"Леди Смелость" - читать интересную книгу автора (Робинсон Сьюзен)

ГЛАВА 14

Бог услышал ее молитвы, хотя Нора никак не ожидала, что Он откликнется на них таким невероятным образом. Ей было немного стыдно. Да, будь она рыцарем короля Артура, она бы не отправилась за Святым Граалем, а занялась бы поисками живого сокровища в образе мужчины с нравом василиска и глазами цвета летней ночи. Самому сокровищу было невдомек, насколько она недостойна владеть им. На ее происхождении, а следовательно, и на ней самой лежало пятно, да и в любом случае она не обладала ни красотой, ни богатством, ни умом. Почему же он хотел ее? Это была какая-то загадка.

Нора удобно расположилась на королевской барке. На ней было платье из жесткого желтого дамаста, раздражавшего кожу, подарок ее вечно озабоченной госпожи, самое дорогое платье из всех, что ей доводилось носить до сих пор.

Она уже успела оцарапать ладонь о бриллианты, украшавшие спереди лиф платья. Сейчас ее пальцы теребили один из драгоценных камней, нашитых чуть выше талии.

Размышляя о необъяснимом с ее точки зрения влечении к ней лорда Монфора, она вспомнила об их последней встрече и побледнела. Он снова это проделал — свалился как снег на голову в тот момент, когда она чувствовала себя в полной безопасности, и едва не раскрыл ее секрет. Придется попросить Сесила, когда он вернется из Франции, придумать какой-то иной способ передачи донесений. Она вспомнила, как испугалась при его неожиданном появлении, как настойчиво пыталась увести его из сада, и сердце ее болезненно сжалось. К счастью, он ничего не заметил; он был поглощен своим объяснением в любви, объяснением, которое застало ее врасплох.

Возможно, она и сумела бы убедить его уйти из сада, если бы не его поцелуй. Воистину, пути Господни неисповедимы, подумала Нора. Она нисколько не сомневалась, что раз Кристиан де Риверс нашел ее в этом укромном месте, чтобы снова мучить, значит, на то была воля Господа. Слишком часто ему это удавалось.

Нора тогда почувствовала себя как человек, стоящий на краю пропасти. Страх разоблачения и желание боролись в ее душе. После того как Кристиан отослал ее, и она вернулась во дворец, госпожа Кларансьё загрузила ее приготовлениями к свадьбе, и ей не удалось снова проскользнуть в сад и проверить, на месте ли ее донесение.

Итак, Нора пребывала в смятении. Она настолько погрузилась в свои переживания, что не заметила, как они добрались до особняка Монфоров. Она вошла в него как в тумане и пришла в себя только на лестнице, ведущей в покои графа. По обеим сторонам лестницы стояли слуги Монфоров. Она попыталась поднять годову повыше и улыбнуться им, но это оказалось ей не по силам.

Что она делала? Она же совсем не знала этого мужчину и тем не менее собиралась вверить себя его заботам на всю оставшуюся жизнь. Это невозможно. Но если она этого не сделает, она потеряет его, а он был необходим ей как вода и пища.

Она дошла до лестничной площадки и усилием воли заставила себя двигаться дальше, к входу в графские покои, куда уже подошли королева со своими фрейлинами и отец Норы. Впереди нее шел Артур в паре с другим пажом, а перед Артуром еще один королевский паж с серебряной чашей в руках, наполненной вином с пряностями и украшенной позолоченной веточкой розмарина. Где-то рядом раздавались звуки лютни, флейты и виолы.

Стараясь не споткнуться, Нора переступила порог графских покоев. Себастьян, полусидевший в кровати, почтительно, насколько это было возможно в его положении, поклонился королеве, и они о чем-то заговорили. Внезапно граф посмотрел на Нору, ободряюще улыбнувшись ей, и она благодарно улыбнулась в ответ. Королева уселась в высокое кресло с прямой спинкой, и в тот же момент отворилась находившаяся рядом дверь.

