"Длинная Серебряная Ложка" - читать интересную книгу автораГЛАВА 5На рассвете Уолтер спустился в кухню, где Эвике сидела у едва теплившегося очага, накручивая волосы на папильотки. При виде гостя она встрепенулась и протянула ему корзину, а так же список продуктов, в котором значилось следующее: Последний пункт на некоторое время ввел юношу в ступор. Вот ведь как тщательно упыри готовятся к Балу! — А деньги? — спросил англичанин. — С деньгами любой дурак купит, — хитро подмигнула горничная, но прочитав ужас в его глазах, добавила. — Попросите в долг. Уолтер облегченно вздохнул. Начинать день с воровства как-то не хотелось. — Сударь! — окликнула его Эвике уже с крыльца, — Возьмите, а то замерзнете чего доброго. Вернее, чего И протянула ему черный, слегка побитый молью бархатный плащ. — С графского плеча, — улыбнулась девушка. — А хозяин не рассердится, что ты раздаешь его добро? — Что вы! Он и сам вышел бы с вами попрощаться, но уже почивает. Изготовление гробов очень утомительно. И фроляйн Гизела тоже спит. Кстати, она передавала вам привет. Англичанин почувствовал, что заливается краской. Он взял плащ из рук Эвике и ненароком коснулся ее кожи, загрубевшей от работы, зато теплой. Интересно, какова кожа Гизелы на ощупь? Наверное, гладкая и ледяная, как у статуи в зимнем парке. Замотавшись в вампирский плащ, Уолтер покинул замок и отправился в деревню. Волки, которые всю ночь услаждали его слух сладостными трелями, уже отправились на боковую, так что юноша чувствовал себя в относительной безопасности (насколько это вообще возможно, имея за спиной замок кровавого маниака). Ранним утром лес был не так страшен, как ночью, и уже не казался сплошной непроглядной массой, густой, полной пугающих звуков, словно квинтэссенция всех кошмаров. Горный воздух не успел нагреться и как следует пропитаться запахом хвои, но уже кружил голову подобно разбавленному вину. Дорогу впереди заволокло дымкой, которая понемногу начинала рассеиваться. Серые, поросшие мхом скалы взмывали ввысь, и деревья, воодушевленные их примером, тоже тянулись изо всех сил, ловя лучи восходящего солнца. Уолтер походя сколупнул со ствола комок смолы и лизнул ее, чувствуя как на кончике языка вспыхивает вкус детства. Не того детства, которое он провел в закрытой школе, а идеального детства, с приключениями, разбитыми коленями и игрой в индейцев. Он сунул смолу в рот и старательно ее разжевал. Дорогу со всех сторон обступали заросли папоротников. Ярко-зеленые и узорчатые, они колыхались, как хвосты диковинных птиц, а рядом пестрели цветы — и колокольчики, и пушистая желтая горечавка, и водосбор, похожий на падающую комету. На листьях растений еще сверкали капли росы, словно сама природа разбросала по траве осколки зеркал в насмешку над обитателями замка. Вскоре юноша разглядел и деревню, казавшуюся игрушечной с такого расстояния. Виднелись беленые известью дома, кое-где крытые черепицей, но все больше соломой. В тех домах, где проживали самые трудолюбивые жены или самые голодные мужья, из труб вовсю валил дым. За околицей начинались поля, издали напоминавшие штопаное одеяло, а поодаль махала крыльями ветряная мельница, силясь оторваться от бренной земли. Уолтер не мог пропустить и сельскую церковь, с зеленой крышей и невысокой колокольней со шпилем. Нужно обязательно заскочить туда за святой водой, решил англичанин. Как бы он сам ни относился к католической вере, но вампиры ее уважали. Через час он спустился в деревню, где утренняя суматоха уже успела поутихнуть, мужчины отправились кто на поле, кто в колбасный цех, женщины хлопотали по хозяйству. Уолтер прогулялся по улице, разглядывая аккуратные домики, окруженные невысокими каменными заборами или плетнем, увитым вьюнком. На изгородь то и дело вспрыгивали куры — интересно, они вообще несутся, учитывая что им приходится ежедневно созерцать замок? — а собаки встречали чужака меланхоличным лаем. Подсолнухи склоняли перед ним тяжелые головы. Сливы, которые росли возле каждого дома, похвалялись темно-сизыми плодами, так и подначивая нарушить восьмую заповедь. Стены домов были украшены сушеными тыквами-горлянками и связками пылающей паприки, любимой приправы в здешних краях. Бытовало мнение, что именно острая пища служит причиной кошмаров, но — как англичанин уже успел убедиться! — вампиры и специи относились к раздельным сферам, никак друг с другом не соприкасавшимся. Было между ними лишь одно сходство — и то, и другое вполне реально. Сначала Уолтер направился к колодцу, где собирались местные Ревекки. Колодец в деревне — это место общественного значения, эквивалент светского салона. Где еще узнать свежие сплетни, как ни здесь? Увы, языковой барьер вырос перед Уолтером неприступной стеной. На местном диалекте он мог оперировать лишь такими базовыми терминами как «вурдалаки», «яремная вена,» «кровь,» «чеснок», и «без паприки, пожалуйста.» Словарного запаса не хватало, чтобы расспросить о местонахождении пропавшей девицы (хотя как знать, как знать!) Кроме того, стоило этнографу появиться на