"Стая" - читать интересную книгу автора (Безмирная Ольга)

Глава 12

Как же утомительно ярко. Сильный свет отчаянно и болезненно слепит глаза. Лай зажмурился, но все равно его видел. Может, он — солнце? Бесконечное множество вспышек уже наводнило все внутри, точно сильный ливень по капле заполонил хлипкую плотину, которая вот-вот прорвется. Разит, переливается, заполняет все вокруг… И тогда не останется той малой части его самого. Она растворится навеки в этом невероятном сиянии.

Хрип. Сухой кашель. Яркие, подвижные, словно живые, многочисленные искры заметались с новой силой, отзываясь тупой, ноющей болью в висках. Перевернулся на бок. Свет, как вода в полупустом горшке, перекатился в правое плечо. Попытался сесть. Голова загудела, как будто он не человек, а лишь неровный уродливый нарост на скале, тайное убежище смертельно-опасных степных ос.

Но стало легче. Невероятно маленькие существа, кусающие глаза слепящим светом, да гневливо зудящие в ушах, чуть поутихли. Тошнит. Но желудок пуст, как сумка нищего… и от этого еще противней. Что произошло? Почему все тело ноет так, словно туземцы всю ночь вили из него свои пушистые веревки? Приоткрыл один глаз. Свет внутри тела потихоньку сдавался полумраку пещеры. Вот он уже может без боли и рези в глазах разглядеть ясный круг выхода.

Странно… Может, кто-то отбросил шкуру у входа, желая проветрить жилище? Принюхался и сморщил нос: да, это неплохая идея. Поднялся на ноги и покачнулся. Голова закружилась, а ноги точно вросли в скалу… или стали самим камнем. Тяжело, так, будто он и в самом деле двигал огромными булыжниками, Лай переставлял ноги. Дыхание сбилось, перед глазами опять замельтешили недавние знакомые. Оперся о стену, пытаясь отдышаться. Еще вчера он был бодр и силен, а сегодня чувствовал себя так, будто бы ночью кто-то подменил тело, подсунув дряхлое, старческое…

Казалось, что прошло очень много времени, прежде чем он оказался у края скалы. Нет, не на пороге пещеры… Порога не было. Как не было уютного глиняного гнездышка и старой шкуры. На каменном выступе сидела Кота. Девушка невидящим взглядом смотрела на горизонт, в котором медленно расцветало первое зарево багрового цветка рассвета. Лай озадаченно моргнул.

— А где скала?

Племя хорко обосновалось между двух высоких скал, прорубив в них огромные норы. Еще вчера каждый вход был то ли замаскирован, то ли украшен круглой глиняной хижиной. Между скалами Лай помнил круглую каменную площадку с уродливой мордой деревянного волка… Это выдавала память. Но глаза не могли смириться с картинками прошлого. Огромной отвесной скалы, украшенной замысловатыми рисунками, не было. Как не было видно ни одного глиняного гнездышка. А на месте жертвенного круга красовались лишь осколки острых камней, да рыжий песок. Много-много песка…

— И тебе доброе утро, — иронично отозвалась Кота, не отводя, впрочем, взгляд от горизонта. — Как спалось?

— Ярко, — поморщился Лай. — Как я не ослеп только…

— А, — понимающе вздохнула девушка и, наконец, обернулась к юноше. Лай отметил темные круги под глазами и поникшие уголки рта. — Видимо, это из-за того представления, которое ты устроил ночью…

— Что я устроил? — несчастным голосом уточнил Лай, пытаясь вспомнить о событиях ночи. Но в голове лишь больше зашумело, перед глазами вновь засверкали огненные стрелки. — Я ничего не понимаю…

— Знаешь, — Кота вновь отвела взгляд, — я вот что подумала: на кой ляд тебе сдался охранник? После того, что я видела ночью… Кажется, я тебя боюсь.

— Меня? — Лай нахмурился, скрестил руки на груди и медленно опустился вдоль стены. — Боишься меня? — Нервно повторил он. — Но почему?

— Ты действительно ничего не помнишь? — Кота пытливо всмотрелась в мага. Тот отчаянно помотал головой. Девушка печально вздохнула. — Тем хуже, видимо, ты не можешь это контролировать…

— Что — это? — Лай начинал злиться, он ненавидел загадки. — Что я должен контролировать?! Я помню, что дикари подсунули мне какое-то пойло. Много, много странной настойки. Ты говорила, что она безвредна, но… я сразу… нет, не опьянел. Но произошло что-то. Словно…

— Ты отошел на второй план, уступив место кому-то другому, — мрачно закончила за него Кота. Лай вздрогнул, немного подумал и коротко кивнул. — Я видела твои глаза этой ночью… они сияли восторгом и яростью, удовольствием и жестокостью… Стоит мне закрыть глаза, я тут же снова вижу алое пламя зрачков, светящуюся кожу… Когда голова была затуманена, все казалось естественным. Мне даже нравилось находиться рядом с тобой. Но теперь… я не знаю. Я поняла, что абсолютно не знаю тебя.

— Ну вот, — рассмеялся Лай. — Мы квиты. Как раз недавно я сам размышлял об этом…

Кота посмотрела на Лая так, что смех застрял в горле юноши. Прокашлявшись, он спросил:

— Так что тут, — кивнул на груду обломков среди бывшей площадки, — произошло? Я помню, что все небо сверкало…

— Да, — неожиданно тепло улыбнулась Кота, взгляд девушки наполнился нежностью. Сердце Лая мгновенно растаяло. — Это было здорово! Я никогда раньше не видела ничего подобного! Ты каким-то образом заставлял небо расцветать разноцветными огнями, сверкать заревом, опадать яркими звездами… А потом ты полетел. Так быстро, что угнаться за той я смогла, лишь обратившись в волчицу.

— Полетел? — ошарашено уточнил Лай и пробормотал: — Прав был Уоз… Зачем я пил эту гадость? — В голову пришла идея. — Кота, — вкрадчиво проговорил юноша, — А ты уверена, что тебе не померещилось? Ты ведь тоже пару раз глотнула из своей каменной чаши…

— Уверена, — кивнула девушка. — Настойка хорко абсолютно безвредна и лишь дарует легкость и некую веселость, бесшабашность… немного притупляет обычные реакции, размывает правила поведения, который каждый устанавливает сам себе. Но ты… с самого начала стал вести себя странно. Говорил, что я везде. Все повторял про слуг Мороса. И что тебе теперь все понятно. Лез целоваться к жрецу. Тот воспринял это как величайший знак, что-то вроде благословения. Потом вы танцевали вокруг деревянного чучела. Именно тогда ты заставил небо швырять на землю звезды. Но все это мелочи…

— А что не мелочи? — насторожился Лай.

