"Звездный страж (Авторский сборник)" - читать интересную книгу автора (Рассел Эрик Фрэнк)

Глава шестнадцатая

Дом выглядел маняще тихим и мирным. Лина ждала его; Рейвен сразу узнал это. И она сразу узнала, что он вернулся. «Ваша женщина», — как выразился Торстерн, и в его устах эти слова прозвучали с оттенком осуждения. В отношениях Лины и Дэвида не было одного — ханжества. Впрочем, в разных местах у разных людей свои стандарты благопристойности.

Задержавшись у калитки, Рейвен взглянул на свежий след в поле. Вмятина была достаточно велика, чтобы вместить антиграв. Если не считать этой странной ямы, и дом, и все вокруг выглядело по-прежнему. Посмотрев на небо, Рейвен заметил далекий инверсионный след марсианского грузовоза. Корабль шел к звездам, которых так много там, в вышине.

Подойдя к входной двери, он открыл замок телекинезом. Лина ждала в шезлонге, положив большие руки на полные колени, ее глаза излучали радость.

— Я немного запоздал.

Он не подумал сказать что-либо более теплое. А также не подумал ее поцеловать. Взаимную теплоту ощущали оба, и им не требовалось выражать ее физически. Он никогда не целовал ее, никогда ее не желал, и она никогда не желала его.

— Нужно было слегка пощекотать Кэйдера. Сейчас уже незачем держать его взаперти. Обстоятельства изменились.

— Они никогда не меняются, — заметила она.

— Здешние мелочи могут. Я не говорю о серьезных.

— Серьезные важнее всего.

— Ты, наверное, права, о проницательная, но я не согласен с тобой — нельзя пренебрегать мелочами. — Под ее невозмутимым взглядом он счел необходимым оправдаться. — Мы не хотим, чтобы они столкнулись с денебианами — но также не хотим, чтобы они себя уничтожили.

— Последнее было бы меньшим из зол — прискорбно, но не смертельно. Денебиане ничего бы не узнали.

— Земляне никогда не станут умнее, чем они есть.

— Может быть, — признала она. — Но ты посеял несколько запретных зерен познания. Рано или поздно тебя заставят вырвать посевы с корнем.

— Женская интуиция? — Он по-мальчишески усмехнулся. — Мейвис рассуждает точно так же.

— И она права.

— В свое время эти семена можно будет по-тихому уничтожить. Поодиночке. Ты знаешь об этом.

— Конечно. Когда ты будешь готов, буду готова и я. Куда ты, туда и я. — Ее сверкающие глаза не мигали, страха в них не было. — И все-таки я думаю, что ты вмешивался зря. Риск был слишком велик.

— Иногда рисковать необходимо. А теперь — война закончена, теоретически человечество может бросить все силы на дальнейший прогресс…

— Почему ты сказал «теоретически»?

Он посерьезнел.

— Может случиться, что они втянутся в другой конфликт, совсем иного рода.

— Понятно. — Подойдя к окну и встав к Рейвену спиной, Лина рассматривала пейзаж. — И ты вмешаешься снова?

— Нет, ясное дело. Та война будет вестись против нас и тех, кого обвинят в принадлежности к нашей расе. Вот почему у меня не будет шанса вмешаться. Меня попросту прихлопнут без предупреждения. — Он подошел к ней и дружески обнял за талию. — Они могут взяться и за тебя. Ты не против?

— Ничуть, если это пойдет на пользу нашему делу.

— Впрочем, этого может и не случиться. — Его взгляд уперся во что-то за окном. — Ты решила что-то посадить? — резко переменил он тему.

— Посадить?

Рейвен показал на воронку.

— Разве эта яма не для посадок? — И, не дожидаясь ответа, спросил: — Что случилось?

— Это было в пятницу днем. Я вернулась из города, уже достала из сумочки ключ, но почувствовала, что внутри замка что-то есть.

— Что именно?

— Крошечный шарик, голубая бусинка с белым пятнышком. Я разглядела телепатически. Она была расположена так, что ключ надавил бы на это белое пятнышко. Я телепортировала эту бусинку наружу, положила вон там и один камешек бросила прямо на пятнышко. Тряхнуло весь дом.

— Какой-то микроинженер здорово рисковал, — спокойно заметил он. — Я уж не говорю о том телекинетике, который засунул эту штуку в замок. — С равнодушием, которое постороннему показалось бы циничным, он добавил: — Пожалуй, если б трюк удался, никто о тебе не пожалел бы, верно?

— Разве что один тип, — поправила она. — Ты!

