"Тайное становится явным" - читать интересную книгу автора (Волков Федор Дмитриевич)

Глава II Легенда о «Дюнкеркском чуде»

На рассвете 9 апреля 1940 г. фашистская Германия качала агрессию против Дании и Норвегии. Это было начало наступления па Западном фронте. В тот же день германские войска заняли Копенгаген и датское правительство капитулировало.

Норвежская армия, насчитывавшая около 14.5 тыс. человек, поддержанная народом, оказала мужественное сопротивление захватчикам. Союзники Норвегии — Англия и Франция не оказали ей действенной помощи. Военные действия англо-французских союзников вскоре были прекращены, и их войска, высаженные в Нарвике и Тронхейме, эвакуированы. Норвегия подверглась гитлеровской оккупации.

Восьмимесячный период «странной», или «сидячей», войны с ее окопной тишиной, самолетами, мирно парящими над Сааром, футбольными матчами у линии фронта, неспешно идущими поездами с боеприпасами и вооружением по обе стороны Рейна закончился. Гитлер и его генералы перешли от «сидячей войны» (Sitzkrieg) к «молниеносной» (Blitzkrieg). Разгромив Данию и Норвегию, немецкие генералы двинули свои войска на Запад; под ударом на сей раз оказались Бельгия, Голландия и Люксембург. В Берлине стремились избежать фронтальной атаки «стальной крепости» — линии Мажино, протянувшейся на 400 километров.

Утром 10 мая 1940 г. германское военное командование начало осуществление плана «Гельб» — плана разгрома Франции. В воинских частях был зачитан приказ Гитлера, напыщенно заявившего: «Начинающееся сегодня сражение решает судьбу немецкой нации на ближайшую тысячу лет»[84].

Начался период быстротечных боев в Бельгии, Голландии и Франции, завершившихся разгромом англо-французских войск под Дюнкерком, на побережье Па-де-Кале; фашистской Германии потребовалось всего 44 дня, чтобы добиться капитуляции Франции.

Развертывая «молниеносную войну» на Западе, германское военное командование, как и в случае с Глейвицем, прибегло к циничной провокации. В ночь на 10 мая 1940 г. немецкими самолетами был совершен террористический налет на один из университетских городов Германии — Фрейбург. Фугасные бомбы, сброшенные немецкими бомбардировщиками, разрушили женский пансионат и больницу. Сотни людей были убиты и искалечены. Этот провокационный налет германское военное командование приписало авиации Бельгии и Голландии. Он послужил предлогом для нападения вермахта на нейтральные страны. Злодейский приказ Геринга о бомбардировке Фрейбурга выполнила 51-я эскадрилья люфтваффе под командованием Иозефа Камхубера.

Знало ли французское и английское командование о подготовке широкого немецкого наступления на Западе? Несомненно, знало. Информация об этом поступала по различным политическим и военным каналам. О готовящемся наступлении говорил 10 марта 1940 г. гитлеровский министр Риббентроп в беседе с Муссолини и его министром иностранных дел Чиано. Связанный с английской и французской разведками, Чиано через три дня сообщил все, что ему было известно, французскому послу в Риме Франсуа-Понсэ[85], а через несколько дней эмиссару Рузвельта в Европе Сэмнеру Уэллесу[86].

О готовящемся наступлении вермахта поставил союзников в известность и руководитель абвера (немецкой военной разведки) адмирал Канарис, находившийся в оппозиции Гитлеру. Об этом же сообщил союзникам гитлеровский генерал Бек. Направленный в Рим агент абвера Иозеф Мюллер сообщил о предстоящем нападении Германии на Бельгию и Голландию одному бельгийскому дипломату[87]. Начальник штаба Канариса генерал Остер 9 мая передал уточненные сведения о наступлении голландскому военному атташе в Берлине[88].

Однако министр иностранных дел Бельгии Поль Анри Спаак, как и его голландские коллеги, не хотел поверить в подлинность этой информации.

…Английская разведка получила еще накануне войны через разведку третьей страны гитлеровскую шифровальную машину «Энигма» («Загадка») и могла дешифровывать радиограммы ставки Гитлера, верховного командования сухопутных сил вермахта, ВВС, ВМС, абвера. Сообщения, передаваемые по радио, перехватывались и расшифровывались союзниками и докладывались Черчиллю, а позднее и Рузвельту, командующим войсками на театрах военных действий[89]. Английская разведка знала о подготовке немецкого наступления на Западе в начале мая 1940 г.

Французская и британская разведки в последние дни перед наступлением гитлеровской армии на Западе получили многочисленные сообщения своих агентов о передвижениях германских войск к границам, сосредоточении танков в Арденнах, однако политические и военные деятели Англии и Франции рассматривали эти маневры как «тактические перегруппировки», войну нервов. Они продолжали тешить себя надеждой на мирный исход конфликта на Западе, все еще мечтали о том, чтобы повернуть фронт фашистской агрессии на Восток, против СССР. Многие политические деятели Англии и Франции из лагеря мюнхенцев были настолько ослеплены этим, что поверили в реальность войны на Западе, лишь когда сотни бомбардировщиков люфтваффе начали бомбить Гаагу и Роттердам, Брюссель и Льеж.

На рассвете 10 мая немецко-фашистская авиация после ожесточенной бомбардировки Гааги и Роттердама сбросила в этих районах около 4 тыс. парашютистов. На захваченные десантниками аэродромы были переброшены транспортными самолетами и планерами 22 тыс. немецких солдат и офицеров. Парашютистам и наземным войскам 18-й армии вермахта оказывала помощь фашистская «пятая колонна» в Голландии. С помощью тайных агентов немецкие диверсанты, переодетые в форму голландских солдат, захватили мосты на реке Маас, в районе Нейменгена и два моста южнее Мурдейка и вывели из строя систему затопления местности перед голландской линией обороны. 11 мая после массированных бомбовых ударов немцев в голландской авиации осталось всего 12 самолетов. Несмотря на то что голландская армия продолжала оказывать упорное сопротивление захватчикам, верховное командование страны 14 мая отдало приказ о капитуляции. Однако и капитуляция не предотвратила варварский налет люфтваффе на Роттердам, во время которого погибло около 30 тыс. жителей.

