"Свет обратной стороны звезд" - читать интересную книгу автора (Петров Александр)

Глава 4 КОЗЕЛ ОТПУЩЕНИЯ

Из группы только 2803 сохранил боеспособность. По нужде к условно годным отнесли звездолет командира группы и машину капитана Лапина. «Ноль третий» выглядел неприлично целым, словно и не побывал в деле. На корабле первого лейтенанта потери были минимальными. Трое матросов были убиты и один ранен осколками брони при ударе шального снаряда на последних минутах боя.

В скауты натолкали боекомплект и загнали в опустевший ангар с глаз долой, из сердца вон. Там их никто не трогал и не вспоминал про них.

«Безлошадные» экипажи подвергли экспресс-мерам жестокой, но действенной военной педагогики. Нервы людей врачевались традиционными методами: неумеренной строевой подготовкой и физкультурой, зубрежкой уставов и отработкой нормативов.

Оставшихся на боевом дежурстве эти строгости не коснулись. Люди были предоставлены сами себе и поправляли здоровье подручными средствами.

Офицеры и матросы пили до отключки. Потом просыпались и снова лили в себя вино, водку и «пакадуровку». Запасы «оптической жидкости» и винного довольствия стремительно таяли.

Гагарин пытался навести порядок, но его просто посылали на хер и откровенно напрашивались на драку.

Получив отпор, горе-стратег уподобился своим подчиненным. Запершись в каюте, он запил, заливая страх и досаду.

К исходу пятого дня скаут 2803 посетила группа особистов. Они блокировали все входы и выходы на звездолете, положив мордой в пол дежурный расчет и часовых. Натасканные на проведение спецопераций «волкодавы» дробно протопали к каюте Конечникова, сверкая обнаженными клинками катан и полевых куттеров. Поставив пару стрелков в коридоре, чтобы изжарить любого, кто попытается бежать, команда захвата вломилась в каюту. Герои — спецназовцы не встретили сопротивления, если не считать, что один из бойцов поскользнулся и упал, едва не выстрелив от неожиданности в потолок.

Старший постучал по койке, где спал пьяный первый лейтенант.

Когда Федор очнулся от забытья, офицер сделал ему знак, чтобы тот собирался по-хорошему. Конечников сонно кивнул и стал натягивать брюки. Васька, который проснулся следом, попытался бузить, но на шею второго лейтенанта ненавязчиво лег остро отточенный клинок, мягко предлагая завершить излияния. Федор показал Стрелкину жестами, чтобы тот не выступал, все равно он сейчас ничем не поможет. Главное, чтобы его компьютер никуда не «ушел», пока недоразумение не разрешится.

Конечникова бросили в камеру-одиночку. Там 24 часа горел свет, гулко и заунывно капала вода с мокрого потолка.

Первого лейтенанта держали там четверо суток, раз в день, давая минимальный арестантский рацион: миску воды и горбушку черного, черствого хлеба со следами плесени.

Крок, перебрав все свои прегрешения, решил, что, скорее всего он арестован за свои неуставные маневры. Но для суда офицерской чести не сажают в камеру. Даже не лишают оружия, давая возможность провинившемуся самому решить проблему.

К тому же все попытки местных ревнителей воинской чести во главе с капитаном Симоновым, организовать судилище, наткнулись на заговор молчания свидетелей. Напрасно Никита налегал на свое красноречие.

«Отойти, убежать от превосходящего силой противника не так отвратительно», — кричал он — «как нарушить Кодекс воинской чести, замарав себя подлыми эволюциями».

Симян убеждал, что во всем виноват один Конечников. Остальные просто слепо повторили действия ренегата в минуту крайней опасности. Он предлагал всем прочим повиниться, сдать первого лейтенанта и торжественно обещать в другой раз не покидать строя ни при каких обстоятельствах.

Но после Гало словоблудие Симонова было оценено по достоинству. Кто-то подкараулил капитана в темном месте и приласкал железякой по бестолковке.

Федор понимал, что если и удастся довести дело до разбирательства, то это будет очень не скоро. О маневрах первого лейтенанта все забудут. После удачно проведенной операции начальство Базы готовит дырочки под ордена, и возня по поводу нарушения воинского Кодекса во время боя будущим кавалерам высоких наград ни к чему.

Конечников, перебирая варианты, все больше и больше запутывался. Монументальная помпезность задержания не соответствовала известным начальству проступкам.

В уме, обостренном голодной диетой, вставали картины одна страшнее другой.

Броня корпусов вскипала мелкими огненными кратерами от попаданий картечи. Пламя било из отверстий, плавя сверхтвердый компрессит. Внутри взрывались накопители, выталкивая в проломы перегретую плазму и осколки композита.

Федор задыхался, горел, шел на таран. Вытирая злые слезы обиды, активировал взрыватели мин, с тоской смотря вслед уходящим крейсерам. Ему остро хотелось пожить, но больше тянуть было нельзя, десантные лодьи уже падали на корпус звездолета.

Но всего хуже были его сны, в котором он видел себя тараканом в жестяной банке на огне. Он дрался с другими за место в прохладной глубине, но и туда подбирался гибельный жар. Кружилась голова, удушающе воняла горелая плоть.

Конечников просыпался в своей стылой «одиночке» обливаясь потом и хватая ртом воздух.

На пятый день за первым лейтенантом пришли. Лязгнула дверь, в затхлый и влажный неподвижный воздух камеры ворвалась струя сквозняка. В камеру быстро, один за одним влетели четверо людей в комбинезонах без знаков различия. Они были вооружены электродубинками и пистолетами. На лицах были надеты маски. Так одевалась только охрана блока в котором содержались приговоренные к смерти.

Федору никак не мог взять в толк, за какие прегрешения его бросили в камеру смертников.

Тюремщики резко и сноровисто приблизились, завели ему руки за спину и одели кандалы, закрепили их на ногах. Федор противился как мог. Охранники не издали не единого звука, кроме сдавленного хрипения — даже всем скопом им нелегко было справиться со своим узником. Лишив первого лейтенанта возможности сопротивления стражи немного расслабились. Теперь их жертве некуда было деваться.

Один из тюремщиков подтолкнул Конечникова к двери.

— Что, псы, справились? Радость получили? — поинтересовался Фёдор и иронически добавил. — А теперь куда? На расстрел через повешение?

Он хотел спросить совсем другое, требовать обьяснений, кричать, что все происходящее нелепая ошибка, но гордость этого не позволила. Да и бесполезно было это делать.

Охранники не удостоили его ответом, только демонстративно вынули дубинки и до предела затянули стяжку между парой ручных и ножных браслетов.

