"Беги, хватай, целуй" - читать интересную книгу автора (Сон Эми)6Разделавшись с колонкой, я выключила компьютер и пошла купить что-нибудь перекусить. Поблизости, на углу Корт и Нельсон-стрит, недавно открылся новый бар. Я вспомнила, что видела рекламу в витрине о продаже там горячих хлебцев, и я отправилась туда. Большинство посетителей бара составляли местные итальянцы средних лет, но в дальнем углу курил сигарету и потягивал пиво какой-то молодой парень в традиционной рубашке из шотландки. Я панорамировала его фигуру сверху донизу, уподобившись кинокамере при съемках Брэда Питта в «Тельме и Луизе», и тут вдруг поняла, что эта грудь мне знакома. Это был Джейк Дэтнер, очень недолго бывший моим бойфрендом, когда я училась в десятом классе. Мы встретились на субботней вечерней службе для юношеской группы в синагоге Родеф Шалом, и меня сразу же поразили его склонность к самоунижению и острый ум. Мы флиртовали в течение всей церемонии Гавдала, и когда пришло время ложиться спать, он положил свой спальник рядом с моим. Проснувшись в два часа ночи, Джейк поцеловал меня, и мы прошмыгнули в одну из классных комнат еврейской школы, чтобы заняться обжиманцами на полу под одной из парт. С тех пор мы каждый день встречались после школы у него, на Уэст-Энд-авеню, и ласкали друг друга в его комнате, пока родители были на работе. И еще мы каждый вечер по часу болтали по телефону. Но через месяц у нас иссякли темы для разговоров, поэтому по взаимному полюбовному соглашению мы решили прекратить встречи. В том же году, несколько позже, Джейк выбыл из юношеской группы, и с тех пор я его больше не видала. Я слышала, что он поступил в Гарвард, но последний раз разговаривала с ним, когда нам было по пятнадцать. Может, в том, что я собралась пойти в этот бар именно этим вечером, был знак судьбы? Может, таким способом Бог помог мне высунуть голову из песка? Я села рядом с Джейком. Он поднял глаза и вздрогнул от неожиданности, но потом улыбнулся, узнав меня. — Привет, Ариэль! — сказал он. — Давненько мы не виделись. Я читал твои опусы. Ты — хорошая писательница. — Я прищурилась, пытаясь понять, нет ли у него на уме сексуальных поползновений, но ничего такого не заметила. — Я тут прочитал в «Нью-Рипаблик» одну статью о Морин Дауд и женщинах-журналистках и вспомнил о тебе. — Он потянулся за своей сумкой, вынул из нее журнал и вручил мне. — Можно оставить себе? — спросила я. — Конечно. Мне было наплевать на Морин Дауд, но подарок тем не менее произвел на меня впечатление. То, что, отдал мне свой экземпляр «Нью-Рипаблик», доказывало, что у него есть мозги или что он достаточно умен, чтобы предугадать мою реакцию на этот жест. Мое податливое сердце размягчилось от его твердого, как скала, IQ.[90] — Что ты делаешь в этих краях? — спросила я. — Я живу на Третьей улице. Он живет в Кэррол Гарденс! То, что я зашла в этот бар, — явно знак свыше. Джейк как раз подойдет для серьезных отношений! И папе понравится, что я встречаюсь с парнем, с которым познакомилась в еврейской школе. Это смягчит все проблемы, что я ему доставила, начав вести «Беги, хватай, целуй». Он наверняка не будет шокирован, прочитав в очередной моей колонке описание пылкого секса с евреем, выпускником Гарварда, отличным парнем. Продолжая разговаривать с Джейком, я поняла, что он по-прежнему обладает теми чертами, которые нравились мне в нем пятнадцатилетнем. Милый и смешной, с красивой внешностью еврейской кинозвезды — бледная кожа, розовые губы, длинные ресницы. Я спросила, чем он занимается, и Джейк сказал, что хочет стать драматургом, но сейчас зарабатывает на жизнь, сотрудничая в дешевом издательстве. Я рассказала ему, как получила свою колонку, и он заметил: — А ты отчаянная. Мне это понравилось. Давно такого не было, чтобы мое честолюбие поразило мужика больше любого из моих прочих качеств. Но, проболтав со мной около получаса, Джейк сказал: — Я сегодня сильно вымотался. Пожалуй, пора домой. — Я провожу тебя, — сказала я. Пока мы вышагивали по улице, я осторожно придвигалась к нему все ближе и ближе, пока наши бока не стали соприкасаться. Джейк остановился и глянул на меня. Я прижала парня к стене дома и впилась в его рот. Губы оказались полными, необыкновенно мягкими, и он не кусался. Я вспомнила, как хорошо Джейк умел целоваться в пятнадцать лет. Целуясь, он обнял меня за шею и немного погодя отстранился, уставившись мне в лицо. Я понимала, что это хороший знак, потому что если парень просто хочет использовать девушку, то не станет разглядывать ее лицо. — Я рад, что тебя встретил, — сказал Джейк. — Я тоже, — откликнулась я. Мы заулыбались, как два дурачка, и снова поцеловались. А потом я переключила голос на секретарский регистр и сказала: — Джейк? Хотел бы ты оказаться в моей колонке? Он сказал, покраснев: — Возможно. Ответ не самый