"Планета звезды Эпсилон (сборник)" - читать интересную книгу автора (Захарова Лариса, Сиренко Владимир)5— Не люблю фашистов… — сказал, улыбаясь, Карло Мауэр. Плетнев только вздохнул. Не люблю… Как о манной каше. А впрочем, что требовать от этого юноши, что он знает о них? В его жизненном опыте фашисты — так сказать, антиобщественная группа, куролесящая на площадях с полузабытыми лозунгами. Неприятная, конечно, группа. Заторы на улицах создают, общественный порядок нарушают. — Карло, в вашей семье кто-нибудь участвовал в войне? — В которой? — Мауэр лихо объехал идущий впереди старенький «фиат», неожиданно снизивший скорость, выглянул в оконце и разразился тирадой в адрес его пассажиров — явно нелицеприятной. Плетнев обернулся: парочка в «фиате» целовалась. Что ж, вопрос Карло задал точный: в какой войне? — была еще ведь и абиссинская война, а потом корейская, и вьетнамская, и ближневосточная убийственный перечень. — Во второй мировой, с Гитлером. — А… Дед. Легко отделался: стоял где-то в Югославии. Потом, кажется, у вас, но до Сталинграда. Считает, что мог бы остаться на Волге, спасибо вашим партизанам, они его поцарапали раньше. Плетнев поежился и замолчал. Ну разве объяснить милому веселому итальянцу, лучшему другу убитого Вивари, что и через десятилетия продолжает оставаться боль, которая гнетет до сих пор, до сих пор взывает ко мщению. Для самого Плетнева война навсегда осталась связана с отчаянным криком матери: «Леньку спасайте, Леньку!!!» От бомбежки, заставшей их в колхозном саду за сбором яблок, мать забилась под самое раскидистое дерево, почему-то стараясь спрятать голову, а он, одиннадцатилетний, любопытный до глупости, выбежал на открытое место и, разинув рот, глядел на тяжелые, неестественно близкие самолеты с уродливыми, будто переломанными мрачной силой, крестами. Они плыли, а не летели, от них медленно, натужно отделялось что-то черное, мрачное… И нечеловеческий крик бросившейся к нему матери. Осознанная ненависть пришла потом. И всякий раз перехватывало горло, когда видел у Большого театра ветеранов, когда хотелось отвести глаза от тихо плачущих у Вечного огня вдов… На тех бомбардировщиках был черный изломанный крест — на белом фоне алюминия, теперь вот белая свастика на черной глянцевой спине. — Конечно, — заговорил Мауэр, — с моим другом Вивари могли посчитаться и фашисты. Но у меня на них есть управа, — Карло похлопал себя по карману. — Давно купил по случаю. Боевая граната, есть и слезоточивая. Надеюсь, вы без оружия? Вам ни к чему, потом с полицией не разберешься. — Плетнев кивнул. — Мой маузер, между прочим, в отличном состоянии, так что не беспокойтесь. Меры предосторожности бывают просто необходимы, такова наша жизнь! — Мауэр засмеялся. — Сейчас мы сделаем поворот и будем как раз у гнездышка. А какие меры предосторожности мог бы предпринять Плетнев здесь, в чужой стране? Подключить к делу итальянскую полицию, думал он, значило бы обречь все на провал. Положим, они схватят этого худого, длинного, стриженного под образец 1939 года немца. А он окажется наиобыкновеннейшим мелким буржуа, рантье или что-то в этом роде. И пойдет звон о подозрительности русских… Действовать на свой страх и риск? Плетнев разыскал Карло Мауэра и в общих чертах рассказал ему о Груббе, о снимках и болтовне подвыпившего немца. — Кто бы мог подумать, — удивлялся Мауэр, — что в двадцати семи километрах от Рима, на берегу Тирренского моря, ласкающего Неаполь! — Карло засвистел лирический мотив, сбавил скорость, раздумывая, куда сворачивать дальше — впереди показался глухой забор. И остановился. — Верно, это где-то здесь, — тихо заметил Плетнев, сверяясь с адресом-планом Груббе. — Будем брать штурмом? — улыбнулся Мауэр. Плетнев усмехнулся: — Посмотрим… Они вышли из машины, огляделись. Там, где забор кончался, неправильным углом уходя к морю, вдали было видно несколько домишек, очевидно, рыбацких, — рядом с каждым стояли козлы с растянутыми сетями. О