горизонте, как селянки разразились устным народным творчеством. В итоге Уолтер стал духовно богаче на несколько песен, но ничего нового про Берту Штайнберг так и не узнал. Следующей остановкой стал трактир «Свинья и Бисер.» В столько раннее время суток трактир был относительно пуст, за исключением двух пьянчуг, которые еще со вчерашнего вечера мирно дремали под столом. Содержание алкогольных паров в воздухе удовлетворило бы даже придирчивого Леонарда, ведь ни один микроб, пусть и самый живучий, минуты не протянет в такой атмосфере. Уолтер зажал нос и начал пробираться к стойке, брезгливо переступая через огрызки, луковую шелуху, и храпящих людей. Позевывая, служанка Бригитта уже начала наводить чистоту, для коих целей плеснула на пол воды из ведра и тряпкой размазывала грязь направо и налево, направо и налево. На стойке серой мохнатой лужицей растеклась трактирная кошка. При виде Уолтера она открыла янтарный глаз, но не сочла юношу достойным августейшего внимания и снова погрузилась в сон. Даже мухи бились о стекло без особого энтузиазма. Габор Добош стоял за стойкой и, вооружившись клещами, выпрямлял ржавые гвозди, которыми была утыкана увесистая дубина, применявшаяся в трактире с той же целью, с какой в Св. Кунигунде использовали лауданум. Дубина представляла из себя разновидность колыбельной. Очень мощной колыбельной. Такой, от которой поутру просыпаешься с дикой головной болью. Впрочем, завсегдатаи «Свиньи» и так просыпались с головной болью, так не все ли равно, что стало ее причиной — излишек сливовицы или превентивный удар по затылку. Хотя нрав у хозяина был крутой, популярность трактира от этого лишь росла. Стараниями Габора в «Свинье и Бисере» не происходило никаких бесчинств (выбитые зубы и проломленные носы не считались бесчинством, а скорее издержками производства). Жены не боялись отпускать туда мужей. Старушки приносили туда свое вязание. Между столами сновали маленькие дети. Дубина была не единственным оружием в трактире. Возле полки, уставленной пузатыми бутылками, висел зазубренный меч, доставшийся Габору от какого-то деда с бесконечным числом «пра.» Меч еще ни разу не снимали со стены, но одного многозначительного взгляда на него хватало, чтобы утихомирить самую буйную попойку. У стойки англичанин застыл как вкопанный, размышляя над дальнейшей стратегией. Пожалуй, следовало занять трактирщика непринужденной беседой, а потом как бы невзначай расспросить про Берту Штайнберг. Проблема заключалась в том, что Уолтер терпеть не мог легкие светские разговоры с самого детства, а если точнее — с шести лет. (Именно столько ему было, когда матушка позвала его в гостиную, чтобы детский лепет умягчил сердце леди Милдред — богатой меценатки, из которой миссис Стивенс надеялась вытрясти вспомоществование своему благотворительному клубу. Кажется, в тот раз дамы снаряжали миссионера в джунгли к пигмеям или покупали пособия по этикету для алеутских девочек. За накрытым столом сидела сдобная леди Милдред, которая тут же вцепилась Уолтеру в щеку и с упорством завзятого вивисектора начала превращать мальчика в бульдога. Когда Уолтеру удалось вырваться, миссис Стивенс велела ему рассказать «одну из тех чудесных сказок, которые он услышал от нянюшки Пегги.» Сказано — сделано. — … Фея спросила женщину, «Каким глазом ты видишь меня, правым или левым?» — Ах, он любит фей! Какой у вас чувствительный мальчик, миссис Стивенс! — … «Правым,» ответила женщина, потому что именно до этого глаза она дотронулась пальцем, смоченным в волшебном эликсире. — Ах, волшебство, волшебство! Прелесть что за ребенок! — Тогда фея кааак ткнет палкой ей в глаз — рррраз! — он и вытек!.. Еще кусочек кекса, леди Милдред? Мэм? В тот день ему достался весь кекс, но его уже никогда не приглашали развлекать гостей, а вскоре и вовсе сбыли в школу с глаз долой.) — Ого, да у нас первый посетитель! Ранехонько пожаловали, сударь, — и трактирщик почтительно поклонился гостю. Его отношение к неведомой Англии значительно потеплело. Страна, чьи граждане заявляются в кабак рано поутру и которая при этом продолжает функционировать, достойна уважения. Юноша откашлялся. — Чудесная погода стоит, вы не находите? Очень… погожая. И ветерок такой приятный, такой… юго-западный, — трактирщик насупился. — Как проходит сенокос? Хорошо ли уродились фрукты? — трактирщик потянулся к дубине. — Все ли благополучно в вашем заведении? Надеюсь, оно приносит доход. — Не жалуемся. Если вы насчет налогов, так они давно уплочены. На всякий случай Габор подхватил дубину, а Бригитта выпрямилась и уперла руки в бока. — Где Берта Штайнберг? — сдался Уолтер. — Знаете? — Как не знать, — расслабился трактирщик. — Гостит у тетки в Гамбурге. — Герр Леонард, поди, всей деревне уши прожужжал, что она туда поехала за обновкой. Будто мало ей! Никогда ведь одно платье два раза не наденет. Но оно и понятно. Наверняка в ее платьях сразу заводятся микробы! — служанка доверительно подмигнула Уолтеру. — Они там по всему дому расплодились. Просто спасу нет. Куда герр Леонард не сунется со