_{Художник В. Федоров.}

Злодей растет из детства.

К. А. Райкин.

Глава 5. КАК Я СТАЛ ГЕРОЕМ

Когда сунувшийся ко мне в машину мужик объявил, что он коммунист, я не знал, что на это сказать. Обычно я не страдаю запоздалой реакцией на внешние воздействия, тесты выявляют у меня весьма приличные коэффициенты, но тут я, честно говоря, растерялся. Находясь на территории, я встретил немало людей и, надеюсь, еще встречу, но ни один не демонстрировал какой бы там ни было партийной принадлежности. Охотники, пастухи, крестьяне, бортники, полубандиты, торговцы, мародеры всех мастей — тут все еще оставалось чего тащить, — но ни один не сказал, что он член КПСС или чего бы еще. Да и никто тут, кажется, об этом не помнил и не задумывался; уж больно жизнь тут сложная, выжить бы, а не под знаменами да лозунгами ходить. Я сам, честно говоря, почти не помню те времена октябрятско-пионерские.

— Ну и что? — наконец спросил я.

— Могу помочь, — заявил коммунист, являя повадки заправского барыги.

— В чем?

— Ну не здесь же об этом говорить! — И скосил глаза на стража порядка с мечом у бедра. Ага, не телефонный разговор. Это я понимаю.

— А где?

— У меня. Тут рядом.

Надо сказать, что на территории я подобное предложение получил впервые. Народ тут такой, что, скорее, не допросишься, чем дождешься предложения помощи. Возможно, это проистекает из того, что я для них чужой, а чужих тут не жалуют. Оно и понятно. Чужаков вообще мало где любят, по большей части только делают вид, да и то в местах, где обслуживают, скажем, туристов, потому что они тогда выступают в роли кормильцев. Но сколько мне довелось услышать хамства, скрытого и явного, в тех же гостиницах! Хотя казалось бы!

Короче говоря, несмотря на некоторую стремность предложения, очень похожего на элементарную разводку, а то и на полномасштабную подставу со всем отсюда вытекающим, я согласился. Исключительно в виде исключения на исключительное предложение.

— Погоди пару минут, я сейчас.

Он кивнул и отошел в сторонку, выйдя из зоны действия охранника. Кстати, как он в нее попал-то, в зону эту самую? Вероятно, тоже помог чем-то стражу порядка. Тоже, в общем, знакомо.

Поставить самолет-разведчик на зарядку и завести двигатель джипа дело действительно двух минут, из которых полторы я уже использовал до этого. Видели б вы, как сбежался народ, когда я открыл верхний багажник и начал подсоединять контакты. Такое впечатление, что в несколько секунд сработало некое радио, специальный сигнал оповещения, объявляющий начало некоего шоу. Хотя, подозреваю, могли присутствовать и вполне меркантильные интересы. Именно поэтому я, сидя в джипе, проверил свое снаряжение и кое-чем его дополнил от греха. А после запер машину и поставил на сигнализацию. Я не Дед Мороз и не поставщик бесплатной гуманитарной помощи. Большинство из того, что есть у меня с собой, нужно мне самому.

— Ну? — спросил я у коммуниста.

Видно, ему понравилась моя деловитая лаконичность.

— Пошли. Быстро.

И мы быстро пошли. Не бегом, но достаточно поспешно. По пути мой провожатый ручкался чуть не с каждым встречным, что, замечу, нас почти не задерживало, а я старательно запоминал дорогу. Идти оказалось, и вправду, не так далеко: минут семь-восемь по кривым улочкам в колдобинах. Представляю, что тут творится в дождливый сезон. Впрочем, с обеих сторон вдоль заборов идет узкий дощатый тротуар, так что едва смогут двое разминуться. Это лишнее свидетельство той беды, которая приходит сюда вместе с дождем. Что ж, у всякой экзотики есть своя оборотная сторона, обычно крайне дурно пахнущая.

Когда мы вошли на его двор, он первым делом выгнал на улицу двух перемазанных девчушек, занятых изготовлением глиняной куклы. Меня удивило, как безропотно они ему подчинились.

— Зачем ты их прогнал?

— Сейчас Злотка спущу.

— Кого?

— Кобеля моего. Иди в дом. Как, говоришь, тебя звать?

— Я и не говорил.

— Так скажи.

— Попов я.

— Ага. Ну а я Степан. Люди кличут Коммунистом. Ну ступай давай.

Теперь кое-что понятно. Кличут, значит. Хорошо хоть не фашистом. Или чем похлеще. Помню, в детстве жил в соседнем со мной подъезде мальчишка, года на три меня помладше, так вот его «гондоном» звали. Не знаю, как он теперь, и что, и где, но в том возрасте я не хотел бы, чтобы меня так обзывали. Даже за глаза. Знаете, это все-таки накладывает отпечаток. Да и в нынешнем не хотелось бы.

Что я могу сказать? Дом как дом. Только деревенский. Правда, о двух этажах. Только запах, который я почуял еще на подходе, несколько нарушал патриархальную идиллию. Но, как известно, хорошо в краю родном, потому что пахнет там отнюдь не одним только сеном. Только тут дух был какой-то особенно тяжелый и специфичный.

Пройдя просторные сени, я оказался в большой и довольно темной комнате. С оконным да и иным прочим стеклом, как я успел заметить, тут откровенная беда, поэтому окна маленькие и часто разноразмерные. Я так понимаю, делают их индивидуально под то стекло или его осколки, которые имеются. Поэтому я не успел толком рассмотреть то, что здесь находится, когда ввалился Коммунист. За что его, интересно, так?

— Выпить хочешь? — с порога спросил он.

— Пока нет.

— А чего хочешь?

— Вообще-то я только из-за стола.

— Я не об этом. Хваткий мужик.

— Лося!

— Которого? — прищурился он.

— Того самого. Ты знаешь.

— Недешево это тебе встанет.

— Чего ты хочешь? — начал я обратный торг.

— Дай прикинуть. Присядем, — показал на грубый, самодельный стул возле стола. Сам уселся напротив. — Мне нужна та штука, которой ты там, у танка, глушанул. Лучше две.

— Неслабо. Вообще-то они мне и самому нужны. Ладно, на одну договоримся.

— На две и без базара. Как задаток пойдут. За Лося я и машину могу у тебя забрать, а ты отдашь. Сам знаешь.

— Это ты хватил.

Во мужик торгуется! Любо-дорого посмотреть. А еще Коммунист. А ведь действительно отдал бы. Не сразу, но отдал бы.

— Пистолет, — показал он кривым пальцем на мою грудь.

— А вот это уже перебор. Это — мое личное оружие.

— Перебор, — согласился Степан. Он помолчал, рассматривая меня.

— Понимаю. Оружие… А другое чего есть? Автомат там или еще чего. С патронами, конечно.

У меня, как в известном скетче говорится, было. Но над этим стоило подумать. И крепко. Меня всегда удивляло, почему на подмостках мало, да что там мало — практически нет спектаклей про торговцев. Навскидку в голову приходит лишь мамаша Кураш (или Кураж? — не помню) да и все, пожалуй. А ведь какая замечательная вещь могла бы получиться. Ведь что правит миром? Любовь, власть и деньги. Ну и еще, конечно, лень и зависть, но это, в общем-то, производные. Как и страх. Про любовь пьес выше крыши, про власть тоже хватает, взять хоть ту же «Король Лир», а вот про собственно деньги, про торговлю что-то нет. Видно, те, кто пишут, от собственно торговли далеки. Потому и «художник должен быть бедным». Ага! А прокурор каким должен быть? А пенсионер? Тогда в силу вступает новая сентенция: «В стране не хватает денег».

— Ну есть вариант, — медленно проговорил я. — Только так. За красивые глаза никаких авансов. Это ты можешь мальчиков за углом разводить. Не меня. Понял?

Коммунист кивнул:

— Карта. У меня есть карта. Отдать не отдам, но показать могу. Хочешь, можешь перерисовать или чего хочешь. Баш на баш. Прямо сегодня. А то и сейчас, — прищурился он. — Годится?

— Одна граната.

— Две! Я же сказал. Чего ты торгуешься на пустом месте? Все равно, кроме меня, тебе никто ничего не покажет.

— А ты почему?

— Я же не спрашиваю, зачем тебе Лось.

Разумно. Тут действительно мало что можно возразить. Но я нашел что.

— Познакомиться хочу.

— Верю! — воскликнул он.

Наверху кто-то заплакал. Или за стенкой? Не понял. Уж очень увлекательное это оказалось дело, торговаться. Человек окунается в процесс с головой.

— Вот понимаешь — верю. Поэтому я могу проводить тебя до самого места. Просто вот до порога. Карта сейчас, а оружие потом. Все честно. Ну?

Да черта ли мне! Двух «какашек» мне жалко, что ли? Это же не оружие в полном смысле этого слова, так, пугач. Правда, очень эффективный. Ну что он, в конце концов, в соседей их станет кидать? Ну кинет, если совсем с головой не дружит. Раз и другой. А потом ему рожу его хитрую начистят. А карту посмотреть не мешало бы.

— Уговорил. Здесь и сейчас, — заявил я.

— Пошло дело! — обрадовался он и вскочил. — Посиди, я сейчас. Точно выпить не хочешь? У меня самогонка легонька, как утренний воздух. Глотаешь и не чувствуешь. А?

— Карту давай, Коммунист.

Он вышел в дверь, ведущую, видимо, во внутренние комнаты. Кстати, и на второй этаж тоже; при входе и в сенях лестницы наверх я не увидел.

Глухоты и даже предрасположенности к ней у меня никогда не наблюдалось, так что я вполне обоснованно предполагал, что по звуку его шагов сумею определить направление его движения, но ничего подобного. Здесь, в комнате, я слышал его шаги, даже легкий скрип половиц, а едва он закрыл за собой дверь — все. Тишина. Как в бункере, если не считать доносящегося из-за стены плача ребенка и чьего-то приглушенного голоса, что-то говорившего нараспев. Возможно, это колыбельная, не знаю. Наверное, я никогда не слышал колыбельных песен.

У меня появилась возможность оглядеться.

Ну, мебель ничего интересного не представляла, хотя здоровенный буфет со стеклянными дверцами заслуживал внимания. По-хорошему от такого не отказался бы небольшой музей местного значения. Скажем, районного. Несколько грубоват, если на мой городской, весьма усредненный вкус, здорово пришибленный лакированными поверхностями сугубо прямоугольных форм, но, учитывая, что и в музеях мне приходилось бывать, то, наверное, я могу определить это как городской ампир сталинского периода. Патефон… Патефон! Рядом старая радиола «Эстония». У них тут чего, у каждого музей? У одного оружие, у другого… Другому тоже хочется оружия. Только действующего. Похоже, что я попал в логово оппозиции существующей власти. А что? Противостояние есть основа демократии. Глядишь, так я стану катализатором прогресса. Хотя, вообще-то, мои должностные инструкции и правила запрещают мне участие в политических партиях и движениях.

В углу, который, наверное, можно назвать красным, наличествовал портрет Брежнева. Со всеми регалиями. От плеча до пупа. Здорово загаженный мухами, но от этого он не стал менее узнаваемым. В данном варианте это было вместо благородной патины или кракелюров, которых, ясное дело, на атласной бумаге не бывает. Под ним швейная машинка на чугунной станине с литым логотипом «Zinger». Ну дает Коммунист!

Пока хозяин отсутствовал, я включил обе камеры. Заняло это у меня секунду.

Он явился как дух по вызову медиума. Тихо. Только что не было, и вдруг открылась дверь, в проеме которой оказался Степа со студенческим тубусом в руке.