Ночь была на редкость ясная, звезды сверкали и манили. Даже невооруженным глазом ясно и четко можно было разглядеть кратеры на Луне. От горизонта до горизонта небосвод походил на гигантский занавес из черного бархата, щедро усыпанный блестками всех цветов — белого, голубого, бледно-желтого, розового, нежно-зеленого — одни горели спокойно, другие мерцали.

Лежа в откидном кресле под стеклянной куполообразной крышей, Рейвен некоторое время созерцал эту великолепную панораму, потом закрыл глаза и прислушался, но через несколько секунд открыл их снова. Рядом с ним, чуть позади, сидя в таком же кресле, то же проделала Лина. То была их интимная ночь, одна из многих, которые они проводили в креслах под куполом, наблюдая и слушая. В этом доме отсутствовали альковы и будуары. В них не нуждались. Только кресла и купол.

Они наблюдали и днем, но урывками, потому что мир требовал свою львиную долю внимания. Они наблюдали и слушали вместе, вдвоем, днем и ночью — многие годы. И это было бы невыносимо однообразно и скучно, не будь их двое, ибо каждый своим присутствием нарушал одиночество другого. И то, что им доводилось «видеть» и «слышать», не могло оставить ни одного из них равнодушным.

На Земле и далеко вне ее события происходили постоянно. И ничто и никогда не повторялось дважды. Неусыпное наблюдение — работа ответственная; наблюдатель — словно ночной часовой, который охраняет спящий город, зорко вглядываясь с высоты городских стен в чернеющий таинственный лес. Этой работой занимались многие, всегда готовые, если возникнет опасность, поднять тревогу — Чарльз и Мейвис на Венере, Хорст и Карен на Марсе, тысячи, десятки тысяч других — и все парами.

Рейвен скосил глаза к висящей низко над горизонтом розовой звездочке, позвал мысленно:

— ХОРСТ! ХОРСТ!

Ответ пришел почти сразу, слегка приглушенный одеялом земной атмосферы:

— ДА, ДЭВИД?

— КАК ТАМ ВАШИ СЕПАРАТИСТЫ?

— ГРЫЗУТСЯ ДРУГ С ДРУГОМ. РАЗБИЛИСЬ НА ГРУППИРОВКИ. ОДНИ ПО-ПРЕЖНЕМУ ЖАЖДУТ ВОЕВАТЬ С ЗЕМЛЕЙ. ДРУГИЕ ВОЗМУЩЕНЫ ПРЕДАТЕЛЬСТВОМ ВЕНЕРИАН И ХОТЯТ УДАРИТЬ ПО НИМ. ЕЩЕ ЕСТЬ АНТИМУТАНТЫ — САМАЯ МНОГОЧИСЛЕННАЯ ГРУППА. ЭТИ НЕДОВОЛЬНЫ ВСЕМ ПОДРЯД И ВОТ-ВОТ РАЗВАЛЯТСЯ…

— ТО ЕСТЬ СИТУАЦИЯ НЕОПРЕДЕЛЕННАЯ?

— ВРОДЕ ТОГО.

— СПАСИБО, ХОРСТ. ПРИВЕТ КАРЕН.

Он переключился на Венеру:

— ЧАРЛЬЗ! ЧАРЛЬЗ!

На этот раз ответ пришел быстрее и был слышен лучше.

— ДЭВИД?

— ЕСТЬ НОВОСТИ?

— ТОРСТЕРН ВЧЕРА ОТБЫЛ НА ЗЕМЛЮ.

— ЗАЧЕМ?

— НЕ ЗНАЮ, НО ДОГАДЫВАЮСЬ, ЧТО НЕСПРОСТА. БЕЗ ВЫГОДЫ ОН НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЕТ.

— НУ ЭТО САМО СОБОЙ. Я ПОСЛЕЖУ ЗА НИМ. КОГДА ЧТО-НИБУДЬ УЗНАЮ, СООБЩУ.

— СДЕЛАЙ МИЛОСТЬ. СЛЫШАЛ ПРО ВОЛЛЕНКОТТА?

— ДА. ГРЯЗНАЯ РАБОТА.

— ГРУБАЯ, — поправил Чарльз, — ЕГО СБРОСИЛИ НА МЯГКИЙ ГРУНТ, И ОН ОСТАЛСЯ ЖИВ. НО ОН ВСЕ РАВНО УМРЕТ, ТОЛЬКО МЕДЛЕННО И МУЧИТЕЛЬНО. ПОЖАЛУЙ, ЭТО СУДЬБА. — Мысль Чарльза на миг сбилась, затем возникла снова: — ЗДЕШНЯЯ ОРГАНИЗАЦИЯ СО СКРИПОМ, НО РАЗВАЛИВАЕТСЯ. ВПРОЧЕМ, ПОТЕНЦИАЛ ЕЕ СОХРАНЯЕТСЯ, ТАК ЧТО В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ ЕЕ МОЖНО ВОЗРОДИТЬ. МЕНЯ ЭТО НЕ УДИВИТ…

— И Я ЗНАЮ ПОЧЕМУ.