обнадеживающий, но и не самый расхолаживающий. Я написала свой телефон на квитанции банкомата, и он сказал: — Позвоню тебе завтра. На следующий вечер Джейк пригласил меня к себе. Сидя на диване, я поведала ему истории про каждого парня, с которым встречалась с тех пор, как переехала в город, за исключением рассказа про «Мир кино». Он спокойно слушал, словно это его ни капельки не задевало. Возможно, это объяснялось тем, что Джейк уже прочитал все в газете, но как бы то ни было, я была польщена. Джейк рассказал мне о сложном, болезненном романе, который был у него в Гарварде, и от этого понравился мне еще больше. Мы пустились в рассуждения о бессовестной, грубой лжи, к которой прибегают люди, когда бросают друг друга, и сошлись на том, что возглавляет список фраза: «Дело не в тебе, а во мне». Я попросила Джейка показать мне квартиру, и едва заглянув в спальню, мы оказались в горизонтальном положении на кровати. Он забавлялся со мной минут сорок, пока я не кончила, а потом я немного его пососала и довела до оргазма с помощью руки. Когда я уже засыпала, Джейк прошептал: — Ариэль, ты меня околдовала. Я едва не умерла. Следующую ночь я опять провела у Джейка. Проснувшись наутро, я поймала на себе его встревоженный взгляд. — Что такое? — спросила я. — Не хочу торопить события и все такое, — начал он, — но меня беспокоит одна вещь. — Что же? — То, что ты собираешься обо мне писать. Любовная связь слагается из высказанного и невысказанного, и в каждой связи должно быть что-то невысказанное. Если ты обо мне напишешь, я узнаю твои сокровенные мысли, и это может нам повредить. Не такое хотелось мне услышать. Я уже обдумывала начало моей следующей колонки: я собиралась написать о том, что просила его стать ее героем, а он сказал, что, возможно, согласится. Колонка будет в полном смысле «мета»,[91] а это в наше время весьма актуально. — Но мне так хорошо с тобой, — сказала я. — Ты мне нравишься. А громадный разрыв между высказанным и невысказанным бывает только в никчемных отношениях. Разве не здорово будет, если я напишу о тебе хорошие вещи? — Нет, — ответил Джейк. — Все равно я буду нервничать. Хочу, чтобы ты пообещала никогда обо мне не писать. — Ладно, — с сомнением произнесла я. — Если ты этого хочешь. — Да. Не желаю стать для тебя очередной историей. Я понимала, что Джейк имеет в виду. Он хотел, чтобы я подтвердила: да, он отличается от мальчишек, рассказ о которых можно свести к тысяче слов. Он просил меня отнести его к категории, отличной от моей литании распутных гуляк, и не выносить наши отношения на публику. Джейк совершенно ясно дал мне понять: если я напишу о нем в своей колонке, то больше никогда его не увижу. Приходилось считаться с его просьбой. Но при этом я оказывалась в весьма затруднительном положении. Я стояла на пороге серьезных перемен и хотела, чтобы мои читатели — и родители — знали: я устала нести факел порнозвезды метрополии. Я не хотела снова копаться в своем прошлом, притворяясь одиночкой, хотя теперь ею вовсе не была. Но раз нельзя было писать о Джейке и поскольку мне не хотелось искажать правду, то непонятно, что еще можно придумать. В тот день Коринна Райли, заместитель редактора «Уик», оставила мне на автоответчике сообщение с приглашением на книжный вечер в галерее Сохо. В нем должен был участвовать знаменитый своей скабрезностью писатель. Она сказала, что будет выпивка и закуска, а также придут интересные люди. Может, эта вечеринка поможет разрешить мою проблему с Джейком? Может, произойдет что-нибудь волнующее — вроде стычки между двумя горячими молодыми новеллистами, — и я уже тут как тут, чтобы все описать. Эта колонка может оказаться началом совершенно нового поворота моей судьбы. Если я правильно поведу игру, то смогу постепенно трансформироваться из порножурналистки в проницательного, энергичного литературного обозревателя. Я немедленно перезвонила Коринне, сообщив, что пойду. — Надень что-нибудь миленькое, — сказала она. Я выбрала облегающее черное мини-платье, украшенное у шеи золоченом бисером, черные чулки и красные легкомысленные сапожки. Сборище состояло в основном из фатов и заморенных девиц. Я чувствовала себя совершенно не в своей тарелке, да и Коринны не было видно. Я сразу направилась к бару, накачалась вином и стала с жадностью поедать сырные палочки, стараясь держаться, как подобает независимой, известной обозревательнице, пишущей о сексе, а ей вовсе не обязательно с кем-то говорить, чтобы почувствовать себя крутой. Все эти тощие бабы с плохой осанкой и британским акцентом непрестанно бродили туда-сюда, и каждый раз, когда одна из них проходила мимо, у меня возникало непреодолимое желание выставить вверх средний палец и хорошенько пихнуть ее. Через сорок пять минут я заметила, как в дверь входит Коринна. На ней были ситцевая блузка, твидовая юбка до