Спящая красавица.

Глава 5

Утром, когда Тамара торопливо причесывалась (Ленка позвонила брату и язвительно уточнила — уж не полагает ли тот, что она намерена навеки поселиться в чужой квартире), Леонид неожиданно порылся в ящиках стола и вытащил портмоне.

— Чуть не забыл, — сказал он. — У меня появились деньги. Вот, держи.

Тамара взяла тоненькую пачку хрустящих зеленых банкнот. Десять сотенных бумажек. Тысяча долларов — немалая сумма.

— Откуда?

— А, неважно. Короче, никакой работы ты больше не берешь и мать навещаешь на часок-другой, а не торчишь с нею целыми днями. В конце концов, профессиональная сиделка — это для больного существенно лучше. Посоветуйся с Люськой, она практичная, объяснит, куда надо обращаться, чтобы все устроить. На какое-то время этих денег хватит, правильно? А там посмотрим.

— Я не уверена, что мама согласится подолгу оставаться с посторонним человеком. Она и Ленку-то, и даже Люську не…

Тамара осеклась. Лицо Леонида преобразилось в ту страшную посмертную маску, от которой щемило сердце.

— Я попытаюсь, Леонид. Прости.

Постепенно любимые черты, расслабляясь, принимали привычный вид.

— Попытайся, Тамара. И учти — моя жизнь зависит от тебя не меньше, чем жизнь твоей матери. Больше. Я жду тебя вечером. Навсегда.

На сердце у Тамары стало легко, словно дюжина ярких воздушных шариков несли его к небесам.

Радость длилась недолго. У подъезда стояла знакомая машина, до неприличия роскошная. Из нее рванулся знакомый человек.

— Тамара, — решительно произнес он, — нам надо поговорить.

— Здравствуйте, Андрей Семенович, — вздохнула Тамара.

— Что вы хотите? — спросил он.

Тамара молча вскинула на него глаза. Что она хочет? Странный вопрос. Она хочет многого, в большинстве своем невыполнимого.

— У меня серьезные намерения, — после паузы добавил собеседник. — Я порядочный человек, не какая-нибудь богема. Богатый. Нежадный. Крепкого здоровья. Вдовец. Дети взрослые, живут самостоятельно. Короче, недостатков у меня нет.

Тамара чуть было ни улыбнулась простодушному заявлению, но успела спохватиться. Улыбки сейчас неуместны.

— Я замужем.

— Нет, я выяснил. Вы не зарегистрированы.

— Это неважно. Я замужем, я люблю своего мужа и никогда не полюблю никого другого. Простите, но это правда. Я надеюсь, мы с вами больше не встретимся, Андрей Семенович, и у вас все будет хорошо.

— Мы безусловно встретимся. Вы сейчас домой, к матери? Давайте я вас отвезу.

— Нет, спасибо, Андрей Семенович, — возразила Тамара. — Пожалуйста, не надо со мной встречаться.

Настроение было испорчено, а дома упало окончательно. В присутствии Леонида Тамаре казалось, что не выполнить его требования — значит, совершить преступление. Рядом с Надеждой Дмитревной все менялось. Мама тихо плакала, повторяя: "Конечно, поступай, как тебе удобнее. В конце концов, чем раньше я умру, тем лучше. Я зажилась на этом свете". Тамара изучала рекламные объявления "Опытная сиделка предлагает помощь в уходе за больными" и чувствовала себя преступницей. Рука не поднималась набрать номер.

Телефон зазвонил сам.

— Ну, что? — без предисловий поинтересовалась Люська. — Надо так понимать, вы помирились? Ленка вчера притащилась сменить меня у одра твоей мамочки злая,

как мегера. Она тебя сегодня не покусала?

— У меня совсем нет силы воли, — ответила Тамара. — Леонид дал деньги на сиделку, а мама не хочет.

— Еду, — коротко сообщила Люська.

Она появилась, шумная и энергичная. "Твоя подруга — не женщина, а электровеник", — съязвил как-то Леонид.

— Ничего-то ты без меня не можешь, — с глубоким удовлетворением констатировала Люська, глядя на печальную Тамару. — Ладно, давай решать твои проблемы. Одно могу сказать в пользу Леонида — с тех пор, как ты с ним связалась, моя жизнь стала вдвое интересней. Я даже раздумала заводить любовника.

Тамара улыбнулась.