— ПОЧЕМУ?

— ПОТОМУ ЧТО МЕЙВИС КАЖДЫЙ ДЕНЬ ТВЕРДИТ ТЕБЕ, ЧТО ТЫ СОВЕРШИЛ ОШИБКУ.

— ВЕРНО, — меланхолически признал Чарльз, — А Я ЗНАЮ, КАК ТЫ ОБ ЭТОМ ДОГАДАЛСЯ.

— КАК?

— ТО ЖЕ САМОЕ ТВЕРДИТ ТЕБЕ ЛИНА.

— ТЫ ТОЖЕ ПРАВ, — сказал Рейвен, — И МЫ ВСЕ ВРЕМЯ ОБ ЭТОМ СПОРИМ.

— У НАС ТО ЖЕ САМОЕ. ИНОГДА ОНА НА МЕНЯ СМОТРИТ ТАК, БУДТО Я МАЛОЛЕТНИЙ ПРЕСТУПНИК. НО ВЕДЬ ЗАМОК СТОИТ КРЕПКО, НИЧЕГО СТРАШНОГО СЛУЧИТЬСЯ НЕ МОЖЕТ. ПОЧЕМУ ЖЕ ЖЕНЩИНЫ НЕРВНИЧАЮТ?

— ДА ПОТОМУ, МОЙ МАЛЬЧИК, ЧТО ОНИ СМОТРЯТ НА ЭТИ МИРЫ С ЖЕНСКОЙ КОЛОКОЛЬНИ, А ЭТО ВЗГЛЯД МАТЕРИ. ИМ КАЖЕТСЯ, ЧТО МЫ С ТОБОЙ, ВЗЯВ ДИТЯ НА РУКИ, СЛИШКОМ ВЫСОКО ЕГО ПОДБРАСЫВАЕМ. ВОТ ПОЧЕМУ ОНИ НЕРВНИЧАЮТ.

— НАВЕРНОЕ, ТЫ ПРАВ. — Мысли Чарльза окрасились саркастическими нотками. — А, КСТАТИ, АНАЛОГИЯ С МЛАДЕНЦЕМ… ТЫ ПРОВЕРЯЛ НА ОПЫТЕ?

— У МЕНЯ ХОРОШЕЕ ВООБРАЖЕНИЕ, — прервал его Рейвен, — НУ, ЧАРЛЬЗ, ПОКА.

В ответ пришло телепатическое ворчание. Рейвен взглянул на Лину. Она отдыхала в кресле, закрыв глаза, подставив звездам лицо. Некоторое время он ласково разглядывал ее, проникая сквозь внешние черты. Лицо было всего лишь взятой напрокат маской, за которой он видел настоящую Лину. Обычно он вообще не обращал внимания на ее лицо, воспринимая сразу и целиком то, что пряталось за огромными черными глазами.

Лина даже не замечала, что за ней наблюдают. Мысли ее были далеко, мозг вслушивался в никогда не замолкающие небесные голоса. И Рейвен вскоре последовал ее примеру.

— …ДВА ДЕСЯТКА ЧЕРНЫХ КРЕЙСЕРОВ ТИПА «РАЗРУШИТЕЛЬ» РЫЩУТ ВОКРУГ КОЛЛАПСИРУЮЩЕГО КРАСНОГО ГИГАНТА…

— …ПОВТОРНО, НО ПОЛНОЕ ОТСУТСТВИЕ ОБЩИХ ПОНЯТИЙ ДЕЛАЕТ НЕВОЗМОЖНЫМ ОБЩЕНИЕ С ЭТИМИ ПОРХАЮЩИМИ СОЗДАНИЯМИ. ОНИ ДАЖЕ НЕ ПОНИМАЮТ, ЧТО МЫ С НИМИ ВСТУПАЕМ В КОНТАКТ. КАКИЕ УЖ ТУТ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ! ЕСЛИ НАГРЯНУТ ДЕНЕБИАНЕ И ВОЗНИКНЕТ КОНФЛИКТ, НАМ ПРИДЕТСЯ ВМЕШАТЬСЯ…

