"Роковая кукла. Сборник фантастических романов" - читать интересную книгу автора (Саймак Клиффорд, Хайнлайн Роберт, Азимов...)

VIII ИНОЙ МИР

Джим занялся домашним — вернее, больничным — хозяйством в самой маленькой из комнат, которую Гекко смог ему подыскать. Сразу после встречи было «совместное вознесение». По его окончании Джим обнаружил, что, как и в прошлый раз, его уровень владения местным языком улучшился. Он сумел объяснить Гекко, что Фрэнк болен и нуждается в покое.

Гекко предложил позаботиться о Фрэнке, но Джим отказался. Марсианская терапия может вылечить Фрэнка, но может и убить его. Вместо этого он попросил большое количество питьевой воды — теперь, когда он был «другом по воде», почти названным братом, он имел на это право; и попросил тот цветной марсианский шелк, которым они пользовались в помещении с каркасами для отдыха. Из этой материи Джим соорудил постель для Фрэнка и рядом с ней гнездышко для себя и для Виллиса. Он уложил Фрэнка, разбудил его, чтобы он смог как следует напиться, и стал ждать выздоровления своего друга.

В комнате было тепло и уютно. Джим снял свой прогулочный костюм, вытянулся и почесался. Подумав, он стянул эластичное облачение и с Фрэнка, а затем укрыл его слоем яркой разноцветной ткани. После этого, в поисках провизии, он залез в походную сумку Фрэнка. До настоящего момента он слишком устал и был слишком занят, чтобы заботиться о своем желудке; теперь от одного вида этикеток у него потекли слюнки. Он вытащил банку синтетического апельсинового сока с витаминной добавкой и банку искусственного филе из кур. Это филе было приготовлено на дрожжах в Северной колонии, но Джим привык к дрожжевому протеину, и его привкус казался ему не менее приятным, чем мясо настоящего цыпленка. Насвистывая, он достал свой нож и принялся за дело.

Виллис куда-то исчез, но Джим не скучал по нему. В его подсознании не возникала тревога о Виллисе, пока оба они находились в туземном городе; все здесь дышало атмосферой покоя и безопасности. Собственно говоря, Джим почти забыл о своем пациенте и вспомнил о нем только, когда поел и вытер рот.

Фрэнк продолжал спать, но его дыхание было хриплым, и лицо все еще горело. Хотя атмосферное давление было здесь достаточно высоким, а воздух довольно теплым, он был по-марсиански сух. Джим достал из сумки носовой платок, намочил его и положил на лицо Фрэнка. Время от времени он увлажнял его заново. Позже он достал другой платок, опустил его в воду и повязал на собственном лице.

В сопровождении Виллиса вошел Гекко.

— Джим-Марлоу, — произнес он и расположился поудобнее.

— Гекко, — ответил Джим и вновь намочил ткань на лице Фрэнка.

Марсианин долго стоял неподвижно, и Джим уже решил, что он унесся мыслями в свой «иной мир», но, когда Джим взглянул на него, глаза Гекко смотрели внимательно и заинтересованно.

После долгого ожидания он спросил у Джима, что и зачем он делает. Джим попытался объяснить, что его раса вместе с воздухом должна вдыхать воду, но его запас марсианских слов, несмотря на «совместное вознесение», не соответствовал поставленной задаче. Он замолк и последовала еще одна долгая пауза. Наконец, марсианин и Виллис ушли.

Скоро Джим заметил, что ткань на его лице, как и на лице Фрэнка, стала высыхать медленнее. Спустя еще некоторое время она совсем перестала сохнуть. Он снял ее с себя, так как ощущение было не из приятных, и решил, что у Фрэнка мокрая ткань тоже вызывает подобное чувство; тогда он вообще перестал пользоваться платками.

