"Леди Смелость" - читать интересную книгу автора (Робинсон Сьюзен)

ГЛАВА 13

Кристиан, в белом фартуке и бесформенном колпаке булочника, спрыгнул с телеги, нагруженной корзинами со свежеиспеченной сдобой. За ним соскочили Саймон Спрай и Энтони-Простофиля и начали разгружать пироги, хлеб и булочки. С важным видом Кристиан направил их на кухню своего отца и, схватив одну из корзин, сам нырнул в дом.

На кухне, где в этот момент шли последние приготовления к утренней трапезе, дым стоял коромыслом, и никто не обратил ни малейшего внимания на булочника и его двух подмастерьев. Кристиан выскользнул из кухни и по черной лестнице поднялся наверх.

Стоявшие возле дверей в покои графа стражи лишь подняли брови при виде обсыпанного с ног до головы мукой наследника.

— Как он? — спросил Кристиан.

— Хорошо, милорд, — ответил один из стражей. — Правда, когда он попытался сесть, ему опять стало хуже.

На мгновение Кристиан закрыл глаза, проклиная необходимость, вынудившую его вновь оставить отца. Затем вздохнул и вошел в спальню. Бодрым шагом он приблизился к кровати и остановился, держа корзину перед собой. Себастьян спал. Он был бледен и выглядел увядшим, как цветок на клумбе, который забыли вовремя полить.

— Ты пахнешь, как пирог со сливами, — проговорил вдруг Себастьян с закрытыми глазами. Затем он открыл их и оглядел сына с головы до ног. — И выглядишь так, будто сейчас тебя сунут в печь вместе с твоими пирогами.

Кристиан опустил корзину на пол и, достав из нее небольшой пирожок, помахал им перед носом Себастьяна.

— Вас это не соблазняет? Пироги особенно мне удаются.

— Чем ты занимался, мой упрямец?

— Работал на кухне Кровавого Боннера.

Граф резко приподнялся и тут же застонал.

— Черт тебя возьми, я никогда не поправлюсь, если ты и дальше будешь меня так пугать.

Бросив пирог обратно в корзину, Кристиан заставил отца вновь опуститься на подушки.

— Простите меня, сир.

— Среди твоих бродяг и попрошаек полно тех, кто умеет прекрасно менять свою внешность. Зачем ты сам рискуешь?

— Потому что я делаю это лучше многих, и потом, я спешу. Мне совсем не хочется, чтобы за дверью брачных покоев меня ждал топор палача.

Кристиан стащил с головы колпак и провел испачканными мукой пальцами по своей шевелюре. Однако он тут же замер, заметив на лице отца улыбку, какой не видел лет с семи. В следующее мгновение улыбка погасла, и Себастьян похлопал по постели рядом с собой. Осторожно, стараясь не потревожить отца, Кристиан опустился на кровать.

— Что тебе удалось узнать?

— Ничего. Его клерки немы, как рыбы, а у его священников рты настолько набиты каплунами и пирогами, что я смог услышать лишь сопенье и причмокиванье. Но не волнуйтесь. Мег несомненно удастся затащить к себе парочку святых отцов, которые предпочитают кататься по вечерам не только на своих ослах.

— А как королева?

— Отругала меня, как настоящая крестная мать. — Кристиан стукнул себя по бедру, подняв легкое облачко белой пыли. — Она врезала мне по ушам и пригрозила превратить меня в нищего, если я не женюсь на Норе. Черт подери Ее кровавое величество!

— Но она не сомневается в твоей вере, беспечный мальчишка?

— Нет, только в моей чести.

Себастьян вздохнул.

— Хорошо. Я боялся, что она была причастна к нападению на нас.

— Она умирает. Все это знают, кроме самой королевы. Всякий раз, как становится известно, что она слегла в постель, весь город вздыхает с облегчением. Блейд узнал от д'Атеки, что испанцы боятся, как бы страна не перешла в руки Марии Шотландской и ее французского супруга. Полагаю, они скорее предпочли бы видеть на английском престоле нашу юную Бесс. Филипп мог бы жениться на ней и сохранить тем самым свою власть над Англией.