— Я, между прочим, не шучу, Тамарка. Мне становилось с Колей скучновато, да и ему вроде тоже. Цветы стал дарить только по праздникам, сексом занимались реже. Следовало влить в наш союз свежую кровь. Хорошая любовная связь очень стимулирует устоявшиеся браки. Но гляжу я на тебя с твоим Леонидом и понимаю — на любовнике можно здорово нарваться. Лучше буду стимулировать Колю более безопасными методами.

— Какими? — невольно поинтересовалась Тамара.

— А я время от времени устраиваю ему скандалы. Главное, чтобы на пустом месте… ну, чтобы он не мог заранее догадаться, когда же я начну. Это держит мужчину в тонусе.

Увлекательные рассуждения прервал очередной телефонный звонок.

— Здравствуйте, Валера, — удивленно произнесла Тамара. — Спасибо, все в порядке. Что-то случилось? Это так срочно?

Прикрывая трубку рукой, она прошептала:

— Это Валерий Галеев, помнишь? Уверяет, я обязательно должна к нему заехать. Срочно.

— Режиссер с отвисшими щеками? — уточнила Люська. — Что ему нужно?

— Якобы не телефонный разговор, но очень серьезно.

— Ладно, езжай, — благодушно разрешила Люська. — Только обязательно расскажешь потом, в чем дело. У него неплохой сериал, такой любовный-любовный. А я пока постараюсь убедить Надежду Дмитриевну, что ты не можешь торчать у ее постели безотлучно. В твое отсутствие она реагирует на все куда более адекватно.

Позвонивший Галеев был другом Леонида… нет, язык не поворачивался употребить это слово… пожалуй, они являлись приятелями. Тамару немного огорчало, что Леонид не имел настоящих друзей, заменяя их огромным количеством знакомых. Впрочем, Леонида нервировало наличие Люськи и нежелание Тамары ежевечерне появляться на людях. Каждому свое. Валера часто забегал в гости, Тамара к нему привыкла, но задушевных отношений не возникло. В последние дни Тамара жила на грани между сном и явью. Болезнь матери, ссоры с Леонидом, мучительные попытки примирить непримиримое создавали ощущение нереальности происходящего. В нормальном состоянии она, вероятно, не помчалась бы на странный вызов, не уточнив причины, однако сейчас не было сил размышлять. Люська сказала «езжай», и Тамара поехала.

Лишь на лестничной площадке у режиссера она, наконец, изумилась и немного встревожилась. В чем, интересно, дело?

Квартира была большая, недавно отремонтированная и, на Тамарин вкус, слишком стильная. Нечто среднее между жильем и офисом. Галеев, толстеющий, лысеющий малорослый мужчина под пятьдесят с обвисшим бульдожьим лицом, не слишком туда вписывался. Зато превосходно вписывалась его жена, особенно после последней пластической операции. Но сейчас ее не было дома. Леонид шутя называл приятеля сатиром. Это было на редкость удачное прозвище, поскольку отражало и внешность Валерия, и его характер. Режиссер, давно женатый на очень умной и волевой даме, своей ровеснице, был большим и отнюдь не платоническим ценителем юных дев. Сперва Тамару удивляло, как ему удается залучать к себе в постель одно милое создание за другим, но потом она видела эти создания на экране и начинала кое о чем догадываться.

— Тамарочка, — шумно обрадовался Валера, — приехала-таки. Выпить хочешь?

— Нет.

"Неужели я примчалась из-за пьяного бреда?" — подумала Тамара. Галеев любил выпить, однако головы обычно не терял.

— И правильно. Я, наверное, тоже не буду. Разве что пива. Пиво будешь?

— Нет. Извините, Валера, у меня мало времени.

— Время — деньги. Кто, интересно, выдумал такую чушь? Небось, североамериканцы. А ирландцы говорят — когда Господь создавал время, он создал его достаточно. А я говорю — когда североамериканцы печатали доллары, они напечатали их слишком мало. Да, надеюсь, ты эту тысячу у Леньки забрала? А то через пару дней останется один пшик. У него все утекает между пальцев.

— Тысячу? — переспросила Тамара. Действительно, Леонид дал ей сегодня именно такую сумму, не объяснив ее происхождения. Валера, видимо, что-то знает. Тамара молча на него смотрела, ожидая ответа.

— Ну, ту, которую он у меня взял.

— Так это ваши деньги, Валера?

