Ма. Н. Лернер
Чеченец

Хьамидан Ваха Хасаев позевывая, прошел мимо проводницы и спустился по лесенке из вагона на перрон. Именно так на самом деле его звали. Вовсе не Ваха Хамиданович как звучало бы на русском языке. Тем более не имело отношения к нему то имя, что было написано в паспорте. Ничего не поделаешь — пришлось привыкать. За спиной у него было участие во множестве конфликтов на Кавказе, включая обе чеченские войны.

До разных Басаевых ему было далеко, больниц он не захватывал, домов не взрывал, разве что отрезал десяток-другой голов, но кому надо, могли неожиданно проснуться в связи с очередной компанией борьбы с лицами кавказской национальности, и лучше было в России не отсвечивать подлинными документами.

Впрочем, упертым фанатиком он не был и направлялся не взорвать Кремль или взять заложников в школе, а по просьбе дяди прибыл помочь выбить долг из одного много о себе возомнившего бизнесмена. Что поделаешь, родственные связи дело святое, отказать было нельзя. Ваха хотел прихватить еще парочку подручных, но дядя сказал, что люди есть. Требуется просто его присутствие. Он хоть и не Басаев, но в определенных кругах имя прекрасно известно.

Что-то его сильно беспокоило, но, только прошагав, как лунатик несколько шагов, Ваха встряхнулся и затормозил озираясь.

Фильм что ли снимают? — с недоумением подумал он, глядя на людей. Дамы в невообразимых платьях, мужчины в строгих костюмах и у выхода с перрона стоял городовой, в дореволюционной форме с шашкой на боку.

— Поберегись! — заорали над ухом, и Ваха невольно шарахнулся в сторону. Мимо, толкая тележку, прошел носильщик с большой бляхой на груди. — Не стой на дороге, деревня, — свысока сказал он Вахе.

Тот не ответил. Открыв рот, он смотрел на поезд. Если бы на голове были волосы, они непременно встали бы дыбом, но к сорока Ваха стал лысеть и тщательно брил голову, скрывая этот недостаток.

Поезда, на котором он приехал в Москву, не было. Вернее он был, но вместо двадцати с лишним вагонов имелось только шесть. И это были не те вагоны. Да что там выгоны? Впереди стоял самый натуральный паровоз с трубой, из которой все еще шел дым. Даже если на станции снимали кино, убрать его поезд никто бы не успел. Ведь он сошел буквально минуту назад!

Что происходит? — в панике подумал он, краем глаза отслеживая, как на него уставился городовой. Взгляд у того был цепкий, как у знакомого опера, пытавшегося Ваху в свое время колоть на предмет спрятанного оружия и совершенно не тянуло выяснять, что тот хочет. Маскарад это или нет, все равно мне здесь не место, — подумал Ваха. Уходить надо. Он целеустремленно прошел мимо ряженого мента и через минуту был на площади.

Это была не Москва. Совсем другие здания, множество странно одетых людей, извозчики и крики газетчиков предлагающих приобрести экземпляр печатного слова. Ваха уперся остекленевшим взглядом в тумбу, оклеенную афишами. Последний раз он такое видел в кино про революцию еще ребенком в советские времена. Прямо, напротив, на самом большом объявлении, приглашавшем посетить бенефис во МХАТе, чернела дата. 1907 год. Ваху стошнило. Он скрючился, нагибаясь, но желудок не желал отдавать ничего. Это было чисто психологическое. Так страшно ему не было даже тогда, когда его отряд федералы накрыли артиллерией, и рядом с ним разорвало на куски родного брата. Там была война, здесь была пугающая неизвестность.

Через час Ваха сидел рядом с вокзалом в заведении под названием ТрактирЪ. Совсем не похожа была обстановка на закопченные трактиры с полупьяной публикой в фильмах. Больше смахивало на приличный ресторан. Пришлось продать халдею золотое кольцо, но дело того стоило, даже при условии, что его явно кинули. Цен он себе не представлял, но ходить бессмысленно по улицам, слушая за спиной издевательские крики мальчишек по поводу его одежды, и рано или поздно нарваться на еще одного городового не стоило. Надо было обдумать, как жить дальше.

Неторопливо закусывая очередную рюмку водки из графинчика удивительно вкусным пирогом, он напряженно размышлял. В отличие от странных представлений русских о чеченцах Ваха вовсе не был тупым дикарем только что спустившимся с гор с ножом в одной руке и бараном на веревке в другой.