— Я готов. Кажи товар.

За это время мои глаза привыкли к полумраку, поэтому я разглядел за его спиной чью-то физиономию не самого, прямо скажу, приятного свойства.

— А это кто?

— Это? Да племянник! Хочет познакомиться с гостем. Может, услужить чем.

— На хрен!

Я резко встал и шагнул назад, к стене, положив руку на пистолетную рукоятку. Ну не люблю я сюрпризов. Даже приятных. Куда как лучше спокойная жизнь. Предсказуемая. Хотя у меня ее как-то не наблюдается. Может, потом как-нибудь. Не знаю. Не уверен. Только хочется очень.

Или не так уж и очень? Опять же не уверен. Как-то вжился я в свою рольку. Второго плана. А то и третьего. Кто-то там интервью дает, звездит по-черному, а я тут варюсь, кажется, только для того, чтобы притащить горяченькое и по уставу доложить: «Кушать подано». Обидно, понимаешь. Хотя, сказать честно, нет у меня желания давать, в том числе интервью.

— Как скажешь, Попов! — среагировал Степка и сделал отмашку назад.

Нет, ну до чего же быстрая реакция у мужика! Я просто радуюсь за него. И буду радоваться до тех пор, пока мне не придется дать ему в зубы.

Дверь за Степой закрылась, скрыв от меня чье-то мурло. Хоть и потемки, но племянничек мне резко не понравился.

Может, кто не знает, так расскажу. Сначала нас дрессируют на реакцию, как зайцев на улепетывание. Мишень — хват — выстрел — поражение! Поскольку репортаж о нашей базе уже прошел по телевидению, я не боюсь повториться и разгласить государственную тайну. Там целый городок. Ну городок или нет, но улица точно. С жилыми домами, магазинами, стоянками, клумбами и всем прочим. Если очень интересно, просто выгляните в окно. Совпадение получится не стопроцентное, но суть та же. И — везде мишени. Не картонные, как на солдатском стрельбище, я бы сказал, муляжи. Почти как настоящие, живые люди. Мужчины, женщины, дети, собаки и коты. Да каждый со своим характерным звуком. Денег стоит немерено! Не помню сейчас точно, но в каком-то кино примерно такое же показывали.

Так вот. Сначала нас учат убивать. То есть реагировать. Только не стоит думать, будто из нас, из меня в частности, создают монстров. Терминаторов, понимаешь. Для этого полигона надо еще дорасти. Убийц делают на стрельбищах. Там — только поражение. Все! У нас другое. Может, кому-то покажется, что другое это и не сильно другое, но тут я резко не соглашусь.

Сначала меня научили пулять в цель. Потом — эту самую цель выбирать. Если посчитать так, что один патрон стоит столько же, сколько одна буханка хлеба, то хлеба я израсходовал не меньше, чем вагон, забитый под самую крышу. А то и с прицепом. В результате я научился стрелять. Полагаю, неплохо. И, самое главное, не стрелять. И еще защищать собственную спину. Больное это у меня место, спина. Как-нибудь расскажу. Хотя и не уверен. Ведь на территорию мы вдвоем пожаловали. Напарник у меня имелся, блин его маму.

— Показывай, — сказал Степан.

А чего мне показывать? Расстегнул левой рукой два клапана — смотри.

— Они?

— В действии показать? — начал я заводиться. Все же торговля слишком нервное дело. Не для меня.

— Что ты! Я ж тебе верю. Ага. И я тебе тоже, дружок.

— Показывай.

Экстраполяция на мои учебные годы тут меня здорово подвела. Ведь у нас как было? Аккуратно, если не сказать бережно, свернутые листы ватмана с нашими хилыми попытками произвести впечатление на куратора и впоследствии на комиссию, мы лелеяли больше, чем собственных будущих детей. Часто это срабатывало под вывеской «тщательность и аккуратность в работе с документацией». Такие отзывы в наших характеристиках мне приходилось читать по роду моей службы. А тут…

Тьма, мрак и полный беспросвет. С точки зрения дипломанта — совершенно полный.

Этот, с позволения сказать, коммунист вытряхнул на стол какие-то бумажки. Мятые, гнутые, на атласной и газетной бумаге, чуть не на туалетной. На взгляд профессионального топографа — куча дерьма. Для прокурора вроде меня — неформатированный источник информации, с которым нужно работать.

И тут залаяла собака. Зло так, взахлеб.

— Кого там еще? — зло проговорил Степан и метнулся к окошку.

Ну со своими гостями пускай он сам разбирается, а мне дело надо делать.

— Показывай, что тут где.

В этой куче рукотворных карт, точнее, кроков, полных каких-то загогулек, сокращений, кривых линий и прочего, ничего похожего на стандартные изображения вроде «лес смешанный», «родник», «дорога», перепады высоты, «болото» и так далее. Правда, расшифровать, что такое КМН, мне, кажется, удалось сразу — камень. А не кандидат медицинских наук, как можно было бы подумать.

— Принесла нелегкая, — проговорил он, отворачиваясь от окна и возвращаясь ко мне. — Вот, — выхватил он листок с очередными каракулями, на обороте которого имелся некий типографский текст красного цвета. Развернул к себе. — Мы здесь, — ткнул он пальцем в грубую столешницу слева от рисунка.

— А Лось?

Грязный ноготь уперся в какой-то неровный овал, занимающий процентов пятнадцать всей карты.

— Это что такое? — показал я на овал.

— Озеро.

— Он что, на острове живет?

— На озере, я же сказал. Так, в общем, смотри тут, а я пойду там пока разберусь. Кстати, штучки свои давай.

— Да на, — выложил я гранаты.

— Как ими пользоваться-то?

— А вот это потом. Слушай, иди уже, а то твой кобель кого-то сейчас сожрет.

— Пускай жрет. Только спасибо скажу.

Он сунул гранаты в карманы своих порток, больше похожих на два неряшливо сшитых мешка, и убрался разбираться с гостем. Я прикинул, что времени у меня не так много, и быстренько разложил все эти картинки, тщательно их фиксируя. Времени, чтобы сильно в них всматриваться, у меня не было, хотя даже навскидку я видел, что рисовали их разные люди в разных обстоятельствах, различными «ручками» и на разных носителях — от вполне приличного листа формата А4 и, в общем, приемлемой фотографии, у которой использовалась оборотная сторона, — до изнаночной стороны пачки из-под пельменей, куска желтой тряпки и бересты. В качестве пишущего предмета и чернил разнообразие оказалось куда большим. В двух случаях я заподозрил кровь. Еще в нескольких — уголь. Потом, кажется, какой-то сок. Но все же несколько раз попадался карандаш — от простого до цветного.

Впрочем, все эти изыски я продолжал недолго, гораздо меньше, чем мне хотелось бы, потому что узнал доносящийся снаружи голос, без сомнения принадлежащий Профу. Интересно, это сокращение от слова «профессор», как дань уважения к профессиональным заслугам, или имя собственное? То-то мне сначала показалось, что звать его Пров, есть такое старое, теперь почти уже не употребляемое русское имя.

Я тщательно, в два захода переснял все эти носители, разложив их на столе в том порядке, который мне порядком и показался.

— Эй, — негромко позвал я, — племянник!

Дверь открылась, и выглянуло уже знакомое мне мурло.

— Смотри, я все оставляю. Я пошел.

Он едва кивнул, глядя на меня исподлобья. Карты его не интересовали.

— Я ничего не взял, — на всякий случай уточнил я и поспешил на встречу с Профом. Нехорошо с ним получилось. Еще при выходе меня инструктировали, что с аборигенами нужно стараться поддерживать хорошие отношения. Менталитет у них такой. В общем, обидчивые они тут. Что ж, какая жизнь, такой и менталитет. Я иногда тоже обижаюсь, после чего приходится обижать других.

Вскоре я понял, что тут не просто несовпадение политических платформ имеет место, а просто-таки антагонизм, успешно переросший в глубокую личную неприязнь, что и подтвердилось ударом палкой в лоб человеку императора. Кстати, мне показалось, что у них — Профа и императора, разумеется, — довольно тесные личные отношения. На грани дружеских, хотя Проф заметно побаивается своего хозяина. Вообще мне интересно было бы покопаться в здешней иерархии и социальной конструкции общества, хоть это и не входит в мои прямые обязанности. Нет, все же император на постсоветском пространстве это реально круто. Только мне отчего-то кажется, что здесь на этнологические и социальные изыскания у меня не будет времени. Собственно, я и сам не собирался тут задерживаться, время меня поджимало так, что я слышал приближающийся треск морозов, а то и чего похлеще, но кроме этого наступило ощущение, что пора уносить ноги. Наверное, это и есть интуиция. Во всяком случае, пока я вел оказавшегося в нокауте Профа, а, главное, после того как он очухался, чувство тревоги у меня только усиливалось. Есть такое выражение «с каждым шагом». Так вот, у меня чувство тревоги нарастало именно с каждым шагом, чему, возможно, способствовала атмосфера тихой паники, царящей вокруг. И еще я просто физически ощущал, что я тут вызываю раздражение окружающих, которых я по большей части даже не видел. Очень надеюсь, что это у меня не признаки надвигающейся шизофрении. Если верить врачам и собственным ощущениям, мне это не грозит, по крайней мере, в обозримой перспективе. Видели б вы наших врачей! Инквизиция отдыхает в теньке и расслабляется пивом.

Пока Проф пытался вести светский разговор с каким-то мужичком, я принял для себя решение уезжать немедленно. И наплевать на Коммуниста. В конце концов, он получил то, что хотел. Большего я ему не обещал. А вот если про то, что я ему дал, узнает император Саня, думаю, мне сильно не поздоровится. Осталось решить, как вырваться из этой крепости. Честно говоря, для преодоления ворот мне не хотелось бы прибегать к грубым силовым методам. В свете грядущего нашествия траков с моей стороны это было бы подлостью по отношению к людям, которые пусть и не с первого раза оказались гостеприимными.

Именно поведение Профа, которого я успел зачислить в свои союзники, да и не без оснований, стало катализатором принятия решения валить отсюда со всей возможной скоростью. И чисто личное — ну не нравится мне быть в центре внимания. Я не прима-балерина, привыкшая купаться в аплодисментах публики. Розыск, как и деньги, любит тишину. Тут же я постоянно под прицелом десятков глаз. Возможно, мое начальство сочтет, что я несколько погорячился, использовав «какашку» в процессе товарообмена, но в тот момент мне так не казалось. Конечно, любви окружающих мне это не добавило. Да и, собственно, не за ней я сюда явился.

— Проф, ты не в курсе, где Илья? — спросил я у обиженного. Он был весь из себя такой надутый, что даже смешно.

Ответить мне он соизволил не сразу. Для начала он еще больше надулся. Бюрократ долбанный.

— Ты чего, родной? — ласково спросил я уродца. — Со слухом проблемы? Так я подлечу, ты только намекни.

Просто чудеса творит с людьми ласка. Он буквально отпрыгнул от меня.

— Ты не смеешь, — пискнул он.

— Откуда тебе это знать?

Мы уже вышли к танку. Нет, все-таки как он тут очутился? Мне просто интересно. Как в детстве было интересно, кто построил египетские пирамиды — инопланетяне или собственно египтяне. Сейчас про инопланетян я не сильно верю. Если не наоборот — сильно не верю. Ежели так, по-инопланетному, рассуждать, то и «Гром-камень», на котором в Питере поставили Медного всадника, тоже марсиане приволокли из волховских болот. И флот построили и, в общем, все, вплоть до Кремля Московского. И «коммунизма с человеческим лицом» тоже. Так что все претензии к ним. Как говорили в одном неплохом фильме: «Дурят нам голову. Ох, дурят!»

