Глава 7

Домик старушки был маленьким, но добротным. Сарин отметил, что крыльцо не так давно подправлено — свежую доску было видно сразу, а крыша заново перестелена.

— Помогают тебе, мать?

— Да, сынок. Помогают, — отозвалась женщина. — Мало нас тут, но дружные все, сердобольные. Старую женщину не оставят.

Она отворила дверь в избу и посторонилась, пропуская гостей.

Сарин, как только порог переступил, поклонился углу ушедших, чтобы хозяйку не обидеть. Вещиц, собранных на полках, было не так уж много, и старик решил, что семья хозяйки осела в этих местах не так давно.

Лутарг кланяться не стал, а просто застыл рядом.

— Ступайте, ступайте, — поторопила их старушка, — а то туману напустим.

Разувшись и сняв плащи, мужчины по плетеной дорожке прошли в комнату, где Сарин усадил молодого человека на скамью.

— Что ж ты одна живешь, мать? Твои где? — поинтересовался Сарин, огладывая скудную обстановку.

Две широких лавки, стол и сундук — вот и все убранство.

— Так не осталось никого, сынок. Деда своего еще в прошлом году схоронила, а дочек мужья к себе увели.

— Что с ними не пошла, звали, поди?

— Звали, — согласилась старушка, хлопоча у печи, только не хочу. Тут родилась, тут и помру.

— Зря ты, мать. С детьми-то проще будет.

— Вот еще. Обременять молодых, — отмахнулась женщина. — Я свое пожила, пусть и они тоже. Сын?

Хозяйка кивнула в сторону молчаливого Лутарга.

— Сын, — согласился Сарин и улыбнулся, заметив, как дрогнул подбородок молодого человека.

— Молчун, как погляжу.

— Так каратели, говоришь, спустились, — поспешил сменить тему Сарин.

Старушка любопытная попалась, то и дело кидала на Лутарга заинтересованные взгляды, а лишние расспросы им ни к чему были.

— Да, мужики видели. Три ночи назад туда прошли, а в эту возвернулись.

— Вернулись? — удивился старец.

— Вернулись, под утро мимо нас ходили.

— Странно.

— А то! Вот ведь дело, сперва до срока объявились, а тут и вовсе назад пошли. Не к добру это, — предрекла старушка, ставя на стол три миски и тарелку с лепешками. — Мясом потчевать не буду, а вот коли на похлебку согласны, то прошу.

— Согласны, мать, согласны. После дороги горячая похлебка куропаткой покажется.

Сарин потянулся было за лепешкой, но получил по руке от хозяйки дома.

— Мыльня за крыльцом, — строго сказала старушка, послав мужчине лукавый взгляд.

Старец усмехнулся в ответ, а Лутарг рядом с ним подавил смешок.

— Идем, сынок, — обратился старик к своему спутнику. — А то не допустят.

Каркающий смех старухи стал ему ответом.

Это был самый короткий год в жизни вейнгара. Дни пролетели незаметно, и до оговоренного с шисгарцами срока осталось меньше месяца, а Кэмарн все еще не принял решение.

За это время им были подняты все тэланские хроники, начиная от прибытия первых поселенцев из-за Дивейского моря и по день нынешний, но нигде правителю Тэлы не встретилось упоминание о договоре, предложенном ему карателями.

И это было необъяснимо, ибо с точки зрения летописцев, посвятивших жизнь хроникам, пропустить такое событие верх неразумности. Как можно не упомянуть о деле, касающемся ежегодного побора?

"Возможно ли, что они врут?" — задавался вопросом Кэмарн и не находил на него ответа. Какова их выгода в этом деле, кроме заявленного обоюдного освобождения? Утвердить абсолютную власть над Тэлой?

Но не только сомнения и нерешительность волновали вейнгара. Мужчина переживал за своих детей. Как он сможет просить дочерей об этом? Как решится?

Признаться девочкам, что благополучие страны родитель ставит выше счастья и жизни собственных детей? Ведь уверенности в том, что одна из них вернется через год, как говорят шисгарцы, у Кэмарна не было.

Взять на себя ответственность, приказать и отправить ребенка на заведомую гибель? Какой отец пойдет на это? Вейнгар не был уверен, что он сможет стать им.

