"Антитело" - читать интересную книгу автора (Тепляков Андрей Владимирович)

День четвертый

Глеб стоял у окна, дрожа от утреннего холода, и смотрел на плотную полосу тумана, медленно ползущего вдоль кромки леса. Туман напоминал облака, какими их видишь из самолета — белая равнина, на которой то тут, то там возвышаются причудливые призрачные фигуры. Вот одна, похожая на человеческую голову, повернутую в профиль, вот другая, напоминающая фонтан — длинные языки поднимаются вверх, а затем стекают к земле четырьмя плотными струями. Туман частично накрыл собой поле, и теперь дом и часть пашни превратились в остров посреди огромного белого озера. Его передний фронт обрывался внезапно, образуя ровную, словно проведенную карандашом, границу.

Замерзшие мухи лениво ползали по стеклу, но Глеб не обращал на них внимания. Он смотрел на клубящуюся влагу и не мог оторваться.

«Никогда такого не видел. Ничего подобного».

Белое озеро пугало и одновременно притягивало взгляд. Оно было так… красиво. Величественно.

Усилием воли Глеб заставил себя оторваться от окна и стал одеваться. Очарование прошло, и мысли заработали в другом направлении.

«Дядя прав, не стоит соваться в лес. Не стоит снова искать поляну. Потому что здесь происходит что-то странное».

Он снова взглянул в окно. И туман, и полчища мух — на первый взгляд простые явления, обыкновенные для такого места, но интуиция настойчиво повторяла — опасность.

Опасность.

Тревожное ожидание. Напряжение, как у спринтера перед стартом.

В гостиной на полу сидела Аленка и старательно наматывала бечевку на деревянный колышек. Веревка тянулась к яркому воздушному змею, сделанному из бумаги и тонких реек и похожему на забавное фантастическое существо с нарисованными большими глазами и улыбающимся ртом.

— Привет, — сказала она. — Мы с мамой собираемся запустить Дамбо. Хочешь с нами?

— Змей не будет летать сам, — сказал Глеб. — Ему нужен ветер.

— Ветер есть. Папа говорит, что сильный.

Глеб вспомнил неподвижную стену тумана, и сердце его зачастило.

— Правда?

— Ага. Будет здорово!

На кухне ее родители уже заканчивали завтракать. Глеба окружил плотный аромат кофе, колбасы и творога.

— Доброе утро.

— Привет.

— Привет, Глеб.

— Вы видели туман?

Они переглянулись.

— Да.

— Он странный. Такой…

Глеб встретился глазами с дядей и умолк.

«Он не хочет это обсуждать. Обсуждать при ней. Но это же глупо! Стоит только посмотреть в окно и…».

Глеб раньше никогда не сталкивался с подобным. Молчаливый запрет затрагивать определенные темы — это всегда глупость. Иногда безвредная, но чаще — опасная. Молчание не позволит изменить ситуацию, лишь накалит ее, доведет до того момента, когда игнорировать происходящее станет просто невозможно. А говорить будет поздно.

Он не стал высказывать свои мысли вслух, помня о том, что находится здесь в гостях. Но тревога снова вернулась и стала еще сильнее. Страшно было зарывать голову в песок. Страшно ждать, не видя и не понимая того, что ждешь.

— Когда будешь в Горенино — заглянешь к Анатолию Ивановичу Неверову. Надо ему кое-что передать. Адрес я тебе напишу.

— Хорошо.

— И в хозяйственный зайди. Нужно купить что-нибудь от мух, пока они здесь все не заполонили. И дверные петли. Кстати, как там у тебя с мухами?

— Все так же.

— Понятно. Хоть на том спасибо.

Глеб налил себе чай и уселся на свободный стул. Дядя посмотрел на жену.

— Нам еще что-нибудь нужно?

— Баралгин.

— Зайди в аптеку.

В дверях появилась Аленка.

— Мам, можно я пойду на улицу?

— Подожди, милая. Я доем, и пойдем вместе.

— А ты скоро?

— Через пять минут. Ладно?

Аленка выразительно вздохнула.

— Ладно.

— Посмотри, твоя куртка высохла?