Вынужденный согнуться назад и приседать первый лейтенант побрел звеня железом, куда волокли его конвоиры.

Из вонючей и мокрой камеры его доставили в обшарпанную комнату, пихнули на железный стул с отломанной спинкой. Едва Конечников подумал, что в прокуратуре могли бы потратиться на целую мебель, как он понял назначение штыря за сиденьем. Федора прицепили к нему за стяжку кандалов специальным кронштейном, с грохотом выбрали свободный ход цепей и закрепили концы, окончательно обездвижив.

Эта конструкция была гордостью следственного отдела, поскольку позволяла быть допрашиваемого как заблагорассудится дознавателю, но при этом не давала жертве упасть.

За столом напротив этого «алтаря подлинной истины» сидел чрезвычайно важный следователь военной прокуратуры, младший советник юстиции, что соответствовало армейскому чину третьего лейтенанта.

Он даже не взглянул на Конечникова, занятый составлением документа. Следователь внимательно и усердно выводил нечто стилом на планшетке, высунув язык от усердия. Планшетка подсвечивала снизу его лицо, делая офицера похожим на персонаж фильма ужасов.

Федор ждал обвинений, вопросов, обьяснений. Он пару раз обратился к следователю, но тот игнорировал слова прикованного перед ним человека. Делать было нечего. Федор знал о таких штучках. Чем больше унижался допрашиваемый, тем проще было потом диктовать ему свою волю. Оттого Конечников оставил попытки узнать что-либо и сосредоточился на затекающем в неудобной позе теле, пытаясь поддерживать кровообращение ритмичными сокращениями мышц. Он продолжал размышлять о причине, которая привела его сюда и не находил ответа. В голове проходил вариант за вариантом, но все они были какими-то нереальными. Пожалуй, только проникновение на узел связи и взлом сервера могли вызвать такие ответные меры. Но тогда в первую очередь изьяли бы орудие преступления — его портативный компютер. В конце-концов Конечников решил, что хватит себя виноватить, выискивая свои проступки. Ведь именно на это и рассчитано действо с задержанием, водворением и зловещим молчанием. Не бьют пока — и то хорошо.

Над следователем прокуратуры висел большой визиоэкран. Федор, занятый своими мыслями не сразу обратил на него внимание. Но когда он разглядел сюжет ему стало плохо. Шла запись боя в системе Альбено, маневр его крейсера, полет ракеты и крупный план неисправной «пакадуры» с надписью на борту.

— «Значит всеже неуставные маневры?!» — пронеслось в голове. — «Но прокуратура с этим не разбирается, предоставляя свои сексотам творить суд и расправу от имени „честных патриотов“».

Словно отвечая на вопрос первого лейтенанта на экране пошли кадры падения эланского линкора. Разбитый, окутанный огнем корабль снижаясь вошел в атмосферу. Дойдя до ее плотных слоев «Эстреко» взорвался. Ослепительная точка разгорелась над моментально потемневшей землей. Багровая субстанция детонирующей М-плазмы коснулась земли, вырывая из ее глубины фонтаны огня. Реакция полного распада захватила сотни километров. В небо взлетели миллионы тонн превращенной в прах породы. Волна пламени с громадной скоростью побежала по планете. Стена пламени сжигала леса и города, заставляя кипеть океаны.

После огненного вала от ярких красок Гало оставалась только грязно-серая пелена дыма и пара с просвечивающим сквозь нее заревами пожарищ.

Видеть во что превратилась красивая, теплая планета было мучительно. Конечников прикрыл глаза, встряхнул головой, пытаясь сбросить наваждение. «Это не может быть правдой» — уговаривал он сам себя. — «Сейчас я снова посмотрю на панель, а там будет зелено-голубой шарик с белыми облачками над ним». Но ничего не изменилось. На экране была все тот же диск в мутной пелене и огни, просвечивающие сквозь грязно серую вуаль.

Следователь внимательно наблюдал за реакцией первого лейтенанта. Он смерил Федора взглядом, не сулящим ничего хорошего. Потом зажег настольную лампу и направил ее резкий свет в глаза Конечникова.

— Теперь ты, подонок, получишь по заслугам, — словно плюя в лицо, прошипел дознаватель. — Таких, как ты, мразь, в детстве давить надо.

— Потрудитесь объяснить ваш тон, господин следователь, — твердо сказал Конечников, чувствуя, как закипает в нем темная злоба.

— Ты сотворил это, — сказал дознаватель, подойдя к нему, хватая за ворот кителя и притягивая к себе настолько, насколько позволяли цепи кандалов. — Запомни, падаль, только ты виноват, — произнес дознаватель, сверля зрачками глаза первого лейтенанта.

— Потрудитесь объяснить! И извольте обращаться со мной, согласно моему положению и чину! Я остаюсь законно назначенным командиром боевого звездолета, первым лейтенантом флота его Величества. Я вас на дуэль вызову! — решительно выкрикнул Конечников.

Федор почувствовал, что столь экспрессивное начало допроса — это неспроста. Да, он страстно хотел уничтожить этот эланский линкор. Он хотел сквитаться с эланцами за родную Амальгаму. Можно было считать, что Федору сказочно повезло — одним ударом решить обе задачи. Но первый лейтенант скорее чувствовал сожаление и желание все вернуть, чем удовлетворение и гордость. Однако, признать право тыловой крысы казнить и миловать его, Федора Конечникова, он не мог и не хотел. Гордость и инстинкт выживания взяли верх. Родная империя с легкостью виноватила и строго наказывала своих подданных, оттого совестливые и впечатлительные жили недолго.

— Если сможешь, — сказал следователь, отпуская Конечникова. — Я ведь тебя, родной, замордую до смерти.

— Слушай ты, столоначальник, если мои офицеры узнают, как ты тут со мной обращаешься… Станция большая, уголков темных много, — зловеще пообещал Федор.

— Ну-ну, — сказал офицер, усаживаясь на место. — Хорошо, господин первый лейтенант, пусть все будет официально. Не знаю только, понравится ли это вам… Итак, вы, находясь на выполнении боевого задания, при помощи неуставного маневра атаковали эланский линейный боевой корабль «Эстреко», что привело к его падению на поверхность планеты Гало и гибели мирного населения на вышеупомянутой планете.

— Я выполнял приказ командира группы — «сбить любой ценой».

— И вы не отдавали себе отчета, какие последствия это может вызвать?

— Не только отдавал, но и предупредил об этом полковника Гагарина.

