"Выбор Кота" - читать интересную книгу автора (Найт Эрик)

8 Песчаные Дюны, сентябрь

К северу от реки Платт тянутся пустынные холмистые дюны. Покоящаяся на одном из крупнейших водоносных горизонтов мира сухая темно-коричневая почва не годится для посевов, зато служит основой для плодороднейшего фермерского края. Это своего рода Сахара, превращенная в зеленый сад. Дюны, этот роскошный зеленый океан по весне, до того как летняя жара выжжет его, превратив в жухлую солому, занимает площадь большую, чем территория штата Коннектикут. К западу, подобно океанским огромным волнам в тысячу футов высотой, вздымаются нанесенные дующим с востока ветром холмы шириной милю и протяженностью десятки миль. Восточнее самых крупных холмов располагаются более мелкие — в основном длинные и тонкие, но некоторые имеют весьма причудливую форму. И они, в свою очередь, постепенно переходят в невысокие бугорки, подобно тому как крутые валы Атлантики превращаются в легкую зыбь Ла-Манша. И эти похожие на небольшие волны холмики местные жители называют морским термином: буруны. Хотя большинство здешних почв слишком засушливо для богатых урожаев, этот край никак не назовешь пустыней. Здесь идеальные пастбища для лошадей и скота. И не только: небольшие ложбины между холмачи покрыты густым лесом. Среди рощ виднеются озера и пруды, болота и луга. По берегам рек, где водится форель, и озер, кишащих щуками, разбросаны бобровые хатки и плотины. И порой можно стать свидетелем того, как рыбачит спустившийся с высоких сухих холмов пеликан, напоминая чайку, парящую над гребнем морской волны. В довершение картины по высокой траве пробирается олень, как огромный заяц, и стада антилоп щиплют траву, пока их самые молодые самцы следят, не приближается ли койот. Охотники на птиц возвращаются домой с добычей: уткой или дикой индейкой, фазаном или куропаткой. Но жители Дюн бродят по округе с винтовками вовсе не ради того, чтобы пострелять в свое удовольствие. У них есть на то иные причины. Они охотятся на пособников куриан.

Валентайн и Дювалье нагнали поезд «Ломаного креста» на развилке, где сходятся песчаные берега северного и южного рукавов реки Платт. Города Норт-Платт, стоявшего на косе в междуречье, больше не существовало: он был сожжен в хаосе войны почти пятьдесят лет назад. Написанная от руки вывеска сообщала, что они прибывают на станцию Гарвард.

Поезд, в котором они ехали, не остановился, несмотря на заверения машиниста, что состав (вагоны для перевозки скота, без охраны, если не считать нескольких винтовок железнодорожных рабочих) обязательно сделает остановку на станции Гарвард, прежде чем отправится в Огаллалу и далее — в Скотсблафф. Проезжая мимо станции, они увидели множество вооруженных солдат, кружащих вокруг депо и разгружающих ящики, а также часовых, которые следили, чтобы груз никто не стащил. Маленький, с одним двигателем самолет зашел на посадку на старую взлетную дорожку к юго-востоку от города, добавляя свой штрих в панораму войны. Они с Дювалье, не таясь, уставились на самолет. Если б они не смотрели на него, это вызвало бы еще больше подозрений — летательные аппараты были редкостью даже в Курианской Зоне. Валентайн разглядел аэроплан в бинокль: это был небольшой легкий самолет, белый с красными опознавательными знаками. Валентайн был почти готов увидеть свастику на хвосте самолета, как в книгах о Второй мировой войне, но не обнаружил никаких знаков.

— Я уже бывала здесь раньше, — сказала Дювалье, — но с другой стороны.

Еще один поезд «Ломаного креста» стоял на запасном пути рядом с депо, покатыми настилами и загонами для скота. Коты заметили греющихся на солнышке людей, одетых в костюмы, напоминающие черные водолазные. В отличие от обслуги другого поезда, рабочие похоже, не спешили разгружать содержимое товарных вагонов. Вокруг служебного вагона на посту стояли гроги — самые устрашающие из всех, каких Валентайну довелось видеть. Они были выше тех серых, с которыми он воевал на Литл-Тимбер, и частично покрыты желтовато-коричневой шерстью.

Бетонное здание, окруженное колючей проволокой и с запертыми воротами, возвышалось над городскими развалинами и протекающей чуть ниже рекой. На платформе, груженной мешками с песком, стояли и курили какие-то люди с автоматами. Черно-белое знамя развевалось на укрепленном на здании флагштоке.

— Они здесь устраивают опорный пункт, — сказал Валентайн, когда их поезд проехал мимо, следуя на запад. — Припасы, живая сила, оружие, самолет. Но вот для чего? О восстании в здешнем Гулаге ничего не было слышно.

Дювалье оглядела простиравшиеся к северу зеленые холмы. Она была страшно расстроена.

— Такие известия, если б они и были, держались бы в секрете. И это даже не курианский центр, это сторожевая застава того, кто где-то там, в Мак-Куке, прямо на границе.

— На границе? На границе с чем?

— С Дюнами. Они, видно, собираются напасть на Дюны.

Она вздохнула. Совсем как однажды в Канзасе, когда они увидели полицейский грузовик, ехавший по дороге, в кузове которого были скованные цепью люди — корм для Жнецов.

Валентайн проследил за ее взглядом не то чтобы с недоверием, но он хотел услышать немного больше.

— Кто или что такое Дюны? — спросил он наконец.

Дювалье нравилось заставлять его задавать вопросы. Возможно, в отместку за то, что он порой поправлял ее английский.

— Скорее где, Валентайн. Дюны вон там, — ответила она, показывая пальцем. — Они тянутся отсюда до самой Дакоты. Куриане никогда по-настоящему не контролировали эту территорию. А всякий раз, когда пытались это сделать, были вынуждены убираться, поджав хвост. Это очень большой район, примерно вполовину Свободной Территории Озарк. Я думаю, Жнецы — не осмеливаются даже сунуться туда.

— И в чем причина?

— В кочевниках. Бродягах. Их можно описать как большие кочевые фермы, передвигающиеся со своими лошадьми и скотом. Все, что им нужно для жизни, упаковано в фургоны. Они перемещаются от зимнего пастбища к летнему, а потом обратно, но всегда идут на новое место. Весь смысл жизни для них — их скот. Стада предоставляют им пропитание, и в обмен на них же кочевники покупают то, что не могут изготовить сами.

— Покупают у кого?

— Без сомнения, есть несколько контор, торгующих с квислингами. Да, кстати, их здесь называют «джеками».[5] Я спросила у шестерых людей, откуда это название, и получила шесть разных ответов. По одной версии, это сокращение от «шакала»,[6] но я не очень-то знаю, кто это.

— По-моему, это такая дикая африканская собака, питающаяся падалью, — объяснил Валентайн.

Она не обратила внимания на его зоологические познания.

— Другие говорят, что когда-то ими руководил человек по имени Джек. Третьи утверждают, что они, если в них начнут стрелять, разбегаются как зайцы. Остальные версии я забыла. Не важно. Главное, что для местных они «джеки».

— А ты знаешь этих людей в Дюнах?

— Да. Они хорошие, просто отличные. Я дружу с одним из самых больших их кланов — группой семей под знаком Орла. Видишь ли, кланы различаются по тем тавро, которые они ставят на свой скот. Эмблема моих друзей немного похожа на ту, что была у прежних Военно-Воздушных Сил. Или на буревестника — знак американских индейцев. Подозреваю, что они когда-то были связаны с людьми из Воздушного стратегического контроля, которые помогали в самые тяжелые годы бороться против куриан.

Валентайн предположил, что она имеет в виду Военно-Воздушные Силы Стратегического Назначения.

— Они не очень жалуют чужаков, но мы познакомились, когда они перегоняли скот в Денвер. Я стала для двоих погонщиков кем-то вроде верхового разведчика. Хорошие были времена. Я тогда многое узнала о землях отсюда и до самых Скалистых гор. Район между двумя рукавами Платта — настоящий проходной двор. Тут тебе и пара курианских фермерских по селений, и банды их прихвостней — «Джеков», и несколько небольших деревень, которые держатся особняком ото всех.

— Так ты бывала в Денвере?

— Нет, посредники встретили нас за городом. Я хотела попасть в Денвер, осмотреть его. Мне, конечно, сказали, что он разорен, как и вся округа. Разрушения огромны, но все же это Свободная Территория, а там всегда хорошо.

Валентайн смотрел, как у них за спиной исчезает станция Гарвард.

— Так ты думаешь, что они собираются покончить с кочевниками?

Она кивнула:

— Похоже на то. Помнишь, та Ткач жизни, Ура, упомянула о двух маленьких свободных поселениях, сожженных этими мерзавцами? Может, они тренируются перед тем, как атаковать более крупную цель — нашу зону или Денвер?

— Если пропитание Денвера зависит от этих людей, кочевников, — рассуждал Валентайн, — то, возможно, это первый шаг в кампании против них. И тогда понятно, почему они напали на Форт-Роулинг. Это была проба сил.

— У нас есть шанс увидеть, как они действуют, — сказала Дювалье. — Их организацию, разведку, подготовку к атаке. Выяснить все об этих вооруженных Жнецах. Есть ли у них артиллерия? Похоже на то, что у «Ломаного креста* своя авиация, пусть даже это всего один самолет. Командованию Южного округа необходимо знать, что за угроза надвигается.

Валентайн предчувствовал еще одну, куда более важную битву. В нем подспудно боролись чувство долга и жалость, собственная совесть и требования Устава. Но сейчас он недолго терзался сомнениями. Слишком много жизней было поставлено на карту.

Ветер растрепал его волосы. Он стянул их в хвост, и в этот самый момент принял решение. У него как будто груз упал с души. Он выпрямился:

— Али, именно так нам и следует поступить. Но прежде всего мы должны предупредить этих людей.

Они спрыгнули с поезда, когда он замедлил ход, взбираясь на холм к востоку от Огаллалы. Вместо того чтобы тут же нырнуть в кусты, они помахали на прощание железнодорожникам из тормозного вагона. Те, улыбаясь, помахали в ответ.

— Это всегда так забавно, — сказал Валентайн, вытаскивая колючки из волос и подхватывая рюкзак. — Ты как, в порядке?

— Это не привело тебя в чувство? — спросила она, переодеваясь в грязную походную одежду.

По крайней мере, она снова с ним разговаривала. У них вышла ссора, и она перестала с ним разговаривать, когда он спросил, может ли она спокойно смотреть на смерть ее друзей, поставляющих скот в Денвер.

— Нет, Али, я не говорил, что ты тоже должна идти. Я этого не предлагал. Одна пара глаз видит столько же, сколько и две. Ты можешь следить за «Ломаным крестом», а я попробую дать знать людям в Дюнах.

— Нет, ты не это предложил. Ты сказал: «Мы должны предупредить этих людей». «Мы» — это множественное число, мистер профессор.

— Ладно, я надеялся, что ты захочешь пойти со мной. В конце концов, это ты с ними знакома.

— Это безответственно. То, что мы здесь делаем, дьявол, — вот что действительно важно. Ведь Южный округ пребывает в уверенности, что «Ломаный крест» — просто еще одна шайка Квислингов. Я взяла тебя с собой, потому что, читая твои рапорты, решила — ты не меньше моего беспокоишься обо всем этом. А теперь ты хочешь отправиться в Дюны, где мы будем иметь де ло не более чем с последствиями их атаки, вместо того чтобы заранее ее просчитать, узнать их численность, стратегию.

По ее лицу текли слезы.

— Я люблю этих людей, Вал. Они хорошие, но не единственные такие. В тех вагонах — целые семьи, Валентайн. Очень скоро они умрут. И мы с этим ничего не можем поделать. Это убивает меня. А ты хочешь теперь пожертвовать и нашими с тобой жизнями. Мы служим Южному округу. Разве мы не должны в первую очередь предупредить командование? Ты что, не давал присягу, когда становился офицером, или Волком, или кем там еще, когда вступал в Сопротивление?

— Если я успею их предупредить, они, может, сумеют спрятать детей. Мы… ладно — я… я просто обязан сообщить им об угрозе. — Он покрепче ухватил рюкзак. — Я иду туда. Даже если ты захочешь остановить меня.

Они уставились друг другу в глаза.

Дювалье отвела взгляд и посмотрела на грязь под ногами, ковырнула землю кончиком посоха. Затем перехватила его покрепче посредине, и на секунду Валентайну показалось, что она готова его ударить. Она больше не плакала. Казалось, даже почувствовала облегчение.

— Ладно, Дэвид. Мы предупредим их. Но и только.

Коты решили рискнуть и перебраться через Норт-Платт днем, чтобы как можно скорее вступить в схватку со временем и смертью.

Переправа оказалась несложной: в это время года грязно-коричневая река сильно обмелела. Они углубились в край песков в том месте, где на обломках плотины Кингсли висело объявление: «Опасная зона. Нарушителей ждет немедленное наказание*. Несмотря на то что дамба была уничтожена, они сумели переправиться, не замочив ног выше колен. Несколько рыболовов, видимо из Огаллалы, удили на берегу. Если часовые из засады и заметили парочку Котов, военный бронежилет Валентайна, вероятно, сбил их с толку, и они не открыли огонь.

Вместо того чтобы сразу же скрыться в дюнах, что было бы подозрительно, Валентайн решил пройти вдоль берега Платта, поросшего березами и тополями.

Немного передохнув, они обнаружили, что по перелескам, идя параллельно старому 61-му шоссе, можно незаметно пробраться на север Дюн.

Валентайн прибавил шагу. Он взял у Дювалье ее рюкзак, так что она, не имевшая опыта Волка, год за годом совершавшего длинные забеги, налегке могла поспевать за темпом Валентайна.

Коты бежали по холмам, изо всех сил стараясь, чтобы их не заметили. На закате они сделали привал, чтобы отдохнуть и полюбоваться заходящим солнцем во всей его красе. Валентайн и раньше бывал в местах, откуда открывались взгляду бескрайние просторы, но было в этом волнующемся море жухлой травы и комьев земли что-то особенное, вечное.

— Странно, — сказала Дювалье. — То, что мы сейчас делаем, в общем, полная глупость. Безнадежная затея. А я чувствую какое-то облегчение. Как будто вот-вот тебя расстреляют и уже поздно беспокоиться.

Валентайн посмотрел на нее, массируя уставшие ноги. Заходящее солнце придавало ее коже золотисто-медный оттенок.

— Нет, это не так. Ты поступаешь правильно. Когда я был еще ребенком, вся моя семья погибла, а меня взял на воспитание человек, работавший учителем. Он заставлял старшеклассников читать про Холокост. Холокост был…

— Я знаю, что такое Холокост, — сказала Алиса без обычного раздражения. — Генеральная репетиция всего ВОТ этого.

— Он делал это по двум причинам. Одна из них — показать, что были люди, которые прошли через такие же испытания, как наши, и выжили. Хотя на границе Миннесоты тогда было не так уж и плохо. А другая причина состояла в том, чтобы мы поняли: зло, даже если оно кажется всесильным, в конце концов неизбежно терпит поражение. Он говорил, что зло — как бешеное животное: оно очень опасно и должно быть как можно скорее уничтожено, но даже если с ним не удается справиться с помощью внешней силы, болезнь убьет его изнутри. Возвращаясь к одной из тех книг о Холокосте, которые я прочитал: все началось с дневника одной маленькой еврейской девочки. Ее убили, но дневник сохранился. В нем говорится о людях, которые помогали евреям — и не только — прятаться и спасаться от нацистов. Этих людей потом спрашивали, как они отважились на это, зная, что нацисты убивают всех, кто помогает евреям. Они отвечали, что тут вовсе не требуется отваги. Это был тот выбор, который легче всего сделать. Поступая правильно, они сохраняли человечность. Я думаю, они черпали силы в том, что сохраняли самоуважение. Тот, кто поступает по совести, по-настоящему силен.

Валентайн развязал свой старый кисет и достал маленькую каменную пирамидку, чтобы она подзарядилась от вечерних лучей солнца.

Дювалье взглянула на пирамиду.

— Тебе когда-нибудь приходило в голову, что Ткачи жизни — ангелы?

— Что? Ну… нет. Ну ты и сказала! То есть что ты имеешь в виду?

