"Лис Улисс" - читать интересную книгу автора (Адра Фред)Глава пятая Роковая предопределенность классической трагедииБлиже к назначенному часу Лисс Улисс нарядился в черный, под цвет ожидаемой на сцене трагедии, костюм и стал с чашкой кофе у окна, задумчиво глядя на улицу. За окном лениво возился с электрическим кабелем коала в рабочем комбинезоне. Он то разматывал моток, то снова сматывал, время от времени поглядывая на Улиссовские окна. Лис вздохнул, задернул занавеску и уселся в кресло. Часы пробили шесть. Почти сразу же раздался стук в дверь. Это явился Евгений. Пингвин облачился в черный фрак и выглядел бы весьма внушительно, если бы не вездесущий ранец за спиной. Но в ранце лежал дневник, а с ним Евгений никогда не расставался, даже рискуя выглядеть нелепо. — Тебе очень идет, — улыбнулся Улисс, решивший ничего не говорить про ранец. Пингвин смутился. Фрак он одолжил у соседа-индюка, ведь у него самого ничего подобного в гардеробе не было. — Все-таки, театр, — объяснил он. — Ну, конечно, — согласился Улисс. — Хорошо, что дождя нет, — заметил Евгений. — Да, — кивнул Улисс. — Теплый вечер, — добавил Евгений. — Действительно, — сказал Улисс. Евгений прокашлялся и произнес: — Улисс… Я все хочу спросить… — но договорить не успел, потому что в этот момент раздался стук, лис крикнул «Войдите!», и в дом ввалился Константин — все в тех же потертых брюках, куртке и шарфе, что и утром. — А вы чего это вырядились? Праздник какой? — с недоумением спросил он друзей. — Мы же идем в театр! — ответил Евгений с благоговением. — Это я помню, — поморщился кот. — А разве мы идем туда не зрителями? Что-то я не помню, чтобы речь шла о нашем участии в спектакле. — Ты что?! — воскликнул Евгений, патетически вскинув правое крыло. — Это же театр! Константин некоторое время в упор разглядывал пингвина, затем вздохнул и сочувственно произнес: — Бедняга… — В театр полагается идти нарядно одетым, — объяснил Улисс. — Но это не закон. — Хорошо, что не закон, — сказал Константин. — А то страсть как не люблю нарушать закон. Но иногда иначе просто никак. — Ты нас позоришь, — тихо произнес Евгений. — Я?! Да я хоть за рабочего сцены сойти могу! А ты на себя посмотри! — Стоп! — Улисс вскинул лапу. — Каждый одевается, как хочет. Это не маскарад. Давайте без взаимных упреков. — Давайте. Давайте без упреков, — проворчал кот и уселся в кресло, закинув лапу на лапу. — А где же наша собственная примадонна? Опаздывает, конечно? Ну, нам, простым смертным, негоже роптать. Им, примам, можно всякое, что простому зверью… — его речь прервал стук в дверь. Константин вскочил, подпрыгнул к двери и ловко распахнул ее. На пороге стояла незнакомая молодая лиса в красном платье, черных полусапожках на высоких каблучках и изящной шляпке с перышком. — Берта?! — охнул изумленный Константин, но тут же взял себя в лапы. — Ну, ничего, ничего… — Вот это да… — восторженно произнес Евгений. Лис Улисс поднялся с кресла, подошел к Берте и протянул ей лапу. — Берта, ты совершенно обворожительна. Думаю, сегодня вечером в театре будут разбиваться сердца. Лисичка покраснела, подала лапу Улиссу и смущенно сказала: — Я просто подумала… Ведь театр — это храм искусства, правда? — Несомненно, — кивнул Улисс, проводя ее в комнату и усаживая в кресло. — Определенно, — поддакнул Константин. — Театр — это храм искусства театра. — Вы тоже хорошо выглядите, — сочла нужным отметить Берта. — Конечно! — воскликнул Константин. — Ведь мы тоже в некотором роде служители муз и каждый сыграет свою роль. Лис Улисс будет дипломатом, послом в стране саблезубых тигров. Евгений — дирижером большого птичьего оркестра. А в ранце у него партитура, — последнее слово пришлось ему по вкусу, и кот счел нужным повторить: — Да, партитура. Ну а я играю простого рабочего парня с окраины, который так обожает трагедии, что ночами не спит, переживает. Берта рассмеялась. — А я кого играю? — А ты играешь музу опасных авантюр. Нашу музу! Лисичка захлопала в ладоши. — Мне это нравится! В ответ Константин усмехнулся, а Евгений с Улиссом улыбнулись. — Друзья, нам пора, — произнес лис. — Но прежде я хочу вам кое-что сказать. Мы не знаем, где именно, у кого искать фрагменты карты. Мы можем только довериться судьбе — в том, что она подаст нам знак. Не укажет на местонахождение искомого — это не в ее привычках, — а тонко намекнет. Поэтому прошу вас, будьте бдительны. Обращайте внимание на все, что хоть чуть-чуть выходит за рамки привычного, и сразу сообщайте мне. Если мы не сумеем распознать подсказки судьбы, то рискуем блуждать в потемках