колен и черные мотоциклетные ботинки. Направляясь к ней, я споткнулась, выпалив: — Я так рада, что ты пришла! Я уже напилась! Порываясь обнять коллегу, я случайно наклонила свой бокал с вином, и немного вина пролилось на пол. Схватив мою салфетку, Коринна наклонилась, чтобы стереть пятно. Тут я и заметила, что она носит чулки с подвязками. — Ух ты, — сказала я. — Подвязки. — Я всегда ношу чулки с подвязками, — сказала Коринна. — Они меньше давят, чем колготки. — А я ношу поддерживающие форму колготки, — сообщила я, приподняв юбку, чтобы показать ей. Она рассмеялась. — Не стоит носить утягивающие колготки с таким коротким платьем. Стяжка видна из-под края платья. Как-то неопрятно выглядит. Эта милашка говорила дело. Через несколько минут толпа двинулась к подиуму, и скабрезный писатель принялся читать свое произведение. Я представила себя проницательным, энергичным обозревателем, пишущим о городских литераторах, но монотонный голос чтеца едва меня не усыпил. — Давай сбежим, — шепнула Коринна. — Давай, — прошептала я в ответ. Итак, моя очередная колонка не будет посвящена вечеринке. Зато это будет живой портрет волевой, но разочарованной писательницы, пытающейся преуспеть в этом отвратительном, полном предрассудков мире. Мы вышли на улицу, и я взяла Коринну под руку. Когда мы добрались до улицы Принс, она сказала: — Заглянем в магазин «Дж. Крю»? Хочу посмотреть одежду. Сняв со стойки несколько пиджаков и свитеров, она протянула их мне, объясняя, какие из них особенно бы мне пошли. Когда Коринна держала в руках черный кашемировый свитер, я заметила, что у нее красивые ногти. Длинные, отполированные, покрытые лаком. — Твои руки когда-нибудь снимали для журналов? — спросила я. — Угу, — сказала она, — было дело, еще в средней школе, но потом у меня начались проблемы с кутикулой и пришлось отказаться. — Как думаешь, а я подошла бы? — спросила я, протягивая ей руку. — Нет, — сказала Коринна, осмотрев мою кисть и скривив губы. — У тебя неопрятные розовые руки. — Что-что? — Грязные ногти, похожие на обрубки. И слишком розовые. Повернувшись ко мне спиной, она направилась к следующей стойке с одеждой. Пыталась ли Коринна выяснить, к какой команде я принадлежу? Или косвенным образом делала мне гнусное предложение? Или она просто одна из тех сверхискушенных гетеросексуальных девиц, которым ничего не стоит разбрасываться словами вроде «голубой» и «розовый»? Выйдя из магазина, мы направились в кафе на Грин-стрит. Коринна купила два каппучино, и мы сели за столик в глубине зала. Мы судачили о Тернере и Дженсене, о консервативной политике газеты и о нижнем белье. — А вот интересно, — спросила я, — покупая чулки, ты подбираешь к ним и подходящие трусики? Или для тебя это не важно? — Я редко ношу трусики. Ничего себе! — А сегодня они на тебе есть? — Нет. И Коринна похотливо улыбнулась. Похоже было, что она со мной флиртует. По натуре я — жуткая эгоистка, зачем отказываться от того, что само идет в руки? И я знала, что Джейк не станет возражать, если я скажу ему, что связалась с цыпочкой, потому что парни обычно ничего не имеют против того, чтобы их подружки изменяли им с девчонками. Чаще всего парней даже интересуют подробности. Я еще не успела сообразить, что делать, как Коринна поднялась со словами: — Мне пора домой. Надо закончить тот рассказ про ягодицы. На прощание, чмокнув меня в щеку, она вышла за дверь. Невероятно! Эта девка еще и дразнит меня всю дорогу! Возвращаясь домой в такси, я придумала способ завлечь Коринну, не спрашивая на то ее согласия. Если я напишу колонку о том, как мы с ней занимаемся сексом, то достигну одновременно трех целей: колонка останется такой же пикантной; я сохраню отношения с Джейком и реализую, хотя бы в вымышленном мире, свои давнишние лесбийские желания. Одно дело — описать на бумаге роман с мужчиной, и совсем другое — с женщиной. Первое может оказаться неубедительным, второе — губительным. Если я притворюсь бисексуалкой, возрастет популярность «Беги, хватай, целуй» среди лесбиянок, девчонок, склонных к бисексуальности, гетеросексуальных мужчин, а возможно, даже и среди геев. Тернер с Дженсеном заглотят наживку целиком. Вот это будет финт так финт: гетеросексуальная потаскушка меняет ориентацию. Я озаглавила колонку о Коринне «Розовые руки лесбиянки», назвав ее саму «писательницей-мазохисткой». Я придумала историю о том, как после вечеринки в книжном салоне привезла ее к себе домой, где лупила до тех пор, пока сок не полез у нее из всех мест. Я рассчитывала, что это звучит убедительно. Но возникло одно затруднение. Надо было удостовериться в том, что она не наябедничает Старскому и Хатчу[92] о том, что все это вымысел. Коринна казалась мне достаточно крутой, чтобы этого не сделать, но лучше было на всякий случай ей позвонить. Я сняла трубку. — Мне надо тебе кое-что