Девушка вздохнула и съежилась. Словно каждое слово давалось с трудом, она медленно произнесла:

— Лимби. Оказывается, они давно охотились на племя хорко. Не война, а так… почти по-соседски: то ребенка украдут, то девушку уведут. Кстати, я видела одного из них — в степи Гонка, когда охотилась. И не обратила на это внимания. Как подумаю сейчас, что пробеги я еще чуть-чуть в ту сторону. Но это уже не важно. В общем, пока ты развлекал всех на плато Борх, лимби проникли в ущелье. Они перебили всех, кто находился там. — Кота невесело усмехнулась. — Спящих убить легче всего, а крики, если те и были, заглушали вопли воинов, которые радовались представлению, как дети.

— Так это лимби устроили? — Лай вскочил на ноги и тут же пожалел. Голова закружилась еще сильнее.

— Нет, — качнула головой девушка. — Когда мы с тобой вернулись с ночной прогулки, то застали море крови и реки скорби. Лимби ушли еще во время звездопада, видимо, удовольствовавшись легкими жертвами. Может, они побоялись встречаться с воинами. Месть придает силы. А ты, — голос Коты зазвенел нотками обиды. — Ты весь почернел… и с неба будто тьма опустилась. А над твоей головой странный туман заструился… Побежал. Воины бросились за тобой. Над вами хищной птицей парила белесая мгла. Порой она чернела, как грозовая туча… Они были там, еще на плато. Жгли костры, предавались веселью. И ничего не замечали. Как будто твой колдовской туман скрывал от них все. А потом… Я точно не видела, что произошло. Все было словно в дыму пожара. Только крики — такие страшные, что кровь застыла в жилах. У меня даже волосы зашевелились на затылке! И вздыбилась земля, заходила под ногами ходуном. Разверзлась в ужасном оскале, который поглотил племя лимби, всех до единого. Ослепленные яростью хорко бросали вниз камни, убивая или хотя бы раня врагов. А вождь… тот сидел на коленях рядом со мной и раскачивался. Я пыталась успокоить его. А он все твердил… не понимал, почему лимби так поступили. Если бы они напали при свете дня, сражались с воинами за земли, за женщин… А они их убили. В этом нет смысла.

— Я что, применял силу? — прошептал Лай, схватившись за голову. — О, Водд! И сила эта огромна! Может, поэтому Уоз не хотел учить меня дальше? Милая, — он порывисто обнял девушку. — Так вот почему ты такая… напряженная! Тебе, наверное, было жутко неприятно. Ты говорила про запах…

— В прошлом, — нетерпеливо отмахнулась Кота, высвобождаясь из рук юноши. — Далас постарался свести на нет все мои негативные ощущения к запаху силы. Рыжие вообще считают опасным показывать какие-то эмоции. Хотя ты прав — неприятно было. И очень. От понимания, что моя помощь тебе изначально была совершенно не нужна. Таких сильных локки я не встречала… сомневаюсь, что кто-нибудь вообще встречал. Запах… он в десятки раз мощнее чем тогда, когда был разрушен домик Уоза. Тот локки, которого нанял твой добрый папочка… да он просто ребенок по сравнению с тобой!

— Может быть, — Лай осторожно отстранился и пытливо заглянул в черные глаза девушки, — настойка, которой нас потчевали, подействовала и на тебя? Вряд ли возможно то, что ты рассказываешь. А это бы объяснило жуткие ночные видения…

— Я уже говорила, — устало улыбнулась Кота, печально покачав головой — что напиток жреца не вызывает никаких видений. Не увеличивает силу. Не воздействует как-то иначе… Это скорее легкое вино. Я понятия не имею, почему на тебя она так подействовала. И, честно говоря, уже и не хочу ничего знать. — Девушка резко вскинула подбородок и взглянула на юношу так, как будто он — само зло. — Ты хоть сейчас мне можешь объяснить, зачем разрушил селение наших гостеприимных хозяев? Чтобы не мучались? Или по каким-то своим причинам?

— Ничего я не рушил, — насупился Лай. Немного помолчал, глядя на сгорбленную спину отвернувшейся Коты. — Правда, милая… — Плечики раздраженно передернулись. Лай поперхнулся. Кашлянув, жалобно протянул: — Я помню только… смутно… костер, жреца, кровь…

— Да, — глухо отозвалась девушка. — Ночью жрец исполнял ритуальный танец, чтобы помочь умершим душам найти свой путь. Хорко верят… то есть, верили, что души погибших мечутся во тьме, пока не придет огненная волчица — Шактир. Она уводит их в свое логово, где они могут получить великую награду — вернуться в облике волка. Кровь… да, она была повсюду. Лимби особенно не церемонились. Я была немного не в себе, поэтому ушла в пещеру… в образе волчицы меня невероятно волнует человеческая кровь. — Кота вздрогнула, еще больше нахохлилась и выдавила: — Как десерт…

Лай удивленно посмотрел на спутницу, но счел за благо промолчать. Некоторые тайны подруги он предпочел бы никогда не узнавать…

— Не знаю, что произошло, — обхватив себя, тихо продолжила девушка. — Раздался страшный грохот, земля затряслась. Может, ты снова вызвал землетрясение… — Кота быстро взглянула на Лая и поспешно отвернулась. — Лимби поглотила трещина на плато, а хорко засыпало обрушившейся скалой. Интересно только — почему устояла наша скала.

— Потому, что мы были здесь, — невесело покачал головой Лая, пытаясь совладать с зарождающейся паникой. — Послушай, Кота, я понятие не имею — как все это делал. Это звучит… как страшная сказка, скорее, как древняя легенда, чем правда… — Он поспешно выставил руки вперед, точно защищаясь. — Нет-нет! Я ни в коем случае не упрекаю тебя в вымысле! Как такое можно придумать… — Немного помолчал, мрачно осматривая руины, и добавил: — Да и доказательства перед глазами. — И тут же упрямо помотал головой. — И все же это невероятно. Сама посуди, какой из меня локки? Я, посредственный маг, недоучка! Ну, как я мог сотворить такое?

— Ты меня спрашиваешь? — холодно спросила Кота. Криво усмехнулась, закусила нижнюю губу, словно терпела боль. Глаза ее подозрительно заблестели. — Знаешь, что меня в тебе привлекло? Ты был такой чистый, такой свежий…

Лай недоуменно осмотрел себя. Да, сейчас о чистоте можно было только мечтать. Кожа потемнела от грязи, крови… пах он тоже подобающе. Сальная тряпка на чреслах почти ничего не скрывала, смешно топорщась на боку.

