"Прикосновение горца (полная версия)" - читать интересную книгу автора (Mонинг Карен Мари)

Глава 3

- НАМ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ТЕЛА, ЦИРЦЕН? - спросил Галан, когда Цирцен вошел в кухню.

Цирцен резко втянул воздух.

- Тела? - Он потёр подбородок, скрывая дрожащие от ярости  руки. Ничто не складывалось, как он хотел. Он ушёл из своей комнаты, собираясь найти немного сидра в кухне, очистить голову от личного, и принять некоторые решения - особенно, что делать с прекрасной женщиной, которую он должен убить, связанный честью. Но ему не была дарована передышка. Галан и Дункан, его близкие друзья и советники, заняли маленький стол в кухне сторожевой башни, пристально наблюдая за ним.

С тех пор, как англичане или шотландцы продолжали сжигать Данноттар каждый раз, когда он переходил к новому владельцу, наскоро залатанные руины сторожевой башни были в сквозняках, холодные и незаконченные. Они разместились в Даннотаре временно, пока люди Брюса, которых ждали со дня на день, не сменят их, так что дальнейшего ремонта не предвиделось. Главный зал из-за отсутствием крыши, был открыт ночному небу, так что кухню заменили столовой. К сожалению, сегодня вечером, она, как обычно, была местом сборища.

- Той, что принесла флягу, - услужливо подсказал Галан.

Цирцен нахмурился. Он спрятал флягу в спорране, надеясь получить временную отсрочку выполнения его клятвы. Несколько лет назад, он сообщил братьям Дуглас о связующем заклятье, которое он наложил на ларец, и о клятве Адаму Блэку. Он чувствовал себя  спокойнее, зная, что, когда ларец действительно появится, если бы по каким-то причинам он не сможет выполнить свою клятву, эта доверенная парочка проследит за надлежащим завершением.

Но что поделать, когда клятвы были в прямой противоположности друг другу? Адаму он поклялся убить того, кто принесёт флягу. Давным-давно, сидя на коленях своей матери, он поклялся никогда не причинять вреда женщине по какой-либо причине.

Галан просто пожал плечами в ответ на сердитый взгляд Цирцена и сказал:

- Я сказал Дункану, что она явилась. Я видел флягу в её руке. Мы ждали её возвращения. Нам избавиться от тела?

- Это может быть немного затруднительно. ‘Тело’ всё ещё дышит, - раздраженно сказал Цирцен.

- Почему? - нахмурился Дункан.

- Потому что я ещё не убил её.

Галан мгновение оценивал его.

- Она прекрасна, не так ли?

Цирцен не пропустил упрека.

- Я когда-либо позволял с помощью очарования подкупать мою честь?

- Неа, и уверен, что и теперь не будешь. Ты никогда не нарушал клятву. – В вызове Галана невозможно было ошибиться.

Цирцен опустился на стул.

В свои тридцать, Галан был вторым из пяти братьев Дугласов. Высокий и темноволосый, он был дисциплинированным воином, который, как Цирцен, верил в строгую приверженность правилам. Его идея правильного сражения включала в себя месяцы осторожной подготовки, активное изучение врага и детально разработанную  стратегию, чтобы неуклонно следовать ей, когда начнётся атака.

Дункан, самый младший в семье, придерживался более беспечных позиций. Ростом шесть футов, он обладал грубой красотой, всегда имел в наличии однодневную щетину, настолько черную, что его челюсть выглядела синеватой. Его плед обычно находился в беспорядке, торопливо завязанный, создавая впечатление, что вот-вот соскользнёт. Девушки слетались к нему, как мухи на мёд, и он от всего сердца пользовался  своей сексуальной привлекательностью. Идея правильного сражения Дункана – это в последнюю минуту скатиться с распутной девки, свалившись с кровати, быстро набросить плед и, смеясь, с мечом погрузится в схватку.. Дункан был в некотором роде исключением, но все Дугласы были силой, с которой, так или иначе, следовало считаться. Самый старший брат, Джеймс, был главным помощником Брюса и замечательным стратегом.

Галан и Дункан были доверенным советом Цирцена в течение многих лет. Они вместе воевали, нападая и отражая атаки под флагом Роберта Брюса, и энергично готовились к заключительному сражению, которое, они молились, скоро освободит Шотландию от англичан.