— Она никогда на это не пойдет.

— На то, чтобы разделить с кем-то власть? Ее величество Елизавета? Да скорее рак свистнет. — Кристиан встал, смахивая с фартука комочки засохшего теста. — Боюсь, мне давно пора принять ванну, пока я еще не превратился в опару и не начал подниматься.

Граф остановил его, подняв руку:

— Прежде чем уйти, ты скажешь мне, почему ты должен рисковать жизнью в день твоей свадьбы.

— После этого времени для каких бы то ни было переодеваний уже не будет. Я сообщил Сесилу, что должен приостановить на несколько месяцев свою деятельность. Кто-то внушил Боннеру подозрения в отношении меня, и я не могу сейчас рисковать, ставя под удар вас, Нору и моих друзей.

— Ты уже поставил под удар Нору. Ты женишься на ней сегодня.

— Я пытался объяснить, сир. — Кристиан поднял с пола колпак и начал счищать с него белую пыль. — Все решили, что она опозорена, но, уверяю вас, я здесь совершенно ни при чем. Глупышка сама случайно сболтнула, что находилась в моей спальне. И потом, даже такой прожженный тип, как я, не мог равнодушно взирать на то, как она выходит замуж за этого чумного Флегга.

Под пристальным взглядом отца Кристиан смущенно переступил с ноги на ногу и замурлыкал какую-то неприличную песенку.

— Тебя вынудили.

— Лихорадка затуманила мне мозги.

— Но честь твоя обязывает тебя жениться.

— Тело его было истерзано болью, разум затуманен…

Себастьян фыркнул:

— Тебе известно мое отношение к этому.

— Она не столь изнежена и робка, как мы с вами думали. — Кристиан вдруг ухмыльнулся и взмахнул руками. — Господи, сир, если бы вы только видели, как она била моим мечом этих ваших лекарей. Ей пришлось держать его за рукоять обеими руками, но она не дрогнула ни на мгновение. Похоже, мои уроки не прошли даром.

— Я никогда еще таким тебя не видел, — проговорил Себастьян.

Кристиан перестал улыбаться и покраснел. С усилием он заставил себя поднять голову и посмотреть графу прямо в глаза.

— Она спасла вашу жизнь, но, несмотря на это, я все же пытался от нее избавиться. А потом ее схватил Флегг, и я чуть не сошел с ума. Вначале, когда ее похитили, я почти убедил себя, что это даже к лучшему. Но потом Блейд сказал то, что я никогда не забуду. Он сказал, что я должен подумать над тем, какой будет моя жизнь без Норы. — Кристиан скривился. — Он хорошо знает, что это такое, когда у тебя никого нет. По его словам, я заслуживал потерять ее. Странно, что он проникся к ней такой симпатией, так как она не жалует его, как и меня.

— И какой была бы твоя жизнь без робкой госпожи Бекет?

— Не знаю. — Кристиан с усилием рассмеялся. — И знаете почему? Потому что я боюсь себе такое даже представить. Должно быть, я совсем свихнулся.

Себастьян вздохнул:

— Хорошо.

— Ваша тревога за меня трогает меня до глубины души.

— Я боялся, что ты испытываешь к ней лишь вожделение, но это любовь, и я счастлив.

— Тс-с! — Кристиан кинулся к двери и, удостоверившись, что она закрыта, возвратился к отцу. — Вы же не хотите, чтобы кто-нибудь еще узнал о моей глупости.

— Королева была весьма любезна, согласившись на то, чтобы церемония состоялась здесь. Я был бы огорчен, если бы пропустил твое бракосочетание, мой упрямец.

— Вы ведь ничего не скажете об этом, не так ли?