— Я не об этом, — чуть поморщилась Кота. — Я о запахе магии. Не знаю, будет ли для тебя открытием, но сила есть у всех людей. Но большинство ее не используют. От них запах очень тонкий, почти незаметный… Мне пришлось потратить не один месяц, чтобы научиться различать его. Некоторые видят вещие сны, другие называют силу интуицией… и еще придумывают множество имен и оправданий. Но есть такие, — она метнула выразительный взгляд, от которого у юноши по спине поползли мурашки, — которые сознательно используют свою силу. Локки! Они увеличивают достаток, захватывают власть. И обращаются с другими хуже, чем с грязью под ногами. А ведь сами отличаются от обычных людей лишь неутоляемой жаждой наживы. Сила, использованная миру во вред… как бы портиться. И поэтому такой неприятный запах.

— Как тогда, на опушке, где жил Уоз, — тихо закончил за девушку Лай.

— Жизнь преподносит сюрпризы, — горько усмехнулась Кота. — Как оказалось, он был не самым противным в моей жизни.

— Но ты… — немного заикаясь, промолвил Лай. — Там, в пещере… Ночью… Я помню твои слова. И нежность прикосновений, и страсть объятий…

— Ночью была не совсем я, — Кота опустила ресницы, скрывая смущение. — Но уже тогда понимала, к чему ведут произошедшие события. Ты почувствовал свою власть… и тебе понравилось. — Кота поднялась и отряхнула цветастую юбку от рыжих крошек глины. — В любом случае, мы возвращаемся. Тебе не нужна защита, скорее Тирии понадобится защита от такого сильного локки, как ты. — Она немного помолчала, рассматривая черепки. Тихонько добавила: — Это была наша последняя ночь. Я так… попрощалась с наивным, славным горожанином, с которым боги свели меня на берегу Ори.

Внутри Лая что-то оборвалось. Он понял, что теряет Коту. Теряет навсегда. И если сейчас смирится и отпустит, то уже никогда не сможет ничего исправить.

— Но… — потрясенно прошептал он, — я же люблю тебя…

Кота вздрогнула всем телом и опустила голову еще ниже.

— Люблю, — упрямо повторил Лай, повышая голос. — Обожаю смешную девчонку, которая чуть не утопила меня в речке, трепещу от желания перед грозной воительницей… даже готов обнюхиваться с волчицей! Или что там у вас положено…

Кота головы не поднимала, но Лай сердцем ощущал, что девушка непроизвольно улыбнулась. Это придало ему сил.

— Мне безумно нравится считать звезды, которые отражаются у тебя в глазах. А когда ты по-звериному быстро облизываешь губы, просто сердце замирает. Мне холодно и тоскливо, стоит тебе уйти, но когда усталая волчица подползает под бок и, уткнувшись мокрым носом в ладонь, посапывает в чутком сне, я таю от головокружительного ощущения счастья! И что бы ни произошло этой ночью… это не я. Не настоящий я. На самом деле я с радостью променяю всю власть Тирии, корону харца и все его сокровища на возможность быть рядом с тобой…

Девушка вдруг хлюпнула носом. А в следующее мгновение она уже рыдала на груди Лая, растирая кулачками по личику грязь и слезы. Он бережно, очень осторожно, погладил непослушные локоны и поцеловал макушку.

Рядом раздался смешок. Воздух перед ними загустел, быстро уплотняясь, превратился в фигуру в черном плаще локки. Лицо скрывала маска.

— Как романтично, — голос скорее принадлежал мальчику, чем мужчине. Да и тщедушное тело напоминало юношеское.

— Это он, — одними губами шепнула Кота и чуть сжала ладонь Лая. Тот коротко кивнул.

Незнакомец пригрозил юноше:

— Красноречивый ловелас! А бедняжка каждому слову верит! Наивная дурочка! — Он прошелся по руинам, осторожно ступая дорогими сапогами. Рукой, затянутой в перчатку, постучал по какому-то предмету, немного напоминающему ухо деревянного волка. Гулкий звук развеял сомнения. — Ты что, не знаешь, что он вырос в замке харца? Да при дворе считается дурным тоном говорить правду. А чем витиеватее и красивее ложь, тем большего достигнет горожанин! Лучше бы верила своим глазам. Глянь-ка, такой скромный мальчик, а столько народу убил за одну ночь. Даже я такого еще никогда не делал. Но, думаю, мне бы то же понравилось.

— Придержи язык, — рыкнул Лай. Тело юноши напряглось, в любую секунду готовое к прыжку. Кота крепко сжала руки Лая, призывая выждать. Ноздри ее подрагивали. Что-то было не так. Локки ведет себя излишне нагло. Особенно, если учесть, что тот знает о событиях ночи. А, значит, должен опасаться противника, превосходящего его по силе.

— Ой-ой! — Мальчишка театрально заломил руки, словно защищаясь, и расхохотался. Успокоившись, язвительно спросил: — А то что? Напустишь на меня своего сторожевого пса? — Лай опять дернулся, но девушка снова удержала его. Сама же нахмурилась, раздосадованная: локки знает о том, что Лай просил помощи у стаи. Значит, для него не будет неожиданности, что она — воин. Это осложняло дело. — Или ты решил, что справишься сам? — Мальчик приложил палец к маске в том месте, где должны быть губы, и шепотом продолжил: — Я открою тебе один секрет. Ничегошеньки у тебя не получится!

— Думаешь? — с угрозой в голосе, спросил Лай. — Почем ты так уверен?

— Все просто, — мальчишка пожал плечами. — Ты нарушил одно из главных правил… Догадаешься, какое?

— Пил зелье хорко, — уже не так уверено ответил Лай.

— Какие чудные настойки готовят степные племена, — мечтательно протянул локки. В пальцах сверкнула маленькая склянка. — Такие умельцы! Так и тянет чего-нибудь добавить для завершенности…

— Ты был прав, — прошептала Кота, руки ее дрожали, — ночью действовал не совсем ты! Я же слышала об этом. Но подумала, что это одна из тысяч глупых сказок о темных колдунах. Они проникают в сознание других и вытворяют все, что хотят. Такой силой обладал только пропавший Локк! Это все отрава. Но тогда это означает…

— Что друг твой совсем без сил, — притворно вздохнул мальчишка. — Ночью он совершал такие великие чудеса, что растратил себя. Пуф! — Взмах рукой, взметнувшийся плащ. — Он пуст и беспомощен, как простолюдин. Правда, здорово придумано? Мое изобретение!