За Голландией наступила очередь Бельгии, которая также не смогла оказать серьезного сопротивления фашистской агрессии. Как и в Голландии, немецкое командование сбрасывало парашютистов, сеявших панику и захвативших мосты через Маас и переправы через канал Альберта. Таким же образом был взят, казалось, неприступный форт Эбен-Эмаль[90].

В Бельгии, как и в других западных странах, активно действовала гитлеровская агентура, возглавляемая лидером бельгийских фашистов Дегреллем. Король Леопольд III с момента своего вступления на престол после загадочной гибели короля Альберта, являвшегося сторонником союза с Францией, проводил прогитлеровскую политику. Он был инициатором расторжения франко-бельгийского союза. Еще до того, как грянули бои, участь Бельгии была предрешена.

Одновременно с переходом немецко-фашистскими войсками государственных границ Бельгии, Голландии и Люксембурга гитлеровские ВВС нанесли мощный, продолжавшийся три часа, удар по французским и английским штабам, узлам связи, железным дорогам и аэродромам. Французской авиации был нанесен столь сильный удар, что в ходе дальнейших боев она уже не играла почти никакой роли.

Тем не менее с начала активных военных действий на Западе англо-французское командование генерала Гамелена ввело в действие свой план войны. Немцы создали у англо-французов впечатление, что наступление на Францию будет развиваться по несколько измененному «плану Шлиффена» через Бельгию и Голландию, то есть на севере, а не через Арденны. Возможно, поэтому генерал Гамелен отдал приказ первой группе союзных армий согласно плану «Д» вступить в Бельгию, чтобы продвинуться вперед и занять рубеж реки Диль. В соответствии со штабными графиками начался поспешный марш англо-французских войск. Мины на франко-бельгийской границе были сняты, шлагбаумы открыты. Французская армия и английские экспедиционные силы оставили свои хорошо укрепленные позиции вдоль франко-бельгийской границы и двинулись на рубеж Антверпен — Лувен — Намюр, где они думали встретить противника. Англо-французское командование попалось в ловушку, расставленную гитлеровцами.

Исходя из неверной предпосылки, что гитлеровцы наносят основной удар на севере группой армий «Б», англо-французское командование оставило на участке фронта в Арденнах незначительные силы — считалось, что местность здесь не позволит пройти крупным мотомеханизированным частям. Однако гитлеровское командование нанесло основной удар именно в Арденнах силами группы армий «А», находившихся под командованием Рундштедта.

В то самое время, когда бельгийская армия вела тяжелые бои с немцами, а английские и французские войска медленно пробивались им на помощь через многотысячные толпы беженцев, запрудивших дороги Бельгии и Франции, южнее двигалась на Запад мощная бронированная ударная группировка вермахта, на которую пока еще не обратили внимание ни в замке Венсенн, где располагалась главная квартира французского главнокомандующего, ни в Париже. Сотни танков, бронемашин, грузовиков и мотоциклов немцев широким потоком ворвались на территорию маленького Люксембурга и хлынули по горным дорогам в Арденны.

Группа армий «А» прошла более 100 километров по территории Люксембурга и Юго-Восточной Бельгии, практически не встретив сопротивления. В Арденнах союзное командование смогло запереть в горах танковую группу Клейста, обнаруженную еще 8 мая английскими «спитфайерами», бросив против нее 300–400 бомбардировщиков. Командование английской авиации имело конкретные планы бомбардировки танков Клейста в Арденнах. Однако пока согласовывали решение с английским кабинетом, прошли три драгоценных дня. Решение о бомбардировке так и не было принято[91].

Ни один французский или английский самолет не появился над потоком германских танков, лишенных возможности маневра на горных дорогах. Героические атаки французской кавалерии на танки Клейста, происшедшие в долине между Арлоном и Флоринвилем, были сокрушены пушечным и пулеметным огнем.

13 мая германские танковые и мотомеханизированные войска, разгромив противостоящие им французские дивизии, начали форсирование реки Маас на фронте от Живэ до Седана. Прорвав фронт, танковая группа генерала Клейста устремилась в прорыв в направлении к побережью Ла-Манша. Союзное командование бездействовало. Военные проинформировали правительство о катастрофическом положении армии.

Во французских правительственных кругах началась паника. Рано утром 15 мая телефонный звонок потревожил английского премьера Черчилля. Звонил французский премьер Рейно. Торопливо он говорил Черчиллю:

«Мы разбиты, мы потерпели поражение. Дорога на Париж открыта»[92]. Для подобного панического вывода не было еще оснований, тем не менее положение становилось исключительно серьезным. Отход англо-французских войск из Бельгии принял беспорядочный характер. Танковые колонны Клейста продолжали отрезать тылы основной группировки союзных сил в Бельгии, продолжая движение к Ла-Маншу.

16 мая Черчилль, сопровождаемый генералами Диллом и Исмэем, срочно вылетел в Париж. Его самолет «фламинго», один из трех правительственных самолетов, приземлился на аэродроме Ле Бурже. В 5 часов 30 минут состоялось совещание. Во время совещания, проходившего на Кэ д'Орсэ, с премьер-министром Рейно, министром национальной обороны и военным министром Даладье и главнокомандующим генералом Гамеленом выяснилось, что французское правительство, по существу, считает войну проигранной.

На вопрос Черчилля: «Где стратегический резерв?» — Гамелен, покачав головой и пожав плечами, ответил: «Его нет»[93].

Во время заседания французских и английских политических и военных руководителей в саду министерства иностранных дел на Кэ д'Орсэ, где обычно проходили летние приемы, горел гигантский костер. Черные клубы дыма поднимались в летнее небо. Пепел и обрывки бумаг летели на набережную д'Орсэ и улицы. Черчилль мрачно наблюдал из окна посольства, как чиновники подвозили на тачках к костру или выбрасывали из окон документы секретных архивов и бросали их в огонь. Служащие министерства под руководством генерального секретаря Леже выполняли чей-то таинственный приказ. Ни в тот момент, ни впоследствии не удалось установить, кто отдал этот приказ.

В Париже распространился панический слух, что Кэ д'Орсэ горит, а здание уже занято немецкими парашютистами. В самом министерстве, озаряемом отблеском костров, покрытом дымом и копотью, служащим спешно раздавали револьверы для борьбы с агентами гитлеровской «пятой колонны».

