"Воин мочика" - читать интересную книгу автора (Гамильтон Лин)

3

Следующие несколько дней стали самыми худшими днями в моей жизни.

Ночь я провела в больнице под наблюдением, — как мне объяснили, из-за того, что наглоталась дыма. Однако очень скоро стало ясно, что наблюдение объясняется не одной лишь медицинской необходимостью: в моей палате прочно обосновалась некая полицейская дама, констебль Марго Чу. Она всю ночь просидела в единственном кресле у стенки, не произнеся ни слова и пролистывая по модному журналу в час.

Я пребывала в довольно жалком состоянии. Даже беглого взгляда в зеркало ванной и короткого самоосмотра мне хватило, чтобы оценить масштабы катастрофы. Колени были ободраны до мяса, левую руку пришлось зашивать, а ребра и спина так болели, что я даже выпрямиться не могла.

И все же мне было куда лучше, чем Алексу — тот получил серьезную контузию и постоянно терял сознание, приходя в себя лишь на несколько минут и снова впадая в болезненное забытье. Врачи характеризовали его состояние как «пограничное», что бы это ни значило. Я слышала разговор медсестер в палате и знала, чего опасаются врачи: отека мозга.

Алекс так и стоял у меня перед глазами — таким, каким я видела его в карете «скорой помощи»: неподвижный, безжизненный, белое, как мел, лицо скрыто кислородной маской, к обоим запястьям присоединены капельницы. Алекс — человек, поддержавший меня после развода, ставший вторым отцом. Он помог мне освоиться в новом районе, присматривал за моим домом, когда я путешествовала, и сделался незаменимым помощником в лавке. Мой самый верный друг.

А тот, другой — кто он такой? Что он делал у меня в магазине? Неудачная попытка ограбления? Кто на кого напал? Тот человек со склада ударил Алекса? Зная своего друга, иного развития событий я предположить не могла. А если этот человек и впрямь ударил Алекса, то что произошло с ним? Не сам же он связал себе руки за спиной! Я столько размышляла обо всем этом, что у меня разболелась голова, а ничего путного придумать так и не удалось.

На следующее утро меня отпустили из больницы. Я попросила разрешения перед уходом повидать Алекса, но мне не позволили. Он лежал в реанимации, куда пускали только родственников. Я сказала, что никого ближе меня у него все равно нет, но даже тогда получила в ответ предложение вернуться завтра, когда они и рассмотрят мою просьбу. Констебль Чу отвезла меня домой, где уже ждала Мойра. Подруга тотчас же принялась суетиться вокруг меня, усадила в любимое кресло, принесла ланч и со всех сил старалась приободрить.

— На случай, если ты слишком травмирована, чтобы разбираться в таких тонкостях, — сказала она, явно пытаясь рассмешить меня, — креветки и калифорнийские рулетики — это для тебя, а вон та веселенькая баночка с кошачьим кормом — специально для Дизеля. Можете поделить с ним одну порцию виски на двоих.

Я попыталась улыбнуться, чтобы сделать ей приятное, но попытка с треском провалилась. Больше всего на свете мне хотелось плакать, а лицо ужасно болело, как, собственно, и все остальные части тела. И нужно было еще столько всего сделать.

— Мне нельзя рассиживаться, — сказала я. — Надо убраться в магазине. Не могу же я оставить все Саре, да и торговля не ждет. Мы не можем позволить себе закрыться надолго.

Я попыталась приподняться.

— Нет. — Мойра толкнула меня обратно в кресло. — Послушай. Этим займутся твои друзья. Да и все равно пока в здание не войти. Полиция не пускает. А как только полицейские уберутся, я созову небольшую команду и мы все сделаем. Сара скоро вернется. А до тех пор мы там подежурим.

Я немного подумала.

— Что ты имеешь в виду — полиция меня не пустит? Почему? Это же моя лавка!

— Не знаю, — смутно отозвалась она. — Наверное, им надо все расследовать и они не хотят, чтобы там толпилось слишком много народа. Да-да, уверена, все дело в этом.