сказать, — начала я. — Что такое? — Я написала колонку о том, как мы с тобой занимаемся сексом. Хочу тебя спросить, не будешь ли ты возражать, если я ее напечатаю? — Ты придумала историю про нашу связь? — Угу. Я услышала, как она выдыхает сигаретный дым. — Забористая? — Думаю, да. — А правдоподобная? — Не знаю. Мне помогало воображение. — И какой ты мне дала псевдоним? — «Писательница-мазохистка». Коринна рассмеялась. — Валяй. — Не скажешь Тернеру, что я все придумала? — Нет. — Обещаешь? Они ведь сказали мне, что врать нельзя. — Буду нема как рыба. Окончив разговор, я позвонила Джейку и поведала о своих намерениях. Он сказал: — Мне будет не дождаться выхода газеты. Все у меня было под контролем, и я на пять дней опережала график. Но на следующий день вышла газета со статьей « — Не волнуйся, — сказал он. — Я не читал. Ларри Стенли пытался читать мне вслух, но я надел наушники от плейера и увеличил громкость, так что я ничего не слышал. — Спасибо. — Но я случайно прочитал первое предложение. Мы с мамой не собираемся учить тебя жить, но скоро с ума сойдем. Непонятно, кому из нас требуется лечение — тебе или нам. Я представила себе, как папа ерошит волосы рукой. Я должна была уверить его, что со мной все в порядке. Пусть знает, что я становлюсь взрослой хотя бы в жизни, если уж не на бумаге. — Вообще-то я сейчас встречаюсь с новым парнем, — сказала я. — И, по правде говоря, счастлива. — Кто он? — Это тот парень, с которым я встречалась еще в нашей церкви, в юношеской группе. Джейк Дэтнер. — Это лучшая новость за последние несколько месяцев! Не могу поверить! Я несказанно рад за те… — Голос отца прервался. Ему пришлось остановиться и сделать несколько глубоких вдохов. Мой папа плачет буквально над всем. Сентиментальные байки, которые передают по Национальному радио, рекламные ролики телеканала «Холл-марк», глупейшие фильмы. — Так что я хотел сказать, — продолжил он, откашлявшись, — я просто… счастлив. Тем не менее, войдя после работы в бар «Барбарелла» и увидев сидящего за стойкой Джейка, я засомневалась, долго ли мы еще останемся вместе. Уголки его рта были опущены, и перед ним стояли два пустых стакана. Не успела я поудобнее пристроить свои пухлые ягодицы на высокий табурет, как он произнес: — Твоя колонка и вправду меня огорчает. — А я думала, ты примирился с моими ошибками, — сказала я. — Так и есть, — откликнулся Джейк. — Только я не знал, что их у тебя так много. Вы можете удивиться и подумать, что парень, встречающийся с обозревательницей, ведущей колонку о сексе, должен был сообразить, что она набралась кой-какого опыта. Но у Джейка были «серьезные намерения», поэтому он отчаянно цеплялся за два главных мифа, выдуманных подобного сорта парнями: 1) его подружка — невинный цветочек, и он пробуждает в ней сексуальность; и 2) он — главный игрок в паре. Если парень хотя бы на одно мгновение почувствует, что сексуальность его подружки уже разбужена другими или что игрой заправляет девушка, он начинает беситься. Вот почему, когда девчонка спрашивает парня, сколько у того было подружек, он с гордой улыбкой назовет реальную цифру; а когда парень спрашивает о том же девушку, она сначала оценит его уровень терпимости, а потом соответственно уменьшит число. — Джейк, — начала я, — ты меня боишься? — Похоже на то, — ответил он. — Что мне сделать, чтобы ты боялся меньше? — Ты проверялась? Он явно не пытался смягчить свои слова. — Да. — После того как тот мужик в порнокабинке кончил тебе в рот? — Он не кончал мне в рот. Эту часть я сочинила. — Зачем? — Чтобы приукрасить историю. — А ты вообще ходила в «Мир кино»? — Ходила. — И вы занимались там сексом? — Угу, но предохранялись, и он, во всяком случае, не кончил, потому что нас на середине прервал служитель, и нам пришлось уйти. — О-о! — Джейк на мгновение умолк, а потом со вздохом произнес: — Меня беспокоят не только анализы. — А что еще? — У меня ощущение, что я никогда не смогу стать для тебя тем самым мужчиной. — Сможешь. Ты уже им стал! — Но почему? — Что почему? — тупо повторила я. — Что ты во мне нашла? — Ты такой… славный. Джейк поморщился. — Прямо какое-то роковое клеймо. — В каком смысле? — Никого из моих знакомых не называли славным столько девчонок, как меня. Когда девушка говорит такое, она тем самым, возможно, дает понять, что никогда в тебя не влюбится. — Я не имела в виду ничего обидного. Просто я говорю, что ты хороший, и хочу продолжать с тобой встречаться. Но не хочу, чтобы ты меня боялся. — Знаю, — сказал он. — Прости меня. Джейк сжал мою руку и наклонился, чтобы поцеловать, и все опять почти вошло в норму. Три следующих вечера подряд мы вместе выходили в свет — поужинать, выпить, посмотреть кино. Мне нравились все штрихи нашего романа: одеваться для него, отвечать на его телефонные звонки, обниматься на заднем сиденье