Проф не нашелся, что мне ответить. Я видел, как у него судорожно шевелится головная мышца, но заветной искры так и не выдала. Поэтому я решил брать инициативу на себя.

— А пошли-ка мы его поищем, — предложил я и нежно взял его под ручку. Так, чтобы он не вырвался. И даже не помышлял о подобном.

Личико Профа чуть скривилось, но по моей шкале это можно считать приемлемым результатом, не выходящим за рамки приличия. Мало ли о чем могут на относительно свежем воздухе беседовать два уважаемых человека. Кстати, чем действительно богато это поселение, так это обилием запахов, большинство из которых для городского носа могут показаться чересчур откровенными или даже жесткими. Прямо скажу, не Диор. Все-таки печное отопление, скученность людей и животных здорово сказывается на чистоте окружающей атмосферы.

Подрулив к мужику, поставленному охранять мой джип, я поинтересовался у него местонахождением сотника Ильи.

— На стене был вроде, — не слишком определенно ответствовал он.

И на том спасибо. Под ручку с Профом я отправился в сторону ворот, и тут страж окликнул:

— Эй, ты! Потом он с Саней к нему пошли. Скорость мышления просто поразительная.

— К нему — это к кому?

— Понятно к кому. К императору.

Похоже, он на меня немножко обиделся. Вероятно, за недогадливость.

Что, меняем направление движения на сто восемьдесят градусов? Ну уж нет! Следуем прежним курсом. Наша цель неизменна — ворота. За неимением сотника в качестве отмычки используем Профа.

Как оказалось, и этого не требуется. Они были распахнуты настежь. Вот и славно. Некоторая суета, имевшая скорее рабочий характер, в счет не шла.

— Пошли-ка мы обратно, — сообщил я своему замолкнувшему спутнику. Вероятно, это следствие легкой контузии, полученной им от оппонента на идеологическом фронте. Что ж, случается. Политическая борьба еще никогда не была легкой. А уж тут такое лихое противостояние — император и Коммунист. Помнится, во времена былые в ход шли не только палки, но и кое-что похлеще. Слово «бомбист» знакомо мне еще со школы.

— Хочу показать тебе одну вещь. Уверен, тебя это заинтересует.

— К-какую? — спросил он словно через запятую.

— Сюрприз! — обнадежил я. Но, рассудив сам с собой, что такое словцо может оказаться ему незнакомым, чуть разогнал туман. — Техническая новинка. Без преувеличения, новейшие технологии. Даже там не все, далеко не все знают про такое. Как? Интересно?

Я очень хотел и старался, чтобы с его лица хоть на пару минут сошло это выражение мыши, попавшей под веник. Две минуты, большего мне не требуется. На самом деле я собирался управиться за минуту. Ощущение того, что мне нужно срочно убираться, у меня не только не проходило, оно продолжало усиливаться. Я как мог фильтровал свои эмоции, во многом определяемые общей атмосферой тревожности и страха, пытался хоть сколько-нибудь рационально оценивать ситуацию, что приводило только к результату «умеренно», но страх, сидящий в каждом из нас, во весь голос орал мне: «Беги!» Кто-то называет это интуицией. Возможно. Кстати, есть выражение, куда более близкое моей мятущейся душе. В литературном переводе оно звучит примерно так: «Попой чувствую». Возможно, ко мне, убежденному гетеросексуалу, это не очень применимо, но я верю, хочу верить, что эта лексическая идиома возникла до того, как однополые отношения на Руси получили нынешнее распространение. Так вот, я чувствовал. Спинным мозгом. На уровне, скажем, поясницы. Тикать!

Я немного ослабил хватку и продолжал охмурять Профа. Даже улыбался, наклоняя к нему голову. Просто шерочка с машерочкой, ни дать ни взять. Что я нес — не упомнить. Потому что в процессе охмурения главное не слова, а интонация. Обволакивающий поток. Это я еще в молодые годы уяснил.

Сняв джип с сигнализации, я усадил Профа на переднее сиденье и аккуратно прикрыл за ним дверь. Огибая машину спереди, краем глаза я следил за охранником. Народ безмолвствовал. Ровно до тех пор, пока я не занес свой зад над сиденьем. И тогда у него прорезался голос.

— Эй! Вон Илья идет.

Я посмотрел в том направлении, которое доблестный страж обозначил как «вон».

Илья действительно шел. Как бы. Его шатало так, что страшно делалось, не снесет ли он тут чего. Он был пьян до неприличия. В нашей компании такое состояние характеризуется как «в лоскуты». Я испытал укол совести. Небольшой. Применение мной «абсолютного оружия» без остатка и зазрения совести входит в мою концепцию расследования. Кто-то предпочитает более консервативные и травматичные способы вроде полицейских дубинок и прочих чудес прогресса. Кто-то больше упирает на интеллект. Люди разные, и пристрастия у них разнятся. Я же человек от сохи. Ну примерно. В том смысле, что мне, как индивидууму, ласка ближе, чем грубое физическое насилие.

Я ухмыльнулся охраннику и сделал ручкой в том смысле, что «сам видишь, какой он никакой и вообще мы скоренько», и уселся за руль, стараясь не суетиться, хотя нижнепоясничная область во весь голос орала мне: «Вали!»

Я только успел снять с ручника, когда сотник кинулся ко мне, судя по выражению его лица, с не самыми добрыми намерениями, чему свидетельствовали его безуспешные — пока! — попытки обнажить холодное оружие, болтающееся у него между ног и затруднявшее движение до того, что он пару раз едва не упал.

Валить!

Двигатель и так работал, трудясь на благо зарядки аккумуляторов самолета, поэтому для старта мне и нужно было-то всего-то вставить заднюю скорость и дать газу. Площадка для автомобильных маневров явно маловата, да еще тридцатьчетверка эта, поэтому большую часть пути до ворот я проделал задом, но перед самым выездом сумел сделать то, что называется полицейским разворотом, чудом не сшибив при этом тетку с корзиной на плече, и вырвался за пределы.

Теперь я получил возможность посмотреть на Профа. Он был бледен и, кажется, находился на грани обморока. Или уже за ней, просто с открытыми глазами. Такое бывает. Ну забыл их человек закрыть перед тем, как отрубиться.

Я всерьез озаботился чистотой обивки сиденья, на котором умирал от дотоле неизведанных ощущений абориген.

Не стану утверждать, что разбитая колея похожа на трассу для шоссейных гонок. Этого нет и в помине. Даже мягкая подвеска и анатомические сиденья не спасали меня от чувствительных ударов по седалищному нерву. Преодолев метров триста, я остановился с тем расчетом, чтобы до ближайшего человека оставалось как минимум метров шестьдесят — семьдесят.

— Ну как? — спросил я Профа, все еще подозрительно бледного. — Понравилось?

В ответ он как-то нехорошо сглотнул. Этого мне еще не хватало.

— Хочешь выйти? Давай. Помочь? Он замотал головой.

— Не понял. А чего хочешь?

— Поехали, — слабым голосом сказал он. Вот тебе и новость!

— Куда?

Он показал рукой вперед. Отвечаю — пальцы у него дрожали.

— Ты уверен?

Проф утвердительно кивнул.

В детстве я катался с американских, они же русские, горок, крича от страха и восторга. А потом снова на них лез. Так, я, наверное, преодолевал собственные страхи, хотя, подозреваю, просто ловил кайф от того, что от невесомости поджималась мошонка. Ты сначала падаешь, не чуя не только почвы под ногами, в данном случае под копчиком, и вообще никакой опоры, а потом разом ее приобретаешь.

Не к месту и не ко времени сравнение, но уж коль пришло на ум, чего ж нет-то.

Есть люди, которые совсем не умеют управляться с «абсолютным оружием». Глушат себе и глушат горькую или сладкую, не различая утра и вечера, переводя элегантное похмелье в крутой запой. Вот это и есть обретение вечной невесомости с крайне тяжелыми последствиями. Алкоголизм называется. Существуют, естественно, и трезвенники, только не о них речь. Умеренный пьяница, не выходящий на опохмеление и буйство, может, наверное, считаться человеком счастливым. Я не говорю, разумным, тут уж у кого как, но когда тяга к алкогольному расслабону сочетается с умеренностью, а утром не превращается в кошмар, что ж… Не знаю, но, уверен, именно с таких все государства — мусульманские в расчет не берем! — получают свой нехилый откат в виде налогов. А зажав это дело, получают в ответ наркомафию или бутлегеров. Проходили, знаем.

— Проф, — осторожно начал я, не зная, как сообщить ему неприятную для него новость, — может, ты вернуться хочешь?

И внимательно посмотрел на него. То есть еще внимательнее, потому что и так не сводил с него глаз. И не только потому, что ловил момент, когда нужно будет распахнуть дверцу и вытолкать наружу расстающегося с содержимым желудка человека. Просто он меня очень удивил.

— Едем.

— Видишь ли какое дело. — Нет, мне все же придется его расстроить. — Ты не совсем понимаешь. Я не скоро собираюсь возвращаться. Если вообще соберусь.

Черт, плохо, что я практически ничего о нем не знаю. Есть у него, к примеру, жена, дети? Скотина, в конце концов. Дом. То есть то, к чему человеку нужно и тянет возвращаться. Знал бы, сказал что-нибудь вроде: «Там тебя Маланья ждет, все глаза выплакала». А так… Никаких аргументов на ум не приходит.

— Прямо, — молвил славный чел.

— Мне, вообще-то, в другую сторону. Мне Лось нужен. Теперь уже он уставился на меня. И личико стало розоветь, оттаивать.

— Сначала туда, — показал он рукой. — Прямо.

— Зачем? Ты мне можешь это сказать?

Мне кажется, в его глазах мелькнуло нечто, здорово смахивающее на презрение. Черт, что-то за последний час много было брошено на меня всяких нехороших взглядов. Аж кожа зачесалась. В баньку бы сейчас.

— Ты хочешь, чтобы я остался?

Ну удивил, честное слово. Вообще-то, скорее хочу, чем нет. То есть только что хотел. А теперь… Даже не знаю, что и сказать. По большому счету я бы не отказался от проводника из местных, но, на мой взгляд, тот же Коммунист на его роль подходит куда больше, чем слегка тронутый Проф. Степа показался мне еще тем выжигой. Конечно, иметь в качестве попутчика жулика не слишком приятно, но от Профа я не предвидел никакого толка. Кроме разве что того, чтобы он мне кое-чего рассказал. Я глянул по сторонам — пока никто не пытался ко мне приблизиться на опасное расстояние, — и откинулся на спинку сиденья, постаравшись расслабиться. Так да или нет?

В этой привычной позе я вдруг почувствовал, что тревога, еще несколько минут назад заполнявшая меня по самую макушку, куда-то отступила. Нет ее! Интересно. Ладно, тогда не будем пороть горячку.

— А ты хочешь поехать со мной?

— Хочу, да.

— Зачем? — в лоб спросил я. Ответ меня убил. Напрочь.

— Я там никогда не был.