Мойра изо всех сил пыталась заставить меня отдохнуть, но я просто не могла. Я решила позвонить страховому агенту и назначить встречу на следующее утро, к этому времени я наверняка уже встану и смогу добраться туда. Я уже много лет вела дела с одной и той же компанией, никогда еще ничего от них не требовала и не ожидала никаких проблем.

Агента, с которым я обычно общалась, на месте не оказалось, и меня соединили с другим, по имени Род Макгарриджль. И мы с Родом не поладили. Во-первых, держался он как-то рассеянно и отстранение — у меня возникло сильное впечатление, что, беседуя со мной по телефону, он занимается чем-то еще: время от времени, когда говорила я, он совершенно явственно зажимал рукой трубку. А ответы на мои вопросы про возмещение убытков, выплату за простой в бизнесе и так далее были столь уклончивы, что под конец я не выдержала и спросила напрямик:

— Так мне возместят убытки или нет?

— Разумеется, возместят, мисс Макклинток, — ответил он, — если, конечно, не выяснится, что вы, ваша компаньонка или кто-то из ваших работников виновны в тяжком уголовном преступлении.

Тяжкое уголовное преступление. Вот это мило!

— Тогда жду выплаты в самом скором времени, — едко отозвалась я и повесила трубку.

Я пересказала его слова Мойре — она сочувственно поцокала языком, но тотчас же переменила тему и принялась описывать, до чего же бедняжка Брайан травмирован вчерашней встречей. Судя по всему, этот новый роман и впрямь не вынес столь тяжкого испытания, как общество ее друзей. Однако Мойре и горя было мало. Хотя голову мне по-прежнему дурманили всякие болеутоляющие, которыми меня напичкали в больнице, я начала осознавать, что, наверное, что-то недопонимаю во всем происходящем. И очень скоро стало ясно — что именно.

Констебль Чу уехала, однако ее сменил констебль Манчино, круглощекий молодой человек, который порывался непременно величать меня «мэм» и несколько раз принимался расписывать, как горд тем, что уже семь лет, по его выражению, «щеголяет в синем». Должно быть, таким образом он хотел сообщить мне, что на самом деле куда старше и опытнее, чем кажется с виду.

Еще через некоторое время к нему присоединился сержант, который представился просто Льюисом. Если у него и было какое-то имя, он о том умолчал. В жизни не видела человека, настолько лишенного воображения и чувства юмора, да еще настолько въедливого и дотошного. Начал он с того, что попросил Мойру нас покинуть — на что она согласилась крайне неохотно и заявила, что вернется ровно через сорок пять минут. И тон ее, и взгляд недвусмысленно намекали: сержанту к тому моменту лучше бы уйти. С Мойрой шутки плохи — я это уже давно поняла, а вот сержанту Льюису лишь грозило узнать на собственном опыте.

Разговаривал сержант Льюис не нормальными человеческими предложениями, а короткими рублеными фразами, как будто на всю жизнь ему было отпущено ограниченное число слов и он боялся преждевременно истощить их запас. Кроме того, у него имелась пренеприятная привычка — то ли нарочитая, то ли таким был склад его ума, — задавать вопросы, никак друг с другом не связанные. Он буквально засыпал меня вопросами о том, где я была, начиная с 7.35 и далее, с кем я была и что делала после того, как вышла из бара, и вплоть до появления полиции. И ни один из ответов его, кажется, полностью не устраивал. Констебль Манчино усердно вел запись.

Я во всех деталях поведала о встрече в баре, кто там был, когда именно кто появился, а потом добавила:

— Уверена, мои друзья могут вам все это подтвердить.

— Уже дали показания, — уклончиво ответил он.

— Ну, значит, все в порядке, — пожала я плечами.

И какая тогда во всем этом необходимость? Какие-то две-три минуты допроса — и я уже начала понимать: мы с Льюисом никогда не найдем общего языка. Ну что такое: один из лучших моих друзей ранен, какой-то незнакомец нашел в моей лавке жестокую смерть, сама лавка выгорела, — а этот тип жаждет знать с точностью до капли, сколько вермута я добавила в мартини и где припарковала машину.