рыбацкой деревушке в плане-адресе ничего не было. — Я думаю, надо навести справки, ну, расспросить, не видели ли здесь человека такого-то и такого-то… — предложил Мауэр. — Подъем? — Не лучше ли пройтись? Едва они сошли с битумной дороги, ноги начали утопать в крупном песке, сквозь который, неизвестно, за что держась корнями, прорастал колючий кустарник. Открылось море. — Три года назад, когда я только переехал в Чивитавеккью, здесь прошел смерч. С тех пор мне казалось, здесь никто не живет, — задумчиво сказал Мауэр. — И что же? — Я был не прав. Но боюсь, в такой ранний час мы мало кого застанем в деревне. Самый лов… — А вот и нет, — ответил ему Плетнев, когда они поднялись на песчаный бугор, с которого начиналась деревенская улочка. — Смотрите, Карло, как много народу. У дома, отличающегося от остальных черепичной кровлей и кирпичной кладкой, стояла толпа. Полицейская машина, собаки… Нет, не деревенские, те тихо сидели у ворот — служебные собаки. Мауэр и Плетнев подошли ближе. — Что случилось в этом доме, синьора? — спросил Карло пожилую женщину, присевшую на раскладной стульчик. Она сокрушенно покачала головой: — Убили Марка, жаль его — славный был человек, пусть теперь позаботится о нем Мадонна! И за что такое? Никого не обижал! — Она покачала головой, стараясь придать своим словам как можно больше убедительности. Никого! Тихо жил… И такая ужасная смерть… В него бросили бомбу, представляете?… Какой ужас! А какие розы он выращивал в саду синьора Хальта! — Она махнула рукой в сторону видневшегося вдали глухого забора. Плетнев и Мауэр переглянулись. — Он был садовником? — спросил Мауэр с тревогой в голосе, которой, видно, испугал старуху. — Почему синьор интересуется? — насторожилась она. — Вы… Разве вы… — она перевела глаза на Плетнева и замолчала. — Да, садовником, пролепетала наконец, встретившись- с подбадривающим взглядом Плетнева. Если вы родственники или друзья Марка, обратитесь к полицейскому комиссару, он в доме, — заключила она Опустила голову, и Плетнев пожалел, что Карло спугнул ее откровенность. — Посторонитесь! — раздался громкий голос, толпа раздвинулась. Показались носилки. Сзади шли полицейские и врач. — Дом опечатать, — скомандовал тот же голос и добавил: — По нашим данным, родни у покойника не было. Когда носилки начали укладывать в машину, ветерок отбросил простыню, и Плетнев увидел лицо. Это был худой, с высоким узким затылком, с солдатской стрижкой образца 1939 года человек, к которому направил его Груббе и который, вероятно, принес Баранову письмо от Светы… Обратно ехали молча и медленно. «Ниточка оборвана, ниточка оборвана», — надоедливо вертелось в голове Плетнева. — Здесь недалеко хорошая траттория, синьор Плетнев, — нарушил тягостное молчание Карло, — не закусить ли нам? Я, признаться, выехал вам навстречу, перехватив лишь кофе… даже без лимона! Плетнев кивнул — он тоже не ел с утра, а утро для него началось с первыми лучами. У стойки бара сидел лишь один посетитель, который живо обернулся: — Хэлло, мистер Плетнев! Мы с вами ходим одними дорогами? Как вы думаете, кто убил старину Марка? — Это он, он, — вдруг закричал высокий пронзительный голос, какие-то люди подскочили к Мауэру, начали скручивать руки. Плетнев бросился к нему на помощь, но Дуайнер крепко схватил его за рукав. Будто из-под земли появилась полиция. — Это недоразумение… — все пытался вмешаться Плетнев. — Слушайте меня, я же видел, — высокий истерический голос принадлежал хозяину траттории. — Я видел, и не только я, как в дом Марка вошел темноволосый невысокий щуплый мужчина… Все приметы сходятся! Плетнева оттесняли все дальше и дальше от Мауэра Дуайнер и хозяин траттории, который тоже был черноволосым, щуплым, невысоким мужчиной. Плетнев заметил, что задний карман его широких брюк слишком повторяет очертания пистолета… Вернувшись в отель, Плетнев узнал у портье, что утром Баранова спрашивал рассыльный из Дворца юстиции, и вскоре штурман ушел. |
||
|