В комнату вошел Кристиан, и по телу Норы стад расползаться страх. Все вокруг перестало для нее существовать; она видела лишь его лицо — теплая смугловатая кожа, твердый подбородок, неестественно спокойный взгляд. Он поклонился королеве, потом повернулся к Норе и, улыбнувшись ей улыбкой, которая растопила бы сердце и жестокому турку, подошел к ней и взял за руку.

Прикосновение его руки успокоило Нору, доведенную до состояния почти неконтролируемого волнения созерцанием этого прекрасного лица. Неужели она и вправду питала надежду стать достойной мужчины, обладавшего таким неповторимым очарованием? Бросив взгляд вокруг, она наконец-то смогла осознанно воспринять собравшихся в комнате людей: друзей графа и Кристиана, своего отца, слуг королевы. Неподалеку от нее стоял Роджер Мортимер, и она также заметила Иниго-Ловкача, укрывшегося в складках полога.

Что с ней такое, спрашивала она себя. От волнения она не услышала ни слова из того, что говорил венчавший их священник. Необычайное возбуждение, в котором она пребывала на протяжении всей церемонии бракосочетания и обмена кольцами, было вызвано терзавшими ее сомнениями, мешавшими до конца поверить, что она все-таки получила то, к чему так отчаянно стремилась.

Возглас Роджера Мортимера вывел ее из этого состояния. Горячие губы Кристиана прижались к ее губам, заставив испытать непривычное для нее ощущение полного счастья. Она почувствовала вкус вина, приправленного пряностями, и ее губы раскрылись в ответном поцелуе. Одной рукой он взял ее за подбородок и, приподняв голову, заглянул в глаза, словно что-то искал в них. Пальцы другой впились ей в руку повыше локтя, и она поморщилась от боли.

— Прошу простить меня, дорогая жена, — сказал он, — но я не в силах совладать с желанием.

— Возможно, виновато вино, милорд, — ответила она с улыбкой, показывая, что не сердится.

— Вряд ли. Я выпил всего две бутылки.

— Две?! — Она не могла не отметить про себя его уверенных движений и ясного прямого взгляда. — Вы уверены, что выпили целых две бутылки?

— И часть третьей. Сегодня особый день. Подставь мне снова твои губы.

Это вызвало новый радостный возглас Роджера, и их тут же окружили веселые смеющиеся молодые люди. Отталкивая друг друга, они хватались за фату невесты в надежде оторвать кусочек на память. Кристиан засмеялся и приказал:

— Подайте свадебную чашу.

Принесли серебряную чашу, и Кристиан протянул ее Норе. Она отпила немного, затем он сделал глоток, а затем чашу пустили по кругу.

Пока чаша переходила из рук в руки, Кристиан подвел Нору к королеве, которая должна была благословить молодых. Покончив с этой обязанностью, Мария удалилась. С ее уходом развеялась атмосфера некоторого уныния, всегда создаваемая ее присутствием. Нора наблюдала за своим новоиспеченным супругом. Он смотрел вслед удалявшейся королеве с выражением, диктуемым придворным этикетом, не позволявшим угадать его истинные мысли. Затем он подвел Нору к своему отцу:

— Сир, представляю вам мою жену и прошу вашего благословения.

Нора вспыхнула и присела в реверансе. Граф вытянул руку и положил ее на голову Норы, опустившейся на колени.

— Благословляю тебя, Нора де Риверс, хотя думаю, что уже в ближайшие месяцы тебя не раз посетит мысль о раскаянии. Мой сын подобен урагану, шторму, буре.

— Но какой это прекрасный шторм, милорд, — ответила Нора.

Граф засмеялся, а Кристиан опустился на колени рядом с ней.

— Прошу вас, сир, не пугайте мою жену раньше времени. Не такой уж я страшный. — Повернув голову, он встретился взглядом с Норой. — И я не хочу, чтобы она чувствовала себя несчастной. Ведь я женился на ней по любви, а не по принуждению. Поэтому не будем говорить о наказании для моей сладкой цыпочки, не будем жаловаться на цепи и мучения, подобно холостякам.

— Что вы имеете в виду? — нахмурившись, спросила Нора.

— Всего лишь пытаюсь объяснить тебе, мой невинный ангел, что я не принадлежу к тем ворчунам, которые ополчаются на судьбу, приведшую их к браку. Да у меня и нет для этого оснований.