Он родился в 1965 году, еще при советской власти, ходил в школу, был даже комсомольцем, хотя никогда не лез в президиум. Тогда все вступали в комсомол. Отслужил в армии и успел закончить ГГНИ — Грозненский государственный нефтяной институт имени академика М.Д. Миллионщикова. Причем корочки не покупал, а учился и учился неплохо.

Война любого заставит поверить в Бога, и Ваха верил, но больше выполняя положенные действия, чем из религиозных побуждений. Вот и водки он не прочь был дернуть. Именно это и пугало. Не сам ли Аллах послал меня в прошлое, чтобы изменить его, — пытался понять Ваха.

Даже на войне он любил почитать на русском языке современную популярную литературу, не забывая и художественную. Понятное дело, всяких Пучковых со Зверевыми, пишущих про героических федералов-спецназовцев недолюбливал и предпочитал исторические приключения. Подальше от реальной жизни.

В последнее время крайне популярным стал жанр попаданцев. Героический спецназовец проваливался в 1941год, бежал к Сталину, и СССР, ведомый самым знающим на свете деятелем, способным запросто одной левой перебить немецкую танковую дивизию, нарисовать чертежи любого оружия, включая атомную бомбу и послушно выполняющим его указания усатым, захватывал всю Европу. Обычно легко читалось и так же легко забывалось.

Там были сказки, а здесь он угодил прямиком в жизнь. В любом случае к скоту Сталину Ваха бежать бы не стал, а уж спасать СССР тем более. Но от него это и не требовалось. На улице было лето 1907 года. Так что же хочет Аллах?

Ваха подумал и решил, что всему свое время. Если понадобиться, будет и подсказка, на то и воля Аллаха, а нет — все равно как-то выкручиваться надо.

Пока что надо думать. Зачем мы воевали с русскими? — спросил он сам себя. За независимость! А каким образом можно ее получить? Вот и поразмышляю. В отличие от книжных попаданцев, я помню только основные даты, но это уже немало. Запросто могу стать пророком, с абсолютно правильными предсказаниями.

Какие все-таки существуют возможности?

1. Не вступление Турецкой империи в 1-ю мировую войну. Турецкая империя сохраняется. В году 1917-18 вторжение на Кавказ. Совместные действия. Очень скользкий вариант. Как суметь заставить турок оттянуть начало войны? Станут меня слушать, как же.

2. Стандартно террористический. Вырезание всяких Лениных и Сталиных до 7 колена. Но это мало интересно. Результат непредсказуемый. Вполне возможно, что революция все равно будет, а вот что и как пойдет, я после первого же убийства знать не буду. Независимость Ичкерии от этого не появится. Скорее наоборот, придут к власти Корнилов или кто вроде него и вместо развала империя сохранится.

3. Подавление октябрьского переворота силами горцев. Временное правительство гораздо лучше — развал страны вполне вероятен, а Сталину при таком раскладе место у параши на каторге. Керенский — Ельцин номер два. Вернее, здесь будет первый, но это не принципиально. Независимость в перспективе. Но не представляю, как это организовать. Время очень мало. Лет бы на двадцать раньше попасть в прошлое!

Тупик, — сказал сам себе Ваха и выпил еще одну рюмку.

Зайдем с другой стороны. Что я знаю из того, что неизвестно сегодня?

Хо! Много чего знаю. Я все-таки в ГГНИ учился. Значение нефти для развития с тенденцией увеличения стоимости и добычи. Месторождения нефти. До километра скважины естественно не смогу, но район поиска не проблема. В Баку и Грозном я помню даже места. В Сибири приблизительно, но уже не плохо. Привязка к местности много время не займет, ландшафт тот же. Гораздо лучше у арабов. В Персидском заливе даже в Иране первые находки в 1908 году, в Ираке в 1923 году, 1932 Бахрейн, 1937 в Саудовской Аравии. В 1938 в Кувейте. Или в 1939 году? Не принципиально. Важно, что сейчас никто ничего не знает. Скупить нефтяные поля задолго до открытия и на эти бешеные бабки можно замутить все что угодно. Действовать надо по умному. На манер какого-нибудь колумбийского наркоборона. За счет своевременной скупки нефтяных полей сделать себе состояние. И своему тейпу или району устраивать замечательную богатую жизнь, чтоб шли за мной в огонь и воду. На это дело жадничать нельзя. А одноразовых боевиков вербовать из турецких черкесов.