своим микро-как-его-там, так всюду их находит. Сдается мне, что он их на себе таскает. Вроде благородный господин, а вшей энтих вывести не может! Уолтер достал любимый блокнот и приготовился записывать показания. — Опишите мне фроляйн Штайнберг. Какого цвета у нее волосы? — Кто ж их разберет? Она все время шляпки носит. — Глаза? — Полно, сударь, станем мы ей в глаза-то заглядывать! — Габор развел руками. — Мы свое место знаем. Негоже таращится на такую даму. — Высока ли ростом? — Да не то чтобы и высока, но и не слишком низкая. — Если сравнивать с фроляйн Гизелой, она была бы выше или ниже? — Вот чего не знаю, того не знаю. Никто из наших не видывал, чтоб они с ее милостью рядышком стояли. Люто друг друга ненавидят. Как говорится, две кошки в одном мешке не улежатся. — Она красива? — Виконтесса, что ли? — Да нет же! — сомневаться в красоте Гизелы мог лишь отъявленный кощун, — Берта Штайнберг. — Не очень, — честно признался трактирщик. Уолтер имел некоторое представление о местных эстетических стандартах. «Некрасивая девушка» — растяжимое понятие, куда входило все от «страшнее эпидемии оспы» до «слишком хрупкая, чтобы поднять теленка одной рукой.» — Но на что ей красота, с такими-то деньжищами? — бросила Бригитта, возвращаясь к работе. — Небось, и так замуж позовут. … Или уже позвали? А это мысль! Веревочная лестница, спущенная с балкона, побег в темноте, тайное венчание в маленькой часовне… — Было ли у нее романтическое увлечение? — пробормотал Уолтер, конфузясь задавать такой приватный вопрос. — Чиво? — Она влюблялась в кого-нибудь? — Ась? — Парень, говорю, у нее был? — Женихалась, что ли, с кем на стороне? — Габор еще раз снизил стилистическую планку. — О том мне неведомо. — А может и было чего, но мы все пропустили! — опять встряла служанка. — Она часто гуляет одна-одинешенька, может, на свиданки к кому бегает. — Где она любит гулять? — Да все больше вокруг замка, то в лес сунется, то по горам лазает. Нехорошо это, все ж она не из простых. Дама должна в гостиной сидеть и носу наружу не казать, а ей все неймется, — тут хозяин строго взглянул на девушку, и она поспешила сменить тему. — Зато какие у нее платья, любо-дорого смотреть! И атласы, и бархаты! А на одном платье такой длинный шлейф, что она как пройдет по улице, после уже и подметать не нужно! Уолтер вспомнил простое платье Гизелы и ему стало обидно. Вот кому пошли бы модные наряды. Ее стройное тело было создано для шуршащих шелков, маленькие изящные ступни — для атласных туфелек. — Почему ваш граф не покупает дочери обновки? Боится ее разбаловать? — Купила бы собака печень, да купить нечем, — хмыкнул Габор. — Граф наш, почитай, совсем разорился. У него давно уже на такое баловство денег нет. Нешто б мы ему не помогли! Так нет ведь, он гордый, чужого не возьмет! А когда вы расспрашивали про нашего графа, я потому и озлился да остальным запретил болтать, что подумал, будто вы из его кредиторов. Мол, пришли добро описывать. Таким мы не помощники. — Отчего все так пекутся о графе? — спросил Уолтер, раздосадованный. — Вас не смущает, что он кровопийца? — Все господа — кровопийцы, — заметил политически подкованный трактирщик. — И герр Штайнберг тоже? — А уж он и вовсе настоящий упырь! — зло выкрикнула Бригитта, но тут же шлепнула себя по губам. Произошло неожиданное — Габор бросился к двери и захлопнул ее, а затем, привалившись к стене, вытер лоб. — Сегодня безветренный день? — прошептала служанка сипло, словно у нее в горле пересохло. — Твое счастье. — Ветра точно нет? — Точно, точно. Но в другой раз, девка, поостерегись, что говоришь! Уолтер крутил головой, силясь понять смысл этой метеорологической беседы. — Ох, как же я это, — не могла успокоиться Бригитта, — у меня братья работают в его разделочном цехе. Коли герр Штайнберг узнает, что я про него языком мелю, ведь прогонит обоих. Он, конечно, все жилы из работников тянет, но лучшей работы тут не сыскать. — Вы не подумайте, что мы им недовольны! — Мы все его очень любим! — Истинно так! Больше Уолтер ничего от этой парочки не добился. Устав разговаривать с пустотой, он ушел, оставив корзину, которую Бригитта любезно пообещала наполнить продуктами из списка («Для будущей невестки герра Штайнберга нам ничего не жалко!») Сам Уолтер не удержался и все таки сунулся к бакалейщику с теми же вопросами. Но ни сам торговец, ни его покупатели так и не сообщили про Берту ничего вразумительного. Они в деталях описывали ее платья, а про саму девушку — ни слова. Как будто она была лишь механизмом для перемещения костюмов в пространстве. Неужели Берта Штайнберг настолько невзрачна? Тут Уолтер вспомнил Леонарда, с его бледным, невыразительным лицом, и этот вариант уже не казался странным. День близился к концу, но страница в блокноте так и сияла девственной белизной (вернее, девственной желтизной). Теперь Уолтер подумывал о том, чтобы наведаться к Леонарду и получить информацию, так сказать, из первых рук. А заодно и поговорить о его помолвке. Но прежде следовало запастись святой водой. Слишком рьяно граф