Вернулся Гекко. Помолчав не более десяти минут, он заговорил, тем самым продемонстрировав почти бешеную для марсианина спешку. Он спросил, стала ли влажность воздуха теперь достаточной? Джим ответил, что да и поблагодарил его. Помолчав примерно двадцать минут, Гекко вновь ушел. Джим решил лечь спать. Позади остался длинный трудный день, и предыдущую ночь едва ли можно было назвать спокойной. Он посмотрел вокруг, надеясь найти способ выключить свет, но ничего не нашел. Оставив эту мысль, он лег, натянул до подбородка многоцветную ткань и уснул.

— Эй, Джим, проснись.

Джим с трудом открыл затуманенные глаза и опять закрыл их.

— Отстань.

— Давай, очухивайся. Я уже два часа как проснулся, пока ты тут храпишь. Я хочу кое-что узнать.

— Что? Скажи, как ты себя чувствуешь?

— Я? — спросил Фрэнк. — Отлично. Почему тебя это интересует? Где мы?

Джим внимательно посмотрел на него. Цвет лица Фрэнка стал несомненно лучше, и голос звучал нормально, хрипота исчезла.

— Ты был совершенно болен вчера, — сообщил он ему. — Мне кажется, ты бредил.

Фрэнк наморщил лоб.

— Может быть. Мне, безусловно, снились отвратительные сны. Один идиотский был про пустынную капусту.

— Это был не сон.

— Что?

— Я говорю, это был не сон — пустынная капуста… и все остальное. Ты знаешь, где мы?

— Об этом я тебя и спрашиваю.

— Мы в Цинии, вот мы где. Мы…

— В Цинии?!

Джим попытался последовательно изложить Фрэнку события двух прошедших дней. Некоторые затруднения возникли у него, когда он коснулся их внезапного перемещения с канала назад в Цинию, так как сам он до конца этого не понимал.

— Мне кажется, там, под каналом, нечто вроде метро. Знаешь, наподобие того, о котором ты читал.

— Марсиане не занимаются инженерными работами такого рода.

— Марсиане проложили каналы.

— Да, но это было очень давно.

— Возможно, метро они проложили тоже очень давно. Что ты знаешь об этом?

— Да ничего, пожалуй. Ну ладно. Я проголодался. Осталось что-нибудь поесть?

— Конечно.

Джим встал и огляделся. Виллис так и не появился.

— Я хочу найти Гекко и узнать у него, где Виллис, — заволновался он.

— Ерунда, — сказал Фрэнк. — Давай завтракать.

— Ну… ладно.

Поев, Фрэнк заговорил о главном.

— Значит, мы в Цинии. Но нам по-прежнему необходимо добраться до дома и как можно скорее. Проблема в следующем: как это сделать? Насколько я понимаю, если марсиане сумели доставить нас сюда так быстро, то они же смогут сделать обратное — вернуть нас туда, где нашли, и тогда мы отправимся домой по восточному руслу Стримона. Как тебе такая идея?

— Нормально, я думаю, — ответил Джим, — но…

— Тогда первое, что надо сделать, — это найти Гекко и без лишних проволочек попытаться договориться с ним.

— Первое, что надо сделать, — возразил Джим, — это найти Виллиса.

— Зачем? Разве мы не натерпелись из-за него? Оставь его, ему здесь хорошо.

— Фрэнк, ты совершенно неправильно относишься к Виллису, разве не он выручил нас из беды? Если бы не Виллис, ты продолжал бы губить свои легкие среди пустыни.

— Во-первых, если бы не Виллис, мы бы вообще не попали в беду.

— Ведь это не так. Правда в том…

— Ладно, ладно. О’кей, иди ищи Виллиса.

Джим оставил Фрэнка отряхивать с себя остатки завтрака и зашагал прочь. И хотя никогда впоследствии он не мог связно изложить то, что с ним тогда произошло, некоторые основные факты несомненны. Сначала он искал Гекко и спросил о нем первого встретившегося в коридоре марсианина, варварским образом поставив имя Гекко сразу после общевопросительного сигнала.