— На юго-западном углу Йорквилл и Авеню-род. Что затем?

— Затем я поняла, что забыла ключи, оставила их в лавке. Поэтому я вернулась туда, надеясь застать Алекса еще там. Я ведь вам уже говорила, — не удержалась я. Сержант уже третий раз спрашивал одно и то же. Ну что там уточнять, когда и так все ясно?

— Ваши ключи? — напрочь игнорируя мое недовольство, осведомился Льюис, вытаскивая из портфеля черно-белую фотографию кольца для ключей.

Я кивнула.

— Уверены?

— Не представляю, чтобы у кого-то еще было такое же кольцо. Это подарок от одного друга из Мексики. Серебряное и с необычным узором: Чак Мул из Чичен-Итцы.

Я глянула на озадаченного констебля Манчино. За все семь лет, что он «щеголял в синем», ему ни разу не приходилось сталкиваться с городом майя и тольтеков, Чичен-Итцей, и свирепым божеством, что охраняет один из тамошних храмов. Я продиктовала ему по буквам. Он густо покраснел.

— Все ключи на месте?

— Кажется, да: от дома, от квартиры Алекса, Мойрины, от машины, от магазина — у нас один и тот же ключ для передней и задней дверей, — от склада. Да, все здесь.

— Компаньонка уехала? — спросил он, в очередной раз поражая меня переходами с темы на тему, следовать за которыми мне было так трудно.

— Да. Она уехала в поход по Алгонквинскому парку со своим другом и двумя его сыновьями. Вернется завтра или послезавтра.

Ну вот, и опять ответ оказался недостаточно точным. Сержант нахмурился.

— Последнее время дела шли хорошо?

— Да. Прекрасно.

— Никому денег не должны?

— Нет. Собственно говоря, за последние несколько месяцев мы даже получили определенную прибыль.

Я могла бы предсказать следующий вопрос — и он не заставил себя ждать.

— Застрахованы?

— Да, разумеется.

Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, к чему он клонит сейчас: мошенничество со страховкой. Может, поэтому Род Макгарриджль и вел себя столь сдержанно. Но все оказалось еще хуже.

— Что дальше?

— Дальше чего?

Я снова не сумела уследить за прихотливыми прыжками его мысли.

Сержант поглядел на меня, как на умственно-отсталую.

— После того, как вы обнаружили, что забыли ключи.

Видно было, до чего же ему досадно тратить столько слов на то, чтобы направить мои мысли в нужном направлении.

Я рассказала, как вернулась к магазину, заглянула в переднюю дверь, поняла, что происходит что-то неладное, и побежала к задней двери, чтобы попытаться войти.

— Дверь была заперта?

— Да. Я разбила окно креслом. Теперь вот вспоминаю, кресло лежало у двери, перевернутое.

— Ветер?

— Не думаю. Оно железное и очень тяжелое.

— А дальше?

— Просунула руку в выбитое окно, отодвинула засов, открыла дверь и побежала к Алексу.

— Где точно он находился? — не унимался Льюис. Судя по всему, до сих пор ответы мои казались ему недостаточно точными.

— Бродил туда-сюда, в полубеспамятстве.

— Точное положение?

— Рядом с коричневой софой.

— Рядом?

— Перед ней. Примерно в двух футах.

— А как выглядел? Подробно.

— В полубеспамятстве, как я уже сказала. У него была разбита голова над левым ухом и сам он вроде как пошатывался.

Льюис поморщился. Он терпеть не мог выражения «примерно», «вроде как», «кажется» и тому подобные. Но я так устала, у меня так все болело, что мне было не до его чувств.

— Что-нибудь говорили?

— По-моему, я спросила его, что случилось, а потом позвала уйти оттуда вместе со мной, — ответила я, неверно истолковав его слова.

— Он что-нибудь говорил? — нетерпеливо переспросил сержант, досадуя, что я не могу ответить на простейший вопрос.

— Нес какую-то бессмыслицу. Единственное, что сказал связное, что, мол, еще не может уйти, так как у него осталось еще какое-то недоконченное дело… надо разобраться… свести какие-то счеты.