— Когда я впервые попала в Свободную Зону и Кот по имени Рурки стал мне заместо отца, он повел меня к Рю. Стоял солнечный день, и на нем была та самая белая набедренная повязка, в какой он ходит обычно. Только тогда он был обернут во что-то еще, тоже белое. Я помню, как смотрела на него, когда что-то в вышине, казалось, вдруг воодушевило его. Он повернулся и распростер руки. И внезапно я увидела у него нимб и большие белые крылья, вырастающие из спины. Конечно, это была всего лишь шаль или что там еще и солнце в волосах.

— Смешно думать, что кто-то вроде ангелов создает убийц. Ткач, который превратил меня в Волка, говорил, что не такие умелые воины, как берсерки, а только люди, переполненные ненавистью и яростью, способны победить куриан. Так, во всяком случае, я запомнил. В целом его речь была довольно путаной.

— От Рю я ничего подобного не слышала. Он всегда кажется таким, — она подыскала слово, — одиноким. Одиноким и печальным.

Вал пожал плечами:

— Хочешь немного передохнуть?

— Я думаю, это тебе нужен отдых. Ты несешь почти весь наш багаж, да еще это жуткое ружье и боеприпасы.

Когда-то в полку мы называли себя не Волками, а мулами. Они избрали нас для выхолощенной жизни на износ.

Он растянулся на траве, подложив под голову плащ вместо подушки.

— Я справлюсь.

— И все-таки ты тащишь слишком много, — сказала она и, неожиданно наклонившись, поцеловала его в лоб.

Он открыл один глаз.

— Хорошо, что ты не сделала это, когда была в тех шортах и лифчике. А то я бы очень убедительно исполнил свой долг новобрачного.

— Раскатал губу, Валентайн, — сказала она, метнув в него ореховую скорлупу (они по дороге прикупили Целый мешок орехов).

— Хотел бы я видеть, как ты покупала тот красный лифчик. Я бы хранил это воспоминание, как сокровище. Никто в Холле мне не поверил бы. Полагаю, ты сожгла улику.

— А я и не покупала его в Линкольне. Я просто нашла лифчик в разрушенном складе в Амарилло год назад. Он висел на пластмассовой вешалке, все еще в обертке из папиросной бумаги и целлофана. Он мне пришелся впору, и я решила сохранить его до того времени, когда уже будет не справиться с сиськами.

Он рассмеялся:

— Ты целый год таскала с собой повсюду красный лифчик?

— Пусть это будет моим маленьким секретом, о'кей? Тебе, мужику, не понять, как много значит хороший лифчик.

— Твои маленькие секреты были отлично видны под той джинсовой жилеткой.

— Кретин.

— Сучка.

— Не будь ослом — отдохни. Нам через час выходить.

Через день они набрели на широкую тропу, ведущую на восток. Колеса фургонов и лошадиные копыта оставили четкий след на поросшей травой дюне.

— Не нужно быть Красным Облаком, чтобы взять этот след, — сказал Валентайн, столкнув комок грязи в колею, чтобы увидеть, насколько она глубока.

— Красным чем?

— Красным Облаком. Он был вождем племени сиу. Так говорила моя мама, когда я, бывало, насвинячу в кухне.

Она наклонила набок голову и улыбнулась.

— У тебя есть ее фотография?

— Только в памяти.

— Держу пари, у тебя ее волосы.

Валентайн лишь пожал плечами, и они пошли по следу. Донесшееся издалека в вышине жужжание заставило их укрыться. С юга приближался маленький самолет, который они видели в депо «Ломаного креста».

— Теперь нам не выиграть время, — сказала Дювалье, глядя на самолет-разведчик. — Этой штуке надо не больше часа, чтобы проделать путь, на который у нас ушло несколько дней.

Как только аэроплан скрылся на севере, Валентайн и Дювалье направились дальше в Дюны но следам, оставленным множеством людей и животных. Они прошли быстрым маршем около часа, затем сделали пятнадцатиминутный перерыв, потом снова пустились в дорогу. Спустя шесть часов даже Валентайн почувствовал, что в горле у него пересохло, а ноги стерлись. Дювалье, которая стонала всякий раз, когда они снимались с привала, эти самые тяжелые мили преодолевала молча.

Был уже вечер, когда они заметили впереди на тропе двух всадников, замыкавших арьергард каравана. Они двигались осторожно, избегая открытых мест, то и дело останавливая лошадей, оглядываясь и прислушиваясь.

— Это и есть кочевники, — заметила Дювалье, возвращая бинокль Валентайну.

Теперь они бежали, уже не таясь, пытаясь нагнать всадников.

Те очень скоро их заметили и повернули лошадей им навстречу. Оружие Валентайна висело на плече. Дювалье держала только свой посох.

Всадники с винтовками на бедре осадили лошадей и ждали развития событий.

— Ближе не подходи, солдат, — велел один из них из-под широкополой ковбойской шляпы. — Ты кто, дезертир?

— Послушайте, — вмешалась Дювалье, он — не солдат. На нем форма убитого военного — для маскировки. К какому клану вы относитесь?

— Семь Полос. Рад, что ты здесь не новичок, маленькая леди. А ты из какого клана?

— Последний раз, когда была здесь, кочевала с Крыльями Орла. Нам бы поговорить с вашим старшим погонщиком.

— Как приятно встретить брата-кочевника, особенно такого симпатичного. А твой парень умеет говорить или ему язык отрезали?

— Еще как умею, приятель. Просто хотел посмотреть, откуда ветер дует.

— Да здесь всегда с запада на восток, — сказал второй всадник. Его рот скрывали длинные усы.

Человек в шляпе ухмыльнулся.

— Боюсь, до фургонов вам еще шагать добрых пару миль, — сказал он. — Но мы вас до них проводим.

Они направили лошадей по тропе.

— Семь Полос, — тихо пробормотала Дювалье. — Не самый большой клан, но, как сталь, закаленный. Они держатся ближе к границе. Ходит слух, что они торгуют с «Джеками», но пусть бросит камень, кто сам без греха. Многие кочевники так или иначе это делают.

— А как насчет твоих Крыльев Орла? — спросил Валентайн.

— Нет, у них с курианами нешуточная вражда. Слишком много воспоминаний о военном прошлом предков. И слишком много потерь во время перегона скота в Денвер. Но в общем все неплохо: Семь Полос не станут обижать Орлов. Это было бы трудновато, ведь Орлы — самый крупный кочевой клан. Здесь время от времени возникают споры из-за зимних пастбищ, и Семь Полос не захотят наживать врагов.

Они нагнали стадо, в основном состоящее из коров и в качестве усиления — парочки длиннорогих быков. Где-то впереди маячила вереница из двух десятков фургонов. Ковбой с желтой, повязанной вокруг шляпы банданой перемолвился с разведчиками и подъехал к Котам:

— Вы хотите видеть старшего погонщика, так? Что это за важные сведения, чтобы мистер Лоусон тратил на вас время?

— Хорошо бы, мистер Лоусон мог сам сделать выводы на сей счет, приятель, — сказал Валентайн.

— Ты мне не друг, невежа. А вот с вами, мисс, мы подружимся.

Дювалье пожала ему руку:

— Мистер, мы проделали долгий путь. Пожалуйста, проводите нас к старшему.

— Поеду спрошу. Сделаю все возможное. Ковбой поджал иссушенные солнцем губы. То ли он был так осторожен по собственной инициативе, то ли следовал жестким инструкциям.

Старший погонщик очень занятой человек. Откуда вы идете?

— Из Курианской Зоны на юг, — сказала Дювалье. — Но я как-то сопровождала Крылья Орла.

Казалось, это известие смягчило ковбоя.

— Скоро вернусь, — бросил он, пуская лошадь рысью в сторону фургонов.

Ночь накрыла травянистые холмы. Повара Семи Полос уже дали сигнал к ужину, когда Валентайн и Дювалье наконец добрались до стоящих свободным кругом фургонов. Им пришлось томиться ожиданием в окружении коров, пока ковбой с желтой банданой не вернулся с известием, что старший погонщик Лоусон их примет.

Лоусон оказался широкоплечим мужчиной, с глубоким шрамом на лбу, отчего его бровь казалась постоянно приподнятой от удивления. Задняя дверь фургона служила ему одновременно чем-то вроде парты и обеденного стола, и он как раз вонзил зубы в подкопченный кусок мяса, когда их представили ему.

— Парень, ты можешь снять свой жилет. А то кто-нибудь из моих ребят выпалит в тебя, просто по привычке.

Валентайн стянул бронежилет, чувствуя себя без его тяжести почти голым.

— Я слышал, вы оба кочевали с Орлами?

— Только я, — уточнила Дювалье. — И сейчас хочу поскорее вернуться к ним. Похоже, куриане планируют на вас серьезный поход из Норт-Платта.

— У-ф… — выдохнул Лоусон. — С чего вы это взяли?

— Большие силы выгрузились из поезда в Норт-Платте. Там и Жнецы, и гроги, все вооружены, как на медведя. Даже у Жнецов ружья.

— О, вот это да! Черепа с ружьями! С каких это пор?

— Мы оба это видели. У них теперь новая тактика. Они сейчас ведут разведку и скоро нанесут удар. Вы не замечали здесь самолет-разведчик?

Лоусон внезапно забеспокоился:

— Э-э… Ну, в общем, он кружил тут пару раз. И вы думаете, они хотят напасть на нас? На Семь Полос, я хочу сказать?

— Мы этого не знаем, — сказал Валентайн. — Мы просто хотим предупредить вас.

Лоусон почесал подбородок. Судя по щетине, он брился не чаще раза в неделю. И еще реже мылся, как подсказал Валентайну его чувствительный нюх.

— Нам правда необходимо добраться до Крыльев Орла, — сказала Дювалье почти умоляющим тоном. — Понимаю, что просим многого, но если бы вы одолжили нам пару лошадей… Нам нечем вас отблагодарить. Разве что несколько сигар, немного чая.

Старший погонщик уставился на них, прищурившись и втянув щеки.

— Такая симпатичная леди, как ты, всегда может что-то предложить.

Валентайн увидел, как на шее Дювалье напряглись жилы. Она вперилась взглядом в старшего погонщика. Он первым отвел взгляд.

— Однако милосердие всегда было моей второй натурой. О'кей, похоже, я недосчитаюсь двух лошадей. Поступим так: если то, что вы рассказали, правда, то, по моему разумению, эта информация стоит пары лошадей. А если вы ошиблись, то я, конечно, испытаю облегчение, но потребую назад либо лошадей, либо оплаты. Скажите мистеру Хендриксу из клана Крылья Орла, что пара рыжих телят из его стада будет подходящей ценой. Ну что, по рукам?

Валентайн переглянулся с Дювалье.

— По рукам, — ответили они хором.

— Я даже дам вам одеяла вместо седел. Простите, но ничего лучше предложить не могу, хорошую упряжь здесь не найти. Уж в чем в чем, а в коже у нас недостатка нет, но вот хорошие мастера по седлам — редкость.

— Вы не подскажете, где нам найти Орлов? — спросил Валентайн.

— Но вы ведь не поедете прямо сейчас? Через час стемнеет.

— Боюсь, что поедем, сэр, — вздохнул Валентайн.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете. Скакать верхом в темноте — верный способ загубить лошадь. Орлы — примерно в сорока милях на северо-запад. Сейчас время отела, так что они пока на приколе, там, где достаточно воды и леса, у подножия одного из холмов.

— И где это?

— Ступайте прямо на северо-запад, пока не доберетесь до горы, очень большой — все десять, а то и пятнадцать миль длиной. Если наткнетесь на ручей, сверните влево, если нет — то вправо. Они расположились как раз у истока этого ручья. Стада вы увидите издалека — у Орлов их тысячи голов.

— Спасибо, сэр, — сказала Дювалье.

— Удачи вам, мистер Лоусон, — добавил Валентайн.

Лоусон прокричал несколько приказов, и его люди бросились их исполнять.

— Ты отличный дипломат, Смоки, — сказал Валентайн, когда они покинули фургон Лоусона в сопровождении одного из всадников. — Никогда бы не подумал, что ты на такое способна.

Она сжала его руку:

— Ты не поверишь, как я умею заговаривать зубы, когда мне надо куда-то попасть.

Они выехали на закате, держа курс на северо-запад. Желудок Валентайна отставал от сознания, и у него все переворачивалось внутри от усталости. К тому же прибавилась еще одна забота. Он сказал о ней вслух, когда они слезли ненадолго со своих импровизированных седел из одеял и всякого тряпья, чтобы дать отдохнуть лошадям:

— Вот чего я не понимаю, Али: как он узнал, где именно находится лагерь Крыльев Орла? Они ведь останавливаются каждый год в разных местах, верно? И ты сказала, что Семь Полос и Орлов даже не назовешь друзьями.

Она на минутку задумалась, затем покачала головой:

— Валентайн, их всадники отъезжают довольно далеко. Охотятся, сгоняют отбившийся скот. А иногда, насколько я знаю Семь Полос, и прибирают к рукам заблудившуюся скотину других кочевников. Он ведь дал нам лошадей, так? Если б он был пособником «Ломаного креста», на что ты, похоже, намекаешь, почему бы ему не выдать нас сразу, мертвыми или живыми? У них в фургонах по меньшей мере двадцать ружей. И будь уверен, его люди знают, как ими пользоваться. У нас не было бы шансов. Прекрати паниковать. Семь Полос, конечно, весьма сомнительный народ, но я никогда не слышала, чтобы одна группа кочевников предавала другую. Любой другой кочевой клан наказал бы их за это. Я хочу сказать, что смерть…

— Все, хватит. Твоя взяла. Иногда надо, чтобы тебя кто-то выслушал, чтобы пережевать все доводы и отбросить сомнения.

Несколько миль тяжелого перехода через Дюны помогли Валентайну отбросить тревожные мысли. В конце концов он убедил себя, что беспокойство, которое внушили ему Семь Полос, проистекало от недосыпа.

Они сделали привал на пару часов, но костра не разводили, решив, что отдых им нужнее горячей пищи. Дювалье подбодрила его, пообещав горячее мясо, как только они найдут лагерь Орлов. Пока лошади щипали траву, они слегка подкрепились содовой, крекерами и сыром, что напомнило им о первом совместном походе.

К вечеру следующего дня они заметили конечную цель своего путешествия. Лоусон не обманул, говоря о горе. Покрытая травой громадина, как девятый вал, нависла над вереницами и группками деревьев у ее подножия. Стада были разбросаны по долине и крутым склонам холма.

Валентайн изучил холм в бинокль. И наконец разглядел его, неправильный треугольник из фургонов, на пригорке у подножия дюны. Основание треугольника выгнулось в виде арки, а его вершина вытянулась вдоль склона. На вершине горы, как корабельная мачта, высилось одинокое дерево, и на его макушке сидел часовой. Валентайн одобрительно присвистнул.

— Тут нет и половины, Вал, — сказала Дювалье. — У них есть еще стада, которых нам не видно. Если пересчитать все семьи, то здесь окажется больше шестнадцати сотен человек. И на каждого из них приходится по пять коров.

— Как насчет обещанного бифштекса? — напомнил Валентайн, водя биноклем по рыжим и бело-рыжим стадам.

— Мы как раз вовремя, — ответила она, понукая лошадь. Жеребцы припустили рысью, почуяв в огороженном треугольнике себе подобных.

Вблизи лагерь производил еще более сильное впечатление. Сотни повозок образовали стену, внутри которой, на пригорке, бил родник.

— У них есть три типа фургонов, — пояснила Дювалье, пока они пробирались между стадами. Лишь пара быков уставились на них, большинство же коров не обратили никакого внимания. Валентайн отметил, как много здесь новорожденных, еле стоящих на ногах телят, которые неотступно следовали за своими мамашами. — Большинство Орлов живут в маленьких фургонах-домиках, это, как мне сказали, цыганские кибитки (кем бы эти цыгане ни были). Нет, пожалуйста, Вал, не надо сейчас уроков истории! В них впрягаются лошади. Помимо этого, есть грузовые повозки — те, у которых большие задние колеса, а передние поменьше. Их, из-за тяжелого груза, тянут быки, порой по шестнадцать на повозку. Стена, которую ты видишь, составлена как раз из них. И из длинных боевых фургонов. В них запрягают ломовых лошадей. И когда кочевники останавливаются где-нибудь дольше чем на день, они сооружают укрепления. Боевые фургоны снаружи обиты металлическими листами, а между ними — окна с двойными стеклами и бойницами для винтовок. Пространство между алюминиевыми листами заполняется песком. Даже дети в этом участвуют. У них для этого есть специальные маленькие лопатки и ведерки. За один вечер они способны поставить вполне внушительную стену, сцепив фургоны между собой. А за пару дней успевают вырыть траншеи и окончательно укрепить стену.