мастерит гробы, наверняка ведь замышляет злодейство глобальных масштабов. Уолтер поклялся, что без святой воды вообще порог замка больше не переступит. Сейчас юноша стоял у двери сельской церкви, не решаясь войти. О католичестве он судил в основном по рассказам дедушки. Когда Джебедайя Стивенс заводил речь про ирландцев, этих чертовых папистов, то так брызгал слюной, что те, кто сидел за другим концом стола, украдкой вытирались салфетками, а те кто поближе — и вовсе прятали головы под скатерть. Дедушка утверждал, что все ирландцы суть пьяницы и плуты, и сравнивал их веру с язычеством, причем всегда в пользу последнего. Другим источником информации о папистах была книжка в черном переплете, которую Уолтеру подарили на совершеннолетие хихикающие кузены. Книга называлась «Шепот в Келье, или Веселые Флагеллянтки» и была проиллюстрирована щедро, от души. Женщины на картинках явно были монахинями, ибо волосы их прикрывали платки. Собственно, этим и ограничивалась вся одежда. Но скудость платья компенсировалась их сверхчеловеческой гибкостью и неистощимым воображением. Любовь к ближнему своему стала их главным принципом и все двести страниц они воплощали его в жизнь различными способами. В который раз Уолтер подумал, что веселье прошло мимо Англии. Рано или поздно боязнь вампиров пересилила недоверие к чужой религии, и Уолтер проскользнул в церковь, озираясь по сторонам. К его вящему разочарованию, идолов, вымазанных жертвенной кровью, здесь не оказалось. Лишь белые стены с изображениями остановок Крестного Пути, алтарь, да потемневшая от времени статуя Девы Марии, с четками в протянутой руке. Лицо статуи несло печать глубокой, созерцательной печали, и словно стараясь хоть немного ее развеселить, кто-то положил букет ромашек у ее ног. Здесь было пусто и тихо. Юноша присел на край скамейки, надеясь, что рано или поздно сюда заглянет священник. Где еще его искать, Уолтер не имел ни малейшего понятия. Прошло несколько минут, а священник и не думал появляться. От нетерпения юноша начал барабанить по дереву костяшками пальцев, но одернул себя. В церкви нельзя свистеть, вертеться, и вообще вести себя безобразно. В церкви нужно молиться, искренне и горячо. Еще в детстве у Уолтера начались с этим проблемы. Он старался лишний раз не привлекать к себе внимание небес, а то вдруг там сочтут, что его молитвы недостаточно искренние — некачественные, в общем. И решат его наказать. А поскольку у Господа Бога все таки возможностей побольше, чем у мистера Риверса, директора школы, одной тростью Он не ограничится. Но сейчас, пожалуй, и правда следовало помолиться чтобы скоротать время. Другое дело, что христианин не должен преклонять колени в таком капище. Кроме того, Уолтер регулярно прогуливал уроки латыни, а католический Бог вряд ли станет разговаривать с кем-то настолько необразованным. Но все таки он бросил пробный камень. — Господь, помоги мне отыскать Берту Штайнберг. Если тебя не затруднит, конечно. А если затруднит — то ничего, я сам как-нибудь. В любом случае спасибо, — он порылся в памяти в поисках чего-нибудь латинского, — …эээ… Vale![12] Так прошел еще час. Веки Уолтера налились тяжестью и он уже не помнил, как сполз на скамью и задремал. Проснулся он лишь когда кто-то сильно встряхнул его за плечо. — Да как вам не стыдно, молодой человек! Здесь храм Божий, а не ночлежка. Нет, я еще понимаю если во время проповеди, но чтоб так! Ни с того, ни с сего! Встрепанный, юноша вскочил и увидел перед собой старика в сутане. Его загорелое лицо было таким морщинистым, что напоминало печеное яблоко с богатой мимикой. Священник кивком указал на дверь. Уолтер, моргая, вышел за ним на крыльцо. — Я отец Штефан, настоятель церкви, — священник протянул ему руку ладонью вниз и Уолтер, не зная что в таких случая предписывает этикет, осторожно потряс его за пальцы. Священнику это почему-то не понравилось. — А вы кто будете? — Уолтер Стивенс. — Из Ирландии? — с надеждой спросил священник. — Из Дербишира, что в Англии. В центральной. — Значит, вы тот самый этнограф, что взбаламутил всю деревню. А почему, позвольте спросить, я не видел вас на службе? — Потому что меня там не было, — Уолтер предложил самый логичный вариант. — А сейчас зачем пожаловали? — Мне нужна освященная вода и освященное масло, — он хотел было добавить про освященный чеснок и освященные колья, но смолчал. — Для чего вам святая вода? — допытывался священнослужитель, явно обучавшийся у иезуитов. — Эмм… я ее коллекционирую. Образцы из разных мест. Священник посмотрел в ту сторону, где на утесе возвышался замок, и перевел взгляд на Уолтера. — Сосуды для воды найдутся? Англичанин вынул из кармана несколько флакончиков из-под духов, которые взял в бессрочный долг у сестер, предварительно вылив из них драгоценную жидкость. Отец Штефан поморщился, глядя на флакон, разрисованный золотыми розочками. — Что ж, и это сгодится. Подождите здесь. Он надолго исчез в церкви, но когда вернулся, все флаконы были наполнены водой, а один — маслом. — Кстати, хорошо бы окропить все углы