Всеми этими вопросами Кэмарн мучился в одиночестве, так и не найдя в себе сил поделиться тайной еще с кем-нибудь. Даже верному Сарину, которому без раздумий был готов доверить свою жизнь, мужчина не сказал ни слова.

Глубокая задумчивость и чрезмерная нервозность правителя Тэлы не осталась незамеченной, как среди близких, так и преданных своему господину тэланцев.

Не прошло стороной для чужих взглядов и то, что на протяжении всего года Кэмарн почти не появлялся на людях, только по большим праздникам, и отказался от весеннего объезда владений, что издревле рассматривался жителями Тэлы, как великая благодать.

Последнее даже породило слух, что нынешний вейнгар весьма плох и готовится передать власть в руки сына.

Лишь за две недели до наступления месяца белого флага Кэмарн, не видя иного выхода, решил посоветоваться с детьми. Всех троих мужчина собрал в своих покоях, и сейчас, устремив взгляд на залив, собирался с мыслями, чтобы начать непростой для него разговор.

Это было сложно — собраться, да и сын не облегчал ему задачу, выхаживая по комнате, как раненый зверь.

— Что с тобой творится, отец?! — не выдержав затянувшегося молчания, воскликнул молодой человек. — Ты сам не свой последнее время!

— Матерн, — охнула Лураса, укоризненного глядя на старшего брата.

— Что? — огрызнулся он. — Я имею право знать, что происходит!

— Отец сам скажет, когда сочтет нужным, — пристыдила девушка молодого человека.

— Как же, скажет! — не желал сдаваться Матерн, которого отцовские тайны раздражали больше, чем что-либо.

Он уже давно чувствовал себя готовым принять ответственность за королевство, но вейнгар все время откладывал провозглашение сына, как приемника. Конечно, от этого его положение наследника не подвергалось сомнению, но молодой человек все же жаждал получить официальный статус и геральдическую цепь в качестве его подтверждения.

— Наберись терпения, брат, — вступила в спор старшая сестра. — Мы же не просто так здесь собрались, да, отец?

Милуани была всего лишь на год старше Матерна, но, в отличие от младшей сестры, имела на него определенное влияние, пусть и небольшое. Правда пользовалась она им весьма редко, в большинстве случаев предпочитая занимать сторону брата.

— И ты туда же, — не преминул выказать свою обиду молодой человек, окинув девушек взглядом исподлобья.

— Не ссорьтесь, — прервал назревающий конфликт вейнгар, все так же вглядываясь в залив. — Лураса права, наберись терпения, сын, скоро все узнаешь.

— Она всегда права, — буркнул молодой человек, но нападки прекратил, усевшись в кресло с недовольной гримасой на лице.

Пауза затягивалась, но Кэмарн, спиной ощущая напряженные взгляды детей, все также продолжал молчать, не находя слов. Его взгляд блуждал по водной глади, замирая, то на утлых суденышках рыбаков, добывающих снедь, чтобы выжить, то на хулках зажиточных горожан, владеющих торговыми лотками на главной площади, или же вовсе останавливаясь на далекой линии горизонта, словно она могла подсказать ему нужные слова.

— Отец, — первой не выдержала Лураса.

Девушка приблизилась к вейнгару и, коснувшись позолоченных солнцем одежд, погладила того по плечу.

— Ты можешь не говорить, если не хочешь. Мы все поймем.

Кэмарн глубоко вздохнул и, приобняв дочь, легонько коснулся губами нахмуренного лба.

— Не расстраивайся. Все будет хорошо, — посоветовал мужчина. — Идем.

Кэмарн подвел девушку к изящной софе, а сам подошел к двери. Он что-то тихо сказал охране стоящей на входе в покои, а потом, устроившись в огромном бело-золотом кресле, обратился к детям.

— Вы должны помнить, что в прошлом году шисгарские каратели не взяли с Антэлы дань, и что, придя, они просили о встрече со мной.

— Конечно, помним, но…

— Не перебивай меня, Матерн, — остановил сына Кэмарн. — Тебя мы уже выслушали, теперь буду говорить я.

Молодой человек, насупившись, умолк, а вейнгар продолжил, глядя куда-то перед собой и ни к кому конкретно не обращаясь.

— В ту ночь мы договорились увидеться еще раз…

— Но…

— Матерн, помолчи, — шикнула на брата Лураса.