— Хм… — произнес дознаватель. Чувствовалось, как он мучительно ищет, что еще можно поставить в вину Конечникову. — Вы действовали не по Кодексу.

— У последней ракеты на моем корабле отказал двигатель… Можно было лишь сделать то, что сделал я или пойти на таран. Вы полагаете, что сохранение боевого звездолета и экипажа это преступление?

— Вы можете доказать, что получили такой приказ?

— Вам даже не придется опрашивать свидетелей. Достаточно послушать записи переговоров на «черных ящиках».

Следователь устало провел рукой по лицу, потом связался по телефону с оперативным отделом. Конечникова увели обратно в камеру.

Федор представил себе, что происходит сейчас на корабле. Спецназ и «опера» опечатывают и изымают устройства для записи переговоров, попутно улучшая при помощи пинков и зуботычин дисциплину матросов, пытаются «строить» замечаниями и придирками офицеров… Короче, грязь, кавардак, вражеское нашествие из разряда будничных драм флотской службы.

Как не старался Федор забыть воспоминания об увиденном, картина взрыва снова и снова вставала перед глазами.

Совсем некстати вспомнились данные о погубленной планете. Гало была теплым уютным миром с прозрачными морями и удобными пляжами. Обильные морские течения с экватора поддерживали умеренный климат до высоких широт. На равнинах и в лесах росли прекрасные, только на Гало встречающиеся растения и жили дружелюбные, смышленые животные.

Планета была обречена. Железная взаимосвязь мыслей, ситуаций и поступков разных людей вела к падению «Претендента» на эланскую планету. Поколения подземных жителей Хованки сумрачными днями вечной амальгамской зимы мечтали об этом дне.

Теперь все встало на свои места. Месть — блюдо, которое подается холодным… Но все равно Федору было муторно.

Лежа на жестких нарах он ушел мыслями в тот день, когда сильно побитый экспериментальный корабль совершил посадку на его родной Амальгаме. Вспомнил лица людей, больших, сильных, умных…

И, конечно же, он вспомнил второго лейтенанта медслужбы, Дарью Дремину, которая казалась ему тогда такой взрослой, но на самом деле была совсем молодой девушкой, почти девчонкой.

Федор уснул с теплым хорошим чувством встречи с давними знакомыми и удовлетворением оттого, что, наконец, расквитался с этим треклятым «Эстреко» за их гибель.

Федор провел в камере еще день, прежде чем его вызвали снова. Его не заковывали в кандалы, не волокли, не подталкивали электроразрядниками.

В кабинете дознавателя был накрыт шикарный стол. С ресторанным размахом были выставлены: суп, мясо по-купечески в горшочках, салат, фрукты, шоколад, красное вино, коньяк, водка. Все это было прекрасно сервировано и вызывало слюнотечение одним своим видом.

У Федора при виде всех этих кушаний случился голодный спазм.

Следователь предложил ему садиться, с ловкостью профессионального официанта наложил ему еды и плеснул в бокал коньяку.

Сочувственно и виновато глядя на первого лейтенанта, он объявил, что на Федора Конечникова пало подозрение в совершении особо тяжкого военного преступления — уничтожении населения планеты Гало.

— Как можно было сдержаться после этого, — извиняющимся тоном произнес офицер прокуратуры.

Он снова запустил запись на мониторе. Кадры сменялись каждые 2 секунды, приближая зрителя к поверхности. Очевидно, снимали с разведывательного корабля камерой высокого разрешения.

В иллюзорной трехмерной глубине, созданной пересечением лазерных лучей на управляемой полевой матрице, вырастал пылающий город. Длинные языки пламени тянулись из окон. Нагретые огнем конструции обвисали и обваливались, разбрасывая искры.

Город был типично эланским. Конечников понял это по намертво вбитым в голову особенностям архитектуры, планировке кварталов и организации транспортных развязок. В свое время Федора, вместе с другими курсантами школы звездоплавания, долго и основательно учили бомбить и расстреливать поселения противника…

Временами дым застилал все поле зрения, и оператор переходил на инфракрасный режим съемки. Тогда изображение бликовало всеми цветами радуги, согласно встроенному алгоритму дискретизации температурных зон.

Конечников не мог понять, зачем ему показывают эти картинки. Но вот изображение стало настолько большим, что стали видны сотни, тысячи, сотни тысяч обгорелых и скрюченных тел. Трупы лежали один на другом в несколько рядов. Было видно, что умирали они долго и мучительно, давя друг друга в бесполезных попытках скрыться от смертельного жара.

— Это Лакосто, столица Гало. Термическая волна пришла сюда сильно ослабленной, — прокомментировал следователь. — Этим людям повезло меньше, чем остальным.

Не отрывая глаз от экрана Конечников машинально выпил стакан с коньяком, даже не почувствовал вкуса «клопида».

— Вот, батенька — сказал следователь. — На Гало жили 500 миллионов человек.

— Эланцев, — машинально поправил его Федор.

— Человек… Спаслись немногие.

— Я выполнял приказ.

— Никто не приказывал вам сжигать планету.

— Я предупредил командира группы об опасности падения корабля.

— Да-да, мы проверили…

— Все экипажи слышали, чего проверять, — взвился Конечников. — Разобраться — пять минут работы, а я в камере уже почти неделю парюсь.

— Простите, виноват. Но надеюсь, хороший обед хотя бы отчасти компенсирует ваши мучения, — пристально вглядываясь в лицо первого лейтенанта сказал дознаватель. — Вы кушайте, а я, чтобы не терять даром, времени сниму с вас показания, чтобы все было, как положено. А потом вы пойдете к себе в казарму…

В течение получаса Конечников с набитым ртом отвечал на вопросы, а следователь тщательнейшим образом записывал это.

Когда он закончил, Федор едва смог поставить закорючку под протоколом допроса. Сказался прием 3 стаканов крепчайшего «клопида» и отупляющее действие обильной еды после многих дней вынужденного поста.

Конечникову очень не понравилось, что называется эта бумага «протокол допроса обвиняемого», но когда первый лейтенант обратил на это внимание, дознаватель заверил его, что такова форма документа. Что касается самого текста, то Конечников как не старался, не смог разобрать половины каракулей следователя.

Федор едва помнил, как вышел из кабинета дознавателя. Когда Конечников проснулся, он почему-то снова был в камере…

Когда Федор стал стучать в дверь, крича, что это ошибка и следователь его отпустил, какая-то тюремная крыса из охраны, открыв окошко, пустила в лицо струю слезоточивого газа…

Еще через пару дней состоялся трибунал.

