"Лорд Очарование" - читать интересную книгу автора (Робинсон Сьюзен)

Глава 10

Проблема с беседой наедине заключалась в том, что в имении было довольно мало уединенных мест. Как только Тристан покинул зал, а Сент-Джон направился следом за ним, они встретили Твисл, которая направлялась в бювет, два мальчика следом за ней несли вертел. Он поднялся по лестнице в башню, где находилась его спальня и встретил там трех служанок, спускавших вниз узел грязного постельного белья, а еще две обогнали его по пути наверх со свежими простынями. Он подошел к двери, прогнал служанок и распахнул дверь для гостя.

Он только глянул на мальчика с метлой, появившегося на лестничной площадке, и тот стремглав бросился вниз. Захлопнув дверь и поглядев на нее мгновение, он повернулся к Сент-Джону, который изучал его особенно внимательно. Он испытал покалывание в позвоночнике, звучавшее как предупреждение, словно они снова оказались на стене с бойницами и вели поединок взглядов.

— Что Вы мне хотели сообщить такого, что можно сказать только с глазу на глаз?

— Вы так спешите, — Сент-Джон отвернулся, прошел к оконному проему, и прислонился к нему бедром. — Согласен. У нас не так уж много времени прежде, чем Ваша безумная госпожа выдумает предлог для того, чтобы вмешаться.

Тристан все никак не мог избавиться от этого покалывания.

Само присутствие этого человека вызывало в нем желание зарычать и показать клыки. Он ждал, а Сент-Джон продолжал смотреть на него неподвижным взглядом змеи. Затем, внезапно он рассмеялся.

— Sacré Dieu, mon ami.[39] Вы можете прекратить этот фарс. Я понятия не имею, зачем он вам теперь, когда я Вас нашел. Вообще-то я не понимаю, зачем скрывать кто Вы такой.

Тристан нахмурился:

— Вы — француз. Зачем Вы сюда явились, прикидываясь англичанином?

Сент-Джон вздохнул и пожал плечами.

— А почему вы считает, что из нас двоих француз именно я? Разве я не говорю на языке, который Вам очень близко знаком? — Он замолчал, а после расхохотался. — Прекратите, Вы себя выдали, поэтому можете прекратить эту глупую игру.

— Я не играю и не люблю, когда мне лгут, особенно французы, — Тристан повернулся и пошел к двери.

— Arrêtez.[40]

Тристан осознал, что подчинился приказу. Он повернулся к Сент-Джону лицом.

— Si je parle français, tu paries français. Oui?[41]

Его сознание наполнилось французским языком, а с ним появилось воспоминание, краткое видение этого человека, стоящего в тени разрушенного аббатства, а другой мужчина был распростерт у его ног, мужчина с золотыми волосами.

Infortuné, mon fils.[42] Твой шустрый ум вынес тебе смертный приговор.

Тристан приложил руки к голове, нахмурился, услышав собственный голос.

— Arrêtez. Je ne le comprends pas. Je vous implore.[43] Хватит.

Он вздрогнул от звука голоса Сент-Джона, так как тот тихонько отошел от окна и стоял теперь слишком близко.

— Non, mon ami.[44] Это Вы должны перестать, так как Вы понимаете, что происходит. Должен ли я предоставить доказательства?

Сент-Джон наклонился еще ближе, так близко, что Тристан отбросил свой плащ и положил руку на рукоятку шпаги. Увидев это, Сент-Джон остановился, и заговорил мягким голосом.

— Если Ваша потеря памяти не трюк, тогда Вам будет все равно, если я скажу, что Дери мертв.

Тристан нахмурился, но не нашел в себе и намек на это новое имя. Невозмутимым взглядом он с вызовом посмотрел Сент-Джону в глаза. Они молчали до тех пор, пока его противник ни отвел глаза, оперся, о стену подле Тристана, и вновь не расхохотался.

— Dieu,[45] вероятно, я Вам все-таки поверю. Или Вы такой же искусный лгун, как и я?

Тристан смотрел на него. — Вы меня знаете.