Кстати, — вспомнил он, — не забыть хашемитскую и саудовскую династию и роль их в борьбе против турок. Развал империи во многом на их совести. При первой возможности устранить.

Еще… Знаю как создается боевое подполье и как его держать в руках. Что творилось на нефтяных приисках до революции, я еще в детстве слышал. Куда там Джеку Лондону с его золотой лихорадкой, у нас покруче было. Если хоть половина рассказов, правда, я их всех отсосать заставлю. Конкурентов замочить по сортирам. Или сделать им предложение, от которого нельзя отказаться. Олигарх местного разлива, щедро дающий на лапу полицейским. Мне не привыкать взятки раздавать. С этим ясно. Еще?

Тактика диверсионных групп, роль пулеметов и минометов. Камуфляж, саперное дело. Направление развития стрелкового оружия. Политические убийства тоже при необходимости можно исполнить совсем на другом уровне. Из обычной трехлинейки с оптикой. Бомбы в карету пусть недоумки бросают. Химию, я еще достаточно знаю, чтобы сделать взрывчатку из подручных средств. Вот совершенно не помню, как в это время с азотными удобрениями, но это легко выяснить.

Компания Зингер, печатная машинка ундервуд, дизель, первые автомобили, аккумулятор, железобетон, нефтепровод. Ручка самая обычная. Та, что в советские времена была, когда поршнем набираешь чернила. Не надо каждый раз макать в чернильницу. Шприцы уже имеются. Принцип тот же. Это только то, что сходу вспоминается. Не нужно ничего умного изобретать, да я и не смогу. Надо вкладывать в акции и падение биржи в результате войны и революции. Идея фордовского конвейера. Идея финансовых пирамид. Очень хорошая идея — создание сети наркоторговли. Кокаин с героином и морфием свободно продавались в аптеках и даже врачами прописывались как успокоительное. Где читал? Какая разница, и у Хеменгуэя было, и у О. Генри и вроде у Акунина. Тут можно тааааааак развернуться, используя мой опыт. Все это надо будет записать…

Наверняка еще что вспомнится. Теперь — планы это хорошо, но на все требуются деньги. Где взять? Рецепт собственно стандартный имеется. Каждый попаданец начинает с демонстрации мобильника Сталину. А что, у меня тоже имеется. Мобильник с игрушками, фотоаппаратом и мелодиями для звонка. Особенно вставляет фотоаппарат. Надо было с видеокамерой брать, пожалел денег, все равно после Москвы выбрасывать бы пришлось, чтоб не отследили. Зарядное устройство не забыл и это прекрасно. Вроде напряжение было другое, это проверить надо. О, Аллах, как много я не знаю. Он поставил на стул рядом с собой дорожную сумку и начал тщательно проверять содержимое.

Одежду даже доставать не стоит, — перекладывая ее, думал Ваха, — надо подумать, как переодеться в местное тряпье. На гоп-стоп, что ли кого взять? Опять неизвестно как в те, в смысле эти, — поправил он себя, — времена полиция работала. Может, заметут через час. Рожа-то у меня совсем не славянская, одежда тоже приметная. Непременно кто-то заметит и настучит.

Ага! Электробритва. Переключатель имеется со 127 на 220. Уже хорошо, но трансформатор, если что сделать не великая проблема.

Говорящая кукла, ездящая машинка, стреляющий шариками пистолет. Не даром вез детям подарки. Тоже можно продать за очень приличные деньги. Все. Больше ничего интересного не имеется.

— Идиот! — воскликнул Ваха и рассмеялся, так что даже сидевшие за соседним столиком обернулись. — Извините, сказал он им. Как можно забывать такие вещи? Молния на брюках, липучки на кроссовках, батарейки в игрушках, зажигалка Зиппо, одноразовая зажигалка, сигареты с фильтром, обычные крышки для консервирования, которыми закрывали в советские времена стеклянные банки и закатывающий механизм. Простейшие вещи, но до них никто пока не додумался. Патенты оформить надо по закону.

Он вытащил из бокового кармана сумки блокнот и начал старательно записывать все, что придумал. В конце списка добавил шариковую ручку. Неизвестно из какого материала делать, пластмассы еще нет. Потом остановился, удовлетворенно посмотрел на результат и налил себе очередную рюмку. Привычно крякнул, выпив, и уставился на собственную руку.

Часы! Механические уже давно делают, но браслет металлический на руке, а не цепура на жилетке — вообще новая концепция.