— Посиди, я напишу доверенность.

Глеб сел на край кровати.

По стеклу ползали мухи. Их было немного. Пока.

— Странный туман.

Дядя передернул плечами.

— Да.

— А раньше так было?

— Бывало. Но такого густого, как сегодня, не припомню. Вообще здесь сухо.

— Я уверен, он тоже связан с этой поляной.

— Может быть.

Разговор заглох.

«Даже здесь он не хочет говорить об этом. Но почему? Что в этом плохого? Неужели он не понимает, что надо что-то делать? Провести исследование. Разобраться. Вместо того, чтобы делать вид, будто ничего не происходит».

— Вот, держи.

Дядя передал ему бумагу и портмоне.

— Здесь документы на машину. Страховка в бардачке. Права не забыл?

— Уже положил.

— Хорошо. А это передай Анатолию Иванычу. Адрес здесь.

— Ага.

Они помолчали.

— Туман очень густой. Висит низко. На всякий случай поосторожней там. Возьми телефон.

Глеб встал и повернулся к двери.

— Ключи в коридоре на гвозде.

Глеб завел двигатель. Через окно в салон проникала утренняя прохлада, понемножку выдавливая жар и духоту. На крыльце показались тетя и Аленка. Глядя на синюю куртку сестры, Глеб снова испытал слабое иррациональное чувство неприязни. Его глаза сузились, следя за движениями сестры. Немного заложило уши. Аленка несла воздушного змея, держа его в вытянутой руке. Сказав что-то матери, она засмеялась, весело и беззаботно. Этот звук как будто что-то переключил в голове, и чары спали. Ощущение враждебности, исходящее от девочки, пропало, но не исчезло совсем. Глеб неподвижно сидел, пока они не скрылись за домом, и лишь тогда он смог заставить себя отвернуться и нажать на газ, пуская машину вперед.

Туман плотным облаком клубился метрах в двух от него. Земля полностью исчезла в плотной пелене, и деревья, казалось, плыли в белой реке, как айсберги. В открытое окно задувал ветер, но туман не замечал его — он медленно перетекал из фигуры в фигуру, меняя формы. Глеб подъехал к тому месту, где дорога сворачивала в лес, и остановился. Всего в полуметре от капота возвышалась плотная стена. Невысокая, не больше метра, она немного не дотягивала до окна. Глеб включил фары и медленно двинулся вперед.

Туман окружил машину со всех сторон и сомкнулся позади. Теперь она плыла среди тревожных фигур, блуждающих по поверхности. Ветер неожиданно стих. Было слышно лишь, как работает двигатель, но и этот звук доносился приглушенным, словно туман каким-то образом поглощал любой шум. Глеб бросил взгляд на телефон, лежащий над бардачком. Единственная линия индикатора уровня сигнала появлялась и пропадала.

«Закричи я сейчас, и меня никто не услышит», — испуганно подумал он.

Деревья впереди расступились, указывая направление, и пикап поплыл через лес.

Двигаясь по неровным колеям, «Тойота» несколько раз опускалась слишком низко и зачерпывала в открытое окно густую влагу. Лобовое стекло покрылось испариной, и Глебу пришлось включить обдув. Капот, словно нос ледокола, раздвигал туман, и тот нехотя расступался. Деревья стояли неподвижные, будто каменные по обе стороны узкого русла. Глеб почувствовал, что вспотел.

Скоро впереди показалась дорога. Белая стена так же внезапно обрывалась, открывая колею, и «Тойота», медленно выкатившись на открытое место, остановилась. Призрачный след, который она оставила за собой, еще минуту читался в белых облаках, а потом исчез. Глеб прижался затылком к подголовнику и глубоко вздохнул.

И снова услышал звуки.

Шелестела листва. Покачивались на ветру высокие кроны.

Он пересек барьер.

