. Хиус изрядно потрепал меня. Странствуя по мирам, я уже не надеялась найти его. Но потом наткнулась на вас… и поздно поняла, кто вы такие.

— Ловкач создал мой мир, — прошептал Император, закончив читать, — я не могу поверить. Существо, за которым я гнался столько времени… он создал мой мир…

Это был сильный удар для моего господина. Молодой Император сел в снег, рискуя отморозить себе все, что возможно, и стал задумчиво растирать ладонью щеку. Но Алис не давала ему осознать ту порцию информации, которая уже свалилась на голову Императора, она стала задавать новые вопросы.

— Значит, тебе не десять лет, — уточнила она, а когда Инель кивнула, спросила, — но почему ты внешностью похожа на маленькую девочку?

Инель лишь развела руками. Она же сказала, что еще совсем юная.

Я же представить себе не мог, как этот самый Хиус смог создать целую Империю, да еще и приглядывать за ней многие столетия. Сколько же ему лет на самом деле? Да и как возможно создавать целые миры?

— Что же случилось с вашим миром? Он уцелел?

«Хиус порядком потрепал Вайши, но многим удалось уцелеть. К сожалению, я была в своем мире год назад и не могу сказать, что произошло там за это время»

— И ты прыгала по мирам, пока не нашла этот мир? Ты действительно Странствующая?

«Все вайши — Странствующие. Мы же создаем Миры и нанизываем их в Цепи Мироздания. Но не все вайши отваживаются хотя бы раз прыгнуть в другой мир. Многие всю жизнь проводят на Вайши»

— Ты искала Хиуса? Ты хотела отомстить ему?

«Когда я очнулась после первого прыжка, я много не помнила. Я забыла о Хиусе, я забыла о битве Великих вайши, я помнила только, что умею прыгать по мирам и что потеряла что-то действительно важное. Потом, когда я побывала в пяти или шести мирах, память постепенно вернулась ко мне. А когда я упала в снег и вы нашли меня, тут я все и вспомнила. Шиджилл помог мне вспомнить все. Я так ему благодарна. Убив Шиджилла, Хиус еще больше прибавил мне решительности».

Это походило на допрос. Алис задавала вопросы, а Инель писала на листах и протягивала их женщине. Алис словно вошла в транс, погрузилась в странную игру вопросов-ответов. Она не замечала нас, а видела перед собой только вайши.

Я подошел к Императору и обнял его за плечи. Мой господин сидел, погруженный в свои мысли, и, похоже, совсем не заметил моего появления. Но тут он сказал:

— Писарь, поверь мне… В моем сознании разрушилось все. Все, что казалось нерушимым, что было мне дорого. Запомни это, Геддон, и запиши где-нибудь, для потомков.

Я чувствовал, как напряглись мышцы на плечах под толстым полушубком. Император приподнялся, вынул из ножен меч и положил его на снег, перед собой. Лезвие тускло поблескивало в первых лучах поднимающегося солнца.

Вот и утро подступило — как же быстро прошла ночь.

— Вот и все, что осталось мне от Империи, — произнес он тихо, — мой меч. Остальное — миф. Рассыпалось, как песочный замок. Сначала пришел Хиус — этот клоун из другого мира, и разрушил Империю, которой правили мои отцы семь столетий. Затем пришла Инель — немая вайши, и разрушила мою веру в то, что Империя действительно принадлежит нам. Я-то, глупец, думал, что смогу восстановить Империю, построить на ее руинах новое государство. А что оказалось? Что все эти столетия за нами следило существо, способное одним мановением пальца превратить всю Империю в пыль. Что, собственно, оно и сделало. И я уже не хозяин сам себе. Я уже не Император. Я — марионетка.

— Не говорите так, — сказал я, — каждый из миров кем-то был создан. Вами не управляли, за вами всего лишь наблюдали. Вы были вольны делать все, что захотите.

— У моей Империи отобрали магию, а я думал, что так и должно быть. Мы строили железные дороги, открывали порох, готовились построить летательный аппарат — а на самом деле все это давно изобрели за нас. Нам лишь подкидывали готовые идеи. Я-то думал, что мир за стенами Империи ущербен. А оказалось, что ущербны мы.

— Ничего подобного, — возразил я.