- Я не уверен, что разобрался, какой вред эта женщина может причинить в нашем деле, - увильнул Цирцен, осторожно оценивая их реакцию на его слова. Также молчаливо оценивая свою собственную реакцию. Обычно правила успокаивали его, давая ощущение уверенности в собственной правоте и направлении действий, но каждая унции его совести восставала при мысли об убийстве женщины наверху. Он начал просчитывать возможные последствия, если позволить ей жить, помимо уничтожения его чести.

Галан сплёл пальцы и, изучая свои мозоли, произнёс:

- Едва ли это имеет значение. Ты дал клятву Адаму Блэку, что устранишь того, кто принесёт флягу. Между тем я вижу, что женщина вызвала у тебя симпатию, хотя ты не имеешь представления, кто она на самом деле. Она странно одета. Она может быть потомком друидов?

- Думаю, нет. Я не ощущаю в ней магии.

- Она действительно англичанка? Я удивился, услышав, как она  разговаривает. Мы говорим по-английски, так как приехали тамплиеры, а она почему?

- Говорить по-английски не преступление, - сухо сказал Цирцен. Действительно, поскольку приехали тамплиеры, они чаще разговаривали на английском, чем на любом другом языке. Большинство людей Цирцена не говорило на французском, а большая часть тамплиеров не говорило по-гэльски, но почти все они немного учили английский из-за простиравшихся далеко границ Англии. Цирцен расстраивался из-за того, что не мог использовать гаэльский язык – язык, который он считал самым красивым. Но он признал,  времена меняются, и  когда мужчины  разных стран объединяются, английский является общеизвестным языком. Его раздражала необходимость говорить на языке своего врага. - Большинство наших тамплиеров не говорят по-гэльски. Это не делает их шпионами.

- Она вообще не говорит по-гэльски? - напирал Галан.

Цирцен вздохнул.

- Нет, - сказал он, - она не понимает наш язык, но этого недостаточно, чтобы осудить её. Возможно, она воспитана в Англии. Вы знаете многих из нашего клана по обе стороны границы. Кроме того, это непохоже на любой английский, который я когда-либо слышал.

- Больше причин быть подозрительными, больше причин быстро избавиться от неё, - сказал Галан.

- Как поступают с любой возможной угрозой, нужно сначала изучить и оценить степень этой угрозы, - туманно выразился Цирцен.

- Твоя клятва, Цирцен, затмевает всё остальное. Твои мысли должны быть заняты  тем, чтобы удержать Даннотар и открыть путь Брюсу к надежному трону и освобожденной Шотландии, а не какой-то женщиной, которая должна  была умереть к тому времени, как мы говорим, - напомнил ему Галан.

- Я когда-либо пренебрегал своими обязанностями? - Цирцен встретился  взглядом с Галаном.

- Неа, - признал Галан. - Пока нет, - добавил он.

- Неа, - легко вторил Дункан.

- Тогда, почему вы сомневаетесь во мне теперь? У меня разве меньше опыта обращения с людьми, войнами и выбором, чем у любого из вас?

Галан сдержанно кивнул.

- Но если ты нарушишь свою клятву, как объяснишь это Адаму?

Цирцен напрягся. Слова ‘нарушишь свою клятву’ вызвали неприятные ощущения в душе, обещая неудачи, поражения и подкуп. Важно придерживаться своих правил.

- Позвольте мне самому разобраться с Адамом, как я всегда делал, - прохладно сказал он.

Галан покачал головой.

- Мужчинам это не понравиться, стоит им услышать об этом. Вы знаете, что тамплиеры – жестокие люди и особенно опасаются женщин…

- Поскольку не могут иметь ни одной, - прервал Дункан. - Они ищут любую причину подозревать женщин, пытаясь удержать свои похотливые мысли в узде. Клятва безбрачия неестественна для мужчин, она делает их холодными, раздражительными ублюдками. Я, с другой стороны, всегда расслаблен, уравновешен и любезен. - Он сверкнул приятной улыбкой в них обоих, словно доказывая законность своей теории.