до скончания времен. А теперь — пора! Заговорщики вышли из дома и направились в сторону центра города по вечерней улице, освещенной фонарями. Коала-электрик не обратил на них никакого внимания, но когда четверка свернула за угол, тихо положил моток кабеля на землю и двинулся следом. В фойе было полно народу. Повсюду на стенах висели фотографии известных актеров и плиты с эмблемой Большого Трагического Театра — двумя грустными масками. До начала спектакля еще оставалось время и звери чинно прохаживались, выискивая в толпе знакомых и попивая прохладительные напитки. Наши театралы тоже не стали спешить в зал. — Давайте прогуляемся по фойе, — сказал Улисс. — Может, заметим что-нибудь любопытное. И любопытное не заставило себя ждать. Внезапно Евгений стал как вкопанный, судорожно вздохнул и глухо произнес: — Пожалуй, пойду в зал… — Что случилось? — встревожился Улисс, а Константин перехватил взгляд Евгения и понимающе сказал: — Ага… Тут уже все заметили — в их сторону направлялась красивая молодая волчица в элегантном брючном костюме и черных лакированных туфлях. Через плечо волчица перекинула маленькую дамскую сумочку, а в лапке ее пристроилась программка. Вот она подошла ближе и заметила дрожащего пингвина. — Здравствуй, Евгений, — смущенно улыбнулась волчица. Она чувствовала себя неловко и жалела незадачливого влюбленного. — Здравствуй, Барбара, — отозвался Евгений, чувствуя, как его перышки пробирает антарктический холод. Волчица кивнула спутникам пингвина, и тот счел нужным их представить: — Вот… Мои друзья. Это Константин. — Очень приятно, — сказал кот. — Константин, специалист по кошачьим цивилизациям. В том числе и внеземным. Прошу меня любить и жаловать. — Очень приятно. Барбара, — улыбнулась волчица. — Это Берта, — Евгений указал на лисичку. — Здравствуйте, Берта. Вы замечательно выглядите. — Спасибо, Барбара, — с довольной улыбкой ответила Берта. — Лис Улисс, — представился Улисс, все это время заинтересованно разглядывавший новую знакомую. — Барбара, — в глазах волчицы зажглось любопытство. — Улисс — знаменитый путешественник! — добавил Евгений с гордостью. Мол, видишь, какие у меня друзья! А ты мне в любви отказала. — Вот как? — В некотором роде, — к удивлению своих спутников Улисс смутился. — Очень приятно, — искренне сказала Барбара. — Мы не могли раньше встречаться? — негромко спросил Улисс. — Могли… — ответила Барбара. — Но не встречались. — Жаль, — сказал Улисс. — Думаете? — Убежден! — Может, вы и правы… — Да… Рад, что этот недочет со стороны судьбы теперь исправлен. Барбара улыбнулась. — Извините, мне пора… Рада была познакомиться, — и она продолжила свой путь, несколько раз обернувшись и взглянув на Улисса. А лис проводил ее задумчивым взглядом… — Вот, — счел нужным сказать Евгений. — Это Барбара… Пингвин заметно погрустнел, и Улисс решил, что наилучшим способом отвлечь его от скорбных мыслей будет хоть какое-то дело. — Евгений, вот тебе немного денег, купи четыре букета цветов. Могут пригодиться. — Шеф, тебе, конечно, видней, но не жалко тратить общак на какие-то веники? — поморщился кот. — Нет, не жалко. Твой друг Кроликонне нас деньгами не обидел. А букеты действительно могут пригодиться. Кстати, будет неплохо, если составишь Евгению компанию, и ему не будет скучно одному. — Запросто, — уныло отозвался Константин. — Скучать одному это не дело. Будем скучать вдвоем. А расстроенному пингвину было совершенно все равно, чем заняться, и он дал коту увести себя к цветочным лоткам. — А эта Барбара ничего, — заметила Берта. — М-да… — задумчиво произнес в ответ лис. — Вы только посмотрите! Берта! — раздалось внезапно за их спинами. Улисс с Бертой обернулись и оказались мордой к морде со стайкой девушек — лисичкой, ежихой с куницей. — Здравствуй, Берта, — лукаво улыбнулась лисичка и многозначительно посмотрела на Улисса. Ежиха с куницей хихикнули. — Здравствуйте, девочки, — приторно промурлыкала Берта и демонстративно взяла Улисса под лапу. Лису эта мизансцена была абсолютно понятна и он счел нужным подыграть Берте. Иначе та могла бы оказаться в дурацком положении. Он мило улыбнулся всем трем девицам: — Здравствуйте. — Здрасссь… — ответили девушки и прыснули. — Познакомьтесь, это Лис Улисс, мой… друг, — сказала Берта. — Очень приятно. Это замечательно, что у Берточки есть такие солидные… друзья, — заметила лисичка. Похоже, она была в этой компании запевалой. — Улисс, это мои одноклассницы: лисичка Марианна, ежиха Дора и куница Анабелла. — Очень приятно, — кивнул Улисс. — Рад знакомству. Значит, одноклассницы? — Да, — подтвердила