— … и это случилось через несколько дней у развалин старого храма. Я был один, — сразу уточнил вейнгар, чтобы избежать лишних вопросов. — Каратели сделали мне предложение, и если я соглашусь принять его, то Тэла станет свободна от ежегодного побора. Можно будет забыть о страхе однажды ночью потерять близкого человека.

Вейнгар предостерегающе поднял руку, призывая к тишине, так как эмоции, написанные на лицах детей, говорили о желании высказаться.

Восхищением и радостью сияли глаза Милуани, для которой страх попасть в руки к шисгарцам был источником постоянных ночных кошмаров. Искривленные губы Матерна — выражали скептицизм и недоверие, а робкая улыбка Лурасы свидетельствовала о зародившейся искре надежды.

— Сама идея неплоха, даже желанна для нас, но для ее воплощения требуется жертва, которую я не готов принести, не посоветовавшись с вами. — Кэмарн замолчал, собираясь с духом, а затем выпалил: — они хотят получить наследника от одной из моих дочерей.

На несколько мгновений к комнате повисла гнетущая тишина, затем покои вейнгара содрогнулись от криков и рыданий.

Кричал и ругался в основном Матерн. Его лицо покраснело от охватившей молодого человека злости, на щеках алели красные пятна, а с губ срывались слова возмущения.

— Ты не посмеешь… Это все обман… Как ты мог даже подумать, отдать им сестру! Эти твари замучают ее до смерти! Она не переживет…

Реакция сына вейнгара не удивила, нечто подобное он и ожидал. Старшая дочь также оправдала ожидания отца. Милуани, размазывая по щекам слезы ужаса, судорожно всхлипывала и, не переставая, шептала: " Не отдавай им меня, не отдавай им меня"… И только Лураса, от которой Кэмарн также ждал испуганных слез, не произнесла ни слова, а с задумчивой серьезностью смотрела на отца.

"Свет моей души", — с гордостью подумал мужчина и тепло улыбнулся дочери, прежде чем прикрикнуть на остальных:

— Хватит! Вы меня плохо слушали!

Окрик возымел действие. Матерн перестал возмущаться, а Милуани оторвалась от жалости к себе и посмотрела на отца.

— Я сказал, что хочу посоветоваться, — устало продолжил вейнгар. — Решение касается не только меня и Тэлы, но и вас тоже.

Мужчина поочередно вглядывался в лица дочерей, коря себя за то, что перекладывает ответственность на их хрупкие плечи, лишает девочек юной беззаботности.

— Без согласия одной из вас, я ничего предпринимать не стану.

— Ты не может, отец! — вновь возмутился Матерн.

Молодой человек сердито прошествовал к старшей сестре и, встав за ее спиной, заявил:

— Луани скорое умрет, чем согласится добровольно отдаться шисгарцу! — та согласно закивала, приглушая рукой рвущиеся из груди всхлипы.

— У вас есть время подумать. Через десять дней я спрошу о решении. А сейчас ступайте.

Кэмарн поднялся с кресла и вернулся к окну, чувствуя себя при этом глубоким старцем. Когда за спиной вейнгара хлопнула дверь, мужчина спрятал лицо в ладонях, чтобы скрыть даже от себя выступившие на глазах слезы.

Сейчас он понимал, почему в хрониках нет упоминаний о предложении шисгарцев. Никто из предыдущих правителей не решился пожертвовать своими детьми, ради спасения других. Многих. Не решился пожертвовать и не нашел в себе сил рассказать в этом. И не один из них не признался в собственной слабости.

Раздавленный горем Кэмарн не слышал легкой поступи младшей дочери, которая не покинула покои, а все то время что вейнгар корил себя, продолжала сидеть на софе и наблюдать за отцом. Прикосновение ее рук заставило мужчину вздрогнуть и испустить шумный вздох.

— Девочка моя, — мужчина прижал к своей груди светловолосую голову, еще больше сгибаясь под грузом предполагаемого предательства. — Прости меня, Раса.

Он извинялся за то, что позволил себе допустить мысль отдать дочь шисгарским карателям. Что думал об этом целый год, думал как вейнгар, но не родитель.

— Не надо, отец. Ты делаешь то, что должен — заботишься о людях.

— Но…

— Это будет наш выбор, мой или Милуани, — девушка поцеловала отцовскую ладонь, затем коснулась ею своей щеки. — Я обещаю подумать над твоими словами.