"Увидеть лицо" - читать интересную книгу автора (Барышева Мария Александровна)

XIII

Алина подошла к приоткрытой двери, прижимая к груди книгу. Лицо ее было усталым и измученным, соскользнувший шарф волочился следом, свисая только с одного локтя. Она протянула руку к выключателю и прислушалась, удивленная тишиной, потом выключила свет и вышла из кабинета.

Ей сразу бросилась в глаза темная зала. В гостиной царил полумрак — свет давала только одна лампа возле стены, похожая на чашу, покоящуюся на длинной серебристой ножке. Огонь в камине давно угас, сильно пахло дымом. Никого не было, и только на одном из диванов все так же безмятежно похрапывал Петр. Все разошлись.

— Спокойной ночи, — прошептала она, сделала несколько шагов к двери и остановилась, чуть не вскрикнув, когда навстречу ей из стоявшего спинкой большого кресла вдруг выросла темная человеческая фигура.

— Напугал? — с пьяным добродушием осведомился Алексей. — Ну извини.

Звякнув бутылкой, он наполнил один из стоявших перед ним бокалов и протянул ей.

— На, попробуй, а то ты весь вечер только какоето дрянное винишко тянула! А это настоящий французский коньяк! Слышала, ювелир звенел, что он три штуки баксов стоит! Наверное, правда. Все евреи всегда знают, что и сколько стоит!

Алина с тревогой заметила, что Евсигнеев пьян, причем пьян замечательно, и отрицательно покачала головой, незаметно пятясь в сторону двери.

— Нет, спасибо. Я не люблю коньяк.

— Правильно! — Алексей брякнул бокал обратно на столик, щедро плеснув трехтысячедолларовый коньяк себе на рукав. — Слишком крепко для нежных губок!

Он двусмысленно хихикнул и вдруг с неожиданным для своего состояния проворством пересек комнату и встал между дверью и Алиной.

— Любишь читать на ночь? Долго же пришлось ждать, чтоб ты начиталась. Я даже чуть не заснул, — он извиняющеся развел в воздухе ладонями.

— Ждать меня? Зачем? — спросила Алина, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос не дрожал. В облике Алексея было что-то пугающее, что-то в нем очень сильно изменилось, и из-за этих перемен от него хотелось бежать без оглядки. Перед ней был не просто пьяный человек. Перед ней был человек, для которого сейчас не существовало никаких правил и никакого будущего и которого не сдерживали никакие законы. За спиной храпел Петр, ждать помощи от которого было так же бессмысленно, как и от дивана, на котором он спал.

Алексей засмеялся и снова развел ладонями, но теперь это был хищный жест.

— Как зачем? А зачем можно ждать такую красивую девушку? Это очень глупый вопрос, Аля, — он погрозил ей пальцем. — А как же ухаживанья… там… танцыманцызажиманцы?!.. Время детское, дела взрослые…

— Звучит завлекательно, но знаешь, я очень устала и хочу спать! — решительно заявила Алина и попыталась пройти мимо него к двери, но Алексей поймал ее за руку и развернул лицом к себе так резко, что она чуть не упала и выронила книгу.

— Ладно, хватит уже! — зло сказал он, схватил ее за плечи и встряхнул. — Ну?!.. не дергайся, не люблю! Сколько я еще должен был кривляться, чтоб ты сообразила?!.. Ну, давай же!.. Ишь, королева!..

Он стиснул ей грудь, и Алина вскрикнула, но Евсигнеев тут же зажал ей рот своими губами. От него пахло смесью коньяка, вина, холодного табака и пота. Продолжая мять ее рот своими губами, он потащил ее, извивающуюся и задыхающуюся, к свободному дивану.

— Ну, чего ты выделываешься?! — забормотал он, зажимая ей рот ладонью так, чтобы она не смогла его укусить. Теперь его голос был уговаривающим, почти ласковым. — Ну ладно тебе… давай нормально… Ну, что, водила смущает?.. Да он же дрыхнет, слышишь?.. как из пушки… ну, давай, не бойся!..

Одна из ее дергающихся ног ударила по столешнице изящного журнального столика, и от удара тот перевернулся. Алексей на мгновение замер, настороженно прислушиваясь, потом облегченно вздохнул и, запустив пальцы в ее рассыпающуюся прическу и дернув так, что во все стороны полетели заколки, повалил Алину на пол. С треском разодрал на ней платье. Задыхаясь, она отчаянно отбивалась, чувствуя, как его липкие от коньяка руки ползают по ее телу, словно отвратительные насекомые.

— Ну, что ж ты до сих пор сухенькая? — хрипло шептал он. — Разве тебе не нравится? Ну, покажи мне свои грудки! Ну, давай же!