Тут Ваха насторожился и стал внимательно смотреть. В трактир вошли и проследовали мимо него к соседнему столику два человека. Один, на вид слегка за тридцать, с военной выправкой. Левый, пустой рукав черкески был заправлен за ремень. На груди у него висело два георгиевских креста. Ваха прищурился, присматриваясь, и понял, что это как раз из тех, что вручались иноверцам. В центре был двуглавый орел. Подробностей он не помнил, но что мусульманам не положено с изображением человека, знал прекрасно.

Второй был приблизительно того же возраста, но с обезьяноподобной внешностью и длинными руками, достающими ниже колен. Весь заросший бородой, а когда снял папаху, впечатление было, что она так и осталась на голове, так там курчавилась шерсть. Типичный абрек, не хватало только зеленой повязки на лбу и АКМа. Он с почтением проводил первого к столу и подвинул ему стул. Тот, принял эти услуги как само собой разумеющееся. Телохранитель, — глядя как обезьяночеловек зыркает взглядом по сторонам, с одобрением подумал Ваха. Прост как угол дома. При желании легко завалить обоих, но видно — не за деньги служит, из преданности.

— Человек, — окликнул официанта однорукий. Тот моментально подскочил. — Слушаю-с.

— У нас до поезда еще два часа, со знакомым акцентом, прозвучавшим для Вахи музыкой, сказал офицер. — Тащи закуску, мы с Умаром проголодались.

— Сей секунд, — кланяясь, ответил официант, — прекрасно помню ваши вкусы господин полковник. Угадал про офицера, довольно подумал Ваха. — Читали в газетах о ваших подвигах на месте командира полка Чеченского конного полка и гордимся знакомством. Жаль, что вы пострадали под Мукденом, — он скосил глаза на пустой рукав.

— Ты тащи, — добродушно сказал однорукий, — разговоры потом. Официант испарился.

Ты хотел знак? — подумал Ваха. — Аллах прислал его тебе. В одиночку, не зная порядков в стране, не зная законов, я ничего не смогу сделать. Несколько лет необходимо на вживание, а там уже первая мировая, революция и гражданская. Нужен выход на человека с деньгами. Нужен местный. Не все пряники достанутся мне? Обидно, но лучше половина, чем упустить шанс. Если получится и он сведет меня с людьми, имеющими деньги и влияние, совсем не обязательно потом ходить в обнимку.

Ваха решительно встал и, подхватив сумку, направился к соседям. — Прошу прощения, — сходу заговорил он по-чеченски. Телохранитель дернулся, собираясь загородить Вахе дорогу, но тут же повинуясь еле уловимому жесту однорукого, опустился назад на стул.

— К какому тейпу принадлежит уважаемый? — быстро спросил Ваха.

— Беной, — удивленно подняв брови, ответил однорукий. — Туккхум Нохчмахкахой. А что?

Ваха почувствовал, как колени у него стали ватные, и плюхнулся на стул.

— Я тоже, — сказал он едва слышно. Если это не знак свыше, то что?

— И кто твои родители?

Ваха мгновенье молчал. — Я очень прошу отнестись к моим слова со вниманием, — осторожно сказал он. — В это сложно поверить. Однорукий поощряющее кивнул. — Уважаемый слышал об английском писателе Герберте Уэллсе? Книга называется "Машина времени".

— Да уже лет десять назад как читал, — недоумевающе, ответил тот.

— Вот! — радостно воскликнул Ваха и приступил к процедуре ознакомления с чудесами техники и рассказу о замечательных возможностях обогатиться.

— Интересно, — сказал через час офицер. — Очень интересно. Допустим, я верю. И что хочет от меня пришелец из будущего? Надеюсь, его машина времени не потерялась случайно, как в романе? Искать не требуется?

— Нет никакой машины времени, — с досадой сказал Ваха. — Насколько было бы проще, если бы она существовала.

Нет. Я попал сюда совершенно случайно. Это воля Аллаха. Он хочет, чтобы я изменил прошлое.

— Аллаха? — переспросил офицер.

— Да! — страстно воскликнул Ваха. — Нет другого объяснения. Я знаю будущее, и в нем наш народ не ждет ничего хорошего. Другого объяснения нет, — повторил он.

— Умар, — сказал однорукий, обернувшись к телохранителю.

— Да? — мгновенно отреагировал тот.