Джим не был и, вероятно, никогда не станет профессиональным лингвистом, но его попытка сработала. Первый встречный марсианин отвел его к другому, подобно тому, как обитатель Земли повел бы иностранца к полицейскому. Второй марсианин отвел его к Гекко.

Без особого труда Джим объяснил Гекко, что хочет забрать Виллиса. Гекко выслушал, а затем спокойно объяснил, что то, к чему стремится Джим, невозможно.

Джим начал снова, уверенный, что причиной непонимания было его слабое знание языка. Гекко подождал, пока он закончит фразу, дал знать, что он правильно понял, чего хочет Джим, но что требование это неосуществимо — Джим не может взять Виллиса. Нет. Гекко был огорчен необходимостью отказать своему другу, вместе с которым он пил чистую воду жизни, но это совершенно невозможно.

Благодаря непосредственному воздействию незаурядной личности Гекко Джим понял большую часть сказанного и домыслил остальное. Отказ Гекко не вызывал сомнений. Джим не имел при себе оружия, но, в любом случае, к Гекко он не испытывал той ненависти, которую вызывал у него директор Хоу. Прежде всего Джим ощущал поток теплой симпатии, волнами исходящей от Гекко, и все же он был ошеломлен, рассержен и абсолютно не согласен с этим смириться. Некоторое время он в упор смотрел на марсианина, затем резко повернулся и пошел прочь, не разбирая дороги и крича:

— Виллис! Эй, Виллис! Сюда, Виллис-малыш, иди к Джиму!

Марсианин двинулся следом, каждый его шаг был равен трем шагам Джима. Джим побежал, продолжая кричать. Он свернул за угол, столкнулся лицом к лицу с тремя аборигенами и промчался между их ног, тогда как Гекко попал в транспортную пробку, где потратил время на соблюдение требуемых ситуацией марсианских приличий. Тем временем Джим успел существенно оторваться.

Он заглядывал в каждую попадавшуюся на пути арку и кричал. Одна из них вела в зал, где марсиане застыли в похожем на транс состоянии, именуемом ими посещением «иного мира». В обычной ситуации тревожить погруженного в транс марсианина Джим был склонен не больше, чем ребенок американской западной приграничной полосы — дразнить гризли. Но сейчас он был не в состоянии что-либо заметить и остеречься. Здесь он тоже крикнул, вызвав доселе неслыханное и немыслимое замешательство, самым слабым выражением которого явилась сильная дрожь; один бедняга был так потрясен, что резко поднял все свои ноги и свалился на пол.

Джим не видел этого, он уже убежал и кричал у входа в другой зал.

Гекко нагнал его и поднял вверх, обхватив двумя огромными ладонями-ластами.

— Джим-Марлоу, — сказал он, — Джим-Марлоу, друг мой…

Джим всхлипнул и ударил марсианина обоими кулаками по жесткой груди. Некоторое время Гекко терпел это, а затем третьей ластой обхватил руки Джима, не давая ему высвободить их. Джим посмотрел на него бешеным взглядом.

— Виллис, — сказал он на родном языке. — Я хочу Виллиса. У тебя нет на это права!

Гекко обнял его и мягко ответил:

— Я не в состоянии помочь тебе. Это от меня не зависит. Нам нужно идти в другой мир.

Он зашагал прочь. Джим не отвечал, утомленный собственной вспышкой. Гекко пошел нисходящим коридором, за которым последовал другой, а за ним еще один. Они спускались все ниже и ниже, много глубже, чем когда-либо доводилось бывать Джиму, и глубже, возможно, чем приходилось спускаться любому из землян. На верхних уровнях им еще попадались другие марсиане, ниже не было ни одного.

Наконец Гекко остановился в небольшом помещении глубоко под землей. От других оно отличалось полным отсутствием декораций; его простые жемчужно-серые стены выглядели почти не по-марсиански. Здесь Гекко положил Джима на пол и сказал:

— Это ворота в другой мир.

Джим поднялся.