— …ГОЛОС С ТАИС… ВЫБРАЛ МОМЕНТ И НАНЕС УДАР, КОГДА ОН УЖЕ УДАЛЯЛСЯ. ПРАВДА, СРЕАГИРОВАТЬ ОН УСПЕЛ…

— …БЕНТЕРЫ ДОВОЛЬНО СИЛЬНЫ, ХОТЯ САМИ НЕВЕЛИКИ. НАС ОНИ ВИДЯТ ВПОЛНЕ ОТЧЕТЛИВО, НАЗЫВАЮТ СВЕТЛЯЧКАМИ И ПОЧТИ ОБОЖЕСТВЛЯЮТ. ОЧЕНЬ НЕКСТАТИ…

— …НА ПРОЛЕТЕ МИМО ДЖИЛЬДЕРДИНА ЗАМЕТИЛИ, ЧТО ДЕНЕБИАНЕ СТРОЯТ НА ПЛАНЕТЕ НЕЧТО ОГРОМНОЕ ИЗ БЫСТРОРАСТУЩИХ КРИСТАЛЛОВ. ОЧЕВИДНО, ДАЮТ ПОНЯТЬ, ЧТО УСТРАИВАЮТСЯ НАДОЛГО…

— …ЭТИ ЖАЛКИЕ ДИКАРИ СОБРАЛИСЬ ПРИНЕСТИ НАС В ЖЕРТВУ СОЛНЕЧНЫМ БЛИЗНЕЦАМ. ПРЯМО НЕВЕЗЕНИЕ КАКОЕ-ТО! НАДО ЖЕ, ИЗ ВСЕГО ПЛЕМЕНИ ВЫБОР ПАЛ ИМЕННО НА НАС ДВОИХ! ВРЕМЕНИ ОСТАЛОСЬ МАЛО, ПУСТЬ СМЕНЩИКИ ГОТОВЯТСЯ ПРИНЯТЬ У НАС ДЕЛА ПОСЛЕ ТОГО, КАК НАС СОЖГУТ

Последнее сообщение напомнило Рейвену о его собственном положении. Бедные дикари. Все наблюдаемые миры, включая и этот, были какими-то взбалмошными. Взрослым часто кажется, что дети ведут себя как дикари.

Он пошевелился и сел, ощущая смутную тревогу. Сверху на него приветливо смотрели звезды, но мир вокруг казался темным и зловещим.

Три последующие недели он внимательно следил за мировыми новостями — и по радио, и по спектровидению. Занятие донельзя однообразное, но он упорно предавался ему, словно ожидая событие, которое никак нельзя пропустить, хотя оно могло и не произойти.

В новостях не звучало никаких намеков о пресловутой антиземной активности. Это не удивляло, так как этих намеков не было даже тогда, когда эта активность переживала самый пик.

Также ничего не сообщалось ни о совершенствовании космических кораблей, ни о планах прыжка в неизведанные дали. Обычная любовь бюрократов к секретности. Автократическое мышление полагает, что новости, представляющие интерес для широких масс в интересах этих самых масс разглашать не следует.

Рейвен терпеливо вникал не только в новости, но и в нескончаемый поток всякой дребедени под видом развлекательных программ, отбирая некоторые из них для более тщательного ознакомления и просматривая затем от начала до конца бездарно-однообразные передачи. Иногда он сравнивал себя со стариком, вынужденным часами терпеть кривляния и трескотню, которой могли развлечь на минуту разве что хныкающих малышей.

В конце третьей недели по спектровидению начали показывать цветной объемный сериал. Слащавая душещипательная сказочка — одна из тех, в которых положительный герой (сейчас им был телепат) долго и страстно смотрит на прелестную героиню (совсем не мутантку) и находит, что мысли ее столь же чисты и невинны, как она сама. Низколобый, с мохнатыми бровями и кривой усмешкой злодей был насекомоязычный, он любил ласкать ядовитых сороконожек. Всего было четыре серии.

Обычная халтура, предназначенная занять мозги, которые иначе могли бы ненароком задуматься о чем-нибудь более серьезном. Тем не менее Рейвен буквально прилип к экрану. И когда наконец злодея одолели, добро восторжествовало среди мягкого света и падающих сверху розовых лепестков, а символический ботинок растоптал символическую сороконожку, он вздохнул, словно пресытившись, и направился на поиски Кэйдера.

Человек, открывший дверь, не был мутантом и больше всего напоминал проигравшего боксера. Сломанный нос, расплющенные уши, одет в серый свитер.

— Кэйдер дома?

— Не знаю, — солгал боксер. — Пойду взгляну. — Маленькие запавшие глазки внимательно разглядывали гостя. — Кто его спрашивает?