Да, представители «пятой колонны» активно действовали во Франции, подготовляя ее поражение. Но к ним вполне можно было причислить и таких деятелей, как Пьер Лаваль, Жорж Боннэ, сенатор Тьерри-Муланье, ратовавший за победу Гитлера, и многих других фашистских агентов, проникших во французские министерства, армию, прессу.

Рейно фактически подчинился сторонникам капитуляции Франции. На пост вице-председателя Совета министров Франции был назначен восьмидесятипятилетний маршал Петэн — человек с шаркающей старческой походкой и слезящимися глазами — одна из наиболее зловещих фигур Франции, единомышленник Лаваля, тесно связанного с нацистской Германией. Престарелый маршал еще до немецкого наступления на Францию, о котором он, по-видимому, знал от немецкой разведки, признавался министру де Монзи: «Я им понадоблюсь во второй половине мая»[94]. Петэн был духовным отцом французских капитулянтов, стремившимся любой ценой к достижению мира с фашистской Германией.

Из штаба по планированию нападения на СССР, обосновавшегося в Сирии, был срочно вызван и назначен вместо Гамелена на пост верховного главнокомандующего семидесятитрехлетний генерал Вейган, в свое время помогавший панской Польше воевать с молодой Советской республикой, а позже ставший кагуляром[95]. Вылетая из Бейрута в Париж, он заявил своим приближенным, что война проиграна и поэтому необходимо «согласиться на разумные условия перемирия»[96].

Пока происходили эти перемещения, гитлеровские войска, не встречая серьезного сопротивления, в ночь на 20 мая прорвались к устью Соммы, заняли Амьен и Абвиль и вышли к побережью Ла-Манша. За пять дней после прорыва под Седаном немецкие танки прошли всю Францию с востока на запад. Армии союзников были расколоты. Во Фландрии и Артуа оказались отрезанными от главных сил, находившихся южнее реки Соммы, значительные группировки войск — части 1, 7 и 9-й французских армий, английской экспедиционной армии под командованием генерала Горта и бельгийской армии — всего до 40 понесших тяжелые потери дивизий.

К 21 мая разрыв между первой и второй группами союзных армий увеличился с 50 до 90 километров. 22 мая танковая дивизия немцев прорвалась к Булони и окраинам Кале. На следующий день немцы заняли Кале, захватив в плен до 4 тыс. англичан.

В день занятия Кале немецкие танки оказались на расстоянии 16 километров от Дюнкерка, единственного крупного порта на побережье Ла-Манша, остававшегося еще в руках англо-французских войск. Танки Клейста были значительно ближе от Дюнкерка, чем основные силы британской экспедиционной армии, дислоцированные от него в 60 километрах (около Лилля).

Здесь-то в конце мая — начале июня произошли «таинственные» события, вошедшие в историю под названием «Дюнкеркского чуда». Этим «чудом» явилась приостановка гитлеровского наступления на Дюнкерк. Этим «чудом» была и проведенная при трагических обстоятельствах эвакуация английской экспедиционной армии на Британские острова.

Эвакуация армии генерала Горта с континента, когда союзник Англии был оставлен один на один перед лицом немецкой армии, в значительной степени предопределила разгром и капитуляцию Франции. Тем не менее английские военные изображают Дюнкерк и прелюдию к нему как важный эпизод в военной стратегии английской армии[97].

Слов нет, в эвакуации под Дюнкерком английские солдаты, офицеры, летчики и танкисты, пехотинцы и артиллеристы проявили образцы стойкости и выдержки, храбрости и мужества. Эвакуация морским путем такой массы войск под ударами вражеской авиации, артиллерии и танков, значительно превосходивших объединенные англо-французские силы, действительно не имела прецедента во всей истории военного искусства.

Но уже во время Второй мировой войны, по горячим следам событий, и особенно после войны разгорелись горячие споры: произошло ли под Дюнкерком «чудо», или в действительности здесь не было ничего «таинственного» и «чудесного», а был лишь политический и военно-стратегический просчет командования союзных англо-французских армий и просчет верховного командования вермахта. На наш взгляд, произошло именно второе. «Дюнкеркское чудо», по-видимому, необходимо объяснять своеобразным сочетанием ряда политических и других факторов, сложившихся в момент ожесточенной схватки англо-французских и немецкой армий в условиях весьма сложной международной обстановки.

Что же это за факторы, повлиявшие на драматические события, разыгравшиеся на песчаных дюнах Дюнкерка? Возможно ли было для Англии и Франции предотвратить Дюнкерк? Кто виновен в сокрушительном поражении англо-французских войск, ибо, как бы ни старались охарактеризовать эти события западные военные, политики, историки и журналисты, Дюнкерк все-таки был поражением.

Дюнкерк, как и последовавшая капитуляция Франции, был подготовлен могильщиками Англии и Франции — теми политическими и военными деятелями, что проводили политику Мюнхена, политику сотрудничества с гитлеровским агрессором, стремились направить германскую агрессию на Восток, против СССР. Именно они предпочитали капитуляцию перед немецкими фашистами сопротивлению им. Они больше опасались политической активности народных масс своих стран, нежели победы немецких фашистов. Но кто были непосредственными виновниками Дюнкерка? Попробуем разобраться в этом вопросе.

Даже после того, как части вермахта прорвались к побережью Ла-Манша, положение англо-французских армий было тяжелым, но не катастрофическим.

Английский экспедиционный корпус во Франции насчитывал 400 тыс. человек. Непосредственно в районе Дюнкерка армия Горта имела 10 дивизий. На вооружении англичан было свыше 700 танков, 2400 полевых, зенитных и противотанковых орудий, тысячи противотанковых ружей, пулеметов, автоматов[98].

Бельгийская армия, действовавшая против вклинения немцев, насчитывала около полумиллиона. Примерно столько же французских сил действовало севернее и южнее узкой полосы территории, захваченной немцами.

Союзники также имели возможность перебрасывать войска из центральных районов Франции, прикрытых линией Мажино, подвозить войска морем, где господствовал англо-французский флот. Несомненно, эти силы хорошо вооруженных английских, французских и бельгийских войск при четкой координации ударов с южной группой англо-французских армий могли успешно противостоять прорыву немцев.

Генерал Вейган, вступивший на пост главнокомандующего, скрывая свое мнение о необходимости капитуляции и учитывая позицию широкой общественности, предпринял определенные шаги по спасению северной группировки войск, отрезанной немцами.