Кота ощутила, как ненависть захлестывает душу черной волной. Губа приподнялась, по развалинам прокатился рык. Она осторожно отстранилась от Лая и тут же бросилась на обидчика, желая перегрызть ему глотку. Напиться крови малолетнего нахала. Время привычно растянулось, звуки приглушились, скалы обратились в сплошное серое пятно. В какое-то мгновение в поле зрения мелькнуло что-то маленькое и блестящее.

Краткий миг, и она сорвет маску, легким движением сломает шею юнца… Кота сбила мага с ног, рванула черную ткань. Треск разрываемых нитей, белая кожа беззащитной шеи. Локки не успеет произнести и слова из заклинания, как она вонзит в него зубы…

— Ой! — Голос локки звучал на удивление спокойно, так, точно он и не стоял на краю гибели. — А что это с мальчиком?..

Притворная забота в его голосе вонзилась в сердце, как стрела хорко. Лай в смертельной опасности! Кота вздрогнула и оглянулась. Лай, схватившийся за горло. Лай, опускающийся по неровной стене уцелевшей скалы. В шее, между пальцами, торчала сверкающая трубка, из которой медленно выходил белесый туман.

— Слуга Мороса, — прошептал бледный Лай, наблюдая за серебристо-белым облачком. Потом закатил глаза и рухнул, как подкошенный.

— Нет! — взвизгнула Кота.

Руки, сжимающие тщедушное тельце локки, разжались. Так и не причинив злодею вреда, девушка метнулась обратно, кляня себя за глупость и несдержанность. Протянула руку, чтобы выдернуть трубку…

Лай дернулся и попытался приподняться, отчаянно стараясь что-то сказать девушке. Но та коснулась серебристого облачка… и увязла в нем. Судорожно отдернула руку, но серебристые нити уже крепко держали запястье, быстро опутывая плечи.

— Какое удобное заклятие, — хмыкнул локки, поднимаясь с земли. Тщательно отряхнувшись, подошел к скале. — Не правда ли? — Склонив голову чуть вбок, словно птица, он вопросительно посмотрел на Лая. Тот ответил яростным взглядом, но не смог и руки поднять. Молодой локки кивнул. Оглядел безмолвные руины. — Одна капелька — а сколько трупов!

Затем склонился над обездвиженным Лаем, протянул руку…

— Не трогай его, чудовище, — прошипела полузадушенная заклятием Кота. Она отчаянно боролась с серебристыми нитями, которые уже опутывали голову. Из-под маски снова раздался язвительный смешок.

— Я только чуть-чуть его потрогаю, — Маг вырвал трубку и поднялся, наблюдая за тем, как медленно закрываются глаза юноши. — Убивать его без надобности — и так не протянет долго.

Все еще не спуская глаз с Лая, локки отступил к кокону, в который превратилось белесое облачко, окончательно поглотив Коту. Положил на него руку и бросил себе под ноги маленький сверток.

Что такое тишина? Гулкая, кричащая настолько громко, что даже стук сердца, пойманной птицей бьющийся о виски, казался незаметным шорохом. Тишина, взрывающаяся перед глазами алым заревом заката, наполняющая вены могильным холодом, застревающая недосказанными словами в горле, терзающая воспоминания с рвением маньяка. Течение времени остановилось перед этой неприступной глыбой тишины. Казалось, прошла вечность и в то же время лишь краткий миг небытия. А затем мир взорвался от боли. Он кричал громом, извивался от унижения, как перекрытый ручей в поисках нового русла, плакал безудержным ливнем, сражая небо гримасами молний…

И при всем этом настоящее казалось благом, вторым шансом. Что угодно, лишь бы не тишина: мертвая, таинственная, увлекающая, беспощадная. Пусть боль — она приносит цвет. Пусть крик — он рождает мелодию. Слезы омывают душу от бесконечного страдания, в которое окунула с головой непостижимая тишина.

Глаза. Они видят… Но как-то странно. Словно мир вокруг изменился. Стал более объемным, осязаемым, наполненным. Как если бы раньше он смотрел на детский рисунок леса, а теперь вдруг очутился в самой чаще. Казалось, что он сейчас просто не выдержит и взорвется от обуревающих чувств. Запахи дразнили, звали, отталкивали… Танец ветра завораживал девственной соблазнительностью. Богатая россыпь звуков, точно древние сокровища, манили. Хотелось схватить каждый, рассмотреть, ощутить, покрутить в руках, попробовать на зуб.

Лай попробовал ощутить собственное тело. Что с ним? Жив ли он? Но для того, чтобы отвлечься от царившего внутри внешнего мира, недостаточно было зажмуриться. Хотелось зажать нос и закрыть уши. Но сделать это не удалось. Возможно, он до сих пор скован заклятием, а кажущаяся свобода — лишь плод умирающего воображения. Сосредоточился, вслушиваясь в ощущения. Покалывало шею, тянуло копчик. Но, в целом, самочувствие на удивление хорошее… Если учесть, что за последние несколько дней он уже дважды почти умер. Хотя, надо признать, что прежнее возвращение к жизни было куда как приятнее… и уж точно, было менее странным.

— Кота, — позвал он и сам испугался хриплого звука, который издало измученное гелием локки горло.

Открыл глаза и вздрогнул. Перед ним маячила донельзя довольная физиономия жреца племени хорко. Лай сглотнул и снова зажмурился. Этого не может быть! Они же все погибли. Он сам разрушил скалу, погребя под ней все племя. Точнее всех, кто остался в живых после набега лимби. Во всяком случае, по словам Коты. Он встрепенулся: вот именно! А если девушке все это приснилось? Вдруг все, что произошло — всего лишь бред… видения, навеянные доморощенной магией жреца?

Обрадованный, Лай снова распахнул веки и во все глаза уставился на мужчину, на лице которого восторг порой сменялся выражением крайнего благоговения.

— Лунный волк жив! — возвестил он Лаю. — Хвала богине Шактир!

— Хвала, — согласился Лай и замер. Кажется, он понимает слова туземца! Но как-то странно. Если вслушиваться, то слышит незнакомую речь. А если не задумываться, то понимает — что тот говорит. — А я точно жив? Только почему ты называешь меня волком?

Жрец захохотал и закрутился на месте, приплясывая и размахивая дырявым бубном. Лай осторожно приподнялся и осмотрелся. Радость оттого, что он жив, мгновенно сменилась горечью. Никакие это не видения. Все осталось так, как было в страшном сне. Скалы нет, руины погребли некогда круглую площадку с мордой зверя. Хотя нет, не так. Когда появился молодой локки, из-под завалов торчало только ухо волка, а теперь недалеко лежала голова целиком. И, если не считать отколовшихся зубов, была почти невредима.