— Дэвид Рейвен.

Телохранитель потащился по коридору, постоянно повторяя про себя имя, словно сцепившись с ним в клинче. Наверное, если бы он его не повторял, оно тут же выскочило бы у него из головы. Вскоре он вернулся.

— Сказал, что примет вас.

На полусогнутых ногах, помахивая руками, болтавшимися где-то возле колен, охранник проводил гостя в глубину дома и грубым голосом объявил:

— Мистер Рейвен! — После чего вразвалку удалился.

Это была та же комната, с тем же столом, но уже без шкатулок и ларчиков. Когда Рейвен вошел, Кэйдер встал, заколебался — протягивать ли руку, и, наконец, ограничился тем, что показал на кресло.

Рейвен сел, вытянул ноги прямо перед собой и улыбнулся.

— Итак, старина Сэмми своего добился. Это был его звездный час.

— Да, дело прекратили, с оплатой судебных издержек. Это обошлось мне в сто кредиток. Дешево отделался! — Грубые черты Кэйдера дрогнули, когда он добавил: — Старый судейский шут не преминул сказать, что даже ваше показание не спасет меня, если я еще раз злоупотреблю общественным каналом связи.

— Может быть, его огорчил тот театр, что устроил Сэмми? — предположил Рейвен. — Ну да ладно. Хорошо то, что хорошо кончается.

— Да. — Подавшись вперед, Кэйдер напряженно посмотрел на него. — И теперь вы пришли получить должок?

— В общем, верно, но грубовато, — заметил Рейвен. — Скажем, я пришел повлиять на вас.

Выдвинув ящик стола, Кэйдер угрюмо спросил:

— Сколько?

— Сколько чего?

— Денег.

— Денег? — как эхо повторил Рейвен. Он взглянул на потолок, и лицо его скривилось как от боли. — Причем тут деньги?

Кэйдер резко задвинул ящик.

— Если ни при чем, тогда извольте объяснить, почему вы сперва сунули меня в дерьмо, а теперь из него вытаскиваете?

— Тогда было одно время, теперь другое.

— В чем же разница?

— Тогда был конфликт, вы представляли угрозу, ее следовало устранить. Сейчас все хлопоты позади или почти позади, и нужда держать вас на цепи отпала.

— Стало быть, вы знаете, что война закончена?

— Конечно. А у вас есть предписание на этот счет?

— Увы, да, — с кислой миной произнес Кэйдер. — И мне это не по душе. — Он бессильно развел руками. — Я с вами откровенен. Да иначе и нельзя с тем, кто читает мысли, когда захочет. Меня не тревожит этот внезапный развал, все равно я не могу ничего поделать. Все наше движение превратилось в груду обломков…

— И это к лучшему. Потому что вы сражались не за самоуправление. Тайную авторитарную диктатуру при всем желании нельзя назвать автономией.

— Волленкотт был прирожденным лидером, но стать диктатором у него кишка тонка!

— Ему и не нужны кишки, — сказал Рейвен. — Кишечными делами занимался Торстерн.

Кэйдер удивленно поднял брови.

— Причем тут Торстерн?

— Вы о нем знаете?

— Как и любой венерианин. Он — один из семи самых могущественных людей планеты.

— Первый из семи, — поправил Рейвен. — И он решил, что сможет прибрать к рукам всю планету. Волленкотт принадлежал ему душой и телом, пока недавно мы не предоставили ему свободу.

— Предоставили свободу? Вы хотите сказать, что?.. — Кэйдер о чем-то задумался, хмурясь и барабаня пальцами по столу, и наконец прорычал:

— Такое могло произойти. Я лично никогда с Торстерном не встречался. Говорят, он — человек сильный и честолюбивый. Если Волленкотт и таскал для кого-то каштаны из огня, то — да, скорее всего именно для Торстерна. — Он снова нахмурился. — Но я никогда его не подозревал. Замаскировался он хорошо.

— Да.

— Боже мой, Торстерн! — Кэйдер посмотрел на гостя. — Зачем же он избавился от Волленкотта?

— Нам удалось убедить Торстерна прекратить кровопускания Земле и заняться легальным бизнесом. И Волленкотт, до сей поры кадр весьма ценный, тотчас стал помехой. Ну а от помех Торстерн избавляться привык.

— Не могу поверить! — с негодованием произнес Кэйдер. — Но приходится. Все складывается одно к одному.