ежиха Дора и хихикнула. — Подружки, — добавила Марианна. — Лучшие, — конкретизировала куница Анабелла. — Прекрасно выглядишь, Берточка, — отметила Марианна. — Тебе так идет это красное платье. — Спасибо, милая Марианна. — Не за что, Берточка. А знаете, девочки, говорят, красный — цвет страсти! — Да что ты! — изумилась ежиха. — Точно-точно, я тоже слышала, — энергично закивала куница. — Вы правы, девочки, — подтвердила Берта. — А разве вы не знали, что театр — моя страсть? — Что ты говоришь! — с наигранным удивлением развела лапами Марианна. — Нет, я этого не знала. Ну, тогда все понятно. Девочки, дело в том, что наша Берта страстно любит театр. — О, это многое объясняет, — прокомментировала Анабелла, и все три девицы рассмеялись. — А у меня тоже страсть к театру! — воскликнула ежиха. — Ага, — хихикнула Анабелла. — А точнее, к Тристану. — К кому? — удивилась Берта. — Ну ты даешь! А еще театралка. Шакал Тристан — это же ведущий актер Большого Трагического Театра! Герой-любовник! — Настоящий герой, — добавила Дора. — А какой, говорят, любовник! — сказала Марианна, чем снова вызвала у подружек смех. — Что делать… Не у всех же есть… друзья, с которыми можно пойти на спектакль. Иным приходится довольствоваться лицезрением героев-любовников на сцене. Девушки хором вздохнули и снова рассмеялись. — Что ж, дорогая Берта. Пожалуй, оставим тебя наедине с твоей… хи… страстью. До встречи в школе. Всего хорошего, Лис Улисс. Берегите нашу Берту. Она нам очень дорога. Пока-пока! — Не обращай на них внимания, — сказала Берта Улиссу, когда стайка подружек удалилась. — Ну, почему же? Они очень занятные, — заметил Улисс. Берта пожала плечами и высвободила лапу… Еще не хватало, чтобы Евгений с Константином увидели. Ей и так было тревожно из-за встречи с одноклассницами. Хотя было и приятно. Даже больше приятно, чем тревожно. Ведь подружки уже ей завидуют, хотя Улисс еще не ее. Вернулись Константин с Евгением, каждый нес по два букета. Улисс с сожалением отметил, что пингвин выглядит еще грустнее. Видимо, ему сейчас не возможно исправить настроение. Дали второй звонок и друзья проследовали в зал. Берта и Константин сели по бокам от Улисса, а Евгений пристроился с краю. Он смотрел в пол и жалел себя. Где-то здесь, в этом же зале, Барбара… Сидит и смеется над ним. Как же он ненавидит ее! Да, ненавидит! Хотя нет, он к ней равнодушен. И ненавидит тоже. — Послушай, Улисс, а комедии этот театр не дает? — поинтересовался Константин. — А то мне чего-то трагедию не очень хочется… — Зря, — ответил Улисс. — Трагедия будит высокие чувства. — Ты это серьезно? А по-моему, от нее только настроение портится. — Классическая трагедия помогает очиститься путем сопереживания. — Э-э-э… То есть мы очищаемся, глядя, как другим плохо? — Ну, это несколько упрощенный взгляд, но, грубо говоря, да. — В каком ужасном мире мы живем, — проворчал Константин. Улисс согласно вздохнул. — Я вот чего еще не понимаю, — не успокаивался кот. — Зачем в названии говорится о смерти этой несчастной Лауры? Чего это зритель сразу знает, что она умрет? — Это же трагедия! И так, ясно, что умрет. И, наверняка, не только она. Думаю, в конце пьесы не одно кладбище переполнится. Закон жанра. — Какой подлый закон. Ты знаешь, я не любитель нарушать закон, но… — Константин развел лапами. — Понимаешь, суть классической трагедии сводится к тому, что року нельзя противостоять, — пояснил Улисс. — Что бы ни делали герои, стараясь избежать тяжкой участи, они обречены. Року особо не возразишь… У него в этой игре все карты крапленые. — Року, значит… Это ведь то же самое, что судьба, не так ли? — спросил Константин. — Да, судьба. Только сильно обиженная. — Улисс, поправь меня, если я ошибаюсь, — медленно произнес кот. — Мы говорим о той самой судьбе, которой ты нас все время призываешь довериться? — Конечно. — То есть доверяться судьбе, которая приведет к «прекрасной смерти» эту несчастную Лауру, как бы она не рыпалась? — Ну, условно говоря, да. — Знаешь, Улисс, мне почему-то не хочется ей доверяться… Что-то не тянет стать персонажем такого спектакля. — И что ты предлагаешь? Противиться? Так ведь классическая трагедия как раз и говорит о том, что это бессмысленно. Поэтому лучше не, как ты говоришь, рыпаться, а, наоборот, следовать судьбе. К тому же, у каждого она своя. Совсем необязательно она является роком. — А как это определить? — В конце станет понятно. — Спасибо, шеф, — мрачно ответил Константин. — Теперь мне совершенно ясно, с кем следует поговорить, если надо срочно испортить