в замке. Но так, чтобы никто не заметил. — Спасибо. Сколько я вам должен? — Христа с кнутом на вас нет! Стану я брать за такое деньги! Хотя вы и правда кое-что мне должны, — лицо его посерьезнело, — вы должны беречь себя. А еще вы должны уехать как можно скорее. Слышите? Возвращайтесь в замок, собирайте вещи и прочь отсюда! Но прежде попрошу вас со мной отужинать. Домик священника находился буквально в двух шагах. Отец Штефан проводил Уолтера в столовую, где служанка, носившая подходящее имя Марта, проворно накрыла на стол. Перед голодным англичанином появился капустный рулет, жареная картошка с луком и шкварками, а на закуску — маринованные перцы и маленькие острые колбаски. «Марта Служанка же металась по столовой, заламывала руки и причитала, что знай она раньше про визит иностранца, обязательно приготовила бы настоящий гуляш. Но Уолтер и так сглатывал слюну, чтобы не закапать всю скатерть. Внезапно Марту осенило и она, топоча сапогами, побежала на кухню, испечь яблок на десерт. Священник прочел короткую молитву и осенил себя крестным знамением. Уолтер торопливо проделал тоже самое, стараясь не думать про дедушку, который рвет и мечет облака в раю. — Вы уж простите старика, что я давеча так сорвался, — попросил отец Штефан, откидываясь на спинку стула. — Но я и правда уповал, что увижу вас на службе. Падает посещаемость нашей церкви, ох падает. Например, с прошлого года я лишился нескольких прихожан, и каких прихожан! — А фто проижофло в профлом году? — спросил Уолтер с набитым ртом. — А прошлом году, молодой человек, в наших краях стало меньше людей. Зато прибавилось вампиров. Пока Уолтер, согнувшись над столом, пытался прокашляться, хозяин охаживал его кулаком по спине. Но лицо юноши стремительно краснело. Лишь когда священник, ухмыльнувшись, предложил прямо сейчас провести обряд соборования, Уолтеру удалось взять себя в руки. — Вампиров, вы сказали? — прохрипел англичанин. — Их самых. Это ж надо до такого додуматься — и самим овампириться, и хорошую, благополучную семью в свои игры втравить. Я неоднократно писал епископу с просьбой прислать сюда отряд экзорцистов, но мне посоветовали не налегать на кагор. И вот результат — нечисть совсем распоясалась! Решила устроить танцульки в замке! Нет, это ж надо наглость иметь! Прямо у меня под носом. — Разве в деревне про это не знают? — Да знают, конечно. Но раз уж вы пришли за святой водой, я могу сделать вывод, что вы знакомы с нашим главным вампиром? С их вожаком? — Д-да. В некотором роде. — В таком случае вам понятно, почему никто не хочет переходить ему дорожку. — А вы, отец Штефан, так и будете сидеть сложа руки? — Что я могу? Созвать крестовый поход, телеграфировать в Инквизицию? Прошло то времечко. Теперь никто в цивилизованном мире не верит в нечисть, и она этим пользуется. Вполне успешно, надо заметить. Но если кто-то придет за освященными предметами, я рад помочь. А всю ночь во время их так называемого бала я намерен звонить в колокола. — Это их отпугнет? — Да ничего их уже не отпугнет! Но может хоть музыку свою поганую слышать перестанут. Или собьются с ритма и отдавят друг друг ноги. Да, это было бы совсем неплохо, — священник закрыл глаза и довольно улыбнулся. Уолтер все никак не мог прийти в себя. Подумать только, он разговаривает про вампиров, и так запросто, за ужином! И его собеседник облачен в сутану, а не в смирительную рубашку. Возможно, священник не только в вампирах разбирается? — Отец Штефан, вы знаете Берту Штайнберг? Ту, которая пропала? — Знал, — поправил его священник. — Берта исповедовалась у меня пару раз, хотя она из тех девиц, которых нужно колотушками в исповедальню загонять. Из — Она порочна? — спросил Уолтер, почему-то вспоминая «Веселых Флагеллянток.» — Скорее, испорчена. Во всем виновато ее дрянное воспитание. С детства ей дозволялось абсолютно все. Стоило пальцем ткнуть — и желаемое подносят на золотом блюде и бархатной подушечке. Вытяни руку — и звезда упадет в ладонь. Она шла по жизни, как нож по мягкому маслу, не встречая сопротивления, не работая локтями. А когда набрела на нечто такое, что уже не упакуешь в подарочную бумагу, ее отчаянию не было предела. И чем меньше шансов было это заполучить, тем сильнее ей хотелось. Говорю же, воспитание такое. Я давал ей советы, но ничего не помогло. В конце концов, она приняла правильное решение, — отец Штефан опустил голову. — Жаль ее. Несмотря ни на что, она была славной девочкой. — Была? — ужасная догадка пронзила мозг и раскатилась по нервам, заставив юношу содрогнуться. — Вы думаете, что она уже мертва? — Мертва, молодой человек? Ну конечно она мертва! — И ее смерть связана с вампирами? — С кем еще, — отец Штефан равнодушно пожал плечами, словно повторял избитую истину. — И вы так спокойно это говорите? Неужели все уже знают? — Разумеется. — И… и фроляйн Гизела?! — Уж они-то с графом узнали в первую очередь. В голову ворвался вихрь, закрутил и разбросал по сторонам и без того нестройные мысли. Берта мертва? Ее убили вампиры? Но зачем тогда Гизела послала его на