Его нависшее над ней лицо на мгновение попало в круг света, и Алина вдруг застыла, глядя на него широко раскрытыми глазами, и Алексей тоже застыл, удивленный, что жертва так резко перестала сопротивляться.

Тебе ведь пять было, Аля. Пять? Ты видела это… уже видела раньше… а что потом, помнишь? Помнишь? Горло… шея… Все было именно так!

Ее захлестнула волна слепого животного ужаса — того, когда уже ничего не соображаешь, а тело, ощутив приближение разрушения и смерти, способно на невероятную силу, борясь за свое спасение совершенно без участия разума.

Алина резко дернула головой, ударив Алексея в нос. Раздался сырой, чавкающий звук, легкий треск, и в лицо ей плеснуло чужой кровью, теплой и горькой. Заорав, Евсигнеев откинулся назад, его руки взлетели к сломанному носу. Алина выскользнула из-под него, оттолкнувшись ногами от пола, потом вскинула их и ударила Алексея каблуками в диафрагму, отчего тот, хрюкнув, опрокинулся на спину, а девушка, перевернувшись и подвывая, зашарила руками по ковру и почти сразу же нашарила пустую бутылку, коньяк из которой уже давно впитался в ковровый ворс. Она тут же развернулась — Алексей уже поднимался, выговаривая ругательства страшным свистящим голосом.

Алина ударила его точно по линии волос. Что-то хрустнуло, звякнуло, бутылка разлетелась вдребезги, так что у нее в руке осталось только длинное горлышко с хищно торчащими краями. Глаза Алексея широко раскрылись, и он начал тяжело оседать на пол, издавая губами странные поцелуйные звуки. Из-под волос с пугающей интенсивностью потекла темная блестящая кровь, превращая лицо в страшную маску и быстро расплываясь по воротнику рубашки.

Вид крови отрезвил ее. Алина отшвырнула горлышко, жалобно звякнувшее о каминную решетку, развернулась и кинулась к двери. Несколько секунд она, стуча зубами, рвала на себе ручку, пока не сообразила, что надо открыть замок, рванула дверь еще раз и вылетела в коридор. В голове билась только одна мысль — комната. Нужно было добраться до своей комнаты.

Она заметила вышедшего из-за поворота человека только, когда с размаху налетела на него, и они оба чуть не повалились на пол. Вскрикнув, Алина бестолково метнулась к стене, но Виталий поймал ее и крепко обнял, придерживая пальцами ее подбородок так, что она могла только глухо мычать.

— Тихо, — размеренно и внушительно сказал он. — Тихо. Тихо. Тихо.

Алина снова дробно застучала зубами. Ее взгляд стал осмысленным, и она, выскользнув из его рук, сползла по стене, запоздало стягивая на груди окровавленное разодранное платье.

— Я его убила! — сообщила она с полубезумным весельем. — Убила! Он хотел… но я его уббила! Ой, мамочки, что же будет? Я ведь не хотела. Коззел!

Виталий опустился рядом с ней. В его глазах быстро разгоралось нечто настолько страшное, что она сделала попытку отползти.

— Кто? — с пугающим спокойствием спросил он, глядя на нее в упор суженными глазами. — Евсигнеев? Он тебя…

— Он пытался, но я… — Алина уткнула взгляд в свои испачканные кровью порезанные ладони. Где-то дальше по коридору отворилась дверь, и Маринин голос спросил:

— Виталик, что случилось? кто-то кричал…

— Закрой дверь! — рявкнул Виталий. Марина что-то буркнула, потом хлопнула дверь. Он повернулся к Алине и прошипел.

— Допрыгалась?! Сама виновата, крутила перед ним хвостом весь вечер, а он нажрался… чего же ты хотела?!..

Виталий ошеломленно осекся. Алина с перекошенным от ярости лицом вскинулась с пола и наотмашь ударила его по лицу, оставив на его щеке кровавый полумесяц от ногтя. Он мог бы предотвратить этот удар еще в зачатке, но не сделал этого. Алина пьяно качнулась мимо него, стукнулась плечом о стену и кинулась было к своей комнате, но он снова схватил ее и обнял, гладя бешено выдирающуюся из-под его ладони голову.

— Прости, рыжик, прости меня, гадость сказал, не хотел… Прости, успокойся, ну… Тише, рыжик, тише, тише… прости меня, дебила, тише…

Алина перестала вырываться, обмякла и разревелась, уткнувшись лицом в его голое плечо. Виталий решительно взял ладонями ее за мокрые щеки и, чуть запрокинув ее голову, спокойно спросил:

— Где он?

— В гостиной.

— Чем?

— Бутылкой. Я… я…

— Я сейчас со всем разберусь, а ты иди в свою комнату, ага? — Виталий кивнул и она машинально тоже кивнула. — Иди. Раз ничего серьезного не успело случиться, то и фиг с ним!