— О чем? — Граф улыбнулся сыну.

— О любви.

— Ты сам об этом скажешь и, надеюсь, скоро. Уверен, ты совсем измучил бедную девушку, заставив ее думать, что ты женишься на ней из чувства долга. И так как это не брак, устраиваемый родителями, я вряд ли могу говорить что-либо за тебя. Ступай, мой упрямец. Я устал, а ты скачешь по комнате, словно боевой конь перед битвой.

* * *

Облачившись в зеленый с золотом костюм из дамаста и взяв с собой кольцо, Кристиан отправился на поиски своей невесты. Не прошло и двух часов после его ухода из спальни отца, как он, дрожа, словно кролик у лисьей норы, уже входил во дворец.

Кольцо он получил от Антэнка. Темно-красного золота, филигранное, оно состояло из трех соединенных между собой колец. Одно из них было обручальным. Двумя другими они обменяются сегодня вечером. И после этого Нора будет принадлежать ему безраздельно. Наконец-то.

Как и следовало ожидать, он не смог отыскать ее ни в одном из тех мест, где ей полагалось бы быть. Даже там, где она держала своих бездомных питомцев, находился один только Артур. Щедро одарив мальчугана сластями и пообещав научить его стрелять из лука, Кристиан возобновил свои поиски. Вспомнив наконец, где он неизменно находил ее прежде, он выругал себя за то, что сразу же не подумал об этом проклятом садике. Наверняка она была там, собирая, как обычно, цветы и травы и прячась от придирчивых глаз госпожи Кларансьё.

Желая застать ее врасплох, Кристиан осторожно приоткрыл дверь в садик и прильнул лицом к щели. Солнце стояло еще невысоко, и в его лучах сохранившаяся кое-где на траве и листьях роса сверкала как серебро. От земли поднимался свежий влажный запах.

Нора собирала травы, и на фоне густой зелени ее платье показалось ему ярким цветком. В землю подле розового куста была воткнута лопата, и это предупредило его, что садовник должен скоро вернуться. Но он продолжал стоять, не в силах оторвать от Норы глаз. Она не была красавицей, как многие другие дамы при дворе, не было в ней также и той бесшабашности и фривольности, столь присущей его дорогой Мег. И, однако, она приковала к себе его сердце так же верно, как если бы оно было пузырьком с духами, свисавшим сейчас у нее с пояса на цепочке.

Он увидел, что она связывает в пучок корни ангелики. Покончив с этим, она начала срезать анютины глазки.

Анютины глазки. Люди говорили, что с их помощью можно заставить себя полюбить. Он как-то попытался смутить ее, сказав ей об этом, но она в ответ даже не улыбнулась, заверив его, что их в основном применяют при лечении оспы. Он вспомнил, как серьезно она говорила об этом, совершенно не заметив его попыток придать их разговору фривольный характер.

Вновь он почувствовал изумление, когда понял, какое перед ним было чистое, доброе и благородное существо.

Что это она там делает? Он приоткрыл дверь пошире, чтобы лучше видеть Нору, которая, собрав букет анютиных глазок, склонилась над ним и, казалось, уснула. Внезапно она выпрямилась и быстро оглядела пустынный садик. Она была необычайно бледна. На мгновение взгляд ее остановился на двери, и он поспешно шагнул назад. Но, похоже, она ничего не заметила, и, вздохнув, прошла к стоявшей у смоковницы скамье и села.

Заинтригованный, Кристиан продолжал наблюдать. Перевязав анютины глазки лентой и положив их в корзинку рядом с ангеликой, она вновь обвела взглядом садик, на этот раз медленно, вглядываясь в каждый темный угол. Удовлетворенная, похоже, осмотром, она откинулась на спинку скамьи и поднесла руку к вороту платья.

В следующее мгновение, сунув руку под кружево, прикрывавшее ей грудь, она что-то достала, но Кристиан так и не смог понять что, так как предмет был слишком маленьким. Засунув его в букет анютиных глазок, она перевязала цветы еще одной лентой и положила их снова в корзинку.