— Ваш ум подсказывает мне, — подчеркнул Рейвен, — что сепаратистское подполье распалось на группировки, и вы боитесь, что найдутся люди, которые попытаются задобрить власти, выдав остальных. Вы считаете, что слишком многие знают лишнее, то, что им знать не нужно…

— Я ставлю на остальных, — мрачно сказал Кэйдер. — Предательство — это игра, в которой можно поставить на любую сторону. На моей совести меньше грехов, чем у некоторых.

— Гипнотизер Стин на вашей совести?

— Стин? — Кэйдер откачнулся в кресле. — Я его и пальцем не трогал. Он улетел с Земли на «Звездном Духе» через пару дней после вашего отлета на «Фантоме». — Он значительно посмотрел на собеседника. — Как раз когда у меня появилось свободное время поразмышлять о судьбах мира, помните?

Рейвен без всякого сочувствия кивнул:

— Помню.

— Больше я о нем не слышал.

— Он умер. Медленной смертью.

— Это сделал Халлер! — с внезапной энергией воскликнул Кэйдер.

— Неверно по двум причинам. Халлер умер, можно сказать, «по собственному желанию». Кроме того, он умер быстро.

— Какая разница? Что один, что другой — покойники.

— Разница не в их конечном состоянии, — серьезно и веско сказал Рейвен, — но в скорости их перехода в это состояние. Как-то раз вы выказали забавное желание похоронить меня внутри моего скелета. Если бы вы сделали это с достойной быстротой, я, наверное, прошел бы сей путь, искрясь весельем. — Он весело рассмеялся. — Но если бы вы неоправданно замедлили процесс, я бы возмутился.

Кэйдер захлопал глазами:

— Это самое безумное рассуждение, которое я когда-либо слышал!

— Безумна вся троица наших миров, — ответил Рейвен.

— О, да, я знаю, но…

— Кроме того, — продолжил Рейвен, — вы еще не слышали и половины. Я пришел сюда не для праздной болтовни.

— Это вы уже сказали. Вам что-то нужно, и это не деньги.

— Я оказал вам услугу. Теперь я хочу, чтобы вы оказали услугу мне.

— Та-ак! — протянул Кэйдер, с нескрываемым подозрением рассматривая Рейвена. — Какую?

— Я хочу, чтобы вы убили Торстерна, если в этом возникнет необходимость.

— Вот, значит, в чем дело! Я вам отвечу. Вы избавили меня от некоторых неприятностей, хотя не думаю, что они были бы серьезными. Мне грозило максимум семь лет тюрьмы, и, скорее всего, я вышел бы через шесть месяцев. Короче говоря, вы скостили мне эти шесть месяцев — и вы считаете, это стоит убийства?

— Вы не обратили внимания на ключевые слова: «Если возникнет необходимость». Если она действительно возникнет, это не будет убийством — это будет казнь.

— А кто будет определять, возникла необходимость или нет? — спросил Кэйдер, пристально глядя на Рейвена.

— Вы.

— В таком случае этот момент вообще не настанет.

— Несколько недель назад вы были не столь мягкотелы.

— А теперь с меня довольно. Займусь своей торговлей, буду примерным гражданином — при условии, что меня оставят в покое. Между прочим, хотя власти упорно называют меня землянином, сам я считаю себя венерианином. И я не стану убивать другого венерианина ради того, чтобы потрафить землянину. — Засунув большие пальцы в карманы жилета, он придал лицу непреклонное выражение. — Рад был бы оказать вам услугу, но просите вы чересчур много.

— Если б вы знали, как это мало.

— Много! — повторил Кэйдер. — Добавлю еще кое-что: когда требовалось кого-то убить, вы отлично справлялись сами. Почему же сейчас вам понадобились помощники на грязную работу?

— Вопрос ребром. Есть две веские причины.

— Да?

— Во-первых, я уже привлек к себе слишком пристальное внимание и не хочу привлекать еще. Во-вторых, если возникнет необходимость убрать Торстерна, может статься, что первым звонком будет мое исчезновение с этой юдоли слез и печали.

— Вы хотите сказать?..

— Меня убьют.

— Вы и так знаете, что у меня на уме, — сказал Кэйдер. — Я у вас в долгу, и если вы умрете, особенно не обрадуюсь. Но и плакать не стану.

— Станете! — возразил Рейвен.

— Это еще почему?

— Потому, что это может означать, что следующая очередь ваша.

— Следующая? Куда?

— На ликвидацию.

Поднявшись из-за стола, Кэйдер оперся о него руками и заговорил резким тоном:

— Вы что-то разнюхали? Ну и кто лее собирается меня убить? Зачем ему это нужно? Мы с вами — противники, почему он должен включить нас в один список?