— Где Кота? — поникшим голосом спросил юноша. Жрец замер и с тревогой оглянулся вокруг. — Ее же схватил… злодей, — все более тревожась, добавил Лай. — Ты видел? Живую или… — Он сглотнул, не в силах произнести то, из-за чего так болезненно сжалось сердце.

Не осознавая, что делает, Лай пробежался по развалинам, пытаясь ощутить присутствие девушки. Хоть какой-нибудь след. Как он сейчас пожалел, что не может ощущать запахи так же, как она. Тогда бы он знал, куда пропала подруга. И, возможно, успел бы ее спасти. То, что Кота в беде, Лай не сомневался, ощущая это всем телом. Побежал к голове зверя, обнюхал…

Замер. Шею снова закололо, перед глазами поплыли пятна. Лай очень медленно повернулся к еще приплясывающему на месте жрецу.

— Я, что… — он поперхнулся, сглотнул и мотнул головой, стараясь отогнать чудовищную мысль, которая пришла в голову. — Я действительно волк?!

Жрец замер на месте. Бубен упал на землю. Туземец заломил руки и, вскричав имя богини, упал на колени. Наблюдая за благодарственными поклонами жреца, юноша ощущал, как кровь отливает оттого, что он всегда ощущал лицом. Бледных волков он никогда не видел… но сама мысль об этом невольно выдавила смешок. Нечто в районе копчика качнулось. Лай снова оцепенел. Он сразу понял, что это, но оборачиваться не стал. Потому как понимал, что вида измененного тела сознание не выдержит. Чтобы не сойти с ума, нужно было переключиться на что-то другое.

— А ты как выжил? — хрипло пролаял он.

Жрец замолчал и оглянулся. Затем еще раз взвыл имя богини и махнул рукой. Лай оглянулся и недоуменно уставился на волчью голову. Мужчина подошел и, опустившись на колени, благоговейно прикоснулся к деревянному волчьему носу лбом. Потом обернулся к Лаю. Тот отметил, что жрец смотрит ему в глаза, находясь на коленях. Лай же ощущал, что стоит. Опять немного закружилась голова. Прогнав дурноту, он требовательно произнес:

— Не понимаю! Как голова тебе помогла?

Жрец поманил пальцем, указывая на шею чудовищного тотема. Лай заглянул туда, и все стало понятнее: голова была полой!

— Когда земля вновь содрогнулась, а с неба пошел каменный дождь, — обстоятельно объяснял жрец, — Великая богиня Шактир укрыла меня. Я не знал этого, потому что тьма накрыла меня своим туманным покровом. Но Шактир прогнала смерть священным бубном. Мне удалось выбраться из-под завала. И я увидел тебя…

— Священным бубном? — переспросил Лай и усмехнулся, кивнув на лохмотья кожи на тонком изогнутом пруте, который жрец уронил на землю. — Этим, что ли? Вряд ли он мог издать хоть какой-либо звук…

— Священным бубном! — упрямо повторил тот.

Лая осенило.

— Так это… — Он рассмеялся. — Это же мальчишка-локки постучал по уху деревянного волка! — Жрец непонимающе нахмурился, а Лай махнул лапой. — Ладно-ладно, пусть будет священный бубен. Дальше-то что? Ты увидел волка?

— Нет, — улыбнулся туземец, сражая Лая таким смердящим дыханием, что тот сразу пожалел, что его желание обрести чуткое обоняние сбылось. — Я увидел тебя!

Для верности жрец ткнул волка в грудь. Лай машинально опустил морду и заметил, что шерсть на груди серебристо-белая, как волосы у древней старухи. Лапы сразу же задрожали, а перед глазами закрутились красные круги. С протяжным воем, юноша опустился на землю и зажмурился.

— Ты был мертв, — невозмутимо продолжал жрец, не обращая внимания на поведение волка. Он смотрел на небо и улыбался. Видимо, в проплывающих облаках видел лик своей богини. — Повязку откинуло ветром. А под ней я увидел, — Лай, вслушиваясь в слова, так растерялся, что мигом забыл про масть новоявленного волка, коим по странной иронии судьбы являлся он сам, и оторопело посмотрел на туземца, — Сердце богини!

Волчья морда вытянулось от удивления. Интересно, какую часть под набедренной повязкой шаман назвал сердцем богини? Хотя, если смотреть под определенным углом, то немного похоже…

— Это был знак, — торжественно объявил жрец. — Великая Шактир забрала к себе племя… всех, кроме меня. Потому что доверила особую миссию! — Карие глаза величественно сверкнули. — Я должен помочь Лунному волку после смерти сразу обрести истинный облик. Это великая честь. Не каждый смертный удостоен ее еще до посещения логова Шактир.

— Великая Шактир забрала всех, — глухо произнес Лай, ощущая болезненный укол совести. Пусть магию спровоцировало заклятие неизвестного локки, но все равно это было его деяние. И кровь невинных жертв он ощущал на своих руках. — Погибло все твое племя!

— Священная воля Шактир, — спокойно произнес жрец. — Она пришла к нам сама. Это великая честь! А тебе уготовано обрести истину и стать под стать самой Шактир. Стать ее мужем!

— И смерть — честь, и жизнь — честь, — проворчал Лай, не понимая экзальтированного поведения жреца. — Так что ты со мною сотворил? Почему я, и вдруг — волк?

— Я призывал великую богиню, — скромно произнес тот. — Я принес жертвы: оружие, дощечки с древними письменами, сердце врага… благодаря тебе с этим не было проблем. Богиня благосклонно приняла все семь подношений, камень засиял ярче солнца!

— Какой камень? — с любопытством уточнил Лай. Кота обмолвилась как-то про священные камни рыжей стаи, один из которых был скрыт под каменной площадкой. Ему вдруг остро захотелось увидеть его.

— Вот этот, — жрец потянулся и, подняв заднюю левую лапу волка, указал на место рядом с хвостом. Шерсть там была менее густая и длинная, так что красноватый отблеск камня, что некогда висел на шее Коты, Лай узнал мгновенно. Багровый, переливающийся всеми оттенками зари, он был как будто вживлен в тело. Видение стало последней каплей, разбившей вдребезги камень рассудка. Перед глазами засверкали маленькие светящиеся точечки. Их становилось все больше и больше, пока мягкий свет, который они принесли, не окутал юношу, как уютное пуховое одеяло, вроде тех, которые харц покупал за баснословные деньги.