На совещании представителей союзных армий, состоявшемся 21 мая в Ипре (генерал Горт на совещание не прибыл), был одобрен «план Вейгана», предусматривавший нанесение двустороннего контрудара с севера и юга по вклинившимся в их расположение немецким дивизиям, разгром их и соединение отрезанных одна от другой группировок союзных войск.

«Немецкие дивизии, — заявлял Вейган, — должны погибнуть в ловушке, в которую они попались»[99]. Согласно плану с севера английская и французская армии наносили удар силой 30–40 дивизий на Бапом и Камбре. Они должны были с боем пробить себе дорогу на юг и, разбив вторгшиеся немецкие танковые части, соединиться с пробивающейся к ним на помощь через Амьен французской армейской группой генерала Фрера, составленной из 18-й — 20-й французских дивизий, частей, переброшенных из Эльзаса, с линии Мажино, из Африки, и из других мест.

Удары союзных войск по флангам немецкой танковой группы прорыва поставили бы ее между молотом и наковальней. Однако предпринятое 21–22 мая наступление на Аррас силами двух английских и двух французских дивизий явилось верхом несогласованности и неподготовленности операции. Горт, не ожидая наступления французов, приказал генералу Франклину, координировавшему действия 5-й и 50-й английских пехотных дивизий, начать атаку на Аррас 21 мая. Две французские дивизии поддержали наступление англичан лишь позднее.

Но даже и это плохо организованное, локальное наступление незначительной части англо-французских сил повергло в смятение немецких генералов, назвавших его «кризисом под Аррасом»[100]. Английские солдаты в наступлении на Аррас показали себя самоотверженными и храбрыми бойцами. Они потеснили немецкие войска на 20 километров, взяли 400 пленных. Есть все основания полагать, что, если бы вместо ограниченного наступления силами четырех английских и французских дивизий было проведено совместное наступление всей северной и большей части южной группировок союзных армий, его военно-стратегические результаты были бы неизмеримо большими и прорыв немецких дивизий к Ла-Маншу был бы ликвидирован.

Однако вместо развития успеха наступления под Аррасом Горт поспешил дать приказ, вопреки согласованному с французами общему стратегическому плану, об отступлении английских сил к району предполагаемой эвакуации — к Дюнкерку.

Как вспоминает Черчилль, в двадцатых числах мая перед английским кабинетом стояла дилемма: английской армии любой ценой, совместно с французами, пробиваться на Сомму или же отойти к Дюнкерку и осуществить морскую эвакуацию под бомбами вражеской авиации при неизбежной потере всей артиллерии и другого тяжелого вооружения. Военный кабинет Англии по инициативе генерала Горта принял решение об эвакуации английских экспедиционных сил; тем самым Лондон оставлял своего союзника — Францию в наиболее критический момент сражения.

Предложения об эвакуации английских экспедиционных сил были высказаны Гортом еще около 18–19 мая, то есть в самый разгар боев с немцами, рвавшимися к побережью Ла-Манша. «План Горта» совпадал с планом военного кабинета Англии, с точкой зрения премьера У. Черчилля. Правда, начальник имперского генерального штаба Айронсайд поначалу не согласился с предложениями генерала Горта об эвакуации английской экспедиционной армии. Он срочно вылетел во Францию, где, встретившись с Гортом, потребовал от него подготовить наступательную операцию на юг, в направлении Арраса, для объединения с французскими войсками. Как мы уже видели, Горт неохотно, да и то лишь силами двух дивизий, частично выполнил эту директиву, зная, что английский кабинет поддерживает его мнение об эвакуации.

Утром 20 мая на секретном совещании английского кабинета обсуждались планы эвакуации английских экспедиционных сил с континента. В протоколе совещания было записано: «Премьер-министр полагает, что в качестве меры предосторожности морскому министерству следует собрать большое количество мелких судов, которые должны быть готовы к выходу в порты и бухты на французское побережье»[101].

В глубокой тайне не только от немецкого командования, но и от своих союзников-французов в Англии приступили к срочной подготовке плана эвакуации. 20 мая в Дувре состоялось секретное совещание с участием всех, кого это касалось, включая представителей министерства торгового флота. Участники совещания обсудили вопрос «О срочной эвакуации через Ла-Манш очень крупных сил» из Кале, Булони и Дюнкерка. Тридцать судов типа паромов, десять военно-морских дрифтеров и шесть каботажных судов были выделены в состав первой очереди. Офицеры морской транспортной службы Англии от Гарвича до Уэймута получили приказ взять на учет все подходящие суда водоизмещением до тысячи тонн. Во всех английских гаванях была проведена полная проверка всех судов. Этот план эвакуации английских экспедиционных сил с континента в Англию получил кодовое название — операция «Динамо».

В то время, когда французская армия вела кровопролитные бои на Сомме и наносила контрудар в Северной Франции в направлении Камбре, генерал Горт отводил английские дивизии на линию Гравелин — Сент-Омер с целью прикрытия Дюнкеркского порта, из которого была намечена эвакуация английской экспедиционной армии. Ранним утром 22 мая Черчилль снова прилетел в Париж вместе с заместителем начальника имперского генерального штаба генералом Диллом.

В Венсеннском замке, в главной штаб-квартире французской армии, состоялось секретное совещание. Помимо Рейно, совмещавшего пост премьер-министра и пост военного министра, на нем присутствовали Вейган и Дилл.

Положение Франции было весьма тяжелым.

Всюду в стране: в армии, в государственных учреждениях, да и в самом правительстве Рейно — действовала фашистская «пятая колонна». Некоторые французские офицеры бросили свои части. Целые дивизии оказывались без оружия и боеприпасов. Дороги были забиты тысячами автомобилей, велосипедов, повозок, детских колясок, на которых беженцы везли свой скарб. Измученные голодом женщины и дети плакали, многие падали замертво.

Но Рейно по-прежнему надеялся на «чудо», которое спасет Францию. «Если завтра кто-нибудь скажет мне, — патетически восклицал он, — что для спасения Франции нужно чудо, — я отвечу: я верю в чудо, ибо я верю во Францию».