Жестом усадив Кэйдера и выждав, пока тот успокоится, Рейвен сообщил:

— С точки зрения обычного человека у нас с вами есть кое-что общее — ни меня, ни вас нельзя назвать обычным человеком.

— Что из того?

— Обыкновенные люди косо смотрят на паранормальных. Их, мягко говоря, не любят.

— Я любви не жажду. Тем более от них. — Кэйдер безразлично пожал плечами. — Они просто завидуют нам, потому что знают, что природа их обделила.

— Инстинктивная осторожность порождает страх. Это естественная и неискоренимая часть человеческого защитного механизма. Если умело возбудить, поддерживать и направлять массовый страх, можно горы своротить.

С мрачным видом проглотив эти слова, Кэйдер высказал свое заключение:

— Читать мысли я не умею, но мозги у меня есть. Вижу, куда вы клоните. Думаете, Торстерн попытается вернуть власть, провозгласив крестовый поход против мутантов?

— Да. Раньше он использовал мутантов — таких, как вы, — в своих делах. Сейчас ему может показаться, что мутанты играют против него, отдаляют его победу, даже угрожают самой его жизни. Будучи сам нормальным, он понимает, что может получить превосходство над другими, только если все они тоже будут нормальными.

— Это всего лишь предположения, — в замешательстве возразил Кэйдер.

— Да, всего лишь, — кивнул Рейвен. — Тревога может оказаться ложной. Торстерн может ударить совсем в другом направлении. И пусть бы! Тогда против него не придется предпринимать мер.

— Это опасная игра. Мутантов в мире не так уж много, но перед угрозой, которую несут орды болванов…

— Сначала и я думал так же, — перебил Рейвен. — Теперь у меня другая точка зрения.

— Какая?

— Торстерну пятьдесят восемь. В наше время многие доживают до ста лет и больше. Так что, если исключить несчастный случай, у него достаточно времени, чтобы не торопиться.

— Ну и что?

— А то, что он может позволить себе не спешить. Пусть это будет более долгий, окольный путь, но результат окажется тем же самым.

Кэйдер, моргнув, попросил:

— Поясните.

— Тысячи лет назад люди открыли принцип — «разделяй и властвуй», — сообщил Рейвен. — Зачем бить врага своими руками? Не лучше ли сделать так, чтобы противники перебили друг друга сами?

Кэйдер переменился в лице.

— Смените стиль мышления, — предложил Рейвен, — идите от общего к частному. Нет такого существа, как стандартный мутант. Наш мир — это зверинец. — Он посмотрел, какой эффект вызвали его слова, и продолжил: — И, поскольку вы тот, кто вы есть, держу пари, что сливками общества вы считаете насекомоязычных.

— Телепаты о себе такого же мнения, — заметил Кэйдер.

— Пусть. Каждый вид мутантов считает себя выше других. И каждый мутант столь же подозрителен и ревнив, как любой болван.

— Ну и?..

— Это состояние умов можно использовать. Можно натравить один вид на другой. Вспомните одну простую истину, мой клоповый фельдмаршал, — выдающимся способностям не всегда сопутствуют выдающиеся мозги.

— Мне это хорошо известно.

— Есть телепаты с такой чувствительностью, что они прозондируют ваш мозг из-за горизонта и ничего не поймут при этом, потому что слабоумны от рождения. Мысль более глубокая, чем, например, «у кота есть хвост», им просто недоступна. Мутанты — те же люди со всеми их недостатками и глупостями. Торстерн — отличный психолог, и он ни за что не упустит этот очевидный факт!

Рейвен видел, как работает мозг Кэйдера, оценивая информацию. Картина вырисовывалась не радужная. Кэйдер был далеко не дурак, и он вынужден был в конце концов признать, что Рейвен прав.

— Если он попытается, с чего начнет, по-вашему?

— Все пойдет по плану, — сказал Рейвен. — Прежде всего он заручится тайной поддержкой Герати, Всемирного Совета и влиятельных людей трех планет. Следующий шаг — сбор и анализ всей информации о мутантах. Затем будут выбраны два типа мутантов, которые Торстерн сочтет наиболее опасными. Один из этих типов будет играть роль верного рыцаря, другой — роль дракона, пожирателя детей.

— И дальше?

— Например, будет решено, что самое эффективное начало — убедить пиротиков перебить насекомоязычных. Тотчас же все пропагандистские службы трех планет начнут при каждом удобном случае, но неизменно в нелестном контексте, склонять насекомоязычных. Они будут долбить в одно и то же место до тех пор, пока у людей не возникнет неосознанное предубеждение против этого вида мутантов. Показывая насекомоязычных во все более неблагоприятном свете, они добьются наконец, что большинство — под которым я понимаю и обычных людей, и мутантов других типов — начнет думать о насекомоязычных как о каких-то монстрах, хуже которых быть никого не может.