Граф опять засмеялся, а Нора потупила взор. Она не привыкла к лести и не знала, как ответить. Однако отвечать ей не потребовалось, так как Кристиан тут же повел ее принимать поздравления, а потом они спустились вниз на праздничный пир. Стол был заставлен блюдами с бараниной, козлятиной, свининой, дичью. Кристиан положил ей по куску лебедя и фазана, а в бокал вместо вина налил сидр. В собственный кубок он все время подливал какое-то крепкое вино и один раз дал попробовать его Норе по ее просьбе. Это был портвейн. Норе он совсем не понравился, и она скривилась.

— Послужит тебе уроком, — заметил он. — Пей свой сидр, цыпленок. Пьяная новобрачная мне в постели ни к чему.

Лицо Норы запылало как в огне, она даже испугалась, как бы кожа на нем не обуглилась. А ее муж, этот дьявол, откинулся в кресле и громко расхохотался, так что слуги, сидевшие в дальнем конце стола, вытянули шеи, пытаясь разглядеть, что происходит. Кристиан снова наполнил кубок и залпом осушил его. Нора была уверена, что за это время он прикончил еще одну бутылку, но не могла заметить в нем признаков явного опьянения. Лишь веки слегка набрякли и движения стали ленивыми, как у хорошо наевшегося волка, но и раньше ему часто удавалось дурачить ее, напуская на себя совершенно ему несвойственный вид человека, пребывающего в состояние оцепенения.

Праздник продолжался, и Нора обнаружила, что вновь ее охватывают волнение и легкий страх, правда иного рода, чем раньше. Сегодня ей не придется ничего скрывать, бояться разоблачений. Сегодня она сможет прижаться к нему, обнять его, насладиться его телом. Если, конечно, у нее хватит мужества. Его пальцы прикоснулись к ее шее, и она вздрогнула.

Он смотрел на нее из-под полуопущенных ресниц, невозможно было определить, что выражал его взгляд.

— Пора. Я больше не могу ждать. — Он поднялся, увлекая ее за собой, и поцеловал ей руку. — Идем в постель.

Она стояла неподвижно, не отводя от него глаз, пока он не подал знака одной из женщин. Затем, взяв Нору за плечи, развернул и подтолкнул в спину. Ее тотчас же окружили женщины и повели наверх, в покои, как она думала, лорда Монфора. Их уход сопровождался непристойными жестами гостей и еще более непристойными куплетами.

Нора удивилась, когда их процессия миновала комнаты, занимаемые графом и его сыном, и свернула в другое крыло здания. Госпожа Кларансьё в ответ на ее вопрос, куда они идут, ободряюще пожала ей руку.

— Тебе повезло, моя дорогая, что ты стала женой такого любезного, внимательного и находчивого джентльмена. Граф сказал мне, что эта идея пришла его сыну в голову буквально за несколько минут до твоего прибытия. Укромное местечко для молодой парочки. Никто не живет в этом крыле, и лорд Монфор приказал приготовить для вас комнаты в самом дальнем его конце, где вас никто не побеспокоит. Не каждой невесте достается муж, жаждущий уделить все свое внимание ей одной.

— Но граф все еще болен, — возразила Нора…

— Он поправляется. Он бы тоже посоветовал тебе стараться угодить мужу.

Новые покои, выбранные для них Кристианом, действительно находились на отшибе. Они прошли через целую анфиладу пустых комнат, прежде чем оказались у двойных дверей, у которых стояли улыбающаяся горничная Норы и девушка, выделенная графом ей в помощь. Они вошли в маленькую прихожую, за которой были расположены гостиная и две спальни. В одной из спален горела дюжина канделябров, заливая желтым светом стоявшую в центре кровать, накрытую бархатным покрывалом. Розы и ветки жимолости украшали спальню, наполняя ее своим ароматом.