На мгновение пальцы ее задержались на лепестках, но она тут же убрала руку и вновь внимательно оглядела садик.

Задумчиво Кристиан потер указательным пальцем верхнюю губу. Интересно, какими это делами она занималась? Он был уверен, что она только что спрятала в букет какое-то послание. Может, она замышляет спасти каких-то животных, с которыми дурно обращаются, или взять на воспитание еще одного несчастного ребенка вроде Артура? Как бы там ни было, ему придется вмешаться. Она больше не могла действовать самостоятельно; отныне она должна будет всегда спрашивать у него разрешение и делать так, как он ей скажет.

Он вошел в садик, закрыв за собой дверь. Услышав звук задвигаемого засова, Нора с криком вскочила. При виде ее изумленного лица Кристиан ухмыльнулся, но тут же стал серьезным, когда она заломила вдруг руки и чуть ли не разрыдалась. По мере того как он приближался к ней, глаза ее раскрывались все шире и шире. Она была по-настоящему напугана, понял он наконец, остановившись перед ней, и это была его вина. Ему следовало разыскать ее сразу же после того, как они с ее отцом подписали брачный контракт. Только граф был еще слишком слаб и сам он слишком разгневан, сердясь на себя за то, что никак не может подавить свою страсть к ней.

— Да не дрожи ты так, цыпленок, — проговорил он с нежностью. — Я пришел кинуться в полном уничижении к твоим ногам.

Вместо того чтобы расплыться в улыбке, как он того ожидал, она вдруг кинулась бежать. Совершенно потрясенный, Кристиан бросился за ней и догнал ее уже у самой двери. Он сгреб ее в охапку, отнес к скамье и сел, продолжая держать ее на коленях.

— Черт подери! Я признаю, что внушаю ужас всем мошенникам и картежникам, но мне казалось, мы с тобой покончили со всей этой пугливостью. Успокойся, дорогая. Я не собираюсь есть тебя. Пока.

Нора затихла, упершись ладонями в золотое шитье его камзола. Он улыбнулся ей и впервые в жизни попытался сдержать свое вожделение и желание ее поддразнить. Он был тут же вознагражден за свою сдержанность, так как из глаз ее исчезло выражение загнанного животного и она заметно расслабилась.

— Ты способна сейчас выслушать меня?

— Да, милорд.

— Итак, ты готова выйти за меня замуж?

Она опустила голову.

— Я…

Кристиан затаил дыхание, чувствуя, что она пытается сказать что-то очень важное.

Мгновение она молчала, потом слова хлынули из нее потоком, как вода изо рта едва не утонувшего человека.

— Я люблю вас, но вы совсем не обязаны на мне жениться… я не собираюсь ловить вас на слове… я знаю, вы пытались лишь помочь мне избавиться от Флегга, и я благодарна, но я знаю, вы находите меня лишь забавной и вам нравится ко мне прикасаться… но вы всегда хотели только переспать со мной, так что все в порядке… но вы действительно не должны больше пытаться меня соблазнить, потому что, видите ли, я так вас люблю, что мне кажется, я умру от этого.

Она умолкла.

Кристиан застыл, не сводя с нее глаз. В мозгу его продолжали звучать последние слова этого отчаянного признания.

— Господь ниспослал мне свое благословение, — наконец сказал он.

Она взглянула на него, затем снова опустила голову.

— Да, да. Итак, мы пришли к согласию.

— Ничего подобного.

— Нет?

— Нет. Мы не пришли ни к какому согласию и не придем к нему, пока ты не перестанешь верещать, как павлин, за которым гонится с ножом повар. Успокойся и помолчи хоть мгновение. — Он взял ее руки в свои. — Я никогда не говорил, что женюсь на тебе из жалости или чувства долга. Я делаю это ради себя самого. Похоже, я не могу без тебя обойтись. Понимаю, в это трудно поверить, но так оно и есть. Нахожусь ли я в добром здравии или прикован к постели, читаю ли тебе стихи или кричу на тебя, я не перестаю желать тебя.