себе настроение… — Ты просто пока не почувствовал, что судьба на нашей стороне, — сказал Улисс. — А ты это чувствуешь? — спросил Константин. — Тоже пока нет. Но стараюсь. — Все, шеф! Давай замнем этот разговор, а то я предпочту помереть вместе с несчастной Лаурой, чтобы не продлевать муки. Тут дали третий звонок, в зале стало темнеть. — Друзья, напоминаю, будьте бдительны! Я чувствую, что во время спектакля судьба подаст нам знак! — громко прошептал Лис Улисс. Занавес поднялся, явив публике дворик при двухэтажном домике. Во дворике на скамейке сидела печальная гусыня в белом платье. «Изольда Бездыханная», — пронеслось по залу и раздались аплодисменты. Зазвучала тихая грустная музыка, гусыня поднялась со скамьи, простерла перед собой крылья и произнесла высоким голосом: — О, нету мне, Лауре, счастья! Душа моя в потемках, и сердце полыхает, как костер! — У нее что-то с сердцем? — шепотом спросил Константин Улисса. — У них в театре нет врача? — Это метафора, — ответил Улисс. — А… Никогда не слышал. Какая-то ужасная болезнь? — Да нет же! Константин, я тебе потом объясню! — Ну, потом так потом, — пожал плечами кот. Тем временем Лаура продолжала: — Тринадцать скорбных лет живу я с нелюбимым мужем здесь, в глуши тоскливой… как в могиле. И вот вдруг появился он, возлюбленный прекрасный мой! Но нам не быть вдвоем. Не суждено… Ах, лучше умереть! — Хм, — сказал Константин, выражая сомнение по поводу последнего утверждения Лауры. На сцену вышел, осторожно озираясь по сторонам, шакал в военной форме. Это и был герой-любовник Тристан. По залу пронесся женский стон. — Лаура! — позвал шакал. — Любовь моя! — Ах! — вздрогнула гусыня и бросилась в объятия возлюбленного. — Нет-нет! Тебе здесь быть опасно! Шпионы всюду, мужу донесут! — Шпионы — это она про нас? — шепотом возмутился Константин. — Нет, — ответил Улисс. — Хорошо, — успокоился кот. — Мне жизнь без тебя недорога! — воскликнул шакал. — Молю, бежим со мной в леса! — В леса… — мечтательно произнесла Лаура и кинула в зал заплаканный взгляд. — О, как бы я хотела. Я собирала б ягоды, грибы, пока возлюбленный ходил бы на охоту. А на закате мы б играли в прятки, а на рассвете — в преферанс. Но нет, не смею я! Мой муж найдет нас и в лесах, я знаю, и убьет. Ах, жизнь свою отдам без сожаленья, но только не твою, любимый, только не твою. — Нет, не найдет! Ведь нам поможет добрый дух лесов! — Добрый дух лесов? — удивилась Лаура. — Да, добрый дух лесов, — подтвердил шакал. — Но кто он — добрый дух лесов? — О, это славный малый, живет в лесах и нравом добр. Мы познакомились вчера, и он готов помочь. Сейчас я удалюсь, сама ты знаешь, быть здесь опасно. Ты жди его, посланника судьбы — придет и все расскажет. Доверься же ему, пусть даже странен он слегка. — Лаура! — раздалось за сценой. — Ах, это муж! — заволновалась гусыня. — Беги, беги скорей! Шакал убежал, а с другой стороны сцены показался медведь. Он подошел к Лауре и нежно взял ее за крылышко. Гусыня продемонстрировала публике гримасу отвращения. — Так вот ты где, родная, — произнес медведь глубоким басом. — А я ищу тебя, ищу… А ты, оказывается, здесь. — Да, здесь. Я воздухом хотела подышать, — холодно ответила Лаура. — Прекрасно, милая, прекрасно. Я разве ж против? Только за! Однако стол к обеду уж накрыли, и я жду. — Сейчас приду. Ступай же в дом. Я додышу и тоже поднимусь. Медведь хотел что-то возразить, но не решился. Он грустно посмотрел в зал, потом повернулся и ушел. Публике сразу стало его жалко. Теперь было непонятно, чью сторону принимать — Лауры с любовником или медведя с обедом. Жалко было всех, и становилось ясно, что добром все это не кончится. — Подумать только, какой нелепый брак! — с горечью кинула в зал Лаура. — Да уж, — хихикнул Константин. — Медведь и гусыня, куда нелепей. Что-то неопределенно крякнул Евгений. Похоже, у него имелось предположение, что может быть нелепей союза медведя и гусыни. Внезапно на сцене появился новый персонаж, никто даже не заметил, откуда он взялся. Словно он материализовался из воздуха рядом с Лаурой. Им оказался заяц в черном трико, зеленой куртке и огненно-красном колпаке. Гнусно ухмыляясь, он глазел на гусыню. — Какой мерзкий тип, — пробубнил себе под нос Константин. — К тому же, он похож на Кроликонне. Лаура, поосторожней с ним! Гусыня неожиданному визитеру тоже не обрадовалась. — Ах, кто вы? Так внезапно появились, напугали… — Простите, не нарочно, — ответил заяц елейным тоном. — Я добрый дух лесов. — Так это вы! — обрадовалась Лаура. — Про вас, про вас мне говорил любимый! — Да, это я. Избранник