— Эй, проснись, — жрец настойчиво подсовывал под морду волка священный сосуд, в котором плескалась влага. — Выпей!

Лай неохотно вынырнул из сладких объятий глухого и теплого тумана. Подозрительно уставился на сосуд. Но внутри оказалась обычная вода. Странно, но она была свежей и чистой.

— Откуда это? — изумился он. — За все время, пока мы здесь жили, я видел воду только в ущелье… правда столько, что хватило бы с лихвой. А в селении воду выдавали буквально по каплям, и она была мутной. Хотя, надо признать, на вкус сносной.

— Прошел ливень, — улыбнулся жрец.

Лай отметил, что сам туземец стал заметно чище. Видимо, у хорко мыться было принято лишь по таким случаям. Волк оскалился, усмехнувшись. Купаться в ущелье было бы самоубийством.

Кстати, об убийствах. Зверь зарычал, вспомнив локки-мальчишку. Какая самонадеянность! Какое коварство! Эх, если бы Кота не отвлеклась на него, наглец был бы сейчас мертв! В этом Лай ничуть не сомневался. А теперь мало того, что маг — жив, так еще и Кота куда-то пропала.

Жрец обыскал всю округу, но нигде не было ни следа девушки. Хотя, туземец с самого начала сомневался, что кого-нибудь найдет. Ведь он считал, что это и была Великая Шактир. А богиня, по его мнению, вышла из священного логова только затем, чтобы увести своих детей — племя хорко, да покарать за низкие поступки лимби. Выполнив все, она ушла обратно.

Вспомнив, что он теперь волк и обладает острым чутьем, Лай вскочил и заметался на небольшом пятачке, где произошла встреча с неизвестным локки. Но, увы — ливень смыл все следы, даже если таковые оставались.

Пока он пытался унюхать присутствие девушки, на землю незаметно опустился вечер, словно уличная красотка накинула черную вуаль, на которой нежно сверкали неясные точки драгоценных камней. Небольшое облако в тусклом свете серо-оранжевой луны, приобрело мрачный кроваво-фиолетовый оттенок. Но чем темнее становилось небо, тем ярче сияла луна, скидывая цвет, как старую шкуру. И тем белее казалась шерсть огромного волка, рыскающего по рыжим руинам в поисках канувшей в неизвестность любви.

Лай потрусил в пещеру. Внутри он замер, боясь нарушить нечто установившееся в этом местечке. Немного погодя, он понял, что это трепетное ощущение тепла и уюта создает дух Коты. Он ощущал и присутствие мужчины… но так, словно это был не он. Конечно, Лай-человек совершенно по-другому пахнет. Но сейчас волку трудно было смириться с этим. Глухой рык ревности разнесся по уголкам пещеры, застрял в нишах, осыпался на черепки, что валялись в беспорядке на полу, взъерошил редкий мех на старых шкурах. А вот запахи Коты и волчицы он ощущал почти одинаково. Только волчица была более… естественной что ли, дикой. Но эта разница почти незаметна. Видимо, Кота была ближе к природе и по своей сути. А вот молодой локки-отступник в обличии волка стал совершенно иным. К чему это приведет, он не знал.

Покрутившись по пещере, вдыхая чарующие запахи, Лай понял, что уже давно поскуливает, как побитая собака. Тоска съедала и волчью душу. Под одной из шкур он обнаружил свой пояс с остатками зелий. Там же был спрятан и замысловатый поясок Коты, с прикрепленным к нему кинжалом. Подцепив находки зубами, он посеменил к выходу. Жрец сидел у порога. Сердце Лая кольнуло. Еще совсем недавно на этом месте и в такой же позе сидела Кота. Жрец смотрел на пустой горизонт, как будто решил всю ночь дожидаться рассвета. Лай положил пояса на землю и сел рядом.

— Ты сможешь сделать меня человеком? — спросил он.

Тот чуть заметно качнул головой.

— Не я сделал тебя волком. Это воля Великой Шактир. Я лишь следовал ее зову. Жрец не будет противиться решению богини. Да и зачем тебе становиться человеком? Странное желание. Ты же умер…

Лай вздрогнул, шерсть вздыбилась. Отогнав воспоминания о противной липкой тишине, он снова обратился к жрецу:

— Что будешь делать?

— Жить, — просто ответил тот. — И ждать, пока Великая Шактир не возьмет меня в логово.

Волк качнул мордой.

— Значит, бесполезно звать тебя пойти со мной?

Туземец не ответил. Но Лай и не ждал, что жрец покинет места погребения своего племени. Жить ему есть где — одна пещера осталась почти нетронутой ночными безумствами. А сам Лай не намерен был ждать ни минуты. Внутри волка поселилась потребность вернуться в Волчий лес, к братьям Коты. Тем более что, как ему кажется, он теперь стал почти одним из них. Почему? — он и сам толком не понимал. Но сопротивляться этому ощущению, как и появившимся звериным инстинктам, не мог. Хотя, был соблазн заявиться в таком виде прямо в замок харца и полюбоваться на выражение лица Алодлора. Волк оскалился в усмешке.

Подхватил пояса… и понял, что не сможет постоянно держать их в зубах. Сразу выделяется слюна, при беге можно и задохнуться с непривычки. Покрутился на месте, пытаясь приладить их к поясу, норовя носом завязать узел. И, если худо-бедно, это почти удавалось с поясом локки, то изящный кушачок девушки постоянно соскальзывал, не подходя по размеру. Жрец, безучастно восседающий перед пещерой, молча поднялся, перехватил пояски, обмотал ими шею волка, как ошейниками, да туго связал концы. Затем, как ни в чем не бывало, снова уселся на прежнее место и обратил взор вдаль, словно боясь пропустить, как богиня-волчица придет за его духом.

— Прощай, — коротко рыкнул Лай, отворачиваясь. Ответа он не ждал — мыслями жрец уже был далеко, в своих мечтах. Там, соединившись с семьей, он становился волком под огненным взором Шактир.

Лай побежал. Луна звала его. Казалось, там, за ясным светлым кругом он видит несмелую улыбку, в серых щербинах ему чудится ироничный взгляд черных глаз. В строю неясных, но приятных образов появилось нечто острое, колючее. Некий вопрос маячил перед внутренним взором. Юноша остановился. Действительно, а куда собственно он бежит? Разве знает он, в какую сторону нужно двигаться, чтобы попасть в Бай? Ни разу не путешествовавший в одиночку, сейчас он испугался. Кота с легкостью ориентировалась и по солнцу, и по звездам. Когда она рассказывала, как это делает, он слушал с интересом. Но теперь понял, что не запоминал слов, которые помогли бы ему разобраться, воспринимая путешествие как легкое приключение, навязанное ему матерью. В глубине души он всегда надеялся на свой дар. Магия была сильнее любых знаний девушки — так ему казалось.