поиски? Неужели чтобы отвести от себя подозрение? Чтобы отвлечь его, сбить со следа? Ну да! Пока он будет искать Берту, она сама… Но как она могла так поступить? Почему? Хотя любому дураку ясно, почему. Против своей природы не пойдешь. Но он еще успеет спасти Леонарда, он обязан успеть! Уолтер отбросил салфетку. — Я должен идти! — А как же яблоки? — Отец Штефан, ну какие яблоки?! Не до яблочек теперь! Я должен срочно поговорить с Леонардом! Священник тоже вскочил. — Не вздумайте, молодой человек! Постойте! Да не ввязывайтесь вы во все это! Игнорируя его крики, Уолтер понесся прочь из столовой, и уже через пару секунд хлопнула входная дверь. Старик побежал вдогонку, но за молодежью, перепуганной и оттого вдвойне резвой, ему было не угнаться. — Вообще-то жениху и невесте не подобает оставаться наедине до свадьбы. Особенно — темной ночью, на скамейке в саду под романтичным светом луны. Их извиняет лишь одно — разговор носил сугубо деловой характер, и если бы рядом пролетал Амур с вполне определенными намерениями, то свалился бы в ближайший куст от услышанного. — Нам нужна кровь, — отчетливо проговорила девушка. — Как можно скорее. — Да, Гизела, я понимаю. Я постараюсь… — Ты должен пообещать! А то ведь сам знаешь, что может случиться. Леонард и правда прекрасно это знал. — Бал уже скоро. Ты уверена, что справитесь? Девушка решительно кивнула и только сильнее сжала кулачки. — Достань нам кровь! Пришли в замок как можно скорее, мы с отцом будем ждать. — Завтра же об этом позабочусь. Обещаю, что хватит на всех, — юный Штайнберг задумался и наконец изрек нечто галантное. — Гизела? Мне тут попался весьма занятный вольвокс. Не угодно ли… — В другой раз, Леонард. И не забудь про кровь Она быстро поднялась со скамейки и направилась прочь, не оборачиваясь на своего собеседника. «Если все сорвется… Нет, нет, только не думать об этом! Все будет так, как мы и задумали. Ах, Берта, где же ты, когда ты так нужна!..» Тяжело дыша, Уолтер остановился у забора из металлических прутьев. За ним лежал особняк Штайнбергов, где в этот момент происходила кровавая фантасмагория. Найти его было несложно, потому что сюда вела единственная мощеная дорога, но о том, чтобы постучаться в ворота, не могло быть и речи. В борьбе с вампирами главное внезапность. Никогда прежде Уолтеру не случалось перелезать через заборы. Если однокашники отправлялись грабить яблоневый сад, его оставляли на карауле. К счастью, прутья забора были в изобилии украшены чугунными розами и лилиями, есть за что зацепиться. Он сбросил с плеч плащ и, чувствуя себя настоящий Диком Терпином, легендарным разбойником с большой дороге, полез на забор. Добравшись до самого верха, юноша перекинул через забор ногу, намереваясь тем же манером сползти вниз, но потерял равновесие и рухнул в темноту. Мало кто из домохозяев оставляет у забора перину, чтобы злоумышленникам было мягче приземляться. Так произошло и в этот раз. Тихо постанывая, Уолтер поднялся не четвереньки. Кости, кажется, целы — и на том спасибо. Осторожно ощупал щеки. Они были так исцарапаны, словно вместо подушки Уолтер подкладывал себе под голову дикобраза. Хорошо хоть глаза не выколол! Руки тоже были не в лучшем виде, а на левой ладони кровоточил глубокий порез. Уолтер достал носовой платок и кое-как перевязал рану, от всей души надеясь что вампирша, которая сейчас рыщет впотьмах, не учуяла его кровь. Закончив с первой помощью себе пострадавшему, Уолтер оглядел костюм и огорченно присвистнул. Сюртук утыкан шипами, одна штанина распорота от колена вниз, да и манжеты имели вид уныние наводящий. Любой бродяга захотел бы с ним побрататься, зато человек приличный перешел бы на другую сторону дороги. Черт же дернул Штайнбергов посадить шиповник у самого забора! Но то, что он увидел дальше, заставило Уолтера поверить, что именно демонические создания были главной мотивацией для столь странного ландшафтного дизайна. За шиповником росли другие кусты, на которых уже завязались ягоды. Рядом висела табличка, гласившая «Боярышник ( К сожалению, ничего у Штайнбергов не получилось. Когда Уолтер, оставляя на шипах клочья одежды, все же продрался через заросли и вышел на дорожку, на скамейке, посеребренной лунным светом, он разглядел Леонарда. Рядом с ним сидело ужасное видение. Жених и невеста были слишком поглощены разговором, чтобы глазеть по сторонам, но Уолтер на всякий случай упал на землю. Отсюда ему было слышно каждое слово. Говорила вампирша, как водится, про кровь. Уолтер достал распятие, но Гизела пока что держалась в рамках приличий. Закончив беседу, она так и не распорола Леонарду горло на прощание, но просто удалилась, и вечерний туман поглотил ее силуэт. Молодой Штайнберг как ни в чем не бывало пошел домой. Уолтер остался сидеть на земле, чувствуя, что его мозг раздирают противоречивые мысли. Так ли плоха Гизела? Ведь она же не набросилась на Леонарда, хотя он был совсем близко. С другой стороны, она вымогала у него кровь, Поразмыслив, англичанин решил идти до конца. Он должен поговорить с Леонардом и