"Танцовщица" - читать интересную книгу автора (Хади Русва Мирза Мухаммад)6Впервые я танцевала и пела в день совершеннолетия Бисмиллы, но мое первое настоящее выступление состоялось у наваба Шуджаа-та Али-хана на свадьбе его сына. Это празднество мне хорошо запомнилось. До чего же красив был павильон в саду у наваба! Свет дорогих стеклянных фонарей превратил ночь в ясный день. Всюду лежали белоснежные половики, персидские ковры, златотканые подушки и валики; яркими красками блистал целый строй барабанов. Воздух был напоен ароматом цветов и благовоний. Благоуханный дым трубок и душистый запах листьев бетеля приятно кружил голову. Мне тогда было лет четырнадцать. Как раз в это время из Бароды приехала одна танцовщица. По всему городу только и было разговоров, что о ее пении. Самые лучшие певицы хватались за голову, опасаясь ее соперничества. Знания у нее были такие обширные, словно она все книги о музыке выучила на память, а голос – и за четыре улицы услышишь! Но, подумайте только, что затеяла Ханум-сахиб: она выпустила меня сразу после этой танцовщицы. Сама-то я тогда ничего не понимала, но люди знающие всполошились: «Что она делает, наша Ханум-сахиб? Как будет выглядеть эта девочка рядом с подобной певицей?» – говорили они. Я начала танцевать. Кое-кто из присутствующих повернулся ко мне. Меня, конечно, нельзя было назвать красивой, но ведь то была весна моей юности, а этой поре свойственны живость, непринужденность, легкость движений. Помнится, я танцевала недолго; но вот Ханум дала мне знак начать газель. Я запела: При первых звуках газели все общество зашевелилось. Когда же я запела второе двустишие, сопровождая его легкими жестами, присутствующие взволновались. Следующее двустишие вызвало общее смятение. Я произвела столь сильное впечатление на гостей, что те, на кого я смотрела, невольно опускали глаза. А я продолжала: Тут все общество пришло в полный восторг. Каждое слово газели встречали вздохом восхищения, каждое мое движение вызывало одобрительный шум. Я повторяла стихи раз по десять, но и тогда слушатели не успокаивались. Этой газелью и ограничилось мое выступление. Через день после него бува Хусейни привела ко мне в комнату незнакомого человека. Это был чей-то слуга. – Выслушай его, Умрао-сахиб, – проговорила она и удалилась. Слуга поклонился и начал: – Меня послал к вам наваб Султан-сахиб. Вчера на свадьбе он сидел в желтом тюрбане по правую руку от жениха. Он велел передать, что готов прийти к вам в любое время, только чтобы при этом никого больше не было. И еще он просит вас переписать и прислать ему ту газель, которую вы вчера исполняли. – Передай навабу-сахибу мою благодарность, – отозвалась я, – и скажи, что вечером он может пожаловать ко мне, когда ему будет угодно. Никто нам не помешает. За газелью приходи завтра днем в любое время. Она будет готова. Слуга пришел на следующий день еще до полудня. Я тогда сидела одна в своей комнате. Газель была уже переписана, и я вручила ему листок. Он вынул из-за пояса пять золотых и сказал: – Наваб-сахиб велел передать, что этих денег, конечно, недостаточно, но все же он просит вас принять их хоть на бетель. Он готов прийти сегодня же вечером, после того как стемнеет. Слуга поклонился и ушел. Оставшись одна, я сначала подумала, не позвать ли буву Хусейни и не отдать ли ей деньги, чтобы она передала их Ханум, но, взглянув еще раз на золотые, почувствовала, что не в силах расстаться с этими блестящими новенькими монетками. В ту пору у меня не было ни сундучка, ни шкатулки, а потому я засунула деньги под ножку кровати.[58] |
||
|