— Ничего серьезного?! Я же его уби…

— Иди в свою комнату! — твердо сказал Виталий, развернулся и пошел в сторону гостиной. И заходя за поворот, он не столько услышал, сколько кожей ощутил, как хлопнула дверь ее комнаты.

В гостиной царил меньший разгром, чем он ожидал увидеть, и это было хорошо. Поверженный бизнесмен лежал ничком возле перевернутого стола, уткнувшись лицом в ковер, прямо в самом центре пропитавшего ворс красного влажного пятна. Вокруг поблескивали осколки стекла, ковер был щедро припудрен пеплом и посыпан окурками из упавшей пепельницы и блестящими золотистыми шпильками. На диване безмятежно храпел водитель, которому, судя по всему, все произошедшее совершенно не помешало.

Виталий еще раз посмотрел на Алексея, пока не подходя к нему, и хмыкнул. Разумеется Евсигнеев был жив, это было совершенно очевидно. Просто без сознания. Мертвые лежат иначе…

Он точно это знал.

Но откуда?

Виталий застыл, невидяще глядя перед собой, потом мотнул головой и опустился рядом с Алексеем. Потянул его за плечо и осторожно перевернул на спину. Все лицо бизнесмена было покрыто кровью, не оставившей чистым даже крошечного клочка кожи, словно Алексей тщательно и вдумчиво сам размазывал ее по лицу перед зеркалом. К правой щеке Евсигнеева прилип расплющенный окурок. Ближе к темени набух сочащийся кровью желвак, из которого торчал, поблескивая, маленький осколок стекла. Веки Алексея чуть подрагивали, изо рта вырывалось смешанное с перегаром уютное похрапывание. Он крепко спал.

Виталий внимательно посмотрел на него, словно пытаясь запомнить… а потом что-то произошло, потому что какойто промежуток времени выпал из его памяти, и придя в себя, Виталий обнаружил, что по прежнему склоняется над Алексеем, но теперь в его руке зажат сикхский нож из коллекции, так восхищавшей Олега, и нож этот плавно устремляется к евсигнеевскому горлу. Какоето мгновение Виталий зачарованно наблюдал за этим процессом, потом опомнился, и его рука повисла, почти касаясь острием кожи лежащего человека, а другая обхватила ее за запястье, словно не доверяя.

— И что же это ты делаешь? — удивленно спросил он у руки.

Быстро встав, Виталий отнес нож на место, на этот раз вполне сознавая, что делает. Любовь Олега к холодному оружию оставила в коллекции довольно заметные прорехи — Кривцов не поленился и утащил даже арбалет. Виталий, пристраивая нож на место, хмыкнул. Детский сад! Впрочем, чем лучше был он, когда тащил в свою комнату плетеный диванчик? Другое дело, что онто диванчик вернул, а вот Олег последовать его примеру нужным не счел. Но все равно — как дети, утащили к себе любимые игрушки…

Каждый находит в этом доме что-то свое…

Хотя, раз ты поставил самого себя главным, тебе следовало бы поразмыслить, чем все это может закончиться.

Следовало послушать ее. Следовало. Но он и вправду думал, что все разошлись. Откуда ему было знать?..

….поставил самого себя главным… следовало бы поразмыслить, чем все это может закончиться.

Могло закончиться и намного хуже.

Дальше Виталий действовал с хозяйственной деловитостью человека, наводящего в доме порядок. Наклонившись, он проверил пульс Алексея, потом подхватил его подмышки и оттащил к остывающему камину. Тот так и не проснулся, только пару раз всхрапнул и что-то пьяно пробормотал, подергивая крыльями носа. Виталий стер с его лица немного крови и размазал ее по светлой плите каминной кладки и углу решетки, после чего свалил бизнесмена перед камином лицом вниз. Затем он собрал все стекло и все шпильки, сунув их в пустую пачку из-под сока, отыскал недопитую бутылку красного вина и щедро полил им кровавое пятно на ковре, и то превратилось в вишневое, тяжело и сладко пахнущее. К счастью, среди хозяйских запасов отыскалась еще одна бутылка «Гастона». Ее содержимое Виталий перелил в одну из пустых коньячных бутылок, которых здесь было предостаточно, рассудив, что заметать следы трехтысячедолларовым алкоголем — это уже чересчур. Бутылку из под «Гастона» он оставил рядом с бизнесменом. Ставить на место стол и подбирать то, что с него упало, Виталий не стал — это только украшало нужный интерьер.

Остановившись посередине комнаты, он огляделся и остался доволен. Прихватив пачку из-под сока, он уже было собрался уходить, когда его взгляд упал на валявшуюся на полу книгу. Книга и пьяный Евсигнеев никак не совмещались.