ваш был так вчера любезен, что мне поведал все о ваших затрудненьях. Не мог же я остаться безучастным, ведь я никто иной как добрый дух лесов! — Что делать, друг мой, как нам поступить?! — Поможет вам лишь Озеро Страстей. Тот, кто из него испьет, имеет право загадать желанье. И озеро желанье то исполнит в сей же час! — О где, о где же этот водоем?! Скажи, и я, немедля ни секунды, к нему отправлюсь! — В подземном мире. — Где?! — Лаура с ужасом отпрянула. — В подземном мире, в царстве тени, — с хитрой гримасой пояснил заяц. — Но если страх сильней любви, то можно просто отказаться. — А… а что любимый мой? Что сам он не пошел? — Он не дойдет. Я чую это, не дойдет… — А я? — А вы дойдете. В вас есть талант, он скрыт внутри — от всех, от вас самой, но от меня не скрыт. Ведь я никто иной как добрый дух лесов! — Я… Я согласна… — Превосходно! — воскликнул заяц. — Возьмите, это карта, она укажет путь. — Ужель это оно?! — жарко зашептал Улисс. — Неужто это знак?! — Знак? О чем ты, друг мой милый? — спросила Берта. — И я хотел бы это знать! — добавил Константин. — Карта! Карта — это знак! Ключ к нашей тайне, ключ к успеху! Нам надо раздобыть ее во что бы то ни стало! — Но как? — полюбопытствовала Берта. — Через кого-нибудь из труппы. Через Изольду, например. — Вот это приключение! Конечно, карта — это знак, как я сама не догадалась! — обрадовалась Берта. — Что ж, все понятно. Неясно лишь одно, — промолвил Константин. — Что, друг мой? Поведай, я отвечу! — Неясно мне, какого черта мы так странно говорим! — Ой, — сказала Берта. — И правда… — Это из-за спектакля, — ответил Улисс. — На нас так искусство действует. — Кошмар какой! — воскликнул Константин. — Да это, оказывается, заразно! Тут на них со всех сторон зашикали и друзьям пришлось прекратить обсуждение. Между тем Лаура удалилась, оставив зайца одного. Тот подошел к краю сцены и негромко произнес: — Я добрый дух лесов… — он захихикал, а потом резко и зло рассмеялся. — Я — добрый дух лесов?! Я?! Ну да, пускай же так меня зовут. Но пусть пока никто не знает, кто на самом деле я. Он сорвал с головы колпак, бросил его в зал и крикнул: — Я демон из страны теней! Подземный мир — мой дом, а зло — мое призванье! О, глупая, прекрасная Лаура! Проделаешь такой далекий путь, чтобы испить из Озера Страстей. Но чтобы ты ни пожелала, свершится лишь одно: ты станешь навсегда моей! Сама! Сама! — заяц демонически захохотал. — О, сколько раз проделывал я эту штуку! Там, там внизу их сотни — глупых самок и девиц, пришедших воплотить свои желанья, а воплотивших лишь мои! Я — демон зла, властитель царства тени! Я — рок, я — фатум, я — судьба! Константина бил озноб. Он повернулся к Улиссу и дрожащим голосом произнес: — Шеф… А может, нам лучше соскочить, а? Еще ведь не поздно. Ты только посмотри, как выглядит эта самая судьба! Это же демон зла, властитель царства тени! К тому же он как две капли воды похож на Кроликонне! — Константин, это же всего лишь спектакль. А заяц — не более, чем персонификация рока. — Не более?! Ну, конечно! Подумаешь, это же так, мелочь! Всего-навсего! — Ты слишком серьезно все воспринимаешь, — назидательно сказал Улисс. — Так нельзя. Надо сохранять способность различать грань между реальностью и вымыслом. — Фатум с мордой Кроликонне, — простонал кот. — А ты мне талдычишь что-то про вымысел. — Константин, продолжим потом, ладно? А то нас скоро из театра выставят. Давай лучше посмотрим, что дальше. А дальше фатум на сцене творил, что хотел, и никто не мог с этим ничего поделать. В результате легкомысленного согласия Лауры отправиться в подземный мир, пришлось умереть ее мужу, любовнику, семье троюродного дяди, армиям двух королевств, их королям с придворными и многим обитателям подземного мира, которые и так были мертвы. Но проступок Лауры был настолько ужасен, а козни «духа лесов» — так коварны, что им пришлось умереть еще раз. Лаура, увидев, что случилось по ее вине, утопилась в Озере Страстей, а «дух лесов», прежде торжествовавший, лопнул от злости. В конце спектакля на поверхности озера, в том самом месте, где утопилась Лаура, появились две кувшинки. Они плавали в нескольких сантиметрах друг от друга, но никак не могли соприкоснуться. Улисс сказал, что кувшинки символизируют Лауру и ее возлюбленного-шакала. Берта предположила, что Лауру и ее мужа-медведя. Константин заявил, что «духа лесов» и шакала, чем вызвал недоуменные взгляды друзей. Но больше всех отличился Евгений, предложивший смелую версию: кувшинки — это Лаура и некий пингвин, которого в спектакле не было, но