Но «чуда», подобного «чуду на Марне» 1914 г., когда русские армии спасли своим наступлением в Восточной Пруссии Париж, Францию, не произошло. Правда, на совещании в Венсенне Рейно выступил за подтверждение «плана Вейгана», принятого на совещании в Ипре, — плана прорыва и соединения отрезанных англо-французских армий. Но тут проявилось в полную силу лицемерие английского премьера. 23 мая, когда армия Горта уже отступала к Дюнкерку, Черчилль послал энергичный демарш Рейно, требуя от него «немедленного выполнения плана Вейгана», с тем чтобы «превратить поражение в победу». «Время стоит жизни!»[102] — патетически воскликнул Черчилль. Копию этого письма Рейно Черчилль направил генералу Горту. Последний прекрасно понимал хитрую дипломатическую игру Черчилля. Обратившись за разъяснениями в Лондон, Горт получил ответ, не оставлявший никаких сомнений: английский генеральный штаб и не думал ни о каком контрнаступлении.

24 мая Черчилль получил шифрованную телеграмму Рейно, в которой говорилось: «Вы телеграфировали мне… что вами даны генералу Горту указания продолжать выполнение плана Вейгана. Сейчас же генерал Вейган сообщил мне, что… английская армия осуществила по своей собственной инициативе отход на двадцать пять миль в сторону портов, в то время когда наши войска, двигающиеся с юга, с успехом продвигаются на север, туда, где они должны встретиться со своим союзником. Такие действия английской армии являются прямым нарушением формальных приказов, которые были подтверждены сегодня утром генералом Вейганом»[103].

Даже такой политик, как Рейно, вынужден был недвусмысленно обвинить Англию в грубом нарушении союзнических обязательств.

Отступление английской армии в направлении Дюнкерка сорвало планы закрыть брешь и восстановить непрерывную линию фронта.

Положение отступавшей английской экспедиционной армии было тяжелым. Более того, к 24 мая шансы на ее спасение представлялись весьма незначительными.

Черчилль признавал 4 июня в своем выступлении в палате общин, когда угроза полного разгрома под Дюнкерком миновала: «Я боялся, что мне выпадет горькая доля объявить о величайшем военном поражении за всю нашу долгую историю. Я считал… что, может быть, удастся эвакуировать 20–30 тысяч человек. Казалось неизбежным, что вся французская 1-я армия и вся английская экспедиционная армия… будут разбиты в открытом бою или же будут вынуждены капитулировать»[104].

Казалось, разгром немецкими армиями английских и французских войск, зажатых в маленьком треугольнике, основанием которого был Гравелин — Тернеуцен, а вершина у Камбре, неминуем. Но вдруг немецкий кулак, занесенный для решающего удара по англо-французским армиям, повис в воздухе.

Когда утром 24 мая танковая группа Клейста вышла на линию Гравелин — Сент-Омер — Бетюн и ей оставалось совершить заключительный бросок вдоль побережья, чтобы отрезать от моря отступавшие английские и французские войска, Гитлер отдал свой загадочный «стоп-приказ» (Halt Befehl). По согласованию с командующим группой армий «А» Рундштедтом Гитлер остановил танки Клейста и Гота, нацеленные на Дюнкерк, и запретил им переходить линию канала Аа.

В 11 часов 42 минуты 24 мая английским командованием было перехвачено незашифрованное немецкое сообщение о приостановке наступления на линии Дюнкерк — Азбрук — Мервилль.

В тот же день главное командование вермахта отдало директиву № 13, в которой задачи уничтожения группировки противника должны были проводиться в первую очередь силами пехотных дивизий группы армий «Б»[105].

Директива № 13 гласила: «Ближайшей целью операции является уничтожение французских, английских и бельгийских вооруженных сил, окруженных в Артуа и Фландрии, путем концентрического наступления правого крыла наших армий и быстрого захвата побережья Ла-Манша в этом районе»[106].

Как видно из этой директивы, Гитлер, приостанавливая наступление, вовсе не намеревался прекращать его. Речь шла лишь об изменении тактических планов. Завершение удара по англо-французским войскам возлагалось теперь не на танковые соединения, игравшие до этого момента роль главной ударной силы, а на пехотные дивизии и авиацию[107].

В письме к Муссолини от 26 мая 1940 г. Гитлер так излагал причины, побудившие его приостановить наступление танковых групп. «Прежде чем отдать приказ об окончательном прорыве к Ла-Маншу, — писал он, — я счел необходимым, даже невзирая на риск, что части англо-французских войск удастся эвакуироваться или выйти из окружения, на время приостановить наше наступление. За выигранные таким образом два дня нам удалось привести в порядок дороги… так что теперь нам нечего опасаться каких-либо затруднений в снабжении войск. Вместе с тем пехотные дивизии… теперь могут вновь соединиться с танковыми и моторизованными соединениями…»[108]

Это решение Гитлера в корне противоречило приказу главного командования сухопутных войск, отданному накануне Браухичем, считавшим необходимым продолжать наступление на союзные армии, чтобы отрезать их от побережья; роль главной ударной силы Браухич отводил танковым соединениям.

Многие исследователи Второй мировой войны считают, что отмена приказа командующего сухопутными войсками была крупным оперативным просчетом Гитлера[109].

Какими военно-тактическими соображениями (о политических мотивах будет сказано далее) руководствовался фюрер, отменив приказ Браухича? Об этом свидетельствует фельдмаршал Рундштедт, писавший: «Решение Гитлера обосновывалось тем, что на карте, имевшейся в его распоряжении в Берлине, территория вокруг порта была показана как болотистая и непригодная для действия танковых частей. Учитывая, что танков мало, что местность труднопроходима и что французские армии к югу еще не уничтожены, Гитлер решил отказаться от танковой атаки, считая ее слишком рискованной»[110]. Он, по словам Рундштедта, сохранял силы для нанесения основного удара на юг «с целью захвата Парижа и окончательного подавления французского сопротивления»[111]. Видимо, поэтому силы, введенные Гитлером под Дюнкерком, оказались недостаточными, чтобы завершить разгром англо-французских армий.

Встает вопрос: насколько основательны причины, побудившие немецкое верховное командование в решающий момент операции остановить танковые соединения? Можно спорить — были ли они достаточно убедительны, или это были ошибки Гитлера и его генералов. Об этом ведутся дискуссии[112]. Одним из мотивов приостановки танков Гитлер, Рундштедт и Кейтель считали: «территория Фландрии слишком болотиста для прохождения танков»[113].