Несмотря на его проблемы, уголок рта Цирцена приподнялся в усмешке.  Дункан порой вел себя возмутительно и, чем более непочтительнее он был, тем более раздражённым становился Галан. Казалось, Галан не понимал, что его младший братишка делал это нарочно. Хотя большую часть времени Дункан действовал, как безответственный юнец, но его проницательный ум Дугласов не упускал ничего.

- Нехватка дисциплины не к лицу воину, маленький брат, - натянуто сказал Галан. - Ты - одна противоположность, а тамплиеры - другая.

- Распутство ни на йоту не уменьшает моё мастерство в сражении, и ты знаешь это, - сказал Дункан, сидя прямо на стуле. Его глаза искрились в предвкушении назревающего спора.

- Хватит, - прервал Цирцен. - Мы обсуждали мою клятву и факт, что я отказываюсь убить невинную женщину.

- Ты не знаешь, что она невиновна, - возразил Галан.

- И не знаю, что она виновна, - сказал Цирцен. - До тех пор, пока у меня нет доказательств вины или невиновности, я…- , он прервался и тяжело вздохнул. Было почти невозможно сказать следующие слова.

- Ты что? - спросил Дункан, зачарованно наблюдая за ним. Когда Цирцен не ответил, он толкнул его. - Ты откажешься убить её? Ты нарушишь данную клятву? - Замешательство проступило на красивом лице Дункана.

- Я этого не говорил, - огрызнулся Цирцен.

- Но не сказал и обратного, - осторожно сказал Галан. - Я приму это, если ты разъяснишь свои намерения. Ты собираешься убить её или нет?

Цирцен снова потёр подбородок. Он откашлялся, пытаясь сформулировать слова, которые требовала сказать его совесть, но воин в нём сопротивлялся.

Глаза Дункана сузились, задумчиво рассматривая Цирцена. Через мгновенье, он мельком взглянул на брата.

- Мы знаем, что такое Адам, Галан. Его способ -  зачастую слишком поспешное, ненужное разрушение, и достаточно невинных жизней было погублено, чтобы защитить трон. Я предлагаю Цирцену не торопиться. Пусть выяснит, кто эта женщина и откуда прибыла, до того, как вынести приговор. Я не могу говорить за тебя, Галан, но я не желаю запятнать свои руки кровью невинного, а если мы принудим его убить её, это дело станет и нашим тоже. Кроме того, вспомни, что хотя Цирцен поклялся убить принесшего флягу, ничто в его клятве не указывало на  время совершения приговора. Он может ждать двадцать лет, чтобы убить её, не нарушая своего обещания.

Цирцен глянул удивленно при последних словах Дугласа. Он не рассмотрел этой возможности. И то правда, его клятва не содержала ни одного слова, определяющего, как быстро он должен убить носителя фляги, следовательно, потратить какое-то время на изучение человека не было ни аморально, ни нарушало его клятву. Можно даже утверждать, что это мудро, - решил он. ‘Ты раскалываешь волос боевым топором’. Слова Адама шестилетней давности, всплыли в уме Цирцена, насмехаясь над ним.

- Но помни, - предупредил Галан, -  если не убьёшь её, и любой из тамплиеров обнаружит, кто она, и суть принесённой тобой клятвы, рыцари потеряют веру в твою способность вести за собой. Они примут нарушение клятвы за  епростительную слабость. Ты - единственная причина, по которой они согласились сражаться за нашу страну. Иногда я думаю, что они последовали бы за тобой и в ад. Ты знаешь, они фанатики в своих убеждениях. Для них нет оправданья  нарушению клятвы. Никогда.

- Тогда мы не будем говорить им, кто она или в чём я поклялся, не так ли? - мягко сказал Цирцен, зная, что братья поддержат его решение, согласны они с ним или нет. Дугласы всегда поддерживают лэрда и главу клана Броуди - древняя присяга на крови давным-давно объединила эти два клана.

Братья взвесили его слова, затем кивнули.

- Это останется между нами, пока ты не примешь решения.

