"Психогенные грибы" - читать интересную книгу автора (Соколов Дмитрий Юрьевич)

Приложение 1 Рассказ о первом путешествии в Мексику — за пейотом[57]

Я хочу описать свое путешествие зам пейотом в пустыню близ известного города Real de Catorce на севере штата San Luis Potosi в Мексике. Ничего особенного не было в этом путешествии, скажу сразу; это просто путешествие, то есть trip, но что-то тянет меня к рассказу.

… Итак, я приехал в Техас и стал жить в нем, часто сталкиваясь с кактусами, с пейотом, его следами, людьми, книгами — вокруг, чувствуя, что это «его земля». Мексика была под боком, и вот я поехал туда в первых числах апреля, выбрав горы Barranca del Cobre на северо-западе и индейцев Тарахумара ни по какому особенно резону. За пару месяцев до этого я прочитал — вот это важно — книгу Barbara Meyerhoff «Peyote Hunt» — о других индейцах, Уичоль, и их священном, почти ежегоднем походе за пейотом. Они живут на западе Мексики, в горах Sierra Madre, а идут за ним в центр континента, в пустыню, в священную для них страну Wirikuta. Это недели три дороги, если пешком (как они, понятно, всегда ходили — но сейчас часто ездят). Путешествие это—паломничество—очень цельно по структуре, наполнено ритуалами, законами и табу, повторяет мифологическое путешествие предков и т. д. Оно очень сурово физически построено, плюс ко всему мало еды и сна. Уичоль совершают его и сегодня, иногда беря с собой близких им белых, как сто лет назад знаменитого Карла Люмхольца (скандинавского путешественника), саму Барбару Мейерхофф, и есть еще примеры. Уичоль очень близки с пейотом, и в этом они, пожалуй, уникальны. Многие индейцы едят его, но реже и часто со страхом (может быть, плохое слово — во всяком случае, будучи от него значительно дальше). Уичоль делают совершенно потрясающие (по-моему) вещи из шерсти (yarn painting, разноцветная шерсть наклеивается на плоскую основу, выглядит как картина) и из бусин, бисера (какие маски!), и пейот часто фигурирует прямо в центре их произведений. Тарахумара, к которым я ехал, по слухам, чаще покупают пейот у них, чем собирают сами.

Итак, в первый день в Мексике (я ехал автостопом из Монтеррея на северо-запад) местный парень, без вопросов с моей стороны, показал (и даже записал) мне несколько мест в окрестностях, где растет пейот. Я не стал (и не думал) ехать ни в одно из них, я продолжал двигаться к Sierra Tarahumara. На третий день я стоял у ручья уже в этих горах, в глуши, и наблюдал, как индейцы вынимают камни из ручья (зачем — так и не понял). Я что-то им подарил и на очень слабом испанском (увы!) попросился — нагло — ночевать. Они очень бедно живут, на грани голода, и ночевал я в том, что трудно было назвать домом — доски с щелями как крыша, посередине костер, рядом деревянная лежанка. Они и кормили меня (пиноле — размолотая кукуруза в воде с сахаром) и чая, который мне понравился (кусочки коры корицы), дали с собой. Я спрашивал хозяина о медицинских растениях. Он показал мне одно-другое (все незнакомое), а затем вытащил Hikuri—маленькую горстку сухого пейота. Меня поразило, как он был завернут — и в материю, и в кульки. Там ничего, насколько я видел, так не содержалось, полная нищета (и равнодушие) в вещевом смысле.

Следующие несколько дней я работал (волонтером) в детском отделении больницы для индейцев в городе Creel. Это было очень здорово. В промежутках учился стучать на барабане, который купил у индейцев в другой деревне. Однажды вечером на городской площади я услышал прекрасные барабаны и увидел компанию ребят, хиппиобразных, очень симпатичных. Я принес свой барабан и «вошел в круг». Все они были мексиканцы, я почти не мог с ними разговаривать, но чувствовал их свежий и прекрасный дух и хотел побыть с ними. Они пригласили, полночи я сидел с ними, курящими марихуану (в какой-то момент пришла полиция, нас ставили к стенке и обшаривали, но потом спокойно ушли, и веселье продолжалось). Наутро я зашел из госпиталя с ними попрощаться и уехал в ту же деревню, где был раньше, поглазеть на празднование Semana Santa (Пасхальной недели), которую индейцы Тарахумара очень своеобразно справляют, с процессиями, костюмами, раскрасками, бегом по горам и финальной пьянкой, и так несколько дней. Меня хватило на два дня. Когда я возвращался в Creel, мне казалось, что путешествие подходит к концу, что я еще повожусь с маленькими в больнице дня 2–3, а потом отправлюсь назад в Техас.