— Ну, неважно, не о том речь. Лучше иди сюда, смотри.

Одна из стен комнаты была увешена огромными портретами актрис, снимавшихся у Галеева. Тамара привычно пробежала глазами по фотографиям, сделанным Леонидом, игнорировав остальные. Честное слово, Лада Куликова прославилась благодаря вот этой афише, а не фильму! Хоть Люська и хвалит «любовный-любовный» сериал, но афиша куда лучше.

— Из всех этих женщин я сделал звезд, Тамарочка, — самодовольно сообщил Валера. — Все они по гроб жизни мне благодарны. Видишь, вот надписи.

— Мне надо бежать, Валера, — твердо произнесла Тамара.

— Я еще не дошел до главного, — возмутился Галеев. — Не торопи меня, женщина, скоро только кошки рожают, а великие дела происходят медленно. В общем, теперь, моя красавица, будем делать звезду из тебя.

И он неожиданно обхватил Тамару, попытавшись поцеловать в губы страстным поцелуем. Не удалось — Тамара была выше, а нагибаться не собиралась. Ее разбирал смех. Смеялась она редко, но сейчас не в силах была остановиться. Это ж надо, просто какое-то массовое помешательство! С утра Андрей Семенович, теперь Валера. Может, солнечная активность влияет?

— Дура! — с обидой сообщил Галеев. — Я ничего такого. Ты вообще не в моем вкусе, ясно? И потом, тебе уже тридцатник, забыла? Просто пока бабу не трахнешь, главного о ней не знаешь, а чтоб делать звезду, надо знать, поняла? Другого выхода нет. Я только ради искусства!

— А актерские способности, они несущественны? — весело уточнила Тамара. Ситуация была настолько нелепа, что от плохого настроения не осталось и следа. — У меня, например, они отсутствуют.

— По нынешним временам хватит, — махнул рукой Галеев. — Костюмный сериал. Девчонки — это хорошо, но старинные наряды лучше смотрятся на женщине в соку. Если ты согласишься сниматься, костюмы будет делать сам Федор Ларин, он знает, как тебя выгоднее показать. Будешь менять красивые платья… а иногда, разумеется, их снимать. При твоей внешности этого достаточно.

— Еще и снимать платья? — так же весело съязвила Тамара. — Боюсь, моральные принципы мне не позволят.

— Ну, позволили же они вам с Ленькой… мм… — мрачно пробормотал собеседник и неожиданно замолк.

— Что позволили?

Учитывая сексуальную активность Валерия (оказывается, проявляемую исключительно ради искусства), совместная жизнь вне брака вряд ли должна была показаться ему событием из ряда вон выходящим. Или он имеет в виду что-то другое? Смеяться вдруг расхотелось. Между тем Галеев распахнул дверь в соседнюю комнату. Тамара повернулась — и застыла, пораженная.

Сперва возникло то ощущение щемящей светлой грусти, которое являлось для Тамары неизменным спутником красоты. Слушала ли она музыку или восхищалась пейзажем, чем совершеннее это было, тем сильнее к восторгу примешивалась боль. Через секунду Тамара поняла, что перед нею портрет прекрасной женщины. А еще через секунду она узнала себя.

Обнаженная Тамара подняла руки, вытаскивая шпильки из тяжелого узла волос. Узел еще не распался до конца, но несколько прядей уже спустились на плечи. Этот легкий беспорядок казался почему-то правильнее самой строгой гармонии. Спокойный взор Тамариного двойника был устремлен куда-то вдаль, словно она, не догадываясь, что обнажена, и не замечая грешных взглядов, видит недоступный окружающим заоблачный мир. На шее и груди сверкают бриллианты, придавая простому жесту торжественность ритуала… только это не бриллианты, это капли воды.

"Вчера вечером у зеркала я распускала волосы после душа, — отстраненно подумала Тамара. — Леонид сменил в ванной зеркало… было небольшое, а сейчас на всю стену… но как все это возможно? Нет, невозможно. Он так не поступил бы со мной".

— Дивный снимок, — прервал молчание Валера. — Ленька, конечно, гений, но и ты хоть не в моем вкусе, да хороша. С твоей внешностью глупо было бы жеманничать. Вы правильно сделали, что решили зарабатывать на этом деньги. Сейчас не совковые времена, когда в стране не было секса. Я эту сцену прямо вижу в кино. Только драгоценности будут настоящие. То есть стекляшки, конечно, но для зрителя настоящие. Зритель это любит.