* * *

Глубоко вдыхая живительный, холодный воздух, Цирцен шагал по внутреннему дворику, пока женщина ждала в его покоях помилования, которого он не собирался ей дарить. Он изо всех сил пытался жестко настроить себя против неё. Он так долго жил по правилам, что почти не услышал вопля своей совести, когда поднял свой меч к её шее. Пока навыки воина настаивали, чтобы он сдержал клятву, чувство, которое, он думал,  умерло в нём, подорвало его решимость.

Сострадание. Симпатия. И коварный тоненький голосок, который мягко, но неуклонно, подверг сомнению благоразумие его правил. Он узнал  голос - это было сомнение, качество, которое он давно позабыл.

‘Клянуcь убить того, кто принесёт флягу’, - обещал он несколько лет назад.

Клятвы воина были его жизненной основой, твёрдым кодексом, по которому он жил и умрёт. Правила Броуди были единственной вещью, стоящей между ним и быстрым падением в хаос и подкуп. Каким было решение?

Она должна умереть.

Она.

О Дагда, как это могла оказаться женщина? Цирцену нравились женщины, он обожал свою мать и обходился со всеми женщинами с тем же самым уважением и любезностью. Он чувствовал, что женщины проявляли некоторые лучшие человеческие качества. Цирцен был Брюсом, чья линия королевской преемственности была со стороны матери. Несколько лет назад, когда Цирцен дал клятву Адаму Блэку, он и не предполагал, что фляга могла быть найдена женщиной, и такой восхитительной. Когда он сорвал странную шляпу с её головы, её густые волосы каскадом упали почти до талии, переливаясь медными и золотистыми искрами. Зеленые глаза, с приподнятыми внешними уголками, расширились от страха, затем быстро сузились от гнева, когда она объявила шляпу подарком от её папочки. Только поэтому он возвратил семейную реликвию, независимо от того, насколько уродливый эта вещь была.

Необычно высокая для женщины, гибкая, грудь полная и упругая, он мельком увидел напрягшиеся соски под тонкой тканью её странной одежды. У неё определённо длинные ноги – достаточно длинные, чтобы обернуть ими его талию и позволить ей удобно скрестить лодыжки, в то время, как он предастся забвению между ними. Когда она нагнулась, чтобы вернуть себе шляпу, он почти обвил рукой её талию, притянув её к себе, и позволил своей требовательной природе взять вверх. А потом перерезать ей горло, когда желание будет насыщено?

Она.

Подозревал ли Адам, что принесший флягу может оказаться женщиной? Он, возможно, видел будущее с его магическим зрением и даже теперь смеется над его затруднением? Всё же, если бы он не использовал связующее проклятие, во-первых, жизнь женщины не была бы теперь в опасности. Именно его глупое заклятье принесло её сюда, и теперь он, как предполагалось, должен убить ничего не подозревающую душу. Если  он не найдет  какое-нибудь доказательство её двуличности, её смерть обернется кровью невинной жертвы на его руках, что будет преследовать его до конца жизни.

Цирцен собрал волю в кулак, признав, что лучшее решение - убить её. Он выполнил бы свою клятву. Тогда завтрашняя жизнь снова стала бы нормальной. Он бы спрятал флягу в секретном месте с другими Святынями и продолжил войну. Потом возвратился бы к своему неплохому режиму и нашел утешение в знании, что  никогда не станет мерзостью, в которую он столь боялся превратиться.

Главной целью Броуди было видеть Брюса на надежно закреплённом троне Шотландии.

После смерти английского короля Эдуарда Первого его сын, Эдуард II, продолжил войну своего отца, беспощадно откалывая по кусочку Шотландии. Скоро ничего бы не осталось от их уникальной культуры. Они бы стали англичанами: слабыми и послушными, обложенными налогами до голодной смерти и сломленными. Их самая большая надежда против безжалостного короля Англии - изменники тамплиеры, искавшие убежища в замке Броуди.

Цирцен разочаровано выдохнул. Преследование тамплиеров огорчало и приводило его в бешенство. Он когда-то думал присоединиться к известному Ордену воинов-монахов, но некоторые из их правил пришлись ему не по вкусу. Вместо этого он принял решение работать в тесном сотрудничестве с религиозными рыцарями, с тех пор, как и он и Орден защищали священные артефакты огромной ценности и мощи. Цирцен уважал многие мотивы Ордена и знал его историю, так же, как любого тамплиера.