— Слишком хорошо. Вы — мое проклятие.

Он не думал, а только действовал. Схватив мужчину за воротник его камзола, он рывком заставил его выпрямиться.

— Ответьте мне, кто я такой.

Это было похоже на попытку поймать молнию. Сент-Джон изогнулся, словно хлыст и рывком освободился. В мгновение ока оба обнажили шпаги. Тристан направил на него свой клинок.

— Будьте Вы прокляты. Вы знаете, кто я такой.

Его противник отступил на несколько шагов, поклонился и ухмыльнулся. — Воистину, друг мой. И поэтому Вы не станете рисковать тем, что можете меня убить и никогда не узнать, кто Вы.

Тристан медленно опустил оружие, потом одним движением вложил его в ножны, одновременно с Сент-Джоном.

— Вы не друг, — заметил он, — иначе сказали бы мне сразу. Значит Вы — мой враг. Что Вы там говорили, что я — Ваше проклятие?

— Я устал от этой игры.

— Тогда скажите мне, кто я такой.

— Вы, в самом деле, просто удивительно упрямы, — ответил Сент-Джон. — Но я никогда не поверю в сказку о полной потере памяти, так что Вы можете прекратить этот глупый фарс.

Тристан заколебался.

— Вы считаете меня угрозой. Почему? Почему Вы так волнуетесь на мой счет? Что мы такого сделали друг другу? И зачем английскому дворянину прятаться на таком уединенном острове, так далеко от дома и Двора? Я начинаю склоняться к мысли, что именно Вы притворяетесь.

Сент-Джон мгновенно вытащил свою шпагу и бросился на Тристана. Тристан легко отскочил назад и выхватил свое оружие прежде, чем его противник смог совершить нападение. Они стали кружить друг напротив друга. Клинки подрагивали, а Сент-Джон снова попытался напасть, но без особого успеха. Тристан парировал, шпаги столкнулись, и он отбросил Сент-Джона от себя. Тот наткнулся на стол, выругался и снова кинулся к Тристану, чуть не напоровшись на свежезаточенный клинок. Тристан спокойно улыбнулся, когда мужчина увернулся в самый последний момент, а глаза его все еще смотрели на клинок.

Покраснев, Сент-Джон заговорил:

— Достаточно игр. Вы кому-нибудь говорили об этом острове или обо мне?

Тристан ухмыльнулся, приглашающе помахав клинком.

— А с чего мне вам это говорить? Пошли Вы к черту. Вы начали эту небольшую стычку. Так позвольте мне закончить ее для вас.

Сент-Джон отошел подальше и опустил шпагу.

— За эти месяцы я многое про Вас узнал. Вы упрямы и цепки. Словно прилипала, Вы следовали за мной из Шотландии в Англию, а затем по морю, а теперь Вы здесь. Я считал, что Вы утонули, но вместо этого Вы снова появились, как потерянная любовь. Вероятно, я Вас недооценил. Вы знаете больше, чем я полагал?

Тристан все так же пристально смотрел на него, но опустил меч в ответ на действие своего противника.

— Мне кажется, у нас найдется много тем для разговоров — если то, что мы делали можно назвать беседой — но я предпочитаю делать это на открытом пространстве там, где никто не пострадает при этом. Мы можем перенести нашу беседу с глазу на глаз куда-то в другое место?

Сент-Джон раздумывал мгновение, потом кивнул и убрал оружие. Так как этот человек предпочел соблюдать дистанцию, то Тристан повел его из комнаты. Он прислушивался, пытаясь уловить это предательское шипение, которое выдает выхватывание оружия, как вдруг увидел как Пэн, Дибблер и Видл поднимаются по лестнице к площадке. Он услышал шипение и бросился к Пэн, пытаясь добраться до нее и отодвинуть в сторону, но было слишком поздно. Она увидела Сент-Джона и шпагу.

— Дибблер!

Дибблер пронесся мимо них, держа пику, и попытался ударить ею Сент-Джона, но промахнулся и попал в клинок.