Наклонившись, Виталий поднял ее, мельком глянул на обложку и удивленно приподнял брови.

Алина Суханова.

«Заповедник богов»

— Ах вот так даже?! — пробормотал он, неизвестно к кому обращаясь. Огляделся и наугад открыл книгу.

«…Ургауш оказались задумчивыми кущехвостыми созданиями огненного, режущего глаза цвета, с маленькой изящной головой, увенчанной двумя парами длинных тонких рогов, загибающихся немного вперед. Позже друзья узнали, что чем острей и длинней рога, тем ценней животное. Еще позже они узнали, почему.

Обзаведясь всем необходимым, Лойо и ле Кент двинулись в столицу, где собирались обзавестись всем еще более необходимым. Ехали по очереди — то на одном, то на другом ургауш, причем вурр с раздраженным видом по-собачьи восседал на седле впереди Дже, который, как и полагается заботливому хозяину, придерживал его одной рукой. Конечно, Лойо и сам бы прекрасно справился с животным — вурры хоть и предпочитали собственные лапы другим способам передвижения, со временем научились гонять на лошадях не хуже людей. Но агейцам раса вурров была совершенно незнакома. И при виде существа — то ли гигантского пса, то ли чересчур лохматого пустынного волка — восседающего верхом на ургауш, похлопывающего кнутом и замысловато ругающегося, их почти наверняка хватил бы удар. Поэтому Лойо сел вместе с ле Кентом, вытащил из уха серьгу и помалкивал, изображая пусть и необычную, но ручную зверюгу…»

— Владелица ресторанчика, значит… — с легкой усмешкой произнес Виталий и перевернул несколько страниц.

«…Мы так упорно ищем героев, но проходим мимо, когда они идут нам навстречу…»

На лицо Виталия набежала тень. Он закрыл книгу и, протрезвей сейчас неожиданно Евсигнеев и увидь его лицо осмысленным взглядом, он бы, не раздумывая, убежал без оглядки из дома под тот самый дождь, который так ненавидел.

Еще раз все оглядев, Виталий, прихватив с собой книгу, бутылку коньяка и пакет из-под сока, вышел из гостиной.

Дверь подалась под его ладонью легко — слишком легко, и еще не заглянув в комнату, Виталий уже знал, что Алины там нет.

Зайдя, он взглянул на шторы, вздувавшиеся над открытой форточкой, потом быстро подошел к кровати и поставил коньяк на тумбочку. Хотел положить туда же книгу — уже даже протянул руку, но рука нерешительно повисла в воздухе. Хмыкнув, Виталий хотел было отойти, но тут его взгляд случайно упал вниз, и брови удивленно вздернулись. На полу валялись несколько поникших белых одуванчиковых пушинок. Еще одна, почти незаметная, печально торчала из узкой щели ящика тумбочки.

Присев на корточки, он посмотрел на пушинки, потом дунул. Одна из пушинок вяло взлетела и почти сразу же опустилась вниз. Пожав плечами, Виталий встал и осторожно выдвинул ящик. На него пахнуло густым застарелым цветочным духом — резкий, не очень приятный запах, отчегото наводящий на мысль о покойнике. Ящик был почти доверху забит увядающими полевыми цветами — преимущественно одуванчиками, а среди них, наполовину скрытый жухнущими лепестками, лежал перочинный нож с зеленой треснувшей ручкой, наполовину обмотанной изолентой. На зеленом неумелой рукой было выцарапано подобие тигриной морды с черными выжженными зрачками. Виталий повертел его в руках, потом передвинул рычажок, и на него хищно глянуло острейшее блестящее лезвие.

— Очень интересно, — пробормотал он, закрыл нож и вернул его на место, старательно присыпав цветами. Нож нелепо просвечивал сквозь них, вызывая не оченьто приятные ассоциации. Глядя на него, Виталий подумал, что вряд ли сама Алина при всех ее странностях могла составить подобную композицию. Хотя, с другой стороны, если продолжать вплетать звенья все в ту же невероятную цепочку, ни нож, ни цветы не могли появиться в комнате Сухановой случайно.

Выйдя в коридор, Виталий остановился, поглядел в обе стороны, потом решительно направился в сторону ванной. Раз Алины не было в своей комнате, то не нужно обладать особой дедукцией, чтобы понять, где она.

В ванной действительно шумела вода. Он толкнул дверь, которая, разумеется, оказалась заперта, потом постучал в нее.

— Алина?! Ты там?

Ему никто не ответил. Виталий секунду постоял в раздумье, потом стукнул в дверь так, что она содрогнулась.

— Алина, ответь! Ты меня слышишь?! Ответь сейчас же или дверь вынесу! Алька!!!