такси, засыпать рядом с ним, вместе завтракать в «Осени». Наконец-то осуществлялась моя мечта об «идеальном парне». Пока не произошла ссора. Как-то в субботу вечером мы обнимались на его кровати, когда он вдруг заскучал. Никогда не знаешь, что делать в таком случае. Ситуация, как правило, тупиковая. Если молчишь, парень нервничает и смущается, а если что-то скажешь, он тоже нервничает и смущается. — Все в порядке? — спросила я. — Все прекрасно, — сказал он и, выскочив из постели, натянул трусы и пошел в гостиную. Я оделась и отправилась за ним. Джейк сидел на диване с сигаретой, подергивая ногой. — Что происходит? — спросила я. Джейк вздохнул, нахмурил брови и скорбно на меня посмотрел. — Я хотел тебе кое-что сказать, но никак не мог выбрать подходящий момент. — В чем дело? — Я страдаю раздвоением личности. — Вот и прекрасно, никогда не любила односторонних людей. — Ты не поняла, у меня маниакально-депрессивный психоз. Пару дней назад начал принимать паксил. Один из побочных эффектов… вот почему так получилось. — И давно ты об этом знаешь? — По сути, всю жизнь, но формально — несколько недель. Когда меня приняли в штат нашей фирмы, то отправили на медицинское обследование. Я стал ходить к психоаналитику, тот сказал, что у меня бывают два состояния, и прописал мне паксил. — Ты считаешь, тебе это помогает? — Не уверен. Не нравится мне этот побочный эффект. Подумываю отказаться от лекарства. — Ты принимаешь еще какие-нибудь другие лекарства, которые могут?.. — Это первое, что я попробовал. Хочу обсудить это с психоаналитиком. Джейк встал, пошел на кухню и вернулся с бутылкой пива. — Может, тебе не стоит пить, раз уж принимаешь антидепрессант? — спросила я. — Не учи меня жить, — огрызнулся он. — Я просто пытаюсь… — А ты не пытайся. Он включил телевизор. Это было ужасно. Я полагала, что Джейк поможет мне решить проблемы, а не станет очередной. Я пошла в спальню и залезла под одеяло. Он пришел через несколько минут и устроился рядом со мной. — Извини, что набросился на тебя, — тихо произнес он. — Ладно уж, — откликнулась я. — Ариэль… — Джейк опять посмотрел на меня жалобными глазами. — Пожалуйста, не разочаровывайся во мне. — И не собираюсь, — сказала я. Но настроение упало, и мы заснули, повернувшись друг к другу спиной. В понедельник утром был странный звонок от Коринны. — Нам надо кое-что обсудить, — произнесла она sotto voce.[93] — В чем дело? — Сегодня Тернер ведет себя как-то странно. — В каком смысле? — Недавно подошел к моему столу и спросил, правда ли то, что написано в «Розовых руках». Я ответила утвердительно, но думаю, шеф мне не поверил. Он сказал: «Ариэль явная гетеросексуалка. Не могу поверить, что она бисексуальна». — Он так и сказал? — Угу. Не знаю, как ты будешь выкручиваться, но хотела тебя предупредить. — Спасибо. Я повесила трубку и стала в задумчивости грызть карандаш. План созрел у меня довольно быстро. После работы я отправилась в редакцию «Уик». Коринна сидела за своим столом. Бросив взгляд налево, в сторону кабинета Тернера, я заметила его торчащую над компьютером макушку. Идеальный момент. Я обошла стол Коринны и встала над ее стулом, повернувшись к Тернеру спиной. — Сейчас мы в поле его зрения? — шепнула я. — Не совсем, — ответила она. — Сделай шаг влево. — Я шагнула. — О'кей. Теперь нормально. Я уселась к ней на колени и, глядя на Коринну в упор, переплела свои пальцы с ее. У нее были красивые темные веки и длинные ресницы. Редакторша ухмыльнулась, забавляясь тем, что я нервничаю. Но, набравшись храбрости, я закрыла глаза и ринулась в бой. Невероятно! У нее оказалась потрясающая техника — язык участвовал мало, главное было в губах. Наши груди соприкоснулись в этом объятии, и я ощутила между нами два твердых бугорка. Я не знала, чьи это соски — ее или мои, и это неведение слегка меня возбудило. Коринна положила ладонь на мой затылок. Я притянула ее поближе. Грязная работа, но ведь надо было кому-то ее делать. Мы продолжали обниматься еще минуты две, а потом я крутанула ее вместе со стулом, украдкой бросив взгляд в сторону кабинета Тернера. Он смотрел прямо на нас, и лицо у него было краснее сосков кормящей матери. Однако! Я поскорее отвернулась, соскочила с коленей Коринны и привела в порядок одежду. Из кабинета вышел Тернер. — Привет, Билл, — сказала я, поворачиваясь к нему. — Я не знала, что вы, гм, здесь. — Я тоже, — сказала Коринна, вынимая пудреницу и подкрашивая губы. — Ну да, здесь, — сказал шеф. — А вам обеим следует проявить чуть больше благоразумия. Здесь люди занимаются работой. Вы ведь не хотите вывести их из равновесия? Это может сказаться на качестве газеты. Операция удалась. — Мне очень жаль, Билл, — сокрушенно произнесла я. — Боюсь, я просто увлеклась. — И я, — сказала Коринна. — Этого больше не повторится. — Хорошо, — сказал Тернер и, войдя в