Когда шпага упала Тристан кинулся вперед, схватил шпагу и нацелил ее на врага.

Казалось, что Пэн привела с собой всех обитателей замка. Сниггс и Дибблер пронзали пиками воздух и поздравляли друг друга с отвагой. Эрбут глупо таращился на Тристана и Сент-Джона, в то время как Пэн, девчонка Видл и Турнеп забрасывали его вопросами.

— Я знала, что что-то не так, когда Пондер удрал отсюда, будто ожидая скорого возгорания в зале, — заметила Пэн.

Все говорили одновременно. Тристан проревел, чтобы все замолчали, а потом повернулся к Пэн.

— Иисус, женщина, у тебя что, мозгов нет? Мне не нужно было твое вмешательство, а тебя могли ранить. — Он покачал головой, когда он попыталась ответить. — О, только не говори про добрые намерения. Ты хотя бы послушала у двери?

— Нет, я всех собрала, чтобы защитить тебя, и мы только сейчас шли наверх.

Тристан осторожно глянул на Сент-Джона, так как тот был слишком тих и спокоен.

— Твой гость играет со мной в игры. Так что начинаю думать, что он не сказал нам всей правды. Я не думаю, что он тот, за кого себя выдает.

— Наконец-то! — воскликнул Сент-Джон. — Наконец, Вы сказали хоть какие-то правдивые слова. В самом деле, я не тот, за кого себя выдаю, но много больше. Смотрите.

Он вынул из пояса сложенные листы и протянул их Пэн. И ожидая, пока она их прочтет, смотрел на Тристана, удовлетворенно улыбаясь. Пэн оторвала взгляд от бумаг.

Тристан испытал дурное предчувствие, когда заметил ее ошеломленный взгляд. Ее хрупкое тело задрожало, и он увидел, что цвет ее лица из пунцового стал розоватым. Румянец на щеках тоже исчез, как будто ее вдруг занесло в сугроб, и она замерзла.

— Пэн?

Она покачала головой, и бумаги разлетелись у нее из рук. Но он поймал документ и прочел его. Это был полномочный документ, согласно которому лорда Моргана Сент-Джона обязали найти и поймать французского священника по имени Жан-Поль, священника, чье описание в точности соответствовало его внешности, вплоть до небольшого шрама на внутренней стороне бедра у самого паха.

Тристан вдруг оказался словно в вязком тумане. Он сжал челюсти и попытался подумать. Священник? Он — священник? Он не ощущал себя священником, но большую часть времени он вообще себя никем не ощущал. И как ему было поверить Сент-Джону, который явно его ненавидел и желал ему зла?

Его замешательство было настолько сильным, что Тристан почти не заметил, как умолкла групп на лестничной площадке. Затем дрожащий голос Пэн отвлек его от дум.

— Нет, — сказала она, обращаясь к Сент-Джону. — Вы ошибаетесь. Я знаю Тристана. И он не может быть тем, про кого говорится в этих бумагах. Он не может быть убийцей и шпионом. Подобное просто противно его натуре.

Тристан улыбнулся ей, несмотря на собственное замешательство, но она на него не смотрела. Она смотрела на его врага, который снова заговорил с нежным сожалением.

— Простите меня, но Вы не единственная женщина, ставшая жертвой этого человека. Позвольте мне чистосердечно заметить, что Вы также еще и свидетельница. Вспомните шрам.

— Достаточно, — Тристан встал между ними и посмотрел на Пэн. — Пэн, ты права. Здесь что-то не так. Я — я не мог совершить того, о чем написано в этих бумагах.

— О, Господи, — простонала Пэн. Она прижала руки к вискам и поморщилась, словно от боли, глядя на бумаги в его руках. — Нет, нет, нет.

Он попытался подойти к ней, но она кинулась прочь от него, снова застонав, и посмотрела на него с растущей неуверенностью и замешательством.

— Этого не может быть, — пробормотала она, — О, Господи, пожалуйста, этого не может быть. Но шрам. Этот шрам.