Орден основали в 1118 году, когда группа из девяти французских рыцарей пошла в Иерусалим и подала прошение, дабы Король Бодуэн позволил им поселиться в древних руинах Храма Соломона. В обмен эти девять рыцарей предложили свои услуги, дабы защитить паломников, идущих в Святую землю от грабителей и убийц по всей протяжённости общественных дорог, ведущих в Иерусалим. В 1128 году, римский Папа дал своё официальное одобрение Ордену.

Рыцарям щедро платили за их услуги, и Орден резко увеличился в числе, богатстве и власти, в течение двенадцатого и тринадцатого столетий. К четырнадцатому столетию Ордену принадлежали более чем девять тысяч поместий и замков по всей Европе. Независимая от королевского или епископского контроля, прибыль Ордена освобождалась от налогов. Многие поместья Ордена обрабатывались, пронося доходы, которые служили основанием для наибольшей системы финансирования в Европе. В тринадцатом и четырнадцатом столетиях Парижский Орден тамплиеров фактически функционировал, как французское Королевское Казначейство, предоставляя большие суммы членам европейских королевских семей и отдельным дворянам. Однако, увеличение богатства и власти тамплиеров, привело к подозрениям и ревности среди некоторых членов дворянства.

Цирцен не был удивлен, когда успех Ордена стал истинной причиной  его крушения. Он ожидал этого, и, тем не менее, не мог предотвратить. Политика Папы римского и короля была слишком могущественной для одного мужчины, чтобы повлиять на неё.

Цирцен хорошо помнил, как, почти дюжину лет назад, богатство тамплиеров привлекло беспощадное внимание французского короля Филиппа Красивого, отчаянно пытавшегося пополнить казну. В 1305 году, Филипп оклеветал Орден, убедив римского Папу Клемента V, что тамплиеры не святые защитники католической веры, а скорее стремятся разрушить её.

Филипп устроил настоящую травлю рыцарей, обвиняя тамплиеров в отвратительных актах ереси и святотатстве. В 1307 году, Папа римский отдал королю приказ, которого тот ждал: право арестовать всех тамплиеров во Франции, конфисковать их имущество и провести расследование. Так начался позорный, кровавый суд над тамплиерами.

Цирцен пробежал рукой по волосам и нахмурился. Рыцарей арестовали, заключили в тюрьму, заставляя под пытками признаваться в грехах, указанных Филиппом. Больше половины были сожжены у столба. В суде рыцарям запретили иметь сторонников защиты, им даже не разрешили знать имена их обвинителей и свидетелей против них. Так называемый ‘суд’, стал охотой на ведьм, хитроумно организованной, чтобы лишить Тамплиеров их невероятного богатства.

Нанося удар за ударом, Папа римский издал папскую буллу, которая запрещала Орден и отказывала ему в официальном признании. Немногим рыцарям удалось избежать заключения или смерти. Они стали изгоями без страны или дома.

Когда Цирцен понял, что падение рыцарей неизбежно, он поспешил встретиться с Робертом Брюсом и, с одобрения последнего, послал сообщение в Орден, что им будут рады в Шотландии. Роберт предложил им убежище, а взамен, могущественные воины-монахи обратили свои навыки боя к сражению против Англии.

Тамплиеры были грозными воинами, обученные технике боя и стратегии, и они стали неоценимой помощью для Шотландии. За последние несколько лет, с согласия Брюса, Цирцен украдкой вводил их в качестве  командиров, в войска Брюса. Теперь шотландцы воевали лучше, следуя искусной стратегии и выигрывая небольшие сражения.

Цирцен знал, если замешкается сейчас, если начнёт нарушать клятвы или сделает нечто, что подвергнет опасности преданность тамплиеров, то может выбросить прошедшие десять лет своей жизни, наряду с его любовью к родине.

Лиза понятия не имела, сколько времени прошло с тех пор, как она опустилась на пол. Но для нее было достаточно, чтобы уяснить - для мечтателей время не длится подобным образом. Если сидишь в видении и ничего не делаешь, фантазия или закончена или переходит к какому-то новому и невероятному приключению, украшенному оттенками абсурда. Абсурда наподобие пропорций тела того мужчины, раздражённо подумала она.