Оба полицейских несколько мгновений сидели молча: Манчино, занеся ручку над блокнотом, сержант Льюис — с довольным видом той самой кошки из поговорки, которая проглотила канарейку. Я растерянно переводила взгляд с одного на другого. Поскольку я хорошо знала Алекса, мне и в голову не приходило, что его слова можно истолковать двояко. Зато Льюис очень даже истолковал — и совсем иначе, чем я.

— Не думаете же вы, что это Алекс во всем виноват! — ахнула я. — Он бы в жизни ничего такого не сделал!

— Точные слова? — наконец произнес Льюис.

— Он просто волновался, что еще не закончил всю работу! — воскликнула я. — Вот и все.

— Точные слова? — повторил сержант.

— Он сказал: «Не закончил. Должен сделать еще кое-что. Надо еще свести счеты кое с кем», — неохотно ответила я. — Это такое старомодное выражение «свести счеты», — добавила я, приходя в ужас оттого, какой оборот принял этот разговор, и волнуясь, как бы Алексу не вышло какого вреда. — Алекс много ездил по миру и употребляет множество всяких диковинных выражений. Он хотел сказать просто-напросто, что надо оформить чек. В отсутствие Сары Алекс ведет финансовые дела.

— Давно знаете мистера Стюарта? — спросил Льюис, на сей раз очень тихо.

— Достаточно давно, — резко ответила я. — Около четырех лет — вполне достаточно, чтобы понять, что он и мухи не обидит.

Льюис промолчал. Манчино лихорадочно писал.

— А вы сумели точно выяснить, что делал в моем магазине тот второй человек? — воинственно спросила я, отчаянно пытаясь вернуть расследование к более перспективному пути. — Он проник в магазин, не зная, что Алекс еще там? Мы не держим там наличности, только маленькую разменную сумму в сейфе. В наши дни большинство покупателей расплачивается кредитными картами, так что в магазине почти не бывает крупных сумм, — но вор ведь мог этого и не знать.

Но как вор залез в лавку? Вот какой вопрос одолевал меня, пока я засыпала вопросами сержанта Льюиса. Еще пока магазин был открыт? Спрятался где-нибудь в уголке, а потом внезапно напал на Алекса? Ведь после закрытия магазина и передняя, и задняя дверь запирались. Строго говоря, задняя дверь вообще весь день стояла на запоре — изнутри замок открывался прямо при нажатии, но автоматически захлопывался за тобой. Когда я входила, дверь была заперта — уж это-то я знала совершенно точно.

А пожар? Как он возник? Мы не хранили в кладовой ничего легковоспламеняющегося. Да и вообще мало чего хранили: основные запасы мебели находились на складе в нескольких кварталах отсюда, пока мы не выставляли их в зале. А здесь, в кладовой, лежали кое-какие старые запасы, стояла вешалка для нашей одежды, да ждали своей очереди всякие декоративные мелочи, которые мы относили в зал по мере того, как распродавались экспонаты. Как же произошло возгорание? Неужели поджог? Может быть, вор пытался замести следы? Или даже хотел расправиться с Алексом окончательно, чтобы тот никогда уже не смог его опознать? Ужасная мысль!

Я рывком вернулась к настоящему. Сержант Льюис так и ел меня взглядом.

— Итак? — спросила я. — Это ограбление?

— Одна из версий.

Я сообщила ему, что охранная сигнализация за прошлую неделю срабатывала трижды.

— Я думала, это ложные тревоги, но теперь уже не так уверена, — добавила я, не сдаваясь, хотя сержант явно не желал мне ничего рассказывать. — Думаете, кто-то пытался проникнуть в магазин? Кладовую подожгли нарочно?

Льюис пропустил все вопросы мимо ушей. Внезапно он подался вперед.

— Знаете этого человека?

Сержант вытащил из портфеля черно-белую фотографию и протянул мне. Если он хотел потрясти меня, то ему это удалось. На снимке был изображен мертвец из лавки, снятый таким образом, чтобы было видно лицо: подпаленные волосы, обожженная щека, уродливая черная полоса на шее. Льюис ждал, буравя меня взглядом.