Борясь с собственной неуверенностью и подозрением, Тристан предположил обратное.

— Минутку. А что, если это хитрость? Что если эти бумаги — фальшивка? — Он повернулся к своему врагу. — Возможно, у него тоже есть шрам.

Пэн опустила руки и перевела взгляд с Тристана на незнакомца. Подумав несколько минут, она сглотнула и заговорила.

— Дибблер, проводи этого человека в спальню и поищи шрам.

Тристан потянулся к нему с оружием, но его противник уже шел в указанном направлении. Дибблер пошел за ним, вскоре они оба возвратились.

— Ну? — прошептала Пэн.

Дибблер покачал головой и пристально посмотрел на Тристана.

Пэн прикусила зубами нижнюю губу, не замечая, что там появилась кровь.

— Не имеет значения, — заявил ей Тристан, помахав бумагами в своей руке. — Ему только и нужно, что посеять сомнение между нами с помощью этих грязных бумаг. Пэн, ты понятия не имеешь, что он мне сказал, когда мы были одни. Ты должна верить мне. Конечно, ты не можешь посчитать меня таким чудовищем. Господи, ты должна в меня поверить.

Она его даже не слушала. Когда он замолчал, казалось, что Пэн поборола удивление. Ее лицо скривилось в гримасе боли, и она испустила вопль агонии. Кинувшись к нему, она отобрала у него бумаги и закричала на него.

— Да будет проклята твоя душа!

— Пэн, здесь какая-то хитрость.

Ее трясло. Он попытался подойти к ней, но она отступила назад. По ее знаку Дибблер, Сниггс, Турнеп и остальные ринулись между ним и своей госпожой.

Вдруг он оказался окружен ржавыми пиками и яростными взглядами. Он было подумал столкнуть их всех вместе вниз по лестнице, продуваемой насквозь, но в результате этой драки, могла пострадать Пэн.

Борясь со своим замешательством, отчаянно желая, чтобы Пэн ему поверила, он решил на сей раз потерпеть. С Дибблером и остальными он мог бы разобраться позже. Пэн была слишком расстроена, чтобы мыслить здраво. Она все еще смотрела на него, дрожа и ошеломленно качая головой.

Пока Тристан раздумывал, как облегчить ее боль, Сент-Джон подошел к ней и забрал бумаги. Он обратил внимание слушателей на печать.

— Содержит печать секретаря королевы. Сам Уильям Сесил поручил мне это задание. Я гнался за этим человеком по морю, когда разразился шторм, но, наконец, я его нашел. Этот человек — священник, шпион королевы Шотландии и ее дяди — кардинала Лотарингского. Он разработал бесчисленное число заговоров против нашей добро королевы Елизаветы и его необходимо остановить.

— Нет, — запротестовал Тристан. — Но это слово было произнесено тихо, так как Сент-Джон говорил так уверенно, а он в ответ мог только предоставить свой собственный ужас при мысли, что он заслужил подобные обвинения.

Он попытался подойти к Пэн, но кончик пики остановил его.

— Не верь ему, Пэн. Я ему не верю.

Пэн покачал головой, а слезы текли по ее лицу.

— Так ты лгал все это время? Ты что, боялся, что если я узнаю, кто ты и отдам тебя министрам ее величества? — Она сжала голову руками, словно испытывая боль. — О, Господи, ты все это время притворялся, чтобы спасти себя. Ожидал ли ты лодку с припасами, чтобы убежать?

— Иисус, послушай, что ты говоришь. Ты действительно веришь, что я мог состряпать столько лжи? Как я мог с тобой так поступить?

Пэн указала на полномочный документ в руках Сент-Джона. — Это твое описание, вплоть до самой интимной детали. Никто случайно не смог бы быть настолько похожим на столь подробный портрет.

— Я не знаю, как это произошло, но разве ты не видишь, что я совсем не такой человек? — Он почувствовал, что теряет терпение. — Я не могу быть шпионом и ради Бога, я совсем не чувствую себя священником. Ты-то должна это знать, после того, как соблазняла меня в своей постели последние… — Он запнулся, когда Пэн задохнулась, а потом всхлипнула.