чей дух витал над сценой. Он-то и есть подлинный возлюбленный главной героини, но эта истина доступна лишь особо тонким и чувствительным натурам, к которым его ухмыляющиеся друзья никак не относятся. Успех был грандиозный. Публика стояла, отказываясь уходить, рукоплескала и вопила «Браво!» Самой поразительной оказалась реакция Константина: кот рыдал, даже не пытаясь сдержаться, то и дело крича в ухо Улиссу: «Я очистился! Я чувствую, что очистился! О, как я благороден и великодушен сейчас!» К сцене устремились зрители с букетами цветов. Берта и Константин тоже рванулись было, но Улисс их удержал: — Нет, так не годится. Недостаточно просто подарить цветы, надо еще попробовать завести знакомство. Поэтому бегите за кулисы и попробуйте каким-то образом остаться с актерами наедине. — Я к Тристану! — быстро объявила Берта. — Нужен мне твой Тристан, — фыркнул Константин. — Разумеется, я возьму на себя Изольду! — А ты, Евгений? — спросил Улисс. — Я… нет. Я не пойду. Извините, я лучше вас на улице подожду, — с этими словами пингвин уныло поплелся к выходу. — М-да… Попал Евгений, — заметил кот. — Прямо как Лаура. Даже хуже, потому что по правде. — Улисс, а ты кому подаришь букет? — спросила Берта. — Пока не знаю, — ответил Улисс. — Думаю, мне лучше остаться в зале. Вдруг здесь что-то произойдет, а мы не заметим. — Ладно, — кивнул Константин. — Тогда мы пошли, — он взял Берту под лапу и увел за кулисы. Улисс принялся с интересом озираться по сторонам. — Вам понравился спектакль? — раздалось за его спиной. Улисс обернулся и встретился глазами с волчицей Барбарой. — Да, понравился. — Немного грустный, не находите? — Да… Пожалуй, можно и так сказать. — В конце я плакала… — Понимаю… — А где ваши друзья? — Пошли дарить цветы актерам. — О… Я вижу, у вас тоже букет. Для кого? Для Изольды Бездыханной? — Нет, — ответил Улисс и внезапно для самого себя добавил: — Это для вас… — Для меня? — удивилась Барбара. — Но почему? Я же не актриса. — Ну и что? Разве цветы дарят только актрисам? — возразил Улисс и протянул Барбаре букет. — Спасибо, конечно, — сказала волчица смущенно, принимая букет. — Несколько неожиданно, правда… — Вот… — произнес Улисс, почему-то чувствуя себя не в своей тарелке. — Скоро, наверное, вернутся ваши друзья? — предположила Барбара. — Возможно. — Тогда я пойду, пожалуй… — Да. — Если что, вот мой адрес и телефон. — Спасибо. — Всего хорошего. — До свидания. Барбара двинулась к выходу. Улисс проводил ее взглядом, вздохнул и сел, пытаясь разобраться в своих чувствах. В последний раз он был влюблен несколько лет назад и тогда это закончилось печально. Нельзя сказать, чтобы он соскучился по состоянию влюбленности. Но образ Барбары стоял перед глазами и не желал исчезать. «Я начинаю понимать Евгения», — подумал Улисс. Тем временем на улице пингвин высматривал в выходящей из театра публике возлюбленную. Он-то знал, кому следует дарить цветы. Уж точно не какой-то незнакомой Бездыханной, когда рядом лучшая самка на свете. Нет, он, конечно, к ней равнодушен и ненавидит, но это не имеет никакого отношения к букетодарению. В толпе мелькнул знакомый брючный костюм, и Евгений на мгновенье воспрял духом. Сейчас он снова подарит ей цветы, и она не устоит. Самок следует безостановочно забрасывать букетами, тогда они сдаются. Об этом во многих книгах написано. И тут все рухнуло. Свет померк и грянул гром. Правда, слышен этот гром был одному Евгению. Пингвин увидел, что его избранница несет в лапах букет. «Странно… — подумал он. — Откуда у нее букет? Ведь я ей его еще не подарил». Но в душе зрела уверенность: ему перешли дорогу. Кто-то более удачливый, и от того — ненавистный. Евгений с яростью швырнул букет в ближайшие кусты… За кулисами Константин оставил Берту и отправился вылавливать Изольду Бездыханную у гримерок. Лисичка же решила дождаться Тристана у выхода на сцену. Она прислонилась к стене, стараясь казаться незаметной (это в ее-то красном платье), а то вдруг прогонят. Но на нее никто не обращал внимания, хотя вокруг и сновали туда-сюда разные звери: актеры, рабочие сцены, поклонники… Наконец появился Тристан. Шакал ступал важно, с гордо поднятой головой. Он знал себе цену. Следом за ним шагали два ежа — рабочих сцены, они несли кучу букетов, подаренных герою-любовнику благодарными поклонницами. Берта прокашлялась и сказала, сгорая от смущения: — Здравствуйте, Тристан… Вот… Цветы. — О, спасибо, спасибо! — отозвался актер. — Как это мило! Он взял букет в лапы и восторженно понюхал его, закрыв глаза. — Ах, какой запах! Это выглядело так