Первого лейтенанта отвели в маленький зальчик, где сидели 3 полковника военной прокуратуры, и зачитали протокол допроса, подписанный им.

Из документа явствовало, что он, будучи исполняющим обязанности командира корабля, приказал атаковать эланский линейный корабль «Эстреко», не приняв во внимание, что тот находился на чрезвычайно низко орбите, Это привело к падению подбитого линкора на поверхность.

Когда Федор стал говорить, что он этого не подписывал, более того все обстояло совсем не так, мордовороты из охраны просто заклеили ему рот скотчем и надели кандалы.

Высокий суд, посовещавшись, объявил приговор — разжалование и расстрел. Приведение в исполнение должно было состояться через час после объявления решения «тройки».

В этот момент двери зала заседаний распахнулись. Вошел командующий эскадрой во главе своего многочисленного штаба и охраны. В толпе сопровождающих мелькнул серый мундир офицера флота Союза Небесных Городов.

Конечников крайне удивился.

Еще во времена его обучения, преподаватели настойчиво вдалбливали курсантам устройство небесногородских ARSS`ов, как кораблей вероятного противника.

«Торгашеский» коммандер подошел и встал рядом с генералом. На его лице бродила надменная и презрительная улыбка. Когда первая волна удивления схлынула, Конечников смог различить на шее золотой жетон в виде полумесяца на цепочке — знак наблюдателя Координационного Совета Союза Семи, — организации, стоящей над всеми государствами Обитаемого Пространства. «Вот влип», — тоскливо подумал Конечников. — «Теперь не просто расстреляют. Скорее всего, выдадут эланцам для, так сказать, „справедливого“ суда».

Это означало только одно — не просто смерть, а смерть позорную и мучительную, от изуверских пыток, мастерами которых были противники деметрианской империи.

Федор почувствовал, как холодеют от ужаса руки и ноги.

— Надеюсь, высокий суд разрешит нам присутствовать, — не сулящим ничего хорошего тоном спросил бригадный генерал.

Судьи переглянулись, будто они попались на чем-то постыдном и противозаконном.

— Пожалуйста, Николай Иванович. Но, знаете ли, мы уже почти закончили, — произнес председатель.

— Ну и каков был ваш вердикт, — хмуро поинтересовался бригадный генерал.

— Конечникова, как допустившего чудовищную халатность, повлекшую гибель гражданского населения — расстрелять.

— А позвольте мне взглянуть на протокольчик заседания, — с кривой ухмылкой попросил командующий.

Писарь задрожал и попытался скомкать листы. Телохранители генерала мгновенно вырвали у него бумаги.

— Так, почитаем, — сказал командующий, листая записи и качая иронически головой. — Ца-ца-ца.… Ах, каково, однако! Ну, надо же, какой подсудимый разговорчивый оказался! Спорил, доказывал, кричал, шумел.… А потом, как сказать под тяжестью доказательств, сломался и даже просил прощения у товарищей по оружию в последнем слове.… Весьма забавно, особенно, если учесть, что рот у этого бедняги заклеен, а заседание еще, как я понимаю, не закончилось.

Судьи молчали.

— Ну, что ж, я думаю, высокий суд не будет против, если мы все повторим, — генерал грозно посмотрел на членов трибунала.

Председательствующий, скрежеща зубами, кивнул в знак согласия.

Генерал стал что-то вполголоса объяснять наблюдателю. Тот слушал, просверливая командующего презрительным и оценивающим взглядом. Потом они долго и оживленно о чем-то говорили. Наконец, коммандер кивнул головой и раздраженно произнес: — «OK, OK, general. Let begin!»

— Иудино семя. Крысы, — ни к кому конкретно не обращаясь, зло заметил генерал, потом не терпящим возражения тоном приказал. — Начинайте!

— Слушается дело об истреблении гражданского населения на эланской планете Гало, — прокашлявшись, произнес председательствующий. — Обвиняемый, Конечников Федор Андреевич, мещанин, уроженец планеты Амальгама, первый лейтенант флота его величества князя-императора. На момент совершения им военного преступления, обвиняемый исполнял обязанности командира малого гиперпространственного крейсера — разведчика.

— Возражаю! — остановил его командующий. — Вина первого лейтенанта не доказана. И не валите все на стрелочника! — командующий вопросительно посмотрел на серомундирного офицера.

Наблюдатель важно кивнул.

— Я есть считат, что фесь дело надо расобрат по — порядок, — произнес он. — Рассказывайт нам, как этот лойтнант комин то Хэло, я хотет сказайть есть оказайтся у этэт плэнет.

— На этот вопрос наиболее полно смогу ответить я, — сказал командующий.

— ОК, please. — ответил коммандер

— После того, как эланские корабли подло и вероломно напали на нашу верфь на Тэте Волка, была задумана акция возмездия.

— О, yes, — иронически вставил коммандер, — ви свой верф есть проспайт, так это из «подло» и «фероломно». Наш разфедыфательний спутник, обнаруживайд эланский эскадра еще бефоре ван манс до атак.

— Атака верфей это подло! — возразил бригадный генерал. — Это все равно, что украсть оружие у благородного воина во время сна, чтобы потом напасть на него, когда он станет беззащитным.

— А чтожь вы нападайт на Хело? Федь это есть подло… — с насмешкой поинтересовался «торгаш».

— В борьбе с подлецами все средства хороши.

— Really? А то еще и от себья добафит и плэнет сжеч, — торжествующе сказал коммандер. — Нье тэк ли?

— Это был несчастный случай, — сердито возразил бригадный генерал.

— Ньесчастный? Поссибл… Но очень фыгодный для Дэметр. Тьепер ригул-импэрэйтор Илано много сто лет не есть мочь репэйр свой верф. Faire storm на повьерхности не только сжечь насьелений плэнет, но разрушайт все плэнт энд фзкториз, то есть фабрик и завод на поверхност. А то, что спрятано под земля был дистроед мощный сейсмик вэйв от землярясений. А очьен скоро на повьерхност будет ван хан… то есть сто градус саб зиро и жизн станет нефозможн… Иланцам горазд прощ строит нофый верфв нофый мест, чем восстанвлифайт эта. Редкий по удач несчастни случай…

— Значит, СНГ сможет продавать эланцам еще и боевые корабли, которые они раньше покупать не хотели. Коммандер, мы уклоняемся от темы.

— Продолжайте, please.

Генерал сердито взглянул на офицера и продолжил:

— Для проведения операции были отобраны добровольцы, которые готовы были умереть, но выполнить задачу.