— Божье дыхание, Пэн, я не это имел в виду.

Пэн отвернулась от него и уставилась на стену.

— Уберите его от меня.

— Я им займусь, — заявил Сент-Джон.

Тристан рявкнул на него:

— Нет, если хотите жить.

Дибблер вытянулся и оперся пикой о пол.

— Здесь и сейчас, ублюдок — наш пленник.

— Полномочный документ дает мне право на него, — ответил Сент-Джон.

Пэн резко развернулась.

— Нет, я хочу его.

Тристан испытал облегчение, которое тут же схлынуло.

— Я хочу его, — продолжила Пэн. — И когда придет лодка с припасами, я отвезу его в Англию сама и передам министру ее Величества.

— Ты не можешь этого сделать, — возразил Тристан, пытаясь сдержаться.

Она посмотрела на него невидящим взглядом.

— Я хочу увидеть его в цепях.

— Отдайте его мне, — заявил Сент-Джон, — и ваше желание тут же исполнится.

— Сниггс, Турнеп, Видл — проводите лорда Моргана из Хайклиффа и поднимите за ним подъемный мост.

Сниггс и его компания окружили своего подопечного. Сент-Джон выругался и попытался оттолкнуть пику Сниггса, но Сниггс увернулся от удара и приставил кончик своего оружия к камзолу своего пленника.

Сент-Джон схватился за древко пики.

— Подождите, — сказал ему Тристан. — Если Вам удастся пробиться сквозь них, Вам еще придется иметь дело со мной.

Сент-Джон выкрикнул проклятие и отнял руки от основания пики и повернулся спиной к Тристану и Пэн. Тристан смотрел, как тот уходит, затем снова взглянул на Пэн. Она на него не смотрела.

— Дибблер, сейчас, — сказала Пэн.

Дибблер прыгнул перед Тристаном и ударил основание пики его по запястью. Его рука онемела, и он уронил шпагу Сент-Джона. Боль охватила его руку, а в это время Эрбут подскочил и освободил его от шпаги в ножнах. Держа свое запястье, Тристан мог только стиснуть зубы и бороться с болью, пока другие слуги Пэн окружили его. Один из них ударил его ржавой алебардой. С ревом он развернулся и попытался достать виновного, но они все находились вне его досягаемости.

— Пэнелопа Грейс Фэйрфакс, ты сейчас же отзовешь этих вооруженных грызунов!

Пэн повернулась лицом к стене и прорыдала:

— Дибблер, пожалуйста, уходи сейчас же. Уходи.

Дибблер кольнул Тристана в спину наконечником пики.

— Посмотрите, что Вы наделали. Вы разбили ей сердце. Оставьте ее в покое, Вы, распутник, священник, папист, а к тому же обманщик. Меня от Вас тошнит.

Тристан, видя их численное превосходство, понял, что ему не уйти без борьбы, в которой один из невольных защитников Пэн промахнется, и, вероятно, протаранит ее вместо него. Не желая рисковать, он на мгновение прекратил сопротивление и позволил Дибблеру протащить себя вниз по лестнице через зал, и еще один пролет вниз, который вел от бювета глубоко под имение. Оказавшись в темноте, его затолкали в комнату, освещенную только одной лампой.

Кто-то с трудом распахнул дверь, оснащенную тяжелыми заклепками и гвоздями. Дибблер подтолкнул его, и он ступил в темноту. Дверь захлопнулась. Засов опустился. И он оказался запертым в камере без света.

Эта темнота в точности повторяла темноту его памяти. Внезапно, ему снова пришлось бороться с ужасом. Он подавил гневом свою тревогу.

Пэн следовало доверять ему, а не верить лжи какого-то незнакомца. Это все ложь. Должно быть ложью. И из-за этого Пэн его покинула.