наигранно и фальшиво, что Берте стало противно. Тристан ей тут же разонравился. И что только девушки в нем находят? Это вам не Лис Улисс. — Меня зовут Берта, — скучно представилась лисичка. Можно подумать, ему это интересно… У него таких Берт пруд пруди. Но Тристан внезапно заинтересовался. — Хм… Что-то вы не выглядите особенно радостной, Берта. Ну конечно! Он же привык к восторгам и горящим взорам, а тут нескрываемая скука. Вот, что вызвало его любопытство. — Да вы понимаете… — сказала Берта, чувствуя подступающую злость. Ей захотелось сделать этому Тристану какую-нибудь пакость. — Мне не понравился спектакль. — Вот как? — шакал выглядел ошеломленным. — Да. Скучно. И игра актеров не понравилась. — Постойте, постойте, — встревожился Тристан. — И моя игра не понравилась? — Ну… Так себе. Неплохо. — Так себе?! Неплохо?! Тогда зачем же вы подарили мне цветы?! — Ну, я их уже принесла в театр… Не нести же домой. А выбрасывать жалко. Тристан выглядел растерянным. Он явно не знал, как реагировать на такую странную поклонницу. — Ладно, я пойду, — сказала Берта. — Да-да, конечно… — пролепетал шакал. — Спасибо за букет. — Не за что, — ответила Берта, демонстративно зевнула и направилась в зал. — Все газеты пишут, что я играю гениально! — донеслось ей вслед. Видимо, в герое-любовнике запоздало взыграла гордость. — Публика в восторге! Меня называют актером года! Берта усмехнулась, но шага не замедлила… Константин видел, как Изольда Бездыханная скрылась в одной из гримерок. Он выждал, когда рядом никого не было, и постучался. — Да-да? — раздался из-за двери низкий хриплый голос. Странно… Вроде бы никого кроме примы там быть не должно. Константин поколебался пару секунд, затем толкнул дверь и вошел. В гримерке действительно находилась только Изольда Бездыханная, но это была совершенно другая гусыня, ничем не похожая на несчастную Лауру. Актриса развалилась на диванчике, выражая снисходительное презрение ко всему миру, а в правом крыле она держала мундштук, из которого торчала наполовину выкуренная сигарета. Рядом с диванчиком на столике стояла бутылка коньяка и пара рюмок, одна из которых была наполнена. — Что угодно? — поинтересовалась Изольда тем самым, поразившим Константина, хриплым низким голосом. — Вот. Цветы, — с видимым усилием выдавил из себя шокированный кот. — Спасибо, — равнодушно отозвалась прима. — Положи на стол и ступай. — Ага, — ответил Константин, но выполнять приказ не торопился. Это не входило в его планы. Поэтому он топтался на месте, не зная, что предпринять. — Что-то еще? — лениво спросила Изольда и сделала глубокую затяжку. — Извините, но… ваш голос… — Ты хочешь сказать, что он, — гусыня перешла на высокий тембр вечно удивленной Лауры, — не похож на этот? — Да… — Годы тяжелых тренировок, мальчик, — объяснила Изольда прежним басом. — Я же актриса. — Для меня это, признаться, несколько неожиданно, — сказал Константин. — Вообще-то, я не театрал. — Вот как? — Да. Собственно, я сегодня впервые в театре. — Ты подумай… — бесстрастно произнесла гусыня. — И вы знаете, такой шок! Это оказалось так… так… потрясающе! А вы… вы просто… у меня нет слов! — Константин кривил душой. Слова запросто нашлись бы, но он решил, что их отсутствие продемонстрирует его восторг красноречивей. Изольда издала тоскливый вздох. — Ясно. Поди сюда, мальчик. Выпьем. — Ага, — Константин сел на стул напротив примы, выпрямив спину и сложив лапы на коленях. Изольда налила коньяк во вторую рюмку. — Ну, за искусство! — она залпом проглотила содержимое своей рюмки. — Значит, спектакль тебе понравился? — О да! Это великолепно! — воскликнул Константин. — Гадость, — сказала Изольда. — Простите? — удивился кот. — Спектакль — гадость, — пояснила прима. — Пьеса — туфта, постановка — позор. Константин растерялся. — Но… а как же вы? — Я и спасаю этот стыд от полного провала, — заявила Изольда. — А другие актеры? Тристан? — Тристан — напыщенный индюк. С шакальими повадками. Но так говорить не принято, поэтому немедленно забудь, что я это сказала. — А зрителям спектакль нравится! — выдвинул Константин последний серьезный аргумент. — Зрители — наше все, — кивнула Изольда. — Давай еще по рюмашке. За зрителей! — За зрителей… Гусыня выпила, поморщилась и произнесла: — А скажи-ка мне, котик. Чего это ты одет как забулдыга? Это театр вообще-то. Константину стало стыдно. Но буквально на секунду. — А что такого? Нормальная одежда! — Не заводись, мой мальчик. Мне ведь это нравится. — Да? — удивился Константин. — Мне нравится, что ты не вырядился, как все эти индюки. Ты не