Я ему чего, экскурсовод?! Или бесплатное такси? Я просто комками проглатывал закипевшую во мне злость. За кого он меня принимает? За миссионера? Так ошибается, коли так. Но ведь он не виноват. Это я все усложняю, потому что прибыл из сложного мира, где императоров давно нет, а монархов называют на «вы» и отвешивают им поклоны. Где ты можешь не знать по имени соседа, с которым десять лет спишь по разные стороны одной стены. Где телевизоры есть даже в ванных комнатах и некоторых туалетах, а Интернет позволяет общаться с человеком, которого ты никогда не видел и не увидишь. Где ты живешь по законам, которых не то что не читал, даже не знаешь, что они существуют. Здесь же, скорее всего, даже нет проституток. По крайней мере, я не встречал. Если не считать… Нет, сейчас совсем не к месту вспоминать моего бывшего напарника.

Ладно. Я прикинул, что у меня с бензином. Не могу сказать, что перебор. Кстати! Я быстренько отключил питание самолетных аккумуляторов. Хватит горючку жечь. Скорее всего, я больше никогда не встречусь с императором Саней, так что нет смысла продолжать исполнение его прихоти.

Два часа, решил я. Всего два. Час туда, и час обратно. Черт с ним. Сделаю человеку приятное, покатаю.

— Я тебя понял. Поехали. Но только так. Никакой самодеятельности. — Проще, проще надо изъясняться. — Я тут главный. Ты меня слушаешься. Все только с моего разрешения. Даже чихнуть. Это понятно?

— Я согласен.

Ну тогда чего мы стоим? Я дал по газам. В том смысле, что начал потихоньку набирать скорость; гонять по этим кочкам мне совсем не улыбалось.

— Куда едем? — спросил я. После принятия решения на душе стало как-то легче. Если б еще не запашок, который шел от Профа, то и совсем бы хорошо. Ладно, окошечко приоткрою, ветерком обдует. Два часа. Всего два. Терпи, прокурор.

— Туда, — снова показал он на восток. Ладно, как скажешь.

— Проф, расскажи мне про Лося.

— А чего рассказывать-то?

— Ну кто он, что он. Вообще.

— Я его не видел.

— Но ведь слышал?

— Все слышали.

Вообще дороги тут не так чтобы уж сильно разбитые. Грузовики не ездят, а лошади с телегами травмируют почву только в распутицу. Когда сухо вот как сейчас, ездить вполне можно. Сотню, ясное дело, не втопишь, но шестьдесят, а то и семьдесят легко.

— Ну и что ты слышал?

— Человек он. И не верь всяким дурнакам, будто он от животного и женщины. Врут по глупости. Больше хвастают.

Дурнаки. Хорошее словечко. Не забыть бы.

— Ну а чем он… Чем хорош? Почему вы все его почитаете?

Я на секунду скосил глаза на Профа, а потом жал на тормоз и уходил в сторону от появившейся передо мной лошади, впряженной в телегу, с горкой нагруженной каким-то скарбом.

Сказать, что мы — я и лошадь — удивились, значит, ничего не сказать. Заморенная кляча встала на дыбы и замахала на меня копытами. Чур меня, чур! Я тоже, остановившись в полуметре от сосны, о которую легко мог раздолбать моторный отсек, мысленно перекрестился. Прокатились, называется, с ветерком. Спасибо глубоко рифленой резине моего поистине внедорожника. Это вам не на каучуке в Монако тормозить! Это еще то родео. Свалившийся с облучка парень, принявшийся хватать лошадь за все ее веревочные причиндалы — постромки или уздцы, не знаю, не лошадник я, — тоже выглядел весьма обалдевшим. А за ними еще телеги, пешие, мужики, женщины, дети. Эвакуация. «Мессершмиттов» над головой не хватает, а так — копия кинохроники сорок первого года двадцатого века. Если кто не видел, рекомендую — одно из самых страшных и безнадежных зрелищ, которые мне доводилось видеть.

Тут, правда, имелось одно отличие. На меня с охотничьей вертикалкой в руках выбежал до ужаса лохматый мужик. Непуганый тут народ, вот что я вам скажу. Ну а я как бы вместо «мессера».

— Проф, иди договаривайся. Вон за ту ручку дергай. На себя. И толкай. Локтем.

Получилось у него со второго раза. Отличный результат!

Говорить более или менее спокойно мне удавалось с трудом. Честно, меня внутри колотило, будто включился невидимый отбойный молоток. Вырубить бы его. Может, принять чего для успокоения? Вот и бутылка кстати под рукой. Или укольчик засадить? Ну уж нет! Мне нужна хорошая реакция. А после укольчика успокоительного потребуется бодрящий. В общем, только начни — не соскочишь.

Через открытое окно мне было хорошо слышно, как Проф вкручивает мозги лохматому. Грамотно, надо признать. С ходу, без предисловий и интеллигентских соплей. Зато с матом. Этого я от него как-то даже не ожидал. Потому поначалу слегка опешил, а потом заслушался. Некоторые формулировки мне были в новинку, хотя сами построения можно считать достаточно традиционными. Ну если исключить пару-тройку, загнутых так, что я не сразу понял о чем, собственно, речь. То есть посыл в целом понятен, но вот его направление и корневая основа потребовали осмысления. Признаюсь, я, хотя и вышел из юношеского возраста, все еще иногда люблю учиться. И не стесняюсь того, что чего-то не знаю или знаю недостаточно полно. Как и в данном случае. Тут, уверяю, было чему.

Мужик с ружьем тоже попытался не остаться в долгу, но, видать, против соперника с его неожиданными стилистическими находками и, подозреваю, немалым административным ресурсом оказался жидковат. Минуты не прошло, как расстановка сил в этой партии определилась окончательно и бесповоротно. Я не мог не похвалить себя за правильный кадровый подбор, что определенно свидетельствует о моем потенциальном росте на административном поприще. Не исключаю, что во мне погибает великий руководитель. А я тут, понимаешь, прозябаю, со скрытыми и не очень алкашами общаюсь, волшебников всяких ищу, в которых, понятное дело, ни секунды не верю в силу моего сугубого материалистичного воспитания. Ну не преподавали у нас в школе религию! И, считаю, правильно делали. Кому надо, тот к этому делу сам придет; меня до сих пор поражают очереди в церкви во время Пасхи. Что-то в этом есть, даже не знаю как сказать. Нарочитое, что ли? Впрочем, допускаю, это во мне говорит тот самый сугубый материалист, то есть во многом личность недоразвитая и часто не по делу завистливая. Правда, имеется в моей биографии парочка эпизодов, когда я совершенно искренне молился. Что было, то было, чего уж там. Когда припрет, замолишься тут. Возможно, всех тех людей тоже приперло. Или они так считают, не знаю, и судить не берусь. У нас, в конце концов, свобода воли, должен это сказать как юрист по профессии. Кстати, не забыть включить этот эпизод в итоговый отчет. Начальство, конечно, меня ценит и любит, правда, порой чересчур сильно и неадекватно моим поступкам, однако ж не помешает ему подсказать, какой я хороший и перспективный. Пока что я не собираюсь окончательно перемещаться в кабинет, но о старости даже в моем возрасте не мешает думать и соответственно стелить соломку.

И тут оказалось, что я рано принялся себя нахваливать. Размечтался и чего-то упустил, потому что вооруженный мужик в сопровождении Профа направился прямехонько ко мне. Выражение его лица, то, что можно было прочесть, а больше угадать за буйными волосьями, меня не обрадовало. Судя по нему, разборка не закончилась, несмотря на всю виртуозность моего спутника.

Я предпочел не отсиживаться и вышел на оперативный простор, оставив дверцу открытой.

— Чего за дела? — ласково спросил я. Отбойный молоток все еще продолжал работать.

— Из-за тебя, — встрял Проф, тоже мне толмач нашелся, — он говорит, поломались ценные вещи.

— И чего хочет? — вынужден был я принять диспозицию переговоров.

— Расплатись со мной! — выкрикнул мужик, показательно сжимая ружье. Или показушно? Один черт. Он явно играл на публику, в первую очередь на меня, хотя как зритель я далеко не всегда бываю благодарным. Иногда очень даже наоборот. В том смысле, что на хорошую или приближающуюся к ней игру я в основном реагирую, но это не значит, что встаю и восторженно аплодирую, захлебываясь от телячьего восторга. Как раз на такого рода эмоции я довольно скуп. Но, если надо, могу и поаплодировать. Даже бурно.

— Дядя, ты уверен? — продолжал я оставаться ласковым на фоне работающего инструмента.

— Еще как уверен! — заверил он меня, навязчиво демонстрируя оружие. Отчего-то у меня сложилось впечатление, что у него нет патронов. Совсем. Тем более что теперь я разглядел — это «Зауэр». Все еще очень экзотическое для наших краев и областей оружие, и уж совсем не массового применения. — Плати!

— Да какие вопросы! — широко улыбнулся я, наблюдая краем глаза, что поклажа худо ли бедно водворена на место, и клячу, в целом, удалось успокоить. — Тебе чем? Керенками? Баксами? Фунтами стерлингов или звездюлей? Или как?

Я выхватил пистолет. Скажу сразу, чтобы не было недомолвок или необоснованных подозрений в кровожадности, чего у меня и в помине нет. Тем более что я видел — в целом обоз готов продолжать следование по обозначенному маршруту в полном соответствии с изначально намеченным планом. Стрельба по мишеням здорово меня успокаивает. Не знаю, почему так. Наверно, это такой мальчишеский выверт сознания. Другое дело, что уже давно не приводит в восторг, но и чисто терапевтический эффект нельзя огульно сбрасывать со счетов.

Я еще успел увидеть удивленное, если не сказать испуганное, лицо заросшего до неприличия дяденьки. И чего они тут почти все небритые? Мода такая у них, что ли? И выстрелил в ветку сосны, о которую чуть не покалечил свой джип. Солидная такая ветка, толстая. Допускаю, что наши психологи могут расценить это как месть дереву, в контакте с которым едва не почило в бозе мое транспортное средство. Еще говорят, дало — дал — дуба. В данном случае это всего лишь сосна, хотя и иному дубу не уступающая, но в существующем контексте я бы рискнул употребить неформальное выражение «дала дубу». Это я про машину, само собой.

Мне кажется, я несколько злоупотребляю словом «честно». Это я не для покаяния признаю. Злоупотреблял и злоупотреблять буду.

Так вот. Честно говоря, я не ожидал такого эффекта. Двойного, так сказать. От звука выстрела кляча возбудилась как молодая и рванула вперед. Ну испугалось животное. Что тут такого? Я, случается, тоже пугаюсь от выстрелов. Правда, не совсем так и уж тем более не с перегруженной телегой на закорках. Похоже, у нее в предках затерялись в анналах чемпионы породы. Впрочем, остальные поступили так же. Особенно когда над головами затрещала массивная ветка. И принялась падать. Сначала медленно и как будто неохотно.

Порой я бываю чересчур резок и оттого не всегда просчитываю результаты своих действий. Это не для отчета, просто слова, идущие прямиком из души. Без купюр.

Так вот, хотя и выцелил мишень чуть в стороне, но кой-чего не учел. Очень уж разлапистой оказалась мишень. Возможно, это было местью со стороны дерева. В скобках замечу, что я признаю некоторую не то чтобы совсем уж разумность растений, но, как у всего живого на свете, и у них может быть ну хотя бы инстинкт, что ли. Какая-то реакция тем не менее существует. Пусть самая примитивная.

Мужик с ружьем, поначалу немало обалдевший от всего происходящего и, хочу в это верить, позабывший о своих материальных претензиях, успел отскочить в сторону, да еще как отскочить! Я, без ложной скромности, тоже отвалил. Да и какая тут, к чертям собачьим, скромность, когда на тебя валится такое! Забудьте о скромности, когда надо делать ноги.