Но великолепное убранство не способствовало избавлению Норы от нервозности. Напротив, беспокойство ее все возрастало, пока женщины раздевали ее, готовя к брачной ночи, и постепенно перешло в страх. В присутствии Кристиана любовь вытесняла страх, но стоило ей остаться одной, как ее сразу же начинало терзать знакомое чувство неуверенности в себе. Она представляла в общих чертах, что должно произойти нынешней ночью. Но она не была уверена в том, как поведет себя, и не могла предугадать, чего он от нее потребует.

Охваченная робостью и беспокойством, забралась она на огромную кровать и сразу же почувствовала себя маленькой и никчемной. Шли минуты. Женщины прибрали в спальне и стали в смущении обмениваться взглядами. Где же мужчины?

Госпожа Кларансьё пошла разузнать, в чем дело. Вернулась она, задыхаясь от смеха.

— Они гоняются за лордом Монфором. — Она прислонилась к столбику кровати и перевела дух. — Лорд Монфор поклялся, что не позволит раздеть себя как новорожденного младенца и не даст им напугать свою жену грязными шуточками и жестами, а Роджер Мортимер набросился на него. Лорд Монфор побежал, и все пустились за ним вдогонку. Он забрался на крышу конюшни и теперь сидит там с бутылкой вина, издеваясь над ними. Они слишком пьяны, чтобы туда добраться, и пытаются изловить его сетью с веревками.

— Но он же может расшибиться, — воскликнула Нора.

Она сбросила покрывало и начала вылезать в кровати под протестующие возгласы окружавших ее женщин.

— Нет, — ответила госпожа Кларансьё. — Они поймали сами себя вместо лорда Монфора. Мортимер запутался в сети, а вместе с ним юный кузен лорда Монфора и двое Говардов. Другие пытаются освободить их, но лишь создают еще большую неразбериху.

Нора прикрыла рот рукой, но все же не удержалась и хихикнула, и вскоре уже все дамы в комнате заливались смехом.

— Действительно неразбериха, — прервал взрывы смеха низкий мужской голос.

Нора, сидевшая посреди кровати, поджав под себя ноги, выглянула из-за спины госпожи Кларансьё и увидела, что ее дамы пятятся от вошедшего лорда Монфора. Он остановился, прислонившись спиной к двери спальни и скрестив ноги, и обвел женщин обманчиво сонными глазами. В одной руке он держал бутылку, другой опирался на дверную раму из темного дуба.

Затем, не обращая больше внимания на заулыбавшихся ему женщин, молча воззрился на Нору. Под его пристальным взглядом во рту у нее пересохло, она снова спряталась за спину госпожи Кларансьё и, стыдясь собственной трусости, принялась перебирать ленты и кружевные оборки на своей ночной сорочке. Кристиан стоял не двигаясь, пока не затихли смешки и перешептывания женщин. Тогда он кивнул госпоже Кларансьё, распахнул дверь и поклонился:

— Благодарю вас, милые дамы, за вашу заботу о новобрачной. Желаю вам приятной ночи.

После того как последняя из женщин покинула комнату, он запер дверь и повернулся к Норе.

— Вы были на крыше конюшни, — сказала она.

Он ухмыльнулся и приветственно взмахнул бутылкой.

— Это я ловко придумал, правда, моя милая? Я знал, что ты умрешь от страха, как мышь, если Мортимер с компанией кинут меня голым тебе в кровать.

Ее задели эти слова, и она с головой залезла под покрывало, а он расхохотался:

— Вылезай оттуда, мой утенок.

Она опустила покрывало; волосы упали ей на лицо. Откинув их, она увидела, что Кристиан опять занял свое место у двери и наблюдает за ней. Все его веселье куда-то исчезло.

— Я заслужила, чтобы меня называли мышью, — сказала она с отвращением.

— Возможно. — Он отпил из бутылки, не отрывая взляда от ее лица. — Но в этом обольстительном теле скрывается дракон. И ты и я знаем это.

Она облизнула губы и заметила, что его взгляд переместился к ее рту.

— Дракон?

Казалось, он не слышал ее.

— Тебе нравятся стихи Тома Уайета? — спросил он и, снова глотнув из бутылки, продекламировал отрывок из произведения сего благородного джентльмена:

Нора наморщила лоб и прекратила перебирать свои кружевные оборки.