«Тойота» разгонялась, как самолет. Глеб с упоением жал на газ, чувствуя, как ускорение плотно прижимает его к спинке кресла. Ощущения езды не было — было ощущение полета. Даже ямки и неровности дороги не портили упоительное чувство стремительного броска. Ветер налетал через открытое окно и ерошил волосы, с ревом закручиваясь вихрями по салону. Чувство свободы, звенящее, как тетива — так чувствовали себя ковбои, перегоняющие стада по бесконечным прериям. Только ты и ветер, и простор, наполненный холодным, свежим, как парное молоко, вкусным воздухом.

Восторг — та самая эмоция, так знакомая детям и почти недоступная в зрелые годы, гнал по венам кровь, и они гудели, как высоковольтные провода. Машина неслась посреди дороги, распугивая птиц, снующих по деревьям у обочины. Стрелка спидометра переступила отметку сто, а Глеб все продолжал давить на газ, завороженный скоростью.

И только когда впереди показался знак поворота, он отпустил педаль. С сожалением, разочарованно, словно опускался с высоты, где все подобны богам, на землю, к ее мелочам и тварям, ползущим между камней.

Из-за поворота показалась машина. Глеб мотнул головой и сильнее придавил педаль тормоза, одновременно возвращаясь на свою полосу.

«Зачем же я так гоню? Черт!».

Машина промелькнула мимо. Глеб переключил передачу.

«Улица Ленина, дом 18».

Глеб сложил бумажку и выбрался из машины. Солнце поднялось высоко и припекало, обещая впереди жаркий день. Народу на площади почти не было, лишь у входа в магазин стояло несколько стариков. Они что-то оживленно обсуждали. Искать улицу Ленина не было необходимости. В большинстве маленьких городов Подмосковья она всегда самая крупная, проходящая из конца в конец, и вновь становящаяся каким-нибудь шоссе или дорогой.

«Так, мне нужен дом восемнадцать».

Глеб включил сигнализацию и неспеша пошел вперед, высматривая искомый номер.

Дома — все двухэтажные, с треугольными крышами и окнами по фасаду, деревянные и выкрашенные в зеленый цвет, тем не менее, не казались одинаковыми. Где-то слуховое окно обрамлял крошечный балкончик с резными перилами, где-то сверкали яркой радугой цветные ставни; и таблички с номерами — квадратные или круглые с крышечкой, новенькие и блестящие на солнце или потускневшие, обесцвеченные многими долгими зимами. Глеб с удовольствием рассматривал новый для него мир провинциального поселка, восхищаясь его простой красотой и спокойствием.

«Интересно, смог бы я жить здесь? Не гостить, не на время — а именно жить?… Нет. Наверное, нет. Умрешь тут со скуки».

Он остановился у дома номер восемнадцать, оглядел калитку в поисках звонка и, не обнаружив его, задумался.

«Может, нужно зайти на участок. Может, так принято? Черт! Откуда я знаю!».

Калитка запиралась на обычную «вертушку». Были там и скобы для висячего замка. Глеб немного потоптался на месте, не зная, что делать. В конце концов он решился и прошел на участок.

«Если бы они не хотели, чтобы кто-то зашел — повесили бы замок».

По выложенной плиткой дорожке бежала небольшая дворняга. На половине пути она остановилась, не решаясь подходить к нарушителю близко. Загнутый «бубликом» хвост метался из стороны в сторону.

«Если собака виляет хвостом, значит, она настроена дружелюбно. Наверное».

Глеб шагнул вперед. Собака отступила и снова остановилась, огласив участок заливистым лаем.

«Черт, не могли сделать себе нормальный звонок! Как я пойду? А вдруг она набросится?».

Из-за дома вышла девушка.

— Вам кого?

Глеб посмотрел в бумажку.

— Анатолия Ивановича Неверова. У меня для него… э-э-э… посылка.

— Что за посылка?

— Не знаю. От Бескова.

Девушка подошла к собаке.

— Жулик, успокойся! Замолчи!

Дворняга обернулась к хозяйке и умолкла.

— А вы кто?

— Я племянник Сергея Викторовича.

— А, понятно.

Она потрепала собаку по загривку и улыбнулась.

— Отца нет. Давайте мне — я передам.

Девушка направилась к Глебу.