— Но…

Он крепко прижал ее к себе, сбив при этом набок ее чепец.

— Я люблю тебя, несносная девчонка. — Внезапно разозлившись на себя за то, что был вынужден это сказать, он отодвинул ее от себя и в сердцах бросил: — Кровь Господня! Глупая дворяночка. Приставучая девчонка.

Внезапно он умолк, почувствовав губы Норы на своем подбородке, и повернулся к ней лицом.

— Не плачь, голубка. И прости меня. — Он вновь привлек ее к себе. — Господи, помоги мне, но я никогда еще никого не любил… и чувствую себя чертовски неудобно. — Он услышал, как Нора тихо засмеялась. — Я совершенно околдован, и у меня голова идет кругом.

— Поэтому-то вы сейчас и особенно остры на язык.

Он устремил взгляд на ее губы.

— Тогда давай притупим его немного.

Он раздвинул ей языком губы, но почти мгновенно отодвинулся. Она вздрогнула и воззрилась на него в изумлении, но он уже покусывал ей нижнюю губу, щеку, подбородок. В следующее мгновение он провел языком по ее шее и, прижавшись щекой к кружевному воротнику ее платья, положил руку на одну из грудей.

Здесь он остановился, испытывая свою волю и мучая себя в то же время. Внезапно он не выдержал. Уткнувшись ей лицом в шею, он стиснул нежную девичью грудь.

— Господи, Нора. — Он выпрямился и вновь отодвинул ее от себя. — Беги!

— Милорд?

— Беги отсюда! — В голосе его звучала откровенная мука. — Беги или, клянусь, в следующее мгновение ты очутишься подо мной и мой фаллос будет у тебя между ног!

Он не слышал, как она вышла из садика. Стиснув скамью обеими руками, он пытался побороть сжигавшее его безумное вожделение. Наконец он смог опуститься на землю перед скамьей и прижался щекой к прохладному камню. Через какое-то время он открыл глаза, и взгляд его упал на ее корзинку. Он протянул руку и дотронулся пальцем до анютиных глазок. Среди них вдруг блеснул металл. Вспомнив, он улыбнулся. Она что-то спрятала в цветы.

Он сунул руку в букет и достал маленькую цилиндрическую бусину. Из нее торчал клочок бумаги. Продолжая улыбаться, он вытянул его из бусины и развернул. В следующее мгновение улыбка его исчезла и страх ледяной рукой сжал сердце. Послание было написано шифром! Но шифровались лишь самые важные, секретные сообщения, никак не письма невинных девиц. Во что это она вляпалась?

Свернув бумажку, он вновь засунул ее в бусину и убрал за обшлаг рукава. Его секретарь расшифрует послание, после чего он отправится с ним к Норе и потребует объяснений. Чем бы она там ни занималась, этому следует положить конец. Глупая мышь. Он не позволит ей участвовать в каких-либо дворцовых интригах, как бы ни болело ее нежное сердце, горя желанием спасти какую-нибудь заблудшую душу. Ее безопасность была более важна. Она была сейчас самым важным в его жизни… почти столь же важным, как убийство Черного Джека.


Когда он возвратился, в доме его было настоящее столпотворение, так как граф велел привести особняк в надлежащий вид к свадьбе наследника. Сам Кристиан, конечно, забыл отдать необходимые распоряжения. Дворецкий метался между главным холлом, кухней и конюшней и орал на слуг, не давая им ни минуты передышки.

Грохот передвигаемой мебели и крики слуг вынудили Кристиана сбежать наверх. Он отдал найденное послание секретарю и приказал немедленно его расшифровать, после чего, сразу же забыв о шифре, направился к себе в небольшую библиотеку, которую пристроил к своей спальне.