— А? — сказал он. — Что ты имеешь в виду? — а затем старательно перевел свой вопрос на местный язык. Впрочем, напрасно: Гекко не слышал его. Джим вытянул шею и посмотрел вверх. Гекко стоял совершенно неподвижно, твердо опираясь на ноги. Его глаза были открыты, но безжизненны. Гекко погрузился в «иной мир».

— Боже мой, — забеспокоился Джим, — он, безусловно, нашел самое подходящее время, чтобы выкинуть такой трюк.

Он не мог решить, что же ему теперь делать: попытаться в одиночку отыскать путь наверх или ждать Гекко. Туземцы, по слухам, обладали способностью погружаться в транс на недели, но док Макрей высмеивал подобные утверждения.

Он решил хотя бы недолго подождать и, обняв колени руками, сел на пол. Он заметно успокоился и не слишком спешил, как будто Гекко сумел заразить его по дороге своим бесконечным спокойствием.

Спустя весьма неопределенный промежуток времени в комнате стало темнее. На сей раз Джим не волновался; полностью умиротворенный, он вновь испытывал то огромное счастье, которое открылось ему во время двух «совместных вознесений».

Вдали крошечное пятно засветилось и стало расти. Но мрак в маленькой, жемчужно-серой комнате не рассеялся. Вместо этого из пятна возник природный ландшафт. Впечатление было, будто с помощью цветного стереоскопического кинопроектора демонстрировалась последняя и лучшая из работ Голливуда.

О том, что она не была привезена с Земли, Джим догадался потому, что картина, хотя абсолютно реалистичная, не имела ни сюжета, ни дешевого коммерческого финала.

Казалось, что он видит поросль вдоль канала с высоты одного фута над поверхностью. Изображение постоянно блуждало, как будто камера была установлена на очень низкой тележке, то и дело цеплявшейся за стебли растений. Изображение быстро смещалось на несколько футов, останавливалось, затем полностью менялось и вновь приходило в движение, но никогда «точка зрения» не отрывалась высоко от поверхности. Иногда оно описывало полный круг, давая панораму в 360 градусов.

Во время одного из таких оборотов Джим заметил водянщика. Было бы совершенно не удивительно, если бы он не узнал его, так как тот выглядел фантастически огромным. По мере приближения он заполнил весь экран. Но нельзя было не узнать эти изогнутые как турецкий ятаган клешни, внушающее леденящий ужас зияющее отверстие хобота, эти тяжело ступающие лапы и не ощутить особенно тошнотворное отвращение, вызываемое всем его обликом. Джим почти почувствовал его запах.

Точка, с которой велось наблюдение, не менялась, она застыла, в то время как мерзкое чудовище неотвратимо приближалось в последнем броске. В самый последний момент, когда оно заполнило экран, что-то произошло. Лицо — вернее то, что его заменяло, — исчезло, развалившись на куски, и чудовище рухнуло дымящейся грудой.

Изображение совершенно исчезло, и несколько секунд на экране вращался цветной калейдоскоп. Затем веселый мелодичный голос сказал:

— Ну что за прелестный малыш!

Изображение появилось снова, как будто подняли занавес, и Джим увидел другое лицо, почти столь же чудовищное, как безликий ужас, который оно сменило.

Хотя лицо заняло весь экран и было причудливо искажено, Джим без труда опознал в нем респиратор колониста. Но наиболее поразительный, чуть не выведший его из состояния спокойного равновесия, с которым он созерцал этот театр теней, факт заключался в том, что он узнал эту маску. Она была раскрашена теми самыми тигриными полосами, которые за четверть кредитки замазал Смёзи. Именно так некогда выглядела его собственная маска.

Он услышал, как его собственный голос произнес:

— Ты слишком мал, чтобы бродить здесь в одиночестве, другая такая тварь может в самом деле поймать тебя. Я, пожалуй, возьму тебя домой.