— Нет! — наконец выдавила я. В техническом смысле слова это было чистой правдой. Но не хотела бы я, чтобы меня в этот момент проверили на детекторе лжи.

— Точно?

Я кивнула. Я и впрямь не знала, кто это такой. Но видела его прежде. Вся беда в том, что стоило мне открыть рот, как я каждый раз все больше запутывала Алекса. Сержант Льюис ни за что не начал бы его подозревать, не сболтни я лишнего. Поэтому я твердо решила впредь быть осторожнее и не говорить больше, чем спрашивают.

— Вы знаете, кто он такой? — перехватила я инициативу в свои руки, перенимая манеру сержанта говорить.

Настал его черед кивать.

— Тогда зачем меня спрашиваете? — продолжила я.

— Для начала, он был найден именно в вашей кладовой. Слегка поджарился, но вполне узнаваем. Когда-нибудь были в Перу? — спросил он без секундной паузы.

И почему этот вопрос меня ничуть не удивил?

— Нет.

— Вели дела с кем-нибудь из Перу?

— Опять-таки нет.

— Есть какие-либо причины вести дела с кем-нибудь из Перу, личного или делового характера?

— Да нет вроде.

— Зато у вашего друга Стюарта, должно быть, имелись причины.

Я промолчала.

— Он там бывал?

— Мог быть. Не знаю. Он двадцать лет прослужил в торговом флоте, плавал по всему миру.

— Торговый флот, да? Контрабанда на каждом шагу? Плавал в Перу. И не так давно, — отозвался он. — При этом казначеем. Постоянно имел дело с таможенниками.

— И что мне полагалось из всего этого уяснить?

Обрывочные изречения Льюиса начинали действовать мне на нервы.

— И что, по-вашему, произошло вчера вечером? — осведомилась я, забывая благое решение помалкивать. — Алекс связал этого типа, убил его, поджег магазин, а потом ударился головой, да так сильно, что получил сотрясение мозга?

— Согласен, странно. Но правдоподобней прочих версий, вам не кажется? Ведь больше ничьих следов не обнаружено.

Сержант Льюис поднял голову и снова пронзил меня суровым взглядом. На счастье, дверь скрипнула и на пороге появилась Мойра.

— Так вы никогда его не видели? — настаивал Льюис, снова показывая мне фотографию Ящера.

От такого прямого вопроса уклониться было уже невозможно. И что отвечать? Скажу «да» — выйдет, как будто я чего-то скрываю, ведь я уже говорила, что не знаю его.

— Нет, — солгала я.

Льюис несколько секунд глядел на меня, а потом повернулся к Манчино.

— Тогда все. Мы уходим. Были бы рады, если бы вы пошли с нами завтра в магазин, проверить, не пропало ли что. Будем проверять разные версии.

— Уж сделайте одолжение, — произнесла я самым властным тоном, на который была способна. Мне еще хватило сил сдерживаться, пока они не вышли из комнаты, но едва дверь затворилась, из глаз у меня хлынули слезы. Мойра, разумеется, пришла в ужас. Решила, они ко мне придирались. Что ж, очень возможно, так оно и было, — я уже не могла ни о чем судить.

Ящер. Тот самый иностранец, которого я в шутку окрестила Ящером. Тот самый, что состязался с моим бывшим мужем за обладание нефритовым флакончиком на аукционе. Мертв, сгорел у меня в магазине. Что это? Очередная каверза Клайва, зашедшая чересчур далеко? Неужели он послал бы кого-нибудь выкрасть флакончик? Он ведь готов был заплатить за него. Причем высшую цену — просто я сама отказалась. Ящер тоже безумно хотел заполучить коробку. Но если он вломился в лавку, то как был убит? И кто его убил? Уж точно не Алекс. Даже закрывая глаза на то, что Алекс ни за что не стал бы никого убивать, мой друг и сам получил тяжелую рану. Так кто же еще там был?

А я! Что я наделала! Вместо того, чтобы помочь полиции, солгала, что не знаю Ящера. И что дальше?