Оттолкнувшись руками от пола, она помедлила, наблюдая за широкими, плоскими камнями под её ладонями. Прохладные. Твёрдые. Сухие, со слоем каменной пыли. Все полностью материальные. Поднимаясь на ноги, она начала исследовать окрестности.

Комната была большой, освещённой толстыми, мыльными свечами. Стены, сложенные из массивных каменных блоков, кое-где повешены гобелены. Огромная кровать занимала центр комнаты, несколько сундуков с аккуратно свернутыми тканями, сложенными на них. Комната была по-спартански опрятной. Камин был единственной уступкой, смягчающей обстановку, в комнате отсутствовала рука женщины. Остановившись у бадьи, она опустила руку в воду. Прохладная — еще одно ощущение, слишком реальное, чтобы его отрицать.

Она двинулась к камину и вздрогнула от поразительно реального ощущения теплоты. Мгновенье она изучала огонь, удивляясь, что остальная часть комнаты настолько холодная, когда очаг отбрасывает такое пламя. Это, как если бы огонь был единственным источником тепла, подумала она. Осенённая идеей, она проворно обошла комнату. Её подозрение быстро подтвердилось: в комнате не было ни одного вентиляционного отверстия. Никаких, собирающих пыль, радиаторов в углу. Ни одной маленькой металлической отдушины в полу. Никаких труб или, собственно говоря, ни одной электрической розетки. Ни телефонного гнезда. Ни туалета. Дверь, похоже, была сделана, из твердого дуба, а не покрыта пустотелой фанерой.

Она глубоко, успокаивающе вздохнула, уверяя себя, что должно быть она что-то пропустила, по крайней мере, по поводу обогрева. Делая круг по комнате во второй раз, она осмотрела каждый укромный уголок и трещину, она обследовала рукой стены, еще один  способ проверки надёжности её тюрьмы. Кончики её пальцев коснулись толстого гобелена, который пружинил под ними и давал ощущение большего холода, чем камни. Грубая ткань затрепетала под её пальцами, словно ветер бил палкой по ним с другой стороны. Заинтригованная, она потянула его в сторону.

У нее захватило дух от внезапного, стремительного порыва воздуха. Вид из окна произвёл такое же сильное впечатление, как неожиданный удар в живот.

Она пристально вглядывалась в туманную ночь древней истории.

На высоте пятидесяти футов она пребывала в каменном замке, который стоял на краю острова, окруженного громоподобным морем. Волны бросались на каменные скалы, разбиваясь пеной и сливаясь с туманом, кружившим в водовороте над чёрной поверхностью океана. На мощеном проходе мужчины, несущие факелы, тихо перемещались между замком и маленькими придомовыми постройками. Отдаленный волчий вой состязался со слабой мелодией волынок. Ночное небо было иссиня-чёрным, слегка окрашенное фиолетовым, где оно встречалось с водой, танцуя с тысячью звезд и тонким серпом луны. Она никогда не видела так много созвездий, в Цинциннати: смог и эффект ореола ярко освещенного города, затеняли такую красоту. Вид из окна был захватывающим, величественным. Ожесточенный ветер ревел с моря и несся через мыс, трепля гобелен в её руке.

Она отбросила его, будто обожглась, и он упал поперёк окна, благословенно закрыв неожиданную перспективу. К сожалению, поскольку её глаза сфокусировались на гобелене, она обнаружила новый источник ужаса. Он был блестяще соткан и слишком детализирован: воин, едущий верхом в битву, в то время как армия мужчин, одетых в запачканные кровью пледы, приветствовали его. У основания в рамке, вышитые тёмно-красным, четыре числа, которые потрясли ее разум: 1314.

Лиза двинулась к кровати и мягко опустилась на неё, её силы  истощились от ударов, следующих один за другим. Мгновенье она безучастно смотрела на кровать, затем её рука замелькала, отчаянно тыкая в матрац, словно она проверяла другую часть обстановки. Не твой новенький матрац марки Серта Слипэр, Лиза. Переполненная растущим чувством паники, она откинула сильно подвёрнутые одеяла и на мгновение отвлеклась на аромат, исходящий от белья. Его аромата: специи, опасность и мужчина.