Они его уже ждали. Кристиан замер на пороге, увидев четыре пары глаз, глядящих на него с немым укором. Иниго-Ловкач тут же поклонился, но остался на месте, поняв по яростному взгляду Кристиана, что его ждет хорошая трепка за подобное вторжение. Подняв руку, Кристиан шагнул к разбойнику, но тут вмешалась Мег. Кинувшись к Кристиану, она заключила его в объятия и крепко поцеловала в губы. Три ее девушки окружили его, и в следующее мгновение он почувствовал на себе их руки.

— Кит, мой сахарный, — пропела Мег. — Если уж ты решил отныне обзавестись женой, то нам хотелось бы напоследок насладиться тобой в полной мере.

— Ничего не выйдет. — Он с трудом оторвал от себя впившуюся ему в губы Холли. — Иниго, идиот, выстави их сейчас же отсюда.

— Но, Кит! — запротестовал Иниго, воздев руки. — Ты же знаешь, Мег всегда делает только то, что ей нравится.

— А ты, Кит, — вставила Мег, — ну очень мне нравишься. — Она обошла его кругом, оглядев с ног до головы. — Черт подери, ты всегда умел доставить мне удовольствие с того самого дня, как я тебя этому научила. Ты был таким необузданным, таким неутомимым в постели. Да и в моей школе для воров у меня никогда не было лучшего ученика.

Вырвавшись наконец из рук обнимавших его женщин, Кристиан спрятался за спину Иниго.

— Я благодарен тебе, Мег, за все, чему ты меня научила. Но я больше не нуждаюсь в твоих уроках, и черт меня подери, если я допущу, чтобы вы иссушили меня в день моей свадьбы! Убирайся, или я кину тебя своим парням.

— Ты разбиваешь мне сердце.

— Какое сердце?

Мег рассмеялась и махнула девушкам:

— Идемте, цыпочки, наш жеребчик не желает, чтобы на него садились, а у нас с вами полно таких, которые только этого и ждут, да еще и платят при этом.

Девушки вышли, и Мег протянула руку Кристиану. Выйдя из-за спины Иниго, он взял ее и легонько пожал. Мег погладила его по щеке и заглянула в глаза.

— Я пришла лишь для того, чтобы убедиться, что ты счастлив, мой сорвиголова. — Она поцеловала его. — Ты мог бы прийти попрощаться.

— Я никуда не уезжаю.

Она вновь погладила его по щеке.

— Согласна. Но я думала, мы семья, ты, я, Иниго и все остальные. И то, что мы теряем тебя из-за этой девчонки, так же верно, как если бы тебя бросили в Тауэр.

— Ничего не изменится.

— Так ты будешь заглядывать ко мне вечерами, чтобы выпить кружечку пивка с Иниго и Спраем и Энтони-Простофилей?

— Иногда.

— А это мне все еще дозволяется? — Она вновь крепко поцеловала его и прижала к себе.

Когда он оторвал от себя ее руки, она отступила на шаг и покачала головой.

— Да?

— Нет.

— Но почему, Кит, если ничего не меняется?

Кристиан отвернулся.

— Черт тебя подери! Я не знаю почему. Я что, должен отчитываться перед тобой и Иниго? — Он на мгновение умолк и с шумом втянул в себя воздух. — По-хорошему тебя прошу, Мег, уйди. Мне сейчас не до компании. Дай мне покой в этот день, и клянусь, я приду к тебе с подарками и песнями в другой раз.

— Ну, разумеется.

— Прекрати смотреть на меня с таким высокомерием. Иниго, проводи ее до двери.

— С тех пор как он встретил эту девчонку, он сам не свой, — подал голос Иниго.

— А ну, пошел вон, сукин сын! Убирайтесь оба.

Мег взяла Иниго под руку и кивнула:

— Он не успокоится, пока не затащит ее к себе в постель.