— Сдай билеты и возвращайся. Найди извозчика и пусть подождет у входа, мы возвращаемся к брату. Обезьяночеловек молча встал и направился к выходу. Все время он молча сидел, не обращая внимания на разговор. Только отдал должное принесенному обеду, а все остальное время по-прежнему зыркал нехорошим взором в сторону посетителей.

— Я слушаю, — сказал однорукий, оборачиваясь к Вахе. Тот напрягся и постарался выложить все, что он помнил из истории Ичкерии в 20 веке. Получилось путано, он сам чувствовал, чтобы рассказать о событиях 40-х, надо было пояснять кто такие Ленин и Сталин, чтобы изложить историю войны с федералами, пришлось возвращаться к Горбачеву.

— А евреи при чем? — удивленно спросил на середине рассказа офицер.

— Как причем, — вскипел Ваха, — да они все время сидели у власти. В 1919 году из пяти членов Политбюро двое, да и Ленин с еврейской кровью, так что трое. В 1921 — трое из пяти и Ленин впридачу. И так все время! А в ЧеКа их половина была и когда нас выселяли деда такой жид с лейтенантскими погонами ударил.

— Но этот самый Джугашвили, он же грузин?

— Или грузин, или осетин, а может вообще еврей грузинский, никто толком не знает.

— Но ведь были и русские, и другие в правительстве. Да и без поддержки русского народа ничего бы не случилось?

— Да что русские, — пренебрежительно ответил Ваха. — Русские скот. У них всегда имеется пастух. В древности норманны, теперь немцы. У царей, наверное, ни одной капли славянской крови нет. Почему бы не занять это место чеченцу?

— Ага, — сказал однорукий, увидев в дверях Умара. — Пойдем. Он положил на стол деньги для официанта. — Все это надо выслушать очень подробно и сначала хорошо подумать, чтобы не наломать дров. И нам… Нам! — радостно подумал Ваха. — Есть контакт! — Понадобится человек с большими деньгами и хорошими связями. Выпускать такую информацию из семьи глупо. Поэтому едем к моему брату Исаю. Меня, кстати, Юсуп зовут, — усмехнувшись, сказал он. Ты все равно не понимаешь, как правильно называть. Благородие от высокоблагородия не отличаешь.

Извозчик остановился у богатого двухэтажного особняка. Из дверей торопливо вышел человек в расстегнутом черном сюртуке. На фоне еще двух охранников в черкесках торчавших у входа смотрелся он уморительно. Сходство с одноруким бросалось в глаза. Это явно был его родной брат.

— Что случилось? — спросил он встревожено. — Почему ты вернулся?

— Случилось, — ответил Юсуп. — Очень серьезная вещь случилась. Проводите вот его, — он кивнул на Ваху, — в комнату, где у нас гости, — с подчеркнутой интонацией, — останавливаются, — сказал он. — А нам, брат, надо поговорить с глазу на глаз.

— Пойдем, — сказал Умар, Вахе.

Ваха метался по комнате как тигр в клетке. Он не понимал, что происходит. Его поселили в отдельном котеджике, стоящем в саду, с задней стороны особняка. Все бы ничего, но в комнате кроме кровати, стола и стульев не было никакой мебели. Так заложников ценных содержат, а не гостя. На окнах решетки и в соседней комнате постоянно сменяясь, находились два охранника. В разговоры они не вступали. За все время только один из них открыл рот, чтобы сообщить, что мясо есть можно, в этом доме всегда готовят по Закону.

Сначала его усадили за писанину и Ваха создал доклад страниц на триста, даже о том, что помнил смутно. Это они настоятельно просили. Они, потому что кроме двух братьев появился еще и третий. После первых же вопросов, Ваха явственно увидел, как сквозь плечи гражданского пиджака стали просвечивать гебисткие погоны. На прямой вопрос Юсуп подтвердил, что тот служит в жандармерии, по политической части, но заверил, что ни к какому начальству ротмистр не пойдет. Он тоже Гелаев, сын родного брата их отца и против родственников не пойдет. Все останется в семье.

Три недели его мучили вопросами, выдаивая информацию. Иногда возвращаясь из-за обмолвки назад и снова уточняя уже неоднократно обсужденный вопрос. Ваха сам поражался, как оказывается много можно вспомнить, если умело спрашивать. В голове сохранилась масса всякого, совершенно ненужного, но при внимательном рассмотрении в этой обстановке интересного. Ну что, например, мог он вспомнить о реформе Столыпина, если историки до сих пор между собой договориться не могу эффект был положительным для страны, отрицательным или нейтральным? Оказывается, кое-что помнил, хотя в его интересы это никогда не входило. Там в газете прочитал, здесь что-то слышал.