Когда они подошли ближе, Валентайн увидел, что на практике представляет собой укрепление из боевых фургонов. Треугольный форт был даже снабжен маленькими мини-фортами по углам. Группы из четырех фургонов возвышались наподобие башенок на стене замка, отмечая главные ворота.

— Поддерживать огонь — забота подростков, — продолжала Дювалье. — Когда я рассказываю это тем, кто имеет детей, они только смеются. Кочевники рубят деревья для костров только в крайнем случае, они используют опавшие листья, сломанные ветки. Хотя когда они только начинали кочевать, порубили слишком много леса и завалили им всю округу. Так что теперь они берегут лес. Они и коровий навоз используют. Смешивают его с травой, ветками, листьями и прессуют в сухие брикеты. Получается хорошее топливо, почти без дыма. Подбирать все, что попадется под руку, и превращать в топливо — вот занятие для молодняка от двенадцати до шестнадцати лет, потом они уже считаются достаточно взрослыми для собственных лошади и ружья. Когда кочевники разбивают лагерь, они сажают помидоры, картошку, горох. И если снимаются с места, не успев собрать урожай, ставят колышки. Это у них называется «оставить на будущее». У Орлов есть кланы-союзники. Это группы семей, отделившихся, чтобы создать собственный клан. Такое происходит примерно раз на одно поколение. Иначе эти караваны разрастаются так, что им уже не прокормиться.

Валентайн отметил, что никто из лагеря не выехал к ним навстречу поинтересоваться, чего ради они явились. Люди, пасшие коров, лишь посматривали на них из-под полей фетровых шляп. По всей видимости, часовой на наблюдательной вышке давным-давно дал знать, что приближаются незнакомцы.

Широкий проем в стене из фургонов также служил водостоком из ручья, питавшего лагерь. Он бежал по каменистому ложу и исчезал, петляя, среди деревьев на восточной стороне. Коты спустились с горы и направили лошадей к дальнему холму лагеря. После прочитанной Дювалье лекции Валентайн был готов к вони от горящего навоза, но пахло лишь людьми, готовящейся пищей и скотом. Он с восхищением рассматривал устройство лагеря, траншею, укрепления.

Долговязый мужчина с тонкой бородкой и в пыльной шляпе, махая рукой, вышел поприветствовать их. Он узнал Дювалье и улыбался.

— Разрази меня Бог, если это не Рыжая Малютка из Канзаса! — воскликнул он, топнув ногой и, как конь, тряся головой. — Уж три года минуло, сестра.

— Привет, Дьякон. Я вижу, ты по-прежнему мастер по крестинам. Я тут привела еще одного южанина. Это Дэвид Стюарт, он вообще-то из Миннесоты. У нас была трудная дорога, не окажете гостеприимство?

— Крылья Орла гарантируют вам это, тебе и твоему брату. С радостью, Рыжая Малютка, с радостью.

— Кроме того, нам надо поговорить с тобой, старшим погонщиком и с кем-нибудь еще, имеющим отношение к общей обороне.

— Это как-то связано с тем самолетом, который пролетал тут недавно?

— Да, Дьякон.

— Едва я увидел самолет, сразу понял — это дурной знак. Поговорим позже, женщина. Что это ты тощая, как кочерга? Пойдем-ка в лагерь и запихнем в тебя побольше еды. Эй, пацан, иди сюда! — крикнул он костлявому мальчишке, который уставился на незнакомцев. Он тихо сказал что-то парнишке, и тот побежал выполнять поручение.

Они прошли через баррикаду из фургонов. За внешней стеной находился второй, меньший круг, составленный из грузовых повозок и жилых кибиток. В конюшне стояли лошади, а на импровизированном заборчике висели седла. Валентайну стало ясно, что за считаные минуты сотни людей могут сняться со стоянки. Под другой широкой дугой лагерной стены укрывалось от ветра множество быков, и еще больше их паслось за стеной.

— Скотина — это, должно быть, ваше второе «я», — заметил Валентайн.

— От нее зависит наша жизнь, — согласился Дьякон. Они прошли мимо женщин, которые стирали в ручье.

Между кибитками были натянуты веревки, на них сушилось, хлопая на ветру, чистое белье. В центре второго составленного из фургонов круга высился еще один столб, с часовым на смотровой площадке, а над ним — флаг с эмблемой клана: буревестником или, может быть, «крылышками» Военно-Воздушных Сил США.

Пока Коты в сопровождении Дьякона вели своих лошадей вглубь лагеря, к ним пристроился хвост из любопытной детворы и собак. Хотя дети были одеты в потрепанные обноски, выглядели они здоровыми и энергичными.

— Вдова уже знает, что мы к ней идем, — сказал Дьякон. — С тех пор как в апреле мистера Хендрикса унесла лихорадка, упокой Господи его душу, всем у нас заправляет миссис Хендрикс. У них, если ты помнишь, Рыжая Малютка, есть сын и дочь — Джош и Джослин, оба выросли прекрасными людьми. Славная женщина. Трудно было заменить старого старшего погонщика, но его отсутствие если кто и почувствовал, то только в сердце.

Миссис Хендрикс, на взгляд Валентайна, совсем не походила на старшего погонщика. Она скорее напоминала вашу любимую тетушку, которая печет вкуснейшие вишневые ватрушки с хрустящей корочкой. Одета она была в простое платье и передник, в карманах которого можно найти все, что угодно, — от ручки и блокнота до ножниц. Ее золотистые волосы были собраны в пучок на затылке, у нее были мясистые, покрасневшие от работы руки, полные бедра и румяные щеки. Единственное, что было у нее твердого, так это взгляд.

Завидев гостей и Дьякона, она помахала рукой какой-то молодой женщине, вышедшей из кухонного закутка с деревянными тарелками в руках. Длинный стол, покрытый скатертью в сине-белую клетку, был уставлен горячей, с пылу с жару, едой, а также кувшинами с водой и травяным чаем.

— Бедняжки мои, голодные. У нас сейчас как раз в разгаре праздник отела, так что попробуйте это жаркое на ребрышках, и посмотрим, что вы скажете. Дорис, как там горох? — Она снова повернулась к гостям. — Умойтесь вон в той бадье, да не жалейте мыла. А потом расскажете, что вас привело сюда. Рыжая Алиса, тебя я помню, встречались несколько лет назад. А вот молодой человек у нас впервые, так ведь? Уж не вышла ли ты замуж?

— Порой мне кажется, что так оно и есть. — Веснушчатые щеки Дювалье слегка покраснели. — А порой он мне как сын. Все время задает вопросы.

Валентайн вымыл руки и, повинуясь знаку хозяйки, перешагнул через скамейку и уселся на нее. У него потекли слюнки, и он поспешил потянуться за ножом и вилкой. Однако Дювалье схватила его руки и сложила их у него на коленях. Дьякон, сидящий в торце стола, склонил голову.

— Святой Отец, возносим благодарность за все то, что Ты ниспослал нам, — Он поднял голову. — Бог мой, выглядит аппетитно. Приступим.

Валентайн был согласен с ним на все сто.

Когда с ужином было покончено, обеденный стол превратился в место проведения военного совета. От горячей еды Валентайна разморило, захотелось спать. А вот Дювалье благодаря какому-то внутреннему источнику энергии оставалась, как обычно, свежей. Валентайн изо всех сил старался брать с нее пример.

«Рыжая Алиса» в нескольких кратких фразах изложила суть грозящей опасности, те сведения, которые она узнала о «Ломаном кресте» в Оклахоме, и их предположение, что на Дюны планируется нападение.

Вдова Хендрикс слушала рассказ, не выдавая эмоций, и только печально качала головой, когда Дювалье описывала смерть Калтаджироне и его Волков, а также резню в Колорадо. Ее сын Джош и дочь Джослин, присоединившись к ним, тоже внимательно слушали. Вальдрон, механик лагеря, который выглядел так, как будто в нем застрял кусок длинного рога, задавал толковые вопросы. Командир конного конвоя, молодой человек с почти детским лицом, по имени Дэнверс, который гордо заявил, что на земле он чувствует себя на восемь лет, а в седле на восемнадцать, хотел узнать в подробностях о вооружении «Ломаного креста».

Вокруг стола собрались и другие члены Крыльев Орла — они слушали, кто стоя, кто сидя за столом или на корточках. Старшая погонщица была не единственной, державшей эмоции при себе. Остальные тоже хранили уважительное молчание, взвешивая каждое услышанное слово, а те немногие, кто задавал вопросы, поднимали руки и ждали своей очереди, как послушные школьники.

— Хотел бы я больше знать о том, что нам противостоит, — сказал Валентайн в ответ на вопрос Дэнверса.

— Пока мы имели дело лишь с их артиллерией, — поведал Вальдрон. — И всякий раз, как их вояки применяли ее в Дюнах, они терпели поражение. У нас тут в лагере есть парочка таких орудий, но стрелять можно только из мортир, из других нечем. Против авиации или бронесил нам не устоять, но если что-то из этого До сих пор производят, до Небраски это вооружение не дойдет.

Валентайн кивнул. Дювалье немного рассказывала ему о том, как поднятые по тревоге кавалерийские отряды кочевников выстраиваются и набрасываются на врага, как стая воробьев на ястреба, а потом моментально рассеиваются, оставляя полицаям лишь следы подков да свист ветра.

— Эти сволочи ни черта не могут организоваться, а то они бы давно с нами покончили, — сказал Джош Хендрикс.

Одежда юнцу была явно не по росту — его долговязое тело вылезало из всех прорех.

— Последи за языком, Джош, — оборвала его мать. — Не выражайся. Я тебя этому не учила.

— Простите. Но однажды этот убл… этот негодяй из Скотсблаффа сунулся к нам со всей своей сворой, собирался захапать все аж до самой Ниобрары. И у него вроде все складывалось о'кей, пока его кузен из Шайенна не ударил ему в зад. Я слышал, он потерял половину своих владений. С тех пор только и думает, как бы сохранить остатки. Не вижу, как эта шайка может напасть на нас. Только не они.

С наступлением темноты с южного конца лагеря, от ворот, начали зажигаться костры и заиграла музыка.

— У нас все-таки праздник, — напомнила миссис Хендрикс. — Надеюсь, вы, молодежь, разделите наше веселье, хоть и устали скакать верхом.

— Нам бы немного поспать, мэм, — сказал Валентайн.

— Ну, тогда не будем вас задерживать. Нам нужно обсудить то, что вы нам рассказали, и решить, как поступить. Пусть веселая музыка не сбивает вас с толку — мы восприняли ваши слова всерьез. Сегодня ночью мы вышлем дополнительный конный дозор и поставим больше людей на стены. Будьте добры, оставайтесь у нас, сколько захотите. Джослин, проводи наших друзей в гостевой фургон.

Поднялась мускулистая молодая женщина. Джослин Хендрикс носила мужскую поношенную одежду из молескина, повязав каштановые волосы красным шейным платком. Она вышла из-за стола и встала чуть позади Котов.

— Спасибо за обед, миссис Хендрикс, — поблагодарил Валентайн, допивая остатки молока.

— Да, угощение было на славу. Спасибо и за постель. Вы так хорошо нас приняли, — поддержала его Дювалье.

Они, петляя, прошли сквозь лабиринт из фургонов, навесов, бельевых веревок и костров.

Джослин остановилась возле маленькой лесенки и двери, ведущей в стоявший особняком жилой фургон.

— Меня будут спрашивать, каковы наши шансы. Что мне им ответить? Они будут тревожиться за детей.

Валентайн посмотрел на Дювалье, та пожала плечами.

— Я не могу посоветовать вам, что нужно отвечать, мисс Хендрикс, — сказал Валентайн. — Но если есть безопасное место, куда можно увести детей, я бы сделал это прямо сейчас. Жнецы, когда захотят, передвигаются по ночам очень быстро. Они уже сегодня могут быть здесь.

— По крайней мере, эту ночь мы проведем с вами, — добавила Дювалье. — Я думаю, что если кто и может разгромить их в Дюнах, так это ваш клан.

Джослин провела их в уютную кибитку, с койками, шкафчиками и встроенной раковиной.

— Там в кувшине вода, — пояснила она. — На матрасах, набитых конским волосом, — свежее белье, а в углу — ведро, если вам не захочется идти к яме. Перед тем как идти спать, я позабочусь о ваших лошадях, сейчас они в северном стойле. Танцы продлятся до полуночи. Вы точно не хотите присоединиться? Многие из наших были бы рады пообщаться с гостями издалека.

— Мы двое суток провели в пути, — сказал Валентайн. — Уверен, вы нас простите.

— В другой раз, — добавила Дювалье.

— Тогда завтра вечером, — улыбнулась Джослин, закрывая за собой дверь.

Дювалье положила возле себя саблю.

— Если завтрашний день наступит, Вал.

Их сон без сновидений не потревожили ни сигналы тревоги, ни шум атаки. Валентайн услышал осторожный стук в дверь и через мгновение открыл глаза, щурясь на пробивающийся в окно свет.

Дверь открылась, и вошла миссис Хендрикс с подносом в руках.

— С добрым утром, — нараспев прошептала она. — Вы уже проснулись? Я тут кое-что принесла, это поможет вам открыть глаза.

Валентайн только сейчас понял, что заснул одетым, и виновато посмотрел, в каком беспорядке его простыни. Дювалье потянулась за рубашкой и, свесив ноги с нижней койки, зевнула.

— Я подумала, что лучше убить двух зайцев одним ударом, и принесла каждому из вас по паре сосисок, хлеб и чай. Ночью ничего не случилось. Мы допоздна совещались и решили рассредоточить людей и скот. Мы отправили посыльных в другие лагери, чтобы предупредить их и попросить прислать сюда сколько они смогут вооруженных мужчин. Из того, что вы нам сказали, получается, у нас нет другого выхода выстоять, как объединиться.

— Как быстро они смогут подойти? — спросил Валентайн.

— Потребуется несколько дней. Дюны велики, и летом мелкие кланы уходят как можно дальше. Если войска нападают на нас, то обычно между маем и сентябрем.

Валентайн снял со своего завтрака салфетку и принялся за еду. Дювалье потягивала чай, глядя в окно и прислушиваясь.

— Чем мы можем помочь?

— По моему разумению, вы и так много сделали. Но если можно, походите по лагерю, поговорите с людьми, расскажите им поподробнее об этих Жнецах. Мы с ними не имели дела, а то, что про них знаем, пугает.

Дювалье кивнула:

— Сделаем все, что сможем.

После ухода старшей погонщицы она взглянула на Валентайна:

— Мне самой страшно.

— Вот не думал услышать такое от тебя.

Она умылась и вытерла лицо полотенцем.

— А теперь услышал, и прими это к сведению.

Валентайн пожал плечами:

— Вал, мы предупредили их. Давай смываться.

— Я остаюсь. У тебя больше опыта во всем этом. Тебе будет лучше без меня.

— Остаешься? То есть дезертируешь?

— Остаюсь, чтобы сражаться вместе с ними. Мы уже это обсуждали.

Она понизила голос на случай, если кто-то подслушивал их снаружи:

— Мне казалось, что, когда ты их увидел, должен был понять, что здесь достаточно ружей и твое присутствие в любом случае ничего не изменит. Или же ты увидишь, что у них нет шансов.

Валентайн на минуту задумался. Он боялся предстоящей схватки, но в то же время стремился к ней.

Хочу ли я умереть?

— Все, я умываю руки. Ты безнадежен, Валентайн. Не удивительно, что твой капитан отдал тебя под трибунал.

Она, должно быть, заметила боль в его взгляде, потому что ее тон смягчился:

— Прости. Пусть ты и заслужил это, я не должна была так говорить. Мне нужно будет выклянчить припасов на дорогу. Подумай об этом до моего отъезда.

Валентин провел весь день с Вальдроном, механиком лагеря, проверяя имеющиеся средства обороны и пытаясь забыть о Дювалье.

Орлы наспех вырыли ров вокруг лагеря, широкий и глубокий, насколько позволяла песчаная почва. От лопат летели во все стороны комья грязи и камни, со звоном ударяясь в металлические пластины на стенах. На некоторых листах рифленого железа, служивших щитом для боевых фургонов, все еще виднелись обрывки надписей, оставшихся с прежних времен.

— Мы сняли эти щиты со старых контейнеров. Их тащили мощные тягачи. Металл легкий и прочный.