Теперь изображение двигалось через заросли вдоль канала на большей высоте, раскачиваясь и подпрыгивая в такт шагам мальчика. Вскоре «камера» выбралась на открытую местность и вдали показались похожие на звезду очертания Южной колонии и полусферы ее куполов.

Джим приноровился к ситуации, в которой он наблюдал и слышал самого себя, и освоился с восприятием всего окружающего глазами Виллиса. Воспроизводимое было абсолютно не отредактировано: без единого пропуска воспроизводилось все, что увидел и услышал Виллис с момента, когда Джим взял его впервые под свое покровительство. Зрительная память Виллиса была не всегда точна, на нее, казалось, влияло его собственное понимание увиденного и то, насколько он к этому привык. Джим — тот «Джим» в театре теней — сначала обладал тремя ногами и прошло некоторое время, прежде чем воображаемый отросток исчез. Остальные действующие лица: мать Джима, старый док Макрей, Фрэнк развились из бесформенных пятен в четкие, хотя слегка искаженные изображения.

С другой стороны, каждый звук воспроизводился с полной ясностью и точностью. По мере того, как Джим смотрел и слушал, он обнаружил, что Виллис наслаждался каждым звуком, с особым восхищением внимая голосам, новизна и сила воздействия которых не притуплялась.

Больше всего ему нравилось наблюдать себя сквозь призму восприятия Виллиса. Попрыгунчик относился к Джиму с теплотой и мягким юмором. Джим «на экране» был лишен величия, но окружен глубокой заботой; его любили, но не уважали. Он, то есть сам Джим, был большим бестолковым слугой, полезным, но прискорбно ненадежным в своих поступках, подобно плохо выдрессированной собаке. Что до других человеческих существ, то они представляли собой загадочные создания, в общем безвредные, однако непредсказуемо опасные при движении. Это представление попрыгунчика о людях чрезвычайно позабавило Джима.

Так, день за днем, неделя за неделей, разворачивались события, включая даже периоды темноты и спокойствия, когда Виллис сворачивался, чтобы поспать, или когда его запирали. Вот дело дошло до Малого Сёртиса и до плохого периода, когда Джим пропал. Хоу предстал в качестве презираемого голоса и пары ног. Бичер был безликим ничтожеством. Так продолжалось, шаг за шагом, и Джим почему-то не устал и не утомился. Он просто был внутри цепи событий и разорвать ее ему было не проще, чем Виллису, — да он, собственно говоря, и не пытался. В конце концов она завершилась в марсианском городе Циния, и все погрузилось во тьму и безмолвие.

Джим вытянул затекшие ноги; постепенно становилось все светлее. Он оглянулся, но Гекко все еще пребывал в глубоком трансе. Он посмотрел назад и обнаружил: в том, что казалось ему монолитной стеной, открылась дверь. Он заглянул в находящуюся по другую ее сторону комнату, тщательно имитирующую, как это часто случается здесь, наружный пейзаж: буйная растительность, присущая скорее морскому дну к югу от Цинии, чем местной пустыне.

В комнату вошел марсианин. Никогда потом Джим не мог подробно описать его облик, так как его лицо и, в первую очередь, глаза приковали к себе всё внимание. Выходцу с Земли всегда трудно определить возраст марсианина, однако у Джима возникла твердая уверенность, что этому марсианину очень много лет — больше, чем его отцу, даже больше, чем доктору Макрею.

— Джим Марлоу, — отчетливо произнес туземец, — приветствую тебя, Джим Марлоу, друг моего народа и мой друг. Я дам тебе воды.

Он говорил по-английски, и его интонации слегка напоминали кого-то.

Никогда прежде не доводилось Джиму слышать, как марсианин говорит на земном языке, но он знал, что кое-кто из них владеет английским. Возможность говорить по-своему явилась необычайным облегчением:

— Я пью с вами. Желаю вам всегда наслаждаться чистой и обильной водой.

— Спасибо, Джим Марлоу.