С трудом игнорируя желание зарыться носом в простыни, она стащила матрац, который был немного больше чем тонкие соломенные тюфяки, лежащие друг на друге, обрамлённые  колючим полотном. Один трещал, как высушенная щетка, другой, казалось, был наполнен комковатой, шерстяной тканью, а в изголовье, ощущались мягкие перья. В течение последующих двадцати минут Лиза с растущим отчаянием тщательно исследовала окружавшие её вещи. Камни были холодными, огонь - горячим. Жидкость в чаше около кровати на вкус оказалось мерзкой. Она слышала волынки. Каждое чувство, которым она обладала, отзывалось на её проверки. Рассеянно, она дотронулась до шеи тыльной стороной руки, а когда отняла её, единственная, тёмно-красная капля крови, осталась на её коже.

Внезапно девушка отчетливо поняла, что никогда не должна была касаться фляги. Вопреки рациональному объяснению, она не была ни в Цинциннати, ни в двадцать первом столетии. Последней надеждой было то, что она слегка ошиблась в своих незначительных возможностях. Она хорошо знала сны. Но это было слишком реальным, чтобы быть сном, слишком детальным, чтобы быть плодом ее воображения.

‘Дай мне флягу,’ - потребовал он.

‘Ты видишь её? Это часть видения?’ - удивилась она.

Но теперь, размышляя над этим, Лиза поняла - он видел её, потому что она не была частью фантазии. Она была частью действительности, его действительности, реальности, частью которой теперь стала она. Фляга, которой она коснулась непосредственно перед тем, как почувствовала, что падает. Фляга, которую он потребовал, казалась слишком логичным соединением, чтобы существовать в пределах фантазии. Могла ли фляга, так или иначе, перенести её к мужчине, у которого были прямые или косвенные права собственника на этот предмет? И если да, была ли она действительно в четырнадцатом столетии?

С растущим ужасом Лиза увидела пугающий пример: странный стиль его одежды, его пристальное рассматривание её одежды,  будто он никогда не видел прежде подобного, примитивная деревянная бадья, расположенная перед огнем, странный язык, на котором он говорил, гобелен на стене. Всё намекало на невозможное.

Пораженная, она бегло осмотрела комнату, оценивая её заново, под другим углом. Она рассматривала её, как работник музея, полагая, что так выглядит комната в средневековье.

Все странности указывали на реальность происходящего.

Логика настаивала, что она находилась в каменном средневековом замке, и, несмотря на неправдоподобие, согласно настенным украшениям, где-то в четырнадцатом столетии.

Лиза выдохнула, в неистовой попытке успокоиться. Она не могла быть где-то ещё во времени, потому что, если это была средневековая Шотландия, Кэтрин была приблизительно семьюстами годами в будущем. Одна. Её мать отчаянно нуждалась в ней, ей больше не на кого было положиться. Это неприемлемо. Теперь застрять в странной фантазии было бы меньшей проблемой, будь это правдой. Фантазию легко можно исправить, в конечном счете, она бы проснулась, независимо от того, насколько ужасными были сновидения. Если она действительно  в прошлом, а на этом настаивали все её чувства, то она должна вернуться домой.

Но как?

Быть может, прикосновение к фляге сделает это снова? Обдумывая эту возможность, она услышала шаги в коридоре. Она быстро двинулась к двери, прислушиваясь к спору за ней, затем прижалась ухом. Мудро разведать об обстановке всё, что она могла.

- Ты думаешь, он сделает это? - эхом отозвался голос в зале.

Долгая тишина, затем вздох, настолько громкий, что прошёл через толстое дерево.

- Думаю, да. Он не даёт легко клятвы и знает, что женщина должна умереть. Ничто не может прийти в наше дело без причины, Дункан. Даннотар должен быть удержан, этот ублюдок Эдуард - побеждён, а данные клятвы соблюдены. Он убьёт её.

Шаги удалялись по коридору, Лиза мягко прислонилась к двери. Не было сомнений, какую именно женщину они подразумевали.

Даннотар? Эдуард? Господи! Она не просто путешествовала во времени — она была заброшена в самую середину продолжения ‘Храброго сердца’!