Валентайн провел рукой по грязной поверхности, на которой крупными буквами значилось: «ADWAY». А чуть дальше красная фирменная надпись «Соса-Соlа» защищала один из углов баррикады. Было странно видеть здесь рекламу одного из самых известных производителей Старого Мира. Как если бы объявления о предстоящих гладиаторских боях, о которых он читал, все еще висели в Риме.

— Давненько нам не приходилось стрелять со стен лагеря. Когда это случилось в последний раз, нас застали врасплох, — рассказывал Вальдрон, пока они обходили укрепления по периметру. — Это было несколько лет назад. Их войска покрыли несколько грузовиков броней и разместили там солдат. Напали на нас, откуда ни возьмись, со стороны равнины. Полагаю, их задача была — протаранить стену. Жесть и песок остановят пулю, но, конечно же, не грузовик, который движется со скоростью сорок миль в час, а то и больше. То ли они не слишком разбирались в физике, то ли забыли про ров, но только угодили прямо в него и почти все поубивались. Нам и стрелять-то не пришлось.

Он повернул свой ботинок подошвой вверх, и Валентайн улыбнулся при виде куска рифленой резиновой шины от грузовика.

— Вот, получил пару чертовски прочных башмаков. И посмеялся вдоволь.

— Ты ведь говорил, что у вас есть артиллерийские орудия?

— Ха! Две мортиры да не более тридцати снарядов. Восемьдесят один миллиметр. Пошли посмотришь, что у нас тут имеется.

Они пролезли через потайной проход между боевыми фургонами и забрались внутрь одного из них. Блестящий цилиндр, в котором Валентайн узнал оболочку от старого артиллерийского снаряда, по всей видимости 155-миллиметрового, был закреплен на металлической подставке и защищен тяжелым стальным кожухом. Запал, закрученный, словно свиной хвостик, болтался сзади. Все сооружение покоилось на треноге, которая, в свою очередь, помещалась на горизонтально расположенном металлическом колесе.

— Это что-то вроде стационарного поворотного орудия. Его можно нацеливать с помощью подпоры, но большой точности от этой хлопушки не добьешься. Здесь есть оболочка артиллерийского снаряда, насаженная на обрубленную трубу. Мы зарядили ее порохом и укрепили мешок с дробинами на конце пыжа. Конечно, эта штука не слишком далеко бьет. Но она даст ярдов двадцать вперед по сравнению с ружьем и еще дальше, если повезет. У нас есть и вторая такая же, но для установки на землю, в деревянном футляре. Один выстрел, и потом требуется время, чтобы ее почистить и перезарядить, если, конечно, оболочка не треснет.

Валентайн подумал, что это орудие представляет большую угрозу для стрелка, нежели для врага, но промолчал.

— У нас еще есть несколько гранат, отобранных у их солдат, но мало. И угольно-керосиновые бомбы — смесь бензина и опилок в старых водочных бутылках. Вот и вся наша артиллерия.

После обеда он встретился с Дювалье. Запасшись припасами в дорогу, она все утро объезжала с Дэнверсом посты, отыскивая следы «Ломаного креста».

Тем временем члены клана Крылья Орла отделили часть стада и развели скот по укромным местам в дюнах.

— Они отличные разведчики и лучшие, после апачей, боевые всадники, у них нет недостатка в винтовках, но не хватает артиллерии и поддержки со стороны, — заметила она.

Валентайн был рад, что она согласилась — или по крайней мере смирилась — с его решением остаться.

— То же самое внутри лагеря. Жнецы разорвут их в клочья с пары сотен ярдов, и тут уже ничего не исправишь. Вся отвага в мире бессильна против «Калашниковых» в руках существ, которых даже пулей не прошибешь.

В этот момент высоко в небе показался маленький красно-белый самолет, его было едва слышно даже чуткому уху Валентайна. По его телу побежали мурашки, пока самолет описывал широкий круг над лагерем, прежде чем повернуть на восток. Он был как стая средневековых воронов, следующих за армией в предвкушении кровавой бойни.

— Приближается всадник, — оповестил часовой с вышки в центральном круге лагеря.

Валентайн увидел, как Джош Хендрикс в сопровождении Дьякона направился к воротам. Валентайн и Дювалье переглянулись, пожали плечами и присоединились к толпе, ожидая, какую еще дурную весть предвещает появление всадника.

Это был мальчишка верхом на взмыленной лошади. На взгляд Валентайна, ему было лет четырнадцать — шестнадцать. Он был в костюме команчей — кожаная набедренная повязка и жилет, а его вороной конь под попоной отфыркивался слюной и пеной и блестел от пота.

— Парень, как видно, из клана Ку или Треугольников-Близнецов, — заметил стоявший рядом с Валентайном старик. — И не похоже, чтобы у него были хорошие новости.

Мальчишка скорее свалился, чем слез с лошади. Джош Хендрикс протянул ему флягу с водой.

— Сожгли лагерь Треугольников, — проговорил парень, едва переведя дух. — Прошлой ночью. Мы стояли между Миддллупом и Миддлбранчем. Я выехал в дозор на север и услышал стрельбу. В ту же секунду фургоны загорелись. Тут появилось семейство Грайерсонов. Мистер Грайерсон был ранен и очень бледный, его несли сыновья. А миссис Грайерсон велела мне скакать к вам и предупредить. Она сказала, что на них напали не обычные военные, а кто-то с ружьями и гранатами и пули их не брали. Я спросил ее о своих родителях, но ей ничего не было известно, — сказал он и осекся, поняв, что заговорил о личном.

— Черт, — сказал стоявший рядом с Валентайном старик, — это же совсем близко. К востоку от нас, примерно в четырех часах езды. Причем не слишком скорой.

— Что ж, это меняет дело, — сказал Валентайн. — Теперь мы знаем, что они идут.

Старик сплюнул:

— Мы знаем, что часов через пять солнце сядет, сынок, но ничего не можем с этим поделать.

Дьякон вручил парнишке поводья:

— Позаботься о своей лошади, приятель.

Затем он повернулся к мрачному соседу Валентайна.

— Имей же хоть немного веры, брат Том, — сказал Дьякон. — Господь благословил нас, предупредив об опасности. Он будет сегодня с нами.

Слова старика Тома встревожили Валентайна, он посмотрел на солнце, клонившееся к горизонту медленно и неизбежно, как маятник По. Он узнал кое-что новое о клане Треугольников-Близнецов: не слишком многочисленный, он состоял из лучших в Дюнах наездников и стрелков.

У Орлов было намного больше бойцов, но не значило ли это, что придется предать земле больше тел? Если вооружить подростков и стариков, Орлы могли рассчитывать на пятьсот всадников. Но примерно сотня из них ушла с частью скота, женщинами и детьми прятаться в укромные места, следуя решению, принятому объединенным комитетом обороны прошлой ночью. Еще несколько десятков в данный момент разъезжали по Дюнам, оповещая другие кланы. Основой клана, его благосостоянием и источником жизни являлось стадо, и животных было необходимо увести и защитить. На это потребуется еще сто пятьдесят человек. Оставалось около двухсот мужчин и женщин, способных оборонять лагерь, при поддержке подростков, достаточно взрослых, чтобы стрелять.

Во время ужина от одного из разведчиков пришло известие, что на западе, в районе старого 2-го шоссе, замечен транспортный конвой. Колонна с войсковыми опознавательными знаками двигалась не слишком быстро (погода и передвижения кочевников превратили дорогу в труднопроходимую тропу), но она определенно направлялась в лагерь Орлов. «Ломаный крест» намеревался, как только стемнеет, уничтожить самый крупный клан в Дюнах.

Раздались предложения сняться с места и уйти в ночь, предоставив врагу атаковать пустое пространство. Однако Хендрикс отвергла эту идею, и ее поддержал совет по обороне. Валентайн пояснил, что для Жнецов, с их способностью улавливать присутствие людей, караван движущихся фургонов будет как маяк на берегу спокойного моря и, на сколько бы миль кочевники ни ушли от места лагеря, их нагонят в ту же ночь. Уж лучше принять бой, укрывшись за стенами и рвом.

Солнце садилось, и долину под дюной заволакивало туманом.

— Странно для этого времени года, особенно вечером, — заметила миссис Хендрикс, глядя на сгущающуюся вокруг лагеря дымку.

— Это куриане. Они могут, если захотят, напускать облака, — объяснила Дювалье. Она задержалась в лагере до конца дня, ссылаясь на то, что хочет набраться сил и дать отдохнуть лошади перед дорогой. — Вал, я уезжаю прямо сейчас. Ты все-таки остаешься?

Ее голос звучал безразлично, но в глазах читалась тревога.

— Да.

На этот раз спора не возникло.

Они вдвоем пошли к своим рюкзакам в гостевой фургон. Алиса надела довольно практичный жилет, когда-то, видимо, принадлежавший рыболову или фотографу, ныне покойному, и заполнила карманы всем необходимым — от своих лап до завинчивающихся трубочек с химикатами для поджогов и взрывов. Она наложила на лицо и руки черный грим, а Валентайн тем временем заточил ее саблю. Прямой треугольный клинок затупился по всей длине, за исключением самого кончика, холодно поблескивавшего в темноте.

— Мне надо уйти из лагеря до темноты, — сказала она. — Я присосусь к ним, как клещ. А ты, когда здесь все закончится, отыщешь меня южнее Омахи, там, где я нашла того фазана, помнишь? Пойдешь прямо на восток, пока не выйдешь к Миссури.

— Я не брошу этих людей, пока все так или иначе не решится, — сказал Валентайн.

— И я тоже. Та колонна означает, что где-то поблизости у них штаб. Я его найду и все разведаю. Не поможешь мне с этим гримом?

Валентайн вымазал ей плечи и руки черной краской, оставляя кое-где полоски загорелой кожи как свидетельство ее человеческого облика. Она теперь была похожа на черно-рыжего тигра. Как только с раскраской тела было покончено, Дювалье облачилась в мешковатые черные штаны с огромными вместительными карманами по бокам и в старые надежные походные ботинки. Она спрятала свою рыжую шевелюру под темной, без опозновательных знаков кепкой. Это был обычный форменный головной убор Южного округа, только выкрашенный в черный цвет.

— Строго говоря, я в форме, но не думаю, что это будет иметь значение, если они меня схватят. Если узнаю что-то важное, постараюсь оставить для тебя сообщение где-нибудь за пределами расположения «Ломаного креста». Ищи знак из четырех скрещенных камней, веточек — чего-то такого: под ним будет записка.

— Береги себя.

— И ты тоже. Не позволяй им убить себя, Призрак.

— Не попадись, когда будешь что-нибудь поджигать, Смоки.

Кошка шагнула к нему, но передумала… и открыла дверь. Она тронула рукой бровь, провела пальцем по испачканному краской носу и вышла.

Туман и ночь спустились на лагерь. Огни фонарей мерцали, как янтарные украшения, каждое — окружено светящимся нимбом. Валентайн спустился из гостевого фургона. Он теперь был в старом костюме Волка, а не в дорожном плаще, который, как и ночной наряд Дювалье, потемнел и стал шоколадного цвета. Тяжелый жилет давил на плечи. Паранг и револьвер свисали с потемневшего от пота, сшитого из кожи и парусины ремня, от которого он никак не мог заставить себя отказаться. Но теперь он вооружился дополнительно: старая кривая сабля болталась у него за спиной, по ягодицам, там, где раньше висели фляги, хлопали запасные диски для автомата. Его боевые лапы, которые он не собирался пускать в ход, а взял скорее на всякий случай, свисали с шеи на кожаном шнурке от ботинок, как ожерелье Эвереди из зубов Жнецов.

Даже с магазином на семьдесят один патрон автомат работал отменно. Валентайн сел на ступеньки фургона, разобрал оружие, вычистил и смазал его, а затем опять собрал. Он перевел маленький рычажок перед спусковым крючком из автоматического в полуавтоматический режим, а потом обратно, услышав щелчок, вставил магазин и передернул затвор.

Дэвид взглянул на приклад, потом присмотрелся повнимательнее и лишь тогда разобрал, что было на нем. Кто-то испортил тщательно выкрашенное и отлакированное произведение Тэнка Бурна, вырезав на прикладе крохотное сердечко, не больше ногтя. «Валентинка»? Не иначе, это сделала Али в порыве сентиментальности. «Интересно, поцеловала она вырезанный значок?» — подумал Валентайн. Он, конечно, знал о необычных солдатских ритуалах, к которым они прибегали в надежде на удачу. Один из его Волков обычно перед атакой жевал отвратительную жвачку из сосновой смолы, и, пока его челюсти двигались, он знал, что еще жив.

Валентайн попытался расслабиться, но тело его не слушалось. Он встал, собираясь обойти в темноте лагерь по периметру.

Внутренний круг из фургонов был сужен, под днищами протянут буксировочный трос, в промежутках между боевыми фургонами втиснуты жилые кибитки. Оставшиеся женщины и дети собрались молчаливой толпой вокруг главного костра. Джослин Хендрикс при свете костра читала детям сказки про Винни-Пуха и Пятачка, когда она, подняв глаза, встретилась взглядом с Валентайном.

— Рин, дочитай, ладно? — обратилась она к одному из мальчиков и, прежде чем получила ответ, вручила ему книгу. Она осторожно пробралась между детьми в своих остроносых башмаках и подошла к Валентайну. — Родители этих детей не захотели их отпускать. Они считают, если уж что-то случится, то пусть они будут вместе. Все в самом деле так плохо?

Где-то на стене часовой затянул мелодию на индейской дудочке. Он определенно был искусный музыкант — казалось, что звучит не один, а два музыкальных инструмента. Ноты, переплетаясь, успокаивали.

— Как дети, в порядке?

Она пожала плечами:

— Самые маленькие знают только, что что-то не так. А те, что постарше, стараются казаться храбрыми, они не задают вопросов, но, я уверена, очень внимательно прислушиваются. И не к тому, что я читаю, и не к музыке — они стараются уловить звуки за стенами лагеря.

— Ты притворяешься храброй, читая сказки, а я — вооружившись и разгуливая туда-сюда.

Валентайн посмотрел на молодую женщину, похожую в своих обносках на пугало. Дювалье была смелее всех, кого он встречал когда-либо. Но и она не стеснялась говорить о своих страхах. Почему же он не мог дать волю чувствам?

— Я все время боюсь. Боюсь смерти, боюсь совершить какую-то глупость, из-за которой погибнут люди. Боюсь, потому что, что бы я ни делал… — Валентайн замолчал, не желая дальше углубляться в нервозную болтовню. Тем более перед этой молодой женщиной, с которой он был едва знаком.

— Что бы ты ни делал? Что это значит?

— Не важно.

Внезапно она вспыхнула и смущенно прикоснулась губами к его щеке.

— Мне спокойнее, когда ты здесь. С нами. Разве это не важно?

И, не дожидаясь, ответит ли он на ее поцелуй, вернулась к сидящим кружком детям.

Выйдя за центральный круг, Валентайн увидел Вальдрона. Он устанавливал вторую из своих однозарядных пушек, перегородив ею сток ручья. Ворота были заблокированы дополнительными боевыми вагонами, готовыми в любой момент двинуться.

— Дозорный на вершине холма говорит, что туман негустой, он даже не доходит до макушки горы. А еще дозорный сообщил, что, кажется, заметил какое-то движение на горе Стейк-Ридж. Где твоя девушка?

— Ушла, — сказал Валентайн, махнув дулом автомата.

Вальдрон удивленно присвистнул:

— Не шутишь? В такую ночь, как эта, когда поблизости бродят Жнецы, меня силком отсюда не выгонишь. Они ведь видят сквозь туман, верно?

— Для них неважно — туман, ночь, дождь. Они ориентируются как-то иначе.

— По теплу тела, как старые инфракрасные приборы?

Валентайн покачал головой:

— Нет, это что-то другое, что исходит от нас. Какая-то энергия. Именно ею они, вернее, их Хозяева и питаются. Кстати, скот ее тоже излучает…

— Приближается всадник, — раздался возглас со стены. От поста на дозорной башне в тумане было мало проку.

Миссис Хендрикс соскочила со стены, где она разговаривала с дозорными, продемонстрировав отличную физическую форму для женщины ее возраста. Дьякон сделал шаг вперед, собираясь помочь ей и надевая свой подобающий сану головной убор, но она его опередила.

Валентайн был почти готов увидеть одного из героев Толкина, внезапно появившегося из сгустившейся вокруг лагеря дымки, но это оказался всего-навсего усталый всадник.