Я позвонила своему адвокату. Оказалось, она в отпуске. Уехала на неделю на Мауи.[2] Тогда я набрала номер Роба Лучки.

— Ответь, ну ответь же, — заклинала я, слушая длинные гудки. Вообще-то они с Барбарой собирались в Монреаль навестить ее сестру, но я молилась, чтобы они уже вернулись.

— Алло, — наконец произнес в трубке знакомый голос.

— Ты дома! — я чуть не заплакала от облегчения.

— Только вошел. Что стряслось?

— Мне нужна твоя помощь. Случилось ужасное. — И я начала взахлеб рассказывать про Алекса, мертвеца и пожар.

— Сейчас еду, — перебил он.

Слов нет, как я обрадовалась. Хотя иной раз кажется, будто мы с Робом живем на разных планетах, я считаю его своим другом и, несмотря на регулярные ссоры (как правило, из-за его черно-белых взглядов на жизнь), надеюсь, что и он думает то же обо мне. Мысль, что он скоро приедет, придавала уверенность.

Не прошло и получаса, как мы уже сидели на плоской крыше моего дома, попивая ледяной чай с лимоном. Стоял дивный летний вечер, и мне больше всего на свете хотелось просто-напросто отдыхать и не думать о произошедшем. Однако, обсудив погоду, Монреаль и еще пару нейтральных тем, Роб деликатно перевел разговор на события в лавке. Он излучал сплошное сочувствие — пока дело не дошло до фотографии Ящера.

— Я сказала Льюису, что не знаю человека со снимка, но хотя и в самом деле не знаю, кто он такой, я видела его на аукционе у «Молсворта и Кокса», — я замялась, слыша, как Роб резко втянул в себя воздух, но, набравшись смелости, зачастила. — Думала, они обвиняют Алекса в чем-то ужасном, а меня — в поджоге и мошенничестве со страховкой. А у меня так болели голова и рука…

Даже мне было понятно, что все эти оправдания звучат жалким лепетом.

— Лара, мы говорим об убийстве! Как по-твоему, хорошо ли вы с Алексом будете выглядеть, если… то есть, скажем, когда, когда полиция выяснит, что ты видела жертву, но солгала?

— Я думала, может, мне сказать, что у меня был шок от потрясения, а потом память вдруг вернулась. Ну то есть…

Роб смерил меня таким взглядом, будто я у него на глазах выползла из-под мерзкого скользкого камня. Он буквально и искрился от ярости. Так стиснул зубы, что я побоялась — они раскрошатся в порошок.

— То есть ты намерена громоздить ложь на ложь? По-твоему, это хорошо?

— Ох, Роб, только, пожалуйста, без морали! — парировала я. — Ну ладно, я допустила ошибку. Почти все люди время от времени ошибаются. Конечно, может, ты не из их числа, и эта миссис Совершенство, с которой ты живешь, тоже. Но большинство из нас, обычных людей, порой ошибаются. И мне не нужны сейчас лекции о том, что цель никогда не оправдывает средства, о гражданском долге, ответственности и обо всем в том же роде. Я прошу у тебя совета, что мне делать сейчас, как помочь Алексу и выпутаться из всей этой неразберихи.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он заговорил снова.

— Мне придется им рассказать все, что ты мне сообщила.

На меня накатила внезапная волна сочувствия к его дочери Дженнифер, которая, как я знала, неоднократно становилась жертвой понятий Роба о морали и очень из-за этого страдала.

— Даже если Алексу от этого станет только хуже? Роб, — взмолилась я, — а я-то думала, ты мой друг. Я просила тебя о помощи!

Он поднялся.

— В первую очередь я полицейский. Если ты не хотела, чтобы я докладывал об этом, не надо было ничего мне рассказывать.

Он зашагал прочь.

— Послушай, может, тебе немного пересмотреть приоритеты? — прокричала я в его напряженную спину. Он не остановился. — Может, жизнь не так проста, как ты думаешь?

Он молчал.

— Спроси Дженнифер, что она считает по этому поводу, — крикнула я ему вслед, когда он уже совсем уходил. Это был удар ниже пояса. Я услышала, как щелкнула, закрываясь, дверь.