За дверью все так же шумела вода — кран явно отвернули на полную. Из дверной щели тянуло сырым теплом. Виталий постучал еще, сопровождая стук недвусмысленными угрозами, потом отошел на несколько шагов, пробормотал: «Ну ладно же, дуреха», — смерил глазами дверь, изготовился, выставив вперед правое плечо, пригнулся, после чего решительно кинулся вперед и въехал плечом в дверь, словно сорванный ураганом башенный кран. Раздался оглушительный удар, дверь охнула и косо просела внутрь, повиснув на одной петле. В отличие от петли замок так и не поддался. Ругаясь, на чем свет стоит, Виталий отодвинул дверь и пролез в ванную, наполненную сырым паром, окрашенным в мистические бирюзовые и синие цвета. Прямо на полу валялось скомканное зеленое платье, сама же Алина, даже не потрудившаяся задернуть занавеску, сидела в ванной, прижав колени к груди и зло глядя перед собой. В ванну хлестала вода, от которой поднимался пар.

— Ты спятила?! — раздраженно спросил он и, подойдя, закрыл кран. — Решила себя уморить?!

— А тебе что за печаль? — деревянным голосом произнесла Алина, сжимаясь в комок и уткнувшись тусклым взглядом в колышущуюся воду. — Между прочим, дверь была закрыта совсем не случайно.

— От такой жары можно потерять сознание, тебе известно об этом? Утонула бы — и все! — Виталий отвернулся, пододвинул стул и сел, деликатно глядя в угол. — Конечно, я понимаю, как это на тебя подействовало, но все же…

— Да никак это на меня не подействовало, — кисло отозвалась Алина, приглаживая ладонями мокрые волосы. — Противно просто. Противно до тошноты. Хоть и не дошло до… Впрочем, тебе не понять.

— Ну уж где уж нам уж.

Алина помолчала, потом хрипло спросила:

— Меня теперь посадят, да?

— С чего вдруг?

— Ну… так ведь я его…

— Ничего ты его. Дрыхнет твой бизнесмен! Храпит, как десять медведей! Вряд ли бы ему что сделалось, даже если б ты его огрела тем самым моргенштерном! Проснется с мигренью — и только. Теперь слушай. Я там все прибрал, и со стороны выглядит так, будто он по пьяни свалился и рассадил свою бошку об угол. Раз он так нажрался, то вряд ли завтра что-то вспомнит. Не нужно остальным об этом знать. Поверь мне, так будет лучше. Ты и так у них не на очень хорошем счету. А с Евсигнеевым я потом сам разберусь. Не знаю, наблюдали за вами в этот момент или нет… но вдруг нет?! А Алексей, сама понимаешь, не бедный. Когда выберемся отсюда, может так все это дело вывернуть, что действительно на нары поедешь.

Алина пошлепала ладонью по воде, потом неожиданно жалобно спросила:

— А разве медведи храпят?

Виталий фыркнул, встал и снял с крючка большое махровое полотенце. Не оборачиваясь, попятился и протянул назад руку.

— Отложим зоологию на завтра. Хватит плавать — вылезай и замотайся в это. Я не смотрю.

Позади него плеснула вода, полотенце приняли из его руки, и в голове Виталия промелькнула мысль, что, пожалуй, последняя фраза была немного опрометчивой. Тем не менее он терпеливо буравил взглядом стену ванной, пока сзади не сказали:

— Можешь повернуться.

Он обернулся и невольно усмехнулся, взглянув на стоявшую в ванне девушку. Полотенце доходило ей до середины бедер, мокрые волосы облепили голову, отмытое от макияжа лицо раскраснелось, на указательном пальце сверкал изумрудный перстень, а в ушах покачивались спускавшиеся до плеч ажурные золотые серьги.

— Мда, — сказал Виталий, подходя к ступенькам и протягивая ей руку. Алина, скромно придерживая полотенце, перешагнула через бортик ванны, благополучно миновала первую ступеньку, но на второй поскользнулась, покачнулась и чуть не упала. Он успел поймать ее, и Алина бессильно привалилась к его голой груди и снова заревела.

— Ну, ну… — хмуро пробормотал Виталий, — перестань. Я промокну и заболею воспалением легких. Ты, кстати, тоже. Идем.

«Ну почему ты не была в моей школе? — зло думал он. — Так бы бегал сейчас этот мудак кастратом, а то и трупом валялся, а ты бы не плакала… так. А так ведь легко обидеть вас, девчонок, искалечить — так легко, и будешь ты теперь, наверное, долго от любого мужика шарахаться… разве это дело? Не для грубости вас рожали мамани, не для таких слез».

Дом не спал, и идя, они слышали, как где-то на первом этаже громко смеялись. Наверху хлопнула дверь, послышался топот, потом пьяный голос, очень похожий на кривцовский, протянул:

— Еще?!.. куда столько?.. жадность губит флибустьера!..