— Не стреляйте, — прокричал он, приближаясь, махая одной рукой, а другой сжимая поводья. — Меня зовут Дик Томас, я из Семи Полос, по поручению старшего погонщика Лоусона. Где мне найти старшего погонщика Хендрикса?

— Он умер, сынок. Я его жена и здесь за старшего. Говори, с чем пожаловал.

— Он узнал, что вы собираете всадников, и идет сюда, а с ним еще девяносто пять человек, верхом и при оружии. Мы очень спешили и проголодались.

— Хвала Господу! — пробормотал Дьякон, возводя глаза к затянутым туманом небесам.

— Передай ему, что мы его примем с радостью. Скажи еще, что он получит вознаграждение за то, что помог нашим посыльным, и за все остальное тоже. Скажи, что я благодарю его за помощь и рада, что кровная вражда между ним и моим покойным супругом отныне забыта. Самое время отложить в сторону распри, если мы хотим со всем этим справиться.

Томас понимающе кивнул:

— Он примерно в получасе езды отсюда. Мы двигались осторожно. Перед тем как опустился туман, мы заметили нескольких военных. Они, наверное, забыли, что с ними случилось в прошлый раз.

— С помощью вашего старшего погонщика мы снова их проучим, мистер Томас, — поддержал свою мать Джош Хендрикс.

Томас развернул лошадь и пустил ее рысью в обратный путь.

— Вот это новость что надо. Почти сотня! Он, должно быть, опустошил свой лагерь, — сказал Джош.

У Валентайна все внутри сжалось.

Это неправда. Что-то здесь не так.

— Занятно… — громко сказала миссис Хендрикс.

— Мэм… — Валентайн не знал, как сказать ей это. — Мне все это не нравится. Когда я вчера разговаривал с мистером Лоусоном, мне показалось, у него что-то на уме. Он занервничал, когда я стал расспрашивать его об этой равнине. Он точно знал, где расположен ваш лагерь, как будто все время держал это в голове.

Джош Хендрикс перебил его:

— В этом нет ничего странного. Что ты тут мутишь, чужеземец? Разве он не помог тебе по дороге к нам? Когда ты явился в его лагерь, он мог запросто тебя убить или направить к ним.

— Помолчи, Джош, — остановила его мать. — Дай человеку сказать. У меня тоже есть парочка подозрений, и я хочу услышать, совпадают ли наши сомнения.

Валентайн понизил голос, опасаясь, как бы не поползли слухи о том, в чем он, возможно, ошибался.

— Во-первых, надо принять во внимание историю, которая связывает ваши кланы. Я не знаю, в чем дело, но кровная вражда может толкнуть людей на ужасные поступки. Особенно если рана еще свежа. Во-вторых, разве он из тех старших погонщиков, что готовы оставить фургоны и бросить скот на произвол судьбы в районе, где орудуют враги, чтобы прийти на помощь кому-то еще? К тому же он был уверен, что их не тронут.

— Звучит убедительно, — сказал Дьякон.

— В-третьих, он хорошо осведомлен о вашем лагере: где расположен, сколько голов скота, и это при том, что никто из его людей не общался с вашими и он даже не знал, что вы — новая старшая погонщица. И наконец, его лагерь тоже расположен по дороге от реки Платт, но Треугольников спалили, а их — нет.

Джош Хендрикс покачал головой:

— Папа всегда говорил, что я соображаю лучше многих. Так вот, мне кажется, все это полная чушь.

— Заткнись, Джош.

Парень с апломбом пятнадцатилетнего подростка проигнорировал замечание матери.

— Ни один кочевник никогда не переметнется на их сторону. И я не думаю, что даже Лоусон способен на такую низость. Да его за это свои же и вздернули бы. Не могут все они оказаться такими уродами. Жизнью клянусь.

Миссис Хендрикс вгляделась в туман:

— Мне приходится думать о чем-то большем, чем собственная жизнь. Посмотрим. А ты можешь клясться чем угодно, да поможет нам наш новый друг.

Минут через двадцать Лоусон со своими людьми въехал в лагерь через проем между боевыми фургонами. По одну сторону от ворот, напротив мелкой заводи, куда стекал ручей, располагались столы, уставленные едой и напитками. В центре весело потрескивал костер. В свете его пламени стоял Дьякон, наслаждаясь пивом и сигарой из запасов Валентайна.

Валентайн наблюдал за происходящим, лежа под одной из жилых кибиток, стоящих в центре лагеря, во второй цепи ограждений. Под фургонами были навалены камни, ящики, бочонки. Они скрывали Валентайна и еще пару десятков вооруженных винтовками стрелков. В нескольких шагах от него стоял Джош Хендрикс, с засунутым сзади за ремень револьвером Валентайна.

— Глянь-ка на их ружья, — прошептал мужчина рядом с Валентайном, не спускавший глаз с курка. — Они все готовы стрелять в любой момент. Думаешь, они нам не доверяют?

— Нет, просто они знают, что не будет времени на раскачку, — выдохнул Валентайн.

Сердце гулко билось в груди. Приближается битва, он чувствовал это каждым своим волоском.

Когда Джош Хендрикс выступил вперед навстречу людям с ружьями наготове, казалось, от напряжения даже одежда стала ему тесна. Лоусон привстал в стременах и оглядел стены, где на страже стояло несколько Орлов. Он почесал рукояткой пистолета щетину.

— М-мы рады вам, погонщик Лоусон, — запинаясь, проговорил Джош. Дьякон придвинулся к парню. — У нас не хватает людей на северной стене. Когда вы поедите, сможете прикрыть нас со стороны горы?

— Это что, твой приказ, пацан? — поинтересовался Лоусон, косясь на Хендрикса.

— Нет, моей матери. Она старший погонщик в лагере.

— Уже нет, — оборвал его Лоусон, выхватив мгновенно, как бросок змеи, свой пистолет.

Он дважды выстрелил в грудь Джоша Хендрикса, и юноша повалился на спину, прямо перед Валентайном.

Стрелки под командованием Валентайна вскинули винтовки как раз в тот момент, когда Семь Полос направили лошадей к стене. Мужчины и женщины по обе стороны от него открыли стрельбу длинными разрозненными залпами, то и дело передергивая затворы ружей. Столы с яствами в ту же секунду оказались перевернутыми, и из-под них, как черти из табакерки, выскочили вооруженные дробовиками Орлы, паля по окружившим лагерь всадникам. Со стен тоже стреляли по стремительно пустеющим седлам и ржущим лошадям. Трем кочевникам из Семи Полос удалось выбраться за пределы круга, прежде чем за их спиной сомкнулись боевые фургоны, но тут же раздались залпы поворотной пушки, и они кровавой раздробленной кучей свалились в ров.

Дьякон, уворачиваясь от пуль и лошадиных копыт, полз, волоча за собой Джоша. Он затащил его под фургон и оставил там.

Все было кончено в считаные минуты. Ворота закрыли, и несколько человек из Семи Полос бросили винтовки и слезли с лошадей. Некоторые пытались уползти, скрываясь под фургонами, но тут же были пойманы Орлами, прятавшимися под столами, защитники покинули поле боя, чтобы пристрелить покалеченных лошадей и подобрать раненых кочевников.

Валентайн поднял над головой ружье и помахал им. Он и остальные снайперы вылезли из-под фургона и подошли к Дьякону и Джошу.

— Как он?

— Испуган, дышит с трудом и, готов поспорить, до конца дней будет благодарить Бога, что легко отделался, — ответил Дьякон, расстегивая рубашку кашляющего Джоша, под которой оказался пуленепробиваемый жилет Валентайна. Дьякон извлек из него расплющенную пулю и перебросил ее из ладони в ладонь, как горячий каштан.

Джош Хендрикс встал на ноги и, стащив жилет, отдал его Валентайну.

— Я, видимо, должен извиниться перед вами, сэр, — сказал он, потирая грудь.

Валентайн посмотрел на Дьякона:

— Хорошо бы, они решили, что эти подлецы все еще атакуют…

Дьякон сдвинул брови, затем усмехнулся.

— Господи, конечно! — Он повернулся к тем, кто был на стенах. — Продолжайте стрелять время от времени, будто они до сих пор нападают.

В ночи прозвучало несколько выстрелов.

— Призрак! Призрак! — услышал Валентайн женский голос в темноте.

Дювалье.

Он бросился к воротам. Там стояла его подруга Кошка, едва различимая в тусклом свете фонаря.

— У меня есть всего минутка, можешь меня выслушать?

— Я здесь, — сказал Валентайн.

Она говорила очень тихо, но Дэвид уловил каждое слово.

— В паре сотен ярдов отсюда сидели в засаде солдат и один из этих предателей из Семи Полос.

— Что она говорит? Почему так тихо? — спросил человек со стены.

— Нам есть чего бояться? — уточнил Валентайн.

— Нет, я с ними разобралась. Один — тут, сзади, а второй — в ручье. Если хотите, можете взять их оружие. Я подслушивала в их штабе: они ждут сигнала. И еще — следите за северной стеной.

— Зачем?

— Понятия не имею.

— Иди сюда к нам.

— Сегодня отличная ночь для охоты, Призрак. Ты в итоге оказался прав насчет Семи Полос. Снимаю шляпу. Удачи тебе.

И она скрылась в тумане.

Вальдрон перезаряжал свою поворотную пушку новым снарядом.

— Сигнал, да?

— Да. Похоже, мне надо кое-что выяснить. Дьякон докуривал сигарету, а женщина в белом халате накладывала жгут на ногу старшего погонщика Лоусона. Лоусон смотрел на то, что осталось от его разбитого отряда, и слезы боли и отчаяния текли по его лицу.

— Здорово его подстрелили, — пробормотал Дьякон.

— Чего только они мне не наобещали, — говорил Лоусон Дьякону в тот момент, когда к ним подошел Валентайн. — Я поверил, что превращусь в самого важного короля кочевников за всю историю Небраски и буду спокойно колесить по Дюнам, если не стану причинять им вреда. Но едва они появились у нас в лагере, сразу показали, кто в доме хозяин. Генерал, этот сукин сын, стал раздавать приказы направо-налево. Он обращался с моими людьми, как с последним дерьмом. Но что я мог поделать? Все наши женщины и дети у них в заложниках.

Валентайн подошел еще ближе. Женщина-медик подняла на него глаза и отрицательно покачала головой. Земля под Лоусоном почернела от крови.

— Черт, этот табак недурно пахнет, Дьяк, — слабо произнес Лоусон. — Целую вечность нормально не курил.

— Угости его, Дьякон, — попросил Валентайн.

— Спасибо, — поблагодарил Лоусон, скорчившись от боли. Он глубоко затянулся и закрыл глаза.

На мгновение Валентайну показалось, что он уже умер. Но Лоусон неожиданно открыл глаза:

— А, ты тот, кто взял у меня лошадей и пытался предупредить людей. Омм спрашивали меня о вас двоих. Я им наплел с три короба.

Валентайн шепнул что-то на ухо Дьякону. Тот кивнул.

— На, Лоусон, держи мою Библию. Книга нашего Господа — вот все, что я могу дать тебе сейчас. Тебе недолго осталось быть в этом мире, так, может, стоит подумать об ином? Ты еще в состоянии помочь нам. Скажи, что вы должны были делать после того, как захватите наш лагерь?

Дыхание Лоусона стало едва слышным.

— Да, конечно… Здесь, у меня в кармане… сигнальная ракета… Надо выстрелить… после захвата…

Валентайн нашарил сигнальный пистолет и прислушался к раздававшимся время от времени выстрелам.

— Мои ребята… как жаль… ранен… не сумел… — Лоусон потерял сознание.

Дьякон пощупал пульс.

— Еще не умер, но уже скоро, — заявил он. — Да пребудет с тобой Господь, погонщик. — Он вынул из его ослабевших пальцев Библию и начал шептать молитву.

Из горла Лоусона вырвался хрип. Валентайн подождал, пока Дьякон закончит. Когда он снова надел шляпу, Дэвид подобрал пистолет Лоусона и вручил его Джошу.

— Это тебе сувенир на память, Джош.

Валентайн повернулся к священнослужителю:

— Найдите мне Вальдрона.

Миссис Хендрикс, горестно качая головой и теребя волосы, подсчитывала убитых кочевников и лошадей, глядя, как подтягивают и укладывают рядами мертвые тела. Валентайну не нужно было обладать нюхом Волка, чтобы почувствовать: она насквозь пропахла порохом.

— Госпожа погонщица, мэм, — обратился к ней Валентайн. — Это может сработать на нас: предполагалось, что они, как только захватят лагерь, выпустят ракету. Если мы сделаем это за них, то люди Генерала явятся сюда. Я думаю, они будут очень осторожны, но в любом случае приблизятся, чтобы посмотреть, как обстоит дело. Мне кажется, если мы в этот момент ударим по ним из этой чудо-пушки Вальдрона, то уравняем наши шансы.

Вальдрон присоединился к Валентайну, миссис Хендрикс и Дьякону. Вчетвером они составили план и поручили командирам рассказать о нем всем Орлам. Они выпустят ракету и откроют ворота. Когда «Ломаный крест», или войска, или кто там еще войдут или въедут в лагерь, они по команде откроют огонь из обеих пушек Вальдрона.

Валентайн описал, как примерно должна выглядеть их цель:

— Высокие люди, вероятно, в доспехах или, по крайней мере, в бронежилетах. Они будут хорошо вооружены — армейские винтовки с изогнутыми магазинами. Не стоит тратить пушечные снаряды на солдат. Надо целиться в Жнецов.

Миссис Хендрикс собственноручно выпустила ракету. Она описала дугу, осветив лагерь красным всполохом, и упала с небес, мерцая, как Полынь-звезда.

— Помните, надо изобразить радость, когда они приблизятся к воротам, — предупредил Валентайн людей, часть из которых стояла рядом с ним, а другие прятались в боевых фургонах, прикрывающих ворота с флангов. Все пушки, которые Вальдрону удалось зарядить, были расставлены у ворот, а деревянные подобия мин спрятаны позади лошадиных трупов и перед стеной из фургонов. Они должны были взорваться, осыпав все вокруг градом металлических осколков. Валентайн в ожидании присел на корточки в холодной воде ручья.

Он услышал шум приближающегося мотора, прорезавший ночь рокотом мощного двигателя.

— Что за черт? — воскликнул один из часовых на стене, вглядываясь в туман.

— Давайте кричите, приветствуйте их! — напомнил им Валентайн.

— Глянь-ка на этого Голиафа, — сказал Дьякон, прятавшийся за мертвой лошадью. Окурок его сигареты мерцал возле самого запала пушки.

— Не мешайте, пусть приблизится, — прокричал Валентайн сквозь нарастающий шум двигателя. — За этой штуковиной следуют войска.

Он прищурился.

Спокойно.

Сосредоточься.

Валентайн представил, что внутри у него огромный голубой шар, и, глубоко дыша, он мысленно то втягивал, то отталкивал его, напрягая грудную клетку. Он почувствовал, что его сердце забилось медленнее и вместе с ним замедлился весь окружающий мир. Люди вокруг него стали казаться манекенами и вращались, как куклы в витрине магазина, которые он однажды видел в Чикаго. Он расслабился, его чувства обострились, и он уловил присутствие Жнецов. Их было много, совсем близко. И по мере их приближения из тумана на него повеяло дыханием смерти.

То, что называлось «Ломаным крестом» и выползало прямо на него из ночного тумана, заставило Валентайна застыть на месте. Гусеничный транспортер, напоминающий бульдозер, бронированный спереди и по бокам, тянул за собой подобие цистерны, с помощью сварки превращенной в передвижную крепость. Управляемые расчетами пулеметы высовывались по ее бокам, а окошки и двери прикрывали узкие стальные пластины.

Сзади двумя колоннами двигались Жнецы «Ломаного креста». Похожие скорее на насекомых, чем на людей, они были одеты в тяжелые бронированные панцири и шлемы с опущенными забралами, закрывающие шею и плечи наподобие старинных самурайских доспехов. Жнецы несли с собой орудия для тарана, и за спиной у них были закреплены трубы с набалдашниками.

Орлы издали приветственные крики, некоторые — умело притворяясь, другие — на грани истерики. А несколько человек отступили, готовые скрыться при первом же выстреле.

Валентайн отполз немного и затаился в пересохшем русле ручья, в то время как вражеская «боевая колесница» прогромыхала у него над головой, без труда перевалив через скромную водную преграду.

Ну же, Вольдрон, пора!