Под ударом остались двое — Проф и джип. Или наоборот. Лично для меня джип был дороже, пусть это и выглядит как человеконенавистничество. Джип был моим, ну, не то чтобы пропуском домой, но что-то в этом роде. Местный же уродец — всего лишь средством к достижению моей цели, изрядно уже опостылевшей, и временным попутчиком. Даже не так — пассажиром. На два часа.

Пока я занимал место на галерке, мне пришло в голову, что мое транспортное средство может превратиться в карету «скорой помощи», а то и катафалк. Или в груду дорогостоящего металлолома. Вот местные-то обрадуются. При этом на какое-то время я напрочь забыл, что штука эта бронированная, хотя, ясное дело, это совсем не Т-34.

Еще колыхались мелкие веточки и продолжала сыпаться хвоя, а я уже спешил обратно, раздираемый самыми противоречивыми чувствами на фоне удаляющегося стука копыт и визгливого скрипа тележных колес. Слева кто-то ломился сквозь кусты. Тоже довольно поспешно.

Вблизи ветка оказалась даже более массивной, чем когда я смотрел на нее снизу. На мое счастье, самая толстая ее часть упала не на машину, а чуть в стороне, да так, что вспорола землю не меньше чем на четверть метра. Представляю, что могло бы стать с капотом или крышей. Нет, этот эпизод я из отчета исключу, несмотря на все потенциальные выигрыши. Я знаю, что обязательно найдется добрый человек, который поставит на ребро вопрос о пренебрежительном отношении к государственному имуществу. Плавали мы в этих водах, в курсе.

Сквозь ветки я рассмотрел распростертое тело Профа. Вид его очень мне не понравился. Он лежал на спине, лицом кверху. Сосновая ветка не букет сирени, в том смысле, что не сильно густая, так что рассмотреть под ней можно многое и довольно подробно, однако царящий тут полумрак изрядно скрадывал детали, потому именно на это я отнес то, что не вижу, дышит мой попутчик или уже перестал. Как-то мне не по себе стало. Стыдно, что ли?

Ветка оказалась не только здоровенной, но и неприятно тяжелой. Пока я ее приподнял да оттащил в сторону, взопрел. Нет, никогда я не любил тягать тяжести, начиная со всяких сумок и заканчивая штангами и прочей будто бы спортивной лабудой. Не понимаю я такого спорта, хоть убей. Ну что за радость, надрывая пупок и травмируя спину, поднимать над головой тяжеленные железяки, рискуя обронить их на собственную макушку или, на худой конец… Нет-нет, на ногу! Впрочем, варианты не исключены. Когда я шел работать в прокуратуру, то наивно полагал, что уж чего-чего, а от таскания тяжестей буду освобожден вплоть до самой пенсии. Наивный. Чего мне только не приходилось тягать! А все почему? От лени и недостатка информации, которую лень же было собрать о своем будущем рабочем месте. Или от недомыслия, что также свидетельствует о лени, только умственной, интеллектуальной. Когда-нибудь, когда у меня будет достаточно времени для вдумчивого творческого труда и соответствующие условия, я обязательно напишу трактат о лени. Жаль только, что не имею понятия, когда и где этот замечательный момент настанет.

Внешне Проф выглядел вполне прилично. Во всяком случае, крови не наблюдалось. Только разве в одной крови дело? Например, инфаркт, его еще называют разрывом сердца, ничем не лучше смертельной раны. Разве что не такой грязный. Просто человек неожиданно «склеивает ласты» и лежит, прикрывшись ими, не утруждая окружающих ненужной и крайне неприятной уборкой.

Едва приложив три пальца к артерии сразу за бородой, я почувствовал толчки. Жив. Слава тебе! Что я там про молитвы только что говорил-то?

— Проф, — нежно позвал я и похлопал его по щеке. Тоже нежно. Даже не вполсилы.

Он открыл глаза сразу, будто только и ждал нежности. Ага, пошел процесс. Первый шаг сделан, дело за малым.

— Ты как?

Он смотрел на меня как-то задумчиво и молчал. Мне почудилось осуждение в его взгляде. Что ж, признаю, виноват. Погорячился. Но ведь и ситуация была какая! Это я только предположил, даже, скорее, понадеялся, что у рассерженного обозника, на поверку оказавшегося хапугой, нет патронов. А если б были? Тогда чего? Бросаемся грудью на амбразуру? Пардон, моя фамилия не Матросов и я не из дисбата. Я совсем по другому ведомству. Прокурорские мы.

— Давай я тебе помогу, — подхватил я его. — Голова как, не кружится?

А он все молчит, паразит. Выдохся, что ли? Такое, точно знаю, бывает даже у великих актеров, когда они после спектакля не то что встать не могут — говорить не в силах. Они все без остатка оставили там, на сцене, распахнув душу зрителю и отвесив каждому щедрой рукой.

Чего же он молчит-то, гад? Вколоть ему, что ли? Почему-то вспомнилась магнезия, хотя в моем арсенале этой дряни не было. И невольно улыбнулся, представив себе действие. Забегал бы сейчас Проф, как мальчик. Со звонким гиканьем. М-да. Забористая штука. И крайне болезненная. Сам, по счастью, не пробовал, но действие лицезреть приходилось. Как говорится, мертвого поднимет. Ну или почти.

По правде говоря, я порядком намотался, оттаскивая эту долбанную ветку, едва не ставшую саркофагом, поэтому таскать Профа, хоть и довольно тщедушного, мне как-то не улыбалось. Я прислонил его к джипу и целую секунду принимал командирское решение, которое, как известно, единственно верное. И, между прочим, принял. Для этого мне хватило вспомнить о моей недавней слабости. В том смысле, что в кармане водительской дверцы все еще стоит изрядно отпитая бутылка. Говоря по совести, всю нашу недолгую дорогу она меня смущала. Вот когда они, такие же, но девственно нетронутые, стоят себе в багажном отделении, я о них даже не вспоминаю. А когда вот так, на самом деле под боком — напрягает.

Что ж, командирские решения не обсуждаются. Потому что, смотри выше, они верные. Тем более что единственный возможный оппонент нем, как попавший в кипящую кастрюлю рак. Только что краснеть от смущения не начал, и на том спасибо.

Опыт обращения с тонизирующими напитками у меня мало сказать что есть. Некоторое, кстати, уже весьма значительное время назад я пришел к выводу, что он чрезмерен в том смысле, что мой организм может не выдержать. И жить чего-то так вдруг захотелось! К чему бы это? Наверное, к старости. Молодые сплошь и рядом манкируют своими жизнями, а старики цепляются за нее всеми своими артритными пальцами, кряхтя от натуги. Почему так? Не знаю пока до конца. Ежели дотяну до артрита, тогда, может, сподоблюсь. Хотя уже сейчас бросать себя на помойку не спешу.

Не сказать, что ускоренный курс неотложной медицинской помощи в полевых условиях я освоил на «отлично». Но многие вещи ухватил и кое-что неоднократно применял на практике. Поэтому заставить контуженного Профа раскрыть рот стало делом двух секунд. Тут главное знать, куда и как нажимать, все остальное мышцы подопытного, тьфу ты конечно же пострадавшего, сделают за вас. А уж тут не мешкай. Не уверен, Суворов это говорил про напор и натиск? То, что пуля дура, а штык молодец — точно его. Посмотрел бы я сейчас на него на фоне межконтинентальной ракеты с ядерной боеголовкой или хотя бы обычного пулемета! Что бы тогда запел прославленный генералиссимус, во времена которого скорость заряжения штуцера — одним выстрелом! — составляла что-то около минуты, прицел весьма приблизительный, а убойная дальность исчислялась несколькими десятками саженей. А ведь, как ни странно и погано, эта психология — посылать своих солдат грудью вперед на ядра и пули — сохранилась у наших вое- и не очень начальников, хотя дистанцию от начала восемнадцатого века до наших дней никакими шагами не измеришь. Мне, как человеку, прошедшему по таким дорогам, где грязь и кровь стояли выше подбородка, кажется, что Суворову надо бы отвести чуть менее заметное место в нашей истории. За невольный пафос даже не прошу прощения. Мне и без пафоса проблем хватает. Но вот когда начальник штаба полноразвернутого стрелкового полка перед строем цитирует с похмелья Александра Васильевича, с натугой на красном лице вспоминая то, что ему вдолбили в училище, мне, честно говоря, было стыдно. Где товарищ Суворов и где бронетехника, перед которой выстроились вверенные этому обормоту военнослужащие? Дружок императрицы и в пьяном бреду не мог бы этого представить. Не хочу показать себя эдаким всезнайкой по части тактики и стратегии воинских операций — этого и в помине нет, но, время от времени сталкиваясь с военными, я их откровенно жалею. Представьте только летчика-истребителя, управляющего супер-пупер современной машиной с вооружением, которое я даже не могу упоминать, настолько оно новое, секретное, мощное и далее по списку везде. И ему кто-то впаривает про слонов Ганнибала. Еще бы тактику неандертальцев вспомнили. Послушаешь такое вот и думаешь, а не стоит ли часть истории оставить собственно только для историков.

Ладно, ну его к черту, просто прорвало что-то.

Короче говоря, водку в Профа я влил и, как положено при экстренной процедуре, зажал ему нос. Оживать он стал еще до начала стадии глотания. По глазам видно. Они вдруг стали очень круглыми и удивленными. Допускаю, что это могло быть проявлением радости, хотя мольба в них угадывалась как-то сильнее. Для того чтобы заставить человека проглотить то, что, возможно, он не хочет, большого уменья вообще не нужно. Лично я знаю этот алгоритм с детства. Не с младенчества, само собой, но к моменту получения общегражданского паспорта технология мной была уже отработана. Только не нужно думать, что в свободное от учебного процесса время я подрабатывал в качестве помощника санитара. Просто так жизнь сложилась.

Только после того как Проф проглотил достаточную, на мой взгляд, порцию огненной воды, я отпустил его и благоразумно шагнул в сторону. Тут мы тоже плавали и мели знаем.

Мой спутник как будто того и ждал. Мгновенно, просто совсем без паузы, он жидко выдохнул. В смысле брызгами. И тут же чихнул. Тоже жидко. Ну это обычное дело, в смысле чиха. Чих — он по определению сухим не бывает. Природа у него такая.

— Ты!..

Дальше я своими словами. Перевожу, так сказать. Или пересказываю близко к тексту. В общем, чтобы не растекаться мыслью по древу, сообщаю, что с генетикой у меня полный провал, потому что одним из моих родителей, кто точно, выяснить я не пытался, была собака. В числе моих сексуальных пристрастий — или жертв? — значится гадюка. Еж, который должен в скором времени поселиться в моем анальном отверстии, дал честное комсомольское по поводу сожрать мои внутренности, при этом долго путешествуя внутри меня. Черт возьми, если б только я сюда прибыл с этнографическими целями! Какой богатый материал! Фольклор! Слыша подобное, порой жалеешь, что ты не Гоголь. Впрочем, в итоге он плохо кончил, поэтому роль зрителя и, на секундочку, весьма удачного целителя меня более чем устраивала. В определенном смысле я наслаждался.

Во-первых, немой заговорил. А это, извините, удавалось только всякого рода мессиям и, кажется, отчасти пророкам. В общем, святым людям. Во-вторых, это был своего рода шедевр устного творчества. Третье, про мои наклонности и родню я постарался не заметить. Хватало восторга от первых двух составляющих. Хотя порой, не скрою, ядовитые стрелы Профа попадали в цель. Я мужественно терпел ровно до тех пор, пока он не перешел на моих ближайших родственников. Допускаю, что это начал действовать алкоголь. Только вот что у умного в уме, то у пьяного на языке. Тут я счел, что наши отношения стали достаточно близкими, на что мой больной не то чтобы намекал, а просто вещал, категорически настаивая, для того, чтобы вернуть его к действительности одной дружеской пощечиной. Возможно, я чересчур находился под влиянием его неординарного выступления. Да и не мудрено, когда вот так-то да с таким вдохновением! Это, знаете ли, искусство. Лишь поэтому мое совершенно товарищеское вспоможение оказалось чуть более сильным, чем изначально предполагалось.