стесняешься своего плебейского происхождения. Уважаю. — Вообще-то, моя бабушка была сиамкой, — оскорбился Константин. — Ерунда, — отмахнулась Изольда. — У всех нас кто-то там был сиамкой в десятом поколении. Важно не это, а то, что ты не испугался быть самим собой. Предлагаю выпить за честность. Они выпили за честность. — Если бы ты знал, котик, какое болото этот театр, — сказала Изольда уже немного заплетающимся языком. — Какие звери здесь работают… Животные. Зависть, интриги, подлость. Вот три кита, на которых стоит театр. Никогда не мечтай о сцене, мой мальчик! — Ладно, не буду, — кивнул Константин. — О, эта сцена. Она манит, манит… А когда ты наконец рядом, она отталкивает, отталкивает! — Изольда замахала крыльями, демонстрируя как именно отталкивает сцена. — Давай, за сцену! Они выпили за сцену. Изольда покраснела, ее начало пошатывать. — А ведь я великая актриса, котик. У меня толпы поклонников. Толпы! Вот ты — поклонник? — Конечно, поклонник, — подтвердил Константин. — Во-о-от, — протянула Изольда. — Такие у меня поклонники. Какие-то лисы, вороны, коты… Банальность всякая. Ты только не обижайся. — Нормально, — махнул лапой Константин. — А я верю, что достойна большего. Знаешь, я еще никогда не получала букета от павлина, — актриса мечтательно закатила глаза. — Павлины не ходят на наши спектакли. Ни одного не видела. Никогда. — Может, потому что они живут далеко отсюда? — предположил Константин. — Может быть. А ты знаешь, какие они, павлины? Это самые красивые птицы на свете! К моим лапкам готовы пасть гуси, ястребы, даже орлы! Но это все не то. Банально, понимаешь, мой мальчик? Вот павлин… Хотя бы один вечер провести с павлином… — У меня есть приятель пингвин, — зачем-то вспомнил Константин. — Могу познакомить. — Пингвин… — задумалась Изольда. — Тоже вполне экзотично. Но, увы, вовсе не так красиво. Так что не надо. — Ладно, не буду, — согласился кот. — За красоту! — воскликнула Изольда. Они выпили за красоту. — Всюду обман! — вскрикнула Изольда с надрывом. — И пошлость. Нас окружает пошлость, котик! «Она совсем пьяна. Да и меня уже шатает, — подумал Константин. — Надо сваливать. Знакомство состоялось, а напиваться до чертиков с депрессирующими примадоннами в задание не входит». — Мне пора… — робко сказал он. Изольда кинула на него тяжелый взгляд. — Ты так, да? — спросила она. — Правда пора. Меня ждут. Я ведь только хотел цветы подарить. — Цветы, — горько усмехнулась гусыня. — Хоть от себя дарил? — Конечно! Вы поразили меня своей игрой! — Ах, льстец, — сказала Изольда не без удовольствия. Она величаво простерла крыло в сторону двери. — Ступай. — До свидания… — Будь здоров! Когда Константин вышел на улицу, к нему сразу кинулись друзья. — Наконец-то! — сказал Улисс. — Мы уже начали беспокоиться. — Да ты пьян! — возмутилась Берта. — Признавайся, с кем пьянствовал?! — С Изольдой Бездыханной, — гордо произнес кот. — Что?! — удивилась Берта. — Да-да. С ней самой. И, кстати, я не пьян. Всего лишь немного выпил для поддержания дружеской беседы. Мы ведь с Изольдой теперь друзья, между прочим. А когда другу плохо, Константин всегда придет на помощь! — Что за помощь — пьянство?! — возразила Берта. — Фиговая помощь, — с готовностью согласился Константин. — Ну и? — спросил Улисс. — Что скажешь про Изольду Бездыханную? — Скажу, что не такая уж она и бездыханная. Говорит басом, курит сигареты через мундштук, пьет коньяк и ругает театр. — Чего?! — удивились все. — А остальное — дома, друзья, дома… Ах, что за день! Утром я повел Улисса и Константина в музей на встречу с Бенджамином Кротом, который на самом деле никакой не крот, а енот. И это подозрительно. Зверь должен определиться, крот он или енот, а то куда это годится! Я даже начинаю сомневаться: может, он также и не Бенджамин? Этот Крот решил, что мы грабим его могилы. Ну, не его личные, конечно. А вообще — древние могилы. Это глупое предположение нам на руку, я так и объяснил остальным. Правда, я точно не помню, почему нам это на руку. Вечером мы все пошли в театр. Смотрели какой-то спектакль. Гусыня влюбилась в шакала и утопилась из-за доброго зайца лесов. Еще в конце были очень красивые кувшинки, которые символизировали меня и Лауру. Я смотрел не очень внимательно, потому что в зале была Барбара. Она тоже знала, что я там, и наверняка страдала. А Константин споил Изольду Бездыханную. Или она его. В общем, трудно сказать, кто кого споил, но теперь они лучшие друзья. Хватит. Устал… Спокойной ночи, летопись! Барбаре кто-то подарил цветы. Вот этого я ей никогда не прощу! |
||
|