Свист, прозвучавший в ночи, вызвал немедленный отклик. Поворотные орудия начали стрелять с такой скоростью, что звук выстрелов слился в одно сплошное рычание. Лавина звуков и ударных волн окатила Валентайна. Из-под все еще движущегося тягача можно было разглядеть фигуры в латах, падающие, чтобы уже больше не подняться. Другие же, казалось, даже не чувствовали ударов снарядов и отстреливались. Желтые вспышки их выстрелов, похожие на распускающиеся на глазах цветы, озаряли ночное небо.

Оглохший от разрывов снарядов и ружейных выстрелов, Валентайн выполз из-под тягача.

По направлению к нему бежал Жнец, пытаясь укрыться от перекрестного огня из боевых фургонов.

Валентайн поднялся на ноги и вскинул автомат. Жнец отпрянул и замер, застигнутый врасплох. Он схватился за ружье, но пулеметная очередь из ППД Валентайна, угодив Жнецу через забрало в морду, сразила его наповал.

Валентайн услышал, как заработали пулеметы из броневика, барабаня по обшивке боевых фургонов. Из них в поисках спасения посыпались люди.

Валентайн обернулся. Он сделал два шага в сторону подбитого броневика и перепрыгнул, как будто оттолкнувшись невидимым шестом, через десятифутовую движущуюся стену. Кот приземлился на выступ, идущий вдоль переделанной автоцистерны. Верхний люк, был наглухо задраен. Он обнаружил вентиляционное отверстие на одной из боковых стенок, забранное проволокой так, чтобы защититься от гранат.

Механикам Квислингов нечем гордиться. Как всегда, главное — побыстрее и подешевле.

Он присел на корточки рядом с отверстием, не обращая внимания на свистящие вокруг пули. Балансируя на кончиках пальцев, весь изогнувшись, он тянул и рвал тонкую решетку, пока та не подалась. Затем выбил пластиковую пластинку.

Кот спрятал оружие и проскользнул внутрь.

Только один из находившихся там успел удивленно взглянуть на незваного гостя, который появился среди них из тумана, как будто по воле фокусника. Валентайн расстрелял в них половину всего заряда автомата. ППД стрекотал в тесном помещении, раскидывая присутствующих по полу.

Валентайн почувствовал мимолетное движение за спиной. Он едва успел пригнуться, как выпущенная из пистолета пуля срикошетила от бронированной стены в том самом месте, где мгновение назад была его голова. Он выстрелил в солдата, пытавшегося поднять с пола какого-то человека, и выпустил очередь в еще одного стрелка, пока человек из «Ломаного креста» пытался перезарядить винтовку.

Восемь мертвых или полумертвых людей лежали сейчас в задней части броневика. Валентайн ринулся к пулеметам и пальнул в голову одному из солдат, пытавшемуся доползти до бойницы. Передвижная крепость разворачивалась к воротам лагеря, водители в кабине находились в полном неведении о том, что творилось позади них.

Валентайн отвернул в сторону направленный на стену из фургонов пулемет и заглянул в наполовину пустой магазин. Он решил, что здесь ему делать больше нечего, и вылез наружу, на огневую позицию в передней части броневика. Отсюда прекрасно просматривалась кабина. Водитель и его напарник обменивались выстрелами с Орлами на стене. От людей в кабине Валентайна отделяли лишь брезент и проволочная решетка. Он крепко упер автомат в плечо, положил палец на курок и спрыгнул сверху на ничего не подозревающих солдат. Оружейная вспышка ослепила его. Когда он снял палец с курка и снова обрел зрение, оказалось, что оба водителя лежат мертвые в изрешеченной пулями кабине.

Валентайн направился к другой пулеметной амбразуре в стене цистерны. Это была хорошо оборудованная оружейная ниша: в прорезанной сквозь бронированное железо щели на треноге было установлено орудие под прикрытием пуленепробиваемого щитка. В прорезь Валентайну были видны вставшие друг к другу спиной и образовавшие треугольник Жнецы. Они находились уже за воротами и стреляли во все стороны, в то время как им самим благодаря доспехам пули не причиняли вреда. Они казались неуязвимыми. Прямо в середину этого треугольника угодила фаната. Один из Жнецов упал на колени, но тут же поднялся и продолжил стрелять.

Валентайн нацелил орудие, в чем ему помогла тренога, и дал длинный залп. Отдача оказалась весьма ощутимой. Стреляные гильзы звенели, как колокольчики, падая сквозь дыры в проволочной решетке поддона на днище броневика.

Один из Жнецов упал, разорванный пулеметным залпом пополам. Другому снесло голову в тот самый момент, когда он обернулся к первому. А третий, сбитый выстрелом с ног, пытался отползти в сторону. Прежде чем он тоже упал замертво, Валентайн бездумно выпустил в него короткими очередями, должно быть, сотню патронов.

Держи себя в руках. Действуй не только оружием, по и головой.

Пытаясь обуздать безумие, все еще бушевавшее в его крови, Валентайн сбил еще двух «ломаных» со стены. Другая группа Жнецов запрыгнула внутрь боевого фургона. Один из нападавших одним ударом под подбородок обезглавил охраняющего фургон Орла. Второй Жнец выстрелил из странного оружия, по виду напоминающего скалку с приклеенным на ее конце футбольным мячом. Зарядное отделение отвалилось, разбрасывая вокруг себя искры, и взорвалось под днищем боевого фургона. Тела и осколки полетели в разные стороны.

Валентайн разрядил оружие в эту парочку. Он припечатал одного из них — его внутренности растеклись вязкой массой — к изрешеченной пулями стене, а второго сбил наземь. Тот, лишившись ноги и руки, скользнул, извиваясь между фургонами, в ров.

Действуя уверенно, Валентайн достал новую патронную ленту. Едва он ее заправил, из темноты на него бросился «ломаный». Он за две секунды преодолел расстояние до броневика.

Заметив его бросок, Валентайн выхватил саблю. И когда нападавший пролез сквозь люк, клинок уже ждал его.

«Ломаный» появился из входного отверстия.

Первым же взмахом сабли Валентайн отрубил ему руку по локоть. Тот мотнул своим оружием. Валентайну пришел бы конец, набросься «ломаный» на него со всей яростью своих когтей, но кто бы ни управлял действиями Жнеца, он предпочел, чтобы тот воспользовался автоматом.

Жнец наклонился и пошарил возле себя по земле, чтобы поднять упавший «Калашников». Это дало Валентайну необходимое время, чтобы броситься вперед. Он вспорол «ломаному» брюхо чуть ниже края жилета, в том месте, где доспехи, защищавшие пах, соприкасались с верхней частью амуниции. Затем, вторым ударом, поразил его в подмышку.

Жнец развернулся, вырвав саблю из руки Валентайна, как бык, настигнутый бандерильей. «Ломаный» отшатнулся назад, но Валентайн выхватил паранг и рассек ему шею одним резким движением похожего на мачете ножа. Туша, согнувшись, сделала еще один шаг и тяжело рухнула на пол. По днищу броневика потекла, хлюпая, вязкая, черная, как деготь, жидкость.

Люди на стенах и вражеские фигуры за воротами продолжали обмениваться выстрелами. Валентайн слышал интенсивную стрельбу на склоне горы, с северной стороны лагеря. И это был не стрекот «Калашникова», а «пах-пах-пах» — звук винтовочных выстрелов. Одиночное громкое «ба-бах», по-видимому, означало выстрел одной из поворотных пушек. Затем раздались резкие хлопки, которые Валентайн определил как гранатомет.

Чувствуя, как онемели конечности и заложило уши, Валентайн перезарядил свой ППД. Встряхнувшись, взбодрившись новой порцией адреналина, он привел в боевую готовность пулемет и направил его на брешь в воротах. Но пальба со стороны «Ломаного креста» начала стихать. Звуки выстрелов вокруг лагеря уступили место стонам раненых, просящих о помощи и изливающих свою боль.

Больше некого было убивать.

Валентайн привалился к пулемету, не чувствуя ничего, кроме запаха кордита и горячего металла. Теперь кто-нибудь другой пусть принимает решения.

Едва Жнецы из «Ломаного креста» отступили, начался заградительный огонь. Ливень минометных снарядов обрушился на людей, животных, фургоны, разрывая их на куски. Валентайн впервые видел такое. Хотя все попадали между фургонами, ему казалось, что каждый выстрел нацелен именно в него.

Полчаса спустя огонь прекратился. Теперь можно было приступать к уборке.

— Если это победа, не хотел бы я видеть поражение. — Командир дозора Дэнверс при свете прогнавшего туман наступающего утра озирался среди тлеющих руин лагеря.

Валентайн тоже занялся осмотром. И заодно спросил, смогут ли дозорные помочь ему в поисках «кучки из четырех», под которой должна быть записка от Дювалье.

Павших Орлов уложили в длинный ряд. Из-под присыпанных землей саванов торчали ноги (по крайней мере, там, где у убитого оставалась хотя бы одна конечность). Среди них был и лагерный механик Вальдрон, сраженный Жнецом в тот момент, когда он перезаряжал поворотную пушку.

Пока они в ожидании рассвета пытались оценить понесенные потери, Дэнверс рассказал Валентайну о том, что случилось с дозорными на горе, за северной стеной лагеря. Во время отступления «Ломаного креста» они обнаружили насекомовидных грогов, которых принято называть жуками-песчаниками, рыщущих на вершине холма, поблизости от лагеря.

— С жуками-песчаниками мы умеем справляться. Они приходят из Дакоты, живут, как правило, в необитаемых прериях и в районе Дурных земель, — пояснил Дэнверс, — Они похожи на больших жуков, хватают тебя передними лапами и втыкают ядовитое жало. Если повезет, умрешь сразу, если нет — разобьет паралич. В любом случае они тащат жертву в нору, где прячут свои яйца.

— А где их уязвимое место? — машинально спросил Валентайн, глядя, как рассеявшиеся цепочкой всадники прочесывают окрестности лагеря.

— Они невероятно тупые, никак не организованы, просто нападают всякий раз, едва почувствуют какое-то движение. Конечно, если бы они добрались до стены, стали бы очень опасны — они дьявольски ловко роют землю и тут же прорыли бы траншею, ушли вглубь, в песок, и вылезли бы прямо в лагере. Хуже не придумаешь. Все мои оставшиеся в живых люди бросились ло вить их. Сейчас взойдет солнце, и они спрячутся. Ко всему прочему нам только жуков-песчаников с их гнездами не хватало.

Валентайна заботил «Ломаный крест», а вовсе не новая разновидность грогов. К тому же он пока не обнаружил ни саму Дювалье, ни весточку от нее.

Он нашел Дьякона, который был занят ранеными и подготовкой к похоронам павших.

— Я нигде не могу найти миссис Хендрикс, Дьякон. Так что попрощаюсь с тобой. И передай ей, пожалуйста, что я снова отправился в путь.

— Задержись, сын мой. Тебе, как и всем нам, нужна передышка. Миссис Хендрикс отправилась вместе с патрулем. Давай дождемся их и узнаем, что они выяснят. Тебе нет никакого смысла уходить, не получив новой информации. К тому же мы пока не нашли никаких следов твоей подруги. Тебе разве не хочется убедиться, что ее, по крайней мере, похоронили по-человечески?

— Я думаю, она жива, Дьякон.

— Вон, смотри, сюда едет старшая погонщица. Поговори с ней.

Миссис Хендрикс, несмотря на изнеможение и горечь потерь, держалась так же спокойно, как обычно, когда управляла лагерем. Кто-то из кочевников помог ей слезть с лошади.

— Спасибо, Брент, — поблагодарила она.

Валентайн и еще несколько человек подошли к ней в ожидании новостей.

— Они ушли, их лагерь пуст, — объявила она. — Мы не обнаружили никого из без вести пропавших, кроме Питера и Джудит Рейли — они лежат там, среди деревьев, мертвые. И не надо больше расспросов.

Прежде чем все повернулись, чтобы уйти, миссис Хендрикс остановила Валентайна:

— Никаких сведений об Алисе, молодой человек. Но и ее тела тоже нет.

— Мэм, я не думаю, что в ближайшее время вам придется беспокоиться из-за «Ломаного креста». Им теперь потребуется время, чтобы восстановить силы. А мне нужно уходить. Может быть, сумею проследить их до самого логова. Они ведь, похоже, отступают.

— Мы раньше справлялись, справимся и сейчас. Ты у нас всегда будешь желанным гостем, Дэвид. Я видела тебя в том передвижном бункере, — сказала она, указывая на броневик. С него уже сняли пулеметы, которые перешли в умелые руки Орлов. — Я ведь не здесь выросла. Родилась в Западном Вайоминге, на ферме возле Винд-Ривер. Одно время была курьером, до того, как встретила своего будущего мужа, разведчика в клане Орлов. А вас, Охотников, я распознаю с первого взгляда. Когда-то давно мне самой нос и уши служили не хуже, чем глаза. Думаю, ты понимаешь, о чем это я.

Она обратилась к сыну:

— Джош, снаряди хорошую лошадь, с седлом и упряжью, для нашего друга. Ему пора в путь. И организуй мешок корма для лошади и провизию для него самого, чтобы не вывалился из седла, ладно?

— Да, мама, — поспешно ответил Джош, несмотря на боль и усталость, сквозившие в его взгляде. Из самоуверенного подростка он в одну ночь превратился в исполнительного кочевника.

— На это нужно время, — заметил Дэнверс. — Лошади разбежались во время обстрела, и их до сих пор сгоняют.

Она улыбнулась вдогонку сыну.

— Они, скорее всего, удрали на юг. — Ее взгляд стал суровым. — Мы им задали жару. Да, там, подальше, пара подбитых грузовиков и один тяжелый тягач. Возможно, что, пока они занимались нами, твоя Алиса проникла в их штаб. Дай бог, чтобы она не пострадала от их пороха.

— Она сказала, что, если сможет, оставит мне сообщение, — сказал Валентайн. — Вы не заметили никакого знака, кучки камней или веток?

— Нет, но там у них в лагере все вверх дном. Она вполне могла доставить им кучу проблем, если захотела.

— Да уж, это точно, — согласился Валентайн. — А теперь я должен найти ее.

— Ты не спал всю ночь, сынок. Колесить по дюнам, когда там бродят бог знает какие твари, раненые и свирепые, совсем не дело для того, кто засыпает на ходу. Прежде чем ты выйдешь за ворота моего лагеря, съешь двойную порцию обеда и как следует выспишься.

Он открыл было рот, но промолчал, а миссис Хендрикс, подбоченясь, резко и повелительно кивнула, как некогда полковник Чалмерс из трибунала прекращала дебаты ударом молоточка.

Валентайн вернулся в гостевой фургон, в душе радуясь тому, что подчинился ее мудрости. Джослин Хендрикс присела на деревянную ступеньку, держа в руках чашку с чем-то дымящимся, слегка отдающим виски.

— Вот ваш завтрак. — У нее под глазами легли тени, — Так много убитых. Странно… Готовишь кофе, еду, а вокруг — ряды трупов. Мне казалось, все должно на время замереть. Но коров все равно пришлось доить.

Она встала и пропустила Валентайна внутрь. Он вошел и сел за маленький столик, на котором были булочки, кусок пирога и полный кувшин молока.

— Прошу прощения, но к мясу я не могла даже притронуться, не то что его готовить, — сказала молодая женщина, открывая окно.

— Я не так уж и голоден, — заверил ее Валентайн. Он налил себе еще теплого парного молока. Вкус пробудил в нем воспоминания, и он выпил стакан залпом. То, что не попало в рот, потекло по подбородку. Он опустил стакан дрожащей рукой.

Она смотрела на него, прикусив нижнюю губу. Валентайн, выбитый из колеи тяжелой ночью, не находил в себе сил для разговора.

— Бой проигран? — спросила она наконец.

— Нет, вы победили.

Она придвинулась к нему и вытерла ему тряпкой подбородок.

— Но… на твоей одежде повсюду кровь. Как я слышала, ты был в их броневике. Ты уже стал легендой — все рассказывают, как ты прыгал, словно олень, почти летал… Дай, я выстираю твои вещи, они высохнут, пока ты спишь.

Он стоял, все еще облизываясь, его мозг фиксировел ее движения, вкус пищи, обстановку фургона. Но делать выводы он уже был не в силах. Он начал раздеваться. Она вспыхнула и выбежала наружу. Снятую одежду он передал ей в окно.

— Спасибо, мисс Хендрикс, — пробормотал он.

— Джослин.