— Откуда это у вас? — тихо спросила Тамара.

— Так от Леньки, откуда. Он считает, это его шедевр, и я полностью согласен. Но, Тамара, подумай сама, насколько шире аудитория у самого за нюханного сериала, чем у самой престижной фотовыставки. Я предлагаю тебе очень выгодное дело. Сценарий подходящий у меня давно валяется, да все как-то руки не доходили, а теперь… Ты куда?

Тамара повернулась и почти выбежала из квартиры. Ее душили рыдания. С трудом нашарив в сумке мобильник, она вызвала Леонида.

— Леонид, я только что была у Валеры Галеева. Я видела фотографию.

— Тамара, я сейчас приеду и все объясню. Где ты?

— Не надо. И эти деньги ты дал сегодня мне! Деньги, которые ты получил за то, что меня продал! Предал и продал.

— Тамара, все не совсем так, как ты думаешь. Я, конечно, виноват, но есть обстоятельства, поверь мне… это обстоятельства так сложились, понимаешь?

— Не надо, Леонид. Вот теперь действительно все. Ты, конечно, не поверишь мне… у меня нет воли, я всегда возвращалась обратно… но больше я не вернусь. Я клянусь… я клянусь маминым здоровьем, папиным вечным блаженством, своей верой, твоей жизнью… я клянусь, что не вернусь никогда.

Тамара отключила мобильник, чтобы не услышать ответного звонка. Потом медленно побрела куда глаза глядят. Она шла, ни о чем не думая и не замечая слез, струящихся по лицу.

— Тамара, что случилось?

Кто-то остановил ее, выскочив из резко затормозившего автомобиля. Неужели Леонид? Нет, даже он не умеет передвигаться со скоростью мысли. Это Федор Ларин, тот самый модельер, приятель Леонида, который создал для Тамары любимое вечернее платье. Наверное, он едет к Галееву, у них бывают общие проекты.

— Все в порядке, Федя.

— Вы плачете, — проницательно заметил Ларин. — Ну, зачем портить слезками эти прелестные глазки?

Видимо, ответный взгляд прелестных глазок произвел сильное впечатление, поскольку Федор, оставив сюсюканье, обеспокоено спросил:

— Что-то с Леонидом? У него проблемы?

Общение с Лариным всегда давалось Тамаре тяжело. Казалось бы, должно быть наоборот. Фактически ровесники (Тамаре тридцать, Федору двадцать восемь). Он безусловно талантлив, что Тамара ценила крайне высоко. Разговорчив, а она молчалива. Но что-то в нем Тамару смущало. Вроде бы он вел себя на редкость открыто. Его лицо редко покидала радостная улыбка — не без примеси самодовольства, естественного для богемной братии, а тем более для столь успешного ее члена. В речах, напротив, Федор проявлял нарочитую скромность. "Мне просто повезло, — уверял он. — То, что я — самый молодой в стране модельер международного уровня, скорее удача, чем моя заслуга. Но слава дается мне дорогой ценой. Я с самого детства отличаюсь повышенной эмоциональностью, а теперь мои нервы постоянно напряжены от неустанных разъездов и общения с массой людей. Хотя не скрою, мне приятно, что Юдашкин сказал обо мне… а на выставке в Париже… а доходы моего модного дома…" В общем, игра Федора была столь наивной, почти детской, что совершенно Тамару не раздражала, лишь немного смешила. Ну, позер — кому это мешает? Зато на редкость безобидный, это признают даже его враги. Они уверяют, Ларин настолько эгоцентричен, что неспособен думать о другом человеке достаточно долго, чтобы успеть затаить злобу. Милый, упорно не взрослеющий ребенок — это уже мнение друзей, в частности, Леонида. Тамара, разумеется, была полностью согласна, но каждый раз при встрече с Федором невольно ждала от него подвоха, словно вступала на болотную трясину, похожую на зеленый лужок. Это происходило на уровне подсознания.

— С Леонидом все в порядке, — собрав все силы, произнесла Тамара. Она не любила демонстрировать свои чувства посторонним.