Конечно, гитлеровские войска имели достаточное инженерное обеспечение для того, чтобы проложить дорогу танкам по местности, пересеченной рвами, многочисленными преградами и каналами. Но при этом танковые соединения понесли бы значительные потери, которые неизмеримо возросли бы в период возможных уличных боев в Дюнкерке. В соответствии с инструкцией германского главного командования категорически запрещалось использовать танки для уличных боев, в том числе и за Дюнкерк. Против использования танков в уличных боях высказался в то время и Гальдер, считавший, что такие бои следовало вести пехотными дивизиями. Потери немецких танков в боях под Аррасом достигли 50 процентов. Танковая группа Клейста после операции Булонь — Кале — Ипр — Лилль была еще более потрепана. Общие потери немцев в танках с 10 по 30 мая составили почти 466 машин[114].

Итак, болота болотами, но после двухнедельного стремительного наступления немецкие танковые соединения остро нуждались в передышке и перегруппировке.

На решение Гитлера повлияли также доводы его ближайших военных советников: Кейтеля, Йодля, а также Геринга, особенно настойчиво добивавшегося, чтобы «честь» окончательного разгрома окруженных английских войск была возложена на военно-воздушные силы. Геринг ревниво относился к победам армейских генералов в ущерб его авторитету, стремясь, чтобы первые лавры победы достались ему и его окружению[115].

Все эти обстоятельства, несомненно, сыграли определенную роль в решении Гитлера о приостановке танковой группы Клейста. Гитлер хотел сохранить силы для решающего этапа войны во Франции и ее разгрома.

В уже упоминавшейся директиве № 13 было указано: «За ударами авиации должна возможно скорее последовать операция сухопутных войск (то есть второй, решающий этап наступления на Францию. — Ф. В.), имеющая целью уничтожить… силы противника». Гальдер записывал 25 мая в своем дневнике: «…Политическое руководство считает, что решающая битва должна произойти не на территории Фландрии, а в Северной Франции»[116].

Таким образом, как свидетельствуют документы, в конце мая — начале июня 1940 г. ближайшей целью стратегии Гитлера был разгром Франции, а не нейтрализация Англии.

Прежде чем рассказать об операции «Динамо», необходимо упомянуть о мифе, созданном немецкими генералами Рундштедтом, Йодлем, Блюментриттом и подхваченном западноевропейскими историками и военными обозревателями — Лиддел Гартом, Шульманом, Ассманом, Готаром и другими, — мифе о «золотом мосте», якобы построенном Гитлером для английской экспедиционной армии под Дюнкерком, через который она пришла к спасению, о его «нежелании завоевывать Англию»[117], «намерении отпустить английские экспедиционные силы на родину»[118].

Немецкие генералы, рядящиеся в тогу «истинных друзей Англии» и пытающиеся реабилитировать гитлеровскую политику агрессии и разбоя, постфактум изобрели незамысловатую теорию о том, что якобы фюрер «позволил» английской экспедиционной армии эвакуироваться из Дюнкерка, совершил красивый жест, сознательно «выпустил ее из ловушки», чтобы не унизить англичан, спасти их от позора и тем самым облегчить гордому Альбиону возможность заключения мира с фашистской Германией. Можно с полной ответственностью утверждать: в имеющихся в распоряжении историков документах нет ни одного, который бы подтверждал эти домыслы. Наоборот, документы говорят о решимости Гитлера разбить англичан под Дюнкерком.

Гитлер, если и не в полной мере, несомненно, понимал опасность, которая возникла в связи с уходом с материка основных сил английской армии. В уже упоминавшемся письме к Муссолини, посланном 26 мая, фюрер сообщал ему о подготовке окончательного разгрома армии Горта под Дюнкерком. «Сегодня утром, — писал он, — все армии готовятся к возобновлению наступления на противника… Масса тяжелой и сверхтяжелой артиллерии, которую мы подтянули к фронту, гарантия обильного снабжения боеприпасами, а также ввод в бой свежих пехотных дивизий позволят нам теперь продолжить ожесточенное наступление на этом фронте со всей силой (курсив мой. — Ф. В.). Под натиском начинающегося наступления фронт, вероятно, рухнет через несколько дней»[119].

Соображения, приписываемые Гитлеру, о политической целесообразности эвакуации из-под Дюнкерка безоружных, запуганных и растерянных английских солдат и офицеров, что вызвало бы деморализацию в стране и повело бы к капитуляции Англии перед Германией, не находят документального подтверждения. Это бездоказательные утверждения[120].

Если бы Гитлер действительно хотел «дать ускользнуть» английским войскам из Дюнкерка ради заключения мира с Англией, почему же он продолжал непрерывные изнурительные бои, а не прекратил их? Почему он 26 мая приказал возобновить наступление танков, когда выяснилось, что 18-я и 6-я армии группы армий «Б» наступают крайне медленно?

Вернее предположить, что именно военный разгром английских дивизий на континенте мог вынудить Лондон к заключению мира с Германией. Не случайно генерал Гудериан писал: «Только пленение английской экспедиционной армии могло бы усилить склонность Великобритании к заключению мира с Германией или повысить шансы на успех возможной операции при высадке десанта в Англии»[121].

По свидетельству адъютанта Гитлера Энгеля, тот в период Дюнкерка постоянно твердил о необходимости уничтожить армию англичан, чтобы «сделать Англию более уступчивой в вопросе заключения мира»[122].

Гитлер был убежден, что, растеряв союзников на континенте Европы, без поддержки США, потеряв свою армию, Англия не сможет в одиночестве продолжать войну против германского рейха. Об этом он весьма определенно говорил Муссолини во время встречи, состоявшейся 18 марта 1940 г. в Бреннере.

«Когда будет покончено с Францией, — говорил фюрер, — Англии придется заключить мир»[123]. Но это был бы не мир, а всего лишь перемирие ради осуществления гитлеровцами своих планов завоевания мирового господства.

Исследуя «чудо под Дюнкерком», нельзя абстрагироваться от того, что война на Западе считалась Гитлером и его окружением лишь этапом на пути к завоеванию мирового господства. Осуществлению этих планов препятствовал Советский Союз. Именно летом 1940 г. Гитлер решает начать форсированную подготовку к нападению на СССР.