Он смотрел на нее, и каждая черта, которую отмечал глаз, ему нравилась: широкое, богатое мимикой лицо; волосы, свободно разбросанные по плечам; стройная, немного мальчишеская фигура. Ему нравилось, как двигались губы, когда она говорила. Ее бежевые вельветовые штаны и футболка с длинными, закатанными до локтя рукавами. Маленькая грудь, и то, как она держит руки, переплетя пальцы.

Девушка поймала направленный на нее взгляд, и Глеб смутился.

— Как вас зовут?

— Глеб.

— А меня Настя.

— Очень приятно.

Она остановилась в шаге от него.

— Вы не торопитесь? Чаю хотите?

— Хочу!

— Идемте.

Она отпихнула крутящуюся под ногами собаку.

— Жулик, отстань!

Глеб последовал за ней, стараясь не смотреть на ладные округлые ягодицы.

«Ну что ты пялишься! Девчонки же это чувствуют!».

Настя открыла дверь и посторонилась, пропуская гостя вперед.

— Заходите. Вон в ту дверь. Я сейчас.

Глеб оказался в узкой прихожей. Ему пришлось встать боком, пропуская Настю вперед. Ароматные волосы коснулись лица, заставив сердце колотиться.

Дождавшись, когда она скроется за дверью, он снял ботинки и принюхался.

«Вроде, ничего».

Центр комнаты занимал небольшой стол. На маленьких подоконниках цветы в горшках; полосатый коврик на полу; тикали часы. Под тяжестью шагов слегка поскрипывали половицы. В углу телевизор, накрытый кружевной салфеткой. Под окном пару раз отрывисто тявкнул Жулик.

Глеб прошел к столу и сел, сложив руки на коленях. Пахло деревом и хлебом.

— Вы к нам надолго? — крикнула с кухни Настя.

— На месяц.

— Отдыхать?

— Что-то вроде.

— Кстати, ванная напротив. И там можно вымыть руки. Не стесняйтесь!

Глеб поспешно встал.

Когда он вернулся, на столе уже стоял поднос. Настя расставляла чашки.

— Давай помогу.

— Я сама.

«Ой, черт!»

Переход на «ты» случился как-то неожиданно, помимо воли. Глеб сел на стул, размышляя: извиниться или сделать вид, что ничего не произошло?

«И не побоялась впустить меня в дом. Совершенно незнакомого человека. А вдруг я маньяк?».

— Я видела твою фотографию, — словно угадав его мысли, сказала Настя. — Твой дядя показывал моим, а они, конечно, озаботились, чтобы она попалась мне на глаза. Так что заочно я с тобой знакома.

— А-а-а…

— Бери чашку и наливай.

— Спасибо.

Глеб осторожно налил себе кипятка и поставил чайник на место.

— Ну и как тебе у нас?

— Ничего. Занятно. Все такое… натуральное.

Настя засмеялась.

— Да нет! Я про другое спрашиваю!

— Я понял, — соврал Глеб, не имея ни малейшего представления, о чем она говорит.

— Натуральное — здорово! Такого еще никто не говорил!

«Глупо! Как легко, оказывается, выставить себя дураком».

— Чем занимаешься?

— Да так. Учусь.

— В институте?

— Да. Перешел на четвертый курс.

— Я тоже буду поступать в этом году. В Бауманский. Через месяц поеду на подготовительные курсы.

Никогда раньше Глеб не попадал под такой шквал эмоций. Его буквально распирало изнутри. Симпатия вспыхнула мгновенно, как только он увидел Настю. Сейчас ему казалось, что он давно ее знает, настолько естественно было находиться рядом, слушать ее голос, наблюдать, как она двигается, ест, говорит. Он словно встретил человека, которого давно знал, но не мог найти. Неожиданно у него перехватило дыхание.

Никогда и ни с кем ему не было так просто. Никаких тягостных пауз, которые наполняли разговоры со Светой, особенно в последнее время. Никакого скрытого смысла и блуждания по минному полю неожиданных обид. Уютно и хорошо, как будто пришел домой. И все здесь знакомо, и все радует глаз.

Глеб не заметил, как допил чай. Время летело слишком быстро.

— Ладно, — сказала Настя и поднялась. — Было приятно познакомиться.