— Черт! Я вас обоих задушу сейчас. Хотя нет. Где тут был мой хлыст?

Поспешно Мег вытащила Иниго из комнаты и захлопнула дверь. Услышав, как они хохочут, Кристиан рванулся было за ними, но тут же заставил себя остановиться.

Он не собирался выставлять себя на посмешище, чего эти двое, судя по тому, как они спелись, и хотели. Ничего, он им еще покажет. Опустившись в кресло, он взял толстый том и попытался заставить себя перевести латинский текст. Какое-то время спустя рука его скользнула в кошелек у него на поясе, и он вытащил оттуда тройное филигранное кольцо. Он машинально соединял и разъединял кольца, когда в комнату вошел слуга со словами, что его требует к себе граф.

Мгновенно встревожившись, он последовал за слугой, расспрашивая его по дороге о состоянии графа. Однако тот тут же развеял все его опасения, сказав, что его светлость чувствует себя прекрасно. Когда Кристиан вошел в спальню отца, Себастьян сидел, опершись спиной на подушки, и поглаживал перо на светло-фиолетовом берете. Рядом с ним на постели был разложен роскошный светло-фиолетовый костюм, отделанный серебром.

— А, вот и ты, мой упрямец! Хекст, он должен немедленно раздеться и влезть в лохань.

— Что все это значит? — пробормотал Кристиан, когда Хекст схватил его за руку и потащил к деревянной лохани с водой.

— Уже поздно, глупый мальчишка, — ответил Себастьян. — Почти час, как мы тебя повсюду разыскиваем.

Кристиан выглянул в окно:

— Господи, уже ночь на дворе!

— Ты всегда был сообразительным ребенком.

— Я и не заметил, как пролетело время.

— Не волнуйся, я обо всем позаботился.

Раздевшись, Кристиан с наслаждением погрузился в теплую воду. Он просидел в своей библиотеке несколько часов и даже не заметил этого. Похоже, он действительно совсем рехнулся.

— Я приказал приготовить этот костюм вчера, — проговорил Себастьян. — Поспеши, Крис.

Чувствуя, что у него голова идет кругом, Кристиан отдался на волю слуг и попытался успокоиться. К тому времени, когда к нему наконец в какой-то степени вернулось его былое самообладание, он был уже полностью одет. Он вытянул перед собой руку. Она была облачена в светло-фиолетовый шелк, и в прорезях сверкало серебро. Кристиан нахмурился.

— Он такого же цвета, как твои глаза, — произнес граф. — В день своей свадьбы мой наследник должен быть одет так, как приличествует его сану, и потом, я хотел, чтобы ты очаровал свою нежную леди.

— Вы еще нездоровы, сир. Вам не следовало столь утруждать себя из-за таких мелочей.

— Я чувствую себя прекрасно. И кто-то же должен был этим заняться. — Себастьян откинулся на подушки. — Но я немного отдохну, пока не прибудет королева. У меня есть еще в запасе несколько минут.

Слуги готовили покои графа к прибытию королевы, устанавливая для нее кресло под балдахином и зажигая дополнительные свечи. Неожиданно Кристиан услышал подле себя голос секретаря.

— Милорд, — прошептал тот. — Шифр.

Кристиан обернулся. Секретарь нервно теребил в руках свой берет, и на щеках его алели два ярких пятна.

— Не сейчас.

— Милорд, шифр. — В голосе секретаря звучала необычная настойчивость.

Кристиан вздохнул:

— Хорошо. Следуй за мной.

У себя в комнате Кристиан повернулся и молча протянул руку. Секретарь вытащил из-за пазухи бумагу, передал ему и, едва волоча ноги, направился к двери. Мгновение Кристиан смотрел на него в удивлении, затем обратился к бумаге и прочел:

Я не знаю, что случилось с еретиками, которые были в доме Монфоров. Их необходимо найти. Граф все еще жив.