— Я не понимаю.

— Господи, и зачем ты создал ее такой… соблазнительной.

— Я чем-то провинилась, милорд?

Он не ответил. Тряхнув головой, он оттолкнулся от двери и скользнул к кровати. Норе захотелось дотронуться до этого серебристо-фиолетового воплощения ее мечтаний, но она не осмелилась, смущенная несвойственной ему задумчивостью.

Взрыв его смеха застал ее врасплох. Широко раскинув руки, он повалился на кровать. Она едва успела подхватить выпавшую у него из руки бутылку.

— У меня в голове полная неразбериха, мой птенчик, ты должна простить меня. Я привык к роли любителя шлюх, а не мужа и, обнаружив, что моим заботам вверена волшебная фея, утратил способность соображать. — Приподняв голову, он посмотрел на нее. — Хочешь, чтобы я поухаживал за тобою на придворный манер?

Его голова снова упала на кровать. На лице появилось сосредоточенное выражение и, сложив руки, он продекламировал:

— Вы, мой раб? — Нора хихикнула. — Едва ли это так, милорд.

Он улыбнулся, и напряжение отпустило ее.

— Ну хорошо. Не хочешь верить, что я твой раб, поверь хотя бы, что я очарован тобою.

Он сел так внезапно, что она вздрогнула, и, заключив ее в объятия, приблизил губы к ее губам. Она попыталась выровнять дыхание, уверенная, что он заметил, как прерывисто она дышит.

— Не бойся, цыпленок. Клянусь, что сегодняшний акт любви будет для тебя сплошным удовольствием. Мне хочется, чтобы ты запомнила полученное наслаждение. — Он помолчал, закрыв глаза и сжав зубы, потом вымолвил всего три слова: — Хорошо запомни его.

В смущении Нора попыталась отвернуться, но он не позволил, прижавшись к ее губам. Она расслабилась, почувствовав теплоту и нежность его губ. Осыпая ее лицо поцелуями, он одновременно легкими щекотными движениями поглаживал ей руку. Потом провел кончиком языка по шее и замер, дойдя до груди.

Он нежно сжал ей грудь и отстранился, оставив ее на кровати трепещущую с закрытыми глазами. Открыв глаза, она увидела, что он уже раздевается. На секунду лицо его приняло хмурое выражение, которое тут же исчезло, сменившись широкой улыбкой, такой сладострастной и похотливой, что ей позавидовала бы потаскуха из лучшего публичного дома в Лондоне.

Он подмигнул ей:

— Чтобы поучить тебя, я разденусь первым.

При этих словах штаны полетели в угол спальни, и он, уже обнаженный, направился к кровати. Не больше секунды ушло у него на то, чтобы преодолеть расстояние в несколько шагов, отделявшее его от кровати, но за это короткое мгновение она увидела достаточно: широкая грудь с ложбинкой посредине, тугие узлы мускулов, упругие бедра, между которыми вздымался напряженный член.

Она ждала со смешанным чувством ужаса и любопытства. Вот он поставил колено на кровать и наклонился к ней. Она отодвинулась.

— У тебя это не так, как у моих животных.

Он проследил направление ее взгляда.

— Не так. Но такими мужчину и женщину создал Бог, и так они могут давать наслаждение друг другу, а мы мужчина и женщина. — Он дотронулся до нее. — Не бойся!

— Мне это не нравится.

Она говорила искренне. Он изменился. В нем ощущалась какая-то напряженность, и он не отрываясь смотрел на самые интимные части ее тела.

— Я позволил тебе размышлять слишком долго.

Взяв Нору за плечи, он притянул ее к себе и стал целовать, сначала нежно, но с каждым новым поцелуем губы его становились все более требовательными. Мускулы на руке, поддерживавшей Нору за спину, то напрягались, то снова расслаблялись, и по этому беспрестанному подрагиванию мускулов она поняла, чего ему стоит сдерживать себя.

Вот мускулы напряглись в очередной раз, и в то же мгновение он опустил Нору на кровать и навалился на нее обнаженным телом. Почувствовав его тяжесть, Нора инстинктивно толкнула его в грудь, и он шепнул ей в ухо, щекоча кожу своим дыханием:

— Охота окончена.