Судя по всему, остальные не скучали. Виталий внезапно поймал себя на желании изловить специалиста по транспорту и нарезаться с ним в дымину, чтобы вообще никаких мыслей в голове не осталось, но отрывать Олега от любовных забав было бы невежливо и жестоко.

Когда они дошли до Алининой комнаты, она, открыв дверь, остановилась на пороге, явно давая понять, что дальше провожать ее совершенно необязательно, но Виталий бесцеремонно впихнул Алину внутрь, вошел сам и плотно закрыл за собой дверь.

— Я тебя не приглашала! — раздраженно заметила Алина, подходя к кровати. Виталий пожал плечами.

— Ничего. Я сам пригласился.

— Хочешь убедиться, что я легла спать, а не пошла добивать Евсигнеева?

— Возможно.

Алина сердито плюхнулась на кровать и тут же с откровенным ужасом уставилась на свою тумбочку.

— Что такое? — спросил Виталий, заметив, как резко изменилось ее лицо.

— Бутылка! Ее здесь не было!

— Это я принес. Тебе может пригодиться… только не увлекайся. Слушай, перестань ты так уж на все реагировать. Так и свихнуться можно!

Алина мотнула мокрой головой, потом принялась яростно срывать с себя украшения и швырять их на тумбочку.

— Возможно, я и так уже свихнулась! Этот дом… эти вещи, которые…

— Которые что? — быстро спросил Виталий.

— Ничего! — Алина ненадолго замолчала, потом произнесла: — И эта подвеска… и цветы…

— Какие цветы? — он постарался, чтобы ничего в голосе не выдало его. Алина бросила на него короткий взгляд, и Виталий понял, что она пытается сделать то же самое, жалея о вырвавшемся слове. Впрочем, ей было, чем продолжить мысль.

— Цветы на клумбах… гиацинты… они цветут.

— Ну и что?

— Гиацинты цветут весной. Они никогда не цветут осенью.

— Ну… а в теплицах?

— Но они же не в теплице. Они на улице. Я… просто знаешь, такое совпадение… когда я перед нашим неудачным отъездом говорила со Светкой, она сказала, что гиацинты — одни из ее любимых цветов, и она всегда мечтала иметь такой цветник, в котором бы они цвели круглый год. И вот — они цветут.

— И что?

— Да ничего. Просто еще одно совпадение. Не так ли?

Виталий хмуро посмотрел на нее.

— Ты ждешь от меня ответа? Или думаешь, что это я повинен в том, что гиацинтам вздумалось цвести осенью? Вывел неких цветочных мутантов?

— Ничего я не думаю. Отвернись.

Виталий послушно отвернулся. Алина скользнула под одеяло и через секунду швырнула на пол мокрое полотенце.

— Просто… ты единственный, кто о себе практически ничего не рассказал. Ты даже не сказал, как твоя фамилия.

— Ну Воробьев моя фамилия. Довольна? — ехидно осведомился Виталий, глядя на книгу, которую оставил на полке. Он совсем про нее забыл. — А что такого я должен о себе рассказывать? Я обычный парень, у меня есть друзья, с которыми мы ходим на рыбалку, играем в шишбеш, а по субботам выезжаем на природу и совершаем ритуальные убийства.

Алина засмеялась, высвободила из-под одеяла руки и стянула с тумбочки бутылку.

— Не знала, что у тебя есть чувство юмора.

— Я тоже койчего о тебе не знал, — заметил он, подходя с полки и снимая с нее книгу. — Не знал о твоей беспредельной скромности. Почему скрыла, что ты знаменитость?

Виталий бросил книгу на одеяло. Реакция Алины была неожиданной — чуть не уронив бутылку, она дернулась в сторону, словно Виталий бросил на кровать ядовитую змею. Ее лицо побелело, глаза раскрылись до предела, а изо рта вырвалось:

— О господи!

— Ты чего? — недоуменно спросил Виталий. — По-моему, неплохая книжка. Во всяком случае, то, что я прочитал, забавно и довольно интересно…

— Я ее не писала! — лицо Алины окаменело и на скулах заиграли желваки.

— Как же… вот на обложке твое имя, фамилия…

— Я ее не писала!

— Аа, так это просто твоя однофамилица… и одновременно тезка? Ну извини. Но уж вот такое совпаде…

— Нет, не совпадение. Это моя книга.

— Не понял.

Алина хрипло вздохнула, отвернула крышку бутылки, сделала большой глоток, сморщилась и потерла губы тыльной стороной ладони. Потом произнесла — медленно и раздельно, как говорят с глухими людьми:

— Это моя книга. Но я ее не писала.

Виталий сел на одеяло с другой стороны кровати и ошарашенно посмотрел на девушку.