— Фот как, — иронически произнес «торгаш». — Лойтнант, — обратился он к Конечникову. — Вы есть доброфольно соглашайся?

— Так точно! — отрубил Федор, и лишь краткая пауза и пара взмахов ресниц показали, что первый лейтенант впервые слышит о том, что он был «добровольцем».

— ОК, — сердито произнес представитель Союза Семи. — Отсутсфий в телепортейторний книга старт запись, вообще фсякий инфомейшен о запуск групп, тоже есть следствий этот «доброфольност». Оббросиф вся лож, который я есть услышайт, могу резюмироват: был софершен пиратский этэк, причьем фсе был оформлен так, чтобы можно бы отказаться от сам факт нападьений.

— Извольте не передергивать, господин коммандер, — возразил генерал. — Была проведена военная операция, на которую, ввиду ее крайней опасности были отобраны те, кто знал, на что они идут. Кстати, можете спросить любого.

— О, — махнул рукой офицер, — не есть сомнефайся в их энсез.

— Итак, продолжим. Линейный корабль «Эстреко» был сбит в бою. Не наша вина, что экипаж оказался укомплектованным трусами, которые больше всего заботились о своих поганых задницах. Они могли направить корабль в сторону от планеты, но, видимо, предпочли покинуть его в спасательных капсулах…

— Хо, — коротко усмехнулся коммандер, — по мои дэйта никто и не пытайся бежайт с «Истреко». Олл пипрл есть умирайт от попаданий мазл, сброщенный этот молодчик.

— Был бой, — возразил ему бригадный генерал, — Первый лейтенант выполнил приказ командира.

— Итс гуд, что ви не пытаться перекладывайт вина на стрелочник, — довольно произнес «торгаш». Ай эм неве… простит ми, я никогда бы не есть ферид, что он сам это делайд без команд.

— Но на борту выпущенной им ракеты было написано «За Амальгаму», а это родная планета первого лейтенанта, — подал голос председатель суда.

Воцарилось неловкое молчание.

— Its really? — ледяным голосом спросил представитель Союза Семи.

— Казимир Игнатьевич, вы ничего не путаете? — с убийственно — ледяной вежливостью поинтересовался бригадный генерал.

— Нет. Я сам видел эту запись.

— А, — иронически произнес генерал, — нашлась, значит, таки. А вы говорили, что потеряли, что испарилась бесследно.

— Вы знаете, была попытка запись испортить, остался лишь фрагмент.

— Включите, пожалуйста, — также холодно попросил Никифоров.

Ракурс позволял догадаться, что снимала камера, установленная в районе второй батареи. Федор вспомнил, что именно туда угодил картечно — плазменный залп пушек эланского крейсера. Изображение было не слишком четким, видеодатчики пострадали от жара и мощнейшего электромагнитного импульса.

На экране вырастал эланский линкор.

«Приготовились! Васька, кидай „дуру“ по сигналу». — услышал Конечников свой собственный голос.

«Крок, это все из-за меня» — ответил ему голос Василия.

Через весь экран пролетела неживая туша «пакадуры». На борту ракеты явственно читалась надпись: «За Амальгаму».

Потом картинка крутилась и прыгала под наполненные смертельным ужасом мольбы принять, даровать спасение и жизнь вечную. Затем огненный сполох, частично прикрытый корпусом вражеского линкора, окончательно испортил светочувствительные элементы камеры.

— Я думаю, все ясно. Особенно эта надпись — «За Амальгаму». Обращаю внимание, что Конечников — уроженец Амальгамы, на которой 900 лет назад случилось всем известное несчастье, причины которого до сих пор неясны. Обвиняемый считает, что эту самую Амальгаму расстрелял эланский линейный корабль, что вызвало антипарниковый эффект и гибель практически всего населения на планеты.

Обвиняемый неоднократно подавал рапорты и даже пытался обратиться напрямую в суд по правам человека Союза Семи с целью начать производство по делу о гибели гражданского населения на Амальгаме.

По показаниям капитана Симонова, обвиняемый все свободное время посвящал разработке планов уничтожения эланских кораблей и планет. Налицо преступное намерение. Обвиняемый заранее подготовил план мести, выносил его и осуществил, когда сложились благоприятные условия. Как вы считаете, Николай Иванович? — спросил судья командующего.

Тот в задумчивости покачал головой и с откровенной ненавистью посмотрел на председателя суда.

— Что вы об этом думаете, господин коммандер? — спросил после некоторого молчания генерал.

— Фаш косподин судиа, есть желат уверяйт меня, — от волнения «торгаш» еще больше стал коверкать рич, — что официрс арми феликий конясь, есть мечтайт kill, crash and destroy, цивил житьель плэнэтс Иланиш эмпэйр. Я есть не ферить и полагайт, что у косподин судья есть личный мотиф ффодит менья в саблуждений.

— Точно так, господин коммандер, — отозвался бригадный генерал. — Наш господин судья приходится троюродным братом отцу полковника Гагарина.

— О, я есть понимайт, — после напряженной паузы отозвался серомундирный офицер. — В фаш государсв родстфо есть играйт очьен болшой рол.

Бригадный генерал несколько сконфуженно кивнул. Конечников отметил некоторую наиграность в этом жесте.

— Конечников, скажите, что означала фраза «Крок, это все из-за меня», и кому она принадлежала? — спросил бригадный генерал Федора.

— Крок — это мое прозвище, — ответил первый лейтенант. Обращался ко мне второй лейтенант Стрельников. А фраза… — Конечников задумался. — Я полагаю так. Думая, что через несколько секунд умрет, второй лейтенант выражал сожаление о потере ракеты, расстрелянной канонирам эланского крейсера, что и заставило атаковать таким вот образом.

— Хорошо, — ответил ему генерал и Федор увидел, что в глазах командующего мелькнули лукавые чертики. — А зачем же вы вообще на рожон полезли?

— По приказу полковника Гагарина, господин командующий!

— Вы можете это доказать? — уже откровенно веселясь, спросил Никифоров.

— Спросите любого офицера, посмотрите записи черных ящиков других кораблей, и поймете, что я говорю правду — ответил Конечников.

— Боюсь, что вопросов станет еще больше, — для острастки сказал командующий.

— Йес, косподин дженерал, please start your record — поддержал его наблюдатель Союза Семи.

Никифоров с кривой улыбкой кивнул адъютанту, и тот извлек из портфеля объемистый блок перманентного документирования повышенной надежности — так официально назывался корабельный «черный ящик».