Я не ожидал встретить ту же компанию в городе, они собирались уехать на юг, но тут же налетел на них на главной улице (они плели фенички и их продавали). Я опять пристал к ним. Вечером одна из них, Кристина, сказала, что они собираются постепенно дрейфовать на восток и на юг, в пустыню Сан Луис Потоси, а потом вообще в Оахаку и Чиапас. И позвала с собой. Я возбудился. Деньги у меня кончались, но время было. Я спросил, все ли они туда едут (их было семеро). Она вскинула голову и сказала: «Я — еду».

Через пару дней мы стартовали, разделившись на четверки. Я уже ездил по этой горной дороге, тогда нас брала почти первая машина. Теперь не останавливался никто (дело было не в количестве нас, потому что там почти все машины — trucks, и берут, не глядя, в кузов).

С мелкими подвижками мы проторчали на дороге целый день. Под вечер, к закату, остановилась машина, ехавшая в противоположном направлении, и нам предложили вернуться в Creel. Смешное такое искушение.

Через три минуты после того, как мы отказались, мы уже ехали на свой восток по безумно красивым горам, которые становились все выше, а каньоны все глубже. Потом мы не могли встретиться с остальными (почти весь следующий день), потом все решили слазать в Sinforosa, самый огромный, по-моему, каньон в этих горах. Они все были настоящие бродяги и ОЧЕНЬ не торопились. И то, что в рюкзаках они таскали книги, скажем «Театр абсурда и абстрактное искусство», добавляло им сладости в русских глазах. (Насмотревшихся на USA.) Но дня через два-три я понял, что мы ОЧЕНЬ долго будем ехать в пустыню. По ходу дела, мы спустились в каньон (его глубина по вертикали — почти 2000 метров). Там растерялись все. Легкомысленные особы. Я успел отыскать Кристину и шел с ней. Потом мимо пробежал парень, осознавший, что потерялась его девушка. Потом я еще кого-то видел далеко внизу… Охваченный символическими фантазиями, я видел это как испытание на сплоченность в священном путешествии, которое для меня уже началось. Я уже шел за пейотом. Кристина думала то же самое. Я понимал ее лучше других, и мы разговаривали про Уичолей, о которых она знала, конечно, гораздо больше. К вечеру мы решили выбираться и продолжать путь на юго-восток сами, если другие не присоединятся. Выбираться было не очень легко. Это был реально не один каньон, а много. На закате мы услышали крики той самой девушки, которая потерялась утром…

У нас на двоих была и вода, и еда, и спальник. У Майры (так ее звали) ничего не было, как я помнил. А жара весь день стояла приличная, и кручи кругом стояли гигантские. Так что, пока я бегал и искал ее (крича «Мойра!» и ориентируясь, как потом оказалось, на эхо, отражавшееся от противоположной стены), я ожидал найти существо несчастное и заплаканное (было ей 19 лет). Однако она вышла на наш костер (уже в полной темноте) вполне бодрая. Я выучил, как будет по-испански «козел», мы съели банку сгущенки и банку персикового варенья (подарок местной крестьянки) и стали укладываться спать. Очень романтично ложиться с двумя мексиканками под одно одеяло, но вышло не совсем так: мы были на склоне почти без горизонтальностей, и всю ночь, в общем, сидели. Мне было весело; девушки, кажется, переживали.

Под утро какая-то холера погнала их дальше, они вскочили, сказали, что встретимся наверху, и ушли. Я поспал еще час-два (только тогда вышло солнце) и тоже пошел, с нехорошим ощущением, что испытания мы не выдержали, что они заблудились и я их уже не увижу. Увидел, однако. Они счастливо забивали травой свои трубки около магазина. Этот день мы лазили по окрестностям, стирали вещи у водопада, и мы с Кристиной совсем определились с планами—ехать искать Хикури.

(Кстати: у некоторых из них было с собою понемножку сухого пейота с собой, из родной Соноры. На тяжелой дороге они ели по маленькой его щепотке «соmо medicina», я не знаю, прибавлял ли он сил от усталости, но мне казалось очень правильным есть его по чуть-чуть — по дороге к нему.)

На следующее утро, так никого снизу и не дождавшись, мы оставили Майру у той доброй крестьянки и прямым автостопом рванули на восток. Вот мы спустились с гор… вот началась пустыня Chihuahua… к ночи мы застряли на бензоколонке большого города, и Кристина паниковала… и уже совсем ночью, под взорами местной полиции, нас взял тяжеловоз, перевозивший, что ли, патоку для конфет (!), который шел, конечно, уже куда надо, в Matehuala.

То есть через сутки мы были в пустыне, вблизи тех мест, которые Уичоли называют своей Вирикутой.

Последние 50 км до Реал де Каторсе мы проехали на автобусе. Денег почти не оставалось, но так велела мой проводник. Мы оба чувствовали, что теперь нам нужно совершать только правильные шаги. Упаси боже, мы не шлялись по городу Матехуала, а сразу пошли на автостанцию. Все равно по дороге вдруг вышел какой-то парень из подворотни и сказал: «Разрешите мне представить себя…» Когда мы увидели, что он пьян, мы успокоились, но вообще напряжение нарастало.