Настоящая вода не появилась, да в ней и не было необходимости. Затем последовал период вежливого молчания, во время которого Джим размышлял над голосом марсианина. Он казался на удивление знакомым и слегка напоминал голос отца, хотя, с другой стороны, он заставлял вспомнить и дока Макрея.

— Ты огорчен, Джим Марлоу. Твоя беда — наша беда. Как я могу помочь тебе?

— Мне ничего не надо, — ответил Джим. — Только добраться домой вместе с Виллисом. Они забрали Виллиса. Зачем они сделали это?

Последовавшая пауза тянулась даже дольше, чем предыдущая. Наконец марсианин ответил:

— Стоящий на земле не видит того, что за горизонтом, но Фобос видит все.

Он секунду помедлил, прежде чем произнести слово «Фобос». Как бы поясняя, он добавил:

— Джим Марлоу, я только недавно выучил твой язык. Прости меня, если я запинаюсь.

— Что вы, вы говорите великолепно! — совершенно искренне сказал Джим.

— Я знаю слова, но что они обозначают мне не всегда ясно. Скажи, Джим Марлоу, что такое «ландонзупарк»?

Джиму пришлось просить его повторить фразу, прежде чем стало ясно, что речь идет о Лондонском зоопарке. Джим попытался объяснить, но был вынужден остановиться еще до того, как закончил свою мысль. От марсианина повеяло такой холодной, неумолимой яростью, что Джим испугался.

Спустя некоторое время настроение марсианина резко изменилось, и Джим вновь купался в теплом потоке дружелюбия, который изливался на него подобно солнечным лучам и был не менее реален, чем свет Солнца.

— Джим Марлоу, ты дважды спас малыша, которого ты называешь «Виллис», от… — здесь он использовал сначала неизвестный Джиму марсианский термин, затем заменил его на «водянщиков». — Ты много таких убил?

— Штук несколько, я думаю, — ответил Джим и добавил: — Я убиваю их при каждой встрече. Они стали слишком умными, чтобы подолгу болтаться рядом с колониями.

Марсианин, казалось, обдумывал услышанное, но вновь сменил тему, когда, наконец, решил ответить:

— Джим Марлоу, два, а возможно, три раза ты спас малыша; один, а возможно, два раза наш малыш спас тебя. С каждым разом вы все больше привязывались друг к другу. День за днем вы все больше привязывались друг к другу, и теперь вы оба будете несчастны порознь. Не уходи отсюда, Джим Марлоу, оставайся. Я приветствую тебя в моем доме как сына и друга.

Джим покачал головой:

— Я должен идти домой. На самом деле, я должен идти домой прямо сейчас. Это очень великодушное предложение, и я хотел бы поблагодарить вас, но…

Он объяснил, какая над колонией нависла угроза и почему ему срочно необходимо доставить туда сообщение.

— Если позволите, сэр, мы — я и мой друг — хотели бы оказаться там, где К’бумч нашел нас. Только я хочу забрать Виллиса, до того, как мы уйдем.

— Вы хотите вернуться в тот город, где вас нашли? Вы не хотите вернуться домой?

Джим объяснил, что они с Фрэнком пойдут домой оттуда.

— А теперь, сэр, почему бы вам не спросить Виллиса, захочет ли он остаться или пойти вместе со мной?

Старый марсианин вздохнул точно так же, как, бывало, вздыхал отец Джима после бесплодной семейной дискуссии.

— Есть закон жизни и есть закон смерти, и каждый из них — закон перемен. Выветривается даже самая твердая скала. Понимаешь ли ты, мой сын и друг, что даже если тот, кого ты называешь «Виллис», вернется с тобой, однажды настанет время, когда малыш будет должен покинуть тебя?

— Ну да, наверное. Вы хотите сказать, что Виллис сможет пойти со мной?

— Мы поговорим с тем, кого ты называешь Виллис.

Старик обратился к Гекко, который вздрогнул и пробормотал что-то во сне. Затем все трое начали подниматься вверх по тем же коридорам; Гекко нес Джима, а старик шел чуть-чуть позади.