Очевидно заметив выражение, появившееся на лице Глеба, она добавила.

— Мне на работу пора.

— А где ты работаешь?

— В библиотеке. На самом деле, подрабатываю. Полдня. В детском абонементе.

— А я могу записаться?

— Зачем?

— Хочу взять что-нибудь почитать. У дяди сплошное сельское хозяйство.

Настя широко улыбнулась.

— Почему бы нет.

— Отлично. Я тебя подвезу.

— Не стоит. Библиотека в паре шагов. Пешком быстрее.

— Ладно.

— Я пойду — переоденусь. Сейчас вернусь.

Настя собрала посуду на поднос и вышла. Глеб подошел к окну, улыбаясь во весь рот. Из кустов малины на него смотрел Жулик. За спиной послышались шаги: девушка поднималась на второй этаж.

«Как просто случаются такие встречи. Не ждешь ничего и вдруг…».

Он закрыл глаза, подставив лицо солнцу. По коже побежали мурашки.

«Как хорошо!».

— Я готова!

Глеб обернулся. Настя сменила футболку на зеленый джемпер и выглядела просто потрясающе. Великолепно!

— Идем.

Они свернули с улицы Ленина и пошли мимо зеленых заборов. Яркий солнечный день разливался по старому асфальту, блестел в листве, наполнял воздух. Навстречу двигалась молодая женщина. Маленький ребенок, ухватившись обеими руками, сосредоточенно толкал свою коляску двумя шагами впереди. Они поравнялись. Поздоровались. Разошлись.

Глеб удивленно думал о том, насколько разнится темп жизни в Москве и в Горенино. Жители большого города похожи на пассажиров самолета. Для них есть лишь начало пути и его конец. Все, что пролегает между этими двумя точками, оказывается за пределами внимания. Подробности избыточны, они просто не нужны. Но здесь все было иначе. Спокойная и плавная жизнь Горенино оказалась бережной к мелочам, потому что состояла из них. На них обращали внимание, их понимали. Детали, незначительные события, обычная встреча утром — все понемногу складывалось в дни и недели.

— А ты что любишь читать? — спросила Настя, разрывая зачарованную тишину, почти загипнотизировавшую Глеба.

— Ну, фантастику в основном. Ужастики. В таком духе. А ты?

— В общем, я тоже. Люблю Саймака и Бредберри. Желязного. В библиотеке есть несколько их книг.

— Здорово! Но мне больше по душе Лавкрафт.

Глеб улыбнулся и скорчил страшную рожу.

— Я высосу твой мозг! — прорычал он.

Настя рассмеялась.

Здание библиотеки показалось ему маленьким и каким-то ущербным. Покрашенная в традиционный зеленый цвет одноэтажная коробка с отслаивающейся штукатуркой. У крыльца лежали две автомобильные покрышки, видимо символизирующие клумбы. Кроме старых листьев и темной земли там ничего не было.

Настя открыла деревянную дверь и вошла.

Внутри было тепло, и гудела, подмигивая, лампа дневного света. Все пространство длинной комнаты занимали деревянные стеллажи с книгами, у окон — покрытые клеенкой столы. Сидящая за деревянным бюро женщина отложила журнал и посмотрела на вошедших. На вид ей было лет сорок; волосы она собрала в пучок, а плечи ее покрывал пуховый платок.

— Здравствуйте, Анна Олеговна.

— Здравствуй, Настя.

Женщина посмотрела на Глеба и улыбнулась.

— Здрасьте, — сказал он.

— Это племянник Бескова. Глеб. Он поживет здесь некоторое время. Вы можете его записать?

— Я могу.

— Здорово!

Настя повернулась к Глебу и протянула руку.

— Ну, я пошла.

— Приятно было познакомиться.

Он пожал ее ладонь. Осторожно, даже бережно.

— Мне тоже.

Внимательно изучив ассортимент поселковой библиотеки, Глеб взял себе сборник Лема и «Марсианские хроники». Все это было уже читано, но первая любовь не ржавеет, к ней приятно возвращаться вновь и вновь. Анна Олеговна записала его в журнал и сообщила, что вернуть книги нужно через две недели. Глеб поблагодарил ее и вышел на улицу.