— Прошу обратить внимание на серийные номера и наличие пломб. Прошу отметить исправность внутреннего таймера, — сказал бригадный генерал, обращаясь вроде бы ко всем, но имея в виду в первую очередь «торгашеского» коммандера.

— Я есть желать смотрейт, — сказал тот, протягивая руку к прибору.

— Извольте, — произнес адъютант, давая ему тяжелый блок рекордера.

Наблюдатель видимо не ожидал, что «черный ящик» будет таким тяжелым, и уронил его на пол. Потом поднял, покраснев от натуги, отстранив адъютанта, который предупредительно попытался прийти ему на помощь.

— Уфф, — сказал он, — до чьего тьжелый фещь. У нас, этот девайс мэйк, простит, рекордерс делайт гораздо более легкий.

Он достал приборчик и обвел им вокруг корпуса, проверяя отсутствие следов проникновения, сверил цифры на табло таймера со своими часами. Потом, не доверяя электронике, стал разглядывать пломбы через лупу.

Генерал, который при других обстоятельствах непременно бы съязвил, напряженно глядел на офицера. Он сделал знак адъютанту, который вытащил объемистый талмуд с номерами «черных ящиков», установленных на кораблях флота его величества князя деметрианского.

— No, thanks, — ответил коммандер, не отрываясь от своего занятия.

Удовлетворенно кивнув, «торгаш» достал портативный комп и сверился по нему.

— Карашьо, — сказал он после. — Я желайт смотрет.

Конечников удивился — данные были строго секретными.

Прямо в зале, чтобы наблюдатель был уверен, к прибору подключили кабель. Коммандер поманил пальцем одного из техников, и когда тот подошел, также знаком показал, чтобы тот положил рядом маленькую плоскую коробочку. Когда датчик-считыватель оказался рядом с черным ящиком, на экране портативного компьютера «торгаша» побежали данные настройки, потом возникла картинка. Кто-то из офицеров завистливо вздохнул, ведь в деметрианском флоте для рядовых офицеров даже простейшие текстонабиратели были роскошью, не говоря уже о навороченных КПК.

Конечников, несмотря на всю серьезность момента, вдруг вспомнил, что его старенький карманный компьютер, на котором он держал программу-имитатор, будет, пожалуй, лучше, чем этот разукрашенный, сверкающий красками лазерного голографического экрана, но более слабый по параметрам и до отвращения хрупкий «торгашеский» «Меркурий».

Когда запись окончилась, все долго молчали.

— У вас, господин коммандер будут вопросы? — осторожно поинтересовался бригадный генерал.

— Йес, оф кос, — отозвался тот. — Ми стал ясн, что фесь фина пытаться сваливайт на стрьелочник, как есть говорит у вас. Но исфолте обьясняйт ми, эбаут этот злощастный надпис на рокет.

— Ну, кто писал, тот пусть и объясняет, — отозвался командующий.

Он демонстративно откинулся на спинку кресла, показывая, что его мало интересуют эти детали.

— Ай есть внимателн слушай, косподин ферст лойнтант, — светлые рыбьи глаза наблюдателя впились в лицо Конечникова, подмечая малейшие изменения мимики.

— Я, это, — мучительно соображая, что соврать, сказал Федор. Тут его осенило. — У нас на флоте есть традиция такая, матросы и офицеры пишут, где только можно дату призыва и место.

В непроницаемом лице своего командира, Федор вдруг на мгновение увидел одобрение. Казалось, бригадный генерал беззвучно произнес — «Молодчина, парень».

— Это ест правда? — обратился к Никифорову торгаш.

— Точно так, — не моргнув глазом, ответил тот. — Боремся, боремся — и все без толку. Все стены, все сортиры этим расписаны. И откуда только эта зараза пошла, — сокрушенно махнул рукой он.

— Если позволите, господин бригадный генерал, я расскажу, — вклинился Конечников. — Все пошло от второго лейтенанта Косопузова, еще много лет назад. Ему очень долго не давали очередного звания, тогда он с горя накарябал в сортире: — Кассия, год призыва 7093, все еще второй лейтенант. Буквально через 2 недели ему кинули пару звезд. Поговаривали, что кто-то из высшего начальства увидел и распорядился присвоить. Косопузов рассказал другим, — и понеслось.

— И что, есть помогайт?

— Да, господин коммандер, — вставил генерал, — десять суток ареста заработать.

— О, — задумчиво покивал головой наблюдатель. — Я есть понимайт. И что, этот перфый лойтнант есть мечтайт стать кептен?

— Боюсь, что за все его художества, пьянки и нарушения устава ему это не светит.

— Кстатьи, — лицо коммандера стало жестким. — Не кажьетс ли каспадин дженерал, что вы мне тут сказка рассказывайт. Я ясно был видеть, что на мазл было написано «За Амалгама». Вкупье с тем, что рассказывайт судья, дело выглядейт так, будто в диметрский арми официрз есть желайт смьерт всем эланцам.

— Это всего лишь стечение обстоятельств. То, что написал этот молодчик на борту, до включения реакторов выглядело совсем не так.

— Так точно, господин бригадный генерал, — произнес Конечников. — Там было написано: «7099 Амальгама».

— Конечников, получите 20 суток ареста. Вы опозорили нас перед Союзом Планет. Теперь все будут считать, что в армии его высочества великого князя служат суеверные тупые дебилы.

— Виноват, господин бригадный генерал, — бодро отозвался Федор.

— Oh, I`m understand. Этот официр писайт, краска после запуск рокет горьет и вместо «7099» выходит «За».

— Мы этого писаку примерно накажем, не сомневайтесь, господин коммандер.

— Этот молодой парьен уже и так слишком наказан. Он всьего лиш виполняйт приказ. Что би не говорьил фаш судья, я своими ушами слишайт, что лойтнант предупредайт об опасность. Если би он хотейт погубит плэнет, врьядли он би об это говорийт. Я не есть видейт его комэндер. Кто есть тут колонел Гагарин?

— Наполеона этого доморощенного, стратега великого, еб его мать, полковника князя Гагарина сюда, — приказал командующий.

— Как это непорьядочно, — поджал тонкие губы «торгаш». — Судийт инокент, то есть нефиновн, бедный, незнантный официр, чтоби отфести подозрений от его богатый и родофитый комендер. В наш государств демократий и такой случай есть бит невер.

— Будьте покойны, господин коммандер, мы разберемся.

По знаку генерала нижние чины взяли под стражу судей трибунала и вывели прочь.

Сам собой возник перерывчик. Служащие суда меняли таблички с фамилиями на судейских местах. Генерал чирикал на техно с наблюдателем на отвлеченные темы.