Готовясь к войне с Советским Союзом, Гитлер дрался против союзнических войск под Дюнкерком лишь «одной рукой», сберегая силы, особенно танковые корпуса, не только для завершения войны на Западе, разгрома и капитуляции Франции, но и для будущей войны против СССР. Следует учесть, что вермахт испытывал серьезный недостаток в танках, а военная промышленность Германии не могла быстро возместить потери.

В начале июня 1940 г. немецко-фашистская армия имела всего 2114 танков. Военные заводы Германии выпускали в месяц менее 200 танков и самоходных орудий[124]. Если агрессия против Советского Союза, по первоначальным планам Берлина, была намечена примерно на сентябрь 1940 г., то фашистская армия, учитывая потери в ходе дальнейших боев во Франции, могла иметь 2500–2600 танков, главным образом легких и средних. Гитлер считал, что этих сил недостаточно. Отсюда его приказ «беречь танковые силы для будущих операций», завершающих боев против Франции, а главное — военных действий против СССР.

Наконец, анализируя события, связанные с «чудом под Дюнкерком», не следует забывать еще один аспект вопроса, а именно силу сопротивления английской и французской армий. Насколько нерешительно было английское командование в помощи своей союзнице Франции для нанесения контрудара немцам и ликвидации прорыва на юге, настолько Черчилль, Горт, Александер были решительны и стойки в период эвакуации английской экспедиционной армии. Английская армия, сохранявшая значительные силы, покидала своего союзника в самый тяжелый момент, но английские солдаты сражались самоотверженно. Участник боев за Дюнкерк английский офицер Ричард Сквайрс писал: «Дюнкерк был бегством с поля боя. Дюнкерк был предательством по отношению к нашей союзнице Франции. Дюнкерк был пощечиной для английских солдат, которые хотели сражаться, а не эвакуироваться под огнем вражеских орудий»[125].

Полного военного разгрома английской армии на континенте гитлеровцам добиться не удалось. Но в этом «повинны» отнюдь не они.

Вечером 25 мая Черчилль вызвал руководителя морского министерства и отдал краткий приказ: завтра начинайте «Динамо». К тому времени подготовка к операции по эвакуации английских войск из Дюнкерка, как мы отмечали, уже началась. Под контролем адмирала Рамсея в Дувре происходило сосредоточение кораблей и мелких судов. К операции готовился и главнокомандующий английской экспедиционной армией Горт.

Вопреки «плану Вейгана», по существу отказавшись предпринять наступление на юг, генерал Горт начиная с 25 мая в соответствии с указаниями Черчилля начал создание плацдарма у Дюнкерка и концентрацию у порта оставшихся английских войск. После падения Булони и Кале Дюнкерк был единственным портом для эвакуации.

Горту активно помогали генералы Брук, Александер и Монтгомери. Горт лишь дожидался последнего сигнала из Лондона. И этот сигнал был подан. Утром 26 мая он получил секретную телеграмму военного министерства. В ней одобрялись действия Горта и ему разрешалось «пробиваться в направлении побережья во взаимодействии с французскими и бельгийскими войсками»[126]. Вскоре им была получена вторая лаконичная телеграмма: «Отходите к побережью». В час дня 27 мая, в подтверждение предыдущих телеграмм, Горт получил еще одно указание военного министра: «эвакуировать в Англию как можно большую часть ваших войск»[127].

Вечером 26 мая операция «Динамо» началась. К ночи 27 мая к побережью Франции направилась разношерстная флотилия английских судов. В операции участвовали десятки военных кораблей, в том числе крейсеры, 39 эсминцев, 36 минных тральщиков, а также невоенные корабли и суда: 77 траулеров и дрифтеров, 40 шхун, 25 яхт с военно-морскими экипажами, 45 транспортных судов, 8 госпитальных судов, моторные катера, буксиры. Были мобилизованы спасательные лодки с океанских пароходов, стоявших в лондонских доках. Всего в операции «Динамо» участвовало 861 английское и иностранное судно, из них 300 французских, польских, голландских, норвежских. По всей Англии, как порыв бури, несся клич о спасении «наших парней на дюнкеркском берегу».

Десятки тысяч англичан — рыбаки, докеры, шоферы, машинисты, яхтсмены из Дувра, Рамсгейта, Плимута, Халла — все, кто мог держать весла, править парусом или моторной лодкой, устремились через Дуврский пролив на спасение английской армии, участвуя в операции «Динамо». «Москитный флот» Англии под ожесточенной вражеской бомбежкой (гитлеровцы бросили в бой до 300 бомбардировщиков и 500 истребителей) и ураганным артиллерийским обстрелом сновал от песчаного побережья моря к крупным кораблям и перевозил на них солдат и офицеров.

На «пятачке» в 50 километров шириной и 30 километров глубиной, в горящем Дюнкерке, на побережье среди песчаных дюн десятки тысяч английских и французских солдат отбивались от наседавшего противника, от ударов немецкой авиации. Для прикрытия отступления в ход была пущена вся авиация Англии, весь драгоценный резерв, который Черчилль ранее не хотел бросить на помощь Франции, — делалось до 300 самолето-вылетов в день.

Английские летчики дрались мужественно и храбро, совершая с рассвета и до темноты на «харрикейнах» и «спитфайерах» по 4–5 самолето-вылетов с аэродромов Британских островов. На редкость спокойное море — в бурную погоду даже самые большие смельчаки не рискнули бы пересечь Ла-Манш на утлых суденышках «москитного флота» — как будто помогало англичанам спасать «своих парней». Отступление англичан, в свою очередь, героически прикрывали французские войска.

Под Лиллем и Дюнкерком отважно сражались французские солдаты армии генерала Бланшара. Когда лорд Горт сообщил ему 28 мая об эвакуации английских войск, генерал Бланшар отказался отдать приказ об отступлении французских дивизий. Тогда Горт стал отходить без французской армии. Французское командование протестовало против «эгоистичной позиции Горта»[128].

Мужественное сопротивление пяти французских дивизий 1-й армии под Лиллем, отрезанных позднее и плененных немцами после того, как они израсходовали все снаряды и патроны, во многом обеспечило успех эвакуации английских войск из Дюнкерка.