— Что за вздор! — проскрежетал Кэйдер.

— Многое из этого плана уже сделано. Уже запущена «утка», будто насекомоязычные ненавидят пиротиков за то, что те убивают насекомых. Время от времени публике тонко намекают: как хорошо, что среди нас есть пиротики, которые могут о нас позаботиться.

— Черта с два они позаботятся! — побагровев, процедил Кэйдер.

— В нужный момент — здесь очень важно не ошибиться — произносится добротная официальная речь в защиту насекомоязычных, в ней призывают всех к единству и терпимости и авторитетно опровергают абсурдные слухи о том, что некие насекомые якобы собираются поработить все три планеты, пользуясь услугами предателей рода человеческого — вероломных насекомоязычных. Цель этих речей очевидна. Они моментально убеждают толпу, в том числе и других мутантов, что дыма без огня не бывает.

— Неужели они проглотят этот бред? — запротестовал Кэйдер, в глубине души понимая, что так оно и произойдет — если произойдет.

— Толпа проглотит любую чушь, если ее заявят официально, если опровергнуть ее будет трудно, если эта чушь будет замешана на самых потаенных человеческих страхах, — парировал Рейвен. — А теперь представьте, что сейчас эти страхи резко усилились — что тогда?

— Говорите, я жду.

— Обстановка накалена до предела, и тут подбрасывается какой-нибудь пустячок. — Он на секунду задумался и выдал экспромт: — Например, в горах Зубья Пилы находят скелет. Пресса начинает муссировать эту новость в сто раз больше, чем она того заслуживает. Появляется слух, что это кости ни в чем не повинного пиротика, дочиста обглоданные насекомыми-убийцами. Слух этот обрастает совершенно немыслимыми подробностями, и тут же находится человек, который заводит толпу, а полиция, как всегда, занята чем-то другим. — Рейвен подался вперед, уставясь на Кэйдера ледяным взглядом. — Почва уже готова. Вы и опомниться не успеете, как вам и всем другим насекомоязычным придется уносить ноги от разъяренной толпы. И очень вероятно, что заправлять ею будут именно пиротики, которые давно мечтают с вами посчитаться!

— А Торстерн в это время будет сидеть и посмеиваться? — оскалился Кэйдер, показав крупные зубы.

— Идею вы уловили, приятель. Перепуганное человечество поможет ему покончить с породой насекомо-язычных. Некоторое время все будет мирно и спокойно, а потом пропагандистская машина закрутится снова, но уже против следующей жертвы, микроинженеров, например.

— Он не посмеет, — заявил Кэйдер.

— Либо — либо. Вы смотрели последний сериал по спектровизору?

— Нет. Предпочитаю проводить время с большей пользой.

— Напрасно. Кое-что вы упустили. Там показывали мутантов.

— Ну и что? Их давно показывают.

— Да, конечно. Быть может, это ложная тревога. Но может быть, операция уже началась. — Рейвен немного помолчал и добавил: — Героем был телепат, а чрезвычайно мерзким злодеем — насекомоязычный…

— Он не посмеет! — громко повторил Кэйдер. На лбу у него запульсировала жилка. — Я убью его раньше!

— Именно об этом я и прошу. Я пришел к вам, потому что за вами должок. А еще потому, что когда-то вы командовали целой армией талантов и, вероятно, сможете собрать ее снова. У вас есть сила и есть искушение ее применить. Не трогайте пока Торстерна, просто понаблюдайте за тем, как он живет. И если увидите, что он опять вознамерился вбить клин между людьми…

— Тогда ему недолго останется жить, — со злобной решимостью пообещал Кэйдер. — И не потому, что я хочу вам услужить. Я просто буду защищать себя. Человек обязан защищаться. — Он оценивающе взглянул на Рейвена. — Вы, кажется, говорили, что вам защита может понадобиться раньше, чем мне. Что вы собираетесь предпринять?

Рейвен поднялся с кресла:

— Ничего.

— Как ничего? — Тяжелые брови Кэйдера в удивлении согнулись дугами. — Почему?

— Может быть, потому, что, в отличие от вас, я не умею кусаться, когда хотят укусить меня. — Он открыл дверь. — А может быть, меня прельщает перспектива стать мучеником.

— Если это шутка, то я ее не понимаю. Если нет, то вы просто спятили! — Кэйдер озабоченно нахмурился, уставившись в закрывшуюся дверь.