— Тогда с вами. Вы от Валеры, я уверен. Он бывает такой невнимательный, даже грубый. Вы не должны обижаться, он делает это не нарочно. Это его натура, на телевидении иначе не выживешь. Мир шоу-бизнеса жесток. Как хорошо, что мы, люди истинного искусства, можем пренебречь его законами. Тамарочка, улыбнитесь! Ну, посмотрите на меня и сделайте так же!

Тамаре захотелось одним ударом выбить все тридцать два зуба, которые Федор продемонстрировал ей из самых лучших побуждений. С трудом сдержавшись, она побежала вперед по улице.

Сознание вернулось через несколько часов. На месте души была непривычная пустота, голова раскалывалась от боли. "Он меня предал и продал", — вслух произнесла Тамара. Затем возникла мысль — так вот ради чего Леонид стоял в филармонии на коленях, шокируя меломанов! Не ради Тамары — ради этого снимка. Захотел его сделать — и сделал. Он всегда получает то, что хочет — рано или поздно, так или иначе. Теперь он решил добиться славы. Что ж, уже создан шедевр, ради которого Леонид, очевидно, готов был пожертвовать большим, чем чувства одной из своих женщин. Но как удалось совершить все незаметно для Тамары? Фотокамера за новым зеркалом? Кадр мог не получиться… впрочем, кадров наверняка было несколько, а из них выбран самый удачный. Леонид всегда так поступает. Остальные снимки до сих пор у него… страшно представить, что на них и как Леонид намерен ими распорядиться. Щадить стыдливость бывшей любовницы? Зачем ему это?

Тамара поежилась от холода и стыда, обхватив руками плечи, но вскоре выпрямилась и подняла голову. Нельзя оставлять снимки у Леонида… нестерпимо думать, что они там. Их надо забрать, порвать на мелкие куски, сжечь! Уничтожить любым способом, любой ценой. Леонид наверняка колесит сейчас по городу, разыскивая Тамару, а она тем временем пойдет и уничтожит фотографии. Она не позволит продавать себя снова и снова!

Тамара набрала домашний номер Леонида. Молчание. Хорошо. Подъехав к дому, она посмотрела на окна. Темнота. Поднялась в лифте, открыла дверь своим ключом. Тихо, пусто. Вот здесь обычно хранятся последние работы… да, есть! Тамара не всматривалась, она узнавала себя и с остервенением голыми руками рвала плотную бумагу. Две части, четыре, восемь, шестнадцать… а теперь следующий снимок, и еще, и еще! Каждое движение отдавалось в голове острой болью, но Тамара не могла остановиться и рвала, рвала, пока в кровь не порезала пальцы. Лишь тут она остановилась и огляделась.

В соседней комнате что-то было не так. В сумраке не удавалось рассмотреть подробности, но квартиру, где прожил три года, чувствуешь, словно близкого человека. Тамара встала, подошла поближе. Боже мой, Леонид, оказывается, дома. Знай она это, ни за что бы не решилась здесь появиться. Если он сейчас проснется, решит, что она вернулась навсегда, а это не так. Но в какой неудобной позе он спит, да еще сидя в кресле! Голова свесилась на плечо, тело неестественно расслаблено. Вздрогнув от неясного предчувствия, Тамара включила свет, осторожно прикоснулась пальцами ко лбу Леонида. Холодный. На полу валяется шприц. У Леонида невралгия. Раньше он сам вкалывал себе обезболивающее, а последние годы этим занимается Тамара. Неужели превышена доза? Пульс… пульс совершенно не прощупывается… что же это?

После долгой болезни матери Тамара наизусть знала телефон, по которому могла вызвать знакомого врача со скорой. Получалось дорого, зато эффективно.

— Марья Васильевна, это Тамара. Вы можете приехать?

— Могу, — признала Марья Васильевна, — но не уверена, что нужно. Надежде Дмитриевне снова кажется, что она умирает? Давление вы ей померили?

— Что-то ужасное с моим мужем, Марья Васильевна. Возможно, он вколол себе слишком большую дозу обезболивающего. Он лежит, как мертвый, я не знаю, что делать! Это тоже на вашем участке, даже ближе, чем мама.

— Тогда ждите. Приеду — разберусь.

Скорая и впрямь примчалась через несколько минут. Марья Васильевна бросила на Леонида быстрый взгляд, прищелкнула языком, наклонилась и что-то проверила. Потом, с легким сочувствием посмотрев на Тамару, без обиняков сказала:

— Мне жаль, Тамара, но тут уже все. Так оно обычно и бывает. Старики годами скрипят да жалуются, а молодой парень раз — и помер. В морг мы его отвезем сами. Не наша это обязанность, но для тебя сделаем. А сперва надо вызвать милицию. Я так понимаю, это самоубийство? Записка предсмертная есть?