Каким-то образом ощущение брошенности принесло с собой кошмарные чувства — чувства настолько страшные, что он почти возненавидел ее, за то, что она их вызвала. У Тристана аж дух захватило при этом наплыве, а затем он ударил кулаком в каменную стену, чтобы выбросить эти мысли из своей головы. Он лучше подумает о Сент-Джоне.

Иисусе, вот загадка. Из всего, что только что приключилось, он был совершенно уверен в одном: Сент-Джон не поведал всей правды. Если бы он был просто королевским агентом, зачем тогда эта странная беседа наедине? Нет, Сент-Джон ненавидел его по своим серьезным и глубоко личным причинам, а не только по политическим мотивам. Почему? Сомнение вновь охватило его, пока он рыскал в памяти в поисках ответа. Священник ли он?

«Милосердный боже, нет», — пробормотал он про себя.

Внезапно окошко в двери его камеры открылось, и показалось залитое слезами, бледное личико Пэн.

— Зачем ты притворялся, что любишь меня?

Он был все еще во власти размышлений о собственной проблеме, у него просто не оставалось терпения для ее сомнений.

— Божья кровь, я не притворялся.

Он заметил, что слезы вновь показались в уголках ее глаз. — Не надо, Гратиана. Не надо. Я бы никогда не причинил тебе боль. Не верь ему. Поверь мне. Я не могу быть тем человеком, который способен так тебя предать. Священник, клянусь распятием. Нарушить свои клятвы. Ты не можешь, разумеется, считать меня способным на такое.

— Хотела бы я тебе верить, — заговорила Пэн. — Но ты оказался совсем не таким, Тристан, и я думаю, ты разбил мне сердце. — Он услышал смирение в ее голосе.

— Сент-Джон лжет, а не я. Ты же знаешь меня. Как ты можешь не знать, когда я был внутри тебя? Излился в твое тело, полностью отдался тебе. У тебя не должно быть сомнений по поводу моей чести и того, что я чувствую.

— Я хотела бы верить тебе. Я бы так этого хотела. И я бы поверила, если бы не шрам. И не говори мне, что Сент-Джон и есть священник. — Она наклонилась поближе к нему, ее глаза горели, а голос зазвенел в пустой комнате. — У него нет шрама, а у тебя есть. Ты что, считаешь, что я не хотела бы тебе поверить? Я попыталась доказать, что этот человек лжет, но мне это не удалось. Эти бумаги подлинны. Я могу узнать внешний вид королевской печати, когда вижу ее.

Тристан покачал головой:

— Я не знаю правды, но я чувствую, кто я и знаю, что Сент-Джон знает больше, чем говорит. Разве ты этого не заметила? Здесь, вероятно, какая-то путаница.

— Да, — сказала Пэн. — У меня в голове.

Он ударил кулаком в дверь.

— Я тебе полностью отдался, но ты решила поверить ему, а не мне.

Пэн дрожащими руками вытерла слезу со своей щеки.

— Я и не думала, что ты поймешь, — заявила она.

— Я действительно не понимаю.

— Возможно, временами я не следую правилам.

— Временами? Большую часть времени.

— Я храбрее и крепче, чем ты думаешь. И я знаю, что происходит в мире. Я знаю, что папистская Франция является врагом Англии и королевы. И ни один французский шпион не сможет использовать меня и мой остров для коварных махинаций против ее Величества.

Тристан вцепился в дверь, которая их разделяла.

— Почему ты не можешь мне поверить?

— Я уже давно научилась смотреть горькой правде в глаза. Я смогу пережить твое предательство и твою ложь, Тристан, и я выполню свой долг добропорядочной англичанки. Без сомнения, ее Величество прикажет своим министрам допросить тебя. Я понимаю, что это значит, и я просто не могу вынести даже одной мысли об этом.

— Тогда выпусти меня из этой камеры.

— Ты считаешь меня дурой, безумной, болтливой дурой. Ты использовал мое сострадание против меня, но больше этого не будет. Ты больше не увидишь мою радость. Я откажусь от доброты, веселья и любви. И прежде чем я закончу, ты проклянешь тот день, когда решил одурачить меня.