получить ответы на все вопросы (кроме последнего, вряд ли этот разиня знает как вдеть нитку в иголку.) С этими намерениями Уолтер решительно направился к особняку. Дом Штайнбергов представлял из себя огромный прямоугольник, сконструированный архитектором, который так и не вырос из детского увлечения аппликацией. Тот тут, то там были натыканы барельефы, горельефы, мозаика и разные другие элементы декора с неизвестными названиями. Тучные ангелочки устраивали соревнования альпинистов, а на карнизах восседали горгульи. Все это великолепие было покрыто тремя слоями позолоты. Когда у Уолтера перестал дергаться глаз, он поднялся по парадной лестнице — что было сродни восхождению на пирамиду — и робко постучал в дверь, которую сторожили два мраморных льва. Перед ним возникла матрона в черном бомбазиновом платье с кружевным воротничком, скрепленном брошью из оникса. Серые глаза женщины недобро сверкали на одутловатом лице, губы были поджаты, а многоступенчатый подбородок плавно перетекал в массивную грудь. При виде посетителя экономка заколыхалась от негодования. В ее взгляде явно читалось, что подобный сброд должен стучаться у черного входа. — Нищим не подаем, — бросила экономка, рассматривая Уолтера, как судья малолетнего правонарушителя. — Вы не поняли! Мне нужно увидеться с Леонардом. — У молодого господина неприемный день. Оставьте свою визитную карточку, — экономка ехидно улыбнулась, давая понять, что на такую цивилизованность с его стороны она и не рассчитывает. К счастью, за спиной Цербера вдруг нарисовался Леонард, который решительно распахнул перед Уолтером дверь. — Еще какой п-приемный! Это же Уолтер Стивенс, мой друг из Англии! Как мило, что вы ко мне заглянули! Я так и знал, что уникальные штаммы местных микроорганизмов не оставят вас равнодушным! Вы свободны, фрау Бомме, — кивнул он экономке, но ее тапочки пустили корни в паркете. — Ваш отец велел докладывать, если в дом пожалуют незнакомцы. Пока герр Штайнберг не будет поставлен в известность, гостя я пропустить не могу. Леонард автоматически поправил очки. — Я за него ручаюсь, — произнес он, делая ударение на каждом слове. — Даже так, сударь. Против прямого приказа я пойти не смею. — Почему вы считаете, что ссориться со мной выгоднее, чем с моим отцом? Ведь я такой же, как он. У нас с ним одинаковый химический состав крови. Уолтер в который раз подивился умению Леонарда изящно излагать свои мысли. — Ваш отец ужасно разгневается, — сказала экономка, но уже без былой уверенности. — Именно! Но я-то отделаюсь парой оплеух, а вам он может отказать от места, если сочтет, что вы увидели нечто не предназначенное для ваших глаз. Некоторое время экономка переваривала услышанное. Затем ее губы медленно сложились в приветливую улыбку, которая забуксовала где-то в районе щек, так и не достигнув глаз. В глазах ее Уолтер по-прежнему отражался во всем своем ничтожестве. — Угодно ли вашему гостю выпить чаю или кофе? — И правда, Уолтер? — подхватил Леонард. — Или чего-нибудь покрепче? У нас отличный винный погреб. Там такая плесень растет, просто загляденье. А еще там есть вино, — добавил он снисходительно, — Фрау Бомме, какое у нас есть вино? — И токайские, и балатонские, и шопронские вина, и «Бычья кровь.» Думаю, если хорошо поискать, найдется виски или что там в Англии любят пить, — последнее слово она произнесла тем тоном, который обычно зарезервирован для «лакать.» — Благодарю, но не сейчас, — пробормотал гость. — А вам, герр Леонард? — поколебавшись, предложила экономка. — Принести… чего-нибудь? — Я так и подавно ничего не буду. За мной, Уолтер! Простейшие нас заждались! Молодые люди поднялись по лестнице, покрытой ковром с таким ворсом, что в нем вязли ноги, и почти полмили шли по коридору, лавируя между кадками с пальмами. — Скажите, Леонард… — начал Уолтер. — Может, перейдем на «ты»? Мы ведь дружим уже 4 дня. Так долго со мной еще никто не дружил! — Хорошо. Скажи, герр Штайнберг жестоко с тобой обращается? — спросил англичанин, жалея нового друга. Сколько на него свалилось — и сестра исчезла (или похуже), и невеста-вампирша требует крови, и папаша, судя по всему, угощает его тумаками. — Отец бывает вспыльчивым, но главное не подворачиваться ему под горячую руку. Вернее, под холодную, — и Леонард улыбнулся лишь одному ему понятной шутке. — И долго ты намерен сносить побои? Ты же взрослый человек! Тебе нужно уехать и самому строить свою жизнь! — сказал Уолтер, чуть не добавив «как я.» — Не могу. Я его наследник и должен продолжать наше дело. Если бы ты только знал, Уолтер, сколь благородны начинания моего отца! — произнес юноша с благоговением, словно колбасный цех Штайнберга был вершиной гуманизма. Уолтер посмотрел в сторону, силясь скрыть свое разочарование. Оказывается, Леонард не так уж простенек. Готов терпеть любые унижения, лишь бы в будущем заграбастать папашин капиталец. Ну и ну! Вот так семейка, один другому под стать! Наконец они дошагали до кабинета молодого ученого. У двери Леонард улыбнулся, словно взрослый который вот-вот пустит ребенка