Поздняя весна была прекрасна, солнце было прекрасно, деревья были прекрасны — ему не хотелось уходить. Вместо того, чтобы вернуться к машине, Глеб медленно двинулся вдоль здания библиотеки, заглядывая в окна. У предпоследнего он остановился и прижался к стеклу.

Настя стояла возле книжного стеллажа и разговаривала с девочкой, ровесницей Аленки. Девочка держала в руках раскрытую книжку.

«Какая же она красивая, Господи! Так не бывает!».

Глеб любовался молодой библиотекаршей, забыв обо всем на свете, жадно вылавливая каждое ее движение, каждый жест. Настя говорила еще минуту, а потом повернулась к стоящему у окна столу. Улыбнулась. Махнула рукой. Села в полуметре от него и стала что-то писать, посматривая в окно.

Девочка получила свой формуляр и ушла.

— Ты весь день собираешься здесь простоять?

— Нет, весь день не получится. У меня есть еще поручения.

— Не пора ли ими заняться?

— А ну их!

— Не порть мне репутацию.

— Я еще зайду.

— Еще бы. Анна Олеговна страшна в гневе. Особенно, если это касается библиотечных книг.

Настя улыбалась.

— Пока.

— Пока!

Глеб отошел от окна и махнул рукой. Она ответила.

День был прекрасен.

Покончив с делами, Глеб погрузил покупки в машину и направился домой. Из магнитолы лилась музыка, но проносилась мимо, вылетая в раскрытое окно. Лес сплошной стеной обступал дорогу и тянулся вперед, пропадая за поворотом.

Поездка оказалась удачной. Случайное стечение обстоятельств — просто повезло. Глеб прокручивал в голове утренние события и улыбался. Телефонные столбы мелькали, отсчитывая километры.

Поворот появился неожиданно, и пришлось резко тормозить, чтобы вписаться. «Тойота», переваливаясь, покатилась по грунтовой дороге.

«Интересно, согласится она покататься на машине? И даст ли дядя пикап? Надо будет придумать что-нибудь. Что-нибудь благовидное».

Глеб подъехал к развилке и остановился перед цепью. Выполняя необходимые манипуляции, он продолжал мысленно развивать тему первого свидания с Настей. Настоящего свидания.

Повесив замок, он повернулся к машине и замер. В густом подлеске, всего метрах в пяти от него, сидела лиса. Грязно-рыжая, с острой мордой, она странно припала на передние лапы и буравила Глеба маленькими черными глазками.

Мысли в голове понеслись галопом.

«Отличный кадр! Черт, фотоаппарат в машине! Отличный кадр! Только бы не ушла!».

Медленно и осторожно он пошел к пикапу, стараясь не делать резких движений, чтобы не вспугнуть зверька. Мокрая шкура блестела на солнце.

«Наверное, от росы».

Когда до цели оставалась лишь пара шагов, лиса пригнула голову и глухо зарычала, обнажив пасть, полную мелких желтых зубов. Глеб остановился.

«Разве она не должна меня испугаться? Может, у нее поблизости детеныши? А вдруг она бешеная?».

Лиса широко оскалилась и тявкнула. Шагнула навстречу. Глеб еле удержался от того, чтобы отступить. От машины уходить нельзя. Если зверь решит атаковать, пикап — единственная защита.

Он тоже шагнул вперед.

Лиса снова зарычала. Лапы ее напряглись, сминая траву. Она сделала еще шаг.

Не успев подумать, Глеб рванулся к машине, дернул ручку и плюхнулся в кресло, чуть не перебив себе ноги дверью. Лиса выпрямилась и застыла. Несколько секунд она сидела неподвижно, принюхиваясь, потом быстро развернулась и исчезла среди кустов.

«Вот тебе и встреча с природой», — подумал Глеб. Его трясло. Пришлось немного подождать, пока дрожь не прекратиться. Волна усталости накрыла тело, захотелось закрыть глаза. Захотелось спать. Глеб тряхнул головой, вырывая себя из транса, и включил передачу.