кабинет, закрыл за собой дверь. Я подмигнула Коринне, подняв большие пальцы вверх, и мы пошли на улицу чего-нибудь выпить. В среду около полудня мы с Сарой взяли два экземпляра газеты, и пошли в «Метлайф-билдинг». В разделе «Почта» было всего одно письмо обо мне: На этот раз я не расстроилась. Я просто улыбнулась. У меня были враги по всему городу, но, похоже, ни один из них не переставал меня читать. Да разве могла я испугаться мужика, у которого даже не хватило смелости подписаться своим настоящим именем? Когда я вернулась на работу, на автоответчике меня ожидали четыре отзыва на статью «Розовые руки лесбиянки». Коринна: « Джейк: «Не хочу признаваться, но это меня заводит». Зак: И отец: — Я прочитал колонку этой недели только потому, что думал — она о Джейке, — сказал папа, когда я до него дозвонилась. — Но, оказывается, нет. Что происходит? Пришлось разъяснить ситуацию. — Это вымысел, — сказала я. — Образ героини взят из жизни, она просто моя приятельница. Мы с ней не… то есть это не… — О, слава Богу! Было слышно, как отец глубоко, с облегчением, вздыхает. Этим вечером я отправилась ночевать к Джейку. Едва я вошла, как он затащил меня прямо в кровать и стал делать мне куннилингус. Думаю, он не шутил, когда сказал, что колонка его завела. Джейк занимался этим минут пять, когда я протянула руку и слегка повернула его голову. Он вдруг вскинул лицо и сердито на меня посмотрел. — Что ты делаешь? — заорал он. — Поворачиваю твою голову. — А тебе не приходило на ум, что это не очень-то романтично? — А как же ты узнаешь, что именно мне нравится, если я тебе не покажу? — Одно дело — высказать свои пожелания, и совсем другое — управлять мной, как коп — машинами. Джейк натянул трусы. — Ты куда? В гостиную? Как ты обычно делаешь? Смотреть телевизор? — Я не смотрю телевизор, — сказал он и пошел в гостиную. Надев трусики и футболку, я отправилась следом за ним. Мы сели на диван. — Ты перестал принимать паксил? — спросила я. — Да, — ответил он. — Вчера. — Ты уверен, что делаешь правильно? — Оставь меня в покое, — сказал Джейк. Исчерпывающий ответ на мой вопрос. Он открыл лежащий на кофейном столике пакет с марихуаной и принялся сворачивать сигарету. Когда Джейк прикуривал, упавший с ее кончика пепел обжег мне бедро. — Ой! — вскрикнула я. — Ты это нарочно? — Нет, — сказал он. — Случайно. Извини. — Ты так плохо со мной обращаешься, а мы встречаемся всего около недели. У большинства парней такой кризис наступает через несколько месяцев. — Нормально я с тобой обращаюсь. — Вовсе нет. Лучше уж вернись к лекарствам. — Неужели тебе совсем наплевать на мою болезнь? — Она сводит меня с ума! — Господи Иисусе! Мы ругаемся, как парочка престарелых супругов. — Ты хоть понимаешь, что подобные заявления не улучшают мое настроение? — А нечего было руководить мной в постели. В моем любимом фильме Джона Хью «Милашка в розовом» это был бы момент, когда Молли Рингуолд (я) отчитывает Эндрю Маккарти (Джейка) и в гневе покидает его квартиру, поняв наконец, что у них (у нас) нет будущего. В момент неожиданного душевного просветления импульсивный Эндрю (Джейк) оказался бы настолько ошеломлен злобой Молли (моей), что помчался бы вслед за мной по улице, со страстью схватил бы меня за руку и произнес заключительную реплику Эндрю: «Я в тебя верил. Я всегда в тебя верил. Я не верил лишь в себя». Потом Джейк нагнется, чтобы меня поцеловать, и глаза его потеплеют, как у Эндрю, и мы замрем в потрясающем душистом поцелуе под теплым голубым дождем, а вдали будет греметь песня «Если ты уйдешь». Но я понимала, что моя жизнь — не кино. Я представила себе, как ухожу от Джейка и снова провожу ночи в одиночестве. Моя победа могла обернуться поражением, не прибавив мне независимости и силы, но сделав меня еще более одинокой, чем раньше. Мы сидели в молчании уже несколько минут, а потом Джейк положил руку мне на колено. Мне хотелось прекратить ссору. Мне хотелось снова ему нравиться. Я положила ладонь Джейку на бедро, и он меня поцеловал. Я завелась с пол-оборота, как это всегда бывает при ссорах, и скоро уже лежала на нем. — Принести презерватив? — спросил он. Мы еще не прошли всего пути, и у меня было ощущение, что не стоит торопиться, но я тем не менее кивнула. Джейк пошел в комнату и, вернувшись с резинкой, лег на меня, молча покачался вверх-вниз несколько минут, а потом кончил. Завязав узлом презерватив, он положил его на стол рядом с пакетом марихуаны, сел в постели и зажег сигарету. Я пошла в ванную, пустила воду, уселась на край унитаза и заплакала. Я не хотела плакать. Так бывает, когда встречаешься с придурком, а Джейк вовсе не был придурком. Просто он нервничал. Мне надо было проявить сочувствие. Связь подразумевает компромисс. Надо было хорошенько поразмыслить. Оторвав кусок туалетной бумаги, я вытерла лицо и вернулась в гостиную. Все