Очнулась Тамара в соседней комнате на диване.

— Господи, да тебя саму давно лечить пора, — возмущалась Марья Васильевна. — Молодая девчонка, а сосуды ни к черту. Следить надо за собой, ясно? А то твоя мать еще тебя переживет, это я как врач утверждаю. Милиция уже здесь, что-то вынюхивает. По-моему, записки никакой не нашли. Послушай меня, Тамара. Я не стала им врать, поскольку это легко проверить. О случайной передозировке говорить не приходится — такую лошадиную дозу случайно себе не вкатишь. А вот о том, что вы с парнем последнее время ссорились, я промолчала и тебе советую. Какое им дело? А то без записки мало ли какую чушь вообразят. Понимаешь, о чем я?

Тамара не понимала. Мутило, предметы расплывались перед глазами, голова раскалывалась от боли. Слова звучали словно на полузнакомом языке, странном диалекте, и похожем, и не похожем на обычную речь. В глубине души неожиданно всплыло чувство горькой утраты, но в чем состоит утрата, Тамара вспомнить не сумела. Или не захотела.

В комнате без стука появился незнакомый мужчина лет тридцати пяти, с ним немолодая толстая женщина. Тамара, до того момента лежащая, с трудом села.

— Девочка в состоянии шока, — заявила Марья Васильевна.

— Ну, всего несколько вопросов. Нам необходимо для протокола. Ответите, Тамара Тиграновна?

— Да. — Необходимо — значит, она должна постараться, каким бы трудным это ни казалось.

— Итак, расскажите очень подробно, во сколько вы сюда пришли, что увидели и что делали.

Память вернулась к Тамаре в единый миг. Леонид мертв. Покончил с собой. Теперь он в аду. Многие грехи прощаются, а самоубийство — никогда. Но ведь это она, Тамара, довела Леонида до смерти! Может быть, Господь в своей великой справедливости оставит этот грех на ней? Зная нервную, остро реагирующую на боль натуру Леонида, оскорбить его так, как это сделала Тамара, означает убить так же наверняка, как если собственной рукой наполнить роковой шприц. Леонид не виноват, он был не в себе, не понимал, что делает! Он даже не написал предсмертной записки. Тамара заставила его умереть. Она ощущала свою вину с какой-то болезненной радостью. Нет, Леонид не может быть в аду! Он атеист, но Господь благороден и лишен мелочных амбиций. Ему важно, сколько Леонид выстрадал и сколько таланта принес в мир. Он простит. На сердце похолодело. Она, Тамара, богохульствует. Она берет на себя смелость судить о Господе, словно о человеке. Это недозволено никому, особенно ей, давно и осознанно грешившей.

— Ну, — поторопил милиционер.

— Я не представляю, во сколько сюда пришла, я не смотрела на часы. Сперва я зашла в фотолабораторию, а оттуда заглянула в комнату и увидела, что там что-то не так. Леонид сидел в кресле в неестественной позе. Я потрогала его лоб. Лоб был холодный. Тогда я позвонила в скорую. У Леонида невралгия, во время приступа он иногда сам вкалывал себе лекарство. Я решила, он ошибся с дозой. Вскоре приехала Марья Васильевна.

— Это все? — уточнил милиционер. Тамара отстраненно подумала, что он даже не назвал свое имя, и кивнула. Разве она рассказала не все?

— Что вы трогали в комнате?

— Не знаю. Ничего.

— Шприц, например.

— Нет.

— А тело… только прикоснулись ко лбу? Это все?

— Да.

— Кстати, Неволин был левша?

— Нет.

Милиционер усмехнулся, пристально взглянув на Тамарины руки. Она по инерции тоже взглянула. Пальцы были в крови. Странно… хотя нет.

— Я порвала несколько фотографий, — ответила на невысказанный вопрос Тамара.

— Зачем?

— Они… они мне не нравились.

Тамара стеснялась сообщать незнакомому мужчине, что запечатлена там обнаженной. Но ведь она не врет ни единым словом!

— Вам не нравились, а вашему сожителю нравились? — уточнил милиционер.

— Кому? — не поняла Тамара.