К Дюнкерку прорвалась примерно лишь половина 1-й французской армии. Но и те из французских солдат и офицеров, кто прибыл к Дюнкерку, эвакуировались по приказу Горта во вторую очередь[129].

31 мая Чернить в третий раз прилетел в сопровождении Эттли и Исмэя в Паршк. На заседании верховного совета союзников, состоявшемся в кабинете Рейно, в военном министерстве на улице Сен-Доминик, присутствовали также Петэн, Вейган и Дарлан.

Главной задачей поездки Черчилля было смягчить англо-французские трения, возникшие в результате несогласованного отступления армии Горта, и добиться от Франции продолжения войны с Германией. Ему не удалось достичь ни того, ни другого.

На совещании в Париже выявилось, что Петэн и другие политические деятели Франции готовы пойти на сепаратный мир с немцами. Еще 25 мая на заседании военного комитета Франции правительство и командование решили искать перемирия с Германией[130]. Черчилль же, по его словам, «пел свою обычную песню: мы будем продолжать сражаться, что бы ни произошло и кто бы ни вышел из боя»[131].

Утром следующего дня Черчилль покинул Париж.

31 мая и 1 июня были кульминационным пунктом операции «Динамо». В эти два дня в Англию было вывезено свыше 132 тыс. человек — более чем в любой из всех остальных тяжелых дней дюнкеркской операции. Из общего числа эвакуированных в Англию одна треть была вывезена с побережья на судах «москитного флота» под артиллерийским огнем и ожесточенными налетами авиации. На море английские корабли преследовались вражескими торпедными катерами и самолетами. Море буквально кишело людьми, умолявшими о помощи. В последние два дня, когда вражеское кольцо еще не сомкнулось окончательно, эвакуация могла осуществляться только под покровом темноты. В последнюю ночь и утро 4 июня, когда были вывезены все английские войска, из Дюнкерка эвакуировали 26 тыс. французских солдат. В 9.00 Дюнкерк пал. В 14 часов 23 минуты по Гринвичу морское министерство Англии сообщило о завершении операции «Динамо». На берегу совершилась «трагедия арьергарда» — около 40 тыс. французских солдат и офицеров, прикрывавших эвакуацию своих товарищей, попали в фашистский плен[132].

За девять дней операции «Динамо», с 27 мая по 4 июня, по данным морского министерства, было эвакуировано в Англию 338 тыс. человек, из них 215 тыс. англичан. Остальные 123 тыс. составляли французские, бельгийские солдаты и военнослужащие других союзных Англии стран. Судами французского флота было спасено 50 тыс. человек. В ходе операции немецкие бомбардировщики, торпедные катера потопили 224 корабля и транспортных судна[133].

Общие потери союзников под Дюнкерком убитыми составили 9290 человек, а всего с ранеными, пропавшими без вести достигли 68 тыс. человек[134].

Под Дюнкерком было утрачено почти все вооружение и снаряжение английской армии — 7 тыс. тонн боеприпасов, 90 тыс. винтовок, вся артиллерия (2300 орудий), 120 тыс. автомашин, 8000 пулеметов, не говоря уже о танках и броневиках[135]. Правда, генерал Александер захватил горсть камней с пляжей Дюнкерка, надеясь снова вернуться во Францию.

Французы лишились четверти всей артиллерии, трети легких и тяжелых танков, трех четвертей средних танков.

Цифры потерь союзников под Дюнкерком, особенно в живой силе и технике, ожесточенность боев опровергают фальшивую легенду о «золотом мосте». То, что Гитлеру и его генералам не удалось уничтожить под Дюнкерком английскую армию, а они стремились к этому, явилось результатом ряда политических и иных факторов.

Если для немецкого командования это была неудача, то для англичан и французов проигрыш битвы под Дюнкерком был тяжелым военным поражением. Оценивая в парламенте события в Дюнкерке, Черчилль вынужден был охарактеризовать их как «крупнейшее военное поражение». Он признавал, что подобными «эвакуациями войны не выигрывают»[136].

Положение Англии стало отчаянно тяжелым. Ее народ расплачивался за последствия мюнхенского курса, за политику поощрения фашистских агрессоров. Враг стоял у порога Англии.

У. Черчилль стремился ободрить своих соотечественников. «Мы, — говорил он в палате общин, — не сдадимся и не покоримся. Мы пойдем до конца, мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и океанах, мы будем сражаться с возрастающей уверенностью и силой в воздухе, мы будем оборонять наш остров…»[137]

Таким образом, «Дюнкеркское чудо», в котором, как мы видели, не было ничего «чудесного», было обусловлено сочетанием военно-стратегических, тактических и политических факторов. Наиболее важными из них явились планы Гитлера по завоеванию мирового господства и подготовка войны против СССР, стоявшего на пути фашистских агрессоров.

Уже в дни Дюнкерка Гитлер думал об экономии военных сил и средств ради выполнения как ближайшей задачи — разгрома и капитуляции Франции, так и главной задачи — войны против СССР с целью его уничтожения.

Даже еще не участвуя во Второй мировой войне, СССР своей силой и мощью самым непосредственным образом влиял на события и ход войны, и в частности на «чудо» в Дюнкерке, и тем самым помог сохранить и эвакуировать английскую экспедиционную армию.

Легенду о «золотом мосте», о «гуманизме» Гитлера, его «заботе» о престиже гордых англичан, якобы «выпущенных» им из-под Дюнкерка, следует отнести к области генеральских сказок. Незамысловатая цель этой легенды состоит в том, чтобы оправдать просчеты Гитлера и германского генералитета под Дюнкерком и замаскировать ряд других обстоятельств.

Гитлер, вполне вероятно, стремился к миру с Англией, но к такому миру, который бы являлся «важным звеном подготовки германского похода на Восток, против СССР»[138].

Политический смысл легенды о «золотом мосте» под Дюнкерком, о «миролюбии» Гитлера и немецких генералов состоит, помимо всего прочего, в том, чтобы вопреки фактам доказать — фашистская Германия не была непримиримым врагом Англии и война между Германией и Англией явилась политической ошибкой. Смысл легенды о «Дюнкеркском чуде» имеет и другую сторону. Буржуазные фальсификаторы истории, западногерманские генералы, английские и американские стратеги стремятся умалить роль Советского Союза в спасении Европы от коричневой чумы и Британских островов от гитлеровского нашествия.