Остальных слов она не разобрала, так как от его дыхания ее словно обожгло огнем, и она ощутила легкое покалывание в пальцах рук и ног. Это покалывание заставило ее прижать пальцы к мускулам на его руке, и она открыла для себя, как приятно ласкать их.

Он исследовал ее рот губами и языком, а она исследовала его обнаженное тело, водя ладонями по горячей коже, ощупывая его спину, ребра, талию. Затем, вытянув руки во всю длину, сжала пальцами его упругие ягодицы.

От этого прикосновения Кристиан выгнул спину и выругался, потом придвинул бедра к ее бедрам, обтянутым тонкой тканью рубашки. Она ощутила давление и твердость его члена, словно пропахавшего внутреннюю поверхность ее бедер.

Без всякой подсказки с его стороны она крепче сжала ладонями его ягодицы, направляя его член к тому участку своего тела, где ей хотелось его чувствовать.

С губ Кристиана сорвалось еще одно проклятие. Приподнявшись, он грубо сорвал с нее рубашку и снова опустился между ее бедер. Это первое его насильственное действие испугало Нору, и она съежилась, но когда его разгоряченное тело прижалось к ней, а его подрагивающий член потерся о ее ляжки, страх прошел.

Между ног у нее повлажнело, набухло и слегка побаливало. Он терся членом о ее бедра, направляя его к той точке, что пульсировала при каждом его прикосновении. Ноги ее были широко раскинуты. Вонзив ногти в его обнаженную плоть, она выгнула вверх бедра, едва не приподняв его над кроватью. Он с силой толкнул ее вниз и укусил в шею.

Потом просунул руку между их телами. Она задохнулась и с трудом удержалась от крика, когда его рука коснулась заветной точки. Его пальцы ласкали, пощипывали, потирали эту чувствительную точку, и она утратила всякое представление о том, кто она, где и с кем находится. Наслаждение захлестывало ее все сильнее, и его ласки доводили ее почти до безумия. Она прижалась лобком к его пальцам и вскрикнула, когда наступила кульминация. Он нашептывал ей жаркие страстные слова, возносившие ее на вершину блаженства.

Дрожь волной прокатилась по ее телу. Кристиан изменил позу, приподняв бедра. Она застонала, почувствовав, как его член уперся в ее словно набухшую плоть, и открыла глаза. В его глазах она увидела дикую ярость, но он тут же закрыл их и стиснул зубы. Затем начал осторожно входит в нее. Все еще во власти собственного наслаждения, она стала извиваться под ним.

— Не надо, — сказал он. Руки его задрожали, и он приподнялся над ней. — Нет.

Не обратив внимания на его слова, Нора сильнее задвигала бедрами, стараясь полностью вобрать в себя источник своего наслаждения, промассировать им свое лоно. Мгновение Кристиан сопротивлялся, но потом, как-то беспомощно вскрикнув, с силой проник в нее. Пронзившая боль заставила Нору на секунду забытъ о страсти. Прикусив ему грудь повыше соска, она судорожно вздыхала при каждом его новом толчке, слыша одновременно его прерывистое неконтролируемое дыхание. Но вот он со стоном погрузился в нее так глубоко, что коснулся матки кончиком члена, замер, и в нее хлынули его соки.

Наполненная чужой плотью, Нора почему-то перестала ощущать боль. Спустя некоторое время Кристиан вновь обрел утраченный на мгновение контроль над собой и медленно начал расслабляться. Он опустился на нее, широко раскинув руки и ноги и отвернув лицо в сторону, и молча поцеловал ее в плечо. Нора лежала не двигаясь. Все еще чувствуя внутри себя ритмичную пульсацию его плоти, она улыбнулась и уткнулась лицом ему в шею.

Вдруг мускулы его снова напряглись, но он по-прежнему не произносил ни слова. Ей стало трудно дышать под тяжестью его тела, и она легонько толкнула его в грудь. Он приподнялся, опершись на локти. Лицо его пылало, капли пота выступили на лбу и верхней губе. Нора отвела ему со щеки завиток волос.