В автобусе рядом с нами ехал индеец Уичоль, в парадной одежде (так они отправляются на паломничество).

Реал де Каторсе… Удивительные места. Вокруг—почти умершие городки, крыши обрушились, стены заросли кактусами… Это—горы посреди пустыни. Немного похоже на Иерусалим… Сам Реал довольно туристский сейчас. Там нет своей воды. Под вечер мы пошли купаться в гостиницу (почти совсем на последние гроши). Так было надо. Легли спать на одном матрасе. О сексе речи не было — это мы оба понимали.

Рано утром—пошли! Нам надо было спуститься с гор в пустыню, миновав Estacion de Catorce, про который Кристина рассказала пару страшных историй. Это мне опять понравилось—«разбойничий лес»! Я шел и думал, какая прелесть есть в расчерченном, определенном, осмысленном пространстве и времени, когда знаешь, где ты, кто и зачем. Я чувствовал себя гораздо лучше, чем пару недель назад в благополучном Техасе. Мы миновали «лес разбойников» без нападений и в разгар дня вошли в пустыню и стали удаляться от железной дороги в плоскость, заросшую чаппаралем и разными кактусами. Последний человек, которого я видел, был пастух, который медленно ехал на ослике, читая книгу.

Пейот, если вы не знаете, едва выступает на поверхность земли и яркими цветами тоже не блещет. Увидеть его трудно. К вечеру мы прошли много, но ничего не видели. Стали собираться тучи. Кристина, чем дальше, тем быстрее двигалась. Она была в этих местах уже несколько раз. Я устал и часто просто старался не потерять ее из виду. Мне до какой-то степени было все равно: вроде я сделал, что мог, и вроде правильно, а выйдет ли Хикури (или Мескалито) на встречу— это уж как ему будет угодно. Наконец Кристина пропала из виду, я ускорил шаги, потом понял, что она просто села, а не ушла так далеко… Она сидела перед кустом чапарраля, под которым росло трое— она сказала, когда я подошел: «abuelitos» — «дедушек». Она разводила костер перед ними, выложив на землю подарки, которые принесла с собой. Она меня заранее предупредила, что тут—каждый сам по себе. Я нашел своих—семейство, семеро—в двадцати шагах. Сотворил те ритуалы, которые понимал, подарил, что было, сразу почувствовал, что здесь есть еще, обернулся, пошел, меня укусил муравей в ногу (больно!), но я и так знал, что мне достаточно. Все равно увидел еще пейот, показал Кристине. Она уже закончила, съела один кактус и собралась идти дальше. Она была очень возбуждена… На кактусы, которые я ей хотел показать, она и не взглянула, крикнула «Неважно!» Я очень устал. Сказал ей, что пойду вон под то дерево, ночь буду там. Она кивнула и ушла в другую сторону. Я пошел к дереву, еще видел пейот по дороге, но сорвал только один, одиноко стоящий.

Собирались тучи, вдали была гроза. Через полчаса к дереву пришла Кристина. Мы съели кактусы, каждый по-своему. Я—только четыре из восьми. Боже, как был вкусен апельсин, которым я позволял себе закусывать!

Всю ночь дул очень сильный ветер. Никакого «трипа» у меня не было, и я был благодарен за это Хикури. Спал. Не знаю, что было у Кристины. Утро было безумно красивое, рассветало над горами… идти назад было трудно—часа 2–3 по пустыне, а потом полдня вверх. На обратном пути, уже из Каторсе на север, машину, в которой мы ехали, три раза останавливала полиция (не дорожная, а по «наркотрафику»). Мой оставшийся пейот засушенными кусочками аккуратно лежал на яйцах. Ничего, проехали. У Кристины тут-то, задним числом, начала расти паранойя. Место на ночлег мы еле выбрали, она капризничала… В городе Салтийо она выбросила на улице свои вещи — трубку и пр. — для марихуаны. Она просила меня проводить ее в Сонору, но я и не хотел, и думал, что я тогда просто буду «вытаскивать» ее из темы ее трипа. Она это поняла задним числом, когда написала мне через несколько дней… Все.

Как я и говорил, ничего особенного не произошло. Но я, не раз и не два думавший, как «обставить», «устроить» трип, по-моему, получил урок и кое-что новое про это понял. Про целостность трипа с «походом за», «входом» и «выходом». Когда-то мескалин показал мне огромное, бесконечное сюжетное устройство мира, где один сюжет является крохотным кусочком другого, — и так во все стороны. Вплетенность в крепкий, здоровый мифологический сюжет я и пережил сейчас, и он так развернулся, что не было нужды в видениях и фантазиях. Этакая история из «Изумрудного города» получилась.