Плотная стена тумана оказалась на прежнем месте, словно поджидая его. «Тойота» снова погрузилась в белесый сумрак, оставив позади радостные звуки леса, и медленно поплыла, окруженная мертвой тишиной призрачной реки.

— Я приехал!

— Все в порядке? — голос тети доносился с кухни, на фоне шипения масла и бубнящего телевизора.

— Да. Все сделал.

— Молодец. Обедать будем через час.

Глеб переобулся и поднялся на второй этаж.

Мухи приветствовали его появление монотонным гулом сотен крыльев. Книги полетели на кровать, туда же отправилась крышка пульверизатора.

— Сейчас я вам устрою райские кущи. Гаденыши!

Струя из баллончика врезалась в самую гущу темной жужжащей массы. В следующую секунду, Глебу пришлось отпрыгнуть назад, спасаясь от целого облака насекомых, поднявшихся в воздух. Мрачная гудящая туча угрожающе зависла между ним и окном, переливаясь и перетекая над полом, меняя конфигурацию. На одно кошмарное мгновение ему показалось, что этот рой бросится на него и…

«Да что они могут сделать!».

Глеба захватила ярость. Голова сделалась холодной, как перед обмороком, сознание очистилось, мысли исчезли. Он повернулся на месте и отправился вниз.

Мухи успокоились и снова опустились на стекло, продолжая свое бесконечное и хаотическое движение. Глеб стоял с журналом в руке и смотрел, как они ползают, переваливаясь друг через друга. Глаза его, пустые и неподвижные, как у статуи, болезненно блестели. Холодные пальцы подрагивали. Он медленно скрутил журнал в трубку и шагнул вперед.

От первого удара мухи снова поднялись и густым облаком облепили нападающего. Глеб словно попал в эпицентр бури из снов сумасшедшего. Насекомые ударялись в лицо, набивались в нос, ползали в волосах, пытаясь взлететь. А он все бил и бил, молча, чтобы не открывать рот, даже не глядя, куда попадают удары. Рука поднималась и опускалась, и снова поднималась. Голова немного кружилась, его стало подташнивать. Густой рой пах пылью и чем-то еще, настолько противным, что от одной мысли об источнике такого запаха, любого вывернуло бы наизнанку. Но мыслей не было. Была безумная карусель. Мухи ползали по шее, пытаясь заползти под футболку. Лицо покрылось испариной. Удар, и еще удар, и еще. Первая страница журнала стала влажной и разорвалась в нескольких местах, под ногами хрустели маленькие черные трупы. Время остановилось. Остался лишь гул в голове и панический писк в самой глубине сознания: «Прекрати!».

Глеб очнулся, услышав громкий крик. Он застыл на месте, удивленно оглядывая комнату. Мухи были повсюду: они лежали на подоконнике, прилипли к стеклу, усеяли одеяло и пол. Пахло тухлятиной. У входа в комнату, зажимая ладонью рот, стояла тетя. Глеб уронил журнал и задрожал. Тело сотрясалось настолько сильно, что ему пришлось сесть на кровать, чтобы не упасть. В волосах снова зажужжало, и он стал остервенело ерошить их руками.

— О Господи…

— Я уберу.

— Глеб, ты хорошо себя чувствуешь?

— Да. Нормально.

Больше она ничего не сказала и молча спустилась вниз, совсем позабыв о том, что хотела позвать племянника обедать.

На кухне никого не было. Аппетит пропал. Глеб заставлял себя есть, а перед глазами стояло отвратительное черное облако. Ему было страшно. Там, в комнате, на какое-то время он потерял себя. Исчез. И это была не временная потеря рассудка, не аффект — а абсолютно полный провал в черную дыру ярости.