Точно! Нужно воспользоваться магией. Но, покрутившись на месте, Лай понял, что уже не сможет снять с шеи пояс с заклятиями. Челюстями не достать, а лапой не содрать — жрец потрудился на славу, завязывая узел. Клацнув зубами от досады, волк попытался встать на задние лапы. С трудом сохраняя равновесие, покачиваясь, привычно взмахнул руками… Только вот рук-то не было! То, что он не может воспользоваться силой, находясь в обличии волка, для Лая стало ударом. Как же тогда он вернется домой?

Шерсть на загривке встала дыбом, губа приподнялась в беззвучном рычании. Отчаяние пробиралось под серебряную в лунном свете шерсть. Лай считал себя отступником, магом слабым… недоученным. Но сила была тем, что возвышало юношу над другими. Магия позволяла ему ощущать себя значительным. Давала превосходство даже над харцем. Алодлор лишил наследника любви и отцовского внимания, но силу отнять не мог. Может, именно поэтому харц испугался и нанял того локки. Сильный противник. Почему Уоз не предупредил, что возможно такое страшное колдовство, как проникновение в другого мага?

Лай тихонько заскулил, укрыв лапой нос. Он всегда гнал от себя мысли о поступке отца. Было очень больно сознавать, что законный наследник харцу не нужен. Но гораздо сложнее оказалось принять то, что Алодлор хочет именно смерти сына. Обманывая самого себя, Лай пытался оправдать действия отца. Он даже убедил себя в том, что тот и не думал устраивать наследнику смертельную ловушку. Старый локки, пленивший Уоза? Да он просто маразматик! Разрушенная избушка самого учителя? Так у Уоза полно врагов среди локки, как и у любого отступника. Кто угодно мог поквитаться с ним. А Лай тут не при чем.

Он бы ни за что не согласился покинуть замок. Но в роли защитника вдруг предстала Кота. Девушка, которая поразила его в самое сердце. О которой он мечтал в круглой хижине Уоза. Которая снилась каждую ночь. Это был шанс поймать свою звезду счастья. Пусть путешествие не было безопасным. Не самая большая плата за счастье. Звезда сама опустилась в ладонь, зажгла огонь в сердце, согрела душу, прогнала одиночество. Но светлый миг оказался лишь яркой вспышкой в мире зла. Хрупкое чувство разлетелось на кусочки в тот самый момент, когда Лай осознал — опасность не такая уж вымышленная. И то, что он предчувствовал беду, давило на сердце огромным валуном.

Неизвестный локки одним своим появлением разрушил остатки детских грез. Да, харц действительно хочет смерти сына. Да, собственная сила его мизерна. Он даже не смог защитить самое дорогое существо. Оставалось только надеяться, что Кота сумела противостоять врагу. Она сильная. Она очень сильная — она же воин! Шакти! Но он стал ее слабостью. Беспечность Лая привела их обоих на край жизни. Но боги на их стороне! Да, Кота пропала, но это оставляло надежду, что она — жива. Да, он лишен силы и растерян. Но он жив… благодаря чудной магии племени людоедов. А это шанс все исправить. И Лай ни за что не упустит его.

Воодушевленный, волк снова побежал вперед. И уже на бегу Лай понял, что таинственная часть внутри него прекрасно знает — в какую сторону двигаться. Стоило юноше задуматься об этом, подвергнуть сомнению этот тихий шепот, как тот обиженно замолкал. Но, стоило довериться чутью странного существа, которым он стал, как все становилось простым и легким. Лаю нравилось ощущать, как ветер взлохмачивает белую шерсть, как небо сливается в сплошной поток сверкающих стрел, как ощущение полета захватывает все тело. Казалось, подушечки пальцев касаются земли лишь для того, чтобы степь не забывала о нем ни на секунду. Да, эти плато — живые. Он это ощущал шкурой. Земля дышала, ветер пел песню свободы и простора, небо вторило эхом каждому шороху. Никогда он не был так счастлив! Мир, проносящийся сквозь него, уносил остатки человеческих тревог, волнений, страхов. Он был свободен… по-настоящему свободен. Быстрее. Еще быстрее!

Лай потерял счет времени. Или это время потеряло его. Когда волк был голоден — он ел. И ни на секунду не задумывался — что будет сегодня на обед, бегал этот обед, или летал, или ползал. Когда он хотел пить — ноги несли его к водоему. Окружение менялось — волк оставался собой. Свободным от оков человеческой жизни хищником. Человека больше не существовало. Лая больше не было в легком, стремительном, опасном существе. Голубые глаза горели красноватым отблеском, белая шерсть сверкала на солнце радужным отливом и светилась при луне магией серебра.

Порой ему встречались другие. Но они не были такими, как он. Слабее, медлительнее, меньше, — они казались пародией на волка. По одному или стаей, они бежали рядом до тех пор, пока могли. Они просили белого вожака остаться. Они молили взять их с собой. Вой и рычание неслись по округе, пугая слабых двуногих. Люди запирались в домах, брали оружие, прятали домочадцев в подвалы. Они не понимали — почему волки ведут себя так странно. А то, что выходит за рамки привычного, всегда вызывает панический страх. Лунный волк, — как почтительно называли его серые, — никогда не отвечал. Стая за стаей, они просто выдыхались и, в конце концов, отставали. А на слабых не стоит тратить внимание.

Ночь. Пение цикад успокаивало. Белый волк лежал на берегу небольшой быстрой речки, холодные воды которой еще недавно утоляли его жажду, смывали с вздымающихся боков усталость и пыль. А сейчас они аккомпанировали беспрерывному треску, вырывающемуся из высокой травы. Зверь высунул язык, наслаждаясь покоем и ощущением остывающего после долгого бега тела. Дыхание постепенно умерило бешеный ритм. Волк облизнулся. Положил морду на лапы и медленно смежил веки.

Сон. Обрывки. Яркие ленты. Ржавые черепки. Крик, царапающий сердце, — «Нет!»

Хруст сухого листа. Волк встрепенулся и рывком сел. Уши ловили каждый шорох. Человек глубоко внутри успокаивающе шепнул, что показалось. Но зверь и ухом не повел. Нет, не показалось. Нос чуть подергивался, улавливая малейшие оттенки запахов влажного воздуха. Жаль, что нет ветра — верный друг всегда предупреждал седого волка о приближении других. Кто были эти другие — оставалось сейчас только гадать. Но они есть. И их явно несколько. Обходят.