Его глаза изучали ее лицо, затем опустились к груди и ниже, туда, где соприкасались их тела. Удивленная его продолжительным молчанием и тем, как напряглось его тело, Нора вопросительно подняла брови:

— Милорд, что случилось?

Он положил ладонь ей на щеку, провел пальцем по губам, погладил шею. Затем посмотрел прямо в глаза.

— Тебе было хорошо со мной?

Отвернувшись, она кивнула. Взяв в ладони ее лицо, он заставил ее посмотреть на себя. Она с изумлением заметила, как просветлел его взгляд.

Он улыбнулся ей. Это была нежная томная улыбка, и голос, когда он заговорил, был нежным и томным:

— Ты любишь меня?

Увидев эту улыбку и услышав его вопрос, Нора перестала сомневаться в том, что Господь даровал ей рай при жизни.

— О да. Я… я давно вас люблю.

— Наслаждение и любовь. Я так и думал.

Резким движением он встал. Это произошло так неожиданно, что Нора не сразу сообразила, в чем дело, и некоторое время продолжала лежать без движения. Потом села. Кристиан подошел к шкафу и достал оттуда красный шелковый халат. Надев его, он вернулся к кровати, завязывая на ходу пояс.

— Я тоже очень доволен. Не каждому мужчине удается жениться на шпионке, которая пыталась убить его.

— Что…

— Я нашел твое донесение, ты, тварь. — Он встал над ней, скрестив руки и расставив босые ноги. — Ты шпионила за мной все это время, ты предала меня. Да, ты предала меня и едва не довела до смерти моего отца.

Она прижала простыню к груди.

— Нет.

— И если ты не скажешь мне, для кого предназначалось твое донесение, я заставлю тебя пожалеть о том, что не убил тебя сразу.

Нора взглянула ему в глаза и увидела в них равнодушие палача. Она поняла, что сейчас она для него чужая и он мысленно представляет ее смерть.

— Ты чуть не убила моего отца, — тихо повторил он.

Чувствуя, как силы оставляют ее с каждым его словом, она покачала головой:

— Нет. Я бы никогда этого не сделала. Оно предназначалось для… — Она прикусила губу. Быстро же он запугал ее настолько, что она едва не выложила ему всю правду.

— Для кого? Спасай свою шкуру, Нора. Ну-ка, сделай еще попытку. — Она не подняла на него глаз, и тогда он больно схватил ее за запястье. — Господи, мне хочется убить тебя. Почему я не могу убить тебя?

Задохнувшись от боли, она попыталась высвободить руку, но безуспешно.

— Повторяю, это было абсолютно безобидное сообщение.

— Я заставлю тебя сказать правду. Кому ты их посылала?

— Я не могу этого сказать.

Его пальцы крепче сжали ее запястье, и на глазах у нее выступили слезы.

— Если уж ты следила за каждым моим шагом, то можешь, черт возьми, сообщить мне, кто же извлекал пользу из твоих подглядываний и подслушиваний.

Она вскрикнула, когда он принялся трясти ее и продолжал трясти до тех пор, пока ей не стало казаться, что голова у нее вот-вот оторвется. Затем бросил на кровать, как тряпичную куклу. Она упала на спину и заморгала, поскольку все расплывалось у нее перед лазами. Обретя способность видеть ясно, она уставилась на Кристиана.

— Отвечай на мой вопрос, Нора.

Ей был знаком этот тон. Так он говорил с д'Атекой и Черным Джеком. Ровный, холодный, бесстрастный голос свидетельствовал, что его обладателю неведомы такие понятия, как сострадание, жалость, совесть, честь. Не веря своим ушам, она лишь молча покачала головой. Кристиан отошел от нее, и с ним буквально у нее на глазах произошла разительная перемена: он перевоплотился в Кита — спокойного, бесшабашного, со смешинкой в глазах. Он рассмеялся.

— Ну что ж, я выясню это сам. Это не займет много времени. — Смех прекратился, глаза сузились. — А теперь моя очередь сказать тебе правду, хотя ты и не пожелала быть откровенной со мной.