И вот уже второй день к нему никто не приходил. Это было из ряда вон. Ваха чувствовал, что где-то там, в особняке решается его судьба.

Он услышал шаги и с облегчением присел на стул, глядя на дверь. Как бы-то ни было, в глубине души он не верил, что без него можно обойтись.

Вошли Юсуп с жандармом, который по привычке хорошо знакомой еще с советских времен имя так и не назвал. Ваха мысленно именовал его чекистом.

— И что вы решили? — спросил Ваха.

— Хорошо, что ты не дурак. Юсуп сунул руку в карман, провисающий под тяжестью угловатого предмета, и Ваха с облегчением увидел, что он вынул не наган, а несколько листов исписанной бумаги. — Прочитай, — сказал однорукий. — Это мой сын писал. Ему тогда тринадцать было.

Ваха с недоумением взял и с трудом продираясь через дореволюционную орфографию углубился в текст. Дочитав до конца, он несколько мгновений слепо смотрел мимо стоящих у двери мужчин. Потом с ревом вскочил и со страшной силой ударился головой об стену.

— Зачем? — с досадой спросил ротмистр, глядя на скребущие пол в агонии руки и залитые кровью листки. — Выстрелил бы и все.

— Он был воин, — сухо сказал Юсуп. — Я дал ему возможность умереть с честью. Он был чеченец, и никто не упрекнет меня, что я нанес оскорбление родственнику из одного со мной тейпа. Я надеялся, что он кинется на меня, но он все потерял и даже не хотел убить. Зато умер не как собака. Сам все для себя решил. Пойдем…

В комнате сидели пятеро мужчин. Двое уже пожилых, один с седой длинной бородой, другой бритый, Юсуп, Иса и ротмистр Шай. Бритый был отец Юсупа и Исы, бородатый Шая.

— Чем бы все это не кончилось, никто кроме нас не должен узнать подробностей, — сказал Юсуп. Все по очереди кивнули, соглашаясь.

— Насколько можно этому верить? — спросил один из пожилых, тот, что с бородой, показывая на толстую стопку бумаг, лежащую на столе. — 1 мировая, революция, миллионы погибших, голод, тиф, развал страны, большевики, Сталин, Ленин, Гитлер, концлагеря, душегубки, ГУЛАГ. Звучит как страшилка. Все в отдельности похоже на правду — вместе звучит как приход Судного дня. Век — зверь, люди — хуже зверей.

— Это легко проверить, — ответил Юсуп. — Сразу по нескольким линиям. Иса уже послал людей посмотреть те места, где наш посетитель рисовал нефтяные месторождения. Сначала в Азербайджане и Чечне, если найдут, стоит и про остальные, что в Турции находятся подумать. Покупать придется через подставных лиц с нейтральным гражданством, если Турция будет воевать с Россией, могут конфисковать, а этого допустить нельзя.

У нас есть четкие привязки ко времени. Две Балканские войны, итало-турецкая, убийство австрийского эрцгерцога в Сараеве. Переворот в Стамбуле и младотурки. Чем больше совпадений, тем меньше сомнений. Проблема, что чем позже мы начнем действовать, тем сложнее остановить.

— А ты считаешь это вообще можно сделать? — с сомнением спросил второй пожилой.

— Да, — подал голос Шай. — Мы уже обсуждали. Если Россия не выходит из войны и в ней не берут власть большевики, приход Гитлера к власти становится очень сомнительным. Нет противостояния коммунисты-нацисты, нет противостояния восток-запад. Европа поделена, и никто не будет выкармливать экстремистов. Блок Франция-Россия-Англия сохраняется. Не без противоречий, но Германия возродившаяся никому не нужна. Войны на два фронта во второй раз она тоже не выдержит.

Оперативные мероприятия надо хорошо обдумать, но шанс есть. Особенно с деньгами, которые мы получим. Если нет, придется уносить ноги, а меня это совершенно не устраивает.

Кое-что из того, о чем он говорил, вроде ручек и зажигалок, легко сделать, и он был прав — это будут большие деньги. Автоматическое оружие, пулеметы, минометы. Это все придется за собственный счет, казна нам не помощь, там даже просить бесполезно. Зато потом, наши заводы станут крайне необходимы. Мы не просто спасем Отечество, мы озолотимся.

И, — он замялся.