Страха не было — огромному зверю было не ведомо это чувство. Но настороженность не покидала — это было что-то новое. Прежде никакое существо не могло вызвать в лунном волке таких ощущений.

«Люди… локки», — испуганно шепнул человек, укрывшийся где-то в глубине сердца.

Волк чуть удивился: люди? Разве могут эти неуклюжие, шумные, нетерпеливые существа двигаться почти бесшумно? Те из них, которых он встречал на своем пути, бледнели, кричали, пытались убежать. Руки их дрожали, оружие падало на землю, а страхом пахло так сильно, что помимо воли вырывался рык, а в груди росло желание убить. Но та малая часть его некогда была человеком и, наверное, знала больше о двуногих. Этого мира волк пока не ведал. А, значит, следовало быть настороже.

Нюха коснулось предупреждение. Нет. Это не люди. Белый волк поднялся на лапы и прижал уши. Звериный дух. Не агрессивный, просто предупреждающий. Он зашел на чужую территорию. Это было что-то новенькое. Ранее, стаи, которые он встречал, готовы были сложить к лапам нового вожака все, что имели.

Волки не спешили приближаться, но и не уходили. Они ждали ответа. Он или должен уйти, или вступить в бой с вожаком. Лунный волк тихо зарычал: он не привык отступать. И пусть это место принадлежит чужой стае. На берегу речки он чувствовал себя настолько комфортно, что готов был сражаться за землю. Странно, почему именно это место так приглянулось ему. Одно из тысяч похожих, но песня струй холодной воды была так созвучна некой печальной мелодии, льющейся из сердца. Высокая трава призывала желание покататься по ней, точно он — малый несмышленый щенок. Еле заметный шум листвы леса действовал умиротворяюще.

Белый волк, еще недавно сломя голову мчащийся неведомо куда, ясно ощутил, что готов остаться здесь навсегда. Это место станет его логовом. И никакие звери не будут помехой. Он — самый сильный зверь! Это он давно понял. Волк опустил голову и угрожающе зарычал, вызывая вожака.

Цикады примолкли. Враг приближался. Белый приготовился к прыжку, шкурой ощущая, с какой стороны тот, с кем ему суждено драться. Высокая трава шевельнулась. Волк напрягся еще сильнее, готовясь вонзить клыки в податливое горло…

— Ершисть… — Бросившийся было на него огромный, не меньше его самого, серый волк, вдруг затормозил всеми четырьмя лапами, и встал, как вкопанный. Морда при этом у него стала вытянутой от удивления, сменив за миг страшный оскал.

Белый, клацнув от неожиданности зубами, втянул голову в плечи. И дело было не в страхе, что противник оказался не меньше его. Просто что-то больно кольнуло внутри в тот момент, когда он услышал странное слово.

— Солдес? — вопросительный шепот из кустов, росших позади, заставил белого подпрыгнуть на месте. — Что такое? Знакомый?

— Не совсем, — сомневаясь, произнес Солдес, обходя новичка кругом. Он беспрестанно подергивал блестящим от росы носом.

— Из рыжих, что ли? — ворчливо отозвался второй, важно выходя из укрытия. Увидев белого, сел и озадаченно почесал лапой ухо. — Ершисть!

— Вот именно, Врадес, — оскалился в усмешке первый.

Белый, у которого удивление уже прошло, просто выжидал, поскольку не знал — как себя вести. Оба волка были не меньше его, что настораживало. Но, с другой стороны, появилась внутри какая-то неожиданная радость. Так, словно бы он вдруг очутился дома. Но он не помнил — кто он и где его дом… Есть ли вообще дом. До сих пор на пути встречались только мелкие особи, да двуногие существа. Кроме того, осторожность была совсем не лишней, ведь не стоило забывать о других, пока скрывающихся, волках. Седой волк знал, что они недалеко.

— Никогда его раньше не видел, — покачал головой Врадес, пристально всматриваясь в незнакомца. — Но… есть в нем что-то… знакомое…

— Да, — кивнул первый, — я тоже это ощутил. Знакомый запах…

— Ты кто? — без обиняков спросил Врадес, и, приблизившись к белому вплотную, поставил лапу тому на грудь, как человек бы прижал руку. — Из какой ты стаи? Не из рыжих — понятно… Они другие. Какой у вас камень? Ты похож на Лунного волка, но последний из них канул в небытие вместе с последней Шактир…

Камень. Из всего, что произнес волк, белый зацепился только за это слово. У него есть камень! Он вскочил, обернулся волчком, словно хотел поиграть с хвостом. Понял, что так не видно, и задрал повыше лапу.

— Этот, что ли?

Врадес отскочил, зарычав.

— Ногу на меня поднимать? Да я тебя!..

— Погоди, Врадес, — осадил его вожак. — Мне кажется, он не хотел тебя оскорбить… Похоже, он что-то показывает.

Сморщившись, тот с сомнением глянул на седого, который все еще стоял на трех лапах, старательно задирая четвертую повыше. Солдес по угрюмой морде брата понял, что тот ни за что не станет смотреть на брюхо незнакомца. Поэтому, вздохнув, обошел кругом и сунул нос под покачивающуюся лапу.

— Ершисть… — снова произнес он каким-то бесцветным голосом. Хвост его опустился между лап. Когда Солдес распрямился, он выглядел подавленным и старался не смотреть в сторону брата. — Да ты на самом деле Лунный волк! — И, заметив, что Врадес дернулся в их сторону, тихо добавил: — Там Сердце… Камень Коты.

Белый поперхнулся. В глазах засияли алые круги. Он рухнул на траву и засучил лапами, пытаясь избавиться от боли, в пучину которой его повергло произнесенное имя. Багровые всполохи мучительно царапали глаза, рвали на части сердце, сжимали раскаленными тисками голову… Обрывки. Яркие ленты. Ржавые черепки. Крик, царапающий сердце, — «Нет!»

— Нет! Нет!

Нагой парнишка извивался на мокрой траве. Сосульки абсолютно седых волос падали на лоб. Глаза его были крепко зажмурены, а лицо выражало столько боли, что у Солдеса защипало в горле. Врадес, с изумлением наблюдая за метаморфозой, пораженно воскликнул:

— Лай?!

Пунцовый камень, словно затвердевший сгусток крови, выступил на поверхности белой кожи. Он стал еще больше, а глаз волка оказался внутри самоцвета. Сверкнув острыми гранями, Сердце клана упало в темный омут травы.