следующие несколько дней мы ссорились при каждой встрече. Джейк набрасывался на меня по пустякам, я в ответ огрызалась, а секунду спустя он обнимал меня со словами: «Не хочу тебя терять» или «Не сердись на меня, пожалуйста», и я поневоле его прощала. Я понимала, что несчастлива, но боялась огорчить отца нашим разрывом. Я хотела дать ему понять, что приемлю моногамию. Я хотела дать ему понять, что, несмотря на свои предыдущие ошибки, смогу научиться искусству строить серьезные взаимоотношения. Но отец не был единственной причиной моей боязни освободиться от Джейка. Я находилась во власти необъятного, затаившегося в глубине души страха, что в случае разрыва с Джейком никто больше не захочет стать моим любовником. Я опять вернусь к мануальным упражнениям с придурками и стану об этом писать, пока наконец не умру — скандально известная, но одинокая потаскушка. Джейк отличался придирчивостью и непостоянством. С ним было трудно ладить, но он, по крайней мере, был ко мне привязан. Для меня гораздо важнее было вообще иметь друга, чем иметь хорошего друга. Пожалуй, единственным плюсом этих мучительных отношений было то, что они могли бы стать основой потрясающих статей. Но я сильно опасалась просить Джейка пересмотреть свой запрет, так как думала, что он может меня из-за этого бросить. В результате на той неделе, вместо того чтобы рассказать об удручающей гетеросексуальной связи из реальной жизни, я написала о вымышленной лесбийской. А на следующей неделе я все-таки опубликовала колонку об оральном сексе. Подпевалы лесбиянок прислали в газету несколько подстрекательских писем: Я получила бы гораздо больше удовольствия от этих поношений, будь они реакцией на реальные события. Но моя колонка постепенно становилась настолько далекой от жизни, что я даже засомневалась: стоит ли идти на такие жертвы, чтобы ублажить парня, который не очень-то старается ублажить меня? В то воскресенье, когда я написала колонку об оральном сексе («На пути к успеху вам поможет головка»), мы встретились с Сарой за ужином в кафе «Орлин» на улице Сент-Марк. Мне не хотелось говорить о Джейке, так что, едва мы уселись, я спросила: — Как у тебя с Джоном? (Несколько недель тому назад она порвала с Китом и тут же вернулась к Джону.) — Сама не пойму, — ответила подруга. — В наших отношениях всегда большое значение имели извращенные сексуальные игры, но сейчас даже мы сами теряем контроль над ситуацией. — Что ты имеешь в виду? — Два дня тому назад мы ходили вечером в кино, а потом пошли к Джону и занимались каким-то безумным сексом: он меня душил, я пинала его ногами, а потом мы оба кончили. Я ушла от него в невероятно приподнятом настроении, но он с тех пор не ответил ни на один мой звонок. Обычно, слушая рассказы Сары о ее проблемах с приятелями, я старалась не навязывать ей свое мнение, поскольку сама терпеть не могу, когда подружка, выслушав про моего очередного парня, заявляет: «Он — подонок. Уходи от него». Как будто это поможет. Как будто все дело в том, что я сама не знаю, какой он подонок. На самом деле проблема заключается в том, что я все прекрасно знаю, но не понимаю, каким образом этот факт может заставить меня отказаться от встреч с ним. Когда подруга заявляет тебе, что ты занимаешься саморазрушением, это достает, даже если ты понимаешь ее правоту. Но, услышав о том, как разворачиваются у Сары отношения с Джоном, я не на шутку встревожилась. — Зачем ты встречаешься с ним, если он так ужасно с тобой обращается? — спросила я. — Потому что он — придурок, которого я, похоже, люблю. — Почему бы тебе не найти другого придурка, который не стал бы тебя душить? — Потому что я люблю этого. К чему задавать глупые вопросы? — Подошел официант и принял у нас заказ. Я заказала салат и семгу с имбирным элем, а Сара — кофе. В душе я понадеялась, что с питанием у нее, по крайней мере, проблем нет. — Не думай, — сказала подруга, — мои дела не так уж плохи. Впервые за много дней Джон занялся со мной оральным сексом. — Если ты радуешься тому, что Джон наконец-то решил заняться с тобой оральным сексом, то, по-моему, как раз таки назревает проблемка! Подавшись вперед, Сара прошипела: — А тебе не кажется, что у тебя самой полно проблем? — Конечно. Просто хочу сказать, что твои посерьезней. — Я, во всяком случае, получаю удовольствие от драм, игры ума и страданий. Я — прирожденная мазохистка. А ты только ей притворяешься, и это намного хуже. Мы в упор смотрели друг на друга. Сара закурила. — Может, стоит взглянуть на вещи более оптимистично, — сказала я. — Нам еще, в общем-то, повезло с парнями, бывает гораздо хуже. Ты когда-нибудь слыхала об иерархии благотворительности Маймонида?