— Это как понимать?

— Именно так, как я сказала, — Алина снова вздохнула, но на этот раз вздох был больше похож на всхлипыванье. Она поставила бутылку обратно на тумбочку и села, съежившись под одеялом и прижав согнутые колени к груди. — Видишь ли… я всегда хотела ее написать. Она вся была у меня в голове… год за годом я продумывала каждый эпизод, поступок каждого персонажа, каждое его слово, каждое описание… вплоть до мелочей… Я продумывала все каждый день, пока занималась работой… я… Я продумала и придумала все! От начала и до конца. Эта книга давным-давно написана в моей голове. Я знаю ее наизусть. Мне оставалось только сесть и перенести ее на бумагу… но я так и не решилась этого сделать.

— Но как же…

— Я не знаю, откуда она взялась! Вернее, как она появилась!

— Может, тогда, эта книга просто похожа на ту, что ты придумала. Как говорят, идеи витают в воздухе.

— Идеи?! — Алина горько усмехнулась. — Если бы дело было только в идеях! Возьмика ее и открой на любой странице.

Виталий взял книгу и раскрыл ее наугад.

— Ну?

— Читай любой отрывок.

Виталий недоверчиво покачал головой, потом опустил взгляд на печатные строчки.

— … но выразительней всего были глаза Л#250;сы — глаза, похожие на ледяные диски и…

— …такие же холодные, — медленно заговорила, даже, скорее, задекламировала Алина, чуть прикрыв веки, — смотревшие на мир с жесткой и горькой циничностью — глаза дешевой уличной проститутки, давно переставшей питать всякие иллюзии насчет жизни. Ничего просто так не давалось, не возникало ниоткуда, не обрушивалось неожиданно на голову, разве что неприятности. Вообще жизнь напоминала Лисе мелкие монетки, которые голыми руками приходится наощупь доставать из глубокой зловонной лужи — и сама измажешься, и достанешь не много… Хочешь еще?

— Не вижу смысла! — Виталий захлопнул книгу. — Но…

— Думаешь, я специально выучила ее наизусть?

— И в этом тоже смысла не вижу. Ты написала ее, но почему-то не хочешь этого признать!

— Не не хочу, а не могу! — почти выкрикнула Алина. — Я не могу признать того, чего не было!

— Возможно, ты просто не помнишь, что написала ее.

— Такое не забудешь!

— Мы уже сталкивались с проблемами памяти и действий!

— Только не с такой проблемой! — Алина внезапно понизила голос до шепота. — Я не писала этой книги, поверь мне, не писала! Но я хотела, чтобы она была написана! Возможно, это желание, эта мечта для меня была заветнее, чем заполучить свой ресторан! Я хотела, чтобы эта книга существовала, и она здесь!

— Ну, знаешь!..

— Словно кто-то вытащил ее из моей головы! — огонек, горевший в зеленых глазах Алины, начинал казаться полубезумным. — Взял и вытащил! Эта комната… этот дом… иногда мне кажется, что мое сознание вывернули наизнанку, и теперь его могут видеть все, а не только я!

— Знаешь, я думаю, тебе сейчас лучше поспать, — проговорил Виталий, вставая. Алина криво улыбнулась.

— Думаешь, я спятила? Тогда утром, когда Жорка протрезвеет, спроси у него, почему он так раздражается из-за картин, которые висят по всему дому! Спроси у него! Спроси, почему он рассматривал их даже ночью!

— Хочешь сказать, что он…

— Я поняла это, когда нашла в библиотеке свой роман и открыла его! Это его картины! Картины, которые он рисовал только для себя или не рисовал вообще, но видел их, знал, как их нарисовать! кто-то залез к нам в головы…

— … и поиграл с памятью!

— Нет, хуже! Намного хуже! Все это…

— Давай подождем до утра, ладно? Я, разумеется, поговорю с Жоркой… но все утром. Не возражаешь, если я возьму ее? — он постучал указательным пальцем по книге. Алина пожала плечами.

— Бога ради. Мне незачем ее читать.

Виталий кивнул, взял книгу и пошел к двери. Когда его ладонь уже легла на ручку, Алина сказала:

— Спасибо тебе. Хоть ты и… ну вообще… спасибо. И я… ну, по отношению к тебе… вела себя не очень правильно.

— Наверное, тебе было очень трудно это сказать, — с усмешкой заметил Виталий, открывая дверь. Алина мгновенно ощетинилась.

— Только не думай, что теперь я…

— Ничего я не думаю, — в тон ей ответил Виталий и вышел.