Они остановились в зале примерно на полпути к поверхности. Сперва здесь было темно, но, как только они вошли, зажегся свет. Джим увидел, что от пола до потолка комната была опоясана рядами маленьких ниш, в каждой из которых сидело по попрыгунчику, похожих друг на друга как однояйцовые близнецы.

Когда стало светло, малыши выдвинули свои глаза-стебельки и с интересом осмотрелись. Непонятно откуда донесся возглас:

— Привет, Джим!

Джим посмотрел вокруг, но не смог распознать говорившего. Прежде чем он успел что-либо предпринять, эта фраза прокатилась эхом по всей комнате:

— Привет, Джим! Привет, Джим! Привет, Джим! — звучало каждый раз голосом Джима.

В замешательстве Джим обратился к Гекко:

— Который из них Виллис? — спросил он, забыв перейти на местное наречие.

— Который из них Виллис? Который из них Виллис? Который из них Виллис? Который-который-который из них Виллис? — вновь грянул хор.

Джим шагнул в середину комнаты:

— Виллис! — скомандовал он, — иди к Джиму. Попрыгунчик пробкой выскочил из среднего яруса справа, плюхнулся на пол и подкатился к нему.

— Подними Виллиса, — потребовал он. Джим осторожно выполнил эту просьбу.

— Где был Джим? — поинтересовался Виллис. Джим почесал попрыгунчика.

— Ты не поймешь, если я скажу тебе. Послушай, Виллис, Джим собирается идти домой. Виллис хочет идти домой вместе с ним?

— Джим идет? — спросил Виллис с сомнением, как будто из-за неумолимого хорового эха ему стало труднее понимать.

— Джим идет домой, прямо сейчас. Виллис идет или собирается остаться здесь?

— Джим идет, Виллис идет, — заявил попрыгунчик так, будто это был закон природы.

— О’кей, скажи об этом Гекко.

— Зачем? — недоумевающе спросил Виллис.

— Скажи об этом Гекко, или останешься здесь. Давай, говори ему.

— Хорошо.

Обращение Виллиса к Гекко воплотилось в серию карканий и кудахтаний. Ни старый марсианин, ни Гекко ничего не ответили. Гекко подхватил двух малышей, и они вновь зашагали вверх. У входа в комнату Фрэнка и Джима Гекко отпустил их. Джим внес Виллиса.

Когда они вошли, Фрэнк поднял глаза. Он лежал, развалившись на шелке, а на полу, рядом с ним, пока еще нетронутая, стояла еда.

— Я вижу, ты его нашел, — заметил он. — У тебя ушло на это немало времени.

Джим внезапно почувствовал себя виноватым. Он отсутствовал Бог знает сколько времени. Дни? Недели? Этот фильм с мельчайшими подробностями охватывал многомесячные события.

— Черт возьми, прости, Фрэнк, — извинился он. — Ты волновался из-за моего отсутствия?

— Волновался? Почему? Я просто не знал, ждать или нет тебя к обеду. Ты пропал по меньшей мере на три часа.

— На три часа?

Джим хотел было возразить, что скорее на три недели, но затем передумал. Он вспомнил, что во время своего отсутствия не ел, однако чувство голода было не острее, чем обычно.

— Угу, да, конечно. Извини. Послушай, ты можешь еще немного подождать с обедом?

— Зачем? Я умираю от голода.

— Потому что мы уходим отсюда, вот почему. Гекко и еще один местный ждут, чтобы отвезти нас назад в тот город, где мы встретили К’бумча.

— Что ж, ладно! — Фрэнк набил рот и начал натягивать уличную экипировку. Джим во всем последовал его примеру.

— Мы можем доесть в этой штуковине, в метро, — из-за набитого рта слова было трудно разобрать. — Не забудь налить воду в маску.

— Не беспокойся. Я не собираюсь дважды попадать впросак.