Федор смотрел на командующего эскадрой, на его слащаво-приторную, обращенную к наблюдателю Союза Семи улыбку и вдруг в какой-то момент стал понимать, о чем они беседуют. Поначалу это совсем не удивляло Конечникова, пока он не понял, что разбирает и ответы иностранца, который сидел к нему спиной.

— То, что вы так поспешили с судом над этим несчастным первым лейтенантом, наводит меня на очень нехорошие мысли, — устало произнес коммандер.

— Поверьте мне, господин Свинг, я и сам случайно об этом узнал. Судейские, проклятая каста, подчиняются только своему начальству, — Никифоров вздохнул. — Мне еще нужно будет объяснить свое самоуправство, как-то вмешательство в судебный процесс и арест членов трибунала. — У вас могут быть неприятности? — переменив деловой тон на заботливый и заинтересованный, спросил наблюдатель. — Я могу помочь.

— Не думаю, но все равно спасибо.

— Господин бригадный генерал, — сказал коммандер, — эланцы требуют выдать им офицеров, причастных к преступлению…

— Боюсь, что это придется согласовывать на самом высоком уровне…

— Иначе, вы никогда не отмоетесь от клейма убийц мирных жителей.

— Кого вы хотите?

— Князя Гагарина и этого, первого лейтенанта.

— Помилуй Боже, Конечникова то за что? — изумился генерал.

— У меня есть все основания полагать, что он хотел смерти эланцам, пожалуй, больше, чем его тупоголовый командир.

— Отчего вы так решили? — спросил Никифоров.

— Оттого, что этот дурак написал на ракете, черт возьми!

— Господин Свинг, ну это же просто смешно! — почти выкрикнул генерал. — Все сортиры этим расписаны, а вы хотите парня отдать на медленную и мучительную смерть ли за то, что он имел глупость по пьяной лавочке побаловаться баллончиком с краской.

— Вы, господин бригадный генерал, похоже, симпатизируете этому офицеру?

— Он вроде местного дурачка. Никто его не воспринимает всерьез, мужчины считают ниже своего достоинства с ним общаться, дамы игнорируют. Даже проститутки, и те, кобенятся, требуют с него деньги за то, что для других делают бесплатно. Наказывать его — просто несправедливо.

— Но вы ведь видели, как он подорвал эланский линейный корабль.

— Повезло. Два других корабля, которые пытались проделать то же самое, повторить маневр не смогли. Да и у него самого толком не вышло. Его крейсер крутило так, что будь строй погуще, он бы непременно в кого-нибудь врезался. Просто бесстрашие от глупости. Терять ему нечего… А пойти на таран — любой сможет.

— Хорошо, пусть будет так, — усмехнулся «торгаш». — Я лично проверю сортиры… И не дай Бог там не окажется этих надписей.

Генерал подозвал к себе адъютанта и приказал ему проверить сообщения на сервере текстовой связи, а в конце несколько раз настойчиво спросил офицера: «Ты все понял?!». Тот кивнул, откозырял и ушел, почти убежал.

— Кстати, господин бригадный генерал, — произнес наблюдатель. — Как вы отнесетесь к тому, чтобы отправить этого вашего Конечникова в командировку? На уровне правительств обсуждается вопрос о закупке вашей империей новейших моделей наших ARSS. Будет сформирована комиссия, куда должны войти и боевые офицеры для испытаний кораблей на полигоне. Могу я рассчитывать, что он будет в числе представителей от вашей эскадры?

— А если нет? — напряженно поинтересовался генерал.

— Боюсь, что у меня сложится о его виновности другое мнение, — отрубил наблюдатель. — Вы согласны?

— Конечно. Парень молодой, толковый, заграницу посмотрит, на кораблях ваших полетает.

— Вот и хорошо, господин бригадный генерал, — удовлетворенно произнес коммандер. — Надеюсь, вы человек чести, и слово свое сдержите. Ведь мир тесен…

— Господин Свинг, вы делаете непозволительные намеки, — сухо заметил генерал.

Разговор прервал офицер Особого отдела, выглядевший сконфуженным и пришибленным. Он прошептал генералу несколько слов на ухо.

Федор прочел по губам: — «Господин командующий, полковник Гагарин застрелился».

— Как, — вне себя от злости заорал Никифоров. — На что годится ваш хваленый спецназ!? Одного пьяного мудака взять не смогли!!

— Он поджарил себе мозги, когда мы стали ломать дверь капитанской каюты. Видимо, его предупредили.

— Что ест происходийт!!! Ви что, ест играйт здес комедий!!! — как резаный, на весь зал заорал «торгаш».

— Господин коммандер, непредвиденные обстоятельства, — извиняющимся тоном отвечал ему генерал.

— Я желайт смотрет меньедленно! Ведит менья на мест! Я ест хотейт видет труп и бит убеждейн, что это ест дейтвителн коняс Гагарьин, — наблюдатель вскочил и стремительно направился к дверям.

Бригадный генерал махнул рукой, и опрометью бросился за ним, что-то втолковывая на ходу.

Новый судья махнул рукой, закрывая заседание.

15 Апреля 10564 по н.с. 20 ч. 38 мин. Единого времени. Искусственная реальность «Мир небесных грез».

Светило, пользуясь тем, что Управительница отвлеклась, быстро ушло за горизонт, стремясь достигнуть правильного положения в пространстве. Небо стало совсем темным. На лугу появился туман, потянуло холодом. В открытом павильоне стало зябко. Рогнеда позабыла, что надо притворяться нежной девушкой и совершенно не реагировала на холод. Живая Богиня могла часами находиться в легкой одежде при минус 30 градусах и вечерняя свежесть ей совершенно не мешала. Ее гость напротив сильно мерз и ерзал на стуле, напрягая мускулы в попытке согреться.

Когда компьютер произнес: — «конец 4 главы», Рогнеда встрепенулась, поняв, что слишком увлеклась и прошло уже много времени. Девушка остановила чтеца. Прибор, теряя очертания, растворился в мраморе пола. Появились стены и обстановка богатого загородного дома. Мягким, уютным огнем загорелись лампы.

Управительница в задумчивости взяла в руку камень. Она позабыла обо всем, любуясь игрой отражений в подаренном ей аметисте. В пространстве образовалась гигантская копия кристалла, повторяя движения оригинала в руках Рогнеды. Яркие блики разорвали полумрак, заполняя пространство всеми оттенками сиреневого. От фантома побежали фиолетовые волны, окутывая ласковым, расслабляющим теплом.