Проф ударился оземь. Со всего маху. И снова затих. Только моргал при этом, пытаясь меня рассмотреть. Мне жалко, что ли? Да смотри ты ради бога. Только успокойся. Солидный, кажется, человек, при императоре состоит, к тому же немолодой. Науками опять же интересующийся. И такое выдает! Нет, я понимаю, когда тебе молоток на ногу упал или пчела за пазуху залетела, от доброго слова не удержишься. Или, скажем, как с тем же обозником получилось. Лучше разрулить ситуацию так, чем мордобоем или, хуже того, стрельбой по живому человеку. Но всему же есть предел. Моему терпению, кстати, тоже.

— Ну успокоился? — поинтересовался я, разглядывая Профа сверху. Надо признать, что симпатягой его можно назвать лишь с большущей натяжкой. Не то чтобы законченный урод, но, в общем, где-то рядом. То есть не так что б далеко ушел. Или, наоборот, чуть не дошел.

Он осторожно кивнул. По крайней мере, это его движение головой я истолковал именно как знак согласия. Но решил пока не спешить с актом милосердия.

— Буянить больше не будешь?

Теперь он вполне явственно и однозначно покачал головой.

Чего он молчит-то? Неужто опять голос пропал? Нуда и бес с ним. Наслушался я, хватит с меня.

Я протянул ему руку и помог подняться, следя за его реакцией. А ну как в драку полезет? Чего-то стал я его опасаться. Может, он припадочный. То матерится как извозчик, то немеет. Словом, непредсказуемый тип. Что от него ждать через пару минут, когда алкоголь всосется в кровь?

— Садись. Сам сможешь? Или помочь?

— Сам.

Фу! С одной бедой, считай, справились. Заговорил мой головастик. Правда, еще неизвестно, радоваться тут стоит или крепко насторожиться. Ладно, посмотрим.

Когда уселись, я аккуратно вывел джип на дорогу. Не проехали и десятка метров, как я понял, почему так поздно увидел беженцев. Тут дорога круто поворачивала в сторону, потому что точно посреди старой колеи бил ключ, успевший размыть небольшую такую канавку. Пешему перешагнуть ее делать нечего, а вот колесному транспорту никак, разве что танк пройдет. Таким образом, издалека видишь просеку, даже относительно ровную, и ничто не предвещает несчастья, а на скорости можно и подвески лишиться. Вот местные и сделали крутой объезд, на другой то ли сил и времени не хватило, то ли просто было лень делать лишнюю работу.

Да, разгоняться тут не следует, тем более что для себя я и так установил двухчасовой лимит, так что какая разница, как далеко мы отъедем? В смысле экономии топлива лучше даже недалеко. Да и вообще прогулка утратила свою романтическую прелесть. Поэтому я начал высматривать местечко, где можно развернуться без ущерба и опасения попасть в какую-нибудь яму, с тем чтобы двигать в обратную сторону. Поэтому я не то чтобы сильно отвлекался от дороги, наоборот, следил за ней предельно внимательно, памятуя о возможных сюрпризах здешних магистралей, за которыми не было хозяйского догляда, при этом еще и посматривал по сторонам, выискивая, так сказать, дорожную развязку и одновременно прикидывая, как тут могут разминуться две телеги, если им придется встретиться нос к носу, что в данном случае отнюдь не метафора, а самый настоящий факт. От того крик Профа «Смотри!», который, как я считал, потихоньку погружался в алкогольную нирвану, стал для меня как удар током. Я резко дал по тормозам. И посмотрел.

Сначала я ничего не увидел. Только движущиеся световые пятна от солнечных лучей, пробивавшихся сквозь листву. Насмотрелся я на них, так что ничего интересного. А потом…

Мама моя дорогая! Эти пятна двигались на нас. Траки. Что-то быстро они сюда добрались. Посмотрел на профиль Профа с отвисшей и дрожащей челюстью и случайно стрельнул взглядом мимо и дальше него.

Можете считать, что на ногу мне упал не просто молоток, а большой кузнечный молот. И я высказался вслух по этому поводу. Эти гады были за деревьями справа и, как я скоро выяснил, слева от нас.

Я, конечно, знаю, что ни эти зверьки, ни даже волки или медведи ни в жизнь не вскроют моего мустанга, но порой чувства превалируют над разумом. Я вдруг вспомнил, что шины, хотя они и несъедобны, все же достаточно уязвимы. И я не решился проверять насколько. Просто включил заднюю скорость и основательно притопил педаль газа. Метров через пятьдесят я решил сделать маневр. Многие знают Или, по крайней мере, слышали, что такое полицейский разворот. Его часто показывают в кино с погонями. В двух словах это выглядит так. Автомобиль на полной скорости вдруг разворачивается и в ту же почти секунду едет в обратном направлении. В принципе нет большой разницы, едешь ли ты передом или задом. Суть та же. При этом нужно помнить про две вещи. Первое — проделывают его на твердом покрытии шоссейного типа. Асфальт, асфальтобетон или что-то еще, не суть. Ну второе в данном случае не имеет значения. При таком маневре случается, что срывает покрышки. Чаще одну, но и этого, поверьте, вполне достаточно. Я попытался проделать нечто подобное этому эффектному, но в реальной жизни редко применяющемуся трюку, едва заметил более или менее подходящий участок.

Что там говорят про воду, в которую не стоит соваться, если не знаешь броду? Вот-вот, тот самый случай.

Скорость я, понятное дело, сбросил, и это спасло задний мост. Когда я, съехав с дороги, придал джипу положение почти правильного перпендикуляра по отношению к оси дороги, сзади вдруг что-то хрустнуло, и машина осела на правый бок. В багажнике что-то тяжело ухнуло. Я даже не хотел думать что именно. Проф испуганно охнул и упал на дверцу, стукнувшись головой о стойку. Урок высшего пилотажа закончен.

Открыв свою дверь, я выпрыгнул наружу. Переднее левое колесо болтается в воздухе. Заднее правое провалилось не то в нору, не то заросшую промоину. Среднее левое тоже не достает до земли. В принципе у меня есть лебедка, можно и ей вытянуть. Если бы было время на то, чтобы ее развернуть. Потому что не так уж и далеко за деревьями я увидел мелькающие солнечные пятна.

— Вылазь! — скомандовал я Профу.

Тот посмотрел на меня затравленным взглядом загнанного в угол кролика. Так мы долго будем выяснять отношения.

— Жить хочешь? — спросил я и, встав на подножку, рывком вытянул его из салона. Пускай в нем килограмм семьдесят. Не так много, как навалено и залито у меня сзади, но грех не попробовать.

Он пытался возражать или уж не знаю что, только слушать его и тем более спорить было некогда. То есть совсем. Мне показалось, что звери прибавили прыти. Видать, почуяли поживу. Я поднял его и посадил на угол капота, силком поставив ногу на кенгурятник, защищающий радиаторную решетку и несущий лебедку. Джип чуть просел. Среднее колесо коснулось земли. Ну и то хорошо.

— Сиди тут! И не бойся ничего. Сейчас выедем.

Сказать-то я сказал, но полной уверенности не испытывал.

Когда занял свое место, машина еще чуть просела. Ну не подведи, родимый.

Обычно средний мост не задействован. Нет необходимости. Я вообще включал его раза три-четыре, из них два на полигоне, а остальные скорее на пробу и для страховки, чем по необходимости. Сегодня же пришлось. Без него нам из этой ямы в ближайшее время не выбраться. Передо мной маячила испуганная спина Профа, изрядно закрывающая мне обзор. Ладно, прорвемся.

Мустанг взревел пониженной передачей и дернулся. Спина передо мной обозначила тенденцию к падению. Не хватало еще ему под колеса попасть. Там же ручка на капоте! Справа от меня стали быстро мелькать солнечные пятна.

Ну же, мустанг! Выноси.

Грунт тут очень мягкий, податливый. Я слышал, как в днище ударяются комья земли. Еще секунд десять и надо будет Профа загонять в машину. Авось отсидимся и отобьемся. Есть у меня кое-какие соображения.

Мустанг медленно, царапая брюхо, выполз на дорогу. И тут я посмотрел в зеркало заднего вида, потому что сзади что-то ударило. Нога сама собой надавила на педаль газа, а руки вывернули руль влево. Еще одна тварь попыталась в прыжке выбить головой правое заднее стекло. Две — я видел краем глаза — рванули к Профу. Ну держись, мужик!

На трех ведущих осях скорость не больно-то разовьешь, но много мне и не нужно было. Мустанг трудился всеми своими железными мышцами, мощно и ровно гудя. Спидометр показывал медленное повышение скорости. В отличие от скоростных «гражданских» моделей, у которых градировка часто начинается с сорока километров, а то и с шестидесяти, здесь все было честно — деления циферблата с самого нуля шли по пять километров. Мы оторвались, когда скорость чуть превысила отметку «пятнадцать».

Я остановился и, опустив стекло, крикнул: «Слезай». Ничего. Никакой реакции. Статуя. Приклеился он там, что ли? Этого мне еще не хватало. Ладно… Сейчас я тебя отклею.

Я даже вылезти не успел. Проф обернулся ко мне — лицо его выражало предельную степень удовольствия. Так называемый восторг.

— Езжай так! — крикнул он.

Хотел я ему сказать, что он свалится, поломается, ушибется, покалечится, но не стал. Взрослый человек, сам должен понимать. В тот момент я как-то забыл, что он пьяный. Просто упустил из виду, не до того мне было. Только сказал, чтобы он перебрался вправо.

Отключив средний мост, я поехал дальше, стараясь не гнать и аккуратно притормаживать на ухабах. При этом я не забывал поглядывать назад. Сзади было чисто. Нет, что же они такие агрессивные-то, а? Это совершенно ненормально. Во всяком случае, мне о подобном ничего не приходилось слышать. Понятное дело, я не зоолог, но кое-какие представления о животном мире имею, в школе учился и вообще люблю канал Дискавери, где о чем только ни рассказывают, но при этом чего-то абсолютно нового я там, кажется, не увидел. Нет, бывает, что бегемоты или слоны в заповедниках на машины кидаются, но этим как бы положено. Наши кабаны, кажется, тоже. Попрошайки медведи в Йелоустоне могут набезобразничать. Ну с обезьянами все понятно, те хулиганы известные. Еще вот лоси любят дым из выхлопной трубы. Кайфуют они так, наверное. Про муравьев, создающих гнезда в сиденьях, и жрущих проводку крыс можно и не говорить. Но вот чтобы так, прыжком в стекло? Кажется, я начинаю понимать местных. Впрочем, один случай массового нападения животных на машины у меня имелся, но там было совсем иное дело. Хотя, может, тут тоже какая-то похожая приманка имеется?

Вскоре мы нагнали обоз, вставший посреди дороги. Я даже толком не успел затормозить, как мой Проф молодым козликом соскочил на землю и, словно заправский гаишник, бросился разруливать затор. Сочтя, что этот виртуоз языка справится без меня, я решил посвятить пару минут подготовке к возможной встрече с траками. Я, конечно, не собирался сейчас возвращаться на восток, но кто его знает, что может меня ожидать в другой стороне?