Император повернулся, посмотрел на меня уставшими, потухшими глазами. Ни капли чистого разума не разглядел я в них.

— Да, Геддон, мы ущербны. Даже создатель нашего мира позволил себе уничтожить его. А мы не смогли отомстить. Мы упустили его.

— Еще не все потеряно.

— А куда идти? Что делать?

Это был крик отчаяния. А отчаяние, как известно, разъедает мозг, делает даже из самых сильных людей беспомощных калек. Я не мог сидеть и ждать, пока мой господин превратится в жалкого безумца.

Я повернулся к Инель, тронул девочку за плечо (хотя, какая она девочка? Наверное, старше меня). Инель обернулась.

— Ты знаешь, куда отправился Хиус? — спросил я.

Инель кивнула, начертила пальцем в воздухе кривую дугу.

— Она написала, что Хиус оставил след после перемещения. Такие следы оставляют все Странствующие. След продержится еще несколько дней. По такому следу Инель без труда найдет, куда прыгнул Хиус.

Тогда я взял Инель за плечи — уже не осторожно, а решительно — пододвинул к себе и заглянул в детские, но по-взрослому глубокие глаза.

— Инель, девочка моя, ты должна переместить нас в тот мир немедленно, — попросил я, — ради моего господина, ради меня, ради Шиджилла.

Инель заморгала и попыталась освободиться. Я сжал ее еще крепче:

— Помоги нам, пожалуйста, — сказал я, — мой Император не может остановиться на середине пути. Или он настигнет Хиуса, или умрет. Месть разъела его мозг. Нам нужно строить новую Империю, а не мстить. Помоги нам, ради всех, кто уже погиб от рук Паразита. Ради жизни в этом мире.

— Не унижайся, Геддон, — проворчал за моей спиной Император — и это был голос не молодого правителя, а старого калеки, — мой путь окончен. Как можно строить новый мир, когда знаешь, что его вновь могут разрушить? Империя не в моих руках, она в руках каких-нибудь деканов Университета Магии вайши. Верно я говорю, Инель?

— Мы найдем Хиуса и заставим его расплатиться за все, что он натворил, — упрямо сказал я, — а затем мы построим новую Империю. Без чьего-либо вмешательства… Ты поможешь нам найти Паразита?

Я замолчал. Хватка моя ослабла. Я не мог держать ребенка вечно — и хотя я понимал, что она совсем не та, какой кажется, но я-то видел девятилетнюю девочку…

Инель освободилась, отодвинулась на шаг. Я молча ждал ее решения. Я успел тысячу раз пожалеть о своей кратковременной вспышки. Но я боялся за своего господина. Может быть, я всего лишь тень его, но я хочу оставаться тенью и дальше, а не раствориться. Тень живет лишь при свете, а если свет моего господина погаснет, то исчезну и я.

Но что может поддержать жизнь Императора? Что заставляло его жить на протяжении шестнадцати месяцев? Месть. И местью он будет жить дальше. По-крайней мере, пока не настигнет Хиуса.

Инель смотрела на меня большими своими глазами. Смотрела, не мигая. А потом медленно кивнула.

— Я иду с вами, — быстро произнесла Алис, — не забывайте, у меня свои счеты с Хиусом.

Инель протянула руки. Я поднялся, машинально стряхивая снег с колен.

— Пойдемте, мой господин.

Император продолжал сидеть, бессмысленно глядя в пустоту. Был ли он погружен в свои мысли, или просто уходил от нас в далекое бессознательное — мне не понять. Но стоило мне взять его за руку, и крепкие пальцы сжали запястье. Я помог Императору подняться. Он вложил меч обратно в ножны и пошел следом за мной к девочке. Алис встала сбоку от меня. Я поймал ее взгляд — удивленный и слегка настораживающий.

— Не ожидала от тебя такой прыти, — сказала она.

Я, признаться, и сам не ожидал.

Инель нетерпеливо потрясла руками. Освободившиеся от одежды татуированные змейки на ее руках задрожали следом — то ли от возбуждения, то ли от нетерпеливости.

— Ты пойдешь с нами? — спросил я вайши.

Она кивнула. Я крепко сжал руку Императора (он тоже сжал, но не крепко, а скорее по инерции), а свободной рукой обнял мягкую ручку Инель.

И звезды упали мне под ноги…