Когда он проснулся, Джослин сидела возле него на стуле и чистила его ботинки. То ли он настолько чувствовал себя в безопасности в лагере Орлов, то ли она так тихо прокралась, пока он крепко спал, но только Валентайн совершенно не помнил, чтобы она возвращалась в фургон.

— Так ты уходишь? — спросила она, вставая, чтобы показать ему выстиранную одежду.

— Да, скоро. — Он сел, завернувшись в одеяло, и потер заспанные глаза.

— Искать свою жену?

— Жену? Она мне, скорее, проводник. Но я полагаюсь на нее, наверное, больше, чем многие мужчины на своих жен.

— Знаю, это не мое дело, но все-таки… ты и она… — Джослин замолчала, бросив на него исподлобья смущенный взгляд.

— Нет, мы только шутим на эту тему. Может быть, при других обстоятельствах все было бы иначе.

— У меня был парень. Он уехал в Денвер и не вернулся. С тех пор уж год прошел. Он хотел посмотреть город. Я все ждала письма, какой-нибудь весточки, но он так и не дал о себе знать.

— Сочувствую.

— Мне было с ним так… уютно и надежно. Вчера вечером, когда ты со мной заговорил, я себя снова так почувствовала. И захотела тебя поцеловать.

В нем боролись желание и жалость. Она была соблазнительной молодой женщиной, но ему предстояло совсем скоро уходить.

— Джослин, любой мужчина вашего клана, клянусь, пойдет на что угодно, чтобы тебя поцеловать. Но мы с тобой — чужие.

— Наши парни — отличные ребята. Я знаю их всю жизнь. Для тех, что постарше, важнее всего, что я дочь главного погонщика. А те, что помладше… просто юнцы, хоть и прикидываются взрослыми мужчинами. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду. А ты… настоящий.

Валентайну такое определение показалось странным. Но, возможно, оно было вполне уместным.

Она поставила ботинки на пол и присела на краешек койки.

— С тех пор как я принесла тебе еду, только о тебе и думаю. Ты, верно, считаешь меня глупой девчонкой, деревенщиной. Я не ищу постоянного мужчину. Если уж на то пошло, даже хорошо, что ты уезжаешь. Я могу полностью отдаться, не задумываясь о будущем. Ты меня понимаешь?

Она сняла с головы платок и встряхнула густыми каштановыми волосами. Прижала ладонь к его груди. Сердце у Валентайна гулко колотилось под ребрами, казалось, оно рвется коснуться ее руки.

Он встал с постели, шагнул к ней, и они естественно, не испытывая неловкости, обнялись. К счастью для себя, Валентайн не сознавал, что делает. В нем проснулись инстинкты, подавляемые в течение всех тех месяцев, что он не притрагивался к женщине. Желание хлынуло, как мощный поток через плотину, спустя мгновение преграда была снесена. Он целовал ее, сжимая рукой густые, пахнущие шалфеем волосы.

— Дэвид, кто же ты? Я… я как будто в огне, — стонала она, пока его губы скользили по ее шее, а руки — по всему остальному.

Он помог ей раздеться. Одеяло упало с него, и он, голый и возбужденный, крепко прижался к ней.

Он уложил ее на простыни, и она раздвинула ноги. Ее руки царапали и скребли его спину, когда он вошел в нее. Она отдавалась ему, жадно ловя все, что он давал ей, возвращая взамен еще большее наслаждение. Они впали в беспамятство. В эти минуты исчезли война, охота, ответственность, страхи. Только трепет женского тела в его руках. В том, как они любили друг друга, были поцелуи и нежность, тепло и влажность, страсть и дрожь, пульсирующая дрожь, в которой растворялись вчерашняя ночь и завтрашний день, и высшая точка наслаждения — как вспышка в темноте той злой пустоты, какой была вся его жизнь, судорога, после которой он захотел ее еще больше. Жажда раствориться в ее теле.

Он покинул лагерь Крыльев Орла на гнедом мерине. Это было все равно что ехать верхом на передвижной башне: конь был ростом выше семнадцати ладоней, и его круп не уступал корме гребной шлюпки. Орлы выстроились у ворот, чтобы проводить его. Валентайн был польщен таким вниманием, хотя и смутился от робкого взмаха руки Джослин. Он видел, как она судорожно сжимала пальцы, и почувствовал себя виноватым.

Единственным, что осталось у Валентайна на память от пережитого боя, был железный шлем, с фланцами, сделанными из ведерка для угля, прикрывающими шею. Вкупе с его пробитым пулей жилетом шлем весьма подходил для маскировки в случае, если ему снова придется выдавать себя за солдата. Кто бы его ни носил, он догадался приделать к головному убору пробковый подшлемник, а сверху чехол цвета хаки, который защищал от солнца.

Кот обследовал лагерь «Ломаного креста». Он был разбит с подветренной стороны небольшого холма, к югу от более высокой горы, защищающей лагерь Орлов.

Двое дозорных разбирали завалы, бросая все, что попадется под руку, — от бесполезных на первый взгляд железных обломков до стреляных гильз — в стоящий поблизости фургон. Валентайн подъехал к ним.

— А, человек с автоматом, — приветственно помахал рукой один из них. — Добрый день, мистер. Нам тут сказали, что вы ищете знак, составленный из четырех предметов. Кажется, мы нашли то, что вам нужно, — у этих парней довольно странный способ хоронить покойников. Идите вон туда, к Сэму. — Он указал в сторону глубокой колеи.

Валентайн пошел в указанном направлении и обнаружил головы четырех мертвых Жнецов, аккуратно сложенные кучкой наподобие пушечных ядер в старинной крепости. Над ними кружили мухи, кое-где уже проев мертвую плоть и обнажив черные кости.

Валентайн, зажав нос и рот, разворошил кучу носком башмака. Под этим отвратительным знаком лежал сложенный листок бумаги. Он поднял его и узнал почерк Дювалье.

Валентайн сложил записку и убрал ее в планшет. Он вернулся к коню, который, воспользовавшись моментом, ворошил сухую траву в поисках молодых зеленых побегов.

— Значит, в Брокен-Боу.

Он провел эту ночь возле перекрестка шоссе, в старом заповеднике Небраски.

Неутомимый мерин преодолел в тот день почти шестьдесят миль. Валентайна удивила такая резвость. В тот год, когда он только стал работником на Свободной Территории, конюхи Озарка отдавали предпочтение мустангам, специально выращенным скакунам, крепким лошадям, а меринов считали недостаточно выносливыми. Но энергичная, преодолевающая милю за милей рысь его гнедого опровергла представления конюхов Озарка.

Под вечер Валентайн заметил на северо-востоке вздымающиеся струйки дыма. Но он решил: что бы ни случилось, наверняка с закатом все разрешится. Ему не хотелось исследовать еще одно отвратительное поле боя, рискуя быть замеченным каким-нибудь отставшим от своих солдатом. Он видел на шоссе и на обочине свежие следы гусениц, но не сам транспорт. Даже маленький самолет, появлявшийся прежде в небе каж дый день, видимо, стоял на приколе. Единственными спутниками Валентайна были осторожный койот и кружившие в отдалении ястребы.

Ему было одиноко. Не хватало колкостей и насмешек Дювалье, запаха женского пота на привале возле костра. Он сделал остановку, не разводя огня. Не зная, что его ждет впереди, решил, что его старая Волчья привычка менять место ночевки в полночь будет весьма кстати. Он дождался, пока луна спрячется за облаками, и собрал одеяло, рюкзак и упряжь.

Когда он седлал своего гнедого, собираясь отъехать на новую стоянку, мерин насторожился. Валентайн попытался успокоить коня, поглаживая его лоб, шепча ласковые слова, но животное не унималось. Гнедой загарцевал на месте и отпрянул. Валентайн, встревожась, оглянулся посмотреть, что так испугало коня. Позади него среди травы возвышался маленький холмик, и он уловил запах плесени, как от разбухшего после дождя гниющего дерева.

Валентайн разделил опасения своего мерина и вспрыгнул в седло. Конь резко развернулся, но седло осталось на месте: Валентайн успел лишь положить его на спину гнедого, собираясь вести его под уздцы, и не закрепил подпругу. Он попытался удержаться, сдавив грудь коня ногами, но не сумел и соскользнул вместе с седлом с перепуганного животного.

Он вскочил на ноги и выхватил саблю. Почувствовав, что земля зашевелилась у него под ногами, Валентайн отскочил в сторону. На седло и багаж струей брызнула грязь. Он бросился к шоссе, мечтая, чтобы под ногами у него оказалась разбитая брусчатка, а не рыхлая, таящая опасность почва.

Слышно было, как что-то продирается сквозь деревья и вот-вот окажется на обочине шоссе. Он увидел, как по склону холма покатился большой валун. Камень продвигался медленно и по определенной траектории: даже когда Валентайн отступил в сторону, давая ему дорогу, валун все равно целился прямо в него.

Он пригнулся, и странный предмет навалился на него. Боковым зрением он уловил движение с другой стороны и обнажил саблю. Ему на ноги бросилась масса живых мускулов. Икры обожгло огненной жидкостью. Он крепче сжал саблю и стал крутить ею из стороны в сторону, как шилом, стараясь зацепить нечто живое. Валентайн глубоко вздохнул, и в тот же миг его сабля с нанизанным на нее жуком-песчаником внезапно отдалилась, как если бы он смотрел в телескоп с другого конца.

Его жизнь не промелькнула перед мысленным взором, покой не снизошел на него. Была только мысль: «Какого черта?» И потом — темнота.

Щенку его младшей сестренки нравилось грызть людям ноги. Он лежал во дворе, опустив голову на лапы, и грыз пальцы его ног острыми молодыми зубками. Дэвид визжал от щекотки, а сестренка, пока щенок занимался его ногами, оседлала ему грудь. А затем тоже принялась кусать его за колено другой ноги. Он чувствовал, как она вгрызается ему в икру.

— Ой, Пэт, прекрати!

Затем кто-то прижал к его лицу подушку, и он изо всех сил пытался высвободиться, чтобы вздохнуть.

Валентайн чувствовал грязь во рту, но не мог ее выплюнуть. Его язык стал сухим и вялым, как дохлая жаба. Он погрузился в темноту, все его мышцы окоченели. Он пытался повернуть голову, пошевелить рукой, но тело его не слушалось. На груди что-то шевелилось. Проще всего было поддаться желанию заснуть. «Если уснешь, умрешь», — прошептал тихий голос. И он боролся со сном, пытаясь разорвать обволакивающие его путы, но это было чересчур трудно, и он снова впал в забытье.

Пэт склонилась над ним и с силой, необычной для ее возраста, заталкивала какую-то трубку ему в рот. Из последних сил он сжимал челюсти.

— Дэвид! Дэвид! — окликнула его мама, стоявшая у задней двери.

— Мам, — отозвался он. — Пэт меня…

И тут жесткий стержень вошел ему в рот и едкая жидкость обожгла горло. Он не мог дышать носом и сделал судорожный глоток.

— Дэвид! — умоляла его Джослин. — Дэвид, я здесь. Все хорошо. Мы убили личинок песчаников. Ты поправишься.

Валентайн не понимал, что происходит. Он слишком устал.

— Дай-ка ему еще виски. Лучшее средство против этого чертова яда песчаников, — произнес хриплый голос.

Но его затуманенное сознание не воспринимало слов.

Ему зажали ноздри, а в рот опять влили ту же жидкость. Ему ничего не оставалось, как сделать глоток.

Очнувшись, он чувствовал себя так, будто по нему пробежало стадо коров. Но он уже мог различить сквозь заволакивающий глаза туман Джослин, Дьякона, Дэнверса, которые сидели вокруг костра, уставившись в огонь и потягивая что-то из кружек.

— Воды, — прохрипел он.

Джослин схватила фляжку и опустилась рядом с ним на колени. Дэнверс подошел сзади и приподнял Валентайна, чтобы тому было удобнее пить. Холодная вода привела его в чувство, и он даже нашел в себе силы поднять глаза на Джослин.

— Что… со мной?

— Вчера твой конь вернулся назад. Мы поняли: что-то случилось, — сказала она. Ее волосы щекотали ему лицо, когда она наклонялась.

— Песчаники расползлись повсюду, — пояснил Дэнверс. — Мы то и дело теряем из-за этого скот. Старшая погонщина, как увидела твоего мерина, велела нам бросить все дела и идти тебя искать. И как раз вовремя. Нам и раньше приходилось вытаскивать людей из нор песчаников. И если они выходили из комы, то чаще всего оставались паралитиками. А ты в этом деле новичок, и я думал, все, что мы сможем для тебя сделать, — это, убив личинок, похоронить твои останки.

— Больно… Может что-то помочь? — пробормотал Валентайн.

— Я наложила содовый компресс, — сказала Джослин.

Дэнверс потрепал Валентайна по грязной руке:

— Ты ногтями прорыл путь наверх. Мы заметили твои руку и голову, торчащие из норы. Ты, видно, схватил небольшую дозу яда.

— Не позволяй им запугать себя, — раздался голос Дьякона от костра. — Все будет в порядке. Они успели только пожевать тебя, все пальцы двигаются. Ты провел под землей не меньше целого дня. Глотни еще виски. Старая сказка о том, что виски помогает от укусов змеи, — полная чушь, но немного алкоголя в крови никогда не повредит, какой бы дрянью тебя ни напичкали.

Дэнверс откупорил бутылку, влил глоток виски Валентайну в рот и дал запить спиртное водой.

— Неплохо, а? — подмигнул Дэнверс. Он тоже сделал глоток.

— Эй, полегче, не забывай, мы не дома, — остановил его Дьякон.

— Да ладно. Это первый раз после праздника отела, Дьяк. С того времени столько всего произошло.

— И последний, до тех пор, пока мы не окажемся в лагере. Как только стемнеет, я поеду назад и скажу, что можно вернуть разведчиков.

Солнце село, и Дэнверс разбудил задремавшего Дьякона. Старый поборник Библии взгромоздился на лошадь и устроился в седле.

— Было время, со старостью жизнь становилась легче, — проворчал он и подъехал к Валентайну. — Ты, мой мальчик, в любое время желанный гость в нашем лагере. — Дьякон поглубже натянул шляпу.

— Спасибо, — сказал Валентайн. Он все еще был как в тумане, но его опьяненное алкоголем сознание уже возвращалось к жизни.

У него ныла левая лодыжка, но это была здоровая боль исцеления.

— Что ж, теперь я, по крайней мере, знаю, как пахнут жуки-песчаники.

— Джослин, ему еще пару дней нельзя садиться в седло. Побольше питья и отдыха, и вся эта гадость выйдет из него, — распорядился Дьякон. — Дэнверс, я пришлю тебе на замену кого-нибудь из ребят, а ты вернешься к своим делам.

— Спасибо, Дьякон, не надо. Я лучше послежу за Джослин.

— Как хочешь. Ну, прощайте еще раз, мистер Стюарт. И да пребудет с тобой Господь.

Компресс холодил рану. Валентайн кивнул и закрыл глаза:

— Он был со мной, когда я встретил Орлов.

Валентайн если не пил, то спал. Его друзья Орлы давали ему хлеб, смоченный в бульоне. Джослин ставила ему уксусные компрессы на рану, и их жжение облегчало боль. Валентайн наблюдал, что делают эти двое: Дэнверс, когда находился в лагере, глаз не спускал с девушки. Но это было нелегко: ему то и дело приходилось ходить за водой, следить за дорогой, ставить ловушки, и он давал знать о своем приближении за четверть мили, когда возвращался.

— Он не любит сидеть без дела, правда? — заметил Валентайн, когда Дэнверс отправился объезжать мерина.

— Он, можно сказать, родился и вырос в седле. Мать родила его через две минуты после того, как слезла с коня. И, как рассказывал его отец, спустя еще пять минут снова сидела верхом, правда, этому никто не верит. А нас он оставляет из деликатности.

— Мне приятно быть с тобой, но в этом нет необходимости.

— Он… Видишь ли, когда твоя лошадь вернулась в лагерь, произошла одна вещь… Я сказала маме, что хочу найти тебя и уйти вместе с тобой.

В ее глазах Валентайн увидел тревогу.

— Я думаю, что ты нужна своему клану, — сказал он, помедлив. — Больше, чем мне.

— С ними все будет в порядке.

— Я не имел в виду, что ты не можешь идти со мной или что я не хочу этого. Скажем иначе: тебе нужны твои соплеменники.

Она взглянула на него, не скрывая слез. Наверное, она ждала другого ответа.

— Они — твоя семья. Сейчас ты в таком возрасте, когда это не так уж важно для тебя. Но пройдут годы, и ты можешь пожалеть о своем поступке.