Девушка вдруг переменила направление своих мыслей. В воздухе сгустилось небольшое туманное окошко. В его глубине стали возникать контуры кораблей, жесткие, железные закутки кают и технических помещений станций, стены простроченные рядами заклепок, давящие низкие потолки.

— Когда вспоминаешь те времена, то, кажется, что из стали были те люди, перенося то, что их изнеженные потомки посчитали бы невозможным, — отвечая на невысказанный вопрос, сказал Управитель. — Но на самом деле страх и невежество двигали ими, заставляя отдавать свои жизни за своих правителей, которым до них и дела никакого не было. Лишь бы плодились, исправно платили налоги, ходили на амбразуры, вылупив глаза, и не высказывали вслух своего неудовольствия. Как они там говорили, — «У пушки должно быть не меньше 3 человек, иначе, куда она выстрелит — один Бог знает».

— Ты хочешь сказать, что они были несчастными жертвами обстоятельств? И все делали из страха друг перед другом и боязни сурового наказания охочих до расправы карательных органов?

— Конечно, — усмехнулся мужчина.

— Нет, ты не прав Андрей. Это были чистые души… Тебе не приходило в голову, что именно страх и ежовые рукавицы требовательной и придирчивой власти позволяли им проявлять лучшие душевные качества? Именно так они могли забывать собственный эгоизм и становиться героями, ради общего дела превозмогая свою малость и смертность.

Оттого ты хочешь смешать их с дерьмом, что сам труслив, своекорыстен и расчетлив? — остро парировала Управительница.

— Вовсе нет, — ответил Управитель. — Оттого, что время игр кончилось. Нынче мы не можем позволить наслаждаться битвами. Дорого нынче героизм обходится. Мы проиграли эту войну, потому, что сражались с машинами по старинным правилам, которые предписывали бойцам как мухам дохнуть во славу сверхчеловеческой, государственной общности. Но нельзя больше жить иллюзиями.

— Ты прямо свою статью цитируешь, — с улыбкой ответила Управительница.

— Ничего удивительного, — сказал Живой Бог. — Я ведь ее писал. — И еще… Ты ведь помнишь про Амальгаму? Или про ад на Гало? Вы ведь вылетали туда для оперативного анализа.

— Да, это было ужасно. Именно тогда, в умах многих, появилась непреклонная жестокость, стремление не сражаться, а побеждать любой ценой. Мстить, утоляя соленой водой чужих слез жажду неправильно понятой справедливости.

— Ну, вот видишь… — вставил Управитель.

— Но мне жаль, что время нарочито-героических битв кончилось. Для многих душ это единственный способ почувствовать свою нужность. И потом… — девушка сделала паузу, с тревогой поглядев на Управителя. — Тебе самому не страшно?

— Чего? — не понял мужчина.

— В старые времена, когда люди больше понимали подноготную своих поступков, действовало мудрое правило — три человека на одну пушку.

Сила, которая находится в распоряжении экипажа «Дракона» просто чудовищна. Мощь новой звезды спрятана под броней этого корабля. Ты подумал, кто остановит твоих «черных ангелов», если они захотят повернуть орудия в другую сторону?

— Это что, воевать за берсерков? Вместе с кораблями — роботами? Чушь…

— Не уверена, — ответила девушка. — Скорее бороться против законной власти государства. Расстреливать пассажирские транспорты, разносить с таким трудом восстановленные порталы гипертранспортировки, громить обитаемые миры. Не боишься новой генерации сообществ космических бродяг и пиратов, кочующих как саранча от планеты к планете?

— Мы позволяем им жить так, как они считают нужным. Мы даем им лучшее. И это того стоит.

— На твоем месте я бы не пела «черным» дифирамбы. Когда все захотят стать такими как они, с кого будут тянуть энергию Башни Контроля? И кому мы будем вешать лапшу на уши, заставляя бежать за колбаской, подвешенной перед носом?

— А… — только и смог сказать Управитель и осекся, понимая справедливость слов Рогнеды. Потом он всеже собрался и произнес. — Ну, это еще когда будет…

— Оттого вы все не умеете мягко изменять мир, что не хотите видеть даже на шаг вперед, — сказала Живая Богиня.

— Хорошо хоть ты умеешь, — неопределенным тоном заметил Андрей.

Управительница внимательно посмотрела на него, не издевается ли…

— А меня сегодня мальчик будет ждать, — сказала она, меняя тему. — Я договорилась пойти с ним на «поганку».

— И что?

— Ничего ты не понимаешь. Танцы — это так здорово. А после танцев — драка, когда народ выдавливает крайних за ограждения висящей в пустоте площадки. Парни и девушки падают с высоты в полтора километра. Потом они попадают в зону мягкого силового поля, которое позволяет благополучно приземлиться, — девушка встала и прошлась пружинистой походкой, словно танцуя под неслышную музыку. — Бывают, конечно, и несчастные случаи, но редко. Они лишь придают остроты.

Вообще, мне нравится такая жизнь. Может быть, я прожила бы так лет 100 в 3–4 приема, забыв про свои заморочки.

Там все просто. День за партой. Потом, когда станешь старше, служишь девочкой на побегушках в каком-нибудь офисе.

И каждый вечер — забегаловка, танцпол и компания. Танцы, поцелуи, пиво, драки наших мальчиков с чужими, завывание сирен полицейских глайдеров, погони, прятки во тьме. А если кончится хорошо, — отвязный секс на скамейке в парке или в кустах. Это все настоящее, в отличие от того, и чем мы себя тут потчуем…

Живая Богиня преобразилась. Она самозабвенно стала танцевать под слышимую только ей музыку. Движения были нарочито небрежными, вызывающими. Ее зеленые глаза стали пустыми, на лице проступило странное выражение — смесь удовольствия, интереса, настороженности, легкой угрозы и деланой скуки.

— И это говорит Управительница Жизни, — недовольно сказал Андрей.

— Это говорит Управительница Жизни, которая давно уже поняла, что сила, власть и мудрость не в состоянии сделать ее счастливее девочки-пустышки, жизнь которой на мгновение появляется слабым огоньком и сразу исчезает в потоке бытия, — продолжая дергаться ответила Ганя.

— Когда ты была императрицей, ты считала также?

— Думаешь, что по больному бьешь, Пастушонок? — сказала Управительница останавливаясь. — Я сотнями лет жила одна, разговаривая с камнями и птицами, столько раз забывала себя и заново восстанавливала, что там уже не осталось ничего от меня прежней.

Мир вокруг потерял цвет, став однообразно серым.

— Ладно… Давай еще немного послушаем, — помолчав, предложила девушка.