Кристиан поднял невидящий взгляд на стоявшего у двери секретаря.

— Ты уверен в том, что расшифровал все правильно?

— Да, милорд.

— Можешь идти.

Оставшись один, Кристиан прочел две строчки снова, и снова, и снова, пока слова не начали расплываться у него перед глазами. Его мозг отказывался воспринимать написанное. Он стоял посреди комнаты, читая по складам, как школьник, каждое слово. Он повторял и повторял эти слова шепотом, пока они не стали отдаваться у него в голове барабанным боем:

Граф все еще жив. Граф все еще жив. Граф все еще жив. Но как долго?

Она была шпионкой. Шпионкой королевы или Боннера.

Кто еще мог поймать в свои сети такого, как он, как не невинная мышка? Она подглядывала за ним и подслушивала, и это едва не стоило его отцу жизни.

— О, Господи!

Он зажмурился, пытаясь прогнать стоявшую у него перед глазами картину: его поверженный наземь отец, из которого по капле, вместе с кровью, уходит жизнь, и он сам, склонившийся над ним, в отчаянии, что ничем не может ему помочь. Вне всякого сомнения, она была причастна к этому. Он не знал как, но ей было известно об еретиках, и из записки было ясно, что она кому-то сообщала об этом.

Неудивительно, что она предложила ухаживать за ними. Она искала еретиков, и ей нужен был какой-то предлог, чтобы попасть к ним в дом. Она работала на кого-то, и этот кто-то устроил засаду, в которой едва не погиб единственный любимый им человек. Его отец. И он вполне может еще умереть. Нередко те, кто были серьезно ранены, начинали, казалось, идти на поправку, и вдруг, ни с того ни с сего, умирали от лихорадки.

Он подошел к буфету и трясущимися руками налил себе вина в бокал. Держа бокал в руке, он уставился невидящим взглядом в висевший на стене гобелен. Господи, она едва не убила его отца, проклятая сука. И он был в западне. Если он откажется жениться на ней, он тем самым вызовет гнев и подозрения у королевы. Из груди его вырвался вопль, и он швырнул бокал через комнату. Бокал ударился о стену и, отскочив, упал подле его кровати.

Он стоял посреди комнаты, широко расставив ноги и тяжело дыша, сжимал и разжимал кулаки. Внезапно безумный гнев на собственную глупость и бессилие, сжигавший его изнутри, выплеснулся наружу, и он разразился проклятиями. Однако, выкрикивая одно за другим самые непристойные ругательства, каким научился на улицах и в притонах Лондона, он тем не менее смутно сознавал, что должен совладать с собой. И как можно быстрее.

Королева вот-вот должна прибыть. И вместе с ней Нора. Он припал к столбику кровати, пытаясь успокоиться. Прошло несколько мгновений. Наконец он выпрямился, чувствуя, что в какой-то мере вернул себе душевное равновесие.

Дрожащей рукой он вытер со лба пот.

Итак, выбора не было. Ему придется жениться на этой суке. Жениться на женщине, которая едва не отправила на тот свет его отца и вполне могла еще попытаться это сделать, если он не проявит должной бдительности. Но он не даст ей этого шанса. Поглощенный одной лишь мыслью, убьет или нет он свою супругу, но ей будет не до того, чтобы строить козни.

Он представил, как сжимает руками шею Норы, и лицо ее постепенно синеет. Нет!

— Будь ты проклята, Нора Бекет!

Ладно. Он не способен ее убить. Как бы там ни было, она проиграла. Но он жестоко отомстит ей и, мстя, вырвет ее из своего сердца.

Медленно он заставил себя опуститься на кровать. Дыхание его было неровным, и он дрожал мелкой дрожью.

Упав на спину, он прикрыл рукой глаза, и в мозгу его вспыхнули слова из Катулла:

«Да! Ненавижу и все же люблю. Как возможно, ты спросишь? Не объясню я. Но так чувствую, смертно томясь».[13]