— Но ведь могу и не пожалеть.

— Я бы так хотел вернуть мою семью. У меня были родители, брат, сестра, дом. И все это у меня отняли, когда мне исполнилось одиннадцать лет. Если ты хоть немного уважаешь мое мнение, забудь все, что между нами было, и послушай меня: останься с мамой и Джошем. Мы с тобой — два человека, которые потянулись друг к другу на какой-то миг. А твоей семье ты будешь нужна всегда.

— Ты говоришь мне все это только для того, чтобы отвязаться. Скажи, что не хочешь, чтобы я пошла с тобой, и я останусь.

— Я не хочу, чтобы ты шла со мной, именно по тем причинам, о которых сказал.

Ее лицо стало жестким.

— Это все не то. Ты же мужик, Дэвид.

— Мужик? Я?

— Ну, не мул же. Хотя такой же упрямый.

— Тебе нужен мужчина с возможностями. А я…

— Израсходованный?

— Почему ты это сказала?

Она помолчала.

— Так говорил мой отец. Про старшее поколение, про тех, кто видел слишком много смертей и перемен. Он говорил, они все еще ходят, разговаривают, но что-то в них уже умерло — израсходованные в войнах. Их семьям, если они у них есть, приходится нелегко.

— Я хотел сказать, тебе нужен кто-то, с кем можно вместе стареть. А я… причиняю своим близким только горе.

— Но одиночество не лучше.

Он покачал головой:

— Нет, конечно. Зато — проще.

Все остальное время, пока Валентайн поправлялся, Джослин была весела, как птичка на весеннем солнышке. Он не мог понять, была ли это только маска Втроем они вели долгие беседы у костра, над их головами мерцали звезды, и, пока не гасли последние угольки, они были единственными живыми существами в темноте.

Спустя день, прежде чем окончательно попрощаться, Джослин и Дэнверс несколько часов ехали вместе с ним на юг. Они остановили лошадей, и Дэнверс пожал Валентайну руку, а Джослин крепко обняла его на прощание. Высвободившись, она переседлала лошадь. Похоже, Джослин не так уж была готова оставить свой клан, как это могло показаться.

— Спасибо, — сказал Дэнверс, искоса взглянув на Джослин. — За все.

— Помни… нас, — промолвила Джослин.

— Обязательно. Вы помогли больше, чем можете представить. Генерал получил по носу. Наверное, он теперь на какое-то время уберется в свою нору. А уж потом я возьмусь за него.

Когда с расставанием было покончено, Валентайн, с тенью досады, развернул своего коня к дороге и попытался не слушать своим чутким ухом стук копыт удалявшихся друзей.

В этих краях было много кедров и небольших, неправильной формы, холмов, заслоняющих более влажные участки леса. Полевые цветы и пчелы царили в этой части дюн. Валентайн не заметил следов скота или кочевников. Теперь он находился в приграничной зоне.

Он попытался сообразить, кто из куриан контролировал этот район, и решил, что это должен быть тот из них, кто обосновался в Керни. Он сомневался, что какой-нибудь курианский инспектор забредет сюда, так далеко от Керни, но была опасность столкнуться со Жнецом ночью или с военным патрулем в дневное время. Валентайн продвигался очень осторожно, часто вел коня в поводу, держался низин, подальше от дороги.

Описав большую петлю на юг, он приближался к Брокен-Боу. Он знал, что приспешники куриан часто бывают чертовски подозрительны по отношению к тем, кто появляется со стороны необитаемых земель. Но стоит тому же человеку сделать круг и появиться с другой стороны, и они будут сама любезность, даже чашку чая предложат.

Уже темнело, когда Валентайн подъехал к нагромождению оставшихся от Старого Времени газовых станций и рынков, домиков и автостоянок.

Он пересек старую железнодорожную колею и спешился, чтобы осмотреть ее. Все говорило о том, что хотя ею редко пользовались, совсем недавно тут прошел поезд. Рельсы и шпалы были в плачевном — даже для квислингов — состоянии, и в то же время скопившаяся на путях грязь была сметена прошедшим поездом.

Продвигаясь вдоль путей и шоссе, Валентайн добрался до городка, когда уже спускались сумерки. Только в одном здании — угловом беленом шлакоблочном магазинчике — в окне, за самодельными ставнями горел свет. По пустынным улочкам гулял ветер.

Если в городке и появлялся поезд, то он уже давно уехал.

Валентайн заметил огонек сигареты в тени аллеи, и вслед за этим вышел солдат с ружьем наперевес. Он повел дулом в сторону Валентайна:

— Стоять на месте. Кто ты такой?

Валентайн осадил лошадь:

— Похоже, я опоздал. Что, люди Генерала уже ушли? Я должен был передать сообщение.

— Я тебя не знаю.

— Я тоже не ожидал встретить тебя. Я из Колумбуса, а не из Керни. Поверну-ка я восвояси, приятель. Ясно, что он ушел, а я зря проскакал целый день.

— А почему же они не связались по рации?

— Вообще-то это не твое дело, но Генерал предпочитает кое-какие вещи видеть на бумаге. Во всяком случае, так говорят. Возможно, они не хотят, чтобы кто-то запеленговал их переговоры.

— Ладно, проходи, если хочешь. Хотя бы перекусишь, прежде чем возвращаться. Но коня и ружье придется оставить здесь. И эту штуковину тоже. Где ты только ее раздобыл?

— Отобрал в Омахе у грога два года тому назад. Пусть мои вещи побудут здесь, пока не вернусь. У меня еще револьвер есть. Можно сложить это все вот тут, на скамейку?

Ружье все еще было направлено на Валентайна, но солдат, видно было, немного расслабился.

— Да, конечно. А ты неплохо вооружен.

— Ты бы тоже вооружился, если бы пришлось отправляться так далеко одному.

Часовой подошел к двери с порядком поцарапанным, но целым стеклом.

— Тут прибыл посыльный. Я взял у него лошадь и оружие.

Валентайн шагнул внутрь маленького домика. В пропахшем потом и куревом помещении находилось четверо солдат, двое из которых спали на походных койках. Окна защищали мешки с песком, на стене висели винтовки. На аккуратно подметенном полу тут и там были расстелены чистые листы бумаги. Судя по всему, еще недавно здесь размещался штаб.

— Привет, — хрипло бросил один из солдат. Похоже, это был сержант, хотя и без соответствующей формы.

— Добрый вечер, — сказал Валентайн. — Опоздал на день — потерял доллар. И так всю жизнь. Мне надо было передать пакет Генералу или его заместителю. А они, похоже, уже уехали.

— Ты часов на восемь опоздал. Не знаю, как насчет Генерала, но эта команда из «Ломаного креста» была здесь. Я так понял, что они всего за две ночи сожгли три лагеря кочевников. А потом получили какой-то приказ и смылись.

— Черт! И куда?

— А мы почем знаем? Эти парни держат язык за зубами. Нагнали они на меня страху, скажу я тебе.

— Это мне знакомо, — признался Валентайн. И не покривил душой.

— Они сказали, что вернутся. Но я тебе не советовал бы их дожидаться. Спорим, что, когда они вернут ся, у них будет достаточно стволов, чтобы прикончить последнего ковбоя в округе. Ставлю на это последнюю каплю крови.

— Не против, если я налью себе кофе? Мне еще предстоит обратная дорога.

— Давай, он не первый раз заварен, зато горячий.

Валентайн налил себе пойла из смеси желудей и орехов. Как ему сейчас не хватало кофе, украденного Дювалье.

— Эй, приятель, если тебе и вправду нужна разрядка, там, в задней комнате, у нас сидит симпатичная юная беженка. Я съем свою шляпу, если ей уже есть семнадцать. Ее семью нашли в реке пару дней назад. Мне она досталась в наследство от одного дружка, который водит полицейскую машину. Теперь ты можешь попользоваться.

Валентайн заглянул в дверь. Второй солдат подошел к своему сержанту и прошептал:

— Что-то не нравится он мне, Бад.

Для Валентайна этот шепот был хорошо различим.

Он поболтал остатки кофе.

— Нет, но спасибо за предложение. Я сразу бы уснул, а мне еще ехать.

Он подошел к сержанту, опустив руки в карманы.

— Послушай, здесь у меня где-то была пачка индейского табака, и если хочешь обменять ее на…

Он нанес резкий удар надетой на пальцы боевой лапой. На месте глаз у сержанта оказалось кровавое желе. Левой рукой Валентайн полоснул второго солдата по лицу, так что у него от уха до носа протянулись глубокие, до кости, порезы. Сержант отшатнулся, закрыв руками окровавленное лицо, а Дэвид уже набросился на спящего на койке часового. Другой спавший солдат успел приподняться как раз в тот момент, когда Валентайн почти снес ему голову с плеч.

Дэвид сбросил лапы, сдернул винтовку со стены и прицелился в часового, поднимавшегося с перевернутой скамьи. Винтовка дала осечку. Или была не заряжена. Тогда Валентайн выхватил саблю и полоснул ею так быстро, что «джек» не успел увернуться. Он двинул другого солдата по голове, тот упал на пол, мертвый или без чувств.

Валентайн прикончил раненых парангом. Он взял из ящика дробовик, убедился, что он заряжен, и выглянул в заложенное мешком с песком окно. Часового не было видно — должно быть, он сбежал или же прятался где-то за дверью.

Присев под окном, Валентайн, держа под прицелом дверь, поднял одного из мертвых солдат и выкинул его в окно. Стекло разбилось, и в тот же миг прозвучал выстрел. Валентайн бросился к двери, ружье прижато к бедру, и увидел, как часовой целится в мертвое тело. Первым выстрелом Валентайн задел ему плечо, а вторым пробил череп.

Его испуганный мерин гарцевал на месте, дергая скамейку, к которой был привязан. Валентайн успокоил коня, забрал свое оружие и вернулся в дом.

В маленькой и голой задней комнатке находилась девушка, причина всей этой бойни. Она забилась в угол, завернувшись в свой страх да изодранное одеяло. Пара огромных карих глаз смотрела на Валентайна из-под спутанных черных волос. Девушка вскрикнула, когда Валентайн шагнул в комнату, но он опустил оружие и протянул вперед руки ладонями вверх.

— Меня зовут Дэвид: Я не причиню тебе зла. — Он сделал еще шаг вперед. И остановился. — Прости, но это не чудесное спасение. Тебе придется как следует поработать. Ты любишь лошадей? Умеешь ездить верхом?

— Верхом? — еле слышно прошептала она, но в ее голосе звучала надежда.

— Да, верхом. Уехать отсюда на лошади, которая может скакать всю ночь напролет.

— Ускакать отсюда? — повторила она уже чуть громче.

— Ты уже меня понимаешь. Хочешь поесть чего-нибудь, может быть, воды?

— Нет… Скорее прочь отсюда.

— Одевайся. Возьми одеяла.

Валентайн вернулся в комнату и посмотрел в окно на перекресток, если только пересечение двух дорог, в трещинах которых выросли подсолнухи, можно было назвать перекрестком.

Девчонка и так настрадалась, и он набросил простыни и куртки на мертвых солдат, после чего вернулся к ней в комнату.

— Они мертвы? — спросила она.

— Мертвы кто?

— Полицаи. Они пришли ночью и всех забрали. Забрали навсегда.

— Кого, твоих родителей?

Она кивнула, и у нее на глазах снова выступили слезы.

— Да, сестренка, полицаи мертвы.

Она вышла из комнаты, завернутая в одеяло, как в пончо, в рваных штанах и толстых армейских носках.

— Фу! — фыркнула она, увидев трупы.

Валентайн подвел ее к лошади.

— Я хочу, чтобы ты ехала по этой дороге прямо, не сворачивая. Вряд ли тебе встретится машина. Но если так случится, спрячься. Ищи людей, у которых очень много коров и фургонов. Поняла?

— Коров и фургонов. Ясно.

— Ты ведь умеешь обращаться с лошадьми? Я не знаю ни одной девочки-подростка, у которой это не получалось бы лучше, чем у взрослого мужчины. Слушай, а я ведь только сейчас подумал, что не дал этому мерину клички. Может, ты придумаешь?

Она потрепала гнедого по шее в знак знакомства.

— Да, сэр. Он такой большой. Я его назову Долговязый. Посмотрите-ка, у него два белых чулочка.

— Когда ты доберешься до людей с коровами и фургонами, найди того, кого называют старшим погонщиком. Скажи ему, что тебе нужно к Орлам, и тебе помогут. Справишься?

— Старший погонщик, Орлы. Все ясно.

— Среди Орлов есть женщина, которая из-за полицаев потеряла много близких ей людей. Она позаботится о тебе. Итак, по какой дороге поедешь? — спросил Валентайн, снимая с гнедого свой рюкзак, но не трогая запаса еды и питья.

— По этой, — показала она.

— Есть вопросы, сестренка?

Она ловко, словно обезьянка, забралась в седло — худенькая девочка верхом на очень высокой лошади. Откинувшись, она развернула Долговязого. Возбужденный мерин отпрянул в сторону, но она знала, как заставить его слушаться.

Глаза девочки всматривались в едва различимую в темноте дорогу, скорее уверенно, чем испуганно. Она сдвинула брови:

— А кто вы такой?

Валентайн и сам порой не знал ответа.

Она взглянула на мертвого солдата, лежащего посреди улицы, а Валентайн подправил ей стремя.

— Я тот, кто приходит по ночам наказывать полицаев.

Железнодорожная станция оказалась настоящей сокровищницей всевозможного оборудования, оставленного уехавшим впопыхах «Ломаным крестом?». Валентайн обнаружил военный грузовик, а на дне его проржавевшего кузова на двойной оси — нагромождение тяжелых рам, грязных, забранных проволочными решетками окон, деревянный полевой циркуль. Однако дизельные цилиндры все еще действовали. Валентайн осмотрел двигатель, добавил машинного масла, загрузил еду и топливо. При этом он постоянно был начеку — не идет ли патруль.

«Джеков», судя по всему, снабжал «Ломаный крест» либо они воровали у него. Повсюду валялись маркированные ящики. Он прочел надписи, светя себе подаренным Рю камнем. Он легко помещался в ладони, и его можно было вертеть как угодно. Вал нашел ящик с гранатами и еще один — с «зажигалками». Сплав алюминия с оксидом железа, если его накалить, сваривал металлы и был излюбленным зажигательным веществом для наиболее изощренных полицаев. Валентайн позаимствовал у мертвых гарнизонных бойцов карты, ружья и патроны и сел за баранку грузовика, вглядываясь вперед сквозь протертое им лобовое стекло, забранное проволочной сеткой.

Тронувшись с места — не слишком уверенно поначалу, поскольку подобные механизмы ему были непривычны, — Дэвид постарался приноровиться к допотопному грузовику так, как привыкал бы править лошадью.

Валентайн так никогда и не узнал, что его неспешный автопробег по Северной Небраске стал местной легендой. Он избегал встреч с патрулями и Жнецами, а потому держался в стороне от территории севернее Линкольна, контролируемой Номером Первым. Он крался по боковым дорогам, огибая район, где господствовал курианин, грог и человек. Он останавливался на уединенных фермах, меняя ружья и патроны на еду и ночлег.

Местные жители не задавали лишних вопросов, но с готовностью рассказывали ему о своих бедах. Он уничтожил досаждавшее маленькому селению гнездо гарпий, обосновавшихся в старом Уэйн-колледже, подпалив их насест. И устроил засаду на шайку головорезов из беглых солдат, которые промышляли, разъезжая на двух автомашинах, когда те остановились на ночлег. Он убил одного из дезертиров, отправившегося в овраг облегчиться, надел его шляпу и, прежде чем его сообщники успели подняться с места, расстрелял их в упор.

В конце концов Валентайн уступил грузовик, позаимствованный в Брокен-Боу, нескольким объединившимся в кооператив семьям, которые поселились в живописном месте севернее Блэра. Снова на своих двоих он отправился к руинам Омахи.

От Омахи остались только обгоревшие остовы зданий. Пригороды разорены, внутренние районы — сплошные обугленные развалины. И все, что находилось к югу от города, между Каунсил-Блафс и Папильоном, сровняли с землей ядерные воздушные и подземные взрывы, направленные против командной базы прежних Военно-Воздушных Сил Стратегического Назначения, находившейся в Бельвью. Валентайн собирался объехать руины по старому шоссе 1-680. Но тут Судьба сдала ему одну из тех козырных карт, что круто меняют жизнь.