Прислонившись к столбику кровати, он поглаживал бархатный полог, наблюдая за ней прищуренными глазами. Нора подтянула колени к груди; она все еще не могла в полной мере осознать происходящее.

— Правда, глупышка, заключается в том, что я солгал.

— В чем? — боязливо спросила она.

— Что я люблю тебя, конечно. Неужели ты вообразила, что я могу полюбить маленькую дурочку, чей лепет о щенках и котятах способен утомить до смерти. — Он продолжал поглаживать бархатный полог. — Нет. Я это нарочно придумал. Сначала мною двигало лишь любопытство — было интересно узнать, что испытываешь, раздвигая ноги сельской девственницы. Потом возникла необходимость помешать тебе заниматься твоими штучками и выяснить, что уже ты успела натворить.

Нора, как болванчик, все качала головой. Она съежилась, словно таким образом могла защититься от его жестоких слов.

— Вы не любите меня?

Он громко расхохотался, и она почувствовала себя так, будто ее ударили кинжалом. А ведь совсем недавно этот смех доводил ее чуть ли не до экстаза.

— Люблю тебя? — Он покачал головой, желая показать, что изумлен ее доверчивостью. — Может, мне следует объяснить тебе для твоей же пользы, что твой отец был прав. Ни один мужчина не захочет тебя. Какой мужчина способен полюбить неловкую, неуклюжую, невзрачную простушку? Неужели ты поверила, что я могу увлечься жалким вороненком с душой червя, который целыми днями пищит и роется в грязи, выискивая зерна?

Иногда боль бывает настолько сильной, что в какой-то момент человек перестает на нее реагировать. Слушая, как мужчина, которого она любила, говорит ей о своей ненависти и отвращении, Нора чувствовала, что душа ее медленно умирает, и все ее счастье вытекает из нее с потоками слез. Правду говорят люди о разбитом сердце.

Ее собственное сжал болезненный спазм, и она, застонав, прижала руки к груди. Кристиан продолжал говорить что-то, насмехаясь над ней, но захлестнутая первой волной боли, она не воспринимала смысл его слов.

— Господи, что же ты не хнычешь? — говорил он. — Я хочу, чтобы ты хныкала, скулила и причитала. Тогда я не буду чувствовать себя таким виноватым из-за того, что не убил тебя.

Он подошел к ней ближе, разглядывая ее, как мясник разглядывает разделанную им тушу.

— Видишь ли, я так хотел убить тебя. Но даже я, лишенный совести, не способен убить женщину. Придется мне утешаться твоими страданиями. Раз уж я не могу убить твое тело, я убью твое счастье, твое наслаждение, твою радость, любое светлое чувство, в котором ты захочешь найти утешение от проявлений моей мести.

— Пожалуйста, — проговорила Нора, задыхаясь от рыданий. Она не могла смотреть ему в лицо и сидела, опустив голову на изгиб локтя. — Пожалуйста, я н… ничего не сделала.

Кристиан схватил ее за волосы и приблизил к ней свое лицо. Она судорожно вздохнула и попыталась оторвать его руку, но он не выпускал ее.

— Я ненавижу тебя так же сильно, как Черного Джека, нет, гораздо сильнее. Теперь ты моя жена, ты в моей власти. Всю оставшуюся жизнь ты проживешь нелюбимой, нежеланной, окруженной людьми, которые знают, что ты из себя представляешь, и ненавидят тебя за это.

Он отшвырнул ее от себя и исчез в соседней комнате, захлопнув за собой дверь. Нора осталась лежать там, куда он ее бросил, уставившись на то место, где он только что стоял. В ее ушах звучали слова, открывшие ей ужасную правду о его истинных чувствах к ней. У нее было ощущение, будто ее колют остроконечными копьями, и она истекает кровью.

Некрасивая, нелюбимая, глупая. Некрасивая. Некрасивая, глупая, некрасивая, некрасивая, некрасивая. Я ненавижу тебя.

Ее тонкий пронзительный крик разорвал тишину безлюдного крыла Вастерн-хауса. И сразу же вслед за криком раздался смех Кристиана де Риверса.