[95] — Конечно. Мы ее изучали в еврейской школе. — Ну, так помнишь, как он классифицирует различные уровни благотворительности? Двустороннее анонимное пожертвование более благородно, чем одностороннее анонимное, а одностороннее анонимное превосходит неанонимное. — Угу. — Может, нам попытаться разработать лесенку саморазрушающего поведения? Нижняя ступень — это когда ты увлечена парнем нееврейского происхождения, который оскорбляет тебя словами и действиями, много пьет и принимает наркотики, а также не хочет тебя видеть. Ступенькой выше — парень нееврей, который оскорбляет тебя только на словах, злоупотребляет алкоголем и наркотиками и не хочет тебя видеть. — И на самом верху окажется еврей, изредка оскорбляющий тебя на словах, умеренно выпивающий и звонящий тебе от случая к случаю. — Точно. — Это мне кое о чем напомнило, — сказала Сара, вставая из-за стола. — Ты куда? — Проверить автоответчик. — А Джон знает, насколько часто ты проверяешь автоответчик, ожидая от него звонка? — Я ему этого не говорю. Может быть, нам разработать другую лесенку саморазрушающего поведения? Первая ступенька: это когда ты, как одержимая, названиваешь на его автоответчик, а ступенька выше — ты, как ненормальная, звонишь на свой автоответчик. Звонить на свой автоответчик не так плохо, как на его, потому что это частное дело маньячки. И твой партнер об этом не узнает. Подойдя телефону, Сара набрала личный код защиты, полюбовалась на свое отражение в металле, выковыряла что-то из зубов и вернулась к столу. — Джон хочет, чтобы я приехала к нему, — сказала она. — Неужели ты пойдешь? — А что? — Послушай, если по какой-то причине по дороге к нему домой у тебя произойдет кризис сознания и ты вдруг поймешь, что хочешь из этого выпутаться, можешь вернуться: я посижу здесь еще около часа. — Я не вернусь, — сказала Сара. — Я так и думала, но решила на всякий случай предложить. Она надела пальто, положила на стол деньги и направилась к двери. — Если он слишком сильно придушит тебя, — бросила я ей вслед, — пинай его в яйца. — Я сама прошу его душить меня, — сказала подруга, оборачиваясь. — Тогда острее чувствуешь оргазмы. — Так и умереть недолго. Именно это произошло с одним мужиком из британского парламента. — Можно сломать шею, пытаясь съесть собственную киску, — завопила Сара, — но это никогда меня не останавливало! — На нее стали оглядываться сидящие за столиками люди. — Я — независимая женщина! — кричала она. — Хозяйка своей судьбы! Услышьте мой вопль! Почему-то от интонации последней фразы у меня перехватило дыхание. Я смотрела, как Сара выходит за дверь. И говорила себе, что нет причин для волнения, потому что, в конце концов, мою подругу спасет инстинкт самосохранения, как это было до сих пор. Но я спрашивала себя: сколько раз девушка может подвергаться испытаниям, не причинив себе вреда? И я имела в виду не только Сару. Мне было бы проще выйти из депрессии, если бы не приближался Новый год. Я с трудом переносила канун этого злосчастного праздника с тех пор, как впервые увидела в девятом классе «Когда Гарри встретил Салли…». Глядя на то, как Билли Кристал бегает по городу в поисках Мег Райан, чтобы поцеловать ее под омелой, я уносилась в своих праздничных романтических мечтах в самое поднебесье. С тех пор каждый декабрь я молила Бога о том, чтобы встреча с молодым Билли, который будет носиться по улицам в поисках моих губ, произошла не позже тридцать первого числа. Но почему-то под Новый год я всегда оказываюсь одна: сижу перед телевизором в карнавальной шляпе, смотрю бейсбольный матч и хлюпаю носом. Я знала, что с Джейком придется порвать, но мне так хотелось романтичных праздников: мы с ним заранее договорились пойти в ресторан поужинать, взять напрокат кассету с фильмом «Когда Гарри встретил Салли…» и пораньше лечь спать. Но хотя я бываю поверхностной, я не слишком люблю откладывать намеченное. Потому, придя домой, я позвонила Джейку и предложила ему встретиться в баре, где мы впервые натолкнулись друг на друга. Мы немного поболтали, а потом я выпалила: — Я тут много размышляла в последнее время. — О чем? — спросил Джейк. — Просто… я не совсем уверена в некоторых вещах. Думаю, неплохо было бы нам немного отдохнуть друг от друга. — К чему ты клонишь? — спросил он, глядя мне прямо в глаза. Парню нелегко все это давалось. — К тому, что, может быть, нам не следует так часто встречаться. — Ты собираешься со мной порвать? — Не знаю. — Вопрос ведь простой. — Думаю, да, — сказала я со вздохом. — Но дело не в тебе. Дело во мне. Джейк едко рассмеялся. — Я не лгу! — закричала я. — Это правда! Ты заслуживаешь женщины, которая бы тебя любила. А я и сама не знаю, та ли я женщина. Но я не хочу, чтобы ты меня возненавидел! — Я заплакала, что само по себе уже смехотворно, поскольку я его бросала, а не наоборот. Ведь когда плачет инициатор разрыва, это всегда выглядит лицемерно. — Прости, — сказала я, положила на стойку бара деньги за пиво, поцеловала Джейка в щеку и ушла. |
||
|