Потом, усевшись на место, я даже успел загрузить в бортовой компьютер снимки карт, сделанные мной у Коммуниста, и запустил программу привязки к местности в соответствии с теми действительно картами, что имелись в моем распоряжении. Впрочем, и им большого доверия не было, так как территория у меня представлена аж пятью вариантами. Ну с картами советского периода все ясно: в те времена на общедоступных планах местности, как говорят знающие люди, сознательно делали ошибки и допускали неточности, якобы для того, чтобы сбить с толку потенциального противника. Листы Главного штаба МО СССР с грифом «Секретно» куда более точные, но некоторые объекты на них просто не успели нанести, хотя им я склонен доверять больше всего. Есть еще очень неплохие карты англичан — те вообще большие спецы в картографии, за границей я пользуюсь именно их работами, но у них на данной территории хватает неточностей, а американская сильно устарела. В свое время, сводя все это в нечто единое, я так и не понял — всерьез или так, прикола ради, и была создана та самая программа, которой я сейчас воспользовался. Так вот, хотя сам я не видел, но, когда все это вместе сложили, как еще говорят, свели, разработчики узнали немало нового не только о своей родине, но и о других местах нашей планеты. Конечно, Волга не потекла вспять, но некоторые объекты приняли странные формы, заметно укрупнившись. В общем, я предпочел иметь все карты по отдельности, хотя, говорят, программу подправили так, что подобных недоразумений удалось избежать. Возможно. Но я люблю натуральные продукты, а никак не синтезированные.

Проф вернулся как раз тогда, когда стоящая передо мной телега тронулась. Был он возбужден и крайне доволен. Когда он горячим джигитом вспрыгнул на капот моего мустанга, я даже не стал возражать. Чем бы дитя не тешилось. Тем более ехать нам осталось всего ничего, правда, плетясь в хвосте обоза. Если ему так нравится, пускай.

Обозников я обогнал, когда мы выехали из леса, лихо проскочив по убранному полю. Я просто спиной чувствовал этих тварей. Конечно, вряд ли они нас догнали б, все же я прилично оторвался, но их скоростные возможности оказались куда выше, чем я предполагал. Жаль, что не удалось их заснять, но в тот момент мне было как-то не до съемки.

Я затормозил, прилично не доезжая до ворот. Открыл дверцу и крикнул:

— Все, Проф, дальше сам. Ножками.

Он обернул на меня такое удивленное и обиженное лицо, что я едва не рассмеялся. Ну чистый ребенок, у которого отняли его любимую игрушку.

— Ты чего это, Попов? А? Поехали.

— Слезай-слезай. Прогулка закончена.

— Почему?

— По кочану. Слазь, тебе говорю.

Слезть-то он слез. Только поспешил не к воротам, а ко мне.

— Попов, погоди, мы же договорились. Как же так? Отдохнешь, а утром поедешь. Ну? Посидим, поговорим.

— Потом. В другой раз. Дела у меня.

Я попытался закрыть дверь, но он вцепился в нее как клещ. Ну что мне с ним, драться, что ли?

— Я тебя прошу. Нужно еще так много спросить. Я тебе про Лося расскажу, — попытался взять меня за яблочко.

Нет, я совсем не хотел возвращаться. Только вспомню, как меня там корежило… Нет! Мне неоднократно приходилось читать материалы про эффект толпы, где человек запросто теряет человеческое, отдаваясь эмоциям, поэтому я, надеюсь, понимаю природу того, что там со мной творилось. Нет уж, хватит с меня. А то, что я немножко обманул Коммуниста, так, полагаю, он совершил очень удачную сделку и далеко не внакладе. В конце концов прокурорская работа предполагает, что мы всегда чуть-чуть да обманываем, хотя бы недоговариваем. Поначалу этот аспект моей профессии немало меня коробил, потом, не знаю, привык, наверное. Хотя все равно каждый раз осадок остается. В начале года один коммерсант предлагал мне работу, я обещал подумать, а потом эта командировка приключилась. Может, и стоило согласиться? Не знаю. Везде, в конце концов, одно и то же. Только платят по-разному. Ну и сам ты расплачиваешься иначе.

— Беги, Проф, спеши. Через полчаса максимум траки будут здесь.

Его пальцы на кромке двери побелели от напряжения, лицо превратилось в трагическую маску. Вот так-то! Я тоже умею брать за пищик.

— Так не поедешь?

— Теряешь время.

И тут сзади раздался пронзительный крик. То есть я не сразу понял, что сзади, сначала просто услышал крик. Посмотрел в сторону ворот — там несколько человек засуетились и запричитали, глядя, как вначале показалось, на меня. Потом я догадался обернуться.

Ой-ё!

Обоз беженцев летел во весь опор, только пыль в разные стороны. Из-за нее-то я не сразу разглядел возле кромки леса пацаненка лет десяти, бежавшего и спотыкающегося. А за ним, чтоб им нехорошо, траки.

— Беги! — крикнул я и втопил газ.

На открытом пространстве разворот делать куда легче, чем на узкой лесной дороге. Я только постарался не зашибить Профа, но тот уже отцепился.

Уверен, тут никто не видел подобных трюков. Из-под колес фонтаном пыль и еще какие-то ошметки. Со стороны это должно эффектно смотреться. На ходу захлопнув дверцу, я ломанулся прямо по полю, стараясь держаться в стороне от обоза, с которого валились какие-то мешки и еще черт знает что. Не до них мне. Они по любому успевают, кони вынесут. А вот пацан уже спотыкается чуть не через шаг. Да не оглядывайся ты! Беги и держи дыхание, тогда ты уверенно от них уйдешь. Пыль за мной закрыла частокол, да и не больно-то я на него смотрел. Чего ж обозники мальчишку бросили? Ведь чей-то сын. Кого-то из них. Не люди вы, что ли?

Давно я так не гонял. Мустанг мой вряд ли можно назвать скоростной машиной, хотя на трассе двести десять я из него выжимал без труда. Тут же, на территории, мой рекорд укладывается в относительно скромные сто. Теперь я его уверенно перекрыл. Только у меня не было времени на то, чтобы его фиксировать. Я просто гнал, не жалея подвески и вцепившись в руль.

Парнишка упал, но быстро поднялся и вдруг шарахнулся в сторону. От меня. Вот тебе результат показательной стрельбы по деревьям. До него мне оставалось метров двести от силы. Тракам, движущимся волной, впятеро меньше. Если б парень продолжал бежать в прежнем направлении, то наша разница в скорости без проблем позволила бы мне подхватить пацана. Теперь же, когда он поменял вектор движения на примерно перпендикулярный моему и тварей, шансов у него не оставалась ровным счетом никаких.

Те, кто ездили на джипах, знают, что у его водителя и пассажиров очень высокая посадка, сильно улучшающая обзор. Поэтому я видел, что двигающиеся казацкой лавой звери рванулись мальчишке наперерез. Со стороны кажется, что толпа действует осознано, словно по чьей-то команде. Не знаю. Толпа вообще штука плохо изученная, а уж стадо еще менее того. Инстинкты, рефлексы, что там еще? — все это по большей части слова, термины, под которыми каждый понимает то, что ему хочется.

Теперь понятно, что парень боится меня не меньше, чем этих тварей, хотя при этом пытается меня обежать по дуге и прорваться к воротам. Не хватало, чтобы он подумал, будто мы заодно. Похоже, у меня не осталось выбора. Как же мне это не нравится, кто бы знал!

Я наддал еще. Поле далеко не гоночный полигон, но в тот момент мне стало как-то наплевать на условности. Я постарался выжать из моего мустанга все, на что мы с ним были способны. При всей мягкости подвески и сиденья я почувствовал легкую перегрузку. И секунды спустя я ворвался в стадо этих… Этого… В общем, ворвался.

Я не хочу описывать кровавые ошметки, летевшие из-под колес. Ну его. Кто хочет, может представить сам. Лично мне это неприятно. Скажу только, что я двигался по дуге, как бы подгоняя мальца к воротам, которые уже закрывались за влетевшим в них обозом. Пусть кто-то считает, что работа у меня кровожадная. Пускай. А я всего лишь природу охраняю. И кровь не люблю. Ничью! Притом что я при оружии и вообще эдакий ковбой на джипе. Джипбой доморощенный.

Не буду врать, что я сорвал атаку тварей. По-моему, им смерть собратьев вообще по барабану. У них какие-то свои инстинкты, маму их нехорошо. На секунду мне вспомнился старый мультфильм про Маугли, сильно мной в детстве обожаемый. Были там такие красные собаки, которые шли на джунгли обезличенной волной. Дурные от жадности и бешенства. Тут… Не знаю, хуже или еще как. Только между мультиком и реальностью ох какая дистанция! Реалити-шоу. Самый отвратительный жанр.

Нет, атаку я не сбил. Да, видимо, и не мог. Не знаю. Просто я дал мальчишке шанс поменять направление движения. А потом, когда он оторвался, просто нагнал его, пробежав за ним всего пару десятков метров, схватил и бросил в машину. Да, чуть придушил! Так ведь чуть. Не хватало, чтобы он устроил мне разгром в салоне.

А потом я во всей этой… Во всем… Короче, въехал я в ворота на очень грязной машине. Где и как ее отмывать, я понятия не имел.

Ворота за мной захлопнулись.

Остановившись справа от тридцатьчетверки, я понял, что попал. Или попался. Пока я выгружал паренька, виски начало ломить с нечеловеческой силой. Что там накрыло Ершалаим? Тут же все накрыл страх. Или, хуже того, ужас.

Кто-то принял мальчишку из моих рук, кто точно — не помню. Мужик какой-то с бородой. Так тут все такие. Я едва не забыл кликнуть брелоком сигнализации, когда, подхватив свои манатки, бросился на стену.

Такого массового ужаса на лицах людей — всех без исключения! — я не видел никогда. Клянусь. И не хочу увидеть вновь. В моей работе есть свои издержки, но в этот раз здорово смахивает на перебор.

Подвинув плечом какого-то мужика — кажется, он даже не обратил на это внимания, — я встал у заточенного под карандаш бревна, доходившего мне до середины груди. Частокол.

Траки катились на приступ океанским приливом. Скажу правду, и пусть это развенчает какой-либо из мифов. Пусть. Мне стало нехорошо. И очень страшно. До того, что ноги ослабли и захотелось сесть. При этом ни одной мысли в голове. Виски болят. Слабость. Поскорее б все закончилось. Как угодно, но скорее.

— Факелы! — Я узнал голос Ильи. Только сорванный и хриплый. — Бросай! Разом! Все!

И они бросили. В канаву, то есть ров, заполненный дровами. Ветки, чуть не целые деревья — на вид помойка помойкой.

Твари — поле передо мной стало пестро-серым — были где-то в полукилометре. Огонь во рву тихо трепыхался, не собираясь разгораться. На мой взгляд, все это могло бы заполыхать, как, полагаю, было задумано изначально, минут через двадцать. Или больше. Что-то император и его люди не учли.

Черт, я уже видел, как некоторые особи не просто бегут, а даже выпрыгивают вверх. Нет, это что-то ненормальное. Да и что вообще тут, на территории, нормальное?

— Еще факелов, еще! Масло давай!

Я не военный. Не тактик и не стратег. Но два и два складывать умею. Защитники не успевали, факт. Что ж, будем помогать.