— Вашему сожителю Леониду Неволину. Он ведь фотограф, так? Это его фотографии вы рвали? У вас с ним что, вышла ссора?

— Хватит, — вмешалась возмущенная Марья Васильевна. — Я сделала девочке укол, она не в себе, и вы не имеете права ее допрашивать.

— Она сама согласилась.

— А я, как врач, возражаю. Не сегодня, ясно?

Милиционер, пожав плечами, кивнул.

— Завтра так завтра. Жду вас в двенадцать тридцать. Надеюсь, к этому времени вы будете в себе.

— Дура ты, — выговаривала Марья Васильевна, на скорой отвозя Тамару домой к матери. — Не надо было вообще отвечать. За ночь все продумай хорошенько, а завтра веди себя умнее. От того, что наболтала сейчас, вполне можешь завтра отказаться. Ты сейчас в шоке. Поняла?

— Он тяжело умирал? — спросила Тамара.

— Заснул и не проснулся. Пять минут — и там. Дай бог каждому.

— Спасибо. Сколько я вам должна?

— По обычной таксе за вызов, лишнего не возьму, — вздохнула Марья Васильевна и задумчиво добавила: — Нельзя зацикливаться на слове «должна», Тамара. Я не деньги имею в виду. В нынешних обстоятельствах твое естественное поведение — беспокоиться только о себе. Плюнуть на окружающих. Это здоровая реакция психики. А если ты вспоминаешь, что должна заплатить корыстной старой врачихе, которая, между прочим, и сама не постесняется стребовать свои денежки, — это неправильно, утверждаю как врач. Корень многих болезней лежит именно в неправильном психологическом настрое.

Тамара слушала и не слышала. Ей казалось, что она умерла и находится в аду. Ад — это место, где рядом нет тех, кого ты любишь, и ты не знаешь, что с ними.

Надежда Дмитриевна, полулежа в постели, смотрела бесконечный сериал. Хорошо, что сейчас телевизором можно управлять при помощи пульта. Люськи не было. Тамара взглянула в заметно осунувшееся, побледневшее лицо, и сердце заледенело еще сильнее. Что она наделала! Мечась по городу после предательства Леонида, она забыла обо всем, даже о матери и о подруге. Люська, разумеется, не могла бросить семью надолго, и мама осталась одна, хотя смертельно этого боялась.

— Мама, — осторожно позвала Тамара. Она ожидала истерики, но нет. Надежда Дмитриевна выключила телевизор, медленно повернула голову и так же медленно произнесла:

— Прости меня, девочка. Сядь сюда. Ты сумеешь меня простить? Я…

— Мама, Леонид умер, — прошептала Тамара одними губами. — Покончил с собой.

Надежда Дмитриевна вздрогнула, затем тихо и искренне заплакала, прижав дочку к себе.

— Ничего, девочка, мы выдержим. Женщины сильные, они выдерживают все. Главное, прости меня, Тамара.

Зазвонил телефон. Он трезвонил с большим упорством, но Тамара не шевельнулась.

— Может, Люська? — неуверенно предположила Надежда Дмитриевна. — Или он звонила тебе на мобильник?

Тамара вытащила из сумки сотовый, включила. Сообщение от Люськи было послано несколько часов назад. "Срочно позвони!"

— С тобою сбрендишь! — возмущенно откликнулась Люська, словно сидела у аппарата. Впрочем, она и сидела. — Мобильник не работает, к домашнему не подходишь. Телефон этого твоего чертова режиссера я не знаю. Я уж боялась, он тебя изнасиловал, и ты сиганула с крыши. С тебя станется. Чего молчишь? Мы с твоей матерью поскандалили, она меня выгнала. Я пыталась с тобой связаться — не смогла. Что случилось?

— Леонид умер, — с трудом заставила себя выговорить Тамара. Ей не хотелось обсуждать это даже с Люськой.

Однако пришлось. Люська примчалась, встревоженная, энергичная и полная сочувствия. Она требовала ответа с непреклонной убежденностью, что имеет на него право и что Тамара жаждет поделиться горем. Легче оказалось коротко объясниться, чем противостоять.

— Невесело, — мрачно констатировала Люська по окончании рассказа. — А хуже всего, что ты, похоже, влипла. Слушай, мне можешь признаться честно. На самом деле все-таки ты или не ты сделала ему этот дурацкий укол? Только не ври, хорошо?