Несколько минут Алина лежала, глядя в потолок, потом решительно вскочила с кровати и, замотавшись в одеяло и волоча его за собой, быстро подошла к двери. Заперла замок и тщательно проверила его. Потом подошла к окну, закрыла форточку и придирчиво проверила все задвижки. За стеклом по-прежнему стучал дождь, и внезапно Алине показалось, что она провела здесь уже многомного дней. Она взглянула на полосу деревьев, окружавших дом, потом сделала шаг назад и резким движением задернула шторы. Они сошлись синхронно, словно занавес, скрывающий очередной отыгранный акт.

Как обычно ее разбудило чувство голода. Светлана приоткрыла глаза и тут же снова закрыла их — даже слабый свет ночника больно резанул, вспышка превратилась в боль, в затылке заныло, потом боль растеклась по всей голове. Всетаки, она выпила слишком много шампанского. В следующий раз нужно быть поосторожней.

Снова приподняв веки, она повернулась на бок и улыбнулась, глядя на чуть слышно посапывающего рядом Бориса, крепко вжавшего левую щеку в подушку и хмурящегося во сне. Спящий, он выглядел еще более красивым — почти богом. Даже его отдающее перегаром дыхание не вызывало отвращения, этот перегар был не таким, как у всех, он был особенным, словно Борис вкушал не вино, а божественный нектар. Это был ее мужчина и он был прекрасен!

Светлана потянулась к нему и легко дотронулась губами до его твердой щеки. Борис во сне дернул уголком рта, глубоко вздохнул и зарылся в подушку еще глубже. Она улыбнулась, отодвинулась, откинула одеяло и встала с кровати.

За стеклом упорно барабанил дождь, все так же горели во дворе мокрые фонари, но ночь, теснящаяся за кругами бледного электрического света, уже не казалась такой густой, хотя по прежнему пугала. Часы показывали начало четвертого. Блестящее платье Светланы небрежно валялось на полу — сброшенная шелуха роскошного вечера и не менее роскошной ночи. Она подняла его и улыбнулась, представившись себе Золушкой, которой на этот раз вовсе не надо убегать ровно в полночь от прекрасного принца. Светлана аккуратно повесила платье на стул, набросила халат и, все еще слегка пошатываясь, подошла к двери, бесшумно ступая босыми ногами. Бросила последний взгляд на Бориса, снова улыбнулась, отворила дверь и выглянула в коридор. Здесь царил полумрак, от которого ее сразу же бросило в легкую дрожь. Выключатель был возле лестницы, идти до него предстояло довольно долго, и Светлана собралась было взять лампу, с которой ходила на кухню в прошлый раз, но тут же отбросила эту мысль. В конце концов, уже почти утро. Она быстро добежит до лестницы, а уж внизу включит свет на первом этаже. Все это не так уж страшно. Теперь все представлялось совершенно иначе — то ли из-за Бориса, то ли потому, что она еще не протрезвела.

Светлана тихо притворила за собой дверь и быстро, на цыпочках, побежала по коридору. Поступь ее была легчайшей, и даже в этих почти неслышных отзвуках шагов было счастье. По ступенькам она спорхнула, точно лепесток, подхваченный порывом ветра. На ходу Бережная фальшиво мурлыкала какуюто песенку, название которой позабылось. Ее легкий, расписанный драконами халат развевался, и казалось, что драконы суетливо кружатся вокруг нее, тоже совершенно обалдев от счастья.

На площадке первого этажа она нажала клавишу выключателя, и коридор затопил яркий живительный свет. Облегченно вздохнув, Светлана подошла к кухне, включила свет и отворила дверь.

Ее глазам представился вопиющий беспорядок — сваленная коекак грязная посуда с остатками еды была везде. Вот и доверяй убирать со стола мужчинам! Разумеется они не стали утруждать себя мытьем посуды, а просто заставили ею все горизонтальные поверхности — даже на полу возле стены примостились несколько блюд и сковородка. Казалось удивительным, что они не пристроили хотя бы пару тарелок на абажур.

Светлана всплеснула руками, возмущенно оглядывая кухню, недавно такую чистенькую и опрятную. Что-то звякнуло справа и чуть позади, она испуганно оглянулась и вздохнула — облегченно и вместе с тем недовольно.

— И тебе поесть захотелось?

Ей молча кивнули в ответ. Светлана недовольно пожала плечами и, огибая стол, направилась к холодильнику. И почти сразу же остановилась, как вкопанная, хрипло вздохнув, точно ее со всей силы пнули в живот.

Дальше время разделилось на секунды — всего несколько секунд, и они обрушивались на нее как камни, оглушая и словно вбивая в пол. Светлане казалось, что ее рот раскрывался для крика целую вечность. Три секунды обвалились на нее, но она так и не успела осознать, что действительно видит то, что видит, и закричать тоже не успела — крик задушила чужая ладонь, накрепко зажавшая ей рот с последним ударом последней секунды.