"Близкие люди" - читать интересную книгу автора (Лепин Иван Захарович)

20

Когда в очередной раз я пришел к Федору Кирилловичу, то его дома не застал. В хате никого не было, на столе дрались из-за хлебной корки штук пять цыплят. На меня они не обратили ровно никакого внимания.

Я направился на огород, одной стороной прилегающий к высокому берегу Сновы. Тут я и увидел тетю Варю. Она стояла перед цинковым тазиком, наполненным мокрым бельем, и что-то кричала находящемуся у самой речки Федору Кирилловичу (а кому она еще могла кричать?).

— Здравствуйте вам!

— Здорово, — поглядела в мою сторону тетя Варя. — Тут с отцом стирку затеяли. Он полоскает. Я уж боюсь спускаться, боюсь, в речку упаду. Вылазь, отец, — обратилась она к Федору Кирилловичу, — хватит, а то ни одной грязинки на развод не оставишь… Пришли вон к тебе.

— Да я, собственно, просто так, — успокоил я тетю Варю, думая, что помешал работе.

— Молчи, — махнула она мне рукой. — Иначе не вылезет. Вон уж руки покраснели, а он все полоскаит. Говорит, что бабы стирать не умеют…

Поднявшись по едва заметным ступенькам, Федор Кириллович небрежно бросил в тазик скрученный пододеяльник и протянул мне мокрую красную ладонь.

— Здорово.

Затем он вытер заколовевшие руки о полы фуфайки, достал из кармана штанов пачку «Севера». Дунул в мундштук папиросы, смял ее губами.

— Ледяная вода. Руки с пару заходятся.

Тетя Варя взяла тазик и ушла развешивать белье, а меня Федор Кириллович повел по тропке, в глубь огорода. У густой колючей груши остановился.

Он курил, грелся дымом.

— Я грушу эту, тах-та во, спилить хотел, — рассказывал Федор Кириллович, — а потом думаю: черт с ней, пусть растет. Никто на нее в такие годы и внимания не обращает, а нынче засуха, неурожай в саду, так вот все соседи и ходят к ней, набирают кому сколько влезет. Сергей Максимович даже с ведром был…

Федор Кириллович похаживал два шага вперед, два шага назад, а я уселся на корточки под грушей-дикаркой, прямо из травы доставая опавшие, вызревшие, те, что посвежее, почище, желтые грушки, и отправлял их в рот. Груш много, хоть лопатой греби, много и погнивших, растоптанных.

— И скажи ты, как уродила, тварь, — продолжал Федор Кириллович. — Весь сад погорел от засухи, а этой хоть бы что… В урожайный год на ней ни разу столько не было.

— А чего вы их не сушите, груши-то? — спрашиваю я.

— Да ну их. У нас еще позалетошние есть.

— Ну, намочили б. Моченые груши — я как-то на рынке покупал — очень вкусные.

— Можно, твое дело, и намочить. Отчего ж нельзя? Дак это ж возиться нужно. А и не принято у нас мочить, сам знаешь, не очень умеем. Вот уродила, тварь! Наверно, корень у нее сильный.

Шаркая резиновыми сапогами, подошла тетя Варя — уже, должно, справилась с работой. Да и скучно одной дома сидеть. Стала, смотрит, как я аппетитно умолачиваю груши. Руки на животе скрестила, наверняка что-то надумывая.

— Чем же тебя Дуня кормит? — спросила без обиняков — видно, ей показалось, что я голоден. А может, ради простого бабьего любопытства.

Я жевал и доверительно перечислял:

— Кормит щами, яишницей, кашей, трех петухов уже зарубила, молоком…

— Молоком? А где ж она его берет? Или покупает?

— Мне приносят. Валя Беженка, тетя Клава Никиты Комарова…

— Ишь ты! Я уж анадысь подумала: соскучился он-де тут по молоку. Мы, как на грех, тоже летося корову продали. Чернушку, отменную корову, по двадцать литров давала…

— Из-за кормов, поди?

— Не, — ответил Федор Кириллович. — Оно, племяш, вишь, какое дело. Кормов достать можно, дак мороки с коровой много. Особливо тах-та во летом. Пастуха-то теперь нетути, сами стерегут. А куда мне или Варьке, к примеру, стеречь? Добро, хоть с поросенаком да с курями справляемся… Их никакого труда держать нетути. Кормим их хлебом. Раз в две недели поеду в Курск, привезу десятка полтора буханок — и хватает и нам с Варварой, и поросенаку, и курям. Хлеб-то нынче дешевле картошки: буханка тринадцать копеек стоит, а килограмм картошки на базаре — двадцать. Вот и перешли на хлеб. Все, племяш, знают, что гадко поступают, а что делать? Комбикормов-то колхоз нам не дает…

Наконец я наелся груш, десяток еще в карман положил.

— Можа, в дорогу возьмешь? — спросила тетя Варя.

— Некуда.

— А в чемодан?

— Битком там. Да и помяться груши могут.

— Это-то правда. А то возьми, все одно пропадают…

Я попрощался и спустился к речке, где буйствовали непроходимые лозняки. Они роняли в воду желтые листья, плывущие по тихому течению, будто перевернутые на бок плотвички. Сейчас пройду вдоль берега до Захариковой косы, а там, мимо огородов, домой. К Дуне то бишь. Я, бывает, по нескольку раз в день здесь хожу. Дышу, наслаждаюсь осенью, с грустью думаю о скором расставании. И уже твердо решаю, что в следующий раз приеду не на недельку, а минимум на полмесяца. И точно в такую же пору, когда нет июльской жары, но столько осеннего тепла и света…