Я уже упоминал, что там в лесу кое-что приготовил. Когда наш комплектовщик мне это предложил, я даже не знал, стоит брать или нет. По виду напоминает баллончик с нитрокраской из тех, что используются для мелкого косметического ремонта автомобилей и, кажется, еще более широко при создании граффити на стенах. Только запорная крышка более затейливая, что и не мудрено. Если не вдаваться в технические детали, которые я и сам по большому счету не знаю, это напалм. Жуткая штука. Не люблю я такие. Поэтому взял только после уговоров. Знаете, есть такие любители уговаривать, которые все знают лучше всех. Дескать, костерок разжечь или еще что, мало ли. Ага, а после на нем картошечку испечь. С запахом нефти. Очень аппетитно. Но взял. Действительно, мало ли что.

— Мост! — где-то громко разорялся сотник. — Мост подними! Солому кидай.

Бензинчику бы сюда. Литров пятьдесят. Ей-богу, в тот момент я бы не пожалел. Только времени на это не осталось совсем. Я просто кинул баллончик туда, где огня почти не было. Так, чадило что-то ни шатко ни валко. А потом расстрелял его с двух выстрелов. Наверное, хватило б и одного, но меня уже колотило. Хотелось стрелять и вообще хоть что-то делать.

Это, конечно, не ядерный гриб. Не тот масштаб. Но ухнуло прилично, огненный столб вылетел метров на двадцать. Запоздало крикнув: «Берегись!», я перезарядил пистолет и принялся шпарить зажигательными.

Трудно сказать, дало ли это результат. Должно быть да, но не утверждаю. Потому что полыхало и так, причем часть жидкости попала на частокол.

Первая волна накатила, и сквозь огонь я видел, что передовые траки пытаются остановиться, но на них напирали сзади. Думаю, все же на самом деле пострадали из них немногие. Они начали обтекать нас с обеих сторон, как вода камень. При этом все поле было в них. Все! Не знаю, может, сотни тысяч. Возможно, больше. Отдельные особи умудрялись проскочить по не успевшим заняться веткам и стволам, и я стрелял по ним. С нашей стороны летели стрелы и камни. Кто-то что-то кричал. Я даже не заметил, как у меня отпустило виски. Потом я очутился на противоположной стене, как — почти не помню. Кто-то меня позвал и я побежал. Дым, смрад, крики, огонь, я стреляю так, будто задался целью уничтожить весь свой боезапас. Словом, мрак. Дважды что-то гулко бухнуло. Думаю, та самая пушка имени Самоделкина.

Из-за дикой головной боли я вообще мало что соображал, действуя на автомате. Меня хватают, толкают, говорят: «Туда!», я бегу куда сказано. Вижу траков — стреляю. Когда не вижу, высматриваю. Да еще этот дым, от которого слезятся глаза.

В себя я стал приходить, когда кто-то крикнул: «Ушли!» Неподалеку раздавался истеричный женский смех. Я сел, где стоял, и зачем-то подул в ствол пистолета. Он был горячий, и из него несло сгоревшим порохом. Как ни странно, виски отпустило. Кто-то сзади хлопнул меня по плечу. Я только кивнул, изображая «пожалуйста». Говорить не было сил. Хотел перезарядить пистолет, так все обоймы оказались пусты. Отстрелялся досуха. Спустившись вниз, пошел к машине. Ну не люблю я, когда на задании остаюсь безоружным. В данном случае не совсем, но тем не менее я шел, чтобы пополнить мой боекомплект, при этом почему-то держал оружие в руке.

Улочка, на которой я оказался, была незнакомой. Ориентироваться же здесь ну совершенно не по чему. Нет какой-либо доминанты вроде высокого здания — церкви или хотя бы колокольни, что ли. Заборы, дома, деревья и дым над головой, кажущийся особенно плотным потому, что солнце зашло за облака. Словом, я шел примерно туда, где, по моим представлениям, должен находиться мой мустанг, оставшийся без хозяина. Я шел и смотрел на детей, сидевших на мешках и корзинах, поднятых на высокие платформы. Некоторые плакали. Другие пялились и показывали на меня пальцем. Двое молодых парней, лет по шестнадцать-семнадцать, тащили что-то, завернутое в тряпку. Увидев меня, они быстро свернули в проулок. Глядя на их поспешность, я испытал острое чувство близких неприятностей. И ускорил шаг.

Джип явно пытались вскрыть и даже разбить стекло, о чем свидетельствовали деревянные щепки на земле около, на капоте и — мелкие — на стекле, сохранившем широкие мазки в тех местах, где наносились удары. А вот верхний багажник наши техники не догадались сделать более неприступным. Скорее всего, его вскрыли при помощи обычного топора. Причем действовали грубо, возможно, в спешке. Вскрывали его как консервную банку. И вычистили полностью. Кроме собственно самолета я лишился еще кое-чего вроде сложенной антенны дальней связи — не ее ли тащили те парни? Ну и еще по мелочам.

Я молча открыл задний багажник и не торопясь восстановил боевой потенциал единицы, называемой «Я». Во мне кипела лютая злость и еще обида. Я же, можно сказать, спас вас всех, а вы так со мной! Ну сами напросились. Теперь не обижайтесь. Вот теперь не обижайтесь! Ворье. Жлобы. Неужели они не понимают ничего? Или им совсем мозги отшибло? Есть же, на самом деле, какие-то нормы. Ну там, гость и все такое. Они же все видели, что я дрался. Не за себя — за них. Ребенка их спасал опять же. Урода этого, Профа, катал. Предупредил, в конце концов, о неожиданно быстро приблизившихся траках.

Сбросив пустые обоймы в багажник — потом разберусь, — захлопнул его и быстро отсоединил верхний, для чего и нужен-то всего шестигранный ключ-пятерка. Люди собирались в группы и смотрели издали за тем, что я делаю. Ну-ну, смотрите. Швырнув пустую оболочку под гусеницы тридцатьчетверки, я сел за руль. Самолета жалко. Можно было бы, наверное, попытаться его отыскать, но на черта он мне теперь? Для этого же придется к императору — я усмехнулся — идти с поклоном. Дескать, поможи, батюшка сирому да убогому, челом те бью. Ага! Щ-щас!

Я уже завел двигатель, полный решимости покинуть эту гостеприимную империю, когда вспомнил про еще одну функцию разведчика. Как будто кто-то прямо под локоть толкнул.

В силу некоторых обстоятельств наши техники выбрали военную, а не исследовательскую модель. Военные же все стараются сделать двойного, если не тройного назначения. Автомат у них не только стреляет, но еще и колет противника, бьет прикладом и режет колючую проволоку. Танк не только ездит и стреляет, но и под водой передвигается, а то и плавает. Привычка у вояк такая, из всего выжимать по максимуму.

Я включил аппаратуру и буквально сразу получил картинку, поступающую с разведчика. Чуть подстроил оптику — ба! Знакомая комната. Оружейная палата. Ах ты ж Саня! Ах ты ж сукин сын! Не допер ты. Не дотумкал. А ведь мог бы, я же тебе показывал что к чему. Или это Илье? Неважно.

Так вот, еще одной функцией разведчика является самоуничтожение с ограниченным радиусом поражения. То есть в нем не имеется дополнительных поражающих элементов в виде штатных осколков. Просто небольшой пластитовый заряд с радиодетонатором. Это я еще в училище учил. Надо же, не забыл. Сейчас проверим. Экран показал, что функция самоуничтожения может быть активирована.

Тут я заметил, что ко мне спешит сотник. Грязный, лицо в черной гари, только белки глаз блестят. Я приспустил боковое стекло.

— Император зовет, — выпалил он. — Пойдем.

— Некогда мне.

— Ну что ты, Попов? Куда собрался? Ты ж так нам помог. Мы хотели тебя поблагодарить, ну?

Я выразительно посмотрел на валяющийся багажник, из которого торчали остатки катапульты. Поблагодарили уже, благодарствуйте.

— Лично найду гадов! — яростно пообещал он.

— Скажи, чтобы ворота открыли.

Пару секунд мы в упор рассматривали друг друга. Боевые товарищи, блин. Не знаю, мне-то самому не видно, но, полагаю, что-то он в моих глазах прочел. Или угадал.

— Как скажешь, — пробормотал Илья и пошел к воротам.

Я медленно развернул машину, хотя во мне кипело жгучее желание сделать это лихо, с пылью из-под колес, и наплевать, если я кого задавлю. Но я сдерживался, отчего моя злость только усиливалась. Или мне так только казалось и хотелось? Не знаю. Но и к воротам я подъехал медленно. В них, распахнутые на моих глазах, ворвался рваный дымный вихрь. Я поднял стекло. Мне показалось, что на лице Ильи-сотника промелькнуло торжествующее выражение. Наверное, все же показалось. Я медленно въехал в раствор ворот. И ударил по тормозам.

Моста через ров не было.

Ах ты ж гад поганый! Ну теперь не обессудь! Сам напросился. Я-то уж было хотел простить обиду. Что с вас, убогих, взять? Живите, как умеете. Видно, не поняли меня тут. Сейчас объясню. Подробно.

Я медленно сдал назад, въехав под самую пушку танка. Они все еще ничего не поняли. Сейчас объясню. Потянул ручник на себя и нажал педаль тормоза, после чего дал газку. Первая скорость, вторая — двигатель утробно заревел. Я чуть прибавил оборотов и резко, одновременно убрал оба тормоза. И теперь втопил педаль газа в самый пол. Сердце моего мустанга хищно взревело, и он рванул с места, отбрасывая за себя землю и мелкие камни. Третья скорость — тахометр зашкалило.

Сколько в том рве? Метра четыре? Пять? Будь у меня разбег побольше, я бы даже не беспокоился. А так…

Машина у меня изрядно перегружена, и весь груз, естественно, сзади. Во время полета я почувствовал, как меня начинает понемногу заваливать на спину. Ну?

Я приземлился на задние колеса, но инерция не дала мне опрокинуться. Убедившись, что я по ту сторону, сделал резкий разворот с одновременным торможением, отчего чуть не оказался во рву, где все еще горело. Зато мне стали хорошо видны распахнутые ворота, в которых стоял Илья и еще кто-то. Некоторое время мы смотрели друг на друга. Ну что? А потом я дал команду на самоликвидацию самолета-разведчика.

Дымный завиток, словно выдох курильщика, дернулся в мою сторону. Одновременно с ним до меня донесся звук взрыва. Не скажу, чтобы очень уж сильного.

Будем считать, квиты. Надо думать, Коммунист не замедлит воспользоваться ситуацией. Ну да это уже ваши дела. Внутренние.

Я сдал назад и поехал в обход частокола. Не без злорадства я увидел, что в том месте, где на него попал напалм, все еще горит огонь. Ну эту штуку просто так не потушить. От воды эта дрянь только разгорается. Были бы вы людьми, я б подсказал. А так разбирайтесь сами.

Ров все еще горел. Полагаю, пока его никто не станет тушить. Да и, возможно, особо нечем. За все время я видел тут всего два колодца, и у них стояли люди. Пусть не толпа, но по два или три человека точно. Для колодцев это много.

Из-за частокола что-то кричали, возможно, даже мне, но я даже не посмотрел в ту сторону. Все, мы уже попрощались. В каком-то смысле, ясное дело, жаль. Это если объективно и исходя из сути моего задания. По-человечески я все еще был зол. Очень зол. Ведь я же был готов выстрелами вынести их хлипкие ворота! И вынес бы.

Куда теперь? Особенно учитывая, что вскоре надо будет думать о ночлеге. А еще не худо бы умыться, а лучше вымыться целиком. Я прямо чувствовал запах гари, исходящий от меня, хотя даже окно открыл. Но сначала нужно убраться долой с глаз подданных императора Сани. И я поехал на запад. Вслед за траками.