Глеб пытался анализировать то, что помнил, и выводы к которым он приходил, пугали. Последним, что удержала память, была вспышка гнева, ощущение взлета, холодеющая кожа, а потом — ничего. Пустота. И следующее воспоминание: крик тети, и он сам, стоящий посреди комнаты. Похожие ощущения — когда кровь вдруг отливала от головы, и что-то поднималось из глубин сознания, что-то, очень похожее на ненависть, огромную, не поддающуюся никакому контролю, возникали у него, когда перед глазами мелькала Аленкина куртка. Но тогда ему удавалось взять себя в руки, и нечто мрачное, почти ощутимое, лишь мельком касалось сознания и отступало. В комнате ему это не удалось. Думая о причинах, Глеб неожиданно понял почему — он не хотел себя останавливать. Он позволил этому, чем бы оно ни было, захватить себя.

«И мне понравилось».

Он принес с кухни веник и принялся наводить порядок у себя в комнате, стараясь ни о чем не думать. Разумного объяснения происходящему не было.

«Если я схожу с ума, то почему именно сейчас? И при чем тут Аленкина куртка? Даже для того, чтобы поехала крыша, нужны какие-то причины».

Глеб видел только одну — позавчерашний поход в лес. Именно с него все и началось. Именно тогда появился первый провал в памяти. Глеб распрямился и посмотрел в грязное окно. Туман неподвижно висел над полем сплошным белым одеялом. Деревья стояли темные и неподвижные, они как будто ждали чего-то. Он отвернулся и снова взялся за веник, ощущая, как сильно колотится сердце.

Уборка заняла чуть больше часа. Маленькое мусорное ведро почти полностью заполнилось дохлыми мухами. Настал черед окна. Глеб принес моющее средство и тряпку и терпеливо отмывал его сантиметр за сантиметром. Очень быстро вода стала желтой и вонючей. Он сменил ее и снова принялся за дело. Чтобы в голову не лезли дурацкие мысли, он начал напевать, сначала тихо, а потом уже в полный голос.

Вылив грязную воду и без сожалений выбросив тряпку, Глеб снова поднялся к себе. Пару минут он стоял посреди комнаты, осматриваясь.

«Теперь все в полном порядке. Все нормально. Осталось только проветрить».

Через открытое окно послышался шум трактора. Теплый ветер принес едва различимый запах выхлопа. Глеб немного постоял, рассеянно глядя перед собой и размышляя, не стоит ли пойти и предложить помощь.

Усталость разлилась по всему телу и проникла в голову.

«Мне надо отдохнуть».

Глеб взял книгу и устроился на кровати. Через десять минут он уже крепко спал, провалившись в лишенную сновидений темноту.

Дядя затянулся и потер глаза. Сумерки медленно скользили по полю, постепенно поглощая звуки и краски. Ветер стих, и единственным движением осталось только странное гипнотизирующее перетекание тумана. Из открытого окна доносился голос телевизионного диктора.

Он посмотрел на Глеба.

— Ты сегодня здорово напугал Иру.

— Я не хотел.

— Она сказала, что в тебя будто черт вселился.

— Просто эти мухи… Они меня взбесили!

— Всех перебил?

— Угу. Завтра обработаю остальные комнаты. Думаю, хватит одного баллончика.

Сигаретный дым клубился в метре от них, формируя маленькие облака.

— Ночью будет душно.

— Да.

— Неплохо бы завтра покосить траву. Поможешь?

— Конечно.

— Как съездил?

— Нормально. Все передал.

— Я видел у тебя книги. Купил?

— Нет, взял в тамошней библиотеке.

— А-а. Не забудь вовремя вернуть, а то Насте достанется.

Он посмотрел на Глеба и улыбнулся. Глеб ответил на улыбку и покачал головой. Где-то в лесу пару раз ухнула сова.

В зыбкой стене тумана показалось темное пятно. Оно медленно перемещалось, двигаясь вдоль дома, постепенно «проявляясь» и приобретая черты человеческой фигуры. Заходящее солнце подсвечивало влажные облака, и казалось, будто человек движется сквозь потоки крови. У самой грани, где начиналось открытое поле, фигура застыла и долго стояла, наблюдая за парой, сидящей на крыльце. Мужчина и мальчик. Огоньки сигарет медленно двигались в подступающей темноте. Спустя несколько минут, они поднялись и ушли в дом. Темное пятно шевельнулось и медленно растворилось в тумане.

Из открытого окна послышался смех.