Сначала Фрэнк наполнил свой резервуар, затем резервуар Джима, сделал большой глоток, а оставшуюся воду предложил товарищу. Через минуту с перекинутыми через плечо коньками они были готовы в путь. Маленькая группа гуськом прошествовала по коридорам и переходам к залу «станции метро» и остановилась у одной из арок.

Старый марсианин вошел, но, к вящему удивлению Джима, Гекко распрощался с ними. Они обменялись ритуальными учтивостями, достойными расставания друзей по воде, после чего Фрэнк и Джим с Виллисом вошли внутрь, и дверь за ними закрылась. Кабина немедленно пришла в движение. Фрэнк сказал:

— Оп! Что это? — и резко сел.

Надежно устроившийся на каркасе для отдыха старый марсианин не ответил. Джим засмеялся:

— Разве ты не помнишь предыдущую поездку?

— Не очень. Послушай, мне тяжело.

— Мне тоже. Во время движения это неизбежно. Теперь, может, перекусим? Вероятно, пройдет немало времени, прежде чем у нас опять появится возможность пристойно поесть.

Фрэнк вынул то, что осталось от обеда. Когда с ним было кончено, Фрэнк подумал и открыл еще одну банку. Прежде, чем им Удалось приступить к ее содержимому — холодным жареным бобам с искусственной свининой, — его желудок неожиданно сделал сальто.

— Эй! — завопил он, — В чем дело?

— Ни в чем. В прошлый раз тоже так было.

— Я думал, мы на что-то напоролись.

— Говорю тебе, все в порядке. Передай мне немного бобов. Они съели бобы и стали ждать; спустя некоторое время ощущение тяжести исчезло, и Джим понял, что они прибыли.

Дверь кабины открылась, и они вышли в круглый зал, точно такой же, как тот, что они покинули. Фрэнк удрученно осмотрелся.

— Послушай, Джим, — мы так никуда и не уехали. Произошла какая-то ошибка.

— Нет, никакой.

Он обернулся, намереваясь обратиться к старому марсианину, но дверь в арке позади них уже закрылась.

— Вот это плохо, — сказал он.

— Что плохо? Что они нас надули?

— Они нас не надули; просто эта комната выглядит точно также, как та, в Цинии. Ты убедишься сам, когда мы выйдем наружу. Нет, я сказал, что это плохо, потому что я не успел… — Джим остановился, поняв, что он так и не узнал имени старого марсианина. — Потому что я не успел попрощаться со стариком, не с Гекко, а со вторым.

— С кем?

— Ну с тем, с другим. С тем, который ехал с нами.

— С каким таким другим? Я никого, кроме Гекко, не видел. И никто с нами не ехал, мы там были одни.

— Как? Ты что, ослеп?

— А ты что, спятил?

— Фрэнк Саттон, ты будешь, глядя мне в глаза, утверждать, что не видел ехавшего с нами марсианина?

— Я же сказал тебе. Джим глубоко вздохнул.

— Ну хорошо, я только хочу сказать, что, если бы ты не смотрел все время на свою еду, а иногда поглядывал вокруг, ты заметил бы кое-что еще. Как в…

— Кончай, кончай с этим, — прервал его Фрэнк. — Пока я не разозлился. Там было шесть марсиан, если тебе так больше нравится. Давай подымемся наверх, выйдем на улицу и посмотрим, что к чему. Мы зря тратим время.

— Ну хорошо.

Они стали подниматься по коридорам. Джим молчал: происшествие расстроило его больше, чем Фрэнка.

Пройдя часть пути, они были вынуждены надеть свои маски. Спустя еще примерно десять минут они добрались до комнаты, залитой солнечными лучами, миновали ее и вышли на улицу.

Теперь пришла очередь Фрэнка удивляться и сомневаться:

— Джим, я знаю, что я тогда чуть не бредил, но разве, хм… разве тот город, откуда мы пришли, не был крепостью с единственной башней?

— Был.

— А этот — нет.

— Да, этот — нет.

— Мы заблудились.

— Верно.