к рождественской елке, затем картинно ее распахнул. Как только Уолтер вступил в комнату, на нос ему капнуло что-то липкое и теплое. Когда он поднял очи горе, то увидел на закопченном потолке зеленое желеобразное пятно. Так по описаниям выглядела эктоплазма. — Это ничего, — засуетился Леонард, проталкивая его вперед. — П-просто неудачный эксперимент. Слишком долго нагревал жидкость, вот она и… Но потолок уже чище процентов на 80! Пресловутые 80 % эксперимента лежали на полу, и гостю пришлось встать на цыпочки, чтобы ни во что не вляпаться. Интуиция подсказывала, что эта штука питается ботинками. По стенам кабинета тянулись стеллажи с фолиантами в скучных обложках, возле окна висели портреты Дарвина и Луи Пастера. По всему помещению были расставлены столы со спиртовками, колбами и пробирками. В некоторых сосудах что-то бурлило, и пар из них валил, прямо скажем, смрадный. Внимание гостя привлекли плоские стеклянные чашечки — как объяснил Леонард, это новейшая разработка некоего Петри. Их производство еще не было налажено, но Леонард списался с ученым и тот прислал ему несколько образцов на пробу. Любопытство перебороло отвращение, и Уолтер рассмотрел их поближе. Чашки были заполнены или прозрачной, или мутной слизью. Вопреки его ожиданиям, в ней ничего не ползало и не копошилось. Но наверняка оно там шебуршится на микроскопическом уровне. От этой мысли стало еще гаже. Заглядевшись, Уолтер позабыл про коварное желе, которое не преминуло подставить ему подножку. Нога скользнула по ковру и, чтобы удержать равновесие, Уолтер схватился за край стола. От удара чашечки подпрыгнули и зазвенели. — Осторожнее! — не оборачиваясь, крикнул Леонард. Сейчас он колдовал над микроскопом, бормоча под нос латинские названия бактерий. Для непосвященных ушей они звучали как заклинания. — Постараюсь. Перевязанная ладонь начала саднить, а через серую от грязи ткань проступило темное пятно, которое все разрасталось. Надо же было так неудачно стукнуться! Тут в его голову постучалась хорошая идея, одна из многих за сегодняшний день. Наверняка в кабинете у Леонарда столько спирту, что хватит на гусарский полк. Будет чем продезинфицировать порез. Больно, конечно, но все лучше чем гангрена. — Леонард, не одолжишь мне немного спирта? — позвал юноша, снимая платок. — Просто так будешь или с закуской? — Да ну тебя! Мне нужно рану обработать. Когда Леонард обернулся, Уолтер показал ему ладонь, где свежая кровь струилась по запекшейся. Эта была неплохая имитация сцены, произошедшей почти две тысячи лет назад, с той лишь разницей, что апостол Фома тогда не издал булькающий звук и не рухнул на колени, зажимая руками рот. — С тобой все в порядке?! — Нет, — слабо простонал Леонард. — Что-то случилось? — Меня тошнит. — От меня, что ли? — сразу обиделся Уолтер. — Не совсем. От вида твоей крови. — Кровь как кровь. Не хуже чем у других. Леонард поднял на него измученные глаза с красными прожилками. — Ты только не об-бижайся, ладно? Просто у меня гемофобия. Еще с детства. Не м-могу смотреть на человеческую кровь, — его тело снова сотряс спазм. — Она такая отвратительная! Там столько всего водится! — Ну хорошо, просто скажи где спирт. — Слева от микроскопа целый бутыль. В верхнем ящике стола найдешь вату и марлю. Поторопись, пожалуйста! — Я мигом! Отыскав все все необходимое, Уолтер торопливо перевязал рану, а Леонард все это время сидел на полу, прикрывая лицо руками. Когда англичанин подошел к нему, он отодвинул указательный палец и воззрился на друга одним глазом. — Все? — Все. — Уффф. Леонард шумно выдохнул и поднялся на еще дрожащие ноги. — Это уже в прошлом, — успокоил он себя. — Так, чем бы мне тебя занять? Вот, гляди! Уолтер послушно склонился над микроскопом и увидел нечто зеленое, текучее, по форме напоминающее тапок с бахромой. Существо ползало по стеклу, при этом шевеля ресничками с видом заправской кокетки. — Это мой свадебный подарок Гизеле. Еще неизвестный науке вид инфузории! Я назову ее — Чем? — Ну, — задумался Леонард — Для начала, у нее тоже есть ресницы. Уолтер тихо простонал. Даже если Гизела и была безжалостной убийцей, она все таки не заслужила, чтобы грядущие поколения сравнивали ее с ожившей водорослью. Леонард ловким движением сменил стеклышко с образцом. — А теперь посмотри сюда! — произнес он тоном шеф-повара, который представляет гурману блюдо из трюфелей. — Вот такой вольвокс я выловил в нашей запруде. Хорош, чертяка! И представь — тоже неизвестный в-вид! Давай классифицировать его вместе? «Еще одно нестандартных размеров животное — и меня точно вывернет,» подумал Уолтер. — Может, чуть позже посмотрим? Если честно, я пришел не за этим. — Правда? — удивился Леонард. — А зачем тогда? — Я должен кое-что у тебя спросить. Главное его не напугать, поэтому мистер Стивенс решил пока что не сообщать о самых страшных своих подозрениях. Он постарался как можно мягче сформулировать вопрос. — Леонард, ты не знаешь куда пропала твоя сестра? Судя по реакции юного Штайнберга, формулировка оказалась недостаточно мягкой. |
||
|