— Договаривай, — приказал бородатый.

— Может, стоит все-таки семью Николая? Наследник с гемофолией, это большая проблема, а сам царь не слишком блещет. Просрал страну.

— У тебя и замена есть? — насмешливо спросил Иса.

— Нет, — сознался Шай, — но обдумать это стоит.

— Значит, ты хорошо подумаешь, — сказал бритый, — а там уже смотря по обстановке примем решение.

Израиль мне понравился, — сообщил он задумчиво. — Кто бы мог подумать, что эти местечковые, которых я в свое время нагайкой гонял один сотню, такой номер отмочат. Если мы давим, я надеюсь на ваши слова, саму вероятность со 2 мировой войной, то шанса на образования государства у них не будет. Придется помочь, — он довольно улыбнулся. — Всем легче будет, если они уедут в Палестину. Напряжение сбросим, пар революционный выпустим и не забудем про наше влияние на Ближнем Востоке. Только опять деньги, деньги и еще раз деньги.

— Попросим благословения на деяние наше, — сказал седобородый, — молитва лишней не будет…

Листки, исписанные учеником гимназии Наби Гелаевым.

Послезавтра мне исполнится тринадцать лет. Это рубеж, пройдя его, я стану мужчиной и думаю, что имею право говорить как мужчина. Отдам папе, и пусть он рассудит, прав ли я.

Дедушка в очередной раз увидел, что я общаюсь с Шимоном Розенштейном. Его это бесит. Во-первых, он не может спокойно смотреть на евреев, происходящих из местечка, как будто наш родной аул центр мировой жизни. Во-вторых, родители Шимона не ходят в синагогу. Все равно он мне друг и ничего от этого не изменится.

Дедушка в воспитательных целях усадил меня писать про величие племен нохчей. Я в нем не сомневаюсь. Мои предки доказали на деле, чего они стоят, а мой собственный отец командует эскадроном в Чеченском конном полку Кавказской кавалерийской дивизии в войне с японцами. Я тоже буду служить. Все Гелаевы служат. Нас чеченцев не призывают, но мы всегда идем добровольно. Это воспитание, и это уже в крови.

Однако положено писать про древность.

Предки наши хазары-иудеи после разгрома государства поразбежались в разные стороны. Потом еще Каспий добавил, жить в прежних местах стало невозможно. Часть, особенно городские, подались в Крым, часть ассимилировалась. И только немногие, в основном слабые племена и осколки родов забились в горы и там отсиживались, пока буйные ветры истории гоняли туда сюда разных монголов.

История шла своим обычным порядком, особой религиозностью в те времена в горах, если не считать одно время мусульман никто не страдал. Мусульманство проникло на Кавказ достаточно поздно. В Дагестане еще в 16 веке язычники нормальное явление. Турция до тех мест не дотянулась. Централизованного иудейства в наших краях никогда не было, в каждом ауле был отдельный раввин (а в некоторых и не было), который исполнял необходимые обряды, вроде жениться/похоронить, но не очень-то понимал в разных книгах. Читать через столетия на святом языке они уже не умели, так что жили, как водится все больше по адатам и слову старейшины. Жили такой же жизнью как окружающие, а бытие как сообщили нам ученые, определяет сознание. Так что пасли овечек, копались в огороде, очищая его от камней, и регулярно ходили украсть что-нибудь ценное у соседей. Не важно, какого рода, религии или племени те были. Горцы в этом смысле толерантны до безобразия. Соседи, естественно отвечали тем же.

Так они и жили, пока не настал век просвещения, а вместе с ним не появились русские. С одной стороны, появилось, кого можно еще ограбить, с другой этих самых пришельцев становилось все больше, и они принеси с собой новые идеи. То есть контакты с более культурными народами, включая общины евреев, проживающие в Турции, безусловно, и раньше были, но единичные. Несколько раз даже ездили учиться в тамошние ешивы, но обычно ничего хорошего из этого не выходило. Гордые нохчи (тут маленькое отступление — чечены с ингушами родственные народы, просто они ведут свое происхождение от разных ханов. У кагана было много жен) бесились от снисходительного отношения к ним этих живущих под властью мусульман евреев, не способных зарезать оскорбившего, не взирая на последствия.

Особенно неприятным был случай, когда один умник, вернувшийся из Турции после обучения, посмел возражать старому уважаемому раввину из тейпа, ведущего своего происхождение от самого хана Булана по какому-то вопросу который зазубрил в ешиве. Вместо того, чтобы почтительно слушать, он начал спорить, а на удар клюкой вынул кинжал и убил несчастного священнослужителя. Потом еще сто лет в ущельях качественно исполнялась кровная месть, пока, наконец, не помирились и не решили совместно не отправлять учиться в края, где такие испорченные нравы молодых людей. Жили себе по адатам и дальше проживем.

Но злые ветры перемен помешали всеобщему счастью. Русские все лезли и лезли, мешали жить, требовали дани и разных прочих глупостей. Свободолюбивые горцы ответили супостатам. Все шло своим чередом, если не считать удивления русских офицеров еврейством нохчей. Разные Пушкины с Лермонтовыми изливались про красавец Белл и в салонах недоуменно сравнивали собственных евреев с Украины и Польши с дикими горскими. Сравнение было не в пользу ашкеназов. Просвещенное общество в те времена умилялось дикарям, считая, что они ближе к природе и проще.

Но это было позже. Пока что началась Кавказская война, которая становилась все тяжелее. Чтобы сплотить всех для отпора захватчикам началось выпячивание религиозного противостояния. Произошел подъем религиозной жизни на небывалую высоту. Даже фанатики появились. Танец зикр, когда-то заимствованный у мусульман, в кругу с грозными выкриками в талитах до сих пор пугает соседние народы. Они знают, что будет большая кровь. Стали приглашать даже ученых раввинов из Турции. Османы вообще были заинтересованы нагадить России и помогали оружием и свитками Торы. В те времена евреев в Турецкой империи гоняли не больше чем других, так что и проблем особых не было.

Потом Шамиль провозгласил себя мошиахом и мюриды нанесли поражение русским. Он при необходимости прекрасно сотрудничал не только с мусульманами. Даже был отряд из православных перебежчиков и специально церковь для них построили. Шамиль старался без необходимости не раздражать мусульман, для них тоже христиане враг. Разные Франции с Англиями засуетились. Шустрый корреспондент французской газеты с крайне подозрительной для русского уха фамилией проник в Чечню и написал несколько статей про уничтоженные русскими аулы. Слово «Pogrom» попало в европейские словари. Возмущенная Европа обсуждала события на Кавказе, и царизму пришлось слегка придержать сильно ретивых полководцев.

Кончилось, как водится полной победой Российской Империи и пленным Шамилем в Казани. Там ему не понравилось, и было получено разрешение перебраться в Вильно, где полководец на старости лет углубился в изучение Талмуда. Дети его дослужились до генеральских чинов в русской армии (один, правда, во Францию уехал). Горцы могли служить добровольно, а князья нередко имели офицерские звания. На них как бы законы об ограничении евреев в правах не распространялись. Цари тоже любили дикарей.

Через Персию на Кавказ проникали классические евреи и селились в районе Дербента. Существовала сплошная полоса поселений между Кайтагом и районом Шемахи. Со временем они превратились в младший тейп чеченского народа, перешли на наш язык, хотя и сейчас делятся на 7 локальных групп.

В чем собственно разница между нами и евреями? Мы по определению не выходцы из Палестины, а потомки хазар. Значит и различие имеется. Оторванность от общей религиозной жизни в течение столетий, вызвавшее различие в обрядах. Мы не признаем Талмуд и практикуем многоженство. Любой чеченский раввин моментально покажет, что в Торе у царя Соломона были сотни жен. У нас столько не бывает, но благословение имеется.

В последние годы идет всестороннее сближение с ашкеназами. В 1-й государственной Думе Российской империи по многим политическим вопросам мы выступали единым фронтом с еврейскими депутатами. И еврейские деньги немалую роль сыграли в освоении нефтяных месторождений Чечни. Земля наша, сотрудничество просто было неизбежно. Обе стороны выиграли. Наша семья Гелаевых, так миллионерами стала. Но своих родственников мы не забываем и часто гостим в родном ауле. Если надо и помогаем. Не деньгами, этого мой отец не признает, считая, что такое развращает, а любую другую помощь, от оплаты обучения, до операции.

Так евреи мы или нет? Когда выгодно, особенно при общении с русскими чиновниками — нет. Когда необходимо, вспоминаем про общую веру. Мы не евреи. Мы чеченский и ингушские племена хазарского происхождения иудейской веры.

Шма Исраэль, Адонай Элогенйну